Глава 6 Шепот Причалов

Тишина, окутавшая остров Вис, из уютной превратилась в гулкую пустоту. Окна домов, ещё недавно светившиеся вечерними огнями, смотрели на Марко слеповатыми глазницами. Даже тёплый камень под босыми ступнями, который он так радостно ощущал после возвращения своих ног, теперь казался чуть холоднее. Море звало по-прежнему, но зов его звучал иначе — не к знакомым бухтам, а за горизонт. Туда, где лежал мир, перекроенный чудесной волей Корнукопий, мир, о котором он лишь слышал от редких проезжих «искателей» или видел в странных, мгновенно передаваемых образах, возникавших иногда в тишине. Мир, где невозможное стало дыханием каждого дня. И Марко захотелось вдохнуть этого воздуха полной грудью, ощутить солёный ветер дальних морей на своей коже, увидеть небо других морей.
Решение созрело, как плод под жарким солнцем. Сплит. Большой порт. Сердце Далмации. Там, в его знаменитой Marina Frapa (Марина "Фрапа"), некогда сиявшей, как драгоценность, а ныне превратившейся в тихий музей под открытым небом, должны были остаться корабли. Не просто рыбацкие баркасы вроде его верной лада "Марула", а настоящие суда для Океана. Для Кругосветки Мечты.
Он пришёл к своей Maruli на рассвете. Старая, добротная рыбацкая лодка, отполированная годами его рук и морской солью, покачивалась на привычной волне в бухте Komi;a (Комижа). Марко провёл ладонью по тёплому, знакомому до каждой трещинки дереву борта. "Hvala, stara," — прошептал он. Спасибо, старая. Он знал, что для великого плавания она мала, но она довезёт его до Сплита. Это было её последним рейсом под его рукой. Он поднял небольшой рюкзачок (Рог легко дал бы всё, но старые привычки умирали медленно), толкнул лодку от причала, и знакомый рокот мотора нарушил утреннюю тишину бухты. "Marula" взяла курс на материк, оставляя за кормой родной остров, утопающий в розовато-золотом свете.
Дорога по морю была путешествием сквозь тишину и пробуждение. Берега материка, ещё недавно казавшиеся заброшенными, теперь пестрели пятнами зелени — руками энтузиастов с Рогами возрождались сады, огороды. Города дышали не рёвом машин, а гулом человеческих голосов, смехом, стуком молотков по дереву, музыкой, рождавшейся прямо на набережных. Марко вёл Marulu, впитывая это новое дыхание мира, его Рог — грубоватый, тёплый обруч на запястье — тихо пульсировал в такт работе мотора, даря лишь крепкий kruh (хлеб) и кусок овечьего sira (сыра) на завтрак. Он не просил изысков, он плыл, чувствуя руль в ладонях, ветер в лицо, радуясь силе своих настоящих ног, твёрдо стоявших на палубе.
Marina Frapa встретила его ближе к полудню. Когда-то сияющая пристань для яхт избранных, теперь она походила на заснувшее царство Нептуна. Бесконечные ряды белоснежных, серых, синих корпусов покачивались на лазурной глади залива. Хромированные леера и мачты сверкали под солнцем, дорогие названия — "Одиссея", "Сирена", "Безграничный" — читались как эпитафии ушедшей эпохе роскоши. Воздух был насыщен запахами моря, нагретого тика, солнцем прогретых канатов и… лёгкой грустью забвения, смешанной с предвкушением. Марко аккуратно пришвартовал Marulu у гостевого причала, похлопал её по борту. ";ekaj ovdje, dobra." — Жди здесь, хорошая. Он оставил на сиденье старую кепку — знак временного прощания.
Он начал обход. Длинные пирсы тянулись вдаль, уставленные яхтами всех размеров и фасонов. Катамараны, однокорпусники, мощные моторные крейсера. Некоторые были безупречны, другие уже пылились под слоем морской соли, их паруса обвисли, словно увядшие крылья. Марко смотрел придирчиво, как знаток. Ему нужен был не просто корабль, а ладья для Океана. Надёжная, быстрая, способная нести его мечту. Он шёл мимо роскошных «плавучих дворцов», мимо изящных гоночных яхт — всё это было не то. Слишком сложно для одиночки, слишком непрактично для долгого пути, слишком… чужое.
Он уже почти дошёл до конца главного мола, когда заметил узкий понтон, уходящий в сторону, к отдельному причалу. Туда вела чуть покосившаяся табличка: "Privlaka Posebne Namjene" (Причал Специального Назначения). Любопытство подтолкнуло Марко свернуть. И там, на самом краю этого тихого, затерянного пирса, почти сливаясь с отсветами заходящего солнца на воде, стоял «Он», а рядом на понтоне силуэт человека.
Силуэт человека был крепким, молодым — Рог явно стёр годы тяжкого труда, — но поза выдавала глубочайшую растерянность. Он сидел на краю понтона, свесив ноги над водой, спиной к… кораблю. Не к яхте. К Кораблю. К изящному, стремительному, как морская ласточка, тримарану медового оттенка. Его три стройных корпуса, широкий мостик-палуба между ними и высокие, готовые ловить ветер мачты, казались воплощением скорости и свободы. Длина — все 50 stopa (футов). Мечта. Но человек на причале не смотрел на эту красоту. Он уставился куда-то вдаль, за линию горизонта, где море сливалось с небом. В одной руке он сжимал почти пустую бутылку из толстого зелёного стекла с этикеткой "Pelinkovac" (Пелинковац - мятный ликёр). Марко знал этот крепкий, травянистый напиток. На лице незнакомца не было злости или отчаяния — лишь глубокая, почти детская растерянность, словно он заблудился в собственном счастливом сне.
Марко замедлил шаг. Он узнал этот немой язык души, зашедшей в тупик. Узнал по тому, как сам когда-то смотрел на море, зная, что не сможет ступить в него так, как хочется. Тихий щелчок понимания. Он подошёл. Тень легла рядом с сидящим. Человек вздрогнул, словно очнувшись.
"Lijep brod," — тихо произнёс Марко, его взгляд скользнул по изящным линиям тримарана, затем вернулся к мужчине. — "Tvoj?"
Человек поднял глаза. Глаза были ясными, синими, как адриатическое небо в штиль, но с тенью глубокого недоумения. Он не понял слов, но понял интонацию, жест, направление взгляда. Уголки его губ дрогнули в попытке улыбнуться, получилось неловко.
"Моя?" — он хрипловато рассмеялся, подняв бутылку с остатками мутно-зелёной жидкости. — "Нашёл вон там," — невпопад ответил он, ткнув большим пальцем за спину, в сторону разбитой витрины заброшенного магазинчика у входа в марину. — "Мечта моя, да." — Он ткнул пальцем себе в грудь. Потом махнул рукой в сторону тримарана. Восхищение и досада боролись на его лице. — "А это... чудо. Совершенство. Только вот..." Он замолчал, развёл руками, изображая что-то огромное. "Один... нереально. Паруса, снасти, вахты... Я книжки читал. Теорию знаю. Рог... он схему такелажа может показать, инструмент дать. Но руки... и одна голова — мало. Мечта есть. А как к ней подступиться — не знаю." Голос его звучал немного пьяно, искренне, потерянно. Человек, столкнувшийся с масштабом своей же мечты.
Марко кивнул. Глубоко. Понимающе. Он услышал не просто русские слова, а музыку смятения мечтателя перед практикой морского дела. Его взгляд снова прилип к тримарану. "Orca" (Орка) — прочитал он имя на корме. Гордое, морское. Корабль был не просто прекрасен. Он был идеален. Для Океана. Для Скорости. И... да. Для одного рулевого — безумие. Настоящее плавание превратилось бы в изнурительную борьбу, а не в радость.
"Brod..." — Марко подобрал слово, похожее звучанием в обоих языках, указывая на Orca. — "...;eka dvojicu. Ili vi;e." Корабль... ждёт двоих. Или больше. Он улыбнулся, широко, по-южному, показывая открытой ладонью на себя, потом на русского. — "Idemo pogledati? Zajedno?" Пойдём посмотрим? Вместе?
Синие глаза загорелись искоркой интереса сквозь дымку растерянности. Человек встал, отряхнул брюки, поставил бутылку с остатками Pelinkovca на деревянный настил. Растерянность и хмель начали отступать, сменяясь любопытством и азартом исследователя.
"Алексей," — представился он, хлопнув себя по груди.
"Marko," — ответил хорват, прикладывая руку к сердцу.
И пошла таинственная алхимия понимания, рождённого не словарями, а общим ветром, плещущей водой и немым языком мужчин у моря. Они шагнули на понтон, ведущий к Orci. Марко легко перепрыгнул с причала на широкую палубу тримарана, протянул руку Алексею. Тот последовал за ним, осторожно ступая по незнакомой поверхности. Они обошли судно, стуча ладонями по прочному, лёгкому корпусу, заглядывая в просторный кокпит с современным навигационным оборудованием (спутники ещё работали, навигация соответственно тоже), оценивая мощные лебёдки, аккуратно уложенные паруса в чехлах. Марко показывал на блоки, объясняя жестами их назначение: "Ovo za jib... Ovdje glavno jedro..." Это для стакселя... Здесь грот... Алексей кивал, впитывая, задавая вопросы короткими, похожими на хорватские словами ("Шкот? Гик?") или выразительными жестами. Их Роги молчали, чувствуя, что здесь важнее человеческое взаимодействие. Только когда Алексей провёл рукой по небольшой, едва заметной трещинке в гелькоуте на корпусе, Марко мысленно обратился к своему обручу. В его руке появился небольшой шпатель и баночка с пахнущей смолой и морем, особой замазкой. Он показал Алексею, как аккуратно заделывать повреждение. Тот повторил движение, сосредоточенно, старательно. И когда маленькая ранка на корпусе Orci исчезла под гладким слоем, на лице Алексея расцвела первая настоящая, широкая улыбка — улыбка человека, прикоснувшегося к своей мечте руками и сделавшего её чуть ближе, чуть реальнее.
Они стояли на кормовой части центрального корпуса Orci, лицом к открытому морю. Солнце уже касалось воды, превращая её в расплавленное золото. Вид на Сплит, на холм Marjan (Марьян), на бескрайнюю синеву Адриатики за островами был захватывающим дух. Корабль под ними был совершенен. Быстр, остойчив, просторен. Мечта для кругосветки. Мечта, слишком великая для одного человека.
Марко посмотрел на Алексея. Алексей посмотрел на Марко. Вода под килями тихо плескалась. В их взглядах не было нужды в длинных речах. Была простая, кристальная, как этот вечерний воздух, логика. Один — опытный моряк, выросший на этом море, чувствующий его нутром, знающий каждый камень, каждую buru (бурю) и maestral (маэстраль). Другой — новичок в парусах, но с горящими глазами, сильными руками, ясным умом и Рог, способный стать волшебным справочником и источником нужных вещей. И корабль. Этот великолепный, ждущий хозяев корабль, который просил команду.
Марко улыбнулся, его рука широким жестом описала дугу от носа Orci к багряному горизонту. Алексей проследил за движением, и его лицо озарилось ответной улыбкой, уже без тени сомнения. Он кивнул. Твёрдо. Решительно. Его синие глаза светились теперь только предвкушением.
Никаких клятв. Никаких договоров на пергаменте. Только молчаливый уговор, скреплённый красотой корабля, дыханием моря и внезапно найденным братством по духу. Они повернулись спиной к причалу "Posebne Namjene", лицом к багряному закату, за которым лежал весь мир. К новому началу. Zajedno. Вместе. Багряный закат над Сплитом стал их живой первой страницей. Мир сжался до размеров палубы Orci и раздвинулся до бескрайних океанских просторов. Одиссея начиналась.