Г. Н. Потанин как символ в 1917-1919 гг. Ч. 3

1.2. Вопрос о национальном возрождении России в контексте идей Г.Н. Потанина по реформированию системы народного просвещения

1. Вопрос о политической грамотности

В 1917 г. Г.Н. Потанин уделял пристальное внимание проблеме политической и общекультурной неграмотности населения Сибири. В статье от 17 июня 1917 г. «О политической зрелости томской народной массы» Потанин полемизировал с заявлением Томского губернского комиссара Б.М. Гана о том, что «Томская губерния блистательно выдержала политический экзамен» в связи с благополучным проведением выборов в губернский, городской и уездные исполнительные комитеты. Потанин был совершенно не согласен с таким выводом и объяснял его «недодуманностью или некоторым ослеплением»: «Политическая зрелость даётся многолетним политическим воспитанием и продолжительной политической практикой. Где же эта политическая школа, в которой училось население Томской губернии и вышло оттуда политически зрелым? Условия, в которых жило это население, были неблагоприятными для политического воспитания народа».

Для доказательства своей позиции Потанин ссылался на самодержавную политику по недопущению влияния интеллигенции на народ: «Правительство упорно держалось этой победоносцевской политики, разъединявшей народ и интеллигенцию до самой последней минуты своего царствования, вплоть до переворота»; «Где же было томскому крестьянству приобресть политическую зрелость, когда он был так тщательно отгорожен от интеллигенции стеной дисциплинированных правительственных агентов, начиная с попечителя учебного округа и комитетов, рассортировывающих книги для народного чтения на вредные для деревенских умов и на безвредные, и кончая волостными писарями и полицейскими урядниками?»

Отдавая должное мудрой нравственной тенденции народа, Потанин утверждал, что следует «различать эту мудрость от мудрости, приобретаемой политическим воспитанием»: «Мы признаём превосходство народных нравственных понятий над понятиями цивилизованных классов. Мы уважаем народ за это достоинство, но знаем, что эту высокую этику воспитала в нём жизнь в условиях старого патриархального быта и знаем также, что политическая зрелость приобретается жизнью под влиянием государственных политических учреждений».

Что касается оценки деятельности Томского губернского народного собрания, то Потанин утверждал, что оно «в некоторых случаях постановило мудрое решение», очевидно, имея ввиду одобрение большинством собрания идеи о Сибирской областной Думе. Но и «это ещё не даёт права говорить о политической зрелости». Имя Г.Н. Потанина первым значилось среди подписантов заявления 123-х граждан, в котором говорилось о нежелательной поспешности проведения выборов в народное собрание: «[…] Не может быть и речи о сознательном отношении к выборам у широких слоёв населения, совершенно не подготовленного предыдущим режимом к общественной деятельности».

Свою позицию Потанин комментировал таким образом: «[…] Молодым членам комитета очень хотелось, чтобы Томская губерния прежде других губерний завела у себя республиканские порядки. […] Томские „товарищи“ не захотели ждать распоряжений временного правительства и решили […] самочинно произвести выборы. Это показалось кругам, стоящим вне стен комитета, несерьёзным и политически незрелым поведением».

Потанин был уверен в том, что благодаря старому порядку, «который так старательно поддерживал пропасть между интеллигенцией и народом» и «держал народные умы в политическом невежестве», «в мартовские дни народ оказался не подготовленным к республиканскому режиму». Настаивая на политической незрелости масс, Потанин считал, что «первой обязанностью самоуправлений должно быть скорейшее распространение в народе здравых политических понятий, к чему должны быть привлечены все те ряды интеллигенции, которые жаждут этой работы и которым пути к народу прежним режимом были заказаны».

Также Потанин обращал внимание на политическую неразборчивость населения Сибири в вопросе о государственном устройстве: «Совершившийся переворот внёс в беседу сибирского обывателя целый ряд новых понятий и представлений, каковы: автономия, федерация, центробежное течение в государственной жизни, федеративное устройство государства, унитарная республика – мало осведомлённый в политике сибирский обыватель ошеломлён наплывом этих, ранее ему незнакомых, понятий. Ему приходится напрягать ум и разбираться в разнице таких представлений о Сибири, как об области, входящей, как член, в состав федеративной русской республики, или как об области, примыкающей только сбоку к унитарной русской республике и разделённой на несколько частей, связанных в одно целое федеративным началом. Сибирский обыватель до такой степени мало привык разбираться в этих понятиях, что часто смешивает автономию с политическим сепаратизмом, т.е. с полным отпадением Сибири от государства».

Мало сведущих в данном вопросе Потанин отсылал к статье областника Г.И. Жернавкова «Сибирская областная федерация», в которой был представлен конституционный проект «Опыт Основных положений Сибирского Союза Вольных Штатов», подкреплённый комплексным теоретико-историческим обоснованием.

2. Формирование сибирской интеллигенции через систему высшего образования

Вопросу о формировании сибирской интеллигенции Г.Н. Потанин придавал значение «важнейшего местного вопроса в Сибири». Социальную базу областничества Потанин видел именно в интеллигенции, причём пропитавшейся сочувствием к нуждам сибирского крестьянства: «Корни сибирского областничества надо искать в сердцах сибирского крестьянства; там уже в этих горизонтах сибирского общества зародились те чувства и сношения, которые потом усвоены были сибирской интеллигенцией и в умах некоторых лиц оформились в определённую идею областничества. Это были те лица, которые выросли в общении с сибирским крестьянством, или в дни своей юности питались теми же впечатлениями, под влиянием которых складывались чувства и симпатии жителя сибирской деревни».

Опасность «летучей» высшей интеллигенции, управляющей Сибирью и состоящей из пришлых элементов, Потанин видел в том, что она «никогда не устраивалась в крае прочно, всегда имела тенденцию уйти из края и постоянно сменялась новыми волнами с запада», в связи с чем «в ней не образуется местной традиции и она не живёт одним духом с местным населением, не волнуется его запросами». Кроме того, Потанин был уверен в низкой квалификации пришлых интеллигентов: «[…] Едущие в Сибирь чиновники и культуртрегеры – люди не первого сорта; это люди, не нашедшие применения своих сил в Европейской России, словом, это отбросы зауральской интеллигенции».

По мнению Потанина, только местная интеллигенция, взращённая в любви к Сибири, будет кровно заинтересована в преуспевании родного края: «Местная традиция зарождается только в туземных частях сибирской интеллигенции, т.е. в тех жителях Сибири, которые тут родились, тут провели свои детские годы, которые учились в сибирских школах; выросши и став общественными деятелями, они постоянно будут чувствовать, что они духовно связаны с местной народной массой; наблюдая за собой, они будут замечать, что у них с нею одинаковые поводы к ликованиям, одинаковые поводы к обидчивости».

Обеспеченность Сибири интеллигентными силами Потанин ставил в прямую зависимость от состояния системы народного просвещения. Социальный состав грамотной Сибири определялся таким образом: «Нижний ярус, пополняемый из низших народных школ, состоит из сибиряков; в среднем ярусе, пополняемом средними учебными заведениями, уже не все сибиряки – значительная часть мелкого чиновничьего сословия поступает в Сибирь из Европейской России; наконец, верхний ярус сибирской интеллигенции исключительно состоит из уроженцев Европейской России». Потанин утверждал, что «необходимо вывести сибирскую интеллигенцию из того положения, в котором она находится», а «процент пришлой интеллигенции Сибири довести до минимума».

В качестве кузницы по формированию местной интеллигенции «старые сибирские сепаратисты» планировали использовать сибирский университет, за открытие которого Г.Н. Потанин и Н.М. Ядринцев подняли агитацию в прессе. Функционирование Томского университета в усечённом составе факультетов (медицинский и юридический) лишало Сибирь огромной категории нужных лиц с высшим образованием, которые должны поставляться историко-филологическим и физико-математическим факультетами.

Более того, открытие университета в полном составе факультетов, по мнению Потанина, не решило бы целиком проблемы дефицита интеллигентских сил в Сибири. Для этого Потанин предлагал организовать ряд специализированных высших учебных заведений: «Необходимо создать такое положение, чтобы все специальности были представлены уроженцами Сибири; чтобы инженеры, техники, агрономы, учителя, адвокаты, врачи, профессора – все, в подавляющем большинстве, выходили из рядов местного населения. Для этого нужно открыть целый ряд новых высших учебных заведений: сельско-хозяйственный институт, лесной, горный и другие».

Особо подчёркивалась надобность создания пласта сибирских техников, агрономов и учителей: «С развитием сибирской промышленности, на что, по всей вероятности, будет обращено в ближайшем будущем особое внимание правительства, а в соответствии с этим – с расширением железно-дорожной сети, спрос на техников и специалистов будет с каждым годом увеличиваться»; «Нельзя не пожалеть, что агрономы из уроженцев Сибири у нас большая редкость, а, между тем, агрономическая профессия более, чем какая-либо другая соприкасается с крестьянским сословием. Влияние агрономов на массу должно оказаться очень могущественным, но этому может помешать то обстоятельство, что агроном вышел не из местной среды. […] Эти соображения указывают на необходимость открытия в Сибири агрономической академии»; «Другая профессия, также близко стоящая к крестьянству – профессия сельских учителей. Лица, которым пришлось наблюдать людей этой профессии, жалуются на учителей пришлых, из Европейской России, что они остаются в формальных отношениях к сибирской школе, что их деятельность не одухотворяется перспективами сибирского будущего».

Статья «Важнейший местный вопрос в Сибири» от 24 сентября 1917 г. представляла собой развёрнутый вариант письма Г.Н. Потанина к министру народного просвещения Временного правительства академику С.Ф. Ольденбургу от 12 августа 1917 г. В ответ на свой проект по реформе просвещения в Сибири Потанин получил следующую телеграмму от Ольденбурга: «Томский университет дополнен факультетами. Университет в Иркутске намечен – срочно разрабатывается законопроект. Положение о владивостокском институте пересматривается […] Необходима инициатива, материальное содействие на местах. Министерство придаёт особое значение развитию высшей школы Сибири и Азиатской России вообще».

В комментарии газеты «Сибирская жизнь» было сказано: «Это известие широко открывает перед сибирским обществом возможность проявить свою инициативу в деле насаждения высшего образования в крае. Всем крупным сибирским городам необходимо заняться обсуждением вопроса о типах желательных к открытию высших учебных заведений, районе и о средствах, какие могли бы быть предоставлены для этого».

По мнению новосибирского историка М.В. Шиловского, выше отражённые идеи стали «последним прижизненным образовательным проектом Г.Н. Потанина». Однако, образовательная и педагогическая повестка областничества в трудах Потанина получила своё развитие и логическое завершение в 1918–1919 гг.

В 1918 г., после изгнания большевиков из Сибири, Потанин вновь обратился к проблеме формирования сибирской интеллигенции. Потанин напоминал, что царская «администрация лениво относилась к вопросу о народном образовании: школы умножались медленно, открытие университета оттягивалось, оттягивалось на целые десятилетия да и открыт он был не в полном составе и более 25-ти лет просуществовал в этом неполном виде. […] При таком положении народного образования местная интеллигенция нарастала очень туго».

После крушения самодержавия Сибирь оказалась не готовой к восприятию областнической идеи: «Когда была объявлена республика, то понадобились люди для избирательной агитации. Сибирь оказалась неподготовленной к ней. Сибирская интеллигенция мала и не могла доставить нужных людей. Обошлись главным образом политическими ссыльными, наехавшими из Нарыма и Туруханска. Избирательная кампания прошла не под бело-зелёным знаменем».

Временный триумф большевизма в Сибири Потанин объяснял отсутствием мощной местной интеллигенции, обволакивающей сибирский общественный организм: «В Сибири классовой борьбы не было, но общественный организм и здесь не мог дать отпор большевикам; дефект сибирского общественного организма заключался в том, что у него не было местной сильной интеллигенции, и страна прибавлялась интеллигентными силами, приходившими в неё с запада из-за Урала».

Залогом здорового развития общественного организма и гарантией от посягательств на его благополучие со стороны авантюристов Потанин считал наличие патриотически настроенной местной интеллигенции: «Нормальным общественным организмом можно признать только такой, внутри которого живёт местная интеллигенция, богатая числом и способностями и выращенная в условиях местного быта, неразобщённая с местным населением, лелеющая в своей душе общие с этим населением вожделения. Страна, которая имеет такую интеллигенцию, обеспечена от нашествия современных татар; отсутствие такой интеллигенции грозит ей сделаться добычей авантюристов».

Выше указанные обстоятельства обостряли для Потанина актуальность и первоочерёдность задачи по формированию сибирской интеллигенции, «воспитанной в любви к Сибири»: «Первая наша задача – создать такую интеллигенцию, воспитанную на думах на „сибирские темы“ и пополняемую непрерывно из рядов местного крестьянства».

3. Место гражданского воспитания в системе народного просвещения

С крушением в ноябре 1918 г. сибирской автономии в лице Сибирской областной Думы и Временного Сибирского правительства (см. пункт 6 в разделе 2.2) чисто политическая сторона областнического проекта потеряла свою актуальность. В связи с этим, в 1919 г. Г.Н. Потанин вынужден вернуться к разработке образовательной и педагогической повестки областничества.

Стоит отметить, что Г.Н. Потанин выказывал лояльное отношение к Российскому правительству, образованному в ходе государственного переворота в Омске в ночь с 17 на 18 ноября 1918 г. и состоящему из Верховного правителя России адмирала А.В. Колчака и Совета министров под председательством П.В. Вологодского. Подозреваем, что лояльность Потанина к Российскому правительству связана в первую очередь с фигурой Вологодского, который ещё будучи председателем Совета министров ВСП вызывал глубокое уважение у Потанина (см. пункты 3 и 6 в разделе 2.2).

В сентябре 1919 г. Потанин писал, что «общественная жизнь […] теплится в настоящее время лишь в Сибири. Здесь только чувствуется кое-какая свобода, самоуправление и есть научная деятельность». В марте 1919 г. в ходе дискуссии о том, какой характер должен иметь учреждаемый в Томске Институт исследования Сибири, правительственный или общественный, Потанин высказался за первый вариант: «За правительственный характер института говорила уверенность в более прочном обеспечении института денежными средствами. Правительство может дать институту значительную субсидию, которую учреждение будет регулярно получать в установленные сроки. Кроме того, правительство может обставить институт льготами, напр., правом бесплатного пользования услугами почты и т.п.»

В конечном счёте, Институт состоял в ведении министерства народного просвещения. С деятельностью последнего Потанин в 1919 г. связывал идею о национальном возрождении России.

Потанин считал, что разрушение русского государства Февральской революцией, оставление фронта русской армией, торжество большевиков были следствием равнодушного отношения русского населения к идее об отечестве. Равнодушие народной массы к гибели отечества, в свою очередь, объяснялось несправедливостью дореволюционного строя, при котором выгоды доставались «только небольшому классу помещиков, а народная масса ощущала недостаток в земле». Несправедливость строя поддерживалась трёхчленной формулой теории официальной народности (православие, самодержавие, народность), на которой было основано народное просвещение, и которая «преследовала цель не национальную, а династическую».

Потанин осуждал русскую народную массу за предпочтение духовным ценностям материальных выгод: «Революция послала русскому народу испытание, и он провалился на этом экзамене. Стоило Ленину дать понюхать запах чечевичной похлёбки, и русские люди, бросив оружие, с тарелками в руках побежали получить свою долю похлёбки. Все любящие своё отечество пришли в ужас от этого результата экзамена». Об этой же проблеме писал Г.Н. Потанину член Западно-Сибирского отдела РГО, охотовед и садовод П.Б. Яшеров: «[…] Требуется вызвать патриотизм, но если все заботы обывателя достать муки, достать ситцу на рубаху, сапоги и т.д., то трудно от них требовать патриотизма, т.к. обыватель всё только и думает о себе, или правильнее сказать: его печальная жизнь заставляет заботиться исключительно о себе».

От узко областной идеи по формированию сибирской интеллигенции Потанин пришёл к концепции о поэтапном воспитании русского патриотизма через реформированную систему народного просвещения.

В 1919 г. для Потанина остро актуальной стала тема «о воспитании народных масс на новых началах». Потанин считал, что «на новых основаниях должна быть построена и народная школа», в которой можно выступить «с проповедью об отечестве, об обязанностях перед государством, о русском патриотизме». Потанину импонировало, что «Сибирское правительство ставит в ближайшую очередь вопрос о народном просвещении», о чём он судил по интервью товарища министра народного просвещения Г.К. Гинса, который высказывался о реформе образования в областническом ключе: «Министерству предстоит выполнить две задачи: приближение школы к родине и приближение её к жизни. Везде за границей школа закладывает фундамент гражданственности. Изучению родной страны отводится первое место. […] Изучение нужд и богатств страны, достоинств и недостатков её культуры – должно составлять задачу школы. Знать одинаково всю Россию – значит знать слишком много или ничего не знать. Если бы сибирские школы научили ценить и любить Сибирь, уральские – Урал, а поволжские Волгу, то этим самым, при условии достаточного освещения общенациональных задач, они приготовили бы настоящих дельных работников, которые сумели бы ставить конкретные, нужные и достижимые задачи по служению родной земле».

Потанин полагал, что «намерения министерства приблизить школу к обществу и местной жизни» можно достигнуть «только путём радикального изменения всей школьной системы, начиная от низшей школы до университета включительно». Университету в предстоящей реформе отводилась главенствующая роль: «За создание новой низшей и средней школы должно взяться само общество, под руководством университетской коллегии».

Реформа университетского образования

Г.Н. Потанин свои взгляды на реформу университетского образования отразил во второй части статьи от 27 марта 1919 г. «Возрождение России и министерство народного просвещения» под заголовком «Место университета в системе народного образования». За основу для своих умозаключений Потанин взял университетский проект русского хирурга и учёного-анатома Н.И. Пирогова, который «видел в университете не одно лишь учебное учреждение, не один только научный институт, а орган воспитания общества».

Вслед за Пироговым Потанин выступал за широкую университетскую автономию, выражающуюся в праве каждого университета «выработать свой местный устав» в соответствии с индивидуальными интересами и потребностями: «Самая существенная реформа заключается в том, чтобы рядом с общеуниверситетским уставом за нашими университетами было признано право вырабатывать для себя местные статуты как для всего университета, так и для факультетов. […] Местные статуты одни только могут удовлетворять тем своеобразным, индивидуальным жизненным условиям, которые столь различны в различных университетах».

Также Потанин полагал, что организация университетской жизни должна зависеть от областных особенностей: «Почему, например, несмотря на разнообразия в климате, каникулярное время распределено одинаково? Почему в Томске перерыв занятий не делается на два суровых зимних месяца? Состав курсов также должен быть разнообразен по областям, в особенности курсов доцентуры».

Удачным исходом университетской реформы Потанин считал превращение университета «из бюрократического учреждения в областное». «Бюрократический университет», по версии Потанина, имел следующие признаки: отсутствие связи с учебным районом; равнодушие местного общества к профессорскому составу университета; отсутствие взаимосвязи педагогической деятельности профессора с идеей о служении местному обществу.

Самым бюрократическим в России Потанин называл Томский университет: «Здесь до настоящего времени большинство профессоров не местного происхождения; кафедры, занятые уроженцами Сибири, считаются до сей поры единицами. Ещё недавно местные уроженцы составляли незначительный процент в студенческой массе. Здесь ещё менее, чем к западу от Уральского хребта, можно говорить о кровной связи университета с местным населением».

Лучшим воплощением «областного университета» на территории бывшей Российской империи Потанин считал Гельсингфорский университет в Финляндии: «Гельсингфорский университет связан кровными узами со своей страной; он не является для страны учреждением чужим, мало известным; все его знают, все следят за его деятельностью и гордятся его знаменитостями. […] Пресса следит за учёной деятельностью университета; финляндскому обществу известно, что составляет славу университета, какие в нём есть специалисты, пользующиеся всемирной известностью».

Для того, чтобы люди имели возможность заинтересоваться университетской жизнью, Потанин считал, что «умственная жизнь университета главным образом должна проходить не в аудиториях и не около кафедр», а в приуниверситетских общественных организациях, в которых «каждая наука должна найти себе приют».

Что касается вопроса о попечении в системе народного просвещения, то ещё в 1917 г. Потанин писал об этом: «Совершающийся и ещё не доконченный переворот русской жизни может быть упразднит должность попечителя Учебного Округа, тем не менее, в политической мысли останется комплекс тех задач и забот, которые мы связывали с должностью попечителя. Пусть попечителя не будет, но кто-то всё-таки должен будет исполнять то, что на него возложено, пусть будет не личность, а коллектив, народное представительство, общественное мнение или пресса».

В 1919 г. Потанин пришёл к мысли о том, что «с реформой в системе народного просвещения […] значительная часть попечительских забот должна лечь на университет», которому должно принадлежать и «главное направление педагогической деятельности в крае».

В обновлённом университете предполагалось существенно изменить роль ректора, который должен был превратиться из угодного полиции, «мягкотелого», равнодушного к политике управленца в «неусыпного, боевого предводителя коллегии, энергично работающей в передних рядах местного общества».

Потанин считал, что университет должен стать средоточием не только умственной, но и духовной жизни, в связи с чем предлагал пополнить его состав соответствующими факультетами: «Религиозная жизнь края, художественное творчество, искусство, эстетическое образование, низшая и средняя школа, всё это должно составить предмет его забот. Поэтому к существующим факультетам следует прибавить ещё факультеты богословский, педагогический и факультет по истории искусств».

В целом, Потанин придавал огромное значение будущему влиянию университета на общественную жизнь: «Он единственный руководитель всей духовной и умственной жизни своего края, это головной мозг и главный нерв его; университет – это „властитель дум“ местного общества».

Реформа школьного образования

Предстоящая образовательная реформа, по мнению Потанина, должна была носить целостный характер: «Надо бороться с проявляющимся иногда желанием отделить высшую школу от низшей. […] Нужно школьную систему построить так, чтобы она представляла одно целое».

Потанин поддерживал идею о создании национальной школы, «в которой всё преподавание клонится к тому, чтобы внушить учащемуся юношеству любовь к родине и понимание своих гражданских обязанностей». Потанин был уверен, что «новая школа, созданная таким путём, построит обучение на новых началах и перевоспитает народные массы в духе, более отвечающем истинным потребностям нации». Следовательно, «только такая школа приведёт к действительному возрождению России».

Более детально вопрос о школьном патриотическом воспитании Потанин осветил в статье «Родиноведение как школа гражданского воспитания» от 30 апреля 1919 г. Здесь своё завершение нашло оформление образовательно-педагогической концепции «концентрического родиноведения», разработкой которого Г.Н. Потанин периодически занимался с 1870-х гг.

Потанин считал, что «русская народная масса в XX-ый век вступила такою же, какою была во время смуты в начале XVII в.» и «осталась […] такою же невежественною, какою была тогда». В этой связи Потанин повторял, что «главное внимание и правительства и общества должно быть обращено на народное образование».

Потанин полагал, что «правительство старается идти в этом направлении рядом с обществом и принимает соответствующие меры», о чём свидетельствовало, например, намерение министерства народного просвещения открыть в Сибири в 1919 г. «от 15 до 20 учительских семинарий для подготовки опытных и вооружённых большими знаниями учителей».

Переживаемый момент времени Потанин считал подходящим «для того, чтобы вновь поднять вопрос о родиноведении». Главную проблему с введением родиноведения в школьный курс Потанин объяснял трудностью составления отдельного учебника по родиноведению для каждой школы: «[…] Блистательно написанный учебник будет годиться только» для одной школы, «уже для другой народной школы того же […] уезда […] этот учебник не будет годен и потребует переделок».

Для удовлетворительного действия курса родиноведения «надо написать и издать столько родиноведений, сколько в уезде народных школ», что вызывало у Потанина резонный вопрос, «хватит ли у государства средств снабдить все школы государства подобными родиноведениями?»

Характеризуя родиноведение как «эмбрион географии», «первые уроки преподавания» которого «происходят вне школы», в ближайших окрестностях, Потанин пришёл к идее о родиноведении как экскурсионном полевом курсе: «[…] Должно вестись […] преподавание родиноведения не в стенах школы, а в поле. Уроки должны получать вид полевых экскурсий. Такое представление о преподавании родиноведения чрезвычайно усложняет вопрос о его введении в школы. Учебники как будто оказываются излишними […] Курс родиноведения может быть только устный».

Представленные выше соображения навели Потанина на мысль о новой постановке преподавания географии в учительских семинариях: «Семинария не должна готовить из своих учеников шаблонных преподавателей географии. Преподавание должно быть построено так, чтобы семинария выпускала из своих стен учителей, способных попавши в любую народную школу, самостоятельно создавать устный наглядный курс родиноведения».

Опираясь на правило, по которому «в педагогической деятельности следует идти от ближнего к дальнему, от простого к сложному», Потанин обрисовывал черты поэтапного концентрического преподавания родиноведения: «[…] Преподавание географии должно начаться не с представления о земном шаре, а с ознакомления с ближайшими окрестностями школы; учитель выводит своих учеников из школы на двор и даёт объяснение тех явлений природы, которые проходят перед глазами его учеников. […] Это наглядные уроки по географии, в которых демонстрацией служит сама природа. […] От двора учитель переходит к улице, к площади, целому городу и его окрестностям. От города речь учителя переносится к представлению об области, и от области к государству. О земном шаре говорится в конце курса».

Такое представление о родиноведении убеждало Потанина в том, что «приходится оставить совершенно мысль об учебниках родиноведения, а нужно думать о создании контингента таких учителей, каких в России до сих пор не бывало». Потанин ожидал, что «перестроенные учительские семинарии дадут […] новую формацию учителей», «способных к самостоятельной педагогической деятельности»: «Сельский учитель этой новой формации приезжает в назначенную ему для деятельности местность опытным наблюдателем, способным ориентироваться в новой для него обстановке, он должен всмотреться в текущую жизнь местной природы, выследить то направление, в котором слагаются факты этой жизни, он должен так сказать угадать ту творческую мысль, которая скрывается в построениях местной природы».

Потанин считал справедливым, что на родиноведение «указывается, как на средство для воспитания в народной массе любви к родине», которая «не должна опираться на какие-то логические доказательства; она должна быть заложена в душе с детства, воспитана в человеке с ранних пор; она должна служить ему руководителем в жизни, каким у животных бывает инстинкт».

Вместе с этим, патриотизм понимался как осознанный инстинкт: «Любовь идёт вслед за знанием; мы можем любить только то, что знаем и чего не знаем, того любить не можем. Чем больше мы узнаём предмет, тем больше мы его любим. Чем более мы всматриваемся в окружающий нас мир, тем привлекательнее он для нас становится, тем более мы чувствуем свою зависимость от него и сознаём, что мы обязаны ему своим существованием. Вот это то знание, которое порождает любовь к окружающему, и должен нам дать преподаватель родиноведения».

Исходя из установки на формирование осознанной любви к родине, Потанин особое значение придавал знакомству учеников с родной средой посредством наглядного обучения. При ознакомлении с городом и его окрестностями, с городским хозяйством и его влиянием на частную жизнь обывателя «родственное чувство ученика, которое в нём народилось к дому, в котором он живёт со своими родителями, теперь расширяется; он начинает чувствовать, что этот город тоже ему не чужд; что он ему родной город».

При переходе к изучению области «кругозор ученика расширяется, вместе с тем расширяются и пределы его чувства», но «тут наглядное обучение во многих случаях заменяется книжным», так как ученику «приходится охватывать своим чувством много такого, чего он не видит и не осязает».

При переходе к изучению отечества «наглядность уже совершенно отсутствует», […] но чувство к родине уже воспитано в душе ученика и, хотя он не осязает предмет своей любви, но оно в нём поддерживается».

Потанин полагал, что при последовательном изучении родины «от мелкой общественной организации к более крупной, от города к области, от области к государству, учитель постарается прочно заложить в душе учеников представление о взаимной зависимости общественных организаций»: «Частное хозяйство обывателя вполне зависит от благоустройства города. Последнее зависит от добрых порядков в управлении областью, а порядки области зависят от доброй внутренней политики государственной власти. И в обратном порядке, город зависит от честного отправления своих обязанностей крестьянами окружающих город деревень. Областные порядки зависят от благосостояния и хорошего ведения городского хозяйства, а процветание государства от общего порядка в стране и от политической воспитанности народной массы».

Именно при таком преподавании родиноведения «ученик привыкает мыслить себя гражданином, находящимся в зависимости от государства». В отличие от механического навязывания ученику догмата о гражданском долге в дореволюционной школе, в данном случае «сознание о своих гражданских обязанностях в течении курса вырастает само собой», «порождено в нём постепенно развивавшейся картиной общественного и государственного строения, которую дали ему уроки родиноведения».

Реформа народного воспитания

В предпоследней прижизненной публикации «Современные неотложные задачи воспитания» от 19 сентября 1919 г. Г.Н. Потанин с опорой на материалы врача-педагога, организатора Томского общества содействия физическому развитию В.С. Пирусского довёл до логического конца разработку концепции о поэтапном воспитании русского патриотизма через реформированную систему народного просвещения.

Если ранее речь шла о гражданском воспитании посредством обучения, то теперь Потанин ещё сильнее углубил педагогическую повестку областничества и поднял вопрос о реформе народного воспитания: «[…] Революция выдвинула перед нами на первый план вопрос о воспитании. До этого мы никогда этого вопроса не ставили перед собой серьёзно; мы занимались вопросом об обучении, но не воспитании. Министерство народного просвещения во всех училищах, ему подведомственных ограничивалось заботами об обучении».

Потанин утверждал, что революция вскрыла недостатки русской нации, которая оказалась самой неблаговоспитанной нацией в семье европейских народов: «В наших душах не воспитана власть над животными инстинктами, которые проявляются в нас, не встречая препятствий со стороны нашей воли. Мы должны признать, что наша раса далеко уступает другим в своей активности; нам не хватает гражданской смелости».

Наряду с этим, Потанин указывал и на промахи европейской системы воспитания, в которой интеллектуальное воспитание преобладало над нравственным. Именно в этом педагогическом дисбалансе Потанин видел глубинную причину Первой мировой войны: «Если бы современное европейское воспитание шло правильно и культура интеллекта могла бы обеспечить дефекты нравственного воспитания, то мыслимы ли были бы все те проявления хищного зоологизма, который ярко обнаружился в процессе борьбы людей за главенство культуры, такой, которая обеспечивает одному народу власть над другими, или же которыми ознаменовалась борьба классов во имя справедливого удовлетворения всеобщих потребностей в духовных и вещественных благах?»

Для Потанина было «очевидно, что не только самые способы борьбы, в которых выявлялась жестокость, свойственная эпохе дикости человечества, но и самые цели, из-за которых началась мировая распря и борьба, указывают на то, что воспитание поколений, даже и у культурных наций, идёт и совершается методами, которыми не обеспечиваются совершенствование взаимоотношений между людьми и их личное поведение» [выделено Г.Н. Потаниным – А.Л.].

Кроме того, Потанин, опираясь на мнение американского педагога Дж. Дьюи, отмечал, что «современное воспитание даже у таких свободно и демократично управляющихся наций, как С[еверо]-Американская, несмотря на её богатство и колоссальность расходов на народное просвещение, не оправдывает ожиданий реформаторов воспитания».

Проблема американской общедоступной демократической школы состояла в том, что обучение в ней односторонне, узко и основано «на желании книжно-учиться, овладеть символами знания, а не на жажде создать что-нибудь, творить на поприще искусства или промышленности».

Национальное возрождение России Потанин ставил в зависимость от создания правильных условий воспитания русских граждан: «Мы живём в момент, когда поднят вопрос о восстановлении разрушенного русского государства; первые шаги к этому восстановлению сделаны на почве Сибири. Рядом с этим вопросом поднимается другой – о перерождении нашей нации, в которой налетевшая на страну революция открыла большие недостатки. Нам предстоит перевоспитаться, т.е., вернее сказать, создать новые условия для воспитания будущего, более совершенного поколения русских граждан».

Потанин был глубоко убеждён в том, что «успех перестройки […] жизненного уклада в единственно рациональном направлении, т.е. истинно демократическом, может быть обеспечен лишь правильным воспитанием народа».

Вслед за реформаторами воспитания Потанин выступал за всесторонность культивирования человека и его нравственных свойств. Соглашаясь с тем, что «ранний возраст является весьма важным периодом жизни ребёнка», Потанин «на основании изучения антропологических особенностей детского возраста» утверждал, что «как бы рано не начиналось воспитание ребёнка, оно не даст надлежащих итогов, если воспитатель не знает природы человека, не понимает разницы между взрослым, зрелым человеком и ребёнком в различных возрастных его периодах».

Следовательно, профессиональным воспитателям «надо изучать все особенности природы растущего человека и знать все важнейшие признаки, которыми растущий отличается телесно-органически, и духовно-психологически от зрелого человека».

Неправильную организацию воспитания Потанин связывал как раз с педагогической безграмотностью воспитателей «поневоле»: «В самом важном для развития ребёнка возрасте, до 4-х лет, воспитание ведётся в семье рутинно по неосведомлённости в педагогике, которая в отношении этого возраста слабо разработана. Ещё хуже воспитание идёт там, где оно поручается невежественным няням и посторонним людям, как это бывает не только в различного рода приютах, но и в семьях».

Школьное воспитание, по мнению Потанина, также не согласовывалось «с течением народной жизни, с её новыми запросами, с заданиями, ставимыми эволюцией общей жизни людей», из-за чего «окончившие школу, вступая в жизнь, оказались плохо подготовленными: ни сознательности, ни твёрдости воли, хотения, ни возможности ориентации в требованиях её не нашлось в них».

Именно нравственной невоспитанностью и неподготовленностью к сознательному усвоению благих социальных реформ Потанин объяснял увлечённость выпускников школ крайне революционными идеями, подразумевающими уничтожение одного класса ради благоденствия другого: «Они мыслили в большинстве, что задания переустройства жизни возможны лишь в формах „войны“ за гегемонию, в форме „классовой борьбы“, в формах уничтожения итогов культурной деятельности. Уничтожение инакомыслящих, а не сотрудничество двусторонне-полезное питает стихию междуусобия теперь и будет её питать».

Таким образом, «современное воспитание и не могло влиять на духовное совершенствование людей» по причине невозможности «правильного воспитания в раннем возрасте, вследствие неосведомлённости воспитателей», и по причине неправильности «воспитания и обучения в школьном возрасте по несоответствию устройства школы и методов её с требованиями детской и общей жизни».

В условиях «взаимной вражды, спекуляции, повального хищничества и др. патологических явлений» Потанин предлагал, «несмотря на все ужасы междуусобия, приняться за переустройство воспитания, за оживление народной школы».

В этом отношении Потанин горячо поддерживал и пропагандировал деятельность частных организаций Томска, Иркутска, Красноярска, Барнаула по «внешкольному образованию», а в особенности – педагогический почин врача-педагога В.С. Пирусского и возглавляемого им Томского общества содействия физическому развитию.

Пирусским был разработан проект школы начального воспитания, целью которой провозглашалась подготовка «контингента осведомлённых и подготовленных лиц» «для приютов, яслей и т.п. учреждений для воспитания детей».

В самом общем виде проект Пирусского обрисовывал организацию работы предполагаемой школы следующим образом: «В школе этой, с 2-х годичным курсом, будут обучаться до 40 лиц, в возрасте 15–18 лет. При школе должна быть детская колония на 30 детей в возрасте от грудного до 10 л[ет]. Приниматься в школу будут окончившие 4-х летнюю начальную школу. Преподаваться в школе будут: русский язык, арифметика, геометрия, природоведение, педагогическая антропология в связи с анатомией и физиологией человека, гигиена раннего детства, методика занятий, методика воспитания и религия. Практическим занятиям в школе отводится значительное место, так как только в наблюдении и опыте можно усваивать должным образом основы дела. При школе должно быть общежитие для учащихся и могут быть учреждаемы стипендии министерства, земств и городов».

Потанин призывал сибирскую общественность и правительство нравственно и материально поддержать почин Томского общества содействия физическому развитию по созданию первой в России школы, ставящей себе целью изучение начального периода воспитания: «Необходимо напрячь местные силы для того, чтобы начать этот спасительный опыт и затем, по мере успеха, созидать и в других местах подобные школы. Их нужна целая сеть. Она и возникает, мы убеждены в этом, так как жизнь властно требует решения вопроса о реформе воспитания. Пока общественные силы и средства недостаточны для самостоятельного устройства такой школы, то нужна поддержка и прямая помощь правительства».

Потанин выражал надежду, что «эта школа явится первым камнем, который ляжет в основу громадного общественного дела – нашей национальной реформы».

Таким образом, если в 1917–1918 гг. Потанин, надеясь на успешную реализацию своих идей по политическому реформированию Сибири, ещё полагался на создание социальной базы областничества в виде сибирской интеллигенции, то в 1919 г. Потанин в современном ему обществе, продемонстрировавшем равнодушие к идее об отечестве, перестал видеть патриотический потенциал. Надежды на реализацию областнического проекта в её патриотической части возлагались на будущие, более благовоспитанные поколения русских граждан.