Глава 1 «Похищение»
Родион шагал по залитому солнцем тротуару, неспешно направляясь к офису. Сегодня был обычный вторник, но не для него. Ему исполнялось тридцать. Тридцать лет – значимая цифра, Рубикон, за которым начинается новая глава, думал он, поправляя воротник рубашки. Он не ждал бурных празднований; скорее всего, будут стандартные поздравления от коллег, может быть, скромный ужин с парой близких друзей. Родион ценил спокойствие и предсказуемость, а вот сюрпризы, особенно на грани эксцентричности, его всегда немного напрягали.
Он уже видел стеклянные двери своего офиса, когда вдруг из-за припаркованного фургона выскочили две фигуры. Темные балахоны, черные безликие маски. В руках у одного мелькнула какая-то палка, второй, не говоря ни слова, ловко накинул Родиону на голову мешок. Мир погрузился во мрак и резкий, затхлый запах мешковины. Он попытался вырваться, но его руки крепко схватили, и уже через секунду он почувствовал, как его бесцеремонно заталкивают в салон автомобиля. Дверь захлопнулась, и фургон с визгом покрышек рванул с места.
Время потеряло смысл. Автомобиль ехал долго, вилял, тормозил, ускорялся, пытаясь дезориентировать. Родион метался между паникой и рациональным объяснением – розыгрыш? Но кто мог это устроить, и зачем так жестоко? Он несколько раз дернулся, пытаясь высвободиться, но хватка была железной. В конце концов, укачанный и дезориентированный, он почувствовал, как его снова вытаскивают, ведут по какой-то поверхности, потом резко бросают, и… всё померкло.
Очнулся Родион в кромешной тьме, голова гудела. Он сидел на стуле, ощущая легкое давление на запястьях и лодыжках. Верёвки. На миг его охватила волна настоящего, животного страха. Но когда он дёрнулся, то сразу понял – верёвки были связаны на удивление слабо, словно их завязал ребёнок или тот, кто не хотел причинить вреда. Он легко освободился, потирая ноющие запястья.
"Это точно розыгрыш", – пробормотал он в пустоту, но сердце всё равно стучало как сумасшедшее. Он попытался нашарить телефон, чтобы включить фонарик, но карманы оказались пусты. Вместо привычного смартфона рука наткнулась на что-то металлическое и холодное, что-то размером с ладонь, и еще один предмет, легкий, с деревянной ручкой. Он вытащил их – в одной руке оказался небольшой, но мощный фонарик, в другой – миниатюрный совок для цветочных горшков.
"Что за чертовщина?" – Родион включил фонарик. Узкий луч света выхватил из темноты детали старого коридора. Обшарпанные стены, обои, отслаивающиеся клочьями, и жутковатый запах сырости и пыли. Где-то вдалеке едва слышалось завывание ветра, проникающее, казалось, сквозь каждую щель. Он двинулся вперед. Коридор был длинным, и в самом его конце, в тусклом ореоле света, стоял небольшой старинный столик, а на нём – скромный, но почему-то такой неуместный здесь комнатный цветок в горшке.
Родион подошёл к нему. "И что, мне теперь копать?" – скептически хмыкнул он, но другого выхода не было. Он взял лопатку и начал аккуратно рыхлить землю. Поначалу ничего, только корни и комки земли. Но вот лопатка наткнулась на что-то твердое. Он откопал это – небольшой, гладкий, черный магнит с чётко выгравированной на нём буквой "А".
"Отлично. Теперь у меня есть буква "А" и лопатка", – подумал Родион, сжимая находку. Он огляделся. Рядом с цветком была ещё одна дверь. И она была заперта. На стене рядом с ней висела старая, видавшая виды магнитная доска. На ней были разбросаны самые разные магнитики – буквы, символы, даже несколько обрывков слов. В глазах Родиона мелькнул огонек азарта, сменявший страх. Это был квест.
Он начал прикладывать магнитики, пробуя разные комбинации. "С днём рождения"? Нет, не подходило. "Сбежать из дома"? Слишком длинно. Он перебирал буквы, его мозг, привыкший к логическим задачам, работал на полную. Внезапно одна из фраз, которую он часто слышал в интернете, или даже сам шутил по поводу своей невезучести, пришла на ум. Он начал выкладывать магниты, и по мере того, как последние буквы вставали на свои места, он невольно почувствовал холодок по спине. Он выложил надпись: "АД НА ЗЕМЛЕ".
Тихий, но отчётливый щелчок эхом разнёсся по пустому коридору. Замок двери открылся. Родион медленно толкнул её. За дверью оказался не мрачный подвал или очередная пыльная комната, а… детская. Это была комната, которая, казалось, застыла во времени, храня в себе странные реликвии.
Его взгляд сразу приковал старый, массивный стол, стоящий в центре. На нем лежала пожелтевшая фотография кукольного домика, сделанная, видимо, много лет назад. Снимок был странно четким, показывая каждую деталь миниатюрной обители. Сбоку от стола стоял внушительный шкаф с резными дверцами. Сквозь полуоткрытые створки виднелись смутные очертания какой-то старой одежды и поблекшие игрушки. Внутри шкафа, на одной из полок, что-то блестело. Это было старое радио. По стенам были развешаны потрёпанные плакаты – то ли старые рекламные постеры, то ли объявления давно минувших дней.
И тут Родион заметил это. На полу, точно как на фотографии, стоял сам кукольный домик. Невероятно детализированный, но покрытый слоем пыли, он казался зловещей копией своего реального собрата. Внутри домика, на каждом из трех этажей и в разных комнатах, сидели или стояли куклы. Много кукол. Фарфоровые, тряпичные, деревянные, с пустыми глазами, они словно наблюдали за ним.
"Ну конечно, кукольный домик. И куклы", – Родион пробормотал себе под нос, чувствуя, как мурашки бегут по коже. Эти куклы всегда его немного пугали. Он взял фотографию со стола. На снимке куклы были расставлены совсем по-другому, в строго определённом порядке, создавая некую сцену. "Судя по фотографии, их нужно выставить в соответствии с фото", – Родион понял задачу.
Он начал кропотливую работу, стараясь не задерживать взгляд на мертвых глазах кукол. Каждая кукла была немного жуткой: у одной оторвана рука, у другой – испачканное лицо, у третьей – взгляд, словно она вот-вот оживет. Он осторожно переставлял их, сверяясь с фото, двигая миниатюрную мебель, чтобы освободить место. Это заняло у него немало времени, и каждый раз, когда он брал в руки новую куклу, ему казалось, что она шевельнётся или вздохнет.
Наконец, когда последняя кукла заняла свое место, Родион отступил, оглядывая результат. Он сделал это. Едва он отошёл, как в крыше домика раздался тихий, механический щелчок, и небольшой отсек открылся. Внутри, лежа на бархатной подкладке, сияя в тусклом свете, лежал маленький ключ. Родион облегченно вздохнул и забрал его.
Следующей его целью стали плакаты. Он заметил, что несколько из них на полу уже были сорваны или оторваны. Это навело его на мысль. Он подошёл к стене и, повинуясь инстинкту, принялся срывать плакаты дальше. Каждый слой старой бумаги открывал новый фрагмент. Под последним плакатом проявился четкий, написанный крупными цифрами код. Это была последовательность из четырех чисел.
С кодом в руке Родион направился к старому шкафу. Он подошел к нему, нашел небольшой замок с цифровым циферблатом и ввел найденный код. Дверцы со скрипом распахнулись, открывая взору содержимое: старые, потертые вещи, поблекшие игрушки. И среди всего этого, нелепо торча, лежал большой, прочный гвоздодёр.
"Какое странное место для него", – удивился Родион, поднимая инструмент. Действительно, гвоздодёр в шкафу с детскими вещами и игрушками выглядел совершенно не к месту, даже в этом безумном особняке.
В этот момент в голове Родиона вспыхнула мысль. Он вспомнил, как споткнулся обо что-то мягкое и неровное, когда блуждал в полной темноте коридора, прежде чем попасть в детскую. Тогда он не придал этому значения, но сейчас, с гвоздодёром в руке, эта деталь показалась ему значимой.
Он быстро вышел обратно в темный коридор, откуда пришел. Луч фонарика Родиона упал на пол, и он увидел это – старый, потертый ковер был прибит к полу несколькими массивными гвоздями. Это объясняло, почему он споткнулся. "Ах вот оно что!" – Родион, не теряя времени, опустился на колени. С помощью гвоздодёра он быстро и ловко вытащил гвозди. Ковер был освобожден, и он легко отодвинул его в сторону. Под ним, в небольшом углублении в полу, лежала тяжелая, блестящая гирька для часов. "Еще одна штуковина, предназначение которой мне неведомо", – подумал Родион, но аккуратно взял ее.
Он продолжил блуждать по коридору. Вскоре, пройдя несколько поворотов, он обнаружил то, что искал – большой, старинный лифт. Но вход в него был наглухо обмотан тяжелой цепью, скрепленной огромным, ржавым замком.
"Цепь… и ключ", – Родион быстро достал маленький ключ, который он только что нашел в кукольном домике. Он был идеальным. Он вставил ключ в замок и повернул. Тяжелая цепь со звоном упала на пол.
Родион толкнул двери лифта. Внутри было пыльно, но видно, что лифт, хоть и старый, был функционален. На панели управления тускло горела цифра "2". Он находился на 2 этаже. "Прекрасно, значит, есть еще этажи", – пробормотал он. Его главная цель сейчас – выбраться. Он нажал на кнопку "1". Двери со скрипом закрылись, и лифт начал медленно, со стонами и лязгом механизмов, опускаться на первый этаж, обещая, если не выход, то хотя бы следующий этап этого безумного квеста.
Лифт, казалось, был создан для того, чтобы нагнетать тревогу. Медленно, со стоном перегруженных тросов и зловещим лязгом цепей, он опускался вниз. Каждая остановка, каждый скрип металла отдавался в нервах Родиона. Тусклая лампочка под потолком едва освещала пространство, отбрасывая длинные, танцующие тени.
Внезапно, его взгляд упал на одну из внутренних стен лифта. Там, словно специально для него, в углублении был вмонтирован странный механизм. Это была головоломка: круг, разделённый на несколько секций, каждая из которых содержала часть какого-то изображения. Родион понял – нужно было собрать картинку, поворачивая детали. Механизм был тугим, но Родион, стиснув зубы, принялся за работу. Он вращал секции одну за другой, пытаясь совместить линии и цвета. Время тянулось бесконечно, пока лифт медленно полз вниз, добавляя давления. Его пальцы скользили по холодному металлу, а мозг лихорадочно перебирал варианты.
Наконец, после нескольких минут напряженной работы, последняя секция встала на своё место с тихим, удовлетворяющим щелчком. На его глазах развернулась четкая картинка – могучий, величественный слон. Едва изображение собралось, как внизу круга, с еле слышным шорохом, открылась крошечная дверца. Родион вытащил из нее небольшой, но удивительно тяжелый, идеально гладкий мраморный шар. Он перекатился в ладони, словно живой, его предназначение оставалось полной загадкой.
Прямо над головоломкой, выведенная красивым, каллиграфическим почерком, словно из древнего манускрипта, была написана короткая, но леденящая душу надпись. Родион прочел её, и по спине пробежал холодок. Буквы, витиеватые и элегантные, лишь подчеркивали зловещий смысл: "Он придёт в 03:00".
Последние метры пути лифта казались вечностью. Лязг цепей усилился, сквозь щели в дверях стал пробиваться более яркий, но все еще приглушенный свет. Он чувствовал, как кабина замедляется. Наконец, с глухим толчком, который сотряс весь лифт, он остановился. Двери со стоном и визгом раздвинулись, открывая перед Родионом новый этаж, погруженный в странную, почти нереальную атмосферу.
Глава 2 «Появление ужасов»
С глухим ударом и финальным, скрежещущим стоном механизмов, двери лифта медленно, со стоном распахнулись. Сквозь полумрак пробивался приглушенный, но более яркий свет, чем в предыдущих помещениях. Родион шагнул вперед, и его взору открылась большая и просторная гостиная. Высокие потолки терялись в тени, стены были обшиты темными деревянными панелями, а полы устланы выцветшими, но некогда роскошными коврами. Воздух здесь был тяжелым, пропитанным запахом старости, пыли и чем-то еще, более острым и тревожным. Старинная мебель, покрытая чехлами, стояла, как призраки прошлых эпох, а громадный камин, черный и пустой, зиял как глазница мертвого чудовища.
Но весь этот величественный, хотя и жутковатый, интерьер моментально померк перед тем, что Родион увидел в центре комнаты. На старом, пыльном ковре, словно зловещая метка, был обведен мелом силуэт человека. Четкий, пугающе реалистичный контур, повторяющий очертания лежащего тела, пронзил Родиона до глубины души. Это было слишком. "Это не квест, это не игра", – пронеслось в голове, и ощущение, что он оказался в чем-то гораздо более ужасном и смертоносном, охватило его с головой. Все веселые мысли о "приключении" моментально отпали, сменившись ледяным ужасом.
Добавил ужасов и лежащий рядом со силуэтом, чуть прикрытый тряпкой, небольшой сверток. Из его складок медленно, вязко, словно густая патока, сочилось что-то красное. Цвет был темно-бордовый, почти черный в тусклом свете, но Родион нутром чуял – это кровь. Запах, слабый, но отчетливый, подтвердил его худшие опасения. Он отшатнулся, чувствуя, как желудок сводит судорога. Сердце заколотилось с бешеной скоростью.
Он заставил себя отвести взгляд от жуткой находки и осмотрелся, пытаясь найти хоть что-то, что могло бы отвлечь его от этой кошмарной картины. В дальнем углу гостиной стояли напольные часы. Огромные, старинные, с резным деревянным корпусом и матовым циферблатом, они были величественны, но их маятник замер, стрелки беспомощно указывали на середину. Время остановилось.
"Я знаю, зачем мне гирька", – вдруг осенило Родиона, и в его голосе прозвучала нотка облегчения, заглушающая панику. Он вспомнил о тяжелом мраморном шаре, который нашел под ковром в коридоре. Он подошел к часам, открыл небольшой люк в нижней части корпуса и увидел механизм. Маятник был на месте, но не хватало утяжелителя. Родион осторожно вставил гирьку на место.
С тихим, но отчетливым щелчком, который нарушил тишину комнаты, маятник возобновил движение. Часы мерно затикали, отмеряя секунды в жуткой тишине. Родион замер в ожидании. Он надеялся, что активация часов приведет к какой-то реакции, откроет потайную дверь или даст подсказку. Но ничего не произошло. Часы просто шли. Никаких новых подсказок, никаких изменений. Разочарование и безысходность накрыли его с новой силой.
И вдруг, когда он уже готов был отчаяться, в его мозгу вспыхнула мысль. Он вспомнил о надписи в лифте: "Он придёт в 03:00". Время! Часы! Не просто запустить их, а выставить время!
С дрожащими руками Родион потянулся к циферблату. Он осторожно, но уверенно выставил стрелки ровно на 3 часа. Последняя стрелка встала на нужную позицию, и в этот же момент раздался тихий, но отчетливый механический скрежет. Часы не просто тикали – их циферблат медленно, с легким сопротивлением, отодвинулся в сторону, открывая небольшую, темную нишу.
Родион заглянул внутрь. На бархатной подкладке, сияя белизной в скудном свете, лежали две клавиши, словно от пианино. Это были старинные клавиши из слоновой кости, слегка пожелтевшие от времени, но идеально сохранившиеся. Он осторожно взял их. Еще один элемент мозаики, еще одна часть этой безумной головоломки, которая, казалось, вела его глубже и глубже в сердце этого кошмара.
В противоположном углу гостиной, вдали от жуткого силуэта и зловещего свертка, взгляд Родиона зацепился за статую ангела. Высеченная из белого мрамора, она стояла на невысоком пьедестале, словно безмолвный свидетель творящегося вокруг безумия. "Хоть что-то святое в этом месте", – невольно подумал Родион, чувствуя мимолетный прилив надежды.
Ангел был изображен в полный рост, с расправленными крыльями и мягким, умиротворяющим выражением лица. Одна рука его была поднята, словно в благословляющем жесте, а другая – опущена вниз. Но самое странное было то, что ладонь опущенной руки была открыта, словно приглашая что-то положить на нее.
Родион медленно приблизился к статуе, чувствуя себя неловко под пристальным взглядом мраморного ангела. В голове мелькнула мысль, показавшаяся ему безумной, но в то же время – единственно возможной. Он вспомнил о мраморном шаре, который нашел в лифте.
Он достал шар из кармана и, колеблясь, положил его в раскрытую ладонь ангела. Шар идеально поместился в углублении, словно был создан специально для этого. И как только он это сделал, произошло чудо. Вторая рука статуи, опущенная вниз, внезапно пришла в движение. На ладони у ангела оказалась небольшая шкатулка, крышка которой открылась.
Внутри шкатулки лежали две свернутые записки. Родион осторожно достал их. Первая оказалась листом с нотами, написанными старинным почерком. Мелодия была незнакома ему. Вторая записка представляла собой что-то странное и запутанное – рисунок, изображающий нечто похожее на книги, стоящие на полке. Некоторые из "книг" были подписаны номерами, другие – нет. Это было похоже на какой-то шифр или загадку.
Родион почувствовал, как в голове рождается идея. Ему нужно найти эти книги, выстроить их в определенном порядке. Он поспешил покинуть гостиную, оставив ангела и зловещий силуэт позади. Ему было нужно место, где можно было бы сосредоточиться и разобраться в этих записках.
И он вспомнил об одной из комнат, которую видел ранее – уютной комнате с камином.
Войдя в комнату, Родион сразу почувствовал себя немного спокойнее. Здесь царила атмосфера уюта и тепла, несмотря на то, что камин был потухшим. Мягкий свет, проникавший сквозь занавешенные окна, создавал ощущение уединенности и безопасности.
Родион подошел к камину. Рядом с ним стояли доспехи рыцаря. Он хотел посмотреть, есть ли что внутри, но забрало заржавело и не открывалось. На каминной полке камина он увидел небольшую коробку со спичками. Не раздумывая, он взял одну из них и чиркнул о коробок. С первого раза вспыхнуло пламя. Он поднес горящую спичку к сухим дровам, сложенным в камине. Вскоре весело затрещало пламя, согревая комнату и отбрасывая причудливые тени на стены.
И тут случилось неожиданное. Прямо из-под поленьев, в самое сердце пламени, выпал небольшой ключ. Родион ахнул от неожиданности. Этот дом словно специально испытывал его терпение, подбрасывая подсказки в самых неожиданных местах. Но как достать ключ из огня?
Потушить огонь было нечем – ни ведра с водой, ни песка поблизости не наблюдалось. А совать руки в огонь было бы безумием. Он стал оглядываться по сторонам, ища какой-нибудь выход из этой ситуации.
Взгляд его упал на книжный шкаф, стоящий вдоль одной из стен. Он был забит книгами самых разных размеров и расцветок. Родион вспомнил о записке с рисунком, изображающим книги.
Он подошел к шкафу и внимательно изучил полки. И вскоре он обнаружил книги, похожие на те, что были изображены на картинке. Тогда он стал действовать. Он стал вытаскивать книги с полки, располагая их в том порядке, который был указан на рисунке. Напряжение росло с каждой вытащенной книгой. Ему казалось, что от этого зависит нечто важное.
Когда последняя книга была поставлена на свое место, раздался тихий щелчок. В одной из полок открылась небольшая ниша, в которой лежал серебристый ключик. Родион взял его, понимая, что наконец-то получил то, что искал. Он знал, к чему применить этот ключ.
Родион вернулся к камину, сердце бешено колотилось от предвкушения и напряжения. Он знал, что серебристый ключик предназначен для замка на цепи, висевшей рядом с камином и охранявшей каминные инструменты. Родион достал кочергу , так как она была длиннее всех. Осторожно, стараясь не обжечься, он приблизился к очагу, где все еще потрескивал огонь. Ключ, выпавший в пламя, лежал теперь на раскаленных углях, словно драгоценный камень в адском ожерелье. Родион использовал кочергу, аккуратно подцепив ею ключ за бороздку. С чувством триумфа он вытащил ключ из огня, избежав ожогов. Теперь Родион направился к следующей комнате, решительно ступая по скрипучим половицам, с твёрдым намерением узнать, для чего этот ключ, и что скрывается за следующей дверью .
Родион шагнул в музыкальную комнату. Воздух здесь был наэлектризован, пропитан запахом старого дерева, металла и чего-то неуловимого, тонкого, как отголосок давно отзвучавших мелодий. В центре комнаты, величественно возвышаясь, стояло старинное пианино из темного, полированного дерева. Его блестящие клавиши, словно зубы неведомого зверя, манили к себе, но Родион сразу заметил, что двух клавиш не хватает – на их месте зияли черные провалы, нарушающие идеальный ряд.
Он подошел к инструменту, и сердце его екнуло. Клавиши, которые он нашел в часах, идеально подходили. Он осторожно вставил их на место. Они вошли со слабым щелчком, и теперь ряд был полным. Словно сам инструмент ожидал этого момента, его темные стенки казались наполненными предвкушением.
Родион вытащил из кармана записку с нотами, которую нашел в шкатулке ангела. Ноты казались незнакомыми, но какая-то жуткая, подсознательная память откликнулась на них. Мелодия была тревожной, диссонирующей, но в то же время завораживающей. Он начал играть. Каждый нажатый аккорд, каждая нота отзывалась в его груди странным чувством — смесью страха, узнавания и нарастающей паники. Это была мелодия, которую он слышал где-то, в кошмарных снах или в глубинах памяти, и она его пугала до дрожи. Пальцы двигались сами собой, повинуясь древнему, необъяснимому ритму. Звуки наполняли комнату, искажаясь, словно чьи-то стоны.
Как только Родион закончил играть последний аккорд, который оборвался внезапно, словно крик, раздался отчетливый щелчок. Крышка пианино, закрывающая струны, медленно, с легким скрипом, открылась. Родион заглянул внутрь. Там лежало лезвие топора. Острое, массивное, с клеймом, напоминающим древний символ. Его вид был настолько чужеродным в этой "музыкальной" обстановке, что Родион невольно отшатнулся.
Он взял лезвие, ощущая его холодную тяжесть, и осмотрелся. Рядом с пианино, ближе к дальней стене, стоял еще один необычный предмет. Родион подошел к нему – это был ритуальный стол. Он был выполнен из темного, почти черного дерева, его поверхность была исцарапана и покрыта странными, вырезанными символами. В центре стола располагалась хорошо знакомая по фильмам доска для гаданий, Уиджи. Рядом с доской лежал складной нож, его лезвие казалось острым, а рукоятка – искусно вырезанной.
Смутное предчувствие охватило Родиона. Он машинально дотронулся до указателя Уиджи – маленького сердечка на подставке, через которое смотрят буквы. И вдруг, он почувствовал, как указатель словно ожил под его пальцами. Он начал двигаться сам, плавно скользя от буквы к букве. Каждая буква, на которую указывал, дополнительно подсвечивалась изнутри, излучая зловещее мерцание в полумраке комнаты. Родион с ужасом наблюдал, как буквы складываются: "С-М-Е-Р-Т-Ь". Когда указатель остановился на последней букве, свет погас, и в комнате воцарилась гробовая тишина, которую нарушал лишь его тяжелое дыхание.
"СМЕРТЬ". Слово повисло в воздухе, словно приговор. Родион чувствовал, как по его спине пробегает холодок. Что это значит? Предупреждение? Угроза? Он не понимал, к чему это, но осознал, что оставаться здесь дольше не имеет смысла. Его инстинкты кричали о том, что нужно двигаться дальше.
Он отвернулся от доски Уиджи и отправился к следующему интересному объекту, который приметил ранее. Прямо перед ним стоял старинный глобус, массивный, с пожелтевшими картами и бронзовой подставкой. Он выглядел как музейный экспонат.
Родион подошел к нему. Глобус был слишком большим, чтобы быть просто украшением. Он осторожно потянул за одну из меридианных линий и обнаружил, что сфера разделяется на две полусферы. Родион открыл его, и внутри лежал хорошо сохранившийся, полированный топорище.
Теперь у него было и лезвие, и топорище. Он мог собрать топор. С ловкостью, которую он сам от себя не ожидал, Родион соединил две части, и в его руках оказался настоящий, хоть и старинный, боевой топор. Его тяжесть и сбалансированность придавали уверенности.
При выходе из комнаты, его взгляд случайно упал на диван, стоящий в углу. Диван был старым, побитым временем, но что-то в нем привлекло внимание Родиона. Одна его часть была небрежно, грубо заштопана толстыми нитками, словно внутри что-то было спрятано и потом наспех зашито.
Любопытство и нарастающее отчаяние взяли верх. Родион достал складной нож, который лежал рядом с доской Уиджи (он машинально взял его, покидая стол). Он осторожно, но решительно разрезал нитки и ткань. Внутри, среди пожелтевшего наполнителя, он нащупал твердый предмет. Вытащив его, Родион обнаружил странную шкатулку. Она была небольшой, металлической, с тусклым блеском и сложным механизмом. На ее поверхности был выгравирован код из букв.
Родион взглянул на буквы и мгновенно вспомнил слово, которое ему выдала доска Уиджи. Он ввел слово "СМЕРТЬ" в механизм шкатулки. Раздался тихий щелчок, и крышка открылась. Внутри лежали кусачки. Тяжелые, стальные, они выглядели довольно мощно. Еще один инструмент.
Вооружившись топором и кусачками, Родион вернулся в гостиную. Его взгляд сразу упал на то место, куда он направлялся с самого начала. Там, где раньше был проход, теперь были заколоченные доски. Деревянные брусья, толстые и крепкие, были прибиты к дверному проему массивными гвоздями, полностью блокируя путь.
Злость, накопившаяся за все это время, нахлынула на Родиона мощной волной. Злость на этот бесконечный кошмар, на все эти загадки и ловушки. Разозлившись на происходящее, он поднял топор. Он не стал искать обходные пути, не пытался разглядеть щели. С громким криком, полным ярости и решимости, он начал рубить доски топором. Каждое попадание сопровождалось оглушительным треском, щепки летели во все стороны, а глухие удары эхом разносились по мрачной гостиной. Он рубил с остервенением, чувствуя, как с каждым ударом уходит часть его страха, заменяясь чистой, животной решимостью.
Глава 3 «Путь через кошмар. Шаг за шагом»
С последним, оглушительным ударом топора, который отозвался эхом в мертвой тишине гостиной, заколоченные доски поддались, разлетевшись щепками. Воздух за ними был густым и холодным, но сквозь пролом пробивался тусклый свет, обещая новую, неизведанную территорию. Родион, тяжело дыша, шагнул через обломки и очутился в комнате с трофеями.
Это было мрачное, но по-своему величественное помещение. Высокие стены, обшитые темным деревом, были увешаны охотничьими атрибутами и старинным оружием. Воздух здесь был сухим, пыльным, пахнущим старой кожей и металлом. В центре комнаты, словно страж, возвышалась массивная, высеченная из камня статуя горгульи. Ее оскаленная пасть и хищные глаза, казалось, следили за каждым движением Родиона. Он почувствовал легкое облегчение, осознав, что это всего лишь статуя, но ее зловещий вид все равно вызывал мурашки по коже.
Взгляд Родиона скользнул по стенам. Над величественным камином, черным и холодным, как и все камины в этом доме, на стене висел череп оленя с могучими рогами. Но не только это привлекло его внимание: в череп были воткнуты четыре меча, их лезвия тускло поблескивали в скудном свете, словно лучи зловещей короны. Каждый меч был уникален, со своим эфесом и гравировкой.
Но самое интересное было то, что занимало целую стену: огромный стеллаж с блестящими кубками. Они стояли рядами, сверкая золотом и серебром, различных форм и размеров. Каждый кубок, казалось, хранил в себе историю побед, но сейчас они выглядели как призраки чьей-то давно ушедшей славы. Родион подошел ближе, завороженный этим металлическим великолепием. Он стал осматривать кубки один за другим. И вот, в одном из них, стоящем чуть в стороне от остальных, он обнаружил неоновые палочки. Яркие, разноцветные, они выглядели совершенно чужеродно среди старинных трофеев. "Возьму на всякий случай", – подумал Родион, запихивая их в карман.
Однако его внимание привлекло нечто гораздо более тревожное. В самом дальнем углу комнаты, спрятанная за грудой старых ящиков и пыльных полотен, стояла на низком постаменте голова. Она выглядела как отрубленная, почти настоящая, но ее поверхность была странно матовой. Самое жуткое, что она была плотно обмотана колючей проволокой, которая впивалась в ее "кожу", а из самой головы торчал нож, воткнутый прямо в висок. Это было зрелище, от которого кровь стыла в жилах.
Родион подошел ближе, с трудом подавляя отвращение. Он внимательно осмотрел голову и торчащий нож. Внезапно его осенило! У него же есть кусачки! Родион догадался разрезать проволоку кусачками. Достав инструмент, он осторожно, но решительно начал перекусывать колючие нити. Каждое "щелк" кусачек отдавалось в тишине комнаты, словно ломались чьи-то кости. Постепенно, виток за витком, колючая паутина ослабевала. Наконец, последняя нить была перерезана, и голова была освобождена.
Он снова прикоснулся к ней. Она выглядела как настоящая, с тщательно проработанными чертами лица, но на ощупь выдавала себя – это был какой-то легкий, полый материал, возможно, папье-маше или очень тонкий пластик. Родион взялся за рукоятку ножа, торчащего из головы. С небольшим усилием он достал нож из головы. В этот же момент раздался характерный треск, и голова раскололась на две половины, словно хрупкая скорлупа. Внутри, в идеально вырезанной нише, лежал еще один кубок. Он был позолоченным, с изящной гравировкой, и Родион сразу понял: это был последний кубок, которого не хватало в стеллаже, – он видел пустое место, когда осматривал коллекцию.
С чувством выполненного долга Родион взял кубок и подошел к стеллажу. Он торжественно поставил его на пустое место. И в этот же момент, словно по волшебству, откуда-то вывалился небольшой коробок спичек. Он упал на пол с тихим шорохом, прямо перед ногами Родиона. Еще один подарок за разгаданную загадку.
Родион поднял спички, и его взгляд снова упал на череп оленя с мечами. Что-то в этой картине продолжало его беспокоить. Он присмотрелся внимательнее и, напрягая зрение, увидел, что за черепом оленя что-то есть. Это было небольшое, едва заметное углубление в стене, скрытое за массивными рогами. Просунув руку за череп, Родион нащупал там два предмета. Он вытащил их – это был пучок чеснока, явно не первой свежести, и тяжелый, старинный черный ключ. Чеснок? Зачем он здесь?
Черный ключ был массивен и холоден на ощупь, его форма намекала на древний замок. Родион огляделся. Теперь, когда все загадки этой комнаты, кажется, были разгаданы, оставалось только двигаться вперед. Он нашел массивную, украшенную резьбой дверь в самом конце комнаты.
Уже вооружившись новым ключом и смутным предчувствием, Родион покинул комнату трофеев, зная, что за этой дверью его ждет нечто еще более зловещее. Он вставил черный ключ в замочную скважину, и тот повернулся с лязгом, отворяя путь. Воздух за дверью был густым, влажным, и нес в себе отчетливый, металлический запах, смешанный с ароматом старой пыли и чем-то еще, более холодным и пугающим. Родион направился в темноту.
Родион во тьме едва различал контуры собственных рук. Каждый шорох его шагов по каменному полу, каждый вздох, казалось, поглощались этой беспросветной мглой, усиляя чувство изоляции и нарастающей тревоги. Это было невыносимо.
Именно тогда он вспомнил о неоновых палочках, найденных ранее. Долго не раздумывая, Родион с хрустом переломил первую. Химическая реакция внутри запустилась с легким шипением, и в его руке вспыхнуло ядовито-зеленое сияние. Он швырнул палочку в дальний угол. Она покатилась, оставляя за собой след, и остановилась, отбрасывая призрачные, пляшущие тени на стену. Вторая палочка, ярко-оранжевая, полетела к противоположной стене, третья – алая – упала у его ног. И так, с треском и шипением, он разбросал с десяток этих светящихся цилиндров по комнате. Слабый, но отчетливый разноцветный свет начал заполнять пространство, вырывая из тьмы фрагменты обстановки: грубые каменные стены, высокий сводчатый потолок, заваленный угол каким-то тряпьем.
Именно в этот момент случилось то, чего Родион никак не ожидал. На потолке, который раньше казался сплошной серной пропастью, зашевелились десятки маленьких темных комочков. Это были летучие мыши. Комочки ожили, закачались, и вот уже первые тени начали метаться под сводами, их быстрые, порывистые движения создавали причудливые, мелькающие силуэты в разноцветном свете неона. Они не атаковали, но их хаотичный полет, их испуганный писк наполнили комнату гнетущей, дикой жизнью. Родион инстинктивно пригнулся, чувствуя, как по спине пробежали мурашки.
И тут его взгляд, скользнувший по центру комнаты, где свет от палок смешивался в самое яркое пятно, замер. Там, где секунду назад была лишь пустота, стояла фигура. Высокая, неестественно прямая, закутанная в длинный плащ с высоким воротником, поднятым так, что скрывал нижнюю часть лица. Но глаза... Глаза светились в полумраке холодным, желтоватым огнем, как у хищного зверя. Вампир. Он стоял абсолютно неподвижно, лишь слегка покачиваясь, будто только что пробудился от векового сна. Его бледное лицо, казалось, высечено из мрамора, а взгляд был устремлен прямо на Родиона.
Долго не раздумывая – раздумывать было смерти подобно – Родион рванул к поясу. Его пальцы нащупали то, что он искал: плотную связку, сплетенную из сухих, сморщенных зубчиков чеснока. Он выхватил ее, как меч, и с силой выбросил руку вперед, нацелив вонючий пучок прямо в бледное лицо незваного гостя. "Назад! Прочь!" – хрипло выкрикнул он, голос дрожал, но в нем звучала отчаянная решимость.
Реакция вампира была мгновенной и почти комичной в своем ужасе. Те самые глаза, что светились холодным огнем, вдруг дико расширились, наполнившись первобытным страхом. Не тратя ни секунды, вампир метнулся к большому, массивному гробу из темного дерева, стоявшему у дальней стены. Казалось, он не бежал, а скорее слился с тенью, и через мгновение уже юркнул внутрь с неестественной для его роста гибкостью. Массивная крышка гроба захлопнулась с глухим, окончательным стуком, как дверь темницы.
Родион стоял, тяжело дыша, все еще сжимая связку чеснока. Адреналин пульсировал в висках. Он не хотел ни на секунду задерживаться здесь, рядом с этим ящиком смерти, не хотел "иметь дело" с вампиром в любом его проявлении. Его взгляд забегал по комнате в поисках чего-то, что могло бы гарантировать, что крышка не откроется снова. И тогда он увидел ее: тяжелую, толстую цепь из темного, возможно, даже черненого металла. Она валялась в углу.
Не раздумывая, он бросился к цепи. Она оказалась холодной и невероятно тяжелой. С трудом волоча ее по полу, Родион подтащил звенья к гробу. Металл громко скрежетал по камню, нарушая зловещую тишину, установившуюся после бегства вампира. С лихорадочной поспешностью он начал обматывать цепь вокруг гроба, стараясь сделать как можно больше витков поверх крышки. Звенья лязгали, цеплялись друг за друга, а холод металла пробивал даже через ткань его куртки. Каждый лязг, каждый новый виток казался шагом к спасению. Он затянул цепь настолько сильно, насколько хватило сил. А концы скрепил ржавым замком, который был прикреплён к цепи.
Только теперь, почувствовав относительную безопасность, Родион позволил себе осмотреться. Комната была действительно пустынной и мрачной. Каменные стены без украшений, высокий потолок, скрытый теперь в полутьме (неоновые палочки начинали тускнеть), каменный пол. В углах громоздились непонятные тени – то ли свернутые ковры, то ли сгнившая мебель.
В центре же комнаты, прямо напротив закованного гроба, стоял объект, резко контрастирующий со средневековой мрачностью. Старый, корпусный телевизор. Очень старый. С массивным деревянным корпусом и длинной, тонкой антенной, торчащей вверх, как металлический ус. Самое странное – он был включен. Экран светился ровным, мертвенно-голубым светом статики, издавая тихое, монотонное шипение – белый шум пустого эфира. Этот призрачный свет был единственным постоянным источником освещения теперь, когда неоновые палочки догорали, создавая на стенах огромную, колеблющуюся голубоватую тень самого Родиона.
Родион медленно подошел к телевизору. Шипение становилось громче. На пыльной верхней панели корпуса лежал не менее древний пульт дистанционного управления – громоздкий, с большими кнопками. Почти на автомате, движимый непреодолимым любопытством, Родион нажал большую круглую кнопку, которая, по его логике, должна была что-то изменить – переключить канал, выключить...
Вдруг голубой свет экрана погас, шипение оборвалось. Но вместо темноты на месте стекла образовалась паутина трещин. И прежде чем Родион успел отпрянуть, стекло с громким, звонким хрустом разлетелось вдребезги внутрь корпуса. Осколки посыпались на внутренности телевизора. Родион отшатнулся, прикрывая лицо рукой от несуществующих осколков.
Его взгляд уловил внутри корпуса, среди пыльных плат и спутанных проводов, нечто совершенно неожиданное. Не электронный компонент, а... головной убор. Аккуратно лежал там, будто его специально спрятали. Это была треуголка. Старинная, потемневшая от времени, но сохранившая форму. Серебряная пряжка на ней тускло блеснула в тусклом свете угасающих неоновых палочек. Родион осторожно, стараясь не порезаться об острые края разбитого стекла, достал треуголку.
Потрясенный этой находкой и взбудораженный всем происходящим, Родион продолжил осмотр. Его внимание привлек большой деревянный ящик, стоявший в углу, заваленный каким-то тряпьем. Он отодвинул грязные лоскуты и открыл крышку. Внутри, на слое стружки, лежали два предмета: зубило с остро заточенным краем и тяжелый молоток с деревянной рукояткой. Инструменты выглядели старыми, но крепкими, явно не декоративными. Ржавчина лишь слегка тронула металл. Он взял молоток – его вес был обнадеживающе солидным – и сунул зубило за пояс.
И вот тогда, повернувшись, он наконец заметил то, что упустил в суматохе. На крышке гроба в кресте был инкрустирован ключ. Небольшой, старинный, вероятно, железный. Родион подошел ближе, не спуская глаз с закованного ящика. Ключ. Он догадывался, для чего он нужен. Сердце снова забилось чаще. Он забрал то, что ему было нужно и покинул логово вампира.
Пройдя обратно через кабинет и комнату трофеев, Родион вернулся в центральную гостиную. Он проверил все двери на первом этаже. Все они либо были пройдены, либо заперты без видимых способов открытия. Не найдя выхода на первом этаже, он принял единственное логичное решение. Оставался только один путь – наверх. Он вернулся к лифту ведущему на верхние этажи, и, собрав всю свою волю в кулак, решил отправиться на третий этаж, вглубь этого кошмарного особняка.
Глава 4 «Лишённый свободы»
Он снова оказался перед лифтом м крошечном пространством, едва вмещающеем одного человека,
С недоверием и сжавшимся сердцем Родион шагнул внутрь. Решетка захлопнулась за ним с сухим, металлическим щелчком, звучавшим слишком громко в мертвой тишине особняка. Он нажал кнопку "3".
Кабина содрогнулась всем корпусом, заставив Родиона инстинктивно вцепиться в холодные прутья решетки. Раздался протяжный, мучительный скрежет. Лифт дернулся и начал медленный, толчками, подъем.
Он полз вверх, словно нехотя. Подъем казался бесконечным. Родион чувствовал, как холодный пот стекает по спине. Он представлял, как рвутся тросы, как железная клетка камнем падает в бездну... Но лифт, с последним оглушительным лязгом и стоном, замер.
Ажурные дверцы лифта с скрипом разошлись в стороны, открывая полутьму третьего этажа. Перед главным героем открылся новый коридор.
Родион подошел к первой попавшейся двери, он увидел, что она была массивной, с витиеватой резьбой, но без видимой замочной скважины. Однако ключ, который он только что нашел на гробу, подошел к потайному механизму, скрытому в резьбе. Ключ повернулся с глухим щелчком, и дверь распахнулась, открывая новый коридор.
Родион шагнул вперед и оказался в кабинете. Это была комната, полная старинных книг, кожаных кресел и запаха чернил и пыли. Перед ним стоял массивный письменный стол, заваленный свитками и старыми перьями. На стене висела доска с мелом, на которой были написаны какие-то формулы или символы. У входа, на высоком пьедестале, стоял бюст Наполеона, выполненный из темной бронзы, с характерной для императора треуголкой, только ее не хватало.
Родион посмотрел на бюст, затем на треуголку в своих руках. Его осенило. Родион украсил императора его головным убором. Он аккуратно поместил треуголку на голову бюста Наполеона. В этот же момент раздался громкий, скрежещущий звук. Вся стена за бюстом задвигалась. Книжный шкаф отодвинулся в сторону, открывая новый проход – темный и узкий, словно щель в другое измерение. Родион, чувствуя нарастающее напряжение, но и любопытство, шагнул в новый проход. Он попал в некую комнату оккультизма. Атмосфера здесь была тяжелой, а запахи являлись смесью ладана, воска и чего-то едкого, потустороннего. Стены были увешаны символами, пентаграммами и изображениями существ из мифов.
Прямо перед ним, в центре комнаты, стоял большой алтарь, вырезанный из черного камня. На нем были разложены странные предметы – кости, амулеты, засохшие травы. А украшало его странное чудовище, то ли мышь, то ли кабан, вырезанное из какого-то темного материала и покрытое клоками шерсти. Уродливое, с длинными клыками и выпученными глазами, оно было настолько отвратительным, что от его вида Родиону стало не по себе.
Затем его взгляд упал на витрину, стоящую у стены. Внутри, на черном бархате, лежали черные свечи. Толстые, восковые, они излучали зловещую ауру. Родион не раздумывая прихватил их с собой, чувствуя, что в таком доме все может пригодиться.
И вдруг он увидел нечто еще более пугающее. В одной из стен, чуть выше его головы, было отверстие, из которого торчала костлявая человеческая рука. Она была бледной, высохшей, словно мумия, и ее пальцы были скрючены в зловещем жесте. Родион почувствовал тошноту. Но, присмотревшись, Родион заметил, что часть стены была ослаблена в этом месте. Камень вокруг руки был потрескавшимся, кладка выглядела нестабильной.
И тогда Родион вспомнил, что у него есть зубило и молоток. Его сердце забилось быстрее. Неужели это еще одна загадка? Он подошел к стене. С решимостью, граничащей с безумием, он начал ломать стену. Удары молотка по зубилу гулко отдавались в тишине комнаты, кроша камень и штукатурку. Работа была тяжелой, но Родион не сдавался. Постепенно, слой за слоем, стена начала поддаваться.
И вот, когда достаточно большой кусок стены был выбит, оказалось, что за ней скрывался человеческий скелет. Он висел, закрепленный на какой-то системе, его пустые глазницы смотрели прямо на Родиона. Настоящий он или нет, Родион не понял, да и не хотел об этом думать. Но на шее скелета, словно на ниточке, висел египетский амулет Анкх – символ вечной жизни. Родион, преодолевая отвращение, дотянулся и также сунул его в карман.
Почувствовав, что больше ничего здесь найти не удастся, и наполнившись чувством усталости и морального истощения от всего увиденного, вскоре он покинул это место.
Следующая дверь открылась без ключа. Она была слегка приоткрыта, и сквозь щель пробивался тусклый свет.
Он шагнул внутрь и оказался в совершенно иной обстановке. Это была комната охотника, мрачная и наполненная запахом пыли и чучел. Повсюду стояли чучела животных: оскаленные волки, пристально смотрящие совы, грациозные олени. Их стеклянные глаза казались живыми, следящими за каждым движением Родиона, создавая гнетущее ощущение, будто он не один.
На одной из стен висела большая доска с насекомыми – пришпиленные булавками бабочки, жуки, стрекозы, их яркие цвета казались неестественными в этом сумрачном помещении. На небольшой деревянной тумбе в углу, словно живой, стоял ворон. Его черные глаза-бусинки блестели, а перья были идеально уложены. Он выглядел жутко реалистично.
Но главным объектом в комнате был массивный бурый медведь, чучело которого лежало прямо на столе в центре комнаты. Его огромная пасть была приоткрыта, демонстрируя искусственные клыки.
Родион подошел ближе и внимательнее осмотрел медведя. Его взгляд сразу упал на зашитое брюхо – толстые, грубые стежки, словно кто-то спешно пытался что-то скрыть. "Скорее всего там что-то есть", – подумал Родион, и в его памяти всплыло воспоминание о ноже, который он оставил на первом этаже в комнате трофеев.
С тяжелым вздохом и чувством досады на самого себя за невнимательность, Родион повернулся и спустился на лифте обратно. Дойдя до комнаты трофеев, он быстро отыскал нож, который вытащил из головы. Затем, столь же спешно, он поднялся обратно на этаж охотника, чувствуя, как начинают болеть мышцы от постоянных перемещений.
Вернувшись, Родион подошел к чучелу медведя. Он достал нож и, стараясь не повредить чучело, аккуратно вспорол зашитое брюхо. Ткань разошлась с легким шорохом, и внутри, среди наполнителя, он обнаружил удочку. Небольшую, складную, с леской и крючком. Зачем здесь удочка?
Родион огляделся, пытаясь понять, для чего ему этот инструмент. И тут его взгляд упал на потолок. Он уже давно приметил люк, расположенный прямо над его головой. Люк был закрыт и находился довольно высоко, вне досягаемости. Теперь он понял! Удочка! Теперь он мог его подцепить.
Он разложил удочку, подцепил ею за ручку люка. С первого раза не вышло, со второго тоже, но Родион не сдавался. Наконец, с третьего раза у Родиона получилось. Раздался глухой щелчок, и люк открылся, а оттуда, словно из ниоткуда, выпала лестница. Она с грохотом ударилась о пол, поднимая облако пыли. Как оказалось, лестница вела на чердак.
Чердак был окутан полумраком, сквозь пыльные окна пробивались лишь редкие лучи света, высвечивая танцующие в воздухе пылинки. Воздух здесь был старым, затхлым, с запахом дерева, мха и чего-то еще, необъяснимого и жуткого. Он только поднялся на чердак, когда его глаза расширились от ужаса. Прямо перед ним, словно сотканное из зеленого тумана, увидел приведение. Оно светилось зеленым светом и висело в воздухе, паря над полом, его очертания были размыты, но при этом отчетливы. Это был силуэт человека, его черты были искажены страданием.
Прямо под приведением, на полу, был как будто ритуал. Круг, нарисованный мелом, внутри которого лежали кости, свечи, странные символы. Рядом с этим кругом лежала обрядная книга, открытая на страницах, где был подробно показан этот ритуал. Родион быстро пробежался глазами по тексту и рисункам. Для завершения ритуала нужен был мел и свечи. Свечи у него были – те самые, черные, которые он взял в комнате оккультизма. А вот мел был на первом этаже, на доске в кабинете Наполеона.
Родион застонал от разочарования. Опять! Этот особняк словно нарочно заставлял его бегать туда-сюда, истощая его физически и морально. Родиону снова пришлось спускаться и подниматься. Он спустился с чердака, дошел до кабинета, добрался до доски, стер часть формул, взял мел. Затем он снова поднялся на лифте на третий этаж, а затем по лестнице начердак. Особняк, словно, издевался над ним, каждый раз подбрасывая новую задачу, требующую возвращения к уже пройденным местам.
Когда всё было готово, Родион подошел к кругу. Он обвел контуры мелом, следуя указаниям в книге, расставил черные свечи по периметру. Затем, используя спички, найденные в комнате трофеев, Родион поджёг свечи. Пламя заплясало, отбрасывая зловещие тени на стены. От свечей пошёл густой, едкий дым, который быстро наполнял чердак.
Внезапно, над головой Родиона раздался пронзительный писк. Датчик уловил дым и включил тушение пожара. Из потолочных распылителей хлынула вода, заливая чердак. Холодная вода обрушилась на Родиона, промочив его до нитки. Вдруг призрак исчез! Он просто растворился в воздухе, словно его никогда и не было. Родион замер, осознавая, что это была лишь проекция. Ловкая иллюзия, призванная напугать и заставить его совершить необдуманные действия.
Теперь, когда призрака не было, и системы пожаротушения стихли, можно было осмотреться. Родион, мокрый и замерзший, но с новой волной решимости, начал осматривать чердак. Первым делом Родион увидел саркофаг. Он стоял в центре, массивный, высеченный из темного камня, с древними египетскими иероглифами. На крышке саркофага было круглое углубление, словно предназначенное для какой-то фигуры.
Вспомнив свой амулет, Родион вытащил из кармана египетский амулет Анкх – "египетский крест". Он подошел к саркофагу и вставил его в углубление. Амулет идеально подошел. Раздался глухой, механический звук, и крышка саркофага открылась со скрипом, поднимая облако пыли. Родион заглянул внутрь. Там, на дне, лежали мумия, а сверху один-единственный предмет – резак. Острый, блестящий, с удобной рукояткой.
Затем его взгляд упал на другую часть чердака. Там, у стены, стояла сломанная лестница. Она вела к небольшому окошку, но несколько ступенек были выбиты, и она была бесполезна. Родион осмотрел ее. Доски лежали рядом, но вот гвоздей не было.
И снова, та же проблема. Нужно возвращаться. Тогда Родион спустился на третий этаж, где находилась комната охотника. Он решил проверить все, что мог упустить. Он подошел к тумбе, на которой стоял чучело ворона. Он внимательно осмотрел ее, ища потайные отделения. И нашел. Небольшой ящик, скрытый в боковой стенке. А там лежала сваренная маска. Маска была металлической, сваренной из нескольких кусков, ее швы были грубыми и неровными.
Родион вспомнил про резак и удалил им шов на маске. Металл поддался, и маска раскололась. Внутри, он нашел то, что ему было нужно – гвозди. Тяжелые, острые, разных размеров.
С гвоздями в кармане, Родион снова проделал путь на чердак. Он подошел к сломанной лестнице. Используя доски и гвозди, Родион починил лестницу. Ступеньки встали на место, и теперь лестница была целой.
Он поднялся по лестнице, тем самым выбравшись на крышу. Ночной воздух был свежим и прохладным. Под ним простирался огромный, спящий город. С крыши открывался потрясающий, но в то же время жуткий вид. В центре крыши, закрепленная на какой-то металлической конструкции, лежала длинная веревка с кольцом.
Родион подошел к ней. Это, казалось, был его шанс на спасение. Он нацепил кольцо на балку, выступающую из стены, проверил прочность. Веревка была длинной, и казалось, что она достанет до земли. Он обхватил веревку руками, поставил ноги на край крыши и начал спускаться. Метр за метром он скользил вниз, чувствуя, как веревка обжигает ладони. Надежда на спасение росла с каждой пройденной секундой.
Но вдруг, когда до земли оставалось совсем немного, раздался резкий, рвущий звук. Веревка! Она не выдержала! Родион почувствовал, как что-то обрывается. Его тело резко дернулось вниз. Он пытался удержаться, но веревка выскользнула из его рук. С криком, который потонул в шуме ветра, он сорвался и полетел в темноту. Удар о землю был оглушительным, и мир погрузился в непроглядную тьму.
Глава 5 «Путешествие продолжается»
Родион очнулся от резкого запаха гниющих отходов и едкого аммиака. Голова гудела после сильного удара, а во рту остался неприятный привкус. Он лежал на чем-то холодном и влажном, сквозь тонкую ткань рубашки ощущая жесткие, неровные поверхности. Открыв глаза, он попытался сфокусировать взгляд, но вокруг была лишь серая, унылая реальность: он оказался в каком-то заброшенном переулке рядом с подъездом и мусоркой.
Солнечный свет едва пробивался сквозь высокие стены соседних зданий, создавая мрачный, полутемный лабиринт из теней. Воздух был тяжелым, насыщенным вонью давно невывезенного мусора, сырости и чем-то еще, более острым – запахом городской канализации. Место было не из приятных, совсем не то, что Родион привык видеть, и его чистоплотность буквально кричала от отвращения. Его взгляд скользнул вниз, и он едва сдержал тошноту. Повсюду ползали тараканы и сколопендры, их блестящие панцири и многочисленные лапки мелькали на грязном асфальте, по стенам и даже по поверхности мусорных баков. Они сновали в полумраке, словно живой, отвратительный ковер, заставляя Родиона инстинктивно поджать ноги.
Он поднялся, пошатываясь. Одежда была испачкана, но, к счастью, цела. Впереди себя, перегораживая выход из переулка, он увидел массивный забор, высокий, из сетки-рабицы. Казалось, через него можно перелезть и выбраться на свободу, но что-то было не так. Едва уловимое жужжание наполняло воздух, а в нескольких местах по периметру забора виднелись мельчайшие синие искры. Его выдавали характерные щелчки разряда – короткие, сухие, электрические. Забор был под напряжением. Очередная ловушка. Нужно было обесточить его.
Мысль о том, чтобы рыться в этом грязном, кишащем насекомыми пространстве, вызывала у Родиона внутреннее содрогание. Он всегда был аккуратен, следил за чистотой, и сама идея контакта с мусором была ему чужда. Однако выбора не было. Собрав волю в кулак, Родион, несмотря на свою чистоплотность, решил поискать в мусорных баках что-то ценное. Он подошел к ближайшему, большому, облезлому контейнеру, облепленному потеками и пятнами. С отвращением он приподнял тяжелую крышку, вдыхая новую волну зловония. Внутри, среди картона, пластика и пищевых отходов, его взгляд наткнулся на нечто металлическое. Погрузив руку в эту мерзость, он нащупал тяжелый инструмент. Вытащив его, Родион обнаружил старый, но вполне рабочий болторез. Его металлические ручки были потерты, а лезвия – затуплены, но он выглядел достаточно крепким, чтобы справиться с цепью. Невероятная удача, или очередная часть чьего-то дьявольского плана?
Он продолжил осторожно продвигаться по переулку, стараясь не наступать на сколопендр и обходить особенно грязные лужи. Походя еще по переулку, между несколькими ржавыми бочками, он наткнулся на неожиданную находку – канистру. Она была металлической, побитой, но целой, и на ощупь Родион понял, что она была наполовину полна. Чем? Он не знал, но в этом странном месте любая емкость с жидкостью могла оказаться полезной. Поэтому Родион решил взять ее с собой, прихватив за ручку.
И вот наконец, в конце переулка, прислонившись к кирпичной стене старого дома, он встретил то, что искал. Массивный, гудящий трансформатор, его серый, облупившийся корпус был покрыт ржавчиной и граффити. А главное – его дверца, скрывающая электрический щиток, была обмотана толстой, ржавой цепью, закрепленной навесным замком.
Это была задача для болтореза. Родион с помощью болтореза перекусил цепь. С напряжением он сжал ручки, и мощные лезвия с глухим скрипом и щелчком перерезали звенья. Цепь упала на землю. Он потянул за ручку, и щиток открылся, обнажая клубок разноцветных проводов, реле и выключателей.
Теперь главная проблема – как отключить питание. Правда как раз как его отключить он не знал. Схемы были непонятными, а провода – бесчисленными. Вся эта электрика была для него темным лесом. Поэтому стал размышлять, сосредоточившись, несмотря на отвратительный запах и ползающих насекомых. Он перебирал в уме все, что когда-либо слышал об электрике. Замкнуть что-то? Опасно. Найти главный рубильник? Маловероятно. И тут в голову пришла идея, казавшаяся одновременно гениальной и безумной. Что, если не вырубать напрямую, а заставить систему отключиться самой? Ему нужно было изменить параметры реле, понизить их порог срабатывания, и тогда даже нормальная нагрузка вызвала бы защитное отключение всего участка.
Дрожащими руками, сосредоточившись на каждом движении, Родион стал манипулировать тонкими переключателями и крутить маленькие регуляторы внутри щитка. Он действовал наугад, но с уверенностью человека, который наконец-то нашел решение. Пот стекал по его вискам. Секунды тянулись бесконечно. Наконец, проведя некоторые манипуляции с щитком, он отошел на шаг, затаив дыхание. И вдруг, раздался щелчок, а затем – характерный звук обесточивания, гул трансформатора стих, и над забором перестали мелькать искры. Родион смог отключить электричество.
Он не стал терять ни секунды. Сразу же подбежал к забору. Теперь, когда угрозы не было, он казался гораздо менее устрашающим. Родион нашел удобный выступ, зацепился руками за верхний край. Приложив последние силы, он перелез через забор, его ноги коснулись мягкой травы по ту сторону. Он оказался в небольшом, но чистом и ухоженном сквере. Запах свежей листвы и росы ударил в ноздри, сменяя смрад переулка. Он был свободен.
Тихий сквер встретил Родиона благоуханием свежескошенной травы и пением птиц, но облегчение было недолгим. Каждый шаг отдавался болью в ногах и голове, а тело ныло от пережитого. Еле идя по дорожке, Родион представлял себе лишь одно: как окажется дома, в своей чистой ванной, смоет с себя грязь и мерзость наденет чистую одежду и, уютно устроившись в кресле, будет попивать горячий, ароматный зелёный чай. Образ был настолько реален, что он почти чувствовал тепло чашки в своих ладонях.
Но внезапно, словно кошмар не желал отступать, прямо перед собой, на расстоянии около 40 метров, он увидел фигуру. Она была облачена в длинный, развевающийся на легком ветру чёрный плащ, который полностью скрывал тело и лицо, делая ее похожей на тень. В руках у незнакомца блеснул нож, с которого, к ужасу Родиона, медленно капало что-то красное, оставляя влажные следы на пыльной дороге. Рядом с ним, на короткой, но толстой цепи, стояла огромная, угольно-черная собака. Ее глаза горели недобрым, хищным огнем, а мощное тело напряглось, готовое к броску.
Вдруг человек в плаще сделал небрежный жест, и цепь со звоном упала на землю. Собака ринулась на него, низко пригнувшись к земле, словно черная стрела, ее глухое рычание нарастало с каждой секундой. Родион вздрогнул. Бежать обратно, в переулок с насекомыми и трансформатором, не было смысла – собака была быстрее. Инстинкт подсказал ему единственно верное направление. Развернувшись, Родион побежал от нее в парк, который начинался чуть в стороне от дорожки.
Визг собаки становился все ближе, заставляя его сердце колотиться как сумасшедшее. Легкие горели от напряжения. Он несся, не разбирая дороги, сквозь кусты и деревья, пока впереди не мелькнул спасительный силуэт. Вскоре он увидел деревянный забор с щелью – невысокий, но достаточно плотный, чтобы задержать пса. Щель была узкой, но Родион был достаточно худощавым. Он, не раздумывая, юркнул внутрь с одной стороны, а затем, оказавшись по ту сторону, схватил валявшуюся рядом доску и закрыл щель, насколько это было возможно. По ту сторону забора раздался яростный лай и царапанье когтей, но Родион был в безопасности, по крайней мере, на время.
Он отдышался, прислонившись к доскам. Здесь было тихо и спокойно. Родион оказался в небольшой, но удивительно ухоженной аллее, украшенной каменной аркой из поросшего мхом камня. Под аркой стояли две статуи горгулий – грозные, но по-своему величественные. Правда, одна из них, та, что стояла справа, была без головы, что придавало ей несколько комичный, но в то же время жутковатый вид. Гладкая, аккуратно посыпанная гравием дорожка вела к озеру.
Родион медленно пошел вперед, осматриваясь. В конце дорожки, на самом берегу, находилась спущенная лодка. Она лежала на боку, с явными следами эксплуатации. Родион подошел ближе и приметил на ее дне небольшую пробоину.
Его взгляд скользнул от спущенной лодки к центру небольшой, поросшей густой травой поляны, что простиралась между деревьями и мутным водоемом. И там, отчетливо выделяясь на фоне зелени, виднелось нечто совершенно неожиданное. На траве, недалеко от озера, был разведён костёр. Не просто угли, а самый настоящий, горящий костёр. Оранжевые языки пламени весело плясали в полумраке подлеска, отбрасывая причудливые тени на стволы деревьев и окружающие кусты. Над ним поднимался тонкий столбик серого дыма, медленно растворяющийся в прохладном воздухе.
От костра исходило мягкое, почти уютное тепло, которое, тем не менее, не снимало напряжения Родиона. Он почувствовал слабый, но явственный запах сгоревшего дерева, легкий аромат дыма, смешанный с чем-то неуловимым – запахом пищи, возможно, или просто человеческого присутствия. Вокруг кострища, в беспорядке, лежали несколько обгоревших веток, некоторые из них еще дымились, другие были полностью обуглены, превратившись в черные палочки. Рядом с ними валялись пустые консервные банки, их жестяные бока тускло поблескивали в свете огня. Некоторые были смяты, другие – аккуратно вскрыты.
"Тут кто-то недавно был", - как молния, вспыхнула мысль в голове у Родиона. "Очень недавно". Огонь горел, дым поднимался, а значит, люди покинули это место совсем недавно, может быть, даже несколько минут назад. Сердце Родиона забилось сильнее. Это была уже не просто заброшенная усадьба, не просто случайные ловушки, а чье-то целенаправленное, живое присутствие.
Это место, казалось, использовалось как временное убежище или стоянка. Все признаки указывали на это: не капитальное строение, а просто поспешно разведенный огонь, остатки еды, отсутствие каких-либо личных вещей, которые бы указывали на постоянное проживание. Кто эти люди? Охотники? Бродяги? Или те, кто устроил все это безумие с похищением? Последняя мысль вызвала холодок по спине. Неужели он столкнется со своими похитителями лицом к лицу?
Его взгляд упал на старое, могучее дерево с дуплом, расположенное чуть в стороне от кострища. Из дупла что-то виднелось – яркое, нехарактерное для природы. Это оказалась красная металлическая коробка, частично скрытая внутри. "Наверное, что-то полезное", – подумал Родион, протягивая руку. Но как только его пальцы приблизились к отверстию, из темноты дупла стремительно выползла змея, ее чешуйчатое тело блеснуло в полумраке. Она резко бросилась вперед, ее острые зубы мелькнули в сантиметре от его руки. Чуть не укусила его! Родион отдернул руку, сердце снова заколотилось.
Это была очередная ловушка, или просто дикая природа? В любом случае, доставать коробку голыми руками было опасно. Родион решил вернуться к аллее, вспомнив, что видел там какие-то палки. Он пошел обратно, его взгляд шарил по земле. Там, среди кустов, он нашел длинную, прочную палку, которая на одном конце была расщеплена и напоминала по форме змеиные щипцы. Идеально!
Вооружившись палкой, он вернулся к водоему. Теперь, при дневном свете, он увидел, что вода была уж очень мутная, с зеленоватым оттенком и обилием тины. Это было скорее болото, чем озеро. Тем не менее, это был единственный путь. Родион подошел к дереву с дуплом. Используя палку, он осторожно, но крепко зажал змею, не давая ей возможности напасть. Пока змея извивалась, пытаясь освободиться, Родион быстро вытащил красную коробку, в которой лежала вязкая, черная смола.
Смола! И тут пришла идея. Он до этого видел на берегу пустую консервную банку, наверное, из-под червей. И костер. Родион взял банку и смолу. Он пошел обратно к кострищу, положил туда консервную банку со смолой. Постепенно, под воздействием тепла, смола начала плавиться, превращаясь в густую, блестящую массу. Получился клейкий материал, напоминающий клей.
Родион подождал, пока смола немного остынет, чтобы не обжечься, но оставалась достаточно жидкой. Он быстро подбежал к лодке. Используя палку, он зачерпнул полученную затирку и аккуратно, но тщательно смазал дыру в лодке, заполнив трещину. Материал был клейким и быстро затвердевал, создавая водонепроницаемую заплатку. Осталось только найти насос, заправить ее и можно плыть на другой берег.
Он огляделся в поисках насоса. Его взгляд упал на густые, колючие кусты, растущие у края воды. Что-то блеснуло там. Насос он нашёл в колючках. Пришлось пробираться сквозь острые шипы, которые впивались в кожу, оставляя царапины и красные полосы. Пришлось поранить руки, чтобы достать его, но Родион уже привык к боли и преодолению препятствий. Это была маленькая, ручная помпа.
Теперь, когда лодка была залатана и насос найден, оставалось лишь топливо. Он вспомнил про канистру. В конце концов, для чего еще ему могла понадобиться полупустая канистра, как не для лодки? Он накачал лодку насосом, пока она не приняла нужную форму, а затем залил в нее топливо из канистры. Двигатель лодки был небольшим, но, к счастью, оказался рабочим.
Вдохнув поглубже, Родион оттолкнул лодку от берега. С чувством облегчения и предвкушения нового этапа, он отправился в путь, медленно, но уверенно скользя по мутным водам болота к неизвестному противоположному берегу.
Глава 6 «Хоррорлэнд»
Мгла не собиралась отступать, нависая над миром плотным, непроницаемым покрывалом. Звезды были скрыты, и даже лунный свет, казалось, отказывался пробиваться сквозь эту чащу обреченности. Время теряло смысл, превращаясь в череду испытаний, и Родион чувствовал, как усталость проникает в каждую клетку его тела, угрожая сломить его дух. Стукнувшее сердце, промокшая одежда и постоянный запах сырости стали его неизменными спутниками. Он медленно подплыл на своей кое-как залатанной лодке к противоположному берегу мутного, болотистого озера.
Как только киль лодки коснулся земли, Родион сразу же поднял голову и увидел нечто колоссальное и зловещее. Прямо перед ним, врезаясь в ночное небо, возвышались массивные, кованые ворота в парк развлечений. Их старые, ржавые прутья были переплетены паутиной и обвиты сухими лианами, создавая впечатление склепа, а не места для увеселений. От них исходила какая-то жуткая, давящая энергетика. Но самым жутким было изображение на воротах: на облупившейся металлической вывеске, казавшейся выцветшей даже в темноте, был нарисован страшный клоун. Его нарисованная улыбка была слишком широкой, глаза – безумно выпученными, а щеки – неестественно румяными, словно он наблюдал за каждым движением Родиона. Это был образ из ночных кошмаров, призванный не веселить, а внушать ужас.
Из-за ворот, словно скелет древнего чудовища, одиноко высилось большое колесо обозрения. Его кабинки беспомощно висели в воздухе, а ржавые спицы казались сломанными ребрами. Оно не работало по понятным причинам – очевидно, электричество было отключено. В этой зловещей тишине оно выглядело как памятник давно ушедшей радости, теперь обратившейся в нечто зловещее. Родион попытался войти, потянув за массивные кованые ворота, но они были заперты наглухо, электричества не было во всём парке.
Рядом с воротами, словно приросшая к земле, стояла небольшая, покосившаяся будка, выкрашенная в тускло-желтый цвет с облезшей красной каймой. Это была касса. Дверь в будку была распахнута, словно приглашая войти, и Родион решил воспользоваться этим. Внутри царил затхлый запах старой бумаги, пыли и плесени. Небольшое помещение было загромождено и заброшено. Он увидел старый, деревянный шкаф с облупившейся краской, саму кассу – металлическую, с выдвижным ящиком, явно давно пустую. Напротив кассы находилась полка с игрушками – выцветшие плюшевые мишки, сломанные пластиковые машинки, куклы без глаз, все покрытые толстым слоем пыли. И, наконец, он приметил еще одну дверь, которая была заперта. Рядом с ней, на стене, находилась металлическая панель с кнопками, на которых были цифры. Ясно – нужен код.
Родион вышел на улицу, его взгляд упал на массивный плакат, висящий у входа в парк. Это была, очевидно, карта или реклама аттракционов. Но он был оборван – большая часть изображения отсутствовала, и Родион понял, что нужен был кусок плаката, чтобы восстановить код. Где же его искать?
Тогда Родион вернулся в магазинчик, или скорее, в будку кассы, и стал внимательно осматриваться. Каждый предмет, каждая тень могли что-то скрывать. Его взгляд шарил по полкам, по углам. И вдруг его взгляд наткнулся на нечто совершенно неуместное, лежащее на полке с игрушками. Среди пыльных, выцветших плюшевых медведей и сломанных пластиковых солдатиков, он нашёл голову горгульи. Да, ту самую – с отколотым ухом и пустыми глазницами. Ту, что когда-то стояла в аллее, в том самом парке, куда он сбежал от собаки. "Только не это! Возвращаться?!" - вскрикнул Родион, его голос эхом разнесся по маленькой будке, наполненный неподдельным отчаянием и яростью. Его уже бесило это всё. Он чувствовал себя марионеткой в чьей-то жестокой игре, вынужденной бегать по кругу, собирая бессмысленные артефакты. Это было издевательство.
С тяжелым вздохом, который отдавался болью в груди, Родион вернулся на лодке на другой берег. Ветер усилился, создавая рябь на мутной воде. Дойдя до аллеи, он уже почти не чувствовал ног, но цель была одна – завершить этот квест. Он подошел к безголовой статуе горгульи, чья каменная шея зияла пустой. Вставив найденную голову на место, Родион ощутил легкий толчок, а затем из раскрытого рта каменного чудовища, измазанного пылью, выпал свернутый в трубочку, ветхий, но совершенно необходимый кусок плаката. На нем виднелись несколько цифр.
Сжимая в руке драгоценный фрагмент, Родион поспешил обратно к парку аттракционов. Он подставил кусочек плаката к оборванной части большого рекламного щита у входа. Пазл сложился. Код был 79153. С дрожащими от напряжения пальцами Родион ввел эти цифры на панели в комнате с кассой. Раздался тихий, механический щелчок, и дверь открылась, открывая путь в небольшое, темное помещение, которое оказалось чем-то вроде служебного распределителя. Там, на стене, висел щиток – старый, но массивный, с множеством проводов, предохранителей и переключателей. Открыв его, Родион увидел там странный предмет – старинную, потемневшую монету, на которой был изображён чёрт. Она лежала в небольшой выемке. Рядом с ней располагался большой, металлический рычаг. Без колебаний Родион потянул рычаг вниз. Раздался громкий, электрический гул, и в воздухе запахло озоном. Весь парк, казалось, ожил, издавая тихие, механические звуки – гудение моторов, потрескивание ламп. Электричество было запущено!
Выйдя из кассы, Родион увидел то, что прежде не мог рассмотреть в темноте и без света – огромный, причудливый автомат с дьяволом в виде декорации. Это была жутковатая, но невероятно детализированная фигура дьявола, сидящего на троне над несколькими бурлящими "котлами" с красным свечением, имитирующим лаву. Его глаза горели зловещим красным светом. Вокруг него кружили механические ангелы, их крылья мерцали тусклым золотом, а лица были застывшими в безмятежной улыбке. Это была какая-то старая, интерактивная игра, возможно, даже для предсказаний или испытаний, активация которой требовала монеты. Родион вспомнил про монету с чертом. Он вставил ее в специальное отверстие на автомате. Игра ожила. Правила высветились на тусклом табло: нужно было перепрыгивать котлы и уклоняться от ангелов.
Сконцентрировавшись, Родион принялся за выполнение задания. Несмотря на усталость, его реакции были на удивление быстрыми. Он ловко перепрыгивал через мерцающие красным огнем котлы, уворачиваясь от пикирующих механических ангелов, которые летели по непредсказуемым траекториям, пытаясь задеть его. Задача была несложной, но требовала внимания и координации. Родион быстро выполнил задание, и по окончании, из специального лотка, раздался звонкий щелчок. Выпал небольшой, тряпичный мешочек с монетами – старые, звенящие жетоны, возможно, для других аттракционов или просто награда за прохождение испытания.
Наконец, с мешочком в руке, Родион, с новой надеждой в сердце, зашёл в парк развлечений, преодолев старые, скрипучие турникеты. Едва он оказался внутри, как раздался жуткий, лязгающий звук. Обернувшись, Родион увидел, что массивные врата, через которые он только что прошел, медленно, но неумолимо закрылись, их кованые засовы со скрежетом вошли в пазы, издавая финальный, зловещий щелчок. Назад пути не было. Он был пойман в ловушку, и теперь ему предстояло пройти этот парк кошмаров, не зная, что ждет его за каждым поворотом.
Ночь в парке развлечений давила своей зловещей тишиной и искаженными формами. Родион очутился внутри, и первое, что бросилось ему в глаза, была панорама застывшего, жуткого веселья. Перед ним открывалось пространство, заставленное множеством аттракционов, каждый из которых, казалось, был спроектирован не для радости, а для кошмаров. Он видел киоск с шариками, его облезлые стены были украшены выцветшими рисунками смеющихся лиц, теперь выглядевших зловеще. Рядом громоздились старые автоматы, их потухшие экраны были покрыты пылью. В стороне, чуть поодаль, стоял ветхий вагончик, похожий на заброшенный поезд, а вдалеке, возвышаясь над всем остальным, виднелась огромная, пугающая комната в виде черепа – ее глазницы были черны и пусты, а щербатая "челюсть" зияла угрожающе.
Сразу стало ясно – эти последние два аттракциона, вагончик и комната-череп, были закрыты. На них висели массивные цепи и замки, и Родион понял, что нужны ключи, чтобы продвинуться дальше. Вздохнув, он решил сначала осмотреться, прежде чем искать решения.
Он пошел дальше по главной аллее парка, его шаги гулко отдавались в мертвой тишине. И вдруг, он остановился, его кровь застыла в жилах. Прямо перед собой, свисающий с ветки старого, изогнутого дерева, он увидел нечто ужасное. Это был повешенный человек. Его тело безвольно висело, раскачиваясь на ветру, а в бледном свете сумерек его силуэт выглядел до жути реалистичным. Холодный пот прошиб Родиона. Неужели это настоящее?
Не раздумывая, повинуясь порыву человечности, Родион спешно спустил его. Он подпрыгнул, схватил его за ноги, пытаясь ослабить петлю. Тело было неожиданно легким. Когда "повешенный" упал на землю, Родион с облегчением, смешанным с отвращением, понял – он оказался манекеном. Но манекеном до такой степени реалистичным и жутко сделанным, что не каждый мог бы отличить его от живого человека. У него не было глаз. Лишь пустые глазницы смотрели на главного героя, словно проклиная его. Также у него был ярко-оранжевый, спутанный парик и большой, красный нос, как у клоуна. Этот клоун-манекен был воплощением самого чистого ужаса, его безглазый взгляд, казалось, проникал прямо в душу. От него исходил легкий запах пыли и затхлости, но его облик все равно вызывал мурашки.
Рядом, чуть дальше по аллее, Родион увидел карусель с лошадьми. Но и они были не теми, что приносят радость. Их выцветшая краска, пустые, стеклянные глаза и застывшие, безумные гримасы были призваны не веселить, а пугать. Некоторые из лошадей были без ушей, у других отсутствовали хвосты, создавая образ заброшенной, изломанной сказки.
Осмотревшись и не найдя больше ничего, что сразу бросалось бы в глаза, Родион решил вернуться к автоматам. Это казалось наиболее логичным началом. Он подошел к первому, который выглядел как старый, обшарпанный стол для аэрохоккея с роботом. Он вставил монетку из мешочка. Робот-противник, с одной мигающей красной лампочкой вместо глаза, был явно настроен на победу. На табло высветилась надпись: "Победи меня три раза подряд". Нужно было победить его три раза подряд, что было невероятно трудно. Робот двигался с поразительной скоростью и точностью, отбивая шайбу с нечеловеческой реакцией. Родион приложил все силы, его руки уставали, а пот стекал по лицу. Он проигрывал раз за разом, но упрямо начинал снова. Наконец, после нескольких мучительных попыток, когда он уже готов был сдаться, Родион еле справился с ним. Со скрипом и звоном, из отсека выпали шарики – три ярких, надувных шарика, свернутых в плотную упаковку. Победа! Но зачем ему шарики?
Родион подошёл к киоску с шариками, но его ожидал очередной облом. Он не нашёл насос. А отсек, в котором он мог бы быть, был наглухо закрыт и требовал код. Очередной код. Родион уже чувствовал, как начинает кипеть от злости и усталости.
Тогда Родион пришёл к следующему автомату. Он напоминал классический тир. На экране двигались силуэты утки, зайца и курицы. Задача была проста: нужно было застрелить утку, зайца и курицу, чтобы выиграть. Родион вставил еще одну монету, после чего взял в руки тяжелый, металлический пистолет, который оказался муляжом. Он прицелился, нажал на спусковой крючок. Раздался имитированный звук выстрела, и утка исчезла с экрана. Заяц и курица требовали большей точности. Родион справился и с этим заданием, пусть и не с первого раза, его пальцы слегка дрожали от напряжения. В качестве награды, с тихим щелчком, был выдан один, стеклянный глаз. Глаз был холодным на ощупь, его радужка была ярко-голубого цвета, а зрачок – черным.
Родион, присмотревшись к фигуркам животных, которые были мишенями, вдруг заметил нечто необычное. На боку утки была еле заметная цифра, на зайце – другая, и на курице – третья. Это были тусклые, выцветшие, но все же различимые цифры. "Вот и код",- подумал Родион, и на его лице появилась слабая, но искренняя улыбка. Это была разгадка. Он записал их в уме: 2, 8, 4.
Он вернулся к киоску с шариками и ввел нужные цифры. Щелчок, и отсек открылся. Там лежал старый, но рабочий насос. С чувством выполненного долга Родион достал его. Он тут же распаковал три шарика, которые были в упаковке. Они были плотными и яркими. Он накачал три шарика, пока они не стали упругими и легкими. Затем, вспомнив про висевшего клоуна, он вернулся к нему, взял веревку, на которой тот висел, и связал шарики этой веревкой.
В тот момент, когда он закончил, небо над головой словно взорвалось. Вдруг подул сильный ветер, он налетел внезапно и яростно, превращая парк в хаос из летающего мусора и скрипящих аттракционов. Шарики, легкие и надутые, тут же вырвались из его рук. Они полетели, подхваченные мощным порывом, и Родион с ужасом наблюдал, как они стремительно взмывают вверх. Казалось, все его усилия были напрасны. Но затем произошло нечто удивительное. Шарики, поднявшись высоко, задели что-то, что Родион до сих пор не замечал. Это был висящий на одной из верхних веток старого дерева, ярко поблескивающий ключ.
Шарики задели его, и он со звоном упал на землю, прямо перед ногами Родиона. Это был красивый ключ с зеркалом вместо ручки. Ручка была отполирована до блеска, отражая искаженное лицо Родиона. Невероятная случайность, или очередной виток чьего-то зловещего плана?
С облегчением и предвкушением Родион поднял ключ. Он знал, куда идти. Он подошёл к деревянному вагончику, тому самому, что был закрыт. Вставив ключ в замочную скважину, он услышал легкий щелчок. Он потянул за ручку. Старая, деревянная дверь открылась, открывая путь в неизвестность.
Глава 7 «Выход близко?»
Родион шагнул за порог вагончика, и его тут же поглотила сюрреалистичная, давящая атмосфера. Воздух внутри был спертым, пропитанным запахом старого дерева, пыли и чего-то еще – сладковатого, химического, как дешевый грим. Единственным источником света были узкие лучи, пробивавшиеся сквозь щели в стенах, рассекая мрак и высвечивая мириады пылинок, танцующих в этом застывшем пространстве. Перед ним, куда ни глянь, раскинулся лабиринт кривых зеркал. Они покрывали все: стены, потолок, даже часть пола, создавая калейдоскоп искаженных перспектив, разбивая и перекручивая реальность до неузнаваемости. Каждое движение Родиона порождало десятки гротескных двойников.
Сердце бешено колотилось. Он подошел к ближайшему зеркалу. Отражение в нем было чудовищной пародией. Его тело вытянулось в тонкую, кривую жердь, ноги стали непомерно длинными, как у паука, а руки скрючились, словно иссохшие ветви. Но лицо… Лицо было самым ужасным. Из глазниц и открытого рта в отражении струилась густая, темная кровь. Она заливала щеки, капала на искаженную шею, окрашивая мир в багровый цвет. Это было не просто искажение – это было видение его собственной, неминуемой и кровавой гибели. Холодный пот выступил на лбу настоящего Родиона.
Давление в тесном вагончике нарастало физически. Воздух стал вязким, тяжелым, словно сироп. Родиону казалось, что стены зеркального лабиринта сдвигаются, сжимая его в тисках. Другие зеркала подхватили мрачную симфонию: в одном он был древним, сморщенным стариком, чья кожа напоминала пергамент; в другом – его тело рассыпалось на глазах, превращаясь в серый прах; в третьем – оно было покрыто глубокими, зияющими шрамами, будто после пыток. Грань между реальностью и кошмаром истончилась до предела. Паника, липкая и всепоглощающая, сдавила горло. Где-то в глубине души тлела искра воли, последний оплот разума: Не сдавайся. Двигайся.
И вдруг, сквозь хаос искаженных отражений и нарастающую панику, его взгляд зацепился за нечто аномальное. В самом дальнем углу вагончика, куда едва достигал тусклый свет, стояли три зеркала. Но они не отражали ничего. Их поверхности были абсолютно черными, непроницаемыми, как провалы в небытие. Перед каждым черным зеркалом возвышалась цирковая тумба, ярко раскрашенная, но обшарпанная. На них были намалеваны примитивные картинки: сочная оранжевая морковь, белая кость и серебристая рыба. У ног тумб валялась открытая картонная коробка, доверху набитая мелкими игрушками: пластиковый кролик, плюшевая собачка, резиновый кот, мышка-пищалка, деревянная птичка, мохнатый мишка.
Загадка, – пронеслось в воспаленном сознании Родиона. Нужно дать им то, что они "просят". Он опустился на колени перед коробкой, перебирая игрушки дрожащими пальцами. Логика казалась очевидной: Морковь – кролик. Кость – собака. Рыба – кот. Он выбрал три фигурки: пластикового кролика, плюшевую собачку и резинового кота.
С затаенным дыханием он поставил кролика на тумбу с морковью. И черное зеркало позади него ожило. На его поверхности, словно на экране, возникло изображение: он сам, лежащий на полу роскошной гостиной особняка. Лужа темной, почти черной крови растекалась вокруг него, а на полу был нарисован зловещий белый контур человеческого тела. Тот самый силуэт... Ужас ледяной волной накрыл Родиона, но он заставил себя поставить собаку на тумбу с костью. Второе зеркало показало сцену из переулка: огромная черная собака, та самая, что гналась за ним, с остервенением терзала что-то неразличимое, кровавое. Рычание, которого не было слышно, словно эхом отдалось в его черепе. Руки дрожали, но он поставил кота на тумбу с рыбой. Третье зеркало открыло вид на кота, игравшего с клубком… но клубок был окровавленным, а вокруг валялись клочья шерсти и что-то мелкое, белое. Кость? Зуб?..
Как только лапа резинового кота коснулась тумбы, раздался оглушительный, сухой треск – звук ломающегося льда или кости. Три черных зеркала одновременно разлетелись на тысячи острых осколков, которые с шипящим звоном посыпались на пол вагончика. Из-за рамы того зеркала, что показывало кровавую лужу в особняке, вывалился предмет. Это был надувной молоток – ярко-красная пластмассовая рукоятка и тускло-желтый, слегка спущенный резиновый "боек". Он выглядел нелепо, как детская игрушка, но в этом месте его банальность была зловещей. Родион, едва держась на ногах, содрогаясь от пережитого кошмара, поднял его. Холодная пластмасса рукояти была единственной твердой точкой в этом безумии. Клоун. Автомат. Это следующий шаг в этом аду.
С молотком в руке, словно с жалким щитом, Родион выбрался из душащего зеркального склепа обратно в парк. Он направился к жуткому автомату с жуткой декорацией - лицом клоуна. То самое лицо с ворот парка – жуткого клоуна с безумной ухмылкой и выпученными глазами. Задача была проста и безумна: когда клоун появлялся из норы, нужно было ударить по нему надувным молотком. Игра была на рефлексы и выдержку. Клоун выскакивал то справа, то слева, его смех, записанный на дешевый синтезатор, резал слух.
Родион бил. Снова и снова. Усталость, страх, гнев – все смешалось в клубок у его висков. Он почти дошел до конца, счетчик очков неумолимо рос. И вот, когда до победы оставалось буквально несколько ударов, клоун появился в центре экрана и замер, его нарисованная ухмылка стала шире, почти до ушей. И в этот момент что-то в Родионе сломалось. Ненависть – к этому парку, к своим невидимым мучителям, к бесконечным загадкам и страху, к самому себе за эту беспомощность – хлынула наружу с неконтролируемой яростью. Дикий, бессмысленный крик вырвался из его глотки.
Он швырнул жалкий надувной молоток в сторону. Его взгляд упал на ржавую, согнутую арматурину – часть каркаса обвалившегося аттракциона неподалеку, торчавшую из груды мусора. Он выдернул ее из хлама. Вес холодного металла в руке придал ему странную силу. Он размахнулся и обрушил арматурину на автомат.
Удар! Пластик корпуса треснул. Удар! Экран погас, стекло звонко осыпалось. Удар! Замигали искры из внутренностей. Удар! Фигурка клоуна слетела с трона. Он бил и бил, вкладывая в каждый удар всю накопленную боль, страх и отчаяние. Звук разрушения был музыкой мести. Пластик, металл, провода – все смешалось в бесформенную кучу хлама под его яростными ударами.
Когда ярость наконец схлынула, оставив после себя пустоту и дрожь в руках, Родион стоял, тяжело дыша, над грудой исковерканного пластика и металла. Дымок поднимался от оголенных проводов. И среди этого хаоса, в нише, обнажившейся за разбитым экраном, лежал предмет. Родион наклонился, раздвигая обломки пальцами. Это был глаз. Точная копия того стеклянного глаза, что он выиграл в тире. Ярко-голубой, холодный на ощупь, с черным, немигающим зрачком. Второй глаз. Для него.
С последними остатками сил, сжимая оба стеклянных глаза в кулаке так, что они могли треснуть, Родион побрел обратно к тому месту, где висел манекен клоуна. Безглазый урод все так же безжизненно сидел на скамейке, его оранжевый парик колыхался на слабом ветру. Подойдя вплотную, Родион с отвращением, но без колебаний вставил стеклянные шары в пустые, темные глазницы манекена.
И случилось нечто. Не крик, не движение. Голова манекена едва заметно дернулась, словно от разряда тока. Челюсть с характерным щелчком отвалилась вниз, открывая черную пустоту рта. И из этой черноты, со стуком ударившись о землю, выпал ключ. Не просто "страшный", а откровенно зловещий. Он был выкован из темного, почти черного металла, холодного как лед. Его форма была неестественно вытянутой, с острыми, хищными зубцами, напоминавшими когти или клыки. На самой массивной части рукояти был выгравирован крошечный, но отчетливый череп.
Родион поднял ключ. Тяжелый, леденящий пальцы. Он знал. Знание пришло не из разума, а из самого нутра, из того места, где жил первобытный страх. Этот ключ вел в одно место – в пасть чудовища. В ту самую комнату-череп, чьи пустые глазницы и зияющая каменная челюсть уже давно гипнотизировали его своим немым ужасом. Путь назад был отрезан еще у ворот. Оставалось только идти вперед, навстречу тому, что пряталось за острыми зубами каменного черепа. Сердце бешено колотилось, предчувствие беды сжимало горло. То, что он увидит внутри, превзойдет все его самые мрачные ожидания.
Родион подошел к скрытой в одной из орбит защелке, вставил ключ. Раздался глухой, резонирующий щелчок, словно чудовище разомкнуло каменные челюсти. Перед ним зиял вход в кошмар.
Не раздумывая, Родион шагнул вниз. Каменные ступени под ногами были неровными, скользкими от конденсата. И перед ним разверзся темный лабиринт. Стены, сложенные из грубого, неотесанного камня, терялись в непроглядном мраке, уходя ввысь и вдаль. Единственным источником света были граффити. Не просто рисунки, а ярко-зеленые, ядовито-фосфоресцирующие жилы, покрывавшие поверхности стен, потолка, даже пола в некоторых местах. Они сплетались в сюрреалистические узоры, складывались в нечитаемые, пугающие символы, искажались в гримасничающие лица, которые, казалось, следили за ним. Их призрачный, неоновый свет не рассеивал тьму, а лишь подчеркивал ее глубину и бесконечность. Это был мир, где свет был предателем, выхватывающим лишь куски ужаса, а густая, обволакивающая тьма казалась единственным, ненадежным убежищем. Тишина была абсолютной, давящей, нарушаемой только его собственным учащенным дыханием и каплями воды где-то вдалеке.
Внезапно тишину разорвал звук. Не просто смех – это был визгливый хохот, сотканный из безумия и чистой, неразбавленной злобы. Он ударил Родиона по нервам, заставив инстинктивно вжаться в холодную стену. Кровь буквально застыла в жилах. Смех, хриплый и надрывный, эхом раскатывался по каменным ущельям коридоров, искажаясь, отражаясь от стен, создавая иллюзию, что смеются сразу со всех сторон. И он не стихал, а нарастал, становясь громче, ближе. Казалось, его источник вот-вот появится из-за поворота.
Но он появился иначе. Прямо перед Родионом, в нескольких шагах, воздух заколебался, загустел. Из ниоткуда хлынули клубы густого, маслянисто-черного дыма. Они окутали пространство, поглощая скудный свет граффити, оставляя только этот леденящий душу хохот, который теперь звучал прямо перед лицом. Родион замер, парализованный ужасом, чувствуя, как ледяная волна страха сковывает мышцы. Дым начал медленно, нехотя рассеиваться, как театральный занавес перед кульминацией.
И в самом центре этого адского вихря, наконец, проступила фигура. Высокий, широкоплечий мужчина с неестественно светлыми, почти белыми волнами волос, спадавшими на лоб. Одет он был во все черное – просторную толстовку с капюшоном, наброшенным на голову, и мешковатые штаны. Но что бросалось в глаза – его лицо и открытые участки рук были туго перетянуты грязноватыми бинтами, словно после страшных ожогов или иной невыразимой травмы. Белые полосы перевязей резко, болезненно контрастировали с черной тканью, создавая образ жертвы, превратившейся в палача. А на его плечах, как неотъемлемая часть существа, покоилась коса. Огромная, с длинным, отполированным до зловещего блеска лезвием, которое даже в полумраке ловило и отражало зеленоватый свет граффити. Он был маньяком. Его поза, его смех, искажавший рот под бинтами – все источало абсолютное превосходство и жестокую, ненасытную радость от предстоящей игры.
"Минута!" – прохрипел он. Голос был как скрежет камня по камню, но невероятно громким в гробовой тишине лабиринта. – "Минута, червяк, чтобы спастись или спрятаться! Игра начинается!" Ему был не нужен герой, ему нужна была погоня. Адреналин страха, отчаяние жертвы, азарт охоты – вот его валюта. И Родион был всего лишь очередной монеткой в этой извращенной игре.
Родион не ждал окончания отсчета. Инстинкт самосохранения, заглушивший все остальное, дернул его за мышцы. Он резко развернулся и бросился бежать, не выбирая направления, лишь бы отсюда. Лабиринт, этот каменный монстр, стал одновременно и тюрьмой, и единственным шансом.
Побег превратился в кошмар наяву. Он петлял по узким, душащим коридорам, освещенным лишь зловещим пульсом зеленых линий. Стены, покрытые мерцающими граффити, казалось, дышали, шевелились, нашептывая неслышные угрозы, нависая над ним. Лабиринт играл с ним, подкидывая смертельные сюрпризы.
Один коридор внезапно сузился до щели. Родион с силой протискивался внутрь, чувствуя, как грубый камень рвет одежду и впивается в кожу, сдавливая ребра. Казалось, стены вот-вот сомкнутся окончательно.
В другом месте пол под ногами неожиданно ушел вниз, превратившись в крутую, мокрую от слизи горку. Родион едва успел ухватиться за выступ, его ноги болтались над черной бездонной пропастью, зиявшей внизу. Сорвавшись, он скатился вбок, на узкий уступ, едва не потеряв равновесие.
Из щелей в стенах, словно по команде невидимого палача, с шипением выстреливали зазубренные шипы. Родион метался, прыгал, падал, чувствуя, как острия рассекают воздух в сантиметрах от тела. Один шип оставил кровавую борозду на рукаве.
Смех маньяка преследовал его. То он гремел прямо за спиной, заставляя сердце колотиться как бешеное, то отдавался эхом из какого-то бокового ответвления, то вдруг раздавался сверху, будто преследователь шел по крыше лабиринта. Лязг косы о камень, этот металлический скрежет смерти, был постоянным саундтреком его бега.
Родион бежал, уже не чувствуя ног. Легкие горели огнем, горло пересохло, сердце колотилось так, что казалось, вот-вот разорвет грудную клетку. Он пытался запоминать повороты, ориентироваться по причудливым узорам граффити, но лабиринт был живым, обманчивым. Знакомые символы вдруг оказывались в другом месте, коридоры замыкались в кольца, зеленый свет, мерцая, создавал ложные перспективы и двигающиеся тени. Чувство полной, абсолютной потерянности сжимало горло сильнее рук маньяка.
Спустя время, потерянное для сознания – час? больше? – измученный, покрытый царапинами и синяками, с одеждой, превратившейся в лохмотья, Родион в очередном тупике наткнулся не на стену, а на нечто иное. Железная дверь. Массивная, темная, покрытая слоем ржавчины и вековой пыли. На ней – тяжелая, кованая ручка. Она явно вела куда-то еще. Искра надежды, жгучая и опасная, вспыхнула в груди. Шанс! Но в тот же миг, словно в ответ на его надежду, за спиной, совсем близко, снова прорезал тишину тот самый визгливый хохот. Тяжелые, мерные шаги, гулко отдающиеся от стен, и зловещий ш-ш-ш-шк волочимого по камню лезвия косы. Он был здесь.
Адреналин вновь впрыснулся в кровь. Родион вцепился в холодную железную ручку, навалился всем телом на дверь. Она поддалась не сразу, с пронзительным, мучительным скрипом, будто не открывалась столетиями. Он упирался ногами в скользкий камень, толкая из последних сил, чувствуя, как мышцы спины и плеч кричат от напряжения. Скрип сливался с приближающимся лязгом косы. Он уже чувствовал ледяное дуновение воздуха за спиной, слышал учащенное, хриплое дыхание преследователя. В последний момент, когда казалось, сталь косы вот-вот вонзится ему в спину, дверь с грохотом захлопнулась! Раздался глухой, окончательный стук тяжелого засова, сработавшего, видимо, от силы удара или по древнему механизму.
Лезвие косы с яростью ударило по железному полотну снаружи, высекая искры, оставляя глубокие зазубрины. Потом послышались тяжелые удары плечом, но дверь, древняя и массивная, выстояла. Наступила пауза. Затем – удаляющиеся шаги и постепенно затихающий, все еще полный бешеной злобы, смех. Он ушел. Пока.
Родион, сполз по двери на холодный каменный пол, задыхаясь. Каждый вдох обжигал легкие. Тело дрожало мелкой дрожью, руки тряслись так, что он не мог их сжать. Он был в безопасности. На мгновение. Отдышавшись, он заставил себя подняться, опираясь на холодный металл двери. Комната, в которую он попал, была небольшой, полукруглой, похожей на тупик или депо. Воздух здесь был еще более спертым и пыльным. И в центре, едва освещенный тускло пробивающимся сквозь щели в двери зеленым светом граффити, стоял Он. Вагон-призрак. Небольшой, облезлый, он казался жутким артефактом из забытого парка аттракционов, занесенным сюда кошмаром. Его очертания были расплывчаты, призрачны в этом сумраке.
И тут Родион вспомнил. Карман рубашки! Его пальцы, все еще не слушавшиеся, нащупали холодный металл. Фонарик! Он почти забыл о нем в этом аду. Дрожащей рукой он вытащил его, нажал кнопку. Тусклый, но резкий луч света пробил темноту комнаты.
Вагончик-призрак предстал во всей своей жуткой славе. Он был не просто старым – он выглядел выкопанным из могилы. Облезлая краска когда-то была яркой, теперь же обнажала ржавые, изъеденные временем бока. Деревянные панели прогнили, местами треснули, обнажая черноту внутри. Колеса, покрытые рыжей коррозией, казалось, намертво приросли к рельсам. Но самое жуткое – его общая форма. Он не просто стоял; он притаился в полумраке, он с тусклым, мертвым фонарем действительно напоминал покойника. Он был не машиной, а трупом аттракциона, ожидающим жертву.
Сердце Родиона бешено колотилось, но другого пути не было. Он шагнул ближе. Луч фонарика выхватил ржавые поручни, ободранную бархатную обивку сидений, висевшие клочьями ремни безопасности. Он толкнул вагончик – он подался с тихим, болезненным скрипом. Целое? Казалось, да, но на вид – вот-вот развалится. Рычаг запуска, покрытый отслоившейся краской, торчал как кость. Родион, стиснув зубы, нажал на него.
Вагончик дернулся, закачался, и с громким визгом тронулся. Тусклый фонарик спереди, казалось, агонизировал – его свет дрожал и плясал.
Родион вцепился в потертые, липкие от пыли и влаги подлокотники. Бархатная обивка неприятно прилипала к его вспотевшим ладоням. Ремни безопасности, которые он инстинктивно затянул, впивались в плечи, как змеи, напоминая – пути назад больше нет. Вагончик, продолжая стонать и скрипеть, начал медленно, неотвратимо вползать на наклонную плоскость, увозя его в абсолютную, сгустившуюся пасть темноты впереди. Зеленый свет граффити из комнаты остался позади, поглощенный мраком туннеля.
С каждым метром подъема мир сжимался. Звуки лабиринта – смех, лязг – исчезли. Остался только мучительный скрежет колес по ржавым рельсам, жуткие поскрипывания корпуса вагончика и собственное, гулкое, учащенное биение сердца в ушах. Темнота была не просто отсутствием света. Родион вглядывался в нее до рези в глазах, но видел лишь черную бесконечность, готовую поглотить его.
Затем – падение. Без предупреждения, без нарастания скорости. Вагончик просто сорвался вниз, в бездонную пустоту. У Родиона захватило дух, сердце прыгнуло в горло, живот ушел в пятки. Крик, рожденный чистейшим ужасом, застрял комом. Короткий, но бесконечный спуск закончился не плавно, а резким, жестоким виражом, швырнувшим его всем телом в боковую стенку. Боль пронзила плечо.
И тут лабиринт ожил. Настоящее безумие обрушилось на него.
Фигуры материализовались из тьмы: разлагающиеся призраки с горящими глазницами, урчащие зомби с вытянутыми руками, тени монстров, бросавшиеся на стекла. Они не просто мелькали – они атаковали: вопили нечеловеческими голосами, скребли когтями по обшивке, их ледяные, резиновые или силиконовые пальцы касались его лица, шеи, цеплялись за одежду. Вагончик дергался, трясся, кренился на поворотах, будто бешеный конь, пытающийся сбросить седока. Звук был оглушительным: дикий, многослойный хохот, переходящий в истерику; шепот проклятий, доносящийся отовсюду и ниоткуда; душераздирающие вопли агонии; лязг цепей, хлопки ловушек, вой ветра.
Но самым изматывающим было ожидание. Те короткие, зловещие паузы между атаками, когда вагончик замедлялся, вползая в очередной черный тоннель или зал. Тишина, нарушаемая только скрипом и стуком сердца, была хуше криков. Она заставляла мозг рисовать самые чудовищные картины того, что выпрыгнет сейчас, здесь, из этой конкретной темноты. Эти секунды ожидания сводили с ума сильнее любых спецэффектов.
Наконец, после череды кошмаров, вагончик, с последним жалобным скрипом, остановился. Родион, отстегнув ремни, увидел ярко освещенный, обыденный холл. Он вывалился наружу, едва удерживаясь на ногах. Тело дрожало мелкой, неконтролируемой дрожью, как после удара током. Ноги были ватными, голова кружилась, в ушах стоял звон. Он прислонился к холодной стене, пытаясь отдышаться, прогнать остатки адреналина.
Он обернулся. За его спиной зиял черный проем, откуда он выехал. Сам вагончик-призрак был невидим из холла, скрытый в глубине. "Этот кошмар... он останется со мной навсегда," – пронеслось в его помутневшем сознании. – "Символ страха, от которого не убежишь, даже когда он закончился."
Родион оказался в просторном, ярко освещенном помещении, напоминавшем холл какого-то клуба или закрытого развлекательного центра. Контраст с только что пережитым адом был оглушительным. Первая мысль – безопасность, помощь. Он метнулся взглядом и увидел стационарный телефон на стойке информации. Шатаясь, он подбежал, схватил трубку, лихорадочно набрал "02".
Вместо гудков в трубке раздался... звонок. Громкий, навязчивый. Родион замер. Звонок доносился не из трубки, а откуда-то рядом. Он медленно опустил трубку и обернулся.
За большой стеклянной дверью, которая явно вела к выходу на улицу (уже начинался рассвет), стоял мужчина. Он был в черной куртке и... балаклаве. Лицо скрыто. В руке у него звонил мобильный телефон. Мужчина поднес его к уху, его голос, приглушенный стеклом, но отчетливый, прозвучал как удар:
"Не трать время, Родион. До полиции ты не дозвонишься. Никто не придет."
Ледяная волна прокатилась по спине. Родион узнал голос. И осанку. Это был один из них! Один из двух, кто ворвался тогда... кто связал его, кто привез сюда! Ярость, горячая и слепая, смешалась с остатками страха и выплеснулась наружу. "Ты! – прохрипел Родион, подбегая к стеклянной двери и ударив кулаком по прочному стеклу. – Я тебя найду! Я вас всех найду!"
Мужчина в балаклаве лишь усмехнулся (это было видно по глазам) и сделал небрежный прощальный жест, прежде чем раствориться в уличных сумерках.
Родион, задыхаясь от ярости и бессилия, рванул дальше. Он должен был понять, где он, найти оружие, найти выход! Он ворвался в соседнюю дверь, помеченную табличкой "Администрация / Контроль".
Комната была заставлена мониторами. Множеством мониторов. На них – знакомые до боли изображения:
Большой особняк, где он очнулся и проходил испытания. Темный, грязный переулок, куда он свалился и разгадывал головоломку с щитком. Берег зловещего озера с полузатопленной лодкой, откуда на той же лодке он попал в заброшенный парк развлечений,
И даже... кадры из самого лабиринта! Мелькали стены с граффити, ловушки, даже он сам в моменты бегства!
"Они следили... Все это время следили за каждым моим шагом!" – мысль ударила с новой силой, вызывая приступ тошноты. Это был не просто побег. Это было шоу. Для кого?
Следующее, что привлекло его внимание в углу комнаты, была старая фотобудка. Та самая, из парков. Инстинктивно, словно ведомый неведомой силой, он шагнул внутрь. Автомат гудел. Сверкнула вспышка. И... из щели начали медленно выезжать фотографии. Не его. Его друзей. Арчи, Эллис, других... Все они были здесь, в этом же парке? На их лицах – смесь страха и растерянности. На последней фотографии – они все вместе, связанные!
"Нет! – вырвался у Родиона вопль, полный отчаяния и бешенства. – Они взяли и их! Эти твари!" Злоба, черная и всепоглощающая, переполнила его. Он огляделся. У стены, рядом с разбитым стулом, валялась бейсбольная бита. Не думая, он схватил ее. Вес в руке придал ему ложное ощущение силы.
Он вышел из комнаты контроля, его взгляд намертво прилип к стеклянной двери на выход. Там, снаружи, в первых лучах рассвета, маячила фигура в балаклаве. Он. Один из похитителей. Родион не видел его лица, но видел его насмешливую позу.
"ХВАТИТ!" – заревел Родион. Он разбежался и изо всех сил, с диким криком, ударил битой по стеклянной двери. Звук удара оглушил, но прочное стекло лишь треснуло паутиной. Второй удар! Третий! С грохотом стекло рухнуло.
Родион, не чувствуя порезов от осколков, выпрыгнул наружу, замахиваясь тяжелой битой на фигуру в балаклаве, стоящую в нескольких метрах. Он готов был размазать его по асфальту...
"Стой! Остановись! Опомнись!"
Голос... знакомый? Родион замер как вкопанный, бита застыла в воздухе. Над головой Родиона вспыхнули прожекторы. Но это был не тот теплый, праздничный свет, который ожидали, те кто его подготовили. Этот свет был другим – резкий, слепящий, как прожекторы допроса. Они ударили прямо в глаза, заставив Родиона инстинктивно зажмуриться и отшатнуться. Перед ним стояли его друзья! Все! Арчи, Эллис, Марк, Лиза – все те, чьи фото он видел! Но друзья стояли не с сияющими улыбками, а бледные, с широкими от ужаса глазами. Они видели Родиона: искаженное адреналином и яростью лицо, окровавленные руки (от биты и стекла), дрожь, взгляд полный безумия и ненависти, тяжелое, хриплое дыхание. Они видели разбитую дверь, биту в его руке. Плакат "С 30-летием!" висел криво, выглядел жалко и неуместно.
Родион стоял, широко раскрыв глаза, пытаясь осознать происходящее. Его тело все еще дрожало, адреналин бушевал, разум отказывался верить.
Арчи сделал шаг назад, его рука непроизвольно поднялась в защитном жесте. Его голос сорванный, испуганный: "Род... Родион... Это... это мы... Стой..."
"Но... Я... Я мог погибнуть! – выдохнул он, оглядываясь на зияющий проем, откуда он выехал, на осколки стекла. – Ловушки... Коса... Этот... маньяк! А вампир?!"
Эллис закрыла рот рукой, глаза полны слез ужаса и стыда. Она прошептала: "О боже... О боже, что мы наделали..."
Из тени, из-за угла здания, вышли те самые "ужасы". Блондин в черной толстовке и бинтах – теперь без косы, просто держал ее как реквизит. "Маньяк" снял капюшон – под бинтами оказался искусный грим, скрывающий лицо парня лет двадцати пяти. Рядом стоял "Вампир" (теперь просто парень в плаще и с накладными клыками), "Мужчина с собакой" (Собака не виляла хвостом, она скулила и жалась к ноге хозяина, чувствуя напряжение.), и еще несколько человек в комбинезонах – "спецэффектчики". Их грим в резком свете выглядел не смешно, а жутко-реалистично и потрепанно.
Эллис, пытаясь все быстро объяснить, говорила скороговоркой, с истеричной ноткой: "Это... это был квест, Родион! Самый сложный! Мы хотели... подарить тебе острых ощущений! Вывести из зоны комфорта! Они профессионалы! Ты был в безопасности! Почти... в безопасности...". Кроме момента с битой, ты нас очень напугал.
Родион долго стоял, дрожа всем телом, его взгляд метался от друзей к "монстрам", потом к черному проему вагончика. Адреналин не спадал, он не мог переключиться. Его разум отказывался верить. "Безопасность?" - его голос прозвучал, как скрежет камней. Он указал битой на "Маньяка": "Он... гнался... с косой... Я... я чувствовал..." Он посмотрел на свои дрожащие, окровавленные руки. Он медленно, как в кошмаре, опустил биту. Она со стуком упала на асфальт. Но это не облегчение. Это крах. Родион не чувствовал радости, он чувствовал пустоту, смешанную с нарастающей волной осознания кошмара и предательства.
"Твои друзья сказали, что ты не любишь такое и тебя нужно выманить из зоны комфорта" – спокойно объяснил бывший "Маньяк", подходя и протягивая руку. – Они хотели подарить тебе настоящий, незабываемый страх. Самый острый квест. Мы – те, кто его создает. Но ты... – он усмехнулся, – ты побил все рекорды по скорости и бесстрашию. Хотя, конечно, немного переборщил с дверью." Он показал на разбитое стекло.
"Маньяк" подошёл поближе. Он протянул флешку и визитку. Его слова были кратки и леденящи: "Запись. Весь путь. Твой страх был... эффективен. Редко видим такой чистый инстинкт. Если захочешь увидеть... или работать с нами." Его взгляд был пуст и бездонен.
Родион машинально взял флешку. Она холодная и тяжелая, как камень. Визитка – не предложение работы, а словно, ключ в другую дверь Ада.
Друзья пытались что-то сказать, подойти. Родион резко отшатнулся. Его взгляд был полон такой ненависти и боли, что они замерли. "Не... подходите..." — его шепот был полон угрозы. Он посмотрел на флешку в своей руке, потом на черный проем аттракциона, откуда он выехал и холл.
"Безопасность? Профессионалы? Это и есть безопасность? Этот холод в груди? Эта дрожь, от которой не избавиться? Эти... лица... в зеркалах... кровь... коса... смех... Они следили. Снимали. А теперь... этот кусок пластика..." Он сжал флешку так, что она впилась в ладонь. "Они думают, что это закончилось? Они ошибаются. Это... только начало. Начало кошмара, который теперь жив во мне."
Родион резко развернулся и пошел прочь. Не к друзьям, не к машинам, а в темноту, за пределы освещенной площадки. В первые лучи рассвета, которые не казались теплыми, а холодными и враждебными.
Друзья остались стоять в остолбенении у разбитой двери. "Монстры" молча собирали свой реквизит, их лица были бесстрастны. Торт со свечами стоял нетронутый, его кремовые розы казались мертвыми под резким светом прожекторов. Камера медленно отъезжала, фокусируясь на одинокой, подавленной фигуре Родиона, растворяющейся в серых сумерках утра, сжимающей в кулаке черную флешку. Звучал не смех и не музыка, а нарастающий, нервирующий гул (как в вагончике-призраке). Истинный кошмар только начался – в его голове.
Глава 8 «Вечный квест»
Рассвет не принес облегчения. Он был предателем. Его холодные, серые лучи не обещали нового начала, а лишь методично, с жестокой точностью, высвечивали последствия ночи. Они выхватывали из полумрака грязь, въевшуюся в разорванные рукава Родионовой куртки, подчеркивали каждый синяк – лиловый, багровый, желтеющий по краям – как топографические отметины на карте пережитого ада. Царапины на его руках и щеке мерцали влажным блеском. Он шел. Просто шел, подчиняясь лишь инстинкту движения, отталкиваясь от холодного, мокрого асфальта ногами, которые все еще дрожали, вибрируя мелкой, неконтролируемой дрожью, будто по ним били током или они были натянутыми струнами, готовыми лопнуть. Каждый шаг отдавался глухим эхом в его черепе, сливаясь с гудением в ушах – навязчивым, неумолчным, всепоглощающим. Этот гул был симфонией кошмара: он вбирал в себя скрежет колес того проклятого вагончика-призрака, леденящий визг шипов по камню, сухой, костоломный лязг косы, рассекающей воздух у самого виска, и, самое страшное, – тот визгливый, истеричный хохот, который теперь звучал не извне, а из самых глубин его сознания. Он стал его внутренним саундтреком. Его новой, извращенной нормой. Его вечным "спокойствием".
В его правой руке, сжатой в кулак до хруста в костяшках, врезалась в ладонь черная флешка. Она была необычайно холодной и тяжелой, как осколок метеорита, упавший из ледяного космоса. Он не выпускал ее. Не мог. Она была не трофеем, не сувениром. Она была вещественным доказательством. Но не его побега – побег был иллюзией, миражом, рассеявшимся с первыми лучами этого предательского рассвета. Доказательством его тотального предательства. Предательства теми, кого он считал друзьями – их бледные, перекошенные ужасом и стыдом лица стояли перед глазами ярче, чем лица монстров из парка развлечений. Предательства собственным разумом, который, вопреки всем доводам логики, поверил в невозможное, позволил увлечь себя в эту смертельную игру. И самое горькое – предательства собственным телом. Телом, которое до сих пор кричало адреналином, требовало бежать, драться, выживать, даже когда разум уже понимал – игра окончена, спектакль сыгран, и ты – главный дурак, заплативший за билет собственной психикой. Тело все еще жило в том кошмаре, его мышцы были напряжены как тросы, кожа покрывалась мурашками от малейшего дуновения ветра, сердце колотилось аритмично, напоминая о каждом рывке, о каждом крике.
"Самый острый квест... Ты побил все рекорды... Твой страх был исключительно эффективен..."
Слова того человека – "маньяка"? Нет, черт возьми, актера! – висели в утреннем воздухе, ядовитые и унизительные, как плевки. Его страх, его паника, его животный, первобытный ужас – все это было не искренней реакцией на смертельную опасность, а... продуктом. Сырьем. Топливом для чужой машины развлечений. Записанным на камеры с разных ракурсов. Оцененным по каким-то бесчеловечным параметрам. Эффективным. Для них. Для этих... профессионалов страха, этих архитекторов кошмаров, превративших человеческие эмоции в товар. И для его друзей. Его друзей, которые стояли там, в финале, бледные, как смерть, трясущиеся, с их жалкими, запоздалыми воплями: "О боже, Родь, прости! Что мы наделали! Мы не думали...".
Родион резко остановился, будто наткнулся на невидимую стену. По его спине пробежал ледяной рой мурашек, заставив содрогнуться всем телом. Он медленно, с трудом поворачивая скованную шею, обернулся. Парк с его жуткими аллеями, особняк с пустыми глазницами окон, озеро, черное как деготь – все это осталось где-то далеко, за спиной, в ином измерении. Перед ним был обычный городской район. Серый, сонный, просыпающийся. Люди спешили на работу, уткнувшись в телефоны, или стояли в очередях за кофе, машины сигналили в начинающейся пробке, автобусы фыркали выхлопами. Мир продолжал жить свою тусклую, размеренную жизнь. Эта обыденность, которая раньше была его реальностью, теперь казалась фальшивой декорацией, тонкой, хлипкой пленкой, скрывающей истинную, уродливую, дышащую насилием и страхом изнанку бытия. Ту изнанку, которую ему насильно открыли. Которую ему... подарили.
Он поднял руку с флешкой. Пластиковый прямоугольник блеснул тусклым, безжизненным отблеском в рассеянном свете пасмурного утра. Запись. Весь путь. От первого шока, когда мешок натянули на голову в фургоне, до последнего, оглушительного удара по стеклянной двери. Весь его страх – липкий, парализующий, рвущийся наружу криком. Вся боль – от ушибов, ссадин, вывихнутого плеча. Все унижение – от осознания, что ты марионетка, что твои крики и слезы – это чей-то заработок, чей-то восторженный шепот "Вау! Смотри, как он орет!". Его личный ад, его спуск в преисподнюю, упакованный в несколько гигабайт на этом черном куске пластика. "Если захочешь увидеть... или... работать с нами." Работать с ними? Стать частью этой машины? Создавать такие же "подарки" для других несчастных душ? Видеть в чужих глазах тот же дикий, всепоглощающий ужас, который всего несколько часов назад съедал его изнутри, превращая в дрожащее, бессловесное животное? Ловить тот момент, когда в глазах жертвы гаснет последняя надежда и остается только первобытный инстинкт бегства? Нет. Никогда.
В его груди, где раньше клокотали ярость и обида, что-то оборвалось. Не гнев, не ярость – они, казалось, выгорели дотла в тот момент, когда он бил кулаками в дверь, за которой смеялись его друзья. Оборвалось что-то важное, связующее. Осталось что-то холодное, тяжелое и окончательное. Пустота. Глубокая, бездонная, зияющая. Та самая пустота, что смотрела на него из глазниц клоуна-манекена в вагончике, из черных, бездонных зеркал окон особняка, из орбит каменного черепа у озера. Она заполняла его теперь, вытесняя все остальные чувства.
Родион подошел к мусорному баку на углу. Обычный, зеленый, покрытый потеками и граффити, пахнущий гнилью, старым жиром и отчаянием. Он занес руку с флешкой. Простое движение. Выбросить. Стереть этот кошмар. Попытаться забыть, закопать в глубинах памяти, как закапывают ядовитые отходы. Пусть гниет там, где ей и место.
Но рука замерла на полпути, будто наткнулась на невидимое силовое поле. Забыть? Как? Его тело помнило все с фотографической точностью. Каждый удар, каждое падение, каждый порыв ледяного ветра, обжигающего вспотевшую кожу. Каждый скрежет металла, каждый скрип ступенек, каждый шорох в темноте, заставлявший сердце останавливаться. Его нервы были оголены, как провода под напряжением. Резкий звук клаксона проезжающего грузовика заставил его вздрогнуть всем телом, едва не подпрыгнуть, спазм сжал желудок. Его глаза, широко раскрытые, лихорадочно сканировали пространство: искали тени, замершие фигуры в подворотнях, угрозы в каждом темном подъезде, в каждом силуэте за запотевшим окном автобуса. Зеркала в витрине магазина отразили не его знакомое отражение, а изможденное, осунувшееся лицо призрака с запавшими, горящими неестественным огнем глазами. В этих глазах не было жизни – только тлеющие угли пережитого ужаса. Лицо человека, который знал. Который заглянул за кулисы мироздания и увидел там только хаос и жестокую игру.
Он не смог разжать пальцы. Наоборот, сжал флешку еще крепче, до белой боли в костяшках, до хруста суставов. Это не был трофей. Это был ключ. Тяжелый, холодный, отравленный ключ. Ключ к тому, что с ним случилось. К пониманию той бездны подлости, в которую спрыгнули его друзья. К осознанию того, что существуют люди – не монстры из сказок, а обычные, наверное, в другой жизни, люди – для которых чужой страх, чужое страдание – это искусство, ремесло, бизнес. И ключ к его собственному, навсегда изменившемуся, расколотому "я". К той части себя, что осталась там, в парке, бегущей по темным аллеям с воплем застрявшим в горле.
Он повернулся от мусорного бака, от этого символа тщетной попытки очиститься, и пошел дальше. Не домой. Дом – это место, где его ждали чистая одежда, горячий чай, мягкий диван и иллюзия безопасности. Иллюзия, которую вчерашняя ночь разорвала в клочья, как бумагу. Дом был ловушкой, миражом. Он шел по улицам, чувству себя чужим, призраком, застрявшим в лимбе между мирами. Между миром "до", который больше не существовал, и миром "после", который был сплошной незаживающей раной. Люди обтекали его, как вода камень, не замечая, не видя тени, которая неотступно следовала за ним по пятам – тени того парка с его скрипучими деревьями, того особняка с его пустующими залами страха, того переулка, где за ним гналась натуральная Смерть с косой. Тени его собственного, вывернутого наизнанку страха, ставшего теперь его вечным, неотвязным спутником.
Он нашел то, что искал, на самой окраине города: дешевый отель "Андронэй", с вывеской, где половина букв не горела. Здание было обшарпанным, цвета грязного снега. Он зашел в крошечное, пропахшее плесенью и дешевым освежителем воздуха фойе. Заплатил наличными из смятых купюр, не глядя в лицо сонному, равнодушному администратору с заплывшими глазами. Тот молча протянул ключ – тяжелый, старомодный, на деревянной бляхе с выжженным номером: 108. Без вопросов. Без интереса. Идеально.
Комната была крошечной, как камера. Пахло старым табаком и пылью. Полумрак. Родион запер дверь на все замки – цепочку, щеколду, основной замок. Этого было мало. Он огляделся и поставил под ручку единственный стул с потертым виниловым сиденьем – жалкая, ничтожная преграда против мира, который всего за одну ночь доказал ему с жестокой наглядностью, что любая безопасность – лишь удобная иллюзия, мираж, готовый рассыпаться от первого же толчка.
Он сел на край продавленной кровати, пружины жалобно заскрипели под ним. Достал флешку. Рассмотрел ее при свете тусклой, мерцающей лампочки под потолком. Простой черный пластик, прямоугольник с закругленными краями. Никаких опознавательных знаков, логотипов, надписей. Только ряд мелких, едва различимых цифр, выдавленных на одном из торцов – серийный номер? Идентификатор жертвы? Или... код? Код доступа к следующему уровню этого нескончаемого кошмара? Шифр, открывающий двери в еще более изощренные глубины чужой жестокости?
На старом, пыльном столике у стены стоял допотопный телевизор с толстым экраном. И, о чудо, на его боковой панели Родион разглядел разъем USB. Современный кусочек технологии в этом царстве запустения. Судьба? Насмешка? Он долго смотрел на темный, пыльный экран телевизора, на свое отражение в выключенном стекле. Глаза в отражении смотрели на него незнакомым, пугающим взглядом – с немым вопросом, с болью, и... с каким-то нездоровым, гипнотическим ожиданием. Хочешь ли ты увидеть? – спрашивали эти глаза. Хочешь ли ты пережить это снова, но уже не изнутри агонии, а со стороны, как беспристрастный, обреченный зритель? Увидеть себя бегущим, спотыкающимся, рыдающим, цепляющимся за жизнь с животным упорством? Увидеть, как они – твои друзья, эти "заказчики" – сидят в теплой, светлой комнате контроля, попивая кофе, смеясь, делая ставки, комментируя твои мучения, пока ты реально умирал от страха где-то там, в их искусственно созданном аду?
Его рука с флешкой дрожала. Сухость во рту стала невыносимой. Адреналин, казалось, снова начал сочиться в кровь, подгоняемый проклятой, гипертрофированной памятью тела. Каждая клетка кричала об опасности. Гул в ушах усилился, превратившись в нарастающий вой ветра, выдувающего последние искры тепла из каменного лабиринта, в котором он чуть не потерялся навсегда.
Он вставил флешку. Пластик вошел в разъем с тихим, зловеще-деловым щелчком.
Телевизор ожил с хриплым потрескиванием. Экран вспыхнул синим, потом белым светом. Появилось спартанское меню. Несколько папок с лаконичными, будто высеченными на надгробии, названиями: "Особняк", "Переулок", "Озеро", "Парк", "Лабиринт". И последняя, самая крупная, самая зловещая – "ФИНАЛ. ХОЛЛ."
Родион взял пульт – липкий, с затертыми кнопками. Его палец, холодный и влажный, завис над кнопкой навигации. Дыхание стало прерывистым, поверхностным, как у загнанного зверя. Сердце колотилось с бешеной скоростью, гулко отдаваясь в висках, точь-в-точь как тогда, когда за ним гнался "Маньяк", и расстояние между жизнью и смертью измерялось сантиметрами. Весь его организм, каждая фибра его существа, кричали в унисон: "Нет! Выдерни ее! Сломай! Забудь! Сожги эту дрянь!". Инстинкт самосохранения бился в истерике.
Но другая часть – та, что заглянула в бездну, ощутила ее ледяное дыхание и узнала ее горький, металлический вкус, – шептала тихо, настойчиво, неумолимо: "Посмотри. Ты *должен* посмотреть. Узнай всю правду. Узнай, как выглядит твой страх со стороны. Как выглядит твое унижение в глазах тех, кто его купил. Это не конец. Это твой новый квест. Твой вечный квест. Начни."
Палец дрогнул, будто его толкнула невидимая рука. И нажал. На "ФИНАЛ. ХОЛЛ."
Экран потемнел на мгновение, а затем развернулось видео высочайшего качества, снятое, судя по углу, скрытой камерой. Он увидел себя. Связанного по рукам и ногам, беспомощного, с грубым мешком, натянутым на голову, в тесном, трясущемся фургоне. Услышал свой собственный сдавленный, полный ужаса и бессилия стон из-под мешковины. Камера внезапно дрогнула, изображение скакнуло – оператор смеялся. Слышно было его сдавленное хихиканье за кадром, смешанное с грохотом двигателя.
Родион не стал выключать. Не дернулся, чтобы вырвать флешку. Он словно окаменел. Медленно откинулся на жесткую, пахнущую пылью подушку, уставившись на экран горящими, сухими, немигающими глазами. Его лицо застыло, как каменная маска – ни единой эмоции. Только рука, сжимающая край продавленного матраса, выдавала нечеловеческое напряжение. Костяшки пальцев побелели, кожа натянулась до боли. Он смотрел. Он должен был смотреть. Он должен был пройти этот последний, ретроспективный уровень собственного кошмара. Прожить его снова, от начала и до конца. Но на этот раз – с полным осознанием, как жертва на эшафоте, видящая топор палача. На этот раз – до самого горького конца.
Гул в ушах слился со звуком из телевизора – визгом тормозов фургона, скрежетом открывающихся задних дверей, своим собственным прерывистым, захлебывающимся дыханием под мешковиной. Начало. Его личный ад. Начало, которое теперь, он уже понимал с ледяной ясностью, не имело конца. Оно просто... продолжалось. Перетекало из реальности в запись, из прошлого в вечное настоящее его травмы.
За окном отеля "Андронэй" окончательно рассвело. Обычный, ничем не примечательный, серый день окутал город. В комнате 108, на самом краю этого спящего мира, горел экран старого телевизора. Его мерцающий, холодный свет освещал неподвижную фигуру на кровати, впившуюся взглядом в отражение собственного, нескончаемого кошмара. Квест, затеянный друзьями, был завершен. Они получили свой "эффективный страх". Но игра... настоящая игра только начиналась. Игроком теперь был его собственный, выпестованный, разожженный докрасна страх. И финального уровня в этой новой, бесконечно более страшной игре, не существовало. Только бесконечное повторение пройденного ужаса в петле памяти, подкрепленное цифровым свидетельством. Флешка была вставлена. Видео играло. Родион смотрел. И конца этому просмотру не было видно.
Особняк ужасов
© Copyright: Картавых Андрей, 2025
Свидетельство о публикации №225080100085
Свидетельство о публикации №225080100085
Рецензии