Окруженцы. Долг, честь, совесть у начсостава 1941

   


Честь — это «внутреннее, нравственное достоинство человека, доблесть, честность, благородство души и чистая совесть». В.И. Даль

Честь всех деяний человеческих должна быть первым подвигом и живым образом всех достоинств, заслуг и добродетелей в почтённых вышними степенями людей.
П. А. Румянцев

Долг военного человека побуждает пещись о сохранении людей. Г. А. Потемкин


Если в царское время существовали офицерские собрания с неофициальным Кодексом чести, где одним из принципов было: долг — Отечеству, честь — никому!
И в военных академиях старые преподаватели, бывшие царские офицеры  при советской власти до неких пор ещё пытались воспитывать курсантов в духе нравственности. благородства, достоинства, честности, смелости, совестливости, но в обучение ввели политобразование. Понятно, что это было необходимо! Неготовность к политике была недостатком в подготовке офицеров при царе.
И функции воспитания взяли на себя парторганизация, комиссары и особые отделы. 

Приоритеты поменялись - вместо чести и достоинства главенствующей стала непоколебимая преданность советской власти и вождю. И патриоты трансформировались из патриотов отчизны в политических патриотов нового строя, коммунистического СССР, патриотов Сталина. И командиров, кроме происхождения, фильтровали по этим критериям.
А пряник и кнут для военных отдали Главполитуправлению и НКВД, сталинским попам и карателям, творениям  тридцатых.

Долг, честь, совесть,  благородство – ценности, конечно, высокие но понятные больше определённым социальным группам – интеллигенции и наиболее образованным рабочим и крестьянам.
А главной ценностью во все просвещённые времена и прежде всего! – была жизнь каждого человека. Но в сталинское время человек был ничто.
Хотя в Полевой устав РККА тридцать девятого года и включили лживые строки: «Самым ценным является человек сталинской эпохи».

Константин Симонов от увиденного до войны и в её время создал в книге «Живые и мёртвые» собирательный образ комбрига Серпилина,  с реальной, почти типовой судьбой попавшего под молот энкавэдэшников,  мужественного и честного командира, сильного духом, не сломленного бедами, ставящего судьбу страны и солдат выше личного.
«Два года прокомандовав дивизией, получил кафедру тактики в той самой Академии Фрунзе, которую пять лет назад кончил сам.
Непосредственным поводом для ареста послужили содержавшиеся в его лекциях и бывшие тогда не в моде предупреждения о сильных сторонах тактических взглядов возрожденного Гитлером вермахта.
После ошеломившего его ареста ему предъявили уже вообще черт знает что и дали десять лет. Когда его выпустили, он вышел постаревшим и физически измотанным…»
«Он вернулся в Москву в первый день войны и хотел только одного — поскорей оказаться на фронте.
Последний приказ, пришедший в дивизию перед тем, как прервалась связь с армией, был: прочно удерживать позиции. Думая о предстоящем, Серпилин больше всего боялся получить запоздалый приказ на отход». Вот такие сражались люди чести!

Дмитрий Михайлович Карбышев родился в Омске в сибирской казачьей  старообрядческой семье. С отличием окончил Николаевскую военно-инженерную академию.
Бывший царский подполковник, крупный инженер, перед войной генерал-лейтенант Красной армии, учёный, изобретатель, профессор военных академий Карбышев был «человек с широким военным кругозором, пользовался большой популярностью не только среди личного состава академии, но и далеко за её пределами» (М.Ф.Сочилов). Коллектив академии избрал его руководителем Суда чести.
На Западный фронт перед началом войны уехал в командировку. Попал в окружение. Дальше - лагеря. Обрабатывали. Даже в Берлин возили. Уговаривали поработать на Германию, обещали «завидные условия жизни в самом Берлине».

Он был военным учёным мирового уровня.  Но предпочёл бороться и, поскольку «в резкой форме отверг все предложения фон Кейтеля» (со слов начальника инженерной службы Берлинского укрепрайона полковника Лебека), от него отстали и определили в категорию узников лагеря уничтожения.
Отрывок из его характеристики для гестапо по результатам уговоров в Берлине: «Этот крупный советский фортификатор, кадровый офицер старой русской армии, оказался насквозь зараженным большевистским духом, фанатически преданным идее верности воинскому долгу и патриотизму…»
Побывал в Майданеке, Освенциме, Заксенхаузене. Его девиз был: «Не терять чести даже в бесчестье».

Заключённые, что были рядом с ним, видели на кого равняться, с кого брать пример. Он выработал «Правила поведения советских людей в фашистском плену», одним из пунктов которого было – «Высоко держать честь советского воина».
Со слов канадского офицера Седона де Сент-Клера, который сидел вместе с Карбышевым в лагере Хейнкель, филиале Заксенхаузена: «Патриотизм генерала Карбышева не был пассивным. Он сумел не только умереть мужественно, но и жить мужественно, что было много труднее в том положении, в котором мы находились». Погиб в лагере уничтожения Маутхаузен в феврале 1945, где вместе с группой наиболее стойких узников был заморожен под струями воды на сильном морозе.

Были и другие драматические истории, но не схожего поведения.
А.Г.Потатурчев, 1898 г.р., из бедных крестьян. После Академии, в 1936 – майор, в 1940 уже генерал-майор.
Командир новой танковой дивизии, где было около 1000 офицеров, до 160 танков Т-34 около полутора сотен средних танков и несколько тяжёлых КВ – всего 335 танков (есть данные и с бОльшим количеством танков, но с цифрами в разных источниках практически никогда нет одинаковости)! 
Дивизия была укомплектована автотранспортом и средствами механизированной тяги на 80 %, числилась в тройке наиболее мощных танковых соединений Красной Армии того времени, в её состав входили и пехотный, и артиллерийский полки.
Обще число солдат и офицеров составляло почти 11 тысяч. Дислоцировалась дивизия в Белоруссии.

При строжайшем приказе не отступать отступил. Окружили. Прорыв осуществить не смог. В сражении в районе Белостока дивизия была полностью разгромлена. Ушёл с несколькими офицерами и солдатами. Но в конце июня был пленён, и с партбилетом. (А практически все военачальники были членами ВКПб). Но он был первым советским генералом, попавшем в плен (Пауль Карель), и потому важным объектом внимания.
Вот отрывки из его характеристики по результатам допросов в немецком отчёте.
«Человек примитивного склада… В осанке отсутствуют строгость и уверенность… Выглядит, как человек из народа, который обязан своим восхождением не дарованию, а личному честолюбию, прилежанию и энергии…  У него отсутствует сознание национальной чести и долга, которое является у нас само собой разумеющимся».
Всё рассказал - и о своей дивизии, корпусе, и о Красной армии, всё, что знал. Но коллаборационистом не стал.
Был освобождён союзниками из Дахау, умер в лазарете Бутырской тюрьмы. Реабилитирован после смерти Сталина.

Но не будь уничтожительных приказов комкорпуса (а у того были свои приказёры) и некомпетентных политкомиссаров, у которых власти было больше, чем у командиров!  Было бы горючее, запчасти, боеприпасы - не пришлось бы бросать и взрывать танки, и будь сам пожёстче, посмелее, поинициативней, - можно бы было спасти дивизию и не оказаться в плену! Мог бы воевать и давать отпор захватчикам. 
А ведь это была личная трагедия человека, генерала, показавшего себя способным, и эпизод большой драмы Красной армии начала войны – спереди немцы–, а сзади – свои как враги-ликвидаторы, а посередине командиры и комиссары рыхловатые, слабоватые, и для них долг не главное.
А немцы по таким, как Потатурчев, составляли представление об офицерах Красной армии и расчётливо осуществляли успешные удары.

Много было случаев самострелов офицеров. В мемуарах есть о самострелах как о массовом явлении в последнем окружении командующего Южным фронтом Кирпоноса.
Но были и стойкие. С чувством долга за солдат, держащиеся до конца.
В начале июля остатки мехкорпуса генерала П.Н.Ахлюстина, потерявшего в боях технику, были окружены под Минском. И 500 км выводил он с боями остатки корпуса. Раненых не бросали - даже убитых хоронили. Оставил генерал-майор западный берег реки Сож только с последней группой бойцов. Но погиб, переправляясь, от попадания снаряда.

Командующий 18-й армией генерал-лейтенант А. К.Смирнов, 1895 года рождения, воевал в Первой мировой в звании поручика, из дворян. С 1917 в Красной Армии. С двумя орденами Красного Знамени за гражданскую. В 1940 - командующий войсками Харьковского военного округа.
Оказался в окружении со своей армией в районе Мариуполя. При попытке прорыва 8 октября 1941 года был ранен. От эвакуации самолётом отказался.  В критический момент, чтобы не попасть в плен, застрелился. Говорят, что немцы в знак признания его мужества похоронили его с воинскими почестями, установив на могиле табличку на двух языках: «Похоронен по приказу немецкого генерала танковых войск».

Весной 42-го в Ржевско-Вяземской операции подобное произошло и с другим нашим командармом 33-й армии М.Ю.Ефремовым. Не стал бросать свои дивизии, прорвавшие оборону немцев при наступлении на Вязьму. Были они в окружении без помощи и поддержки три месяца. Не улетел на присланном за ним самолёте. Горестно ему было, совестно и стыдно перед бойцами - не помогли свои, бросили, предали.
Очень дорого – миллионы погибших и погубленных сталинским командованием - стоили нам эти Вязьма и Ржев в 1941 – 1943 годах. Самая гиблая территория СССР в Великой отечественной  войне!
(Подробнее о 33-й армии и Ефремове в следующей публикации).

Безусловно немцы пытались склонять к сотрудничеству наших пленных высших офицеров. Особенно активно к концу 1943 года, когда началось формирование русской освободительной армии (РОА).
По информации, собранной Александром Коваленко (Проза.ру) высшего комначполитсостава в плену у Вермахта побывало 108 чел., из них 9 командармов.
В 1941 в плену оказались 78 чел., в 1942 – 22.
С ранениями пленили 45 чел. Без сознания — 13. За колючей проволокой погибли 43 генерала. Но 11 бежали.
Добровольных,  явных предателей было 6 чел. Были и такие, кто согласился сотрудничать, не сразу, в лагерях.
В отношении побывавших в плену высших офицеров много неясного – и за и против. Плен есть плен.

Генералов ещё начали эвакуировать, а с заботой о солдате, его жизни, с совестливостью, стыдом и честью у нашего неосуждаемого  руководства и ключевых командиров и комиссаров было совсем плохо.
Упрощённо это можно представить так.
Главные решения по военным операциям принимали Сталин с его Ставкой и Политбюро. Все их члены заняли руководящие места в условиях жёсткого насилия, с практикой и опытом массовых репрессий и убийств. Что им было до гибели солдат и прочих. И чувство долга у них было своё – верхушечное, политическое, не народное  -за удержание власти со страхом за себя и близких. Ну и слово честь – это не из их лексикона.
По словам Пифагора, одинаково опасно бесчестному вручать власть как и безумному меч.

Да ещё ко всему - верхушка – оказалась трусливой. После объявления в Москве военного положения ринулись начальники с семьями в спокойные гнёздышки в Куйбышеве (заранее готовили) и в дальнюю эвакуацию. И расстреливали на всякий случай сидельцев. А чем им помешали жёны Тухачевского и Уборевича (по информации С.Михеенкова)? Какие бы секреты эти Нины немцам рассказали, если бы…?  Ну а про военных уже много говорено.

Весь сорок первый год был годом отступлений, окружений и пленов. В сорок втором после отхода замёрзших немцев от Москвы Сталин стал практиковать неподготовленные массовые наступления – скорее гнать армии вперёд, начиная  от столицы, одновременно широким фронтом, с огромными жертвами: с потерей людей, оружия, техники и с повторениями окруженческих катастроф.
Только Сталинград в 1943 дал надежду. После него несколько поменялись взгляды и позиции. Появился профессиональный опыт планирования и командования. Ну а чести, совести и стыду никогда не научить…

Про войны читать и писать неприятно! Лучше бы не вспоминать. Войны и сейчас и не только у нас.
Ну а если вспоминать (а забывать непростительно!) – то реальную, с реальными героями и огромными жертвами, трагедиями и их виновниками, а не прикрашенную  с превозносимыми, как само собой разумеющимися, нашими победами  и  разными подобранными и присочинёнными пафосными  историями о подвигах и героизме.


Источники информации

1. Олег Нуждин. Генералы и полковники РККА в плену в годы Великой Отечественной войны.
2. Сергей Михеенков. Москва-41, ЖЗЛ, 20202.
3. Владимир Касьянов. История подвига генерала Михаила Ефремова, не предавшего Родину и своих солдат. Минская правда.
4. Генерал Красной Армии, с почестью похороненный немцами. Дзен. «Такая история»..
5. А.В.Исаев. Трагедия плена. Военно-исторический журнал №8-2011 (о Пататурчеве, А.Т.).
6. Анатолий Черников. Триумф и трагедия генерала Потатурчева. «Наш современник» № 12, 20205.
7. Е.Г.Решин. Генерал Карбышев.
8. В.Кардашов. Рокоссовский.
9. К.Симонов. «Живые и мёртвые».
10. Александр Коваленко. Генералы. Судьбы. Проза.ру,
11.  Интернет, разное