2.2. Использование имени и образа Г.Н. Потанина в качестве «знамени» антибольшевистскими силами Сибири в 1918–1919 гг.
Изучение данного вопроса подразумевает выяснение уровня корректности использования имени и образа Г.Н. Потанина в качестве символа антибольшевистскими силами Сибири. Критерием корректности будет выступать степень взаимосвязанности и согласованности между собой общественно-политических взглядов Г.Н. Потанина и его образа, создаваемого в сибирском политическом пространстве.
Как мы показали ранее, впервые громко о проблеме возможного использования имени Г.Н. Потанина в политической борьбе заявили члены Временного Сибирского областного Совета, покинутые Потаниным. Под кругом лиц, окружающих Потанина и влияющих на его настроения и мнения, очевидно, подразумевался томский «Потанинский кружок», образованный «в конце 1917 – начале 1918 г. для того, чтобы вырабатывать официальную позицию сибирских областников по важнейшим вопросам общественно-политической жизни Сибири». В числе его деятелей томский историк Н.С. Ларьков называет редактора газеты «Сибирская жизнь» А.В. Адрианова и мирового судью А.Н. Гаттенбергера. Новосибирский историк В.И. Шишкин дополняет этот список именами следующих деятелей: представители профессуры Томского университета юристы Н.Я. Новомбергский, И.И. Аносов, философ С.И. Гессен, а также юристы А.В. Юрьев, С.Ф. Петров, чиновник Ф.К. Зобнин, врач А.А. Грацианов.
А.В. Адрианов так характеризовал данное объединение: «Это – маленький по числу входящих в него лиц, интимный кружок, возникший в мрачную пору развития советской власти. Находясь в контакте с военными организациями, кружок развивал свою деятельность против разрушительной работы большевиков, стараясь объединить государственно-мыслящие элементы общества на деловой платформе, чуждой всякой партийности». Одной из военных организаций, с которой «Потанинский кружок» вошёл в контакт, была Добровольческая армия юга России. В историографии неоднократно рассматривался вопрос о поисках союза между Добровольческой армией и сибирскими областниками. В контексте нашего исследования важно отметить следующие аспекты. Во-первых, адресное обращение за помощью к Г.Н. Потанину командующего Добровольческой армией генерала Л.Г. Корнилова, по инициативе которого в 1918 г. инкогнито состоялась командировка генерала В.Е. Флуга в Сибирь, может свидетельствовать об оформлении антибольшевистской составляющей политического образа Потанина. Во-вторых, в отчёте В.Е. Флуга, неоднократно цитируемом исследователями, отчётливо отражена информация о политической пассивности Потанина в момент прибытия участников миссии в Томск (28 апреля 1918 г.): «Г.Н. Потанин, которого я посетил в первый же день пребывания в Томске, оказался дряхлым старцем, с слабыми остатками зрения и слуха, живущим в крайне тяжёлых материальных условиях. Письмо Л.Г. Корнилова, которое я ему привёз, мне пришлось самому прочесть Григорию Николаевичу вслух, после чего он, заявив, что по старости уже не принимает личного участия в политике, пригласил своего соседа А.Н. Гаттенбергера, рекомендовав мне последнего как общественного деятеля и вполне доверенное лицо, замещающее его в кружке, названном его именем».
Относительно степени влияния на Г.Н. Потанина со стороны участников «Потанинского кружка» и лично А.Н. Гаттенбергера архивист В.Д. Вегман давал такие сведения: «Пользуясь тем, что полуслепой и полуглухой старец Потанин находился от них в материальной зависимости, они окончательно заполонили его. Они не допускали к Потанину лиц другого лагеря, других взглядов, других убеждений. Они не только ложно информировали Потанина о положении страны, но восстанавливали его против лиц, которые были им неприятны, и позволяли себе даже для пущей убедительности именем Потанина высказывать свои реакционные взгляды или же его именем оправдывать выгодные им реакционные поступки. Гаттенбергер неслучайно был приглашён Потаниным для беседы с Флугом. „Потанинский кружок“ именно на Гаттенбергера возложил обязанность всегда и находиться при Потанине, когда он принимает гостей». Косвенным подтверждением этой гипотезы может служить, например, и тот факт, что письма к Г.Н. Потанину в октябре 1917 – марте 1918 г. направлялись по адресу дома А.Н. Гаттенбергера (г. Томск, улица Белинского, 20), этот адрес указывался также и в письмах Потанина.
Историк М.В. Шиловский ставит вопрос, «насколько объективно и здраво мог судить Г.Н. Потанин о происходящих событиях в силу старческой дряхлости?» Утверждая, что «имя и авторитет Потанина могли использоваться без его ведома», Шиловский приводит подтверждающие оценочные суждения потанинских современников В.Я. Шишкова, Е.Л. Зубашева, Ф.И. Кузнецова, того же В.Д. Вегмана. Вместе с тем, вопрос, поставленный Шиловским, оставлен без ответа: мнения приведены без минимальных авторских доказательств предположения, без представления механизмов «спекулятивного» использования имени Потанина членами «Потанинского кружка» А.В. Адриановым или А.Н. Гаттенбергером, в чём были уверены указанные выше лица. Попробуем восполнить данные пробелы хотя бы в первом приближении.
1. Использование А.В. Адриановым авторитета Г.Н. Потанина в давлении на Западно-Сибирский комиссариат (июнь 1918 г.)
После крушения большевистской власти в результате мятежа Чехословацкого корпуса на территории Сибири в конце мая 1918 г. власть оказалась в руках вышедшего из подполья Западно-Сибирского комиссариата (ЗСК) Временного Сибирского правительства. В это время развернулась деятельность «Потанинского кружка», члены которого были заинтересованы в «корректировке политического вектора и персонального состава новых органов власти». «Потанинцев» не устраивал преимущественно эсеровский состав ЗСК. В частности, Ф.К. Зобнин был уверен в том, что Партия социалистов-революционеров ранее использовала бело-зелёное знамя сибирского патриотизма в сугубо тактических целях: «Не подлежит сомнению, что сибирский патриотизм до сего времени трактовался партией не более, как средством для усиления партийного влияния на сибирских избирателей. Сибирь до сего времени была не более как партийной подножкой, на которую становились партийные работники, чтобы облегчить прыжок к вершинам всероссийской власти, объемлющей также и сибирские просторы». Вспоминая события декабря 1917 г., когда эсеры, используя областнические лозунги, готовы были пригласить к сотрудничеству большевиков, Зобнин в июне 1918 г. выразил сомнение в политической искренности эсеров: «[…] Встревоженное чувство сибирского патриота ныне, при виде людей, водружающих бело-зелёное знамя, не может не проводить параллели между настоящим и тем, что ещё так недавно было. А что, […] если и в переживаемые трагические минуты сибирской истории и эти бело-зелёные флаги есть тоже не более, как тактический приём [выделено в тексте – А.Л.] партии, понявшей, наконец, что с хозяевами страны практичнее всего себя вести дипломатично?!»
Соглашаясь с позицией Ф.К. Зобнина, Г.Н. Потанин считал, что для получения доверия со стороны сибирского общества ЗСК должен включить в свой состав какое-нибудь лицо, не принадлежащее «к социалистическим партиям или, по крайней мере, […] к партии социалистов-революционеров». По мнению Потанина, «такой шаг возбудит в сибирском населении доверие к нашим новым правителям, привлечёт к ним симпатии населения, окружит их друзьями, и создаст им многочисленные ряды помощников в деле восстановления разрушения порядка». При этом, ради исполнения этого пожелания Потанин готов был пренебречь ограниченными полномочиями комиссаров: «Мы предвидим возражение, что комиссары, избранные на свои места сибирским правительством, не облечены правом кооптации. Но в виду того, что время не терпит, – дожидаться того момента, когда возможно будет получить это право от полномочного собрания, такое мешканье может оказаться роковым. Положение, которое, по воле судеб, заняли комиссары, обязывает их выяснить свои реальные, а не теоретические права. Они имеют право действовать независимо от организаций, от которых до сей поры зависела их политическая репутация».
5 июня 1918 г. в Томске начались заседания Частных совещаний Сибирской областной Думы, предыдущая сессия которой состоялась в конце января 1918 г. и была разогнана большевиками. На первой сессии СОД в подпольных условиях успели избрать так называемое Временное правительство автономной Сибири (ВПАС) с П.Я. Дербером в качестве председателя Совета министров. Впоследствии ВПАС большей частью министров дислоцировалось в Харбине и Владивостоке, формально от его имени и действовал ЗСК. Несмотря на то, что по усмотрению ЗСК Частные совещания СОД должны были иметь характер подготовительных работ к полноценной сессии СОД, председатель Частных совещаний А.В. Адрианов попытался использовать этот орган для давления на ЗСК, в том числе и от имени Г.Н. Потанина.
7 июня 1918 г. А.В. Адриановым от лица Г.Н. Потанина на заседании Частного совещания СОД было оглашено заявление с некоторыми предложениями к работе ЗСК. В этих предложениях более конкретно развивалась идея Потанина о приглашении людей во власть по принципу их компетентности, в противовес принципу партийности: «[…] На живущих в Томске членах Сибирской областной Думы лежит обязанность прийти на помощь [Западно-Сибирскому] комиссариату. Необходимо выяснить, что и как предпринято им для выработки мер к урегулированию продовольствия, обеспечению банков и учреждений денежными знаками, к усилению транспорта, повышению производительности копей и т.п. Необходимо помочь Комиссариату в подыскании компетентных людей, которым следует поручить разработку всех подобных вопросов, и если какие-нибудь из них ещё не затронуты Комиссариатом, членам [Сибирской областной] Думы надлежало бы с ведома Комиссариата организовать соответствующие комиссии из осведомлённых по каждому вопросу лиц, независимо от их политической окраски, следить за работами этих комиссий и после обсуждения составленных ими проектов представлять последние Комиссариату». Косвенным признаком использования имени Г.Н. Потанина «Потанинским кружком» в данном случае является то, что рукопись заявления была написана А.В. Адриановым. Прямым же признаком использования авторитета Потанина в политической борьбе является то, что Адрианов к данному заявлению сделал устное добавление, в котором предлагал установить контроль Частного совещания СОД над деятельностью Западно-Сибирского комиссариата. Адрианов хотел придать Частным совещаниям СОД характер полновесного органа власти и в этом случае он, очевидно, отталкивался от «Положения о временных органах управления Сибири» (15 декабря 1917 г.), по которому Думе принадлежало право контроля над ответственным перед ней органом исполнительной власти.
В данном случае позиция А.В. Адрианова вступала в противоречие с ещё одним заявлением Г.Н. Потанина «О правах нашего совещания и о его составе», подписанным им лично. Оно было озвучено на заседании Частного совещания СОД 9 июня 1918 г.: «Кворум Думы был установлен Временным [Сибирским] областным Советом не менее 90 человек, следовательно, до съезда кворума заседания Думы не могут считаться законными и теперешние наши совещания должны носить характер „частных совещаний“. В таких совещаниях мы, разумеется, не можем принимать никаких ответственных решений и все наши занятия должны иметь значение только подготовительных работ для кворума Думы, которая нашими работами может воспользоваться только как материалом. При таких условиях наше совещание не может делать никаких выступлений от имени Думы». Как мы видим, Потанин за Частными совещаниями СОД признавал их строго ограниченные совещательные полномочия по подготовке полноценной сессии Думы. Более того, позиция Потанина совпадала с ответным заявлением оппонентов Адрианова из числа участников Частных совещаний СОД: «Что касается добавления Адрианова об установлении контроля Частного совещания над деятельностью Западно-Сибирского комиссариата, то постановлено, что государственно-правовое положение Частного совещания не даёт возможности установить такой контроль. Работа Частных совещаний должна сводиться к подготовке материалов для Сибирской областной Думы и к изготовлению срочных проектов для Западно-Сибирского комиссариата по его просьбе и по собственному почину».
2. Полемика между Г.А. Вяткиным и Г.Н. Потаниным вокруг «Потанинского кружка» (июнь–июль 1918 г.)
В конце июня – начале июля 1918 г. в томской прессе разгорелась полемика по поводу новых обвинений в сторону «Потанинского кружка» относительно некорректного использования его участниками имени Г.Н. Потанина. В полемике принял личное участие и сам Григорий Николаевич.
27 июня 1918 г. в органе Всесибирского краевого комитета Партии социалистов-революционеров «Голос народа» поэт и публицист Г.А. Вяткин под псевдонимом Сибирефил опубликовал статью «Г.Н. Потанин и… Оссендовский». Поводом к её написанию послужило проведение «Потанинским кружком» 25 июня 1918 г. в здании Общественного собрания митинга «Спасение или гибель России» с участием представителей различных партий и групп населения Томска. Целью митинга декларировалось «объединение всех живых сил на общей и близкой для всех основе – защиты родины». Также на митинге был устроен сбор средств «для помощи раненым и семействам убитых воинов сибирского правительства в борьбе с большевиками». Как мы можем заметить, митинг носил целенаправленно антибольшевистский характер, что соответствовало идеологическому содержанию «Платформы „Потанинского кружка“ в городе Томске» (февраль 1918 г.).
Придерживаясь рамок «Платформы», что было условием участия в митинге, свои речи произнесли следующие ораторы: член петроградской группы областников А.М. Оссендовский, представитель народных социалистов А.В. Юрьев, представитель социал-демократов (меньшевиков) Д.И. Розенберг, представитель социалистов-революционеров И.Г. Гольдберг, представитель чехословацкой армии И. Мак, представитель 3-го боевого сибирского полка Евстигнеев, представитель Партии народной свободы И.А. Некрасов, представитель биржевого общества В.П. Вытнов, представитель национальных групп З.И. Шкундин, представитель городской Думы Н.С. Васильев, представитель губернской земской управы М.П. Рудаков, представитель губернского комиссариата Ф.Л. Башмашников.
Среди всей палитры выступающих особо был анонсирован А.М. Оссендовский: «[…] Отметим тот выдающийся интерес, какой будет представлять сообщение недавно прибывшего в Томск из Петрограда представителя группы областников А.М. Оссендовского. Он познакомит с современным положением воюющих стран и в особенности союзных нам Франции, Англии и Италии, с взаимоотношениями между правящей Германией и представителями советской власти в России, с той позицией, какую занимают между воюющими Япония и Америка и т.п.»
Публицист Г.А. Вяткин не был заинтересован содержанием выступления А.М. Оссендовского, он был обеспокоен самим фактом его появления на митинге «Потанинского кружка». С одной стороны, Вяткин, опираясь на критическое отношение Г.Н. Потанина к пришлой интеллигенции, причислил к так называемым «навозным» элементам и прибывшего из Петрограда «новоявленного областника» поляка Оссендовского. С другой стороны, Вяткина волновала чистота публицистической и политической репутации Оссендовского, которому вменялось в вину сотрудничество в газетах Б.А. Суворина «Новое время» и «Вечернее время», имевших консервативное направление. Данный факт из биографии Оссендовского Вяткин считал достаточным основанием для игнорирования этой фигуры «Потанинским кружком» и удивлялся его решению: «Но увы! – вместо того, чтобы отказаться от услуг г. Оссендовского кружок сам предупредительно приглашает в своё лоно этого суворинского сотрудника, санкционирует его ответственное выступление на митинге, афиширует его имя рядом с именем Потанина». Это обстоятельство позволило Вяткину выдвинуть предположение о некорректном использовании имени Потанина «Потанинским кружком»: «Старик Потанин стал плохо видеть и слышать [курсив Г.А. Вяткина – А.Л.]. Благородному ветерану областничества изменяет его чутьё… На слабости его зрения и слуха, на его великодушии и мягкости кто-то нехорошо играет». В этой связи фигура Потанина была противопоставлена кружку его имени: «А, может быть, Г.Н. Потанин – одно, а его кружок – другое? Ведь появлялись же вокруг Карла Маркса такие „марксисты“, от которых он мог лишь открещиваться. И около Толстого ютились такие „толстовцы“, какие были ему, в сущности, совсем чужды…» Присутствие же имени А.М. Оссендовского рядом с имением Г.Н. Потанина позволило Вяткину «сомневаться в чистоте потанинского знамени»: «Бело-зелёное знамя Сибири было до сих пор незапятнанным, таким должно остаться и впредь. Имя Григория Николаевича Потанина слишком дорого для всех истинных сибирефилов и больно видеть его рядом с именем господина Оссендовского».
Г.Н. Потанин вынужден был ответить на сомнения Г.А. Вяткина: «Г. Сибирефил рассказывает, что г. Оссендовский был сотрудником „Нового времени“, […] это удивляет Сибирефила и он спрашивает, что это – или неосторожность, или нечистота знамени, под которым стою я со своими друзьями? Или, спрашивает он, ничего нет общего между Потаниным и его друзьями и он рад бы от них отречься?». Как мы видим, Потанин встаёт на защиту «Потанинского кружка», называя его членов своими друзьями, и сообщает, что А.М. Оссендовский был приглашён на митинг с его личной санкции: «[…] Я был всегда солидарен со своими друзьями и отрекаться от них не намерен; приглашение г. Оссендовского было сделано с моего ведома, я в этом не раскаиваюсь, потому что в этом приглашении я не усмотрел никакого преступления». Для Потанина была гораздо важнее содержательная сторона выступления Оссендовского, соответствующая целям митинга: «Мы воспользовались случаем выслушать откровенный рассказ о заговоре берлинской клики против Европы. Разоблачения г. Оссендовского были для нас неожиданны, и тогда же у нас явилось желание сделать эти разоблачения достоянием всей томской публики. […] Цель митинга заключалась в разоблачении подпольной деятельности коварного германского правительства; надеялись, что эти разоблачения вызовут подъём национального чувства». Оправдывая решение «Потанинского кружка» о приглашении Оссендовского, чей авторитет публично ставился Вяткиным под сомнение, Потанин непреклонно выражал уверенность в том, что правдивость сведений оратора была несомненно весомее его репутации: «В настоящее время, когда г. Сибирефил поведал нам то, что он знает о г. Оссендовском, всё-таки мы, инициаторы митинга, не осмелимся дурно аттестовать выпущенного нами оратора. […] Г. Сибирефил напрасно думает, что мои друзья совершили что-то криминальное. Если бы мы и признали за верное всё высказанное г. Сибирефилом о г. Оссендовском, то и тогда не остановились бы перед предоставлением ему права выступить за трибуну. […] Всякая правда должна быть выслушана безотносительно к тому, нравственный или безнравственный человек её произносит. Я думаю, что инициаторы митинга сделали доброе дело, дав томскому обществу возможность по фактам судить о коварных замыслах германских вождей».
В ответной анонимной статье «Ты сердишься, Юпитер…», опубликованной в «Голосе народа», было озвучено предположение о том, что члены «Потанинского кружка» не осведомили Г.Н. Потанина в должной мере о сомнительной репутации А.М. Оссендовского: «Мы в статье Сибирефила поставили вопрос: „может быть, Г.Н. Потанин – одно, а его кружок – другое?“ И у нас были основания в связи с случаем с г. Оссендовским задать этот вопрос. Ибо мы знали, и этого, надеемся, не будут отрицать заинтересованные люди, что некоторым активным деятелям „Потанинского кружка“ о прошлом и об истинной физиономии г. Оссендовского всё известно не меньше, чем нам. И мы были в то же время уверены, что сам Г.Н. Потанин ничего о „сенсационном докладчике“, кроме содержания его доклада, не знает. И, как видит читатель, Г.Н. Потанин в своей статье это прямо подтверждает» [курсивы в тексте – А.Л.]; «[…] В случае с г. Оссендовским Г.Н. Потанин – одно, а „Потанинский кружок“ – другое, […] члены потанинского кружка […] знали о физиономии г. Оссендовского и не сочли нужным ознакомить с нею Г.Н. Потанина…».
Действительно, Потанин утверждал, что дискредитирующие факты об Оссендовском, изложенные в «Голосе народа», ему не были известны, и о нём самом он ничего не слышал с 1905 г. «до самого дня его выступления на митинге» 25 июня 1918 г. Насколько мы можем предполагать, это не совсем так и Потанин таким образом пытался последовательно отстаивать правоту «Потанинского кружка» в глазах общественности. Проблема в том, что Потанин, если верить протоколу, лично присутствовал на заседании Частного совещания СОД 22 июня 1918 г. Как раз на этом заседании член «Потанинского кружка» А.В. Адрианов предлагал пригласить А.М. Оссендовского на заседание Частного совещания «с целью информации членов областной Думы о международном положении». При обсуждении этого вопроса всплыла информация о нежелательных страницах биографии Оссендовского: «С.К. Неслуховский указывает, что необходимо, чтобы сведения были верны. Мы должны блюсти авторитет областной Думы; припоминает, что Оссендовский работал в „Вечернем времени“. Работа в газ[ете] „Вечернее время“ гр. Оссендовского подтверждается чл[еном] Думы Адриановым». Под этим предлогом Частное совещание СОД отклонило предложение Адрианова о приглашении Оссендовского.
3. Г.Н. Потанин и антибольшевистские правительства Сибири: уровень взаимоуважения (июль–август 1918 г.)
30 июня 1918 г. при посредничестве председателя СОД И.А. Якушева вся полнота государственной власти на территории Сибири от комиссаров ЗСК была передана полномочным министрам Временного Сибирского правительства (ВСП) в Омске. В состав Совета министров ВСП вошли: председатель, министр внешних сношений П.В. Вологодский, министр внутренних дел В.М. Крутовский (ст.), министр финансов И.А. Михайлов, министр юстиции Г.Б. Патушинский, министр туземных дел М.Б. Шатилов.
5 июля 1918 г. ВСП окончательно спроектировало и приняло грамоту «Сибирскому патриоту Григорию Николаевичу Потанину», в которой родоначальнику областничества присваивалось звание Почётного гражданина Сибири. Также Потанину была назначена персональная пожизненная пенсия. Своим актом ВСП провозглашало преемственность идеям Г.Н. Потанина и демонстрировало свою областническую направленность: «Правительство опирается на фундамент, в котором лежит золотая доска потанинской идеи местного сибирского патриотизма. На этой золотой доске начертаны священные заповеди – любовь и попечение о самых маленьких, самых забытых народностях, возрождение и укрепление отставшей культурно Сибири, и наконец, неразрывная связь с Россией. Временное Сибирское правительство будет твёрдо следовать этим заповедям старого сибирского деда, и в первые же дни своих работ оно не может не вспомнить о заслугах всеми любимого старика […]».
Министры ВСП в грамоте особо заостряли внимание на том, что идея областничества не была заражена политическим сепаратизмом, хотя сам Г.Н. Потанин не отрицал этого: «Это не была идея отделения Сибири как поняли многие, далёкие от интересов заброшенной и чуждой им окраины […] Идея Ваша была чужда каких-либо замыслов сепаратизма». Членам ВСП было необходимо акцентировать на этом внимание, очевидно, в связи с тем, что днём ранее, 4 июля 1918 г. была выпущена декларация ВСП «О государственной самостоятельности Сибири», в которой было объявлено о том, что «отныне никакая иная власть помимо Временного Сибирского правительства не может действовать на территории Сибири». Наряду с этим, ВСП утверждало, что «не считает Сибирь навсегда оторвавшейся от тех территорий, которые в совокупности составляли державу Российскую, и полагает, что все его усилия должны быть направлены к воссозданию российской государственности».
В Омске 9–11 июля 1918 г. проездом находился сам Г.Н. Потанин, который направлялся в Тобольск к своему товарищу П.Б. Яшерову. В связи с прибытием лидера областничества в Омск грамота о присвоении Г.Н. Потанину звания Почётного гражданина Сибири 9 июля 1918 г. была публично оглашена П.В. Вологодским на соединённом собрании казачьего круга, съезда крестьянских депутатов и епархиального съезда. 11 июля 1918 г. Г.Н. Потанин посетил командующего Сибирской армии генерал-майора, управляющего военным министерством ВСП А.Н. Гришина-Алмазова, который также попытался использовать имя Потанина в качестве консолидирующего символа: «Меня посетил известный всей Сибири сибирский патриот, офицер Сибирского казачьего войска Григорий Николаевич Потанин. Маститый старец, создатель Сибирского областничества […] живо интересовался вопросом создания Сибирской армии и восхищался её победами. Григорий Николаевич просил меня передать доблестным офицерам, казакам и добровольцам Сибирской армии свой привет и пожелание боевых успехов на пользу родной Сибири и России».
Вместе с Г.Н. Потаниным член «Потанинского кружка» А.В. Адрианов передал свои письма председателю Совета министров ВСП П.В. Вологодскому и управляющему военным министерством А.Н. Гришину-Алмазову, в которых давалась критическая оценка персональному составу ВСП. Это можно рассматривать как попытку Адрианова при косвенном участии Потанина влиять на мнения ведущих членов ВСП об их коллегах с целью изменения состава Правительства.
Историк М.В. Шиловский характеризует вояж Г.Н. Потанина в Омск и Тобольск как триумфальный, отмечает, что «Временное Сибирское правительство во главе с П.В. Вологодским всячески поднимало на щит областничество и его престарелого лидера». Вместе с тем, Шиловский утверждает, что «главным была пропагандистская сторона поездки». Историк Н.С. Ларьков рассматривает акт ВСП, возвеличивающий Г.Н. Потанина, как средство выравнивания правительством своего шаткого политического положения: «[…] Это был также и политический жест, направленный на придание соответствующего имиджа самой власти, поскольку появление на свет Временного Сибирского правительства произошло не в результате демократических выборов и широкого волеизъявления народа, а вооружённым путём, вследствие военного переворота и Гражданской войны. Новая власть, будучи ничуть не более законной, нежели свергнутые Советы, нуждались в своей легитимизации. Для этого использовались различные средства, в том числе и авторитет таких лиц, как Г.Н. Потанин». Схожую оценку намерениям ВСП даёт томский краевед О.А. Помозов: «[…] Что особенно было немаловажно в плане пиар-акции, так это протекция ВСП, сделанная со стороны самого Г.Н. Потанина. Визит последнего в Омск, конечно, мог бы сыграть весьма значительную роль в данном направлении».
Отметим, что ВСП, в состав которого вошли областники, пользовалось большим доверием со стороны Потанина: «Общий характер его деловитый. В него вошли люди знакомые с нуждами Сибири, послужившие для неё на разных поприщах – на литературном, общественном и научном. […] Люди около тридцати лет работавшие над сибирскими общественными вопросами, с сыновнею преданностью послужившие ей, […] вступили в ряды сибирского правительства». Особые надежды Потанин связывал с деятельностью П.В. Вологодского: «Канцелярии сибирских министерств продолжают пополняться, кто следит за этими назначениями, убеждается, что министерства стараются притянуть к делу все лучшие силы Сибири. Кабинет Вологодского „собирает сибирскую землю“». Также Потанин поддерживал позицию ВСП, по которой прочие антибольшевистские правительства Сибири должны были уступить суверенные права в пользу ВСП: «[…] К настоящему моменту, период гаданий, более или менее вероятных, как о числе правительств, называющих себя сибирскими, так [и] об их персональном составе и качествах, к счастью, приходит к концу. Состоялась поездка на Дальний Восток председателя совета министров временного сибирского правительства П.В. Вологодского, которому, мы надеемся, не откажут в своих симпатиях ни одно из правительств, в каком бы углу сибирской территории они ни образовались. В лице П.В. Вологодского сибирская автономия основывает свои надежды на прочную жизнь».
27 августа 1918 г. А.В. Адрианов в статье «К вопросу об организации власти» опубликовал сведения о том, что Временное правительство автономной Сибири (ВПАС) во Владивостоке также было заинтересовано в употреблении имени Потанина и областнического бело-зелёного знамени. Г.Н. Потанин выступил с опровергающим заявлением, в котором показал свою полную непричастность к деятельности ВПАС: «[…] К агитации министерства г. Дербера я никакой прикосновенности не имею, ни с кем из членов этого министерства в переписке не состоял и […] моё имя употребляется для этой пропаганды без моего ведома».
Информация о некорректном использовании имени Потанина, по свидетельству Адрианова, была им получена от журналиста, областника М.О. Курского, члена Делового кабинета генерала Д.Л. Хорвата в Харбине – ещё одного государственного образования, претендующего на власть.
Адрианов в телеграфной переписке с Курским выразил одобрительное отношение «Потанинского кружка» к Деловому кабинету: «Благоволите передать [в] Харбин правительству Хорвата, что Потанин с друзьями приветствуют занятую им позицию, вполне уверенные, что необходимые перемены в личном составе образовавшегося единого сибирского правительства произойдут безболезненно».
Наряду с этим председатель Совета министров ВПАС П.Я. Дербер в телеграмме к министру внутренних дел ВСП В.М. Крутовскому взаимно обвинял Деловой кабинет Хорвата в неприемлемом использовании областнического знамени: «Поднята кампания в печати, необходим протест против попытки хорватовщины использовать в своих целях сибирских областников. Крайне важен протест Ваш, Потанина, Вологодского».
А.В. Адрианов был лично заинтересован в создании оппозиции эсеровскому составу ВПАС в виде нового кабинета министров, в который должны были войти доверенные представители ВСП и Делового кабинета. Руководимый этой целью Адрианов пытался в том числе и при помощи имени Потанина дискредитировать ВПАС. По мнению краеведа О.А. Помозова «это был своего рода „контрольный выстрел“, после которого многим могло показаться, что социалистам трудно будет теперь выстоять и что их конец уже совсем близок».
Вместе с этим, Адрианов именем Потанина одновременно пытался поднять авторитет Делового кабинета Хорвата. Адрианов уверял сибирских читателей в том, что подписанная его фамилией приветственная телеграмма Деловому кабинету «составлена „Потанинским кружком“ при непосредственном в этом участии самого Григория Николаевича, именем которого и его отношением к себе и взглядом на события так дорожит правительство Хорвата». По мнению историка В.И. Шишкина, «А.В. Адрианов в присущей ему манере приврал. В действительности Г.Н. Потанин […] ни словом не обмолвился о поддержке правительства Д.Л. Хорвата». Это не совсем так. Если Потанин и не высказался о поддержке Делового кабинета, то дал его составу свою нейтральную оценку с положительным оттенком: «Состав этого кабинета был объявлен в „Сибирской жизни“ в статье А.В. Адрианова. Он нас не пугает. Некоторых членов мы знаем лично и не имеем никаких оснований в них подозревать контрреволюционеров. Да и о других членах кабинета мы имеем одни благоприятные отзывы».
4. Г.Н. Потанин между Временным Сибирским правительством и Сибирской областной Думой: надежды на сотрудничество (август–сентябрь 1918 г.)
15 августа 1918 г. наконец осуществилась, по выражению Г.Н. Потанина, «давняя мечта сибиряков» – по указу ВСП в Томске была созвана сессия Сибирской областной Думы. Своё негативное отношение к предстоящему созыву СОД ещё на этапе Частных совещаний А.В. Адрианов выразил в июле 1918 г. в откровенных письмах П.В. Вологодскому: «Я пока воздерживаюсь от бойкота Думы, от заявлений о её ненужности, но, следя за поведением Частного совещания, боюсь грядущего конфликта её с Правительством. Дума эта большевистская и ни для какой работы непригодная». Такая оценка Думы, очевидно, связана с тем обстоятельством, что один из участников Частных совещаний Б.П. Вейнберг предлагал собраться Думе «в том составе, в каком она была выбрана первоначально (т.е. от энесов до большевиков включительно)». Кроме того, Адрианова в целом не устраивала политическая физиономия участников Частных совещаний СОД: «Подавляющее большинство – незнакомцы, случайные для Сибири люди, во времена господства „от энесов до большевиков“ попадавшие всюду, куда их никто не просил и где они оставляли отрицательные следы своей деятельности».
Адрианов не рассматривал Думу с преимущественно эсеровским составом как постоянно действующий орган и первоисточник государственной власти. Он хотел предложить Думе «собраться для того, чтоб принять законопроект Правительства о пополнении Думы цензовыми элементами, утвердить Правительство, предоставив ему [право] самопополняться и – объявить себя распущенной». Правительству же Адрианов предлагал «распустить Думу, ликвидировав все её комиссии, и прекратить отпуск средств на её содержание».
Категоричное отношение Адрианова к СОД было вызвано его конфликтами с участниками Частных совещаний, в результате которых Адрианов 13 июля 1918 г. был смещён с поста председателя Частных совещаний СОД. В частности, члены Думы протестовали по поводу неуважительного отношения Адрианова к ВПАС и П.Я. Дерберу. Формальным поводом к отрешению от должности послужило опубликование А.В. Адриановым в «Сибирской жизни» без санкции Частного совещания телеграммы председателя Думы И.А. Якушева. Телеграмма посеяла панику среди эсеров, которым в решении Совета министров ВСП созвать Думу «с введением в состав […] представителей цензовых элементов и профессион[альных], рабочих и крестьянских организаций взамен представителей Советов» померещилась чуть ли не попытка государственного переворота. Участники Частных совещаний считали, что «менять состав и Положение о созыве Сибирской областной Думы […] может только сама областная Дума своей волей».
А.В. Адрианов характеризовал своих оппонентов по Частному совещанию в областническом дискурсе, оценивая их прежние заслуги на сибирском поприще: «На почве сибирского строительства я работаю несравненно более продолжительное время, чем каждый из вас, а ведь между вами я вижу почти сплошь таких лиц, которые впервые вступают на это поприще». Выдвинутые против себя обвинения Адрианов считал «обывательскими дрязгами», заслоняющими интересы «большого государственного дела».
Точка зрения А.В. Адрианова относительно сомнительной компетентности участников Частных совещаний СОД совпадала с позицией Г.Н. Потанина, предлагавшего перепроверить полномочия членов Думы: «[…] Среди нас я вижу новых для меня лиц, полномочия которых не были проверены Думой и нравственный и политический образ которых мне неизвестен»; «Отсюда вытекает, что никаких новых членов Думы, не бывших в составе её до разгона её большевиками и нам лично не известных, мы не вправе принимать в свою среду до проверки их полномочий самой Думой. […] Поэтому я предлагаю немедленно проверить наши полномочия, и в целях сугубой осторожности надо помнить нашу ответственность перед государством, не допускать к участию тех лиц, мандаты которых не были утверждены Думой или несомненность их полномочий нам не была известна».
Озабоченность Потанина вопросом о персональном составе Частных совещаний СОД объяснялась, в том числе, опасением по поводу вероятного проникновения в Думу большевиков: «Среди нас не может быть предателей, не может быть людей несерьёзных, легкомысленных, ставящих партийные интересы выше государственных. […] Поэтому мы должны строго следить за тем, чтобы в среду нашу не проникли предатели, не проникли люди недостойные, сомнительные. […] Разумеется, в нашей среде не может быть места большевикам и сочувствующим им лицам, ибо они с оружием в руках восстали против нас, против родины, ибо они уже однажды разогнали Думу, ибо они „враги“ нашей родины. Было бы большой сентиментальностью и политическим безумием поручать „врагам“ управление страной».
В Думе А.В. Адрианов возглавил объединённую фракцию областников и беспартийных, её почётным председателем стал Г.Н. Потанин. Фракция в своей декларации, оглашённой 17 августа 1918 г. Н.Я. Новомбергским, выражала неудовлетворённость составом Думы: «Состав настоящего законодательного собрания не соответствует решающей важности предстоящих задач [выделено в тексте – А.Л.] и исключительной ответственности действий, которые должны опираться по возможности на всенародное согласие». В связи с этим фракция предлагала усиленно пополнить состав Думы крестьянами, туземцами и казачеством. Также фракция выражала исключительный пиетет ВСП и видела в нём суверенный орган власти: «Созидательная работа, выполненная Временным Сибирским правительством на пользу края […] даёт ему право на признание народное и дальнейшее доверие. […] Объединённая фракция областников выражает настойчивое желание видеть Временное Сибирское правительство свободным от безответственных влияний в оценке событий, твёрдым в своих решениях и непреклонным в их осуществлении» [выделено в тексте – А.Л.].
В августе 1918 г. в СОД происходило сопротивление между правым и левым флангами Думы. Правый фланг представляли областники и беспартийные, левый фланг возглавляли социалисты-революционеры в союзе с социал-демократами (меньшевиками) и национальными группами. Обе группировки сходились в необходимости воссоздания всероссийской власти. Разница заключалась в том, что областники возлагали эту задачу на политически родственное ВСП, эсеры – на Всероссийское Учредительное собрание, где они были представлены в большинстве.
Областники, считаясь с тем, что «при создании коалиционной власти должны учитываться и партийные признаки», утверждали, что «власть должна образовываться […] по признакам дееспособности, персонального авторитета, проникновения идеями патриотизма». Областники в этом вопросе полномочия «областнического» ВСП ставили выше полномочий «эсеровской» СОД: «Все соглашения […] о воссоздании всероссийской власти […] должны быть непререкаемым правом свободной деятельности ответственного Временного Сибирского правительства, не стесняемой […] вмешательством со стороны Сибирской Областной Думы».
Эсеры же, по мнению историка М.В. Шиловского, «пытались использовать СОД для давления» на ВСП. Эсеры считали, что «никакая иная власть, кроме Сибирского Учредительного собрания, не может претендовать на верховенство в Сибири и противопоставлять себя областной Думе, как равная ей или от неё независимая». Этим обстоятельством эсеры определяли ограниченное «правовое положение всего Временного Сибирского правительства, выделенного Сибирской Областной Думой и ответственного перед ней как за законность своих распоряжений, так и политическую их целесообразность».
В результате прений, под натиском эсеров была утверждена предложенная ими резолюция, по которой коалиционная всероссийская власть могла быть организована только Учредительным собранием. По мнению историка М.В. Шиловского, такая формулировка отражала намерение эсеров образовать всероссийскую власть под собственным руководством.
С 20 августа 1918 г. ВСП прервало заседания СОД вплоть до пополнения её состава представителями торговли и промышленности. С 10 сентября 1918 г. ВСП возобновило заседания СОД, несмотря на то, что пополнение её состава «произошло в недостаточных размерах». Г.Н. Потанин в статье «Признания областника», опубликованной 14 сентября 1918 г. в «Сибирской жизни», выразил обеспокоенность выше указанным обстоятельством: «Истинным представительством сибирского населения можно было бы назвать только такое, если бы Сибирь могла сказать о нём: „Областная Дума – это я“. Однако этого Сибирь сказать не может в виду тех пробелов, какие наблюдаются в составе Думы. Эти пробелы замечены самой Думой, и сибирское общество ждёт, что сама Дума примет меры к пополнению своего состава. К сожалению, оказывается, что разрешение этого вопроса встречает некоторые затруднения, и это нервирует Думу и общество». Относительно желаемого состава Думы Потанин утверждал, что «при нормальном порядке» в ней «должны господствовать областники» как «лучшие знатоки сибирского быта и сибирских нужд»: «Кто же больше них имел право на кресло в этом высоком собрании?» Наличествующий состав Думы с превалирующим представительством эсеров заставил Потанина засомневаться в сибирской ориентации СОД: «[…] Если судить по составу думы, то ей как будто бы предназначено разрабатывать программы, намеченные жизнью не Сибири, а каких-то других, отдалённых стран».
Также Потанин прокомментировал критические статьи «Сибирской жизни» относительно СОД. Потанин уверял, что эти публикации были направлены на критику состава Думы, но не подвергали сомнению целесообразность существования самого органа: «К сожалению, критическое отношение газеты к Думе не всегда понимается правильно. Некоторые читатели газеты поняли статьи „Сибирской жизни“, как поход газеты против самой мысли об Областной Думе. Такое отрицательное отношение к идее, за которую столько лет ратовала газета и вела за неё борьбу, нередко в полном одиночестве, для „Сибирской жизни“ не мыслимо. Если „Сибирская жизнь“ высказывала иногда своё неудовлетворение, то только настоящим составом Думы, а не фактом осуществления давней мечты сибиряков».
Историческую задачу Думы как представительницы интересов края Потанин видел в том, чтобы «внушительно заговорить с метрополией, которая до сей поры к интересам [местного] населения относилась без должного внимания». Как мы отмечали выше, Потанин весьма благосклонно относился к ВСП и считал, что его состав «благоприятен для дружной работы Думы». Относительно взаимодействия СОД и ВСП Потанин был уверен в том, что «если Сибирская Областная Дума правильно поймёт свою сибирскую историческую задачу, то никакого конфликта между нею и [Временным] Сибирским правительством ожидать нельзя. Дума и правительство дружно пойдут по одной дороге». Надежды Григория Николаевича не оправдались – осенью 1918 г. реалии политической жизни в Сибири складывались совершенно иначе.
5. Борьба Временного Сибирского правительства и Сибирской областной Думы: краткий экскурс в конфликт (сентябрь 1918 г.)
В сентябре 1918 г. разгорелся конфликт между СОД и Административным советом ВСП, органом, который изначально был образован для выполнения деловых функций. В это время большая часть министерского актива ВСП отсутствовала в Омске: председатель Совета министров ВСП П.В. Вологодский во главе делегации отправился на Дальний Восток для урегулирования отношений с союзниками и для переговоров с правительствами И.А. Лаврова – П.Я. Дербера (ВПАС) и Д.Л. Хорвата (Деловой кабинет) по поводу их самоликвидации в пользу ВСП; председатель Административного совета ВСП министр снабжения И.И. Серебренников во главе делегации отправился на Государственное совещание в Уфу. На время отсутствия большинства членов ВСП в Омске были существенно расширены полномочия Административного совета, исполняющим обязанности председателя которого был назначен министр финансов И.А. Михайлов. В отношении Сибирской областной Думы Административный совет ВСП был облечён правом перерыва её работ и даже правом роспуска.
По мнению историка Н.С. Ларькова, эсеры, вдохновлённые отставкой командующего Сибирской армией А.Н. Гришина-Алмазова и движимые желанием восполнить утраченные летом 1918 г. позиции, собирались использовать подконтрольную им СОД для получения большинства мест в ВСП. На заседаниях в сентябре 1918 г. Дума вышла далеко за рамки намеченной Правительством повестки. СОД в массированной атаке на ВСП предприняла следующие действия: были направлены собственные делегации на Дальний Восток («наблюдать за Вологодским») и в Уфу на Государственное совещание; президиум СОД во главе с председателем И.А. Якушевым настоял на возвращении в состав ВСП подавших в отставку министров В.М. Крутовского и Г.Б. Патушинского; также состав ВСП было решено пополнить министром ВПАС эсером А.Е. Новосёловым. Нахождение в ВСП лояльных к СОД В.М. Крутовского, Г.Б. Патушинского, М.Б. Шатилова, А.Е. Новосёлова должно было обеспечить необходимый для эсеров перевес голосов в Правительстве. Вместе с этим стоит отметить, что оказавшийся впоследствии по другую сторону баррикад П.В. Вологодский лично уговорил В.М. Крутовского вернуться в ВСП в качестве заместителя председателя Совета министров.
20 сентября 1918 г. в Омске состоялось заседание Совета министров ВСП под председательством Крутовского, на котором присутствовали министры ВСП Шатилов и Михайлов, а также председатель СОД Якушев. В повестку дня были поставлены вопросы: о расширении состава ВСП за счёт Патушинского и Новосёлова; об ограничении прав Административного совета; об изменении состава сибирской делегации на Государственном совещании в Уфе; о согласовании с СОД кандидатур от ВСП в состав Временного Всероссийского правительства. И.А. Михайлов в знак протеста покинул заседание, лишив ВСП кворума.
Административный совет ВСП во главе с Михайловым стал наносить ответный удар по сторонникам СОД. В ночь на 21 сентября 1918 г. В.М. Крутовский, М.Б. Шатилов, И.А. Якушев и А.Е. Новосёлов были арестованы по постановлению начальника гарнизона г. Омска полковника В.И. Волкова «по обвинению в том, что этим лицами [было] замышлено и приступлено к совершению государственного переворота, направленного против государства Российского и Временного Сибирского правительства». Крутовский и Шатилов под угрозой расстрела подписали прошения о сложении полномочий, после чего вместе с Якушевым были освобождены из-под стражи и фактически изгнаны из Омска. Новосёлов, оставленный Волковым в заключении по дополнительному обвинению до решения прокурора Омской судебной палаты, был убит конвоирами 23 сентября 1918 г., что впоследствии сильно ударило по авторитету ВСП.
21 сентября 1918 г. по согласованию с П.В. Вологодским Административный совет прервал заседания СОД на неопределённый срок. Заручившись поддержкой представителей Чехословацкого корпуса, Дума отказалась подчиниться этому требованию и 22 сентября 1918 г. на экстренном заседании в Томске приняла следующие решения: немедленно распустить незаконно созданный Административный совет; отстранить от занимаемых должностей министра финансов И.А. Михайлова и товарища министра внутренних дел А.А. Грацианова, предать их суду по обвинению в государственном перевороте; образовать Комитет СОД с предоставлением ему всех прав Думы, включая «право временного устранения министров», «для восстановления насильственно прерванной деятельности областной Думы и Совета министров и предоставления им возможности исполнить возложенные на них обязанности».
В ночь на 24 сентября 1918 г. по указанию Томского губернского комиссара ВСП А.Н. Гаттенбергера депутаты СОД П.Я. Михайлов, С.П. Никонов, М.Л. Фабрикант, З.И. Шкундин, Ф.С. Лозовой были арестованы, а канцелярия Думы – опечатана. Также 24 сентября Чехословацким корпусом по указанию Комитета СОД был задержан и уже 25 сентября под влиянием недовольства местных военных кругов отпущен А.А. Грацианов.
23 сентября 1918 г. на Государственном совещании в Уфе было образовано Временное Всероссийское правительство (ВВП) по типу Директории с эсером Н.Д. Авксентьевым во главе. 24 сентября 1918 г. Директория постановила отсрочить возобновление занятий Думы до создания условий для её нормальной деятельности, тем самым санкционировав решение Административного совета ВСП. Вместе с этим ВВП признало недействительной отставку министров ВСП В.М. Крутовского и М.Б. Шатилова.
28 сентября 1918 г. после сопротивления Томского губернского комиссара А.Н. Гаттенбергера и уполномоченного Чехословацкого национального совета в Томске доктора И.И. Глосса арестованные члены Думы были освобождены по распоряжению чрезвычайного уполномоченного ВВП А.А. Аргунова.
29 сентября 1918 г. из Владивостока пришла телеграмма, в которой председатель Совета министров ВСП П.В. Вологодский «полностью одобрил действия Админсовета и потребовал немедленного ареста думского Комитета». 1 октября 1918 г. ВВП потребовало немедленного прекращения деятельности Комитета СОД. 3 октября 1918 г. Комитет СОД был вынужден смириться с решением Директории о своём роспуске.
6. Г.Н. Потанин и Сибирская областная Дума: за или против? (октябрь 1918 – январь 1919 г.)
По свидетельству историка М.В. Шиловского, события сентября 1918 г. привели «к углублению раскола среди областников». Фракция областников и беспартийных в СОД разделилась в вопросе о дальнейшей судьбе Думы: радикально настроенные депутаты настаивали на роспуске СОД, умеренно настроенные депутаты считали возможным продолжить работу СОД при пополнении её состава.
26 октября 1918 г. в официальном органе ВСП газете «Сибирский вестник» появилась публикация «О конфликте Сибирской областной Думы с Временным Сибирским правительством» за подписью членов фракции областников и беспартийных Г.Н. Потанина, А.В. Адрианова, Н.Я. Новомбергского, В.М. Попова. Управляющий делами антибольшевистских правительств Г.К. Гинс расценивал это заявление как личный приговор Г.Н. Потанина Сибирской областной Думе: «В разгар споров о судьбе Думы седой старец, член Думы и первый председатель первого правительства, Областного Совета, опубликовал […] большую и полную живого интереса записку, представляющую из себя обоснованный обвинительный акт против Думы и социалистов-революционеров». В коллективном заявлении говорилось, что «при самом незначительном государственном понимании Сиб[ирская] Обл[астная] Дума должна была бы не оспаривать у Совета министров верховных прав и без шума сойти с политической сцены». Это мнение было мотивировано тем, что «борьба большинства Думы», представленной партией эсеров, «с Вр[еменным] Сиб[ирским] Правительством есть не что иное, как стремление через его голову соединиться с Самарским Комитетом членов Учредительного Собрания и образовать единую всероссийскую власть, находящуюся под контролем названной партии». По мнению областников, Дума «вместо создания единой, действительно всенародной власти, стремилась установить партийную диктатуру».
В это время ВВП в сотрудничестве с членами ВСП решало вопрос об упразднении СОД. Председатель Директории Н.Д. Авксентьев предлагал созвать Думу «на одно-два заседания с тем, чтобы последняя пошла навстречу желанию правительства упразднить её». Член Директории и председатель Совета министров ВСП П.В. Вологодский считал нецелесообразным «созывать учреждение, которое, во-первых, неавторитетно в глазах населения, называющего думу „эсеровским съездом“ ввиду того, что подавляющее большинство депутатов – эсеры, и, во-вторых, может оказать серьёзное сопротивление желаниям правительства». Ему вторил председатель Административного совета ВСП И.И. Серебренников, который ожидал, что «дума не согласится на роспуск и способна будет поднять даже гражданскую войну». Авксентьев же полагал, что «[Временное] Всероссийское правительство окажется в ложном положении, если распустит думу, т.е. сделает тот шаг, на который не отважилось [Временное] Сибирское правительство».
Как указывал Гинс, Авксентьев в вопросе о роспуске СОД «не внял […] всегда честному и трезвому совету Потанина». Этот совет заключался в следующем: «Сиб[ирская] Обл[астная] Дума настоящего состава, заявившая себя противоправительственной, противогосударственной и преступной деятельностью, должна быть распущена. Она не является оплотом сибирской автономии и не имеет права на дальнейшее существование». Архивист В.Д. Вегман утверждал, что этим заявлением областники нанесли Думе удар, «который окончательно и навсегда дискредитировал её в глазах всего населения».
Историк М.В. Шиловский утверждает, что к сентябрю 1918 г. «правые круги окончательно приходят к мысли, что СОД не нужна. С ними консолидировалась определённая часть областников, и прежде всего „Потанинский кружок“». Также исследователь указывает, что позиция части областников по поддержке ВСП в конфликте с СОД «была обоснована Потаниным ещё в середине сентября». Здесь Шиловский ссылается на статью Потанина «Признания областника», в которой, как мы отмечали выше, Григорий Николаевич действительно выражал поддержку Правительству и показывал своё неудовлетворение составом Думы, но вместе с тем надеялся на компромисс между ВСП и СОД.
В письме члена Западно-Сибирского отдела РГО, охотоведа и садовода П.Б. Яшерова к Г.Н. Потанину от 27 ноября 1918 г. из Тобольска мы находим свидетельство о том, что Григорий Николаевич колебался в своей оценке деятельности Правительства и Думы: «Вы спрашиваете, кто лучше. Настоящее Правительство или Дума? Мне ответить трудно на этот счёт». При этом Яшеров довольно критически отзывался о деятельности и кадровой политике ВСП: «Я никого не знаю, кроме П.В. Вологодского, которого знаю за человека чистого и очень его люблю, но что он может сделать в этом разбушевавшемся океане? Заслуга, разумеется, большая, что отстояли страну (сибирскую) от большевиков, ну, а остальное всё тоже: нет настоящей неприкосновенности личности, жилища, а приказы какие, прямо оскорбительные, а каких людей насаждают на ответственные места, это ужасно. […] Думается, что Министерство снабжения пока не снабжает. Министерство туземных дел тоже на бумаге».
3 ноября 1918 г. ВСП передало «всю полноту власти на территории Сибири Временному Всероссийскому правительству». 4 ноября 1918 г. ВВП постановило, что «с образованием органов центрального управления всероссийской власти на ближайший период времени все без исключения областные правительства и областные представительные учреждения должны прекратить своё существование». 6 ноября 1918 г. ВВП назначило возобновление работ СОД на 10 ноября 1918 г. для решения вопроса о её роспуске, как бы в подтверждение постановления ВСП «Об учреждении комиссии по выработке положения о выборах во всесибирский представительный орган». Накануне заседания Думы фракция областников и беспартийных постановила, что «будет воздерживаться от голосования, протестовать не будет и выступлений против правительства делать не будет». В итоге на заключительном заседании СОД 10 ноября 1918 г. 66 депутатов (из фракций социалистов-революционеров и социал-демократов) проголосовали за прекращение работ Думы «как органа областного управления автономной Сибири», 22 депутата (из фракции областников и беспартийных) воздержались от голосования, 1 депутат (из фракции социал-демократов) проголосовал против закрытия СОД.
Тот факт, что областники воздержались от голосования за самороспуск Думы, заставил В.Д. Вегмана усомниться в причастности Г.Н. Потанина к авторству заявления «О конфликте Сибирской областной Думы с Временным Сибирским правительством», направленного против СОД. По мнению Вегмана, «если бы записка действительно выражала мнение Потанина, то […] на последнем смертном заседании Сиболдумы партия областников голосовала бы за роспуск, а она постановила от голосования воздержаться». В дополнение ко всему Вегман сообщал: «Меня уверяли, что Потанин к этой записке не причастен, вернее, что с её точным текстом он не был знаком». Вегман просил, в частности, одного из подписантов заявления Н.Я. Новомбергского «с полной откровенностью сказать всю правду: читал ли Потанин эту записку и подписал ли он её без всякого давления с чьей-либо стороны?».
Как справедливо отмечает краевед О.А. Помозов, «причастность Потанина к данному заявлению часть исследователей считает вполне очевидной, другие же данное утверждение подвергают некоторому сомнению», но «к сожалению, никаких серьёзных доказательств своей правоты ни одна из сторон не приводит».
Историк Н.С. Ларьков цитирует, но без ссылки на источник, мнение Г.Н. Потанина о Думе, высказанное им в декабре 1918 г.: «Я с самого начала образования Сибирской областной Думы относился к ней отрицательно, так как считал, что она не отражает ни воли, ни настроения населения Сибири, включая в свой состав исключительно левые партии, которые не выдержали действительного настроения большинства населения. На мой взгляд, в Думу должны были войти представители всех вообще партий без каких-нибудь исключений, а главная роль должна была принадлежать в ней областникам…» Как мы можем заметить, здесь неудовлетворённость левым составом Думы переросла в отрицательное отношение Потанина к самой Думе, хотя в сентябре 1918 г. он уверял читателей «Сибирской жизни» в том, что «отрицательное отношение к идее» о Сибирской областной Думе «не мыслимо».
28 января 1919 г. в «Сибирской жизни» была опубликована статья, в которой Г.Н. Потанин высказал совершенно иную точку зрения относительно участи Думы. Это мнение входило в полное противоречие с заявлением фракции областников и беспартийных, под которым была поставлена подпись Потанина. Публикация «Лебединая песня сибирского журнала» представляла собой рецензию на выпуск журнала «Сибирские записки» (№ 4 за 1918 г.), который издавался бывшим министром внутренних дел ВСП, председателем «Красноярского Союза областников-автономистов» В.М. Крутовским (ст.). Постоянной рубрикой журнала являлось «Областное обозрение», в котором редакция в лице Крутовского высказывала «свой взгляд на события и на общественные течения». В рецензируемом Потаниным выпуске «Сибирских записок» «Областное обозрение» было посвящено событиям, приведшим в ноябре 1918 г. к ликвидации сибирской автономии в виде ВСП и СОД и к установлению военной диктатуры адмирала А.В. Колчака взамен Директории. Потанин существенно дополнил статью Крутовского собственной интерпретацией этих событий.
Григорий Николаевич отметил, что до государственного переворота в Омске с 17 на 18 ноября 1918 г. «управление Сибири было сосредоточено в трёх учреждениях: в совете сибирских министров, в областной Сибирской Думе и во Всероссийском верховном правительстве, то есть в директории, состоящей из пяти лиц».
Относительно членов Совета министров ВСП Потанин по-прежнему придерживался весьма лестных оценок: «Совет министров […] был составлен Вологодским и его ближайшими сотрудниками. Подбор оказался очень удачным. […] В большинстве, это были люди крепко державшиеся за идею сибирской автономии. С августа до половины ноября они ревностно работали над восстановлением новой жизни на развалинах, которые оставили после себя большевики». Именно с деятельностью ВСП Потанин связывал надежды на правильную организацию жизни областной автономии в Сибири: «В крае налаживается порядок; создаются областная армия и областные финансы; внимание местного общества привлекается к местным интересам; явилась надежда, что местное общество втянется в законодательную деятельность и начнётся живая правильная областная жизнь».
Возникновение же Временного Всероссийского правительства вызывало у Потанина большие сомнения и подозрения: «При появлении же директории в сибирском обществе появилась тревога; когда директория, спасаясь от большевиков, захвативших Самару, переселилась в Омск, в сибирском обществе появилось опасение, как бы гость не вытеснил из квартиры его хозяина, то есть [как бы Авксентьев, глава директории, не разогнал кабинет Вологодского]». Худшие опасения Потанина относительно централизаторских намерений Директории оправдались: «[И в самом деле директория] начала проявлять действия, показавшиеся подозрительными. Она стала уверять, будто для удовлетворения желания наших союзников, необходимо создать единое всероссийское правительство, а со всеми этими областными автономиями, которые будто пугают союзников, покончить». Потанин же считал, что «гонение на автономию» Директорией «делалось в угоду своим русским партийным центрам» (в частности, члены ВВП Н.Д. Авксентьев, В.М. Зензинов, А.А. Аргунов состояли в ЦК Партии социалистов-революционеров). Ключевой тезис Потанина в этом вопросе заключался в том, что «и единая власть и областная автономия могут существовать одновременно».
Что касается Сибирской областной Думы, то Потанин был удивлён тому, что Директория нашла в ней союзника в своей борьбе против сибирской автономии: «В недрах сибирского парламента нашлись враги сибирской автономии; значительное большинство его пошло на встречу предложению Авксентьева – закрыть Думу собственным постановлением». Главная мысль здесь заключалась в том, что Потанин считал именно Думу государствообразующим органом власти: «Казалось бы, что такой акт противоречит самой природе такого учреждения, как Областная Дума; не министерства, а Областная Дума есть истинный, настоящий орган для проявления и развития областной автономии. И вот сибирское общество присутствовало при странном событии – при самоумерщвлении Областной Думы». Эти слова Потанина входят в прямое противоречие с заявлением фракции областников и беспартийных от 26 октября 1918 г., в котором говорилось, что Дума «не является оплотом сибирской автономии и не имеет права на дальнейшее существование». Напомним, что под тем документом кроме фамилии почётного председателя фракции Г.Н. Потанина стояли подписи председателя фракции А.В. Адрианова и членов фракции Н.Я. Новомбергского, В.М. Попова. Это обстоятельство позволяет нам утверждать, что в заявлении была представлена преимущественно точка зрения А.В. Адрианова, стоявшего в непримиримой оппозиции к Думе со времени его участия в Частных совещаниях СОД. Мы предполагаем, что деятель «Потанинского кружка» Адрианов в очередной раз воспользовался моральным авторитетом Потанина для придания веса своей позиции. В данном случае, как мы доказали выше, Адрианов использовал имя Потанина совершенно некорректно.
Также в статье Г.Н. Потанина мы находим косвенное подтверждение предположения архивиста В.Д. Вегмана о том, что «если бы записка действительно выражала мнение Потанина, то […] на последнем смертном заседании Сиболдумы партия областников голосовала бы за роспуск». Если бы фракция областников и беспартийных под председательством А.В. Адрианова постановила проголосовать за самороспуск Думы, то и Адрианов, и думские областники были бы заклеймены Потаниным как все прочие проголосовавшие за самоуничтожение СОД: «Ни коим образом нельзя себе представить, чтобы эти шестьдесят шесть человек были сибирскими патриотами. Это могли сделать только лица, которым никакого дела нет до сибирских интересов, которые привыкли получать приказания от партийного папы, живущего где-то далеко, далеко».
В конце марта 1919 г. Г.Н. Потанин подтвердил своё недовольство закрытием Сибирской областной Думы и возложил ответственность за это на Партию социалистов-революционеров: «За время стояния своего у власти они не только не занимались разработкой сибирских вопросов, они даже их не ставили; они их совсем игнорировали. По их мнению, в задачу сибирского парламента такая законодательная деятельность не входит. От того и получился в Сибирской Областной Думе неожиданный скандал. Сибирские законодатели своим собственным постановлением закрыли Думу. Злее этого нельзя было посмеяться над сибирским населением».
7. Красноярские областники против «Потанинского кружка»: борьба за чистоту «потанинского знамени» (февраль–май 1919 г.)
Оппонент А.В. Адрианова со времени конфликта журналов «Сибирская летопись» и «Сибирские записки» в 1916–1917 гг., председатель «Красноярского Союза областников-автономистов» В.М. Крутовский в мае 1919 г. обвинял «Потанинский кружок» в злоупотреблении именем Г.Н. Потанина. Крутовский освещал вопрос о выходе из состава «Иркутской группы областников-автономистов» 1 марта 1919 г. её председателя В.М. Попова с намерением «организовать в Иркутске новую группу областников-потанинцев», ввиду отклонения собранием областников блока с кадетами и торгово-промышленниками по выборам в городскую думу. Комментируя намерение Попова, Крутовский писал: «Это значит, что Попов намерен в Иркутске создать группу областников, подобно потанинской группе в Томске, которая собственно ничего общего с убеждениями Г.Н. Потанина не имеет и только прикрывается его именем». В доказательство своего обвинения Крутовский приводил процитированные нами выше слова Потанина из статьи «Лебединая песня сибирского журнала» о том, что «Областная Дума есть истинный, настоящий орган для проявления и развития областной автономии». В этой связи Крутовский считал, что «мысли Г.Н. Потанина […] ничего не имеют общего с тенденциями, обнаруженными и проводимыми томским „Потанинским кружком“, которым много было сделано шагов именно к закрытию Сибир[ской] Обл[астной] Думы и низвержению Врем[енного] Сиб[ирского] Прав[ительства]».
Похожей позиции придерживался красноярский эсер, близкий к областническим кругам, публицист, политический деятель Е.Е. Колосов. Деятельность «Потанинского кружка» стала вызывать у Колосова вопросы в связи с публикацией А.В. Адриановым в конце августа 1918 г. телеграфной переписки с членом Делового кабинета Д.Л. Хорвата М.О. Курским. Колосов считал, что вступление Адрианова в сношения с Деловым кабинетом от имени «Потанинского кружка» означает, что последний «принимает таким образом участие в решении государственных вопросов» [курсив Е.Е. Колосова – А.Л.]. В этой связи Колосов безрезультатно пытался выяснить, что собой представляет «Потанинский кружок» как общественная организация: «В точности до сих пор неизвестно, какая это организация, – чисто культурная или политическая. Неизвестно также, из кого собственно состоит „Потанинский кружок“ и в каких отношениях к нему находится сам Гр. Н. Потанин».
В публичных лекциях в Томске в ноябре 1918 г. Е.Е. Колосов утверждал, что имел личное подтверждение от Г.Н. Потанина о его фактической непричастности к политической деятельности «Потанинского кружка»: «[…] У меня были некоторые сведения об этом „кружке“, заставлявшие скептически относиться к его праву решать за всех государственные вопросы. Я прежде всего хотел знать, почему он называется „Потанинским“? […] Дело в том, что я сам слышал от Григория Николаевича, он сам говорил мне в период заседаний Думы в августе месяце: „Образовали кружок и назвали его моим именем, а спрашивали ли меня об этом? Нет, не спрашивали“. Это подлинные слова Гр. Н. Потанина. И вот люди, которые образовали такой кружок и назвали его „Потанинским“ [курсив Е.Е. Колосова – А.Л.], не спрашивая даже на это разрешения самого Гр. Н. Потанина, люди, не пожелавшие даже открыть, кто они такие, возложили сами на себя право решать за всех государственные вопросы».
В архиве Г.Н. Потанина в ОРКП НБ ТГУ сохранилось письмо Е.Е. Колосова от 16 февраля 1919 г. из Красноярска. В нём Колосов сообщал Потанину о результатах собственного расследования гибели в Омске в ночь с 22 на 23 декабря 1918 г. арестованных членов Учредительного собрания и эсера Н.В. Фомина в частности. Колосов охарактеризовал эти события таким образом: «Здесь произошло такое вероломное и такое варварское избиение совершенно невинных людей (их должны были освободить из тюрьмы как раз в тот день, накануне которого в ночь разыгралось восстание), […] равного которому не знает ни царская, ни большевистская Россия».
Как признавался Колосов позднее, «одним из поводов к письму являлось интервью П.В. Вологодского», который «категорически поддерживал заведомо ложную версию об „офицерском самосуде“». По версии же Колосова учинённая расправа произошла не по произволу офицеров, а по приговору военно-полевого суда. Заостряя внимание на этом факте, Колосов, обращаясь к Потанину, отмечал: «Вы сами понимаете, конечно, какое огромное значение имеет этот факт для оценки действий омского правительства».
Е.Е. Колосов обвинял приближенных к «Потанинскому кружку» членов Российского правительства председателя Совета министров П.В. Вологодского, министра внутренних дел А.Н. Гаттенбергера, а также министра юстиции C.С. Старынкевича, управляющего делами Г.К. Гинса в попустительстве, так как ими и военными властями накануне кровавых событий в категоричной форме была гарантирована безопасность арестованным. Развивая свои обвинения, Колосов писал: «Я понимаю, конечно, что тот же Вологодский или Гаттенбергер вовсе не думали сами заманивать [(этого ещё не доставало бы)] (это сделали другие) Фомина и его товарищей в тюрьму, чтобы потом выдать их на суд убийцам. Но они вольно или невольно, для дела это безразлично, способствовали этому, давая на словах гарантию безопасности, для осуществления которой на деле они ровно ничего не предприняли. Это хуже простого убийства, чего они, к сожалению, не понимают до сих пор, спокойно оставаясь министрами. Вы можете, конечно, сказать, что они за то обещали расследование этого варварского убийства. Вологодский много хорошего обещал за время своего министерствования, но никогда ничего не исполнял. Также он поступил и в данном случае. И он и остальные министры не только ничего не сделали для раскрытия, как они выражались, „самосуда“, а напротив постарались ввести в заблуждение общественное мнение, возлагая всю вину за него на каких-то офицеров-стрелочников и умалчивая об истинных виновниках, хотя эти истинные виновники им прекрасно известны и сидят на одних министерских креслах с ними […]»
Е.Е. Колосов взывал к чувству справедливости Г.Н. Потанина и даже возлагал на него часть ответственности за действия близких к «Потанинскому кружку» правительственных деятелей: «Я давно перестал поражаться чему бы то ни было, наблюдая деятельность омского правительства, но такое потворство настоящим разбойникам может возмутить кого угодно. Неужели же оно не возмущает Вас? Неужели Вы не чувствуете того ужаса, в который этими людьми ввергнута вся столь дорогая Вам Сибирь. Ведь эти люди действовали и продолжают действовать Вашим именем, они члены и руководители „Потанинского кружка“. Присутствуя молча при их государственной деятельности, берёте ли Вы на себя хоть часть ответственности за их поступки? Знаете ли Вы, что имя их сделалось ненавистным всей честно мыслящей Сибири?»
Предполагая, что Г.Н. Потанин не был в полной мере осведомлён об особенностях деятельности Верховного правителя России А.В. Колчака и Российского правительства, Е.Е. Колосов разразился довольно гневной тирадой против «колчаковщины»: «Знаете ли Вы вообще, что делается сейчас в Сибири, что происходит в сибирских деревнях, как живёт сибирский рабочий и интеллигент? В деревнях безумные порки. Порют, бьют, забивают на смерть и старого и малого, и мужчин и женщин, и виновных и невинных. По всей Сибири, особенно у нас в Енисейской губ[ернии], идут непрекращающиеся крестьянские восстания, подавить которые у правительства нет сил, без иностранцев оно их не подавит. Сибирь превратилась в Украйну при Скоропадском и положение дел в ней не лучше, чем в Советской России».
Колосов считал, что вследствие террористической политики Колчака против крестьянства, последнее стало грезить возвращением большевиков к власти: «Сибирское правительство, разогнавшее руками Гаттенбергера Областную Думу после убийства Новосёлова, реабилитировало теперь большевизм и заставило деревню снова стремиться к Советской власти, видя в ней единственное спасение от всех бед». Помимо этого, Колосов обвинял Российское правительство в уничтожении последних демократических институтов и в беспомощности против бесчинств командующего Восточно-Сибирской отдельной армией атамана Г.М. Семёнова: «А на Востоке полк[овник] Семёнов, ставленник Хорвата и японцев, губит ту самую родину и государство, о которых теперь так много говорят и правительство бессильно подавить его. У него есть силы, чтобы разогнать Думу, чтобы скрыть убийц Новосёлова, […] есть силы, чтобы уничтожить Директорию, эту последнюю ставку законного и демократического правительства; у него есть силы для того, чтобы истязать членов Учредит[ельного] Собрания и чтобы распространять о них по всему свету ложь и клевету, натравливая на них офицерство».
В связи с деятельностью верховного уполномоченного Российского правительства на Дальнем Востоке Д.Л. Хорвата Е.Е. Колосов критиковал Г.Н. Потанина за его политическую недальновидность, которая заключалась в том, что Потанин в сентябре 1918 г. видел угрозу для Сибири в эсерах, но не в Хорвате: «Помните ли Вы сами, как нападая на эсеров в статье „Признания областника“, Вы писали, что Вас не пугает ген[ерал] Хорват и его Деловой кабинет? Вас не пугал Хорват, но напугал… Дербер! Ну, вот теперь по всей Сибири от Востока до Запада царствует ХОРВАТОВЩИНА, [выделено Е.Е. Колосовым – А.Л.] – довольны ли Вы? Знаете ли Вы, наконец, что нет легальных сил и средств бороться с этими египетскими казнями в автономной Сибири?»
Колосов в довольно критическом тоне отзывался о цензурной политике «колчаковщины», не допускающей критики в адрес правительства: «Единственная отдушина нашей жизни – печать, но она задушена больше, чем при большевиках! Нет ни одной независимой газеты, которая могла бы, хотя бы рабьим языком, критиковать правительство. Всё уничтожено, уничтожены учреждения, физически уничтожаются люди, неугодные военной клике, а те, кто остался пока в живых прячутся и не знают, чем себя гарантировать от расправ». По причине отсутствия в Сибири идеологически свободной прессы Е.Е. Колосов просил Г.Н. Потанина похлопотать о публикации своего письма в «Сибирской жизни»: «Я пишу Вам всё это в частном письме, хотя я должен был бы обратиться к Вам с таким письмом публично. Но я сомневаюсь, чтобы в Сибири нашлась, хотя бы одна газета, которая бы согласилась напечатать такие строки, несмотря на то, что долг каждого публициста заключается в том, чтобы неустанно и всюду твердить об ужасах нашей жизни. Попробуйте опубликовать моё письмо хотя бы в „Сибирской жиз[ни]“, – я буду Вам за это глубоко благодарен. Пусть газета Адрианова хотя [бы] этим путём отчасти искупит то зло, которое она приносит родине, исполняя роль рептильной прессы».
Будучи уверенным в неведении Потанина о рассказанном, Колосов просил Григория Николаевича обратиться к государственным деятелям с требованием прекратить неправомерно использовать «потанинское знамя»: «Неужели же даже в этот момент Вы не скажете современным Пилатам, умывающим руки в крови лучших людей Сибири, чтобы они остановились и по крайней мере оставили в покое Ваше имя, чтобы они перестали волочить выработанные Вами идеи сибирского областничества по грязи и по крови… […] Я глубоко уверен, что Вы не знаете, как играют Вашим именем и как тем самым делают Вас ответственным за события, истинный характер которых для Вас даже неизвестен».
В 1923 г. Колосов сообщал о судьбе этого письма следующее: «Письмо моё было получено Гр. Н. Потаниным, и так как он к тому времени уже совершенно лишился зрения, то оно было ему прочитано вслух одним близким мне лицом. Гр. Н. Потанин передал его в редакцию „Сиб[ирской] жизни“, покойному А.Н. Шипицыну, с просьбой напечатать его. От Шипицына Гр. Н. Потанин имел известие, что лично он ничего не имеет против опубликования моего письма, но, что этот вопрос окончательно должна решить редакционная коллегия. Письмо напечатано не было».
8. «К оружию, граждане!» vs. «К призыву в армию»: сопоставление антибольшевистских обращений, подписанных фамилией Г.Н. Потанина (август–сентябрь 1919 г.)
22 августа 1919 г. в «Сибирской жизни» было опубликовано воззвание «К оружию, граждане!», подписанное фамилией Г.Н. Потанина. Заявление представляло собой эмоционально окрашенный призыв населения к защите Сибири от натиска Красной армии: «Граждане! Банды большевистские у ворот! Нет, они уже сломали ворота и озверевшие, озлобленные, беспощадные в крови и в огне ворвались в родную Сибирь! […] Опасность великая, смертельная грозит стране, вашим семьям, нашему государству!.. Сдержать или умереть?.. Иного выхода нет. Мы все это должны сознать, должны дружно откликнуться на призыв правительства и идти в ряды защитников родины. Граждане! Не уклоняйтесь от выполнения своего долга. […] Враг безумен и беспощаден, гибель и горе на его пути!..» В заявлении говорилось даже о готовности Г.Н. Потанина «отдать себя в заложники, чтобы освободить более сильных и более нужных людей родине».
Призыв Г.Н. Потанина нашёл отклик в военных кругах, например, в «Сибирской жизни» было опубликовано обращение начальника гарнизона г. Томска полковника П.И. Иванова: «[…] Считаю приятным долгом отметить, что один факт заявления вашего – человека, отдавшего все свои силы на пользу родине, является ценным вкладом в дело обновления таковой, и я льщу себя надеждой, что пример ваш найдёт отклик в сердцах граждан, забывших свою страдающую родину, и ваше маститое имя будет путеводным огоньком, вокруг которого станут объединяться сыны России для борьбы с угнетателями народа». Характерно, что в конце ноября 1919 г. рефрены призыва («К оружию, граждане!», «Русская женщина!») были повторены в воззвании командующего 1-й Сибирской армией генерал-лейтенанта А.Н. Пепеляева (в обращении, подписанном Потаниным, говорилось: «[…] Идите в те части сибирского войска, которые подобно 1-й сиб[ирской] штурмовой имени г[енерал]-л[ейтенанта] Пепеляева бригаде, покрыли себя вечной славой […]»).
Архивист В.Д. Вегман в 1920 г. впервые публично подверг сомнению причастность Г.Н. Потанина к этому воззванию, обвиняя членов «Потанинского кружка» в самовольном использовании его имени: «Они приписывали Потанину такие „мнения“ и „заявления“, которых он никому никогда не высказывал, ибо физически был не в состоянии это сделать, так как не знал, что творится вокруг него. Они печатали за его подписями статьи, которых он никогда не писал и с содержанием которых не был даже знаком». В 1923 г. Вегман в статьях о позднейшей истории областничества продублировал этот тезис: «Знаменитый призыв встать на защиту Колчака, который за подписью Потанина обошёл всю сибирскую печать в октябре или ноябре 1919 г., когда уже очевидно было, что Колчака „не спасёт никакая уже сила“, написан Адриановым. Потанин в то время уже ничего не соображал и находился в том состоянии, которое в общежитии определяется словами „впасть в детство“. Утверждают даже, что этот призыв был напечатан без ведома Потанина». Как указывал В.Д. Вегман, после этого громкого заявления Потанин «ушёл в могилу, заклеймённый как ревностный защитник Колчака и его режима. В действительности же этот приговор над Потаниным требует основательного пересмотра».
Действительно, эмоциональная перенасыщенность и грубый тон воззвания вынуждают сомневаться в том, что его автором был Г.Н. Потанин. Достаточно сравнить этот текст с воззванием Потанина от 26 марта 1918 г., которое также было посвящено военной угрозе, но со стороны интервентов. В отличие от текста призывного клича «К оружию, граждане» текст обращения «К населению Сибири» выдержан в классическом для Г.Н. Потанина рассудительном тоне: «Сибирь в опасности. С востока в её пределы вступают иностранные войска. Они могут оказаться нашими союзниками, но могут также отнестись к нашим общественным интересам совершенно своекорыстно; это будет зависеть от того, как сибирское общество проявит себя в этот роковой момент». При этом Потанин делал акцент на необходимости объединения населения Сибири вокруг областнических идей: «Мы должны громко заявить своё право на самоопределение и сказать, что мы хотим сами быть хозяевами своей страны […] Призываю сибиряков отбросить в сторону меркантильные заботы и все свои помыслы обратить на защиту областных интересов, отбросить на время в сторону политические лозунги, которые разъединяют нас, и соединиться исключительно на почве интересов Сибири».
Возвращаясь к воззванию «К оружию, граждане!» стоит отметить, что оно изобилует обращениями к женской половине населения во втором лице единственного числа (с повелительным смысловым оттенком): «Женщина! Русская женщина! К тебе моё горячее слово! Тяжёлая доля выпала тебе в лихую годину. Ты оплакала своих сыновей, отцов и братьев, провожая их в бой, […] ты с неимоверными усилиями […] спасаешь жизнь семьи и молодого поколения! Родина не забудет, не может забыть твоих жертв и усилий. Принеси же ещё новую жертву родине […]». Подобный пропагандистский фамильярный пафос совершенно не характерен для публицистического и эпистолярного стиля Г.Н. Потанина. В обращениях к публике Григорий Николаевич предпочитал употреблять местоимения первого лица множественного числа (с консолидирующим смысловым оттенком). Доказательством этому может служить статистика использования местоимений в разных формах лиц и чисел в публицистических статьях Г.Н. Потанина. В проанализированной нами выборке из 49 публикаций за 1917–1919 гг. (см. прил. А) местоимения первого лица множественного числа («мы», «нас», «нам», «нами») употреблены 341 раз (86% от общего числа местоимений с функцией обращения к кому-либо), местоимения второго лица множественного числа («вы», «вас», «вам», «вами») – 31 раз (8%), местоимения второго лица единственного числа («ты», «тебя», «тебе», «тобой») – 16 раз (4%), вежливая форма местоимения «Вы» («Вы», «Вас», «Вам») – 8 раз (2%) (см. прил. Б: табл. Б.1; рис. Б.1). Причём максимальное средоточие местоимений второго лица единственного числа приходится как раз на публикацию «К оружию, граждане!» – 5 из 16 (см. прил. Б: рис. Б.2).
Кроме того, обращение «К оружию, граждане!» характерно обилием восклицаний. Стоит отметить, что Г.Н. Потанин в пунктуации своих статей достаточно ограниченно пользовался восклицательным знаком: в той же выборке из 49 публикаций 1917–1919 гг. восклицания были использованы 61 раз в 18 публикациях. Из них 17 восклицаний приходилось на статью «Зауряд-военный чиновник», 12 – на воззвание «К оружию, граждане!» Частотность употребления другой половины восклицаний варьируется в пределах от 1 до 5 в одной статье (см. прил. В: табл. В.1).
Таким образом, приведённые выше доводы позволяют нам утверждать, что Г.Н. Потанин с довольно высокой долей вероятности не был причастен к написанию воззвания «К оружию, граждане!» Очевидно, что документ представляет собой некачественную фальсификацию, наспех составленную редакцией газеты «Сибирская жизнь».
Наряду с этим, не вызывает сомнений причастность Г.Н. Потанина к авторству другого антибольшевистского обращения «К призыву в армию», которое было опубликовано 5 сентября 1919 г. в «Сибирской жизни». Симптоматично, что в публикации повторялись всё те же посылы: «Сибирь должна собрать все свои силы, чтобы дать отпор угрожающему ей нашествию и новому захвату её большевиками»; «Кто чувствует себя способными идти ради других на поле брани, пусть записывается в штурмовую бригаду генерала Пепеляева». Но в данном случае была представлена качественно иная, более близкая к публицистическому стилю Потанина аргументация позиции. Также в этой статье получили своё развитие некоторые тезисы, высказанные Потаниным на протяжении 1917–1919 гг.
Статья начиналась с краткого экскурса в историю «первого пришествия» большевиков в Сибирь: «Сибирь была уже раз под властью большевиков и, испытав эту власть, дружным восстанием свергла её. Большевики бежали, не оставив после себя доброй памяти. Теперь они снова у западных границ сибирской земли и на этот раз с оружием в руках грозят новым захватом. Но мы уже знаем теперь, что могут они нам дать. […] Большевики […] не дадут нам устроиться так, как мы сами того желаем; они создадут в Сибири такое же положение, как во время первого захвата».
Ранее в своих статьях Григорий Николаевич неоднократно ссылался на неудачный опыт нахождения большевиков у власти: «Не изумительно ли, что банда людей семь месяцев хозяйничала в Томске, властвовала над нашей жизнью и над нашим имуществом, давила нашу культуру, угнетала прессу; убивала голос свободы и бежала на двух пароходах»; «[…] Заправилами сибирской жизни явились лица, к культурному преуспеянию Сибири совершенно равнодушные. Эти новые опекуны Сибири думали всё время не о Сибири, а о декретах Ленина о проведении ленинских лозунгов в роде „грабь награбленное“. […] Ни одного сибирского вопроса, назревшего к этому времени, эти хозяева Сибири ни на йоту не подвинули к решению. Они не прибавили ни одного культурного приобретения, напротив, они многое разрушали из того, что было до них приобретено. […] Большевики развёртывали свою вакханалию, не задумываясь над вопросами, придётся ли им отвечать или нет за свою деятельность. Они действовали как иностранные завоеватели, никакими узами не связанные со страной. Им и в голову не приходило, что они имеют какие-то обязанности в отношении страны»; «За время хозяйничанья большевиков в Сибири ничего не было сделано по местному вопросу. Большевиковский эпизод в истории Сибири совершенно излишний. Ничего в строе нашей жизни большевики не изменили, точно они приходили к нам только для того, чтобы ограбить наши казначейства и банки и увезти за Урал наши капиталы».
В статье «К призыву в армию» Г.Н. Потанин выражал неудовлетворение тем, что пришедшие к власти большевистские администраторы не были ранее никоим образом связаны с Сибирью: «Большинство людей, в руки которых попало управление Сибирью, не прожили в ней и пяти лет и, как элемент пришлый, не знали и не любили Сибири, никогда не служили ей и не интересовались её местными вопросами». В этой связи важно отметить, что одним из основополагающих постулатов общественно-политических взглядов Г.Н. Потанина было как раз формирование местной интеллигенции, «воспитанной в любви к Сибири»: «Первая наша задача – создать такую интеллигенцию, воспитанную на думах на „сибирские темы“ […]» (см. пункт 2 в разделе 1.2).
К управлению Сибирью, по мнению Потанина, следовало пригласить тех представителей местной интеллигенции, которые посвятили свою карьеру изучению Сибири, были знакомы с её нуждами и интересами. Потанин был не доволен игнорированием этого пласта деятелей со стороны большевиков: «Совсем в стороне были местные деятели, которые в течение 30–40 лет работали на общественной арене, ставили вопросы о местных нуждах и всею душою были преданы интересам страны. Все они во время господства большевиков оказались за бортом». Недовольство этим обстоятельством Григорий Николаевич также выражал ранее в своих публикациях: «Сибирские областники, более, чем кто-либо другой, осведомлённые в вопросах о нуждах Сибири, были отодвинуты к сторонке, и власть не попала им в руки […]»; «Люди, которые в течение многих лет работали над сибирской общественностью, которые ставили задачею всей своей жизни культурное преуспеяние Сибири, оказались не у дел […]»; «Люди около тридцати лет работавшие над сибирскими общественными вопросами, с сыновнею преданностью послужившие ей, во время господства большевиков были отодвинуты в сторону, и никто из них не был призван к активной деятельности»; «Деловые люди были оттёрты на задний план, вперёд выступили незрелые элементы, политическая начитанность которых ограничивалась одними партийными программами […]»
Г.Н. Потанин считал, что большевики хотят пожертвовать национальной жизнью Сибири и России ради осуществления своих «социальных выдумок». В своей позиции Потанин опирался на слова немецкого философа И. Канта: «Мы постоянно забываем слова Канта, что человек не может служить средством для достижения целей посторонних ему. Те же слова можно применить и к области. Сибирь может быть употреблена как средство для достижения счастья нужного ей самой, а не для счастья каких-то поколений, которые существуют только в воображении большевиков».
Здесь мы встречаем отсылку к мыслям Потанина из статьи «Областничество и диктатура пролетариата» от 18 июля 1917 г., в которой автор также посредством слов Канта критиковал экспериментаторские намерения большевиков и их отрицательное отношение к идее об областном самоуправлении: «Большевики ставят доктрину, выработанную человеческим разумом, выше жизни. Большевизм не доверяет анархии жизни. Он думает, что ум человеческий должен захватить жизнь в свои властные руки и направить в определённое русло по своему усмотрению. […] Совершенно иные вкусы у областников. Как у партии, стремящейся к политической революции, программа областников исходит из положения философа Канта: человек сам себе цель; он не может служить средством для посторонних ему целей. […] Из того же положения Канта вытекает многочисленный ряд свобод: свобода личности, свобода организации и общественных группировок, свобода органов самоуправления; отсюда же вытекают автономия волостей, уездных и губернских собраний, автономия областей. […] Никакая внешняя власть не должна ставить преграды к самоопределению этих составных частей государства. Никакая власть не имеет права какую бы то ни было составную часть государства обращать в средство для достижения посторонних этой части целей, для выполнения каких-нибудь экспериментов».
В обращении «К призыву в армию» Потанин выразил своё резко негативное отношение к гражданам, избегающим призыва и отсиживающимся в тылу: «В тылу находится много людей, которые всячески стараются улизнуть от военной службы. Они прячутся в нестроевые команды, записываются в „земгусары“ и пр. Тыл равнодушно смотрит на этих людей […] Сибирское общество должно заявить, что оно презирает таких людей».
Эти слова демонстрируют нам развитие мыслей Г.Н. Потанина из статьи «Зауряд-военный чиновник» от 1 июля 1917 г., посвящённой вопросу об испытании гражданской совести интеллигентов Первой мировой войной: «Какой пробный камень заключается для всех нас, граждан, в вопросе о войне! Множество моих друзей, приятелей и знакомых должны были отправиться на фронт в окопы. […] Некоторые из моих знакомых старались уклониться от этой повинности, прятались, уезжали за границу. Некоторые устраивались в тылу армии подальше от бомб и шрапнелей, в санитарных отрядах или в дружинах для сапёрных работ в тылу. […] Я спрашивал себя, что если б меня тоже призвали на военную службу, как бы я поступил в таком случае? Не потянуло ли бы и меня в сапёры? И хотя я отлично сознавал, какая пытка будет получить прозвище „земгусара“, всё-таки, однако, оставшись наедине со своей совестью, я должен был сказать себе: не хватит у тебя мужества устоять на высоте гражданского долга. Когда мне пришлось бы предстать пред испытательной комиссией, которая теперь, экзаменует всех русских граждан, сомневаюсь, чтобы я не постарался, подобно другим, укрыться под крылышком какой-нибудь санитарной или добровольной сапёрной организации. И, кто знает, может-быть, я стал бы создавать особую идеологию для оправдания своего поведения?»
В 1917 г. Г.Н. Потанин ещё допускал колебания в своих рассуждениях об отношении к войне как антигуманному явлению и ссылался при этом на свою биографию: «Я мог бы пуститься в такие рассуждения. Меня зовут на войну, т.е. заставляют меня убивать людей, но, ведь, война – позор для двадцатого века. Разве может человек нашего времени с спокойным духом, не протестуя всеми фибрами своего тела, проливать человеческую кровь? Это невозможно для человека, который прожил пятьдесят гуманных лет, отвык от диких зрелищ вроде „сквозь строя“, который подавал столько петиций против смертной казни […]». В 1919 г. при угрозе возвращения большевизма в Сибирь Потанин встал в непримиримую позицию по отношению к уклонистам, оставив за скобками былой гуманизм: «Особенно возмутительно слышать, когда такие господа оправдывают своё поведение тем, что душа их не переносит войны, этого пережитка средневековья, что война противна их гуманным убеждениям. […] Сибирское общество должно сказать таким господам, что они фальшивые люди, что громкими гуманными словами они лишь прикрывают свою гражданскую трусость».
В статье «Зауряд-военный чиновник» в качестве положительного примера исполнения интеллигенцией гражданского долга Г.Н. Потанин упомянул о некоем преподавателе русской словесности и публицисте, который, будучи призванным на войну, отверг предложения пристроиться в тылу и «отнёсся ко всем тем литераторам и другим интеллигентным лицам, которые под предлогом, что их пописывание в газетах тоже оборона отечеству, уклонились от военной службы».
В статье «К призыву в армию» Григорий Николаевич также сослался на персональный пример, более близкий к его основному роду деятельности, так как речь шла о некоем профессоре, готовом пожертвовать успешной научной карьерой и масштабным исследованием Сибири ради борьбы с большевиками: «Недавно мне сделалось известно, что один из выдающихся сибирских профессоров успел широко развить исследование Сибири от Уральского хребта почти до берегов Тихого океана […] Профессор в высшей степени удовлетворён развитием этих научных работ и внезапное прекращение этой учёной деятельности нанесло бы ему чувствительный удар. И несмотря на то он зарегистрировал своё имя в число призываемых на борьбу с большевиками. И все считающие себя гражданами в этот момент должны поступить подобно этому профессору. […] Всякий учёный, как бы он ни был увлечён успехами своей работы, как бы ни был он счастлив научными откровениями, должен отложить свою работу и выполнить тот долг, к которому его призывает положение страны».
В результате сопоставления отдельных фрагментов обращения «К призыву в армию» с более ранними публикациями Г.Н. Потанина 1917–1919 гг. мы с высокой долей вероятности можем утверждать, что Григорий Николаевич был непосредственным автором данного текста. Наряду с этим (что менее вероятно) можно допустить, что эта публикация была качественной фальсификацией редакции газеты «Сибирская жизнь», но приведённые выше доводы снижают степень этой вероятности.
Вместе с тем, несмотря на откровенную фальсифицированность воззвания «К оружию, граждане!», его основной посыл, заключающийся в призыве на борьбу с большевиками, не по форме, но по содержанию полностью соответствует смыслу обращения «К призыву в армию» (см. табл. 1). Кроме того, призыв Г.Н. Потанина к борьбе с большевизмом прямо вытекал из его восприятия большевиков в качестве врагов Сибири и России. В 1918 г. он их нарекал «современными татарами» и сравнивал с «иностранными завоевателями», а в 1917 г. предрекал, что «сибирским областникам предстоит борьба с большевиками».
Таким образом, воссоздав смыслы и реконструировав механизмы использования имени и образа Г.Н. Потанина в качестве политического символа, мы приходим к выводу о низкой степени взаимосвязанности и согласованности между собой общественно-политических взглядов Г.Н. Потанина и его образа, создаваемого антибольшевистскими силами в сибирском политическом пространстве. Солидарность Потанина с «эксплуататорами» его образа по большей части ограничивалась рамками антибольшевистской парадигмы, за пределами которой проявлялись коренные противоречия, как, например, в вопросе о судьбе сибирской автономии в лице Сибирской областной Думы и Временного Сибирского правительства.
Г. Н. Потанин как символ в 1917-1919 гг. Ч. 5
© Copyright: Антон Лялякин, 2025
Свидетельство о публикации №225080201114
Свидетельство о публикации №225080201114
Рецензии