Рапорт

Рапорт

Сержант Иван Соколов, контрактник со стажем, дозрел. Дозрел, как перестоявший борщ на полевой кухне. Его часть напоминала не боевую единицу, а заповедник уникальных кадровых экземпляров.

Ротный, капитан Петренко: Главный талант – делать вид, что работает. Его девиз: "Главное – отчет. Что на самом деле? Да кому оно надо!" Обнаружив пропажу зимних валенок со склада, он мудро изрек: "Списано по акту, Соколов. Не твоя телка, не твои и валенки. Иди, проверь, как там в сортире мыло экономят".
Начтыл, майор Клюев:Человек-амфибия (вечно потный) и большой ценитель армейского "халявного" довольствия. Намек Соколова на исчезновение тушенки вызвал лишь отеческую улыбку: "Сынок, армия – большая семья. Иногда семья… подъедает запасы. Не парься, к следующей проверке все нарисуем. Красиво!

Командир части, полковник Быков: Карьерист чистой воды. Видел солдат только в отчетах о боеготовности, которые сам же и сочинял. Попытка Соколова пробиться к нему через адъютанта закончилась фразой: "Полковник очень занят подготовкой к инспекции. Ваше присутствие на полигоне важнее. Марш выполнять!"

После особенно "творческого" задания – искать мифическую утечку в водопроводе на задворках части вместо обеда – Соколов сел писать. Не жалобу – их тут же спускали в унитаз. А рапорт на увольнение. Но не простой. Это был шедевр солдатского стеба и отчаяния. В графе "Причина" он вылил всю желчь:

Командиру воинской части!

Рапорт на увольнение

Прошу уволить меня по собственному желанию. Причина: невыносимо тупое, вороватое и абсолютно безответственное начальство. Мой ротный, капитан Петренко И.С. – специалист по рисованию отчетов из воздуха. Его шеф, майор Клюев А.П. – ворует тушенку и сапоги, видимо, для партизанского отряда на даче. А вы, товарищ полковник Быков О.Д., настолько заняты карьерой, что даже не в курсе, что ваша часть уже месяц питается объедками и греет ноги в газетах. Короче, служить под началом таких долбоебов – себя не уважать. Увольте, пока я чего не украл сам, чтобы выжить, или не ляпнул чего лишнего на высокой инспекции. С уважением, сержант Соколов И.П. (еще пока).

Иван сунул рапорт в систему, мысленно попрощался со свободой (или гауптвахтой). Он знал старый циркуляр: рапорт должен пройти ВСЕХ начальников по цепочке. Каждый должен поставить свою закорючку. "Ну, ща порвут на первом же," – подумал он.

Бюрократический Ад, или Конвейер Безмозглых Подписей:

1.  Капитан Петренко. Дежурный сует ему пачку бумаг: "Капитан, подписать нужно, по увольнениям". Петренко, не отрываясь от срочного отчета "О повышении боевого духа путем изучения устава наизусть во время обеда", тыкает ручкой: "Чё там? Соколов? Давно пора. Горит не светится. Где подпись? А, вот. Подмахнул. Следующий!"
2.  Майор Клюев. Сидит, мечтательно разглядывая каталог мангалов. Дежурный: "Товарищ майор, рапорт Соколова на увольнение. Петренко подписал". Клюев, облизываясь на шампур: "Соколов? А, тот въедливый. Хорошо, что слиняет. Меньше глаз. Подпись? Дай сюда..." Машинально ставит закорючку, мысленно прикидывая, сколько шашлыка влезет на новый мангал. "Уф, бумажная волокита..."
3.  Полковник Быков. Листает глянцевый журнал с погонами генерала. Адъютант: "Товарищ полковник, увольнение сержанта Соколова. Все визы есть". Быков, представляя себя в генеральских лампасах: "Соколов? Фамилия знакома... А, тот, что вечно с какими-то проблемами. Хорошо, что уходит. Чем меньше недовольных – тем тише инспекция. Подпишу-подпишу..." Ставит размашистый автограф, мысленно примеривая новую звезду.

Рапорт, побывав в руках трех "долбоебов" (как и указано в причине увольнения), благополучно улетел в штаб дивизии. Никто даже не задумался, что там может быть написано.

Генерал, Чай и Гром Среди Ясного Неба:

Генерал-лейтенант Дубов и Роковой Рапорт

Генерал-лейтенант Дубов, человек с лицом, будто он всю жизнь нюхал то ли нафталин, то ли армейские носки после марш-броска, сидел в своем кабинете и смаковал чай. Не простой чай, а элитный, «генеральский» — тот самый, что «случайно» оказался в его шкафу после последней инспекции. На столе перед ним горой лежали бумаги: отчеты, донесения, рапорты — обычная армейская макулатура, которую он подписывал, не глядя, уже лет двадцать. 

И вот, машинально открыв очередной документ, он сделал глоток чая... 

И тут началось. 

Чай пошел не в то горло. Не просто «не в то» — он рванул по дыхательным путям, как неудачно брошенная учебная граната. Генерал закашлялся так, что с соседнего кабинета прибежал адъютант, решив, что начальника травят. 

— Товарищ генерал! Вам помощь?! 

— Отс... кашель ...тань! — выдавил Дубов, хватаясь за горло. 

Он вытер слезящиеся глаза, перечитал. Потом еще раз. Потом, на всякий случай, проверил, не подменили ли ему бумагу. 

Но нет. 

Брови генерала поползли вверх, как солдаты на штурм высоты. Лицо начало менять цвета с такой скоростью, что, будь в кабинете хромакей, можно было бы снимать блокбастер. 

— Долбоебы... Ворует тушенку... Карьерист... — бормотал он, вчитываясь в каждое слово. — Пока я чего не украл сам... 

Тут его взгляд упал на подписи. 

Капитан Петренко. Майор Клюев. Полковник Быков. 

Три росписи. Три визы. Три офицера, которые, не моргнув глазом, подтвердили, что они — цитата — «невыносимо тупое, вороватое и абсолютно безответственное начальство». 

Генерал медленно откинулся в кресле. 

— Охереть просто... — прошептал он с почти религиозным трепетом. 

Адъютант, все еще стоявший в дверях, нервно переминался с ноги на ногу. 

— Товарищ генерал... вам... это... плохо? 

Дубов поднял на него взгляд, в котором смешались восхищение, ярость и чистейший, незамутненный сарказм. 

— Плохо? — переспросил он сладким голосом. — Нет, лейтенант. Мне прекрасно. Потому что я только что нашел идеальный учебный материал. 

— ?.. 

— Видишь этот рапорт? — Генерал бережно поднял его, как священную реликвию. — Это не просто документ. Это шедевр. Это зеркало армейской действительности, подписанное теми, кто в нем отразился. 

Адъютант осторожно кивнул, не понимая, куда клонит начальник. 

— И знаешь, что самое прекрасное? — Дубов улыбнулся так, что у лейтенанта похолодела спина. — Они сами это подписали. Добровольно. 

Наступила тишина. 

— Лейтенант... — генерал наклонился вперед, и в его глазах загорелся огонь предвкушения. — Немедленно найти мне сержанта Соколова. И... пригласить сюда товарищей Петренко, Клюева и Быкова. 

— Пригласить? — переспросил адъютант. 

— Ну, знаешь... — Дубов потянулся к кнопке на столе. — Вежливо пригласить.

Щелк.

Где-то в здании штаба завыла сирена тревоги. 

— ...Через пять минут. Без опозданий. 

Адъютант бросился выполнять приказ. 

А генерал снова перечитал рапорт, качая головой: 

— «Служить под началом таких долбоебов — себя не уважать». Гениально. Просто гениально. 

И, достав блокнот, он аккуратно записал эту фразу — на случай, если когда-нибудь ему понадобится идеальная характеристика для кого-то из подчиненных.

Ровно через 5 минут в кабинете стояли три офицера, выглядя так, будто их только что выдернули из парной в сорокаградусный мороз. 
- Полковник Быков пыжился, как индюк на параде, но капли пота на лысине выдавали панику. 
- Майор Клюев напоминал вытащенную из проруби рыбу: мундир прилип к спине, лицо блестело, а в глазах застыл немой вопрос «за что?». 
- Капитан Петренко был белее генеральской скатерти и слегка подрагивал, будто в розетку сунул палец. 

Генерал Дубов молча протянул рапорт Быкову, ткнув пальцем в графу «Причина» так выразительно, что полковник инстинктивно отпрянул. 

«Невыносимо тупое, вороватое и абсолютно безответственное начальство…»
Быков читал, и его лицо начало менять оттенки: от свекольного – к фиолетовому, а затем – к цвету переспевшей сливы. Когда он добрался до фразы «вы, товарищ полковник, настолько заняты карьерой…», его пальцы сжали бумагу так, что она затрещала. 

— Интересно? — сладко спросил Дубов, наблюдая, как Быков судорожно передает листок Клюеву. 

Майор, прочитав про «тушенку для партизанского отряда на даче», вдруг закашлялся так, будто подавился тем самым партизанским пайком. Он схватился за сердце, пошатнулся и ухватился за спинку стула, глотая воздух. 

— Осторожно, Андрей Петрович! — ехидно подал голос генерал. — Не расплескайте тушенку! 

Петренко, заглянувший через плечо Клюева, прочел про «специалиста по отчетам из воздуха» и ахнул: 
— Ой… всё… — прошептал он, будто увидел призрак умершего деда в генеральских лампасах. Его лицо стало напоминать творожный сырок «Дружба» – белый, с желтоватыми прожилками ужаса. 

Генерал медленно прошелся вокруг них, как тигр вокруг добычи: 

– Ну что, герои? Ознакомились? Свои подвиги узнали? Особенно вас радует, полковник Быков? "Карьерист, занят погонами" – это про вас? Майор Клюев! Партизанский отряд на базе тушенки – это сильно! Капитан Петренко! "Специалист по отчетам из воздуха"! Браво! – Генерал встал, медленно обходя их. – Но самое потрясающее – это ВАШИ ПОДПИСИ! – Он стукнул пальцем по листу с тремя фамильными закорючками. – Вы что, совсем ку-ку? Вы ПОДТВЕРДИЛИ! СВОИМИ РУКАМИ! Что вы – долбоебы, воры и карьеристы!

Вы свою профессиональную непригодность ЗАВИЗИРОВАЛИ!

Это не рапорт, это коллективное заявление в стиле "Возьмите нас, дураков, мы готовы!" Вы понимаете АБСУРД ситуации? Солдат вас послал по известному адресу в официальном документе, а вы хором подмахнули: "Да-да, Иван Петрович, все верно, мы – долбоебы!" Вы бюрократические зомби! Вы позор погон!

Разнос длился минут сорок. Генерал не кричал. Он шептал, саркастически комментировал, задавал убийственно-вежливые вопросы ("Майор Клюев, а как партизанам вашим тушенка – зашла?"). Он обещал не трибунал (пока!), а тщательнейшую проверку каждого чиха, каждой пропавшей ложки, каждого отчета Петренко. "Вы у меня попляшете! И не под этим соусом!" – пообещал он на прощание. – "А теперь – катитесь! И начните молиться, чтобы сержант Соколов был святее Папы Римского! Марш!"

Офицеры выкатились из кабинета, словно подбитые.

Генерал вздохнул, помассировал виски и позвал:
– Сержант Соколов? Заходи!

Иван вошел, готовый ко всему: от гауптвахты до немедленной отправки на лунную базу. Генерал разглядывал его, как редкий экспонат.

– Соколов... – начал он. – Ты... это... оригинально излагаешь мысли. Прям в десятку. – Он взял рапорт, перечеркнул "Уволить" жирной чертой и на полях написал: "ОТКАЗАТЬ! Сержанта Соколова оставить в части. Обеспечить условия службы, исключающие кражу личного имущества сержанта и его желание украсть что-либо сам. Претензии к командованию принять к неукоснительному исполнению и проверке. Генерал-лейтенант Дубов."

Он швырнул рапорт в папку.
– Возвращайся, сержант. Служи. – Генерал прищурился. – И знай: отныне ты – мой личный индикатор бардака в этой части. Если на тебя кто-то даже косо посмотрит, если пропадет хоть одна твоя портянка, если Клюев вдруг предложит тебе "поделиться" твоим пайком... – Генерал наклонился, и в его глазах заплясали чертики. – ...ты сразу мне. Прямая связь. И я приеду. Лично. И тогда тому, кто тебя тронул, я не просто разнос устрою. Я ему всю военную карьеру в анекдот превращу. Понял меня, писака?
– Так точно! – выдавил из себя ошалевший Соколов.
– Иди. И... держи язык на замке. Хотя бы официально.

Иван вышел. В коридоре его ждал перепуганный ефрейтор-посыльный:
– Соколов? Тебе... это... чайник с чаем и сахар прислали. От генерала. Говорят, "чтобы язык не чесался".

Возвращаясь в часть, Соколов чувствовал себя так, будто случайно наступил на мину, а она... не взорвалась, а выдала джек-пот. На следующий день капитан Петренко, встретив его, неестественно широко улыбнулся:
– Вань! Жив-здоров? Не надо тебе... ну... лишнего наряда? Или, может, тебе новые ботинки? А то эти... вон какие!

Соколов глянул на свои поношенные ботинки, потом на сияющее лицо капитана.
– Ботинки? Да, знаешь, Петренко... – он задумчиво почесал подбородок. – Мне кажется, майор Клюев как раз недавно говорил про какие-то лишние ботинки... на складе. Не помнишь, про какие?

Лицо Петренко стало напоминать маску ужаса. Иван улыбнулся во весь рот. Бардак еще не кончился. Но игра внезапно стала гораздо интереснее. И теперь у него был самый крутой козырь – рапорт, подписанный тремя "долбоебами", и генеральский чайник впридачу.

Главный армейский парадокс:
Чтобы навести порядок, иногда нужно написать такой рапорт, который даже ворованный генеральский чайник покажется нормой.