Ужас на Еллоу Брик Роуд

               


     Плывя по волнам своей памяти, немного ослабевшей в последние годы, я, доктор Ватсон, верный спутник и правдивый биограф великого сыщика Шерлока Холмса, чаще вспоминаю не те громкие, нашумевшие дела моего друга, увенчанные лаврами в моих «Записках», но те малоизвестные  эпизоды его деятельности, которые хоть и не привели к шумному успеху у публики, всё же являются наиболее сложными, секретными и, я бы даже сказал, щекотливыми.
     Этим вечером, устроившись в кресле с бокалом доброго бренди на родной Бейкер-стрит, 221Б, я как раз вспоминал о таком деле.
     Дело, о котором я хочу расскать, относится, по-моему, к 1883 году. Но, может быть, я ошибаюсь, и это был год 1903-й, или 1893-й. Это, в сущности, неважно.
     В то время полиция в очередной раз встала в тупик, пытаясь поймать неуловимого ист-эндского Джона Резателя, неправильно названного газетами Джеком Потрошителем.
     Итак, полиция была в тупике, когда мы с моим другом Шерлоком Холмсом вышли из кэба и приблизились к группе громко спорящих джентльменов из Скотланд-Ярда.
     - А-а, мистер Холмс! – раздражённо вскричал главный из них, пронырливый и вездесущий инспектор Лестрейд. – А мы тут без вас совершенно запутались в этом ерундовом дельце! – как всегда безвкусно пошутил он.
     - Джентльмены! – сказал Холмс, приподняв цилиндр и небрежно кинув взгляд на жертву, распростёртую у наших ног на мостовой.
     - Мистер Холмс! – продолжал с вульгарным смехом Лестрейд. – Полагаю, вы напрасно истратили крону на извозчика и отвлекли доктора Ватсона от его человеколюбивых занятий. Дело уже практически мною ракрыто и ясно как день даже дураку.
     Холмс раскурил трубку и обошёл истерзанные останки, внимательно шаря глазами, иногда становясь на колени и даже ложась  рядом с трупом, чтобы всё рассмотреть через лупу.
     - Любопытное дельце! – сказал он наконец, вставая и отряхивая колени. – Я с удовольствием выслушая вашу версию, Лестрейд, если вы соблаговолите посвятить в неё меня с доктором Ватсоном. Итак, кто же, по-вашему, перерезал глотку жертве и надругался над мёртвым телом этого несчастного создания?
     - Это ясно даже младенцу! – самоуверенно воскликнул инспектор. – Разумеется, клиент этой проститутки!
     - А в предыдущих четырёх случаях? – с ледяной иронией осведомился Холмс. – Tоже клиент?
     - Ну разумеется! – запальчиво воскликнул Лестрейд. – Кто же ещё, по-вашему? Папа Римский? Всё тот же, недовольный обслуживанием, клиент. Это очень просто! Вы даже не представляете себе, насколько спустя рукава  относятся эти мерзавки к исполнению своего долга. Помню, однажды меня…
     Tут увлёкшийся сверх меры, допустимой джентльмену, инспектор спохватился и пробормотал: «Tо есть… гм-гм…»
     Присутствующие перглянулись, пряча улыбки в усах и бородах.
     С тёмного неприветливого неба упали первые капли дождя, похожие на ледяную перхоть. В трактире через дорогу затянули морскую песню. Констебль лениво уговаривал разойтись толпу из двух зевак.
     - Что ж, Лестрейд, прекрасно! – сказал со сдержанным сарказмом мой друг Шерлок Холмс. – Желаю всяческих успехов в вашем безнадёжном предприятии. Едемте, Ватсон, нам здесь больше нечего делать.
     Инспектор Лестрейд открыл было рот, но Холмс остановил его мановением руки и закончил:
     - Я же со своей стороны обещаю вам, что не позднее завтрашнего ланча приволоку в участок это кровавое чудовище вместе с доктором Ватсоном. И не будь я Шерлоком Холмсом, если им окажется никакой не клиент и даже не Папа Римский, а кто-то совершенно другой!
     Вслед за этим, корректно раскланявшись с джентльменами из Скотланд-Ярда и оставив Лестрейда бесноваться в бессильной ярости, мы подозвали кэб и поехали домой на Бейкер-стрит.
     Ах, как славно трещат поленья в камине! Сколь уютна и тепла наша старая гостиная здесь, среди поросших вереском холмов Девоншира! Мой дорогой Шерлок ужинает сегодня в клубе «Диоген» со своим покойным братом Майкрофтом и профессором Мориарти, так что некому помешать моим думам игрою на скрипке или чадом и взрывами химических экспериментов. Ясен мартовский вечер благополучного 1939 года… И сколь же холодна и ненастна была ночь, когда мы с Холмсом прятались в подъезде заброшенного дома по Еллоу Брик Роуд, напротив входа в одну из ужасных клоак Ист-Энда, служившую вертепом для падших жриц любви.
     Ветер завывал в каминных трубах на разные голоса. Холмс внимательно следил за редкими прохожими, спешащими в этот неурочный час домой, к семье и бокалу бренди.
     Наконец, что-то высмотрев своими орлиными глазами, проницающими ночной мрак, он оправил на себе женское  платье, нахлобучил старый капор, спрятал стилет в складках мантильи и сказал своим глубоким голосом:
     - Ну, я пошёл.
     Я перекрестил друга и обнял на всякий случай:
     - С Богом, друг мой!
     Долгое время, скорчившись в своём укрытии, я ничего не различал кроме грызни крыс, далёкого тарахтения кэба, да глухих взрывов визгливого смеха за грязными окнами гнезда разврата.
     Но вдруг… О-о, это «вдруг» романистов и поэтов! Но здесь действительно было именно «вдруг» - из зловещей темноты подворотни рвздался вскрик, исполненный боли и отчаяния, пронзивший меня как молния – вскрик моего дорогого друга!
     - Держитесь, Холмс! – воскликнул я. – Помощь близка! Я уже спешу к вам на помощь!
     Как тигр выскочил я из своего убежища и осторожно подкрался к месту возможной трагедии, на ходу доставая револьвер. О, Боже! Что увидел я там в неверном свете тусклого, засиженного мухами, покрытого копотью, уличного фонаря…
     Холмс лежал ничком, выбросив руки вперёд жестом защиты. Его пальцы, сведённые судорогой, вцепились в грязь мостовой. Дамский наряд Шерлока, сослуживший ему столь дурную службу, был в полнейшем беспорядке: платье сзади разорвано, обнажая мускулистые ноги спортсмена, шнуровка лифа распорота стилетом, мантилья же наброшена на голову, подобно покрывалу у индийской невесты.
     - Держитесь, Холмс! – в отчаянии повторил я и молниеносно огляделся.
     Почудилось мне, или это было правдой, но невдалеке, в конце грязной и кривой Еллой Брик Роуд мелькнула фигура кривобокого субъекта с огромной бородой, почти карлика, на ходу оправлявшего свой туалет. Я, не мешкая, бросился следом. Но, выбежав из улочки, заметил лишь отъезжавшую карету, запряжённую цугом, с гербом на дверце, завешенным краем чёрного плаща…
     Я воздел кулаки к небесам и воззвал к англиканскому Всевышнему. И, словно услышав мою просьбу, налетевший порыв ветра взвил тяжёлую материю, на мгновение приоткрыв герб, известный каждому верноподданному Короны…
     Подавленный сделанным мною открытием, я вернулся  в роковой тупик к своему другу.
     Холмс понемногу приходил в себя. Он стащил с головы проклятую мантилью, с трудом перевернулся на спину и  тихо стонал.
     Я склонился над ним.
     - Ватсон… вы видели… его? – прошептал Холмс побелевшими от боли губами. – Сможете описать его портрет?..
     Что я мог ему ответить? Я покачал головой…
     С годами всё чаще и чаще былое предстаёт передо мною как загадочная «терра инкогнита», «затерянный мир», затянутый туманной дымкой прошлого, которую - о, всё реже и реже – относит вбок дуновением стариковской памяти.
     Я сладко задрёмываю после пятого бокала бренди и слышу сквозь сон, как моя сиделка миссис Хадсон тихонько бренчит чайными ложечками в своей каморке под лестницей. Миссис Хадсон давно умерла, но всё так же энергична и полна сил, как и шестьдесят пять лет назад, когда мы с Холмсом впервые с нею познакомились.


         2020 г.