Мужики

Макар Максимович Донской.
МУЖИКИ.
Избранные главы из автобиографического романа “Наилучшее”.

Автор — бывший участник ореховской преступной группировки, ныне священник Русской Православной Церкви, экзорцист, целитель.


Что значит, мужик? «Живу, никого не трогаю… И ты меня не тронь! Ну, а если полезешь, то смотри!!! Убью». Убил. Сел. И там, в заключении понял, что быть мужиком — это еще не самый верх чести…

По малолетству, мы с приятелем сидели зимой в подъезде и исключительно шикарно заплевали весь пол… Многие в городах встречались с такой проблемой?! Ну, вот, с Окарой расположились мы на решетке горячего калорифера и отдыхаем. Заходит мужик: “Что вы тут натворили-то?” Послали его, чтоб шел подальше…

Обычно, огрызнуться достаточно бывало для укрощения возмущенных жильцов. А здесь не прокатило! Взял нас, папашка смущенный, каждого, как щенка за шкибон, и поднял от земли… Хотел, вероятно, еще и лбами садануть — с размаху. Я угадал его желание. И стал, целясь ему прямо в лицо, пытаться вышибить из него дурь сию. Окара, со своей стороны подключился…

Жаль, мы ему не съездили по физии, не доставали руки… Мужик опешил. Явно такого натиска от мелюзги он никак не ожидал. Вынес нас из подъезда на вытянутых — и вперед бросил. Освободившись от его лапищ, мы с Окарой начали чихвостить здоровяка, и опять он изумился, впрямь мы мастаки такие, вклеивать различные словечки изящные, вот послушаешь, и драться вся охота сразу пропадает.

Как увидишь, какого мужика, бывало, сразу понимаешь — это твой враг, самый первый. Почему так? У всех пацанов, с которыми я знался — отцов не находилось. У меня имелся отчим, к которому я всегда относился, как к досадному недоразумению… Лишь, у одного кореша — пил батя, оттого у паренька навсегда на лице, слежался траурный вид, — никогда не улыбался он, не смеялся, даже если все ржали.

Мужики считались нашими конкурентами по крутости. Как-то вечерком, мой друган, семнадцатилетний Зощер, прошелся по тротуару метров сто, сумев отобрать у работяг, по одному беззаботно следовавших ему навстречу от станции метро, трое наручных часов. Каждому Зощер свирепо вломил при этом, сказав: “Дай сюда! А теперь, вали отсюда!”
 
“К чему такая жестокость?” — скажете вы. Так обратите внимание — не с малышей снял он часы, а со взрослых, работающих мужчин.

И мужики нас боялись очень. Сигаретку у меня пугались стрельнуть даже… В подвал за четыре года, с момента, как я там «прописался», никто из взрослых ни разу не спустился, посмотреть что мы там делаем… Хотя жалобы шли постоянно. А потом вдруг стихло.

Случилось же не само собой, а вышло так…

Дар у меня с детства Удерживающего. Все, что я напишу здесь, надо считать подтверждением этому.

В том доме, где мы собирались, — подъезды на обе стороны, — с одной, стало быть, парад, а с противоположной, так называемый черный ход. Разницу, как устроено, не проймешь. Ведь внешне не отличить, — дверь и дверь, ступени да перила…

Шли себе мимо, жильцы дома… Зощер, Окара и я, Барин, самый младший, распивали вино из горлышка. Женщина, хотела остановиться и сделать замечание, да не замешкалась, а почапала дальше. Прошла она. А меня очень задело ее отношение, не так как прежде, все горше… Уж больно свысока.

И вот я три подъезда “запечатал” сразу. Двери — не запертые, не заколоченные — всегда, пожалуйста, бери за ручку, открывай, проходи… А никто через них ни входил, ни выходил… Только мы, парни из подвала… Также на черную лестницу, где порой стояли часами, ни ступала нога жильца. Со второго этажа вызывали они лифт и спускались. И поднимались всегда на лифте…

Разумеется, парни мои обратили внимание на факт, что никто кроме нас тут вообще не ходит.

Я поднялся на 12-й этаж на лифте, и в шкуре жильца, нажал на кнопку первого… Спускаясь, не смог даже подумать, чтобы выйти на ту сторону, которую сам заблокировал. И все три года так держалось, пока мы собирались там. Думаю, что от сего пропали и возмущения по поводу хулиганства в подвале. Как я мог делать? Не скажу. Три секунды — достаточно оказалось…

Не знал, что у меня дар. Раньше особенного этому значения не придавал… А постигать начал, задумываться, лишь после  печального происшествия, когда девушка моя,  — доложили мне, — стала ездить с новым парнем. Беременная, на девятом месяце, лезла Нюра на заднее сиденье мотоцикла. А про меня позабыла, оставила. Они в другом районе жили… Далеко очень… Вот я на дорогу не пошел их проклинать… А за три секунды сделал, чтобы разбились на смерть… И уже через несколько дней пришла новость, что ушедшая от меня к другому, Нюра, погибла в аварии с тем парнем…

Можно остановить, удержать, и без смерти…

В Орехово-Борисово, возле наших домов находился, поросший лесом, овраг. В нем бил ключ. И отчим, сразу как мы переехали, постоянно ходил с канистрами набирать воду. Он очень радовался этому. Мы было десять. Его энтузиазма я не разделял, и заблокировал источник. Удивился тому, как мгновенно иссяк родник. Вода пошла в другом месте, просачиваясь из-под земли. Низ оврага стал заболачиваться и порос высокой травой… Через пару лет мне стало жаль природу, и течение воды я полностью остановил. Дно высохло. Сделалось сухо. Воздух прояснился чистотой. А противные мошки исчезли.

Жителям нравилось собираться на шашлыки у края оврага. С парнями нашли себе уютное местечко, отдохнули, понравилось. Решили: «Наше место будет!» А на следующий раз его заняла пьяная десантура. Тогда я сделал быстро, чтобы вообще там никого кроме нас никогда не появлялось.

Шли годы, овраг оставался местом таинственным. Никаких компаний, кроме нашей на его верх не сходилось… А вниз вообще боялись спускаться… Очень страшно же… Думали, маньяк объявился…

Потом, уже будучи священником, я навел безлюдье на Борисовские пруды, чтобы никого там из отдыхающих не находилось… Уже много лет оба пляжа пустуют, совершенно. Купаться всегда не разрешали. А народ купался. Было всегда очень многолюдно. А теперь словно вымерло все там… Не колдовством, — колдовать не обучен. А сделал за три мига. Быстро. Снять, пока не получилось. Раскаивался уже, пытался… Потому я часто предупреждаю своих знакомых, если видите, что мне не нравится какой человек — НЕ ЗАЩИЩАЙТЕ.

Отец мой погиб как? Мальчиком я бросился к нему, с криком: “Папа пришел!!!” Отец находился под следствием. Вернулся, очень суровый. Остановил меня, счастливого малыша, развернул и толкнул в спину.

Через короткое время в то же самое место, в ресторане, его ударили заточкой. Рана оказалась смертельная…

На Сахалине расселяли сплошь в четырехэтажки. Как-то, дошкольником, я вышел погулять. Гляжу, сверстники бьют камушками по птицам, тягостно взирающим с веток дерева… Приблизился к ребятам, и один из них сразу мне подарил прекрасную рогатку. К птицам — я всегда с уважением. Отошел немного за дом, в котором жили те мальчики, набрал камней… Как начал лупить по окнам!

Воодушевился, наблюдая за целиком выпадающими стеклами, обрушивающимися ледышками, фрагментами сыпящимися из подстреленных рам, падающими водяной стеной, словно водопад, бьющимися вдребезги оземь. Зрелище! Я увлекся. Нужно уйти, а не могу! Подсказать некому… Стрелял часто. Много побил. Решил, вышибу все окна в доме! И мысль пришла мне, дошкольнику, впрямь пора уходить. А у меня азарт, страсть… Ну, не могу остановиться!

Сзади схватил мужик: “Кто твой отец? КТО ТВОЙ ОТЕЦ?” — трясет он меня. “Мой отец…” — говорю ему, ну и назвал имя и фамилию отцовы. Мужик меня выпустил тут же… С неделю я прождал, опасаясь возмездия, когда мать явится в гневе, и ничего не произошло. Понял почему. Отца очень боялись все, знали, что авторитетный урка.

Так-то я мирный. Враждовать со мной не спеши…

Раз, по зиме, вернулся из заключения Окара. Немного зазнался. Утром встретились, сошлись потрещать… А вечером, решили пивка попить. Отправились к пивняку. Уже закрыли дверь. И подавали литровые кружки, обтекающие пеной — через окошко, на улицу.

Падал снег, а снежинки не долетали до столиков, начисто вытертых обслуживанием. Окара со своей предвзятостью начал утомлять. У него первая ходка — и сразу на усиленный! Взяли блатные в семью. Стал порядочным арестантом. И вот превозношение, ну, никак не отстанет от него. Ведь дружили. Я, шкет, к нему ездил на зону, через запретку бросать подгон. Что с ним? И тут я понимаю, почуял, что внутренне — Окара мой враг.

Взгляды наши пересеклись. Зэка оттолкнулся от столика и, пустившись бегом с горы, угодил прямиком под проезжающий автобус, смачно саданувший его в бедро. Месяц он хромал. “Куда ты бежал?” — спрашиваю его.   Окара молчит. А Зощер, заядлый  любитель поприкалывать, щурится подозрительно. Вот такой взгляд у меня, — в пору прятаться. С тех пор, Окара, напуганный, что ли стал. Шутки пропали. Словно пес побитый сделался.

Все, с кем довелось сойтись из блатных — без отцов выросли. И слово “мужик”, “мужики” — для нас враждебное всегда. Конечно, если отчим есть — неплохо. Матери он в помощь, а контроля держать не сможет.

Я смотрю на Путина, и вижу в нем, узнаю отчима. Для нашей молодой, постсоветской страны, — отцом является Ельцин. Так и у американцев… Авраам Линкольн — отец. А остальные президенты — отчимы. Уйдет Путин и придет новый отчим-правитель… Пока не восстановится монархия. Монархи — все отцы. Отечество родное — Россия! Если уехать и начать жить в другой стране, выйдет чужбина эмигранту Отчимовством.

Не мажор я. Так откуда же деньги? Матери жалко пять рублей в месяц отдавать на сырки глазированные, — в школе давали, вместо завтрака.  А принес вещи, с кражи, сказал: “Носить буду!” “Ты что украл?” “Украл!” Смотрит пристально: “Ну, носи…” А у отчима зарплата — 500 р. Ни еды не купит, ни шмотья, ни сувенира, ни игрушки… Раз, правда, сподобился получить подарки на день рождения. Как же приятно!

Сейчас расскажу, как в восьмидесятые, мы вином утешались.

Торговля шла в маленькой комнатке. Продавалось бухло, в пузырях с знакомыми всем наклейками, в маленькое оконце. В тамбуре набивалось мужиков, так, что никому подойти не давали, кто не стоял. На улице, собиралась даже не очередь, а толпа! Все горлопанили, напирали, жали, охраняли, берегли двери, чтобы невозможно, стало быть, никому втиснуться… Ажиотаж, навеянный необходимостью охраны справедливости, наводили мужики. И делали это, имея в виду не друг друга, а нас…

Существовала в те времена винная мафия, и это не спекулянты, и не борзота… “Винная мафия” — выражение, употреблявшееся мужиками в долгой очереди к заветному окошку… Всем хотелось быстрее. И тут появлялся я, подросток. Спокойно подходил к последнему клиенту. За определенную сумму, договаривался взять спиртное без очереди.

Напоминаю, что речь идет о временах сухого закона… Представим себе, что пролезть в комнату, где отпускался алкоголь, никакой возможности нет. Приближаюсь. Без всяких слов меня пропускают к окошку. Наступает тишина, и продавщица, мне незнакомая, вполне приветливо, с большим уважением мне продает и водку, и вино… Выхожу на свежий воздух, и снова, точно по команде, гул, на уровне анафемы, да только ко мне никаких претензий!

Вот так. После окончания рабочего дня, мужики, сами по себе насколько опасные, голодные и злые, что ни одной женщины в тех очередях никогда не бывало, а чуяли, что связываться не стоит… Уже когда подтягивались остальные наши, у меня стояла целая батарея, на честно заработанные. А рядом лежал мужик — весь в крови… Всем видно. И работяги, отоварившись, тихонечко мимо шли… Менты туда, по вызову, не шипко подрывались ехать… Дожидались, пока все разойдутся.

Почему все-таки мафия? Не в одном названии суть. Справедливость, построенная на принципах силового вмешательства. Ты платишь? И вот живи, как святой. Никто не будет против. Часто сравнивается Орехово-Борисово с мафиозным Чикаго, где шла война кланов. Одна из тамошних итальянских банд, оказывая услуги всем желающим, за деньги отрезала уши врагам. И вручали их заказчикам: строго за плату, по прейскуранту…

М.Донской, 2025
Фото мое, снимок 2017 года.
Почти все имена, фамилии, прозвища, а также наименования оружия, счет этажей, номера домов, названия ресторанов и марки автомобилей, указанные в романе — изменены.