ПТСР как форма существования

   Посттравматический синдром явление не очень хорошо изученное и постоянно игнорируемое в нашем социуме. Если его изучать, а потом устранять, то государство, которое само его обеспечивает, разорится на содержании психологов, психотерапевтов и самих психов. Проще не замечать.
   Попытаюсь показать на собственном примере.

   Я родился. Зачем, для кого, от кого мне не объясняли никогда. Родился и родился. Время для рождения выбрал неподходящее послевоенное. В стране только что отменили продовольственные карточки. Это потом идеологически подкованные историки напишут, что угроза голода для населения миновала и страна восстанавливается ускоренными темпами.
   А бабушка в политике не разбиралась, поэтому говорила, что при карточках хоть отоваривались, а теперь то денег не хватает, то продукты в магазине разобрали.
   Приходилось внукам, которые отказывались спать на голодный желудок, намешивать муку в стакане воды и выдавать за молоко. Еще хорошо помогал настой на маке, который давали вместо чая. Они после этого спали таким здоровым сном, что времени на выпрашивание еды уже не оставалось. А если у малышей от этих суррогатов и экспериментов случался запор, то помогала ртуть из градусника. Считалось что пробивает кишечник. Это практиковала одна из моих теток, фельдшер по образованию. Привезла этот способ с Колымы куда угодила за справку, выданную соседскому мальчишке, чтоб не посадили за опоздание на работу. Соседа раскололи, она и угодила. Зато с Колымы привезла мужа, дядю Сашу. Он тоже за опоздание туда попал.
   Жили в комнате шахтерского барака. К тому времени, когда стал осознавать себя, а это случилось во время всеобщего горя по случаю смерти Сталина, нас в этой комнате умещалось семь человек. Потом, когда из армии пришли отцы двух двоюродных сестренок и мой отчим, вмещались уже совсем с трудом. Исключительно переспать.
   Первыми не выдержали мои родители и поехали из шахтерского поселка в город. Помыкались там по квартирам родственников и по первому целинному призыву отправились в необъятные забайкальские степи.
   Отчима выучили на тракториста, он быстро вошел во вкус и даже получил медаль «За освоение целинных земель».
   Но и вкус алкогольного дурмана, начисто перечеркивавший все производственные достижения, был ему дорог. Еще сказывался ПТСР, он отвоевал в Китае и Корее, получил за это медаль и дал подписку о неразглашении.
   В пьяном угаре был неудержим, поэтому окружающих любил по настроению. Часто бывало, что сначала любил, потом бил. И даже убивал. Думаю, по его милости многие их окружающих обзавелись ПТСР.
   Однажды при распитии на моих глазах, тогда шестилетнего ребенка, распорол живот своему собутыльнику и квартиранту Мите Пирожкову. Тот, отрезвев от боли, с кишками в руках прибежал к соседям. Отчим был сильно пьян, потому не догнал. Спасли чудом. Митя сказал, что сам по неосторожности зарезался.
  Нас с матерью он убивал несколько раз. Все неудачно. Но один раз чуть не достиг цели.
   Мне было двенадцать лет, когда он допился до ручки и добился полного неуважения всего совхоза, превратившись за несколько лет из передового тракториста в чабана. К тому времени у семьи не было уже постоянного жилья и жить пришлось на отаре в землянке, рассчитанной на временное аскетическое проживание отнюдь не малолетних детей. А семья к тому времени разрослась. Отчим успел настрогать с интервалом в два года еще трех сестренок. Младшая родилась прямо на коровнике, где мы жили перед этим. Но и оттуда нас поперли за драку отчима с половиной села, поэтому оказались в землянке.
   Условия в целинной землянке оказались похлеще, чем в шахтёрском бараке. Родители и четверо детей двенадцати-, шести-, четырех- и двухлетнего возраста.
   В метель землянку засыпало снегом. Мы выбирались из нее с помощью собак. Скребли снег внутрь помещения, а собаки откапывали навстречу снаружи. Ждать помощи не от кого, да и некогда, удобства-то на улице. А мороз в 30, 40 градусов нипочем, другой жизни не знали. То-то восторга было когда возле общих нар на земляном полу вырастал сугроб. Еще больше, когда он таял.
   Плотность народонаселения возрастала, когда начальство откомандировывало для контроля уполномоченного порой на целую неделю. К нам ездил Жора Бартенев.
   Уполномоченный — это такой член КПСС, которого в зимнее время в хозяйстве занять нечем. Присылали его чтобы контролировать ненадёжных работников. Пьяница отчим относился к таковым. Благодаря заботам партии у него появлялся собутыльник, который жил за наш счет и партийную его совесть не коробило что семья с четырьмя детьми и сплошными нарами из-за отсутствия места.
   По профессии он был комбайнером. Работал на уборке 2-3 месяца, месяц ремонтировал комбайн для следующего сезона. Потом болтался куда пошлют. Но далеко члена не пошлешь, поэтому выполнял ответственные задания. Вечером пьяный стучал кулаком по столу и на всю нашу клетушку кричал, что он уполномоченный.
   Лишний человек обуза, но мы были ему рады. При нем отчим не дрался.

   А так обычно после поездки в село привозил водку и напивался. Хорошо если сразу и засыпал. Но чаще сидел и свирепел. Потом бросался на мать. Я заступался. Получали оба до синяков и переломов ребер. При этом мать была постоянно или беременная или с грудничком.

   В очередную пьянку отчим резвился, как всегда, в соответствии со шкалой опьянения. Стадия разглагольствования на этот раз постепенно смещалась в сторону раскаяния. Начал сомневаться в любви к себе. Вспомнил про последний скандал, когда он изломал о   мою спину лыжи, начал раскаиваться и потребовал, чтобы я его пристрелил. Для чего дал мне заряженное ружье. Я отказался. Любое неповиновение приводило его в ярость. Отдубасил меня, не принимая во внимание разницу между собой разъяренным боксером и мной двенадцатилетним запуганным пацаном.
   После этого совсем раскаялся, посадил меня на нары и сунув в руки ружье приказал стрелять. Одуревший от боли, ярости и безысходности я выстрелил. Заряд оказался холостым, которые снаряжали для отпугивания волков ночью.
   Грохот в замкнутом пространстве был оглушительным, но и он был перекрыт криками ужаса детей и матери. Это ли не ПТСР!
   В следующий момент отчим вырвал ружье и прикладом огрел меня по лбу.
   Когда я очнулся его не было, а мать перемотав мне проломленную голову какой-то тряпкой успокаивала детей.
   Я в это время учился в школе-интернате. Все знали о происшествии, точнее преступлении, но никому до этого дела не было. Ни руководству совхоза, ни руководству школы.
   Отчим побегал с полгода, потом вернулся. Через месяц сжег барак, в который нас переселили из отары. За что получил пять лет, имущество то государственное. А за нас и личные вещи не добавили, заявления не было.

   Это лишь небольшой отрезок жизни одной семьи. Сколько было и есть таких семей и таких отрезков никому не интересно.

   Не буду морализировать, делать выводы, к чему-то призывать. Да, весь этот ПТСР приключился в СССР. Хотя такое не было редкостью и до, и после. Меняются названия, а суть остается и отношение не меняется.