Слепой дождь

Дождь брызнул внезапно. Это было тем более неожиданно, что июльское солнце никуда не спряталось. Оно светило по-прежнему. Также ярко. Ну, может быть, не так жарко. Дождь был насквозь пронизан солнцем, а над дорогой повисло низкое облако пыли. Тяжёлые, крупные капли не столько смачивали прокалённую солнцем дорогу, сколько выбивали пыль из бархатного дорожного ковра.

Через несколько минут дождик прекратился, и над райцентром повисла радуга. Усидеть дома в этот момент было никак невозможно. Васька выглянул в окно, ребята выбегали из домов. Компания, конечно, была не его. В основном – мелюзга: на три-четыре года младше. Самый старший из них был Юрка. Но и тот был младше его на год. Юрке было двенадцать. Он гордился тем, что его звали как Гагарина. Юрий Гагарин был человеком, про которого говорил весь мир, только что, четыре месяца назад, он летал в космос. Ещё Васька на улице увидел Надю и тут же собрался. Её он хотел видеть всегда.
 
Смоченный тёплым дождём песок на дороге прилипал к ребячьим босым ногам, но зато растущая у дворов конотопка приятно холодила подошвы. Играли в «вышибалу». Одна команда выбивала резиновым мячом другую из обозначенного сектора. Если мяч в тебя попал, выбываешь из игры. Если же ты, изловчившись, поймал мяч, получаешь дополнительное очко.
 
Васька, как самый старший и ловкий, быстро выбил всю команду противников, ловя восхищённые взгляды Нади. Ребятам стало играть не интересно. Уселись на лавочку, весело болтали ногами и языками. Васька рассказывал, как он в компании ребят постарше участвовал в набеге на казённый плодопитомник, как ловко они, нарвав яблок, ускользнули от сторожа.
 
Со стороны переулка показался пьяный дядька. Это был чужой человек, не с их улицы. Одетый в пиджак прямо поверх линялой майки, он шёл со стороны магазина, поднимаясь выше по переулку. Там были ещё  две улицы, за ними пустырь, за пустырём тот самый плодопитомник. Пьяный мужик, увидев ребятишек, свернул к ним, присел на лавку, разговорился.
 
Видимо, он не очень торопился домой, хотелось поговорить. Мужик балагурил, нёс какую-то чепуху, дети смеялись. На тыльной стороне ладони у него была наколка – восходящее солнце и надпись «Север». Васька тоже веселился, подначивал мужика: «Ну, расскажи что-нибудь ещё, врёшь больно складно!»

 Пьяный пошарил в своих карманах, достал пачку из-под папирос. Она была пуста. Он повернул голову к Ваське: «Дай закурить!». Пацан рассмеялся: «Курить вредно!». И тут мужик, ни с того, ни с сего, своими твёрдыми пальцами, выставленными рогаткой, ударил Ваську прямо в глаза: «Не скаль зубы!» Тот чуть не вскрикнул от боли. Отшатнулся, закрыл глаза ладонями, потекли слёзы.

 Ваське, не то что было обидно. Не то слово. Он не ожидал такой подлости от человека, с которым только что на равных шутил и смеялся. Обида и злость буквально захлестнули его. И ещё стыд, за то что вопреки его воле текли слёзы, а он сдержать их не мог. И это видела Надя.

Васька отошёл в сторону. Боль не отпускала, как не отпускала и горечь унижения. Постояв немного, чтобы сохранить лицо перед ребячьей командой, он потихоньку направился к своей калитке. Притихшие ребята вслед за ним тоже стали расходиться.

 Пьяный покрутил головой, бросил на землю смятую в кулаке папиросную пачку, и направился в переулок. Васька это увидел. Гнев и обида в нём кипели по-прежнему.
Он забежал под навес, открыл дверь в мастерскую отца. На стене в проволочных петлях висел аккуратно прибранный инструмент: отвёртки, стамески, шила, напильники. Он схватил первый попавшийся, с деревянной ручкой, спрятал под рубахой и побежал за пьяным мужиком.

 Тот медленно шёл по пустынному переулку, что-то бормоча себе под нос. Васька в злом азарте, не задумываясь, догнал его и ударил сзади с маху в правый бок. Изготовленное из старого напильника шило вошло меж рёбер.
Мужик схватился одной рукой за бок. Попытался было повернуться, но ноги его подкосились и, глухо сматерившись, пьяный упал в заросли репья и крапивы, тянувшиеся вдоль прясла.

Васька отскочил назад. Сорвал лопух. Трясущейся рукой вытер кровь с заточки и пустился бегом обратно. Только положил шило на место в мастерскую, столкнулся во дворе с отцом. Тот с удивлением посмотрел на взъерошенного сына. Ничего не спросил.

На следующий день по домам ходил милиционер с т-образными лычками на погонах, опрашивал всех, кто видел мужчину в коричневом пиджаке и серой кепке. Васькин отец был на работе. Мать спросила милиционера, что случилось.

– Кончился этот мужик в соседнем переулке. От потери крови помер, видно всю ночь пролежал…
– Ой-ё-ченьки! Чево это кровь-то из него текла?
– Может, подкололи… А может, сам напоролся, нетрезвый был… Выясняем.

Васька сперва сказал, что никого не видел. Милицейский старшина, посмотрел ему в глаза:
– А соседские ребята говорят, что подходил мужчина... Ты был с ними?
– А! Точно. Я и забыл. Подходил какой-то… Да.
– А после что было?
– Так я и не знаю, я домой ушёл.

Через два часа с работы пришёл отец. Узнав от матери новость, пошёл в мастерскую. Он сразу увидел бурые пятна на заточенном напильнике. Ему, бывшему сидельцу, не надо было объяснять, что это за пятна.

В дом он ворвался в ярости. Васька кинулся  к двери, отец зацепил его своим кирзовым сапогом. Васька упал, попытался скрыться под кроватью. Отец выдернул его за ногу. Одним движением захлестнул тяжёлый ремень вокруг запястья правой руки, и пряжка со свистом рассекла воздух. Васька лежал молча, только плечи вздрагивали после каждого удара. Мать вбежала с кухни, кинулась к отцу.
– Сдурел, Игнат! Хватит, перестань!

Отец с силой оттолкнул её, да так глянул, что она встала, обняв дверной косяк, и замолчала. Она тоже испугалась. Игнат трезвый никогда не поднимал руки. Ни на неё, ни на сына. Он был явно не в себе. В таком бешенстве она его не видела никогда. Васькины плечи вздрагивали. Мать тоже вздрагивала с каждым ударом.

 Пряжка люто гуляла по худому телу. Отец бил с остервенением, не жалея сил, как бьют в голодный год зашедшую в потраву чужую скотину. Когда пряжка попадала ребром, на рубахе выступала кровь. Васька, сжимая в кулаках половик, молча глотал сопли. Наконец, отец швырнул ремень в угол и, пнув дверь, вышел из хаты. Мать бросилась к сыну.

Отец снова зашёл в мастерскую, взял заточку. Пошёл в конец огорода. Бросил заточенный напильник в помойную яму, присыпал его землёй…

Васька лежал на кровати на животе. Мать намазала спину мазью. Было больно, но слёз не было. Сквозь железные прутья кровати смотрел в окно. Там снова, как и вчера, пошёл дождь. Слепой дождик. Вовсю светило солнышко и в воздухе капель дождя почти не было видно, но по стеклу они цокали, как стеклянные. Васька подумал: «Интересно, сегодня будет радуга или нет? Из окошка не увижу».