1 Повесть Чёрный гримуар Глава 4. Сложный случай
Марина Шатерова
Глава 1. Бабушкина колода http://proza.ru/2025/02/17/1889
Глава 2. Первые клиенты http://proza.ru/2025/02/19/124
Глава 3. Религия и магия http://proza.ru/2025/02/20/1135
Глава 4. Сложный случай.
Однажды Луке стало интересно лично посмотреть работу Николь с клиентами. Перед приходом очередного посетителя он пробрался в комнату девушки и спрятался за штору. Ноги в тапочках маскировало кресло, стоящее в углу.
Клиентами в этот раз оказались сразу три человека: двое мужчин и женщина. Николь достала из шкафа и привычно зажгла на столе благовония и свечи, давая время дыму достичь нужной концентрации. Погасила свет, погрузив комнату в приятый свечной полумрак. Женщина и мужчина постарше оказались родителями двадцатипятилетнего парня, которому требовалась пересадка сердца. Они пришли узнать, стоит ли её делать, какова вероятность благополучного исхода или же можно обойтись лекарствами и физиотерапией.
Николь, надо отдать ей должное, сразу предупредила, что у неё нет медицинского образования и им в первую очередь стоит прислушиваться к мнению лечащих врачей.
— Сейчас будем смотреть…
Девушка прикрыла глаза, шумно ритмично задышала, чёткими отработанными движениями перетасовала колоду, разделила на три части, переместила их между собой. Взгляд Николь смотрел словно сквозь пришедших. Луке даже на мгновение показалось, что она видит его за шторой. Истлевшая в некоторых местах ткань позволяла сносно видеть происходящее в полумраке комнаты, сам парень при этом оставался незамеченным.
Вытащив из колоды несколько карт и разложив их в определённом порядке, Николь стала рассматривать их, склоняя голову то в одну сторону, то в другую. Взгляд её теперь казался нацеленным куда-то вовнутрь себя, между бровей залегла глубокая складка, и в целом лицо девушки в отблесках свечей казалось лет на двадцать старше.
«Ужас какой! Это же настоящая магия и колдовство!» - с дрожью в коленках думал Лука, наблюдая за происходящим из своего укрытия.
По картам у Николь выпал очень даже позитивный расклад:
Звезда – благое предзнаменование, радость, хорошая идея, благодеяние, помощь небес.
Шестёрка кубков – оздоровление, отдых.
Девятка жезлов – предвидение, знание, анализ возможностей, точный расчёт, поиск.
Умеренность – исцеление, восстановление, прилив энергии.
Девятка мечей – несчастье, горе, печаль, скорбь, сильное страдание, измена, предательство.
— Все карты говорят об успехе операции и необходимости её проведения. Вы найдёте врача, способного справиться с этой задачей.
Николь взяла со стола и продемонстрировала Девятку жезлов, на которой изображена женщина в огне и расступающиеся демоны. Затем берёт в руки «Умеренность» и так же показывает изображение – человека с кувшином в руках, наливающего светящуюся жидкость в чашу стоящего на коленях страждущего.
— Это «Умеренность» - карта исцеления и восстановления сил.
Девятка мечей по смыслу сильно выбивалась из общего ряда выпавших хороших карт и Николь не стала озвучивать значение этой карты по инструкции. В таких случаях приходится скорее интуитивно искать подсказки в изображённом на карте сюжете. Девятка мечей изображает мужчину, смотрящего в зеркало. Но видит он в нём не себя, а морду монстра, не узнаёт собственное изображение и пребывает в ужасе от увиденного. Зеркала врут!
— Но… Не всё так просто… - Николь взяла в руки последнюю карту и показала её посетителям. – Это трансформация, изменение личности и характера. Не знаю слышали ли Вы о том, что наши органы обладают клеточной памятью. При пересадке от донора к реципиенту, у последнего происходят изменения в привычках, интересах, увлечениях. Он может заняться мотоспортом, начать курить, готовить блюда итальянской кухни и совсем забросить то, чем увлекался до операции. Как человека и личность Вы не полностью, частично, перестанете его узнавать. Об этом говорит Девятка мечей. Не утверждаю на сто процентов, что это произойдёт и ни в коем разе не отговариваю Вас от операции, а просто интерпретирую выпавшие карты.
Гости переглянулись, поблагодарили, заплатили, встали и двинулись на выход. Николь проводила их за двери, давая напоследок какие-то дополнительные рекомендации. Лука уже не слышал её слов, спешно промелькнул в свою комнату, оставшись незамеченным. Увиденное потрясло и расстроило его.
«Ведьма какая-то! Как можно людям такое говорить? А как ужасно изменилось её лицо!» - думал парень.
На эмоциях он хотел было сразу обсудить с Николь её ремесло, убедить отказаться от этих занятий, но девушка, настолько измотанная «работами», сразу буквально одним жестом руки свела общение к нулю, давая понять, что сегодня разговоров точно не будет.
***
Следующим вечером разговор на кухне всё-таки состоялся. Николь расслабленно сидела за столом с чашкой чая. Лука напротив, места себе не находил, метался по кухне, не зная с чего начать.
— Что тебя тревожит? На себя не похож… - начал Николь.
— Ты должна всё это прекратить! Это страшно! – выпалил наконец парень.
— Что именно?
— Эти твои приёмы. Это же магия, колдовство!
— А-а-а, вот ты о чём. А с чего ты взял, что это страшно? Просто карточный расклад и консультация, никакой магии.
— Я вчера сам всё видел, - Луке ничего не оставалось, как признаться в подглядывании. – Ты была на себя не похожа. Это реально страшно.
Николь замолчала, уставившись на Луку долгим «говорящим» взглядом, как, наверное, смотрят родители на сильно провинившегося ребёнка, чтобы тот без слов ощутил вину. Лука поймал этот посыл, но ему скорее страшнее стало, чем виновато. Глубоко посаженные тёмно-карие глаза с прищуром стали такими буравящими и колючими, а тонкий длинный слегка крючковатый нос на овальном лице делал его похожим на лицо ведьмы. Молодой ведьмы.
«И как я раньше этого не замечал», - ловил себя на мысли парень.
— Я не разрешала присутствовать! – начала наконец говорить Николь. – Это неплохой заработок, позволяющий плачивать жильё. Да и родовое это у меня. К колоде таро словно Сила прилагается или же она всегда жила во мне и пробудилась, когда я взяла карты в руки. Во время гадания я ощущаю энергию, которая течёт сверху вниз, по спине, по рукам, вытаскивает нужные карты моими пальцами, даёт ответы на вопросы клиентов. Это работает и это по-настоящему моё!
— Колдовство эти твои таро, и они опасны. Ты просто не видела себя со стороны, насколько страшно ты преображаешься, - не унимался Лука.
Став спиной к окну, он скрестил руки на груди, смотрел на Николь и словно не узнавал, как она уверенно, спокойно и хладнокровно отстаивала это своё бесовское занятие.
— Ты такой впечатлительный! – ласково произнесла девушка и улыбнулась, пытаясь разрядить обстановку, успокоить любимого. – У каждого из нас своя Судьба. Ты знал, что её можно определить по зубам? Зороастрийские жрецы верили, что молочные зубы указывают на потенциальные проблемы в жизни, которые ещё можно исправить и это зависит оттого, какой зуб вырастет первым. Если ребёнок уже рождается с зубиком, особенно с передним, то это знак большой свободы и возможность самому менять свою карму. Зубы второй смены – это уже фатум, неизбежность, которую нельзя предотвратить. А вот наличие всех четырёх зубов мудрости говорит о том, что человек не тянет на себе долги предков, а отвечает только за свои поступки. Если же зубов мудрости вообще нет, то такие люди живут не свою жизнь, а платят кармические долги по материнской или отцовской линии в зависимости оттого, с какой стороны их нет. Так вот, у меня не зубов мудрости с левой стороны – это кармические долги по материнской линии, то есть бабулино гадательное «наследие» определённо «выскочило» на мне в нашем роду.
Лука совершенно обалдело выслушал озвученную информацию, в шоке прижал ладонь к лицу, растерянно пожал плечами. Девушка вроде бы и убедительно говорит, но в то же время всё увиденное накануне претит его православной душе, чуждо привычному восприятию мира. Он пытался найти доходчивые аргументы, чтобы как-то помочь любимой, переубедить её.
— Но ведь можно же как-то отмолить эту Силу, попросить у Господа защиты. Так будет правильно, колдовство и магия – это большой грех.
Николь подняла бровь и ухмыльнулась.
— Если уж ты такой набожный и правильный, то почему вступил со мной в невенчанные добрачные отношения? И ведь тебе тогда понравилось то, что я с тобой делала, то есть ты греховным не считал, когда я у тебя в рот брала?
Лука вздрогнул, как от пощёчины, покраснел и отвернулся к окну. Ночная тьма за окном отразила в стекле его обиженное лицо. Никогда ещё ему не давали такого отпора в вопросах религиозных убеждений. И правда ведь подловила – физиология сексуальных желаний, та невероятная любовь, которую он испытывал к этой красивой и загадочной девушке, заслонили в тот момент принципы его веры по части отношений. Её голые коленки и твёрдая грудь напрочь отшибли убеждения о религиозной строгости.
Николь ополоснула чашку в раковине, поставила на полочку навесного шкафа и ушла к себе, не проронив больше ни слова. После этого разговора отношения в паре некоторое время сохраняли напряжение. Каждый остался при своём мнении, вопросы религии и магии в разговорах они больше не поднимали.
Учёба Луки в универе стремилась к завершению, парень писал дипломную работу и готовился к госэкзаменам. Николь оканчивала второй курс, но при этом живо интересовалась учёбой Луки, ведь всё тоже самое предстояло и ей через три года. О предложении руки и сердца, как и о дальнейших планах на совместное будущее речь пока не заходила, девушку в глубине души волновала эта неопределённость.
«Что он будет делать после получения диплома и выхода на работу по специальности? Как изменится его жизнь и будет ли в ней место для меня?» - такие вопросы тревожно роились в голове Николь.
2 Повесть Чёрный гримуар Глава 7. Стяг Судьбы Финаль
Марина Шатерова
Глава 1. Бабушкина колода http://proza.ru/2025/02/17/1889
Глава 2. Первые клиенты http://proza.ru/2025/02/19/124
Глава 3. Религия и магия http://proza.ru/2025/02/20/1135
Глава 4. Сложный случай http://proza.ru/2025/02/21/1201
Глава 5. Время сложных решений http://proza.ru/2025/02/22/843
Глава 6. Жизнь без любви http://proza.ru/2025/02/23/1130
Глава 7. Стяг Судьбы
Николь оставалось полгода до окончания универа, оставив позади последнюю сессию, готовилась к госэкзаменам и защите диплома. Соседская девчонка Катя заканчивала одиннадцатый класс и её экзамены ждали лишь летом.
Все эти три года наблюдала она бесконечную вереницу людей, приходящих к Николь «на погадать» и завидовала такой её работе.
«Сидишь себе дома, а люди сами к тебе приходят и деньги приносят», - думалось ей.
А когда нашла на ВК страницу Николь Пчелинцевой и начиталась хвалебных отзывов о её работе, то не могла не восхититься таким талантом.
В один из вечеров, когда мама пропадала в очередной командировке, Катя постучала в комнату к Николь и попросила погадать. Ты улыбнулась и пригласительно кивнула. Зажгла благовония и свечи, перетасовала и разложила карты, всматривалась внимательно в них и в девочку. Вновь взгляд её приобрёл ту инфернальность и обращённость вовнутрь, что когда-то так напугал Луку.
Но расклад получился очень хороший: Катю ждала денежная работа, доброе отношение окружающих и большая любовь. Услышав это, девчонка растрогалась, прослезилась, поблагодарила, попрощалась и пошла к себе. Николь осталась в комнате одна, глядя на дверь, закрывшуюся за молодой соседкой, вдруг осенилась неожиданной мыслью.
«Моей воли в будущем может не хватить, чтобы контролировать и управлять той Силой, что я владею, сопротивляться ей. А что, если переложить её на другого человека, подарить вместе с колодой таро».
Прошерстила эзотерические сайты по этому вопросу, решила, что интересней всего будет сделать стяг Судьбы. Переплести нити полотна Доли: свою одинокую Судьбу и владение Силой вместе с картами отдать Кате, а у неё забрать финансовый успех и любовь, ту самую настоящую и такую желанную. Николь нашла несколько практикующих ведьм, которые за плату или гадание рассказали, как сделать стяг Судьбы.
Но сначала необходимо было научить Катю ремеслу гадания на таро, благо и уговаривать не пришлось – через несколько дней после того расклада на будущее, юная соседка сама попросилась к ней в ученицы. Николь сделала ксерокопию книжки с инструкцией к колоде, велела прочитать, выучить, основательно во всём разобраться. Потом у себя в комнате, не давая пока в руки чужому человеку свой рабочий инструмент, делала расклады, а Катя пробовала их интерпретировать.
Через два-три месяца ежедневного обучения у девочки стало вполне сносно получаться, училась она хорошо и всё новое давалось ей с лёгкостью.
— Это будет та работа, что станет приносить тебе истинное удовольствие, - говорила Кате Николь во время обучения.
И девочка млела от предвкушения домашних приёмов людей за деньги.
Николь тем временем защитила диплом, нашла работу в банке на другом конце города, а несколько дней назад сняла комнату недалеко от новой работы. Катя окончила школу и подала документы в тот же универ, где училась Николь, только на факультет международных отношений. Ближайшие пять лет они с мамой планировали жить в этой квартире, близко ходить на занятия.
Осталось только провести ритуал по передаче колоды карт. Николь назвала это так, умолчав о том, что на самом деле действо является стягом Судьбы и передачей Силы.
— Но обмен должен быть равноценным и для соблюдения баланса ты тоже отдашь мне что-то ценное для тебя и не будешь жалеть об этом, - сказала Николь девочке.
— Я готова! И что же ты хочешь? – Катя настолько хотела обладать этой старинной и загадочной колодой, что не стала гадать о цене.
— Твой янтарный кулон на серебряной цепочке.
Соседка действительно носила такой кулон практически не снимая, подарок матери на шестнадцатилетие невероятно нравился ей. Как ни странно, сожаления о возможном расставании с дорогой и красивой вещью не возникло, и она с готовностью потянула руки, чтобы расстегнуть замочек на цепочке, но Николь мягким жестом остановила её.
— Не сейчас, во время ритуала передачи карт. Носи кулон не снимая, и маме не рассказывай, потом скажешь, что потеряла.
Катя кивнула.
***
Тёплый вечер конца августа располагал к решающему моменту. Светлана Сергеевна в очередной командировке и Николь пригласила соседку к себе в комнату.
На столе уже горели свечи и благовония, ароматный травяной чай разлит по изящным тонким чашкам, имбирное печенье на блюдце. Колода таро «Чёрный гримуар» и книжка с инструкцией к ней лежали в центре стола. Ничего нельзя было трогать, пока Николь сама не передаст их в руки новой хозяйки.
Чтобы снять волнение и расслабиться, попили чай с печеньем, за окном накрапывает дождь, через открытую форточку веет приятный ветерок. Видя, что Катино волнение прошло, а внимание рассеялось под влиянием свечей и дыма, Николь поднялась и обошла стол, встала у неё за спиной, легко положила руки на плечи.
— Подумай о своём будущем, о том, что я недавно предсказывала тебе, об успехе и большой любви. Просто прикрой глаза и представь.
Катя послушно прикрыла глаза, прошло несколько минут, и девушка кивнула по готовности.
— Теперь дотронься до кулона и скажи: «Дарю».
— Дарю, - кончики пальцев ощутили приятную гладкость янтаря.
Николь расстегнула застёжку цепочки, сняла украшение и спрятала в шкаф. Теперь настала очередь передачи карт. До начала ритуала с соседкой Николь около получаса сжимала колоду в ладонях, вкладывала в них все свои эмоции практика, что возникали во время работы, обращалась мысленно к своим Силам, прося их перейти к новой хозяйке. Катя достаточно умная и целеустремлённая, есть в ней тот стержень и характер, способные вытянуть Силу и ремесло.
Николь подвинула стул ближе к девочке. Та вновь разволновалась, наступал тот ожидаемый все последние месяцы момент.
— Сейчас мы с тобой возьмёмся за руки и за колоду одновременно. Я скажу: «Отдаю», а ты ответишь - «Принимаю». И нужно будет так немного посидеть, ты сама всё почувствуешь.
Николь правой рукой взяла левую руку Кати, а колоду за разные стороны упаковки зажали соответственно левой рукой Николь и правой рукой девочки.
— Отдаю, - сказала Николь.
— Принимаю, - отозвалась Катя.
Они сидели так довольно долго, на часы никто не смотрел, но по внутренним ощущениям прошла целая вечность. Тёплая шевелящаяся энергия, словно тысяча муравьёв, вытекала из рук Николь и переходила в новую хозяйку карт. Из рук в руки и через колоду шла передаваемая Сила. И сама Судьба переходила сейчас от одной к другой.
Николь отпустила руки, когда ощутила, что вся энергия ушла, не осталось ни следа от тех ощущений, что одновременно пугали и дарили наслаждение.
— Теперь колода таро твоя, как нужно гадать, делать расклады, ты научилась и особое видение тебе тоже передалось. Бери книгу-инструкцию и иди к себе, мне нужно отдохнуть.
Катя с нетерпением схватила книгу, как же ей хотелось скорее самой сделать свой первый расклад на этих таинственных картах.
— Благодарю, Николь! – уже в дверях комнаты обернулась она.
Щёки её порозовели, а дыхание срывалось от восторга.
Николь закрыла глаза, голова гудела от приложенных усилий. Теперь она словно опустошённый сосуд, который вновь нужно наполнить.
«Тяжело начинать всё сначала», - думала она, допивая остывший чай.
Вот она и перекроила полотно Доли, переплела нити Судьбы и стянула себе благополучие и любовь Кати, спихнув ей тяжёлое бремя Силы, словно перескочила с велосипеда собственных кармических долгов на «Лексус» чужой Судьбы.
На следующий день проснувшись Катя не застала Николь. Собрав последние вещи, она окончательно съехала с этой квартиры, по дороге на работу вернула квартирной хозяйке ключи. Перед дверью Катиной комнаты стояла коробка от электрочайника.
«Для Кати» - гласил стикер на крышке.
Девочка открыла коробку и нашла там свечи, благовония, аромалампу и небольшой набор эфирных масел. Николь предала ей за ненадобностью свою атрибутику, которую новый проводник Силы сразу возьмёт в работу. Катя искренне расстроилась отъезду Николь, рассчитывала на её помощь в первое время.
— Ничего, справлюсь сама, не маленькая. Она меня всему научила.
Всё происходящее невероятно волнительно и одновременно так желанно. Катя настояла на их с матерью переезде в комнату Николь, она была больше и выходила на уютный застеклённый балкон. Ей хотелось работать с таро именно там, где долго жила и принимала клиентов та, что сделала ей такой удивительный подарок. Иногда стены словно хранят душевное тепло предыдущих хозяев, как и холодное зло, между прочим. А в их комнату заселились новые жильцы – молодая супружеская пара аспирантов.
«Это будет та работа, что станет приносить тебе истинное удовольствие», - вспоминались Кате слова Николь во время обучения.
— Всё получится! – произнесла она вслух.
***
Всё получилось и у Николь. Через год работы в банке её повысили до главного специалиста по работе с клиентами. Из числа постоянных посетителей банка у неё начались отношения с шикарным мужчиной: на десять лет старше, но лощёный, похожий на американскую кинозвезду. Любимого звали Всеволод и она с ним раскрылась, ощутила себя по-настоящему любимой и любящей.
Однажды, гуляя с Севой по торговому центру, Николь увидела Луку с женой и ребёнком, выходящих из центра раннего детского развития. Семья Луки выглядела более, чем скромно, было заметно, что с работой по специальности у бывшего не заладилось, но в то же время чувствовалось, что молодые родители массу времени и сил вкладывают в своего малыша.
Николь невольно залюбовалась ими, возникло сожаление, что те скромно живут. Но потом пришли и другие чувства.
«Останься я с ним – не встретила бы Севу, его любовь и поддержка бесценны. Неприятно оказаться на месте его жены и жить так скромно», - злорадно думала Николь.
Лука не мог не заметить шикарную бывшую с красавцем мужчиной. Испытал невероятную неловкость за скромный вид своей семьи.
«Хорошо Николь зарабатывает на своих картах и где мужа такого найти тоже, видать, карты подсказали, - зависть грызла его изнутри. – Останься я с ней, то ребёнок ни в чём бы не нуждался. А с другой стороны, не всё в этом мире деньгами меряется, духовный ориентир и моральные принципы важнее всего».
Так каждый остался с тем выбором, который посчитал нужным сделать или заслужил. У каждого из нас есть своя Судьба. Но то, что мы имеем, всегда ли это результат нашего выбора? Может ли это кармический Путь Души, а может быть и навязанная магией чужая Доля.
3 Дважды брошенная
Татьяна Стригина
ГЛАВА 1 ( участвует в конкурсе)
- Димуль, давай расстанемся, ты будешь счастливее без меня, - говорила я, теребя носовой платок.
- И не думай даже! Будем пробовать, пока не получится.
- А если совсем не получится? - робко спросила я.
- Тогда просто будем жить вместе. Будем... путешествовать.
- Пустое всё это, бесцельное. Как вся моя жизнь, как и я сама без ребёнка - пустышка.
- На глаза вновь навернулись слёзы. Отворачиваюсь к стене.
- Ты иди, а то опоздаешь, - с надрывом говорю я, пытаясь глубоко внутри заглушить отчаяние.
- Я тогда завтра зайду, поправляйся, - мнётся у двери муж, не зная, как ещё меня утешить.
- Угу, - силюсь я улыбнуться.
- А ведь как всё хорошо начиналось, - вспоминаю я, лёжа в больничной палате. - Влюбились друг в друга ещё в институте и если не с первого, то со второго взгляда уж точно. Вместе тур. походы, экзамены, КВНы. Получив дипломы, расписались. Но, как говорится, всё хорошо не бывает. Сначала и вправду решили пожить немного для себя, заодно и на ноги встать. А затем, когда встали на ноги, основательно так встали, узнали то, отчего эти ноги вновь-то и подкосились.
И вот тогда начались бесконечные консультации, анализы, обследования. Надежды и разочарования, и вновь надежды, и вновь разочарования.
Третья попытка ЭКО не увенчалась успехом.
- Может, усыновить ребёночка? - как - то заикнулась свекровь.
- Нет! - отрезала я.-Хочу, чтобы наш был с такими же как у Димки ресницами.
Проходил год за годом.
- Сейчас наш малыш уже ходил бы в третий класс,.. а сейчас - в девятый, - думала я, с тоской смотря из окна на свору ребятишек.
ГЛАВА 2
Звоню подруге:
- Маришка, в какую больницу - то тебя положили? Что вообще случилось? Я забежала к тебе, а твой говорит, что Вас на Скорой увезли.
- В областную. Потом расскажу. Кормить Олежку надо.
- Я сегодня после работы забегу. Какая палата? Диктуй.
Вбиваю в телефон отделение и номер палаты. Смотрю на часы. Ещё успеваю заскочить в магазин за фруктами.
- Ну, теперь рассказывай с самого начала. Что произошло? - оглядываю подругу со всех сторон. - Бледные - то какие. Ты хоть ночью спала? Да кто там всё время кричит? Некому детей успокоить?, - поясняет - возмущаюсь я, слегка прикрывая дверь.
- Это с соц. палаты Марина.
- Из неблагополучных семей что - ли?
- Хуже.
- Куда ж ещё хуже? - удивляюсь я.
- С Дома малютки. Социальные сироты значит, - говорит подруга.
- Как это, социальные? - не понимаю я.
- А так: сироты при живых родителях.
Чувствую, как по моей спине бежит холодок.
- Так это ж как же, это ж что ж? - в смятении пытаюсь я связать слова, но безуспешно.
Наконец мне удаётся совладеть с собой:
- Какая?-выдыхаю я.
- Триста двенадцатая, - с полуслова понимает меня Марина.
Прохожу по коридору. Из приоткрытой двери доносится плач. Заглядываю внутрь. В палате шестеро детей. Нянечка кормит одного ребёнка ложкой. Те, кто постарше, едят сами. Малыши кричат во всё горло, лёжа в кроватке.
- Давайте я покормлю мальчика, - предлагаю я няне.
- Не положено тут посторонним, - сухо замечает она. - Хотя ...вон бутылка.
- Почему бутылка? - удивляюсь я. - Он ведь уже большенький.
- Она это, девка, - махнула рукой пожилая женщина. - Остригли просто. Тут не дома, еёны косы вязать не кому. А бутылка потому, что местов в Дет. дому нет, а в Дом ребёнка уже по возрасту не подходит. Вот и живёт тут уже третий месяц.
- Как не подходит? Ведь ей года два, - в растерянности развожу я руками.
- Четыре уж, - собирая посуду, говорит нянечка.
- Чувствует, что её дважды бросили. Сначала мамка, потом вот сюда определили, ну и депрессия...не ест в общем. От того и отощала и ослабла так, что не может жевать. Ну всё. Выходи. Увидит кто, выговор схлопочу.
ГЛАВА 3
- Дим, я ребёнка хочу, - подсаживаюсь я за обедом к мужу.
- Опять двадцать пять. Ну где я тебе его возьму? - нервно отдёргивая от меня руку, отвечает он.
- Помнишь, я тебе говорила про девочку? - начинаю издалека я разговор.
- Вы что с матерью сговорились что - ли?!
- Понимаешь, её дважды бросили, - взволнованно говорю я. - Она там медленно умирает.
- А как же, чтобы мои ресницы? - усмехается он...
- Вот список документов, которые надо собрать.
- У Вас полная семья? - спрашивают меня в отделе опеки и попечительства.
- Нет, - отвечаю я.
На перерыве заскакиваю к моей доченьке. Она уже пробует сама приподняться в кроватке.
- Потерпи ещё немного, малышка. Скоро мы поедем домой. У тебя будет мама, - шепчу я ей, прижимая к себе.
- И бабушка, - слышу я знакомый голос у себя за спиной.
2023г.
Рассказ частично основан на реальных событиях.
4 Материнская любовь
Татьяна Стригина
конкурс Глава 1
- Бабоньки, горе то какое! - схватившись за голову, выбежала во двор Мария.
- Чаво, Викторовна, голосишь? Говори, не томи честной народ, - стали подходить любопытные соседи.
- Сыночка мой жениться вздумал! Вот ведь горе!
- Ну, Викторовна, почём зря панику на людей наводишь? Хорошее это дело - женитьба. А то ведь ужо скоро шестой десяток разменяешь, а внуков так и не понянчишь.
- Так-то оно так, бабоньки, только ведь Петюнюшка мой жениться на этой удумал, - женщина смахнула рукой слезу. - Ведь ни кола ни двора. Для такой ли я своего роднулечку кохала и лелеяла, ночей не спала, замуж второй раз не вышла, когда схоронила в свои неполные двадцать годочков-то его батьку? Всю себя сыночку отдала, а он выбрал себе эту...И чем только заманила его? - в голос причитала Мария Викторовна.
- Понятно чем, - пряча улыбки, усмехались соседки.
- Кабы этим! Так ведь ни кожи ни рожи,-никак не могла успокоиться не на шутку разошедшаяся мать.
- Будет тебе раньше времени хоронить парня! Поди, к свадьбе готовься, свекровушка, - улыбались женщины.
- Мам, ну зачем ты это тёмное платье надела? Свадьба ведь, - поправляя галстук, покачал головой Петя.
- Для кого праздник, а кому в пору и слёзы лить. Может не поедешь в загс, Огонёчек мой, а? Пока ещё не поздно, одумаешься, Золотко? Вон Викуля, внучка тёти Зины, какая девочка замечательная.
- Мам, ты о чём вообще сейчас?! - не выдержал Пётр. - Пойду я, нам ещё машины украшать.
Семейная жизнь молодожёнов и свекрови в малогабаритной двушке протекала, мягко говоря, не очень. Ирина, хоть девушка и покладистая, уступчивая, со старшими уважительная , и то держалась уже из последних сил. Обходя острые углы, не обращала или делала вид, что не обращает внимание на весьма специфичный характер Марии Викторовны, стараясь всем сердцем понять её нелёгкую женскую долю. Будучи благодарной за то, что та воспитала ей такого мужа, молодая жена о нападках свекрови Пете не рассказывала и лишь тайком плакала, пока он бывал в командировках.
И только когда оказалась в положении, настояла на том, чтобы снять квартиру и съехать в другой район, чтобы, будто бы, своими разбушевавшимися гормонами не влиять на спокойствие пожилой мамы.
- Я этого так не оставлю. Не будет у меня внуков - ублюдков от этой прокажённой! - в сердцах уверила свою приятельницу Мария. - Что я зря всю жизнь фармацевтом отработала?
- Ты что, Бога побойся! - всплеснула руками Клавдия.
- А что мне его бояться? Это он пусть меня боится! - решительно шагнула к двери мать.
Глава 2
- Ира, как это понимать?! - ворвавшись в больничную палату, яростно закричал Пётр.- Врач сказал, что ты выпила препарат, который спровоцировал выкидыш!
- Я ничего не пила! Петя, я не знаю, как так получилось! - рыдала Ирина.
- Да, мама была права: ты нагуляла ребёнка, пока я был в отъезде. А теперь пытаешься замести следы. Какой же я был дурак, что не верил ей, когда она говорила, что видела тебя с любовником! Ты не волнуйся, я не стану мешать твоему счастью. Поздравляю, теперь ты абсолютно свободна! Я подаю на развод!
- Милый, у меня никого нет! Я люблю только тебя! - схватившись за живот, пыталась догнать мужа Ирина.
- Это ещё что за самодеятельность?! - грозно глянула на неё медсестра. - Больная, Вы что хотите вообще без детей остаться?!
- Мне уже всё равно, - без сил упав на кровать, еле слышно выдохнула пациентка.
Прошёл год. Голубая весна, звеня капелью, провожала веселыми ручейками ребятню со школ по домам.
- Сынок, ну когда ты уже женишься? Так хочется успеть понянчить внуков. Что-то сердце стало часто прихватывать. Боюсь, не успею.
- Мать, просил ведь, не надо поднимать больше никогда со мной эту тему! - резко одёрнул Марию сын.
- Ну, я буду не я, если не выдам за него Викулю. Один раз сработало и во второй раз поможет, - заговорщически сказала своей приятельнице пожилая женщина .
- Вика, девочка моя, знаю, любишь моего Петю. Да и как такого не любить? И мне ты давно нравишься. Слушай, девка, подсоблю я тебе, коль слушаться меня будешь. Приходи к нам завтра вечерком. Я ему снотворное - то добавлю. А как станет он засыпать, я выйду подышать свежим воздухом, ну а там уже, девка, дело за тобой. Не растеряйся. Он у меня парень ответственный, совестливый. Ты, главное, сделай всё правдоподобно. Будто бы у вас с ним всё было. Он наивный. Его даже жена - продавщица облапошила. Тебе ли не справиться. А как поженитесь, так и взаправду забеременеешь.
- Ох, тёть Маш, даже и не знаю, - задумалась Виктория.
- А что тут знать? Если мужчина долго без женщины, то сопьётся, к гадалке не ходи, сопьётся. Ты этого хочешь?- надавила на девушку Мария Викторовна.
- Ладно, согласна я, - решилась Вика.
Через три месяца была свадьба. А вскоре родился и долгожданный первенец.
- Петенька, поехали скорей в Род. дом. Я должна немедля увидеть своего внука!
- Мам, ведь нам сказали, что роды только начались. Рано ещё!
- Пока приедем, будет в самый раз. Надо ещё врачам презент купить.
- Ребёнка спасли, а мать не удалось. Простите, мы сделали всё, что было в наших силах, - сказал врач, потупив взор.
- Как?! Что значит, не удалось?! Простите?! Вы ополоумели совсем что - ли?! - возмущению женщины не было предела. - Да я на Вас в суд подам! - в ярости орала свекровь.
Забрав малыша, сын и мать уставились друг на друга.
- И что теперь делать? У меня уже возраст не тот, - развела руками новоявленная бабушка.
- Няню возьмём, - угрюмо сказал Пётр.
Глава 3
Унылая череда дней сменяла друг друга, превращаясь в вереницу бесконечных недель и месяцев.
- Сын, почему опять в доме бутылки? Ты что хочешь, чтобы тебя уволили с работы?!
- Мам, я уже ничего не хочу. Вообще ничего, - безучастно отвечал мужчина.
- Ладно, сама заварила эту кашу, сама и расхлёбывать буду, - решила Мария.
- Вы? Зачем Вы пришли?! - с негодованием воскликнула Ирина.
- Повиниться пришла, дочка! Выслушай, меня, прошу. Просто выслушай, а там решай сама. Любит тебя Петя, не может забыть. Знаю, и ты его любишь по - прежнему. Знаю, была ему верна. Это я, окаянная, разрушила Ваше с ним счастье, - заломив себе руки, в отчаянии воскликнула женщина. - Думала, лучше знаю, что сделает мою кровинушку счастливым, да, вишь, ошиблась. Прощения просить не стану. Понимаю, за такое не прощают. Прошу об одном: верни моего сына к жизни, как мать, тебя прошу!
Ирина сидела, не шелохнувшись.
- Зря вижу пришла, зря. Понимаю, глупо было надеяться, - горестно произнесла Мария Викторовна и вышла вон.
Собирая внучку на прогулку, Мария сказала сыну:
- Петя, это я всё подстроила: и выкидыш, и знакомство с Викой, и про любовника Ирины тоже я соврала тебе. Я к Ире сегодня ходила. Верна она тебе была тогда. И любит до сих пор.
- Это она сама сказала?! - бросил враждебный взгляд на мать Пётр.
- К чему слова? Материнское сердце и без них всё знает. У неё не просила прощения и у тебя не буду. Не стыдно. Любила тебя, как могла. По - другому не научили. А вот исправить то, что наделала попытаюсь. Поэтому и признаюсь тебе. Прошлое не изменить, но будущее спасти твоё хочу попробовать. Понимаю, что возненавидишь меня теперь. Что ж, пусть. Если хоть на один миг удастся тебя сделать счастливым-это будет стоить того, сын.
По тёмному небу плыли тяжёлые тучи. Дождь лил, как из ведра. Торопливо заходя в подъезд, где теперь жили сын с женой, женщина чувствовала волнение. Стоит ли идти или лучше вернуться к себе?
- Мама, Вы что стоите? Холодно ведь. Пойдёмте в дом, - услышала она голос невестки, заходящей в подъезд.
- Петь, возьми мамин зонт. Аккуратно, он мокрый.
- Ириш, могу я посмотреть малышку? - нерешительно спросила Мария Викторовна выписавшуюся из Род. дома сноху. - Имя уже придумали?
- Машенька, - улюлюкая пищавшему комочку, сказала Ирина. - Мария.
В глазах бабушки заблестели слёзы:
- Родные мои, значит Вы меня простили?
- Проходите к столу, сейчас будем обедать, - задумавшись о чём - то своём, тихо сказала Ирина.
5 Авторитеты девяностых
Алексей Борзенко
У Виталия, это была не фамилия и не криминальное погоняло. Это детское прозвище. Ещё лет в восемь в школьной сваре перьевой ручкой ему травмировали глаз. Он видел только одним глазом и врачи запрещали ему заниматься спортом, исключали из списочного состава группы и из заявок на соревнования. Тренер не мог его выставить из зала.
Он заявлял: "Я Казак и я сам решаю, что мне можно, что нет".
Так это детское прозвище и прилипло к нему на всю жизнь.
Я познакомился с ним в Ростове на региональном юношеском турнире. Его не было в заявке, он упросил Жмурина взять его в качестве зрителя. На первом взвешивании его не допустили. На повторном уже не проверяли заявку, а записывали прямо в протокол. Он отборолся пять кругов, в тройку не попал, но главный судья соревнований, олимпийский чемпион Валентин Николаев сказал Жмурину: "У вашего Казака характер".
Возвращаясь домой Казак поставил на уши весь вагон. На каждой остановке он выбегал из вагона и бежал в сторону от перрона, как он объяснял, знакомиться со страной. Жмурин невозмутимо читал газету.
Пассажиры, особенно женщины, возмущались: "Куда вы смотрите, он же отстанет от поезда, с ним что-нибудь случится, вы плохой тренер, вы же отвечаете за ребёнка".
Но вскоре своей гиперактивностью, он достал всех пассажиров и на следующих остановках, когда он убегал с территории вокзала, бывшие сердобольные заявляли: " Чтоб он отстал от поезда, чтоб его задержала милиция".
Ночью, когда все уснули, Казак, накрывшись простынёй, ходил по коридору, изображая привидение, рассчитывая кого ни будь испугать, но он так умотал всех, что никто, к своему счастью, до рассвета не проснулся.
С возрастом гиперактивность прошла, но не в схватках. На ковре это был таран, сверхжёсткий и немного сумбурный, особенно, если поединок складывался не в его пользу. В этих случаях, его часто снимали за грубую борьбу и за неспортивное поведение. В случавшихся на соревнованиях сварах, Казак всегда был среди участников. Вне спорта был спокоен, собран, хладнокровен, расчётлив. До завершения спортивной карьеры, в свободное от тренировок и соревнований время, пропадал на Волге. Крышевал ли он бракуш или был посредником между ними и скурмачами, обсуждению не подлежало.
Перестав участвовать в соревнованиях, Казак стал тренером в ДЮСШОР. С ужесточением требований, понадобился диплом о педагогическом образовании, а он не окончил и шести классов, но вдруг оказалось, что имеет аттестат об окончании вечерней школы, хотя и не знал где она находится. В Волгоградском институте физкультуры Казак отучился по полной программе. Говорил, что процесс обучения ему понравился, что обязательно продолжит своё образование. Кучкин протолкнул его и в аспирантуру.
Перницкий пошутил: "Виталик возьми тему научной работы по педагогике - как одним приемом переломать сопернику все конечности".
На что Кучкин ему ответил: "Вы здесь люди тёмные, малообразованные, а Виталий Васильевич интеллигент, интеллектуал и ещё обогатит российскую педагогическую науку в плане духовно нравственного развития подрастающего поколения".
Как в воду глядел. Казак стал успешным тренером. Его группы были переполнены. Зал был забит. Его ученики показывали результаты. В спортшколе и спорткомитете он был на хорошем счету.
К нужному времени у него сформировалась не только сильная спортивная команда, но и организованная, дисциплинированная, послушная бригада спортивного сообщества, которая взяла под контроль центральный район города. Они выдавили из города пиковых и законников. Сам Казак возглавил крупную российскую финансово-инвестиционную компанию. Под крышей его бригады эта компания развернула бурную деятельность начав с торговых ларьков и палаток, вскоре открыв десятки филиалов во многих российских городах. В связи с чем, начались проблемы с тамбовской и подольской группировками, лидеры которых хотели иметь с компании проценты, мотивируя тем, что она ведёт свою деятельность на подконтрольных им территориях.
Со времён спортивной молодости у Казака были дружеские отношения с Отари Квантришвили - "российским министром по связям криминала с общественностью". Их деловые связи со временем укрепились. В результате Казак имел мощную поддержку из Москвы, что, однако, его не спасло.
Какую-то диссертацию по "воспитанию и развитию духовно нравственных качеств в молодёжной среде", с помощью Кучкина, он написал, сдал все предметы кандидатского минимума. Кучкин подготовил диссертационный совет, была назначена дата защиты. Под банкет был арендован ресторан гостиницы "Интурист". Защита не состоялась, Казака застрелили в подъезде своего дома. Он стал первой жертвой, начинавшейся в городе криминальной войны.
В отличии от пришедших ему на смену новых криминальных авторитетов Казак не был беспредельщиком, старался мирным путём решать возникающие проблемы с другими группировками. Не допускал в городе распространения наркотиков. Оказывал финансовую поддержку областной федерации классической борьбы.
В своё время он организовал, учредил и спонсировал Всесоюзный турнир по классической борьбе в Камышине, посвятив его памяти уроженца этого города легендарного лётчика Алексея Маресьева. В спорткомитете СССР порешал вопрос его классификации и перенёс турнир в Волгоград. После смерти Казака новые авторитеты переименовали этот турнир, посвятив памяти своего бывшего лидера и до сих пор спонсируют его ежегодное проведение.
В молодости, мы в одной команде участвовали с ним в турнирах: во Львове - памяти Николая Кузнецова, в Сочи - памяти Николая Островского, во Фрунзе(Бишкек) - памяти генерала Панфилова. В честь кого проводят сегодня турниры в этих городах, если проводят? Современная молодёжь даже не знает кто такие Маресьев, Кузнецов, Островский, Панфилов. У них другие авторитеты, другие герои.
При входе на центральное Даргорское кладбище могила Казака в окружении могил его учеников. В каждом городе России лучшие участки кладбищ принадлежат безвременно ушедшему поколению ребят лихих девяностых. К сожалению, есть среди них и мои ученики. Те, кому повезло уцелеть в том круговороте, отправились на нары. Мало кто вырвался из омута тех лет. Печально.
6 Пашин дуб
Леда Шаталова
Паша жил в небольшом, но уютном как- то по-домашнему и зеленом городке, с мамой и бабушкой. Когда Паше исполнилось 10 лет, бабушки не стало. Паша с мамой долго горевали и тосковали по ней. Она была маминой мамой, очень подвижным и веселым человеком. Поэтому им ее очень не хватало, но шли годы, Паша рос и постепенно он привык, что они с мамой вдвоем. Пашу мама очень любила, все для него делала, а сын отвечал ей тем же. Он хорошо учился, занимался спортом, в школе его всегда хвалили. Мама как- то придя с родительского собрания в школе, смеясь Паше сказала: «ну, что это такое?! Тебя все время хвалят, ты бы хоть раз что-нибудь выкинул, а то скучно». Видя, что Паша смотрит на нее с удивлением, добавила улыбаясь и обнимая его «шучу конечно, ты у меня просто золотой, радость моей жизни». «А, ты у меня самая лучшая мама на свете» серьезно сказал Паша. Живя вдвоем с мамой он как- то не задумывался, о том, что у других ребят есть отцы, у них полная семья, не у всех, конечно, но о том, что у него самого нет папы как- то не думал. Когда он учился уже в выпускном классе и усиленно готовился к поступлению в В.У.З. на физмат Паша хотел стать физиком как мама. Он вышел во двор с книгой, чтобы и воздухом подышать и позаниматься, сел на свою любимую лавочку, так как она была старая Паша ее летом покрасил. Лавочка стояла под молодым дубком. И он очень любил наблюдать весной, как на нем появляются первые, нежно зеленые, еще липкие, так как только вылупились из мамы- почки, а осенью, хоть деревце и было еще молоденьким, но уже давала плоды- крохотные желуди. И вот, Паша сел на лавку и углубился в чтение. Во двор высыпали мальчишки. Это была, как говорили соседи блатная компашка, во главе с предводителем Петькой. Их шайка была головной болью всей округи. Они все курили, распивали пиво, а то и, что покрепче, а от безделья хулиганили как по- мелкому, так и по- крупному. Им явно было нечем заняться и они искали как бы и чем развеять свою скуку.
Тут Петя заметил Пашу, и решил, что вот, подходящий объект, чтобы повеселиться. Он подскочил к Паше и выхватил книгу, а компашка дружно заржала. А, Петька веселясь и улюлюкая заорал, «что мальчик- паинька, книжный червяк отобрали у тебя конфетку? Беги скорее, жалуйся мамочке»
О том, что Паша занимается единоборством во дворе не знал никто, кроме его близкого друга Игоря. Паша был человеком не конфликтным, всегда старался уладить все мирным путем, но тут волна гнева захлестнула его, но даже в этой ситуации он не забыл наставления тренера, о том, что нужно рассчитывать силу удара так, чтобы не наносить серьезных травм противнику, а просто его нейтрализовать. Поэтому, рефлекторно выбросив кулак в направлении Петькиной челюсти, он пригасил силу своего удара, но его хватило, чтобы тот улетел к забору и шмякнулся на землю. А Петькина шайка с восхищением протянула: «вот это удар!»
А, Петька поднявшись, с ненавистью глядя на Пашу крикнул: «козел вонючий, безотцовщина! Мой папа вас тут всех с грязью смешает». Во дворе все знали, что у Петьки отец какой- то большой начальник. Его сынок тем и удерживал свой авторитет среди шпаны, что как он говорил одаривал всех, как с барского плеча: раздавал жвачки, сигареты, банки с пивом и др.
Пашу резанули слова «безотцовщина», ему показалось аж сердце закололо, он поспешил домой, боясь, что не выдержит и расплачется.
Когда он прибежал домой, он кинулся к маме, у нее был свободный день и она к счастью была дома. «Мама!» закричал он, она напуганная его громким призывом выбежала из кухни. «Господи! Что случилось?» Она увидела взлохмаченного сына, в куртке с оторванным и болтающимся на нитках карманом. Это Петька оторвал, хватаясь за его куртку. «Ты, что подрался?» с испугом и недоумением спросила она. Но, заметя, что по щекам сына катятся слезы, испугалась еще больше. «Тебя покалечили? Тебе больно? Кто тебя обидел?» вопросы так и сыпались от перепуганной мамы. А Паша глотая слезы, вдруг закричал, глядя в глаза матери: «Кто мой отец, где он?». Она вначале опешила, не ожидая этого вопроса, но Паша перестав кричать, требовательно повторил вопрос «так кто мой отец? Скажи мне правду, почему ты мне о нем ничего не говорила, ведь у других есть отцы, а у меня?» и тут же добавил тихо: «меня обозвали безотцовщиной». А мать обреченно вздохнула, «да, я виновата перед тобой, мне давно следовало тебе все рассказать, но я думала, что так будет для тебя лучше». А, Паша опять сорвался на крик, «что лучше? Не знать кто твой отец и расти без него?». «Хорошо» устало сказала мать, «Я тебе все расскажу». Они прошли в комнату и сели на диван, Паша видя, что мама плачет, опомнился, обняв ее за плечи, сказал тихо: «я не хотел на тебя кричать, извини меня» и тут же поторопил «ну, рассказывай»
И она стала рассказывать: «Я училась на физмате, когда встретила его, мы учились на одном курсе, он был очень умный и хороший» «Почему был, он что умер?» перебил ее сын. «Да, нет не думаю, ведь мы с ним не развелись, если бы, что- то с ним случилось, мне бы сообщили». «Что значит не думаю? Так жив он или, нет» сердясь спросил Паша. «Не перебивай, я тебе расскажу все как есть, а ты сам сделаешь вывод, к тому же у него может быть другая семья, в общим я не знаю о нем сейчас ничего». «Хорошо, слушаю .А если он такой хороший как ты описываешь, то где же он?», «Не знаю» покачала она головой, «Так, ты будешь слушать?» «Когда мы с ним учились, у него весь курс задания списывал, такая у него голова! После окончания Вуза, мы поженились, да звали его то есть, зовут», поправилась она, наткнувшись на сердитый взгляд сына; «Владимир, да ты и сам должен был догадаться, ведь у тебя отчество Владимирович. Потом я пошла работать в школу, а он в НИИ- Институт научных исследований, да когда мы поженились» добавила она» «он посадил вон тот дубок» она подвела сына к окну и показала на дерево, под которым стояла скамейка. «Это, же моя любимая скамейка!» воскликнул Паша. «И скамейку он тоже смастерил, а когда посадил дерево сказал: «Если у нас будет сын, пусть он будет таким же крепким и выносливым, как этот дуб». «Тебя тогда еще не было на свете, а когда ты родился, отец тебя очень любил», и тут же спросила с грустным удивлением, а ты его совсем не помнишь?» «Смутно припоминаю, что когда-то в нашем доме был высокий, сильный и веселый мужчина, а потом забыл, да и потом не задумывался, что это был мой папа» Печально добавил Паша. И поторопил: «А, дальше, что?» А, она продолжила «Дело в том, что он очень мягкий человек. Вот, например: когда работал, проводил исследования, писал статьи, но выходили они под именем других людей- начальников и заведующих, я сколько с ним ругалась по этому поводу, а он только отмахивался, улыбнется и скажет: «да, какая разница, ведь моя идея увидела свет, все с ней ознакомились, и это важно». «у него напрочь отсутствовало самолюбие, хоть он и защитился, стал кандидатом наук. В годы перестройки, финансирование института прекратили, он попал под сокращение, остался без работы и сколько не искал потом не смог устроиться по специальности. Я его успокаивала, говорила, что я ведь работаю, нам хватает, а ты подыскивай и не переживай, но он сердился и возражал: «Я, что у тебя на шее буду сидеть?». Не найдя ничего подходящего, он устроился грузчикам, хоть я и была против. На этой тяжелой работе он получил грыжу позвоночника. Врачи запретили ему заниматься физическим трудом. Опять начались его мытарства, в поисках работы.
Ты рос, материально становилось все труднее, папа совсем пал духом, а в нашем дворе появился еще один безработный-сосед Толя, вот он и пристрастил твоего папу к алкаголю.
Вначале, он пил немного, но мои упреки и просьбы игнорировал и продолжал пить все больше и больше, я его убеждала, что сдаваться нельзя, нужно думать о сыне, но ничего не помогало.
И вот, однажды, мое терпенье лопнуло, когда он пришел, вернее приплелся, так как еле- еле стоял на ногах, к тому же когда его не было, я обнаружила пропажу, из коробки в которой я хранила деньги, я как раз положила сумму тебе на зимние ботинки, они исчезли, а он их пропил!. Я стала на него кричать, что он ничтожество, пьяница и чтобы он убирался вон из квартиры и больше не возвращался, а он вдруг, ударил меня наотмашь и тут же сам испугался. Я видела как он торопливо собирает свою сумку, но не сделала попытки остановить его и он ушел. Квартира была моей так как досталась мне от бабушки. Больше я его не видела, хотя, какое- то время спустя пыталась его найти и вернуть, но он исчез! Вот, и весь рассказ.
Паша молчал и мать расценив его молчание по- своему с испугом спросила: «Пашенька, ты теперь меня возненавидишь?», «За что?» с изумлением спросил он. Ну, ведь я тебя лишила отца» с горечью ответила она. Сын молча обнял мать, а помолчав сказал: « ты поступила в то время так, как считала правильным, и не мне тебя судить» и добавил тихо : «Я его буду искать», а потом попросил: «покажи мне его фотографию, если она у тебя есть». «Конечно, есть» обрадовалась мама. Когда он увидел фотокарточку, он долго всматривался в молодое, улыбающиеся лицо, почему- то такое знакомое и родное, а потом понял, да ведь он на меня похож и сам себя поправил улыбнувшись, вернее это я на него похож. Он смотрел, и смотрел в эти чудесные глаза и никак не мог оторваться и шептал «папа»,словно пробуя на вкус это новое слово и совсем не понимал, как он мог жить без отца? И вспомнилась обидная фраза брошенная Петькой «безотцовщина», а вспомнив, сказал вслух: « а, вот и нет, у меня есть отец!», «что, ты там говоришь?» спросила мама, все еще взволнованная этим тяжелым разговором, «да, так ничего» ответил он ей
Паша сдержал слово. Собрав все данные отца и прихватив фотографию пошел в районный отдел полиции и подал заявление. Он и сам пытался узнать где только мог хоть что ни будь о папе, но все безрезультатно.
Паша уже учился в Университете на физмате и очень старался, учился хорошо, про себя думая, что когда найдет папу, чтобы тот им гордился, поиски он не оставлял. А, еще он ухаживал за своим дубком, весной побелил низ ствола, защита от вредителей. А, когда у него было свободное время, торопился к деревцу и садясь на лавочку, тихонько разговаривал с ним, как будто он говорит со своим папой.
Однажды, придя с занятий домой, еще в коридоре почувствовал чудесный, ванильный дух и обрадовался: «Мамочка, ты, что- то печешь?» крикнул он. Заглянул в кухню и увидел, что мама испекла торт и посыпает его орехами «Ух ты! Мой любимый «Наполеон» с восхищением протянул он. «По какому поводу праздник?» смеясь спросил Паша, но увидев грустное лицо матери, оборвал смех. «Мама, что случилось?». «Да; понимаешь у Димы сегодня день рождения, вот я и подумала, может отметим, чай попьем» смущенно добавила она. Конечно, мамочка, только я на пару минут выйду на улицу, воздухом подышать, а то что- то голова болит» Конечно иди, а я пока тут все приготовлю, а может ты поешь сначала?».Да, нет я в столовке обедал» ответил сын.
Он маме не стал говорить, что услышав о дне рождении отца ему захотелось сначала поговорить со своим дубом Вот, и сказал, что хочет воздухом подышать.
Паша сел на свою лавочку, перед этим погладив ствол деревца, а потом, прикрыв глаза, стал думать об отце, перед его мысленным взором стояло лицо с фотографии. Он так углубился во внутреннее созерцание, что не услышал, а скорее почувствовал, что рядом кто-то сел. «Ну, вот» с раздражением подумал он «как- будто нельзя сесть на другую лавку, даже подумать не дают спокойно». Он машинально повернул голову чтобы посмотреть кто его потревожил. И вдруг, его глаза встретились с глазами человека, который сел рядом. Он не отрываясь все смотрел и смотрел, в эти родные, до боли знакомые глаза, а губы вдруг, прошептали: «папа!». А, мужчина с фотографии, только живой и постаревший, который сидел рядом робко, но утвердительно в ответ прошептал «сынок!» и добавил, поникнув головой «прости меня». А, Паша бросился к нему, обнял и все повторял, как заклинание: «папа, папа…наконец, то я тебя нашел, мне без тебя так плохо!». А, потом, когда волна бурных эмоций схлынула, они сидели обнявшись и долго разговаривали.
Отец рассказал, что когда Саша- мама Паши выгнала его, он ночевал то у одного знакомого, то у другого, искал работу перебиваясь случайными заработками, несколько раз даже на улице ночевать пришлось. Я каждый вечер приходил к дому, на окна смотрел, чтобы тебя и Сашу увидеть, а зайти боялся. Во время своей исповеди он все время повторял: «я совсем теперь не пью!» и заглядывая Паше в глаза, спрашивал: «ты мне веришь?». А, сейчас, как он сказал, работает сторожем на стройке и живет там же в вагончике, а вот, когда стройка закончится, даже не знаю где буду жить, ведь у меня нет дома» горько добавил он.
«Глупости!» пылко вскричал Паша «У тебя есть дом! Почему ты раньше не вернулся?» «Я боялся» опять повторил он только издали на вас смотрел» и заплакал. Тут, Паша заметил, что уже совсем темно и спохватился»Господи! Мама же меня ждет, волнуется, я же ей сказал, что выйду на чуть- чуть. Он схватил отца за руку, «пошли скорей домой!». «Нет, нет» запротестовал тот «ты иди, а я не могу, я так виноват перед Сашей, да и не помнит она меня, я ей такой не нужен. «А, вот и не правда, еще как нужен и помнит она тебя, вот торт испекла сегодня «Какой торт?» недоуменно спросил отец «причем тут торт? «А, притом, что у тебя сегодня день рождения!» вскричал Паша.
Отец нахмурился и пробормотал «а, ведь правда. А, Паша несмотря на то, что отец продолжал упираться потащил его, как маленького за руку домой. Отец все делал попытки уйти, но сын его крепко держал.
Мама, услышав, что дверь хлопнула, крикнула «Паша! Ты куда пропал? Я уже хотела идти тебя искать» Она вышла из кухни, увидела Пашу, а рядом с ним мужчину, до боли знакомого, которого сын держал за руку. Она остановилась. Текли секунды, минуты Паша уже начал беспокоится, да и отец переминался с ноги на ногу. Но, тут мама сорвалась с места, кинулась обнимать этого постаревшего, чуть сгорбленного человека, ее любимого мужа, отца Паши. Они долго стояли обнявшись и молча плакали. А Паша, все ходил вокруг них и тоже плакал от радости, а потом обхватил их обоих своими большими руками и сказал счастливым голосом «Наконец- то, вся моя семья в сборе
А, потом они пили чай с маминым «Наполеоном». И взахлеб, перебивая друг друга обо всем рассказывали, стремясь наверстать упущенное время- время разлуки. Но, впереди у них еще была жизнь и время, чтобы исправить ошибки!
7 детство прошло в концлагере
Зинаида Малыгина 2
Из рассказа Щербакова Алексея Прокопьевича, проживающего в городе Кировске (Мурманская область)
Своё детство мне пришлось провести в концлагере в Австрии, когда мне было 11 лет и когда деревня Дубово Витебской области была захвачена фашистами. Это было в 1943-45 годах, два трудных года. В одном бараке концлагеря рядом с нашей семьёй жила семья Дудкиных с маленькой худенькой девочкой Тамарой.
И вот через 50 лет в Петербурге мы встретились с ней, уже взрослой женщиной Тамарой Николаевной. У неё каким-то чудом сохранилась лагерная фотография. Говорить не могли, сидели и плакали…
Она нашла в архивах цифру: среди заключённых поимённо было названо 104 ребёнка. Тамара Николаевна многие годы разыскивала данные о каждом, ожидала встречи, но сумела найти только мой адрес.
Начали вспоминать военные годы. Когда в нашей деревне Дубово был убит партизанами немец, деревню фашисты подожгли и велели жителям построиться в колонну.
Погнали женщин с малыми детьми и стариков по снежной колее. Оглянувшись, мы могли видеть зарево от догорающей деревни, от наших домов вместе с нашим небогатым имуществом.
Несколько километров шли до деревни Стыкино, где нас приютили местные жители, а немецкий штаб расположился в деревне Пахомовичи.
По дороге немецкая колонна подорвалась на мине, заложенной партизанами. Теперь было понятно, что покоя нам не будет – жди расправы. Так и случилось. По доносу выгнали из дома старика и двух подростков и расстреляли на виду у всех.
Как осталась жива моя бабушка и мама с тремя детьми – чудо. Ведь наш отец был председателем колхоза и ушёл на фронт в июле 1941 года. Полицай Гришка Лукашев почему-то скрыл эту информацию, пожалев женщину с тремя малыми детьми.
Начались наши скитания по чужим углам. Летом жили в землянке, соорудили каменку из булыжников для приготовления пищи. Дым из землянки выходил через дверь, а в питание шли грибы, ягоды и травы. Перебивались, как могли, нашими малыми силами без мужской помощи.
Однажды утром приказали всем жителям вместе с детьми построиться в колонну. Тех, кто не вышел, расстреливали на месте. Колонну погнали на ближайшую станцию, погрузили в товарные вагоны и повезли на Запад в заколоченных вагонах-телятниках.
Прибыли в польский город Белосток. Поселили нас в бараки, обнесённые колючей проволокой.
Так мы оказались в концлагере, где кормили баландой. От этой пищи у всех случилось расстройство желудка, а моя маленькая двухлетняя сестрёнка умерла, как и многие другие дети.
Мне же помогла смекалка: я подползал под колючую проволоку и бежал в деревню к австрийцам, просил у них хлеб и бегом бежал назад покормить маму, бабушку и вторую сестрёнку.
Мама понимала, что я подвергался смертельной опасности, но другого выхода не было. Так в 11 лет я стал кормильцем трёх женщин: бегал я быстро, просил жалостливо и так спас семью от смерти.
Через год нас перевели в лагерь Дойчендорф, который находится около города Капфенберга в альпийских Альпах. Это красивая местность на холмах, покрытых зеленью. Среди этой красоты было построено много лагерей для гражданского населения и военнопленных.
К нам в лагерь приходили поляки, чтобы выбрать из обессиленных людей рабочую силу для сельскохозяйственных работ, но из нашей семьи им никто не понадобился.
Весной 1944 года нас опять погрузили в вагоны и повезли дальше на Запад.
Оказались мы в Австрии в городе Грац, который по величине уступает лишь Вене. Город утопает в зелени, ярко светит солнце, а на платформу выходят грязные и оборванные люди, от которых все отворачиваются и показывают пальцем.
Опять построили колонну и в сопровождении конвоя поселили в лагере на окраине города. Всех остригли наголо, обсыпали каким-то серым вонючим порошком и отвели в бараки на двухъярусные нары.
Спали на голых досках, а от скудости пищи и скученности началась эпидемия брюшного тифа. Выживших, которые покрепче, отправили в город Гамбург для разборки завалов после бомбёжки и для земляных работ.
Заболела сестра, а я был так слаб, что даже не мог навестить её в лазарете.
Теперь уже мама пролезала под проволоку в темноте и шла просить милостыню. На ней был мундир неизвестного происхождения с блестящими пуговицами, и почему-то, глядя на этот мундир, ей охотно подавали и при этом смеялись.
Истина открылась позднее. Оказывается, на пуговицах была изображена карикатура на немецкую символику.Позднее немцы разглядели этот мундир и приказали пуговицы спороть. Так мама лишилась заработка, а мне стала постоянно мерещиться еда во сне и наяву.
Мне казалось, что я глотаю овсяный отвар, о котором мечтал днём и ночью…
Немного повезло, когда меня выбрали вместе с другими подростками возить тележку с мясной тушей.
Мы становились по бокам тележки и катили её, отталкиваясь одной ногой от земли. Рядом с тележкой шёл охранник, но мы все же умудрялись отрезать ножичком маленькие кусочки мяса и прятать их за пазуху.
Это было опасное и смертельное занятие, но другого выхода от голодной смерти не было. Эти лепёшки из кусочков спасли нам жизнь…
Уже в мирное время взрослым человеком я посетил место пребывания моей семьи в концлагерях. Не описать чувства, которые нахлынули.
Ведь у меня в детстве не было детства - оно прошло в борьбе за выживание. В Капфенберге сохранилась арка с колоколом в память о русских военнопленных.
Со слезами на глазах я стоял перед ней и тогда решил рассказать эти воспоминания для своих потомков. Пусть никогда не будет войн! Это говорим мы, дети войны.
Записано мною со слов Щербакова А. П., 1932 года рождения
8 Королева танго
Ираида Мельникова
Он любовался прекрасной женщиной.
Не то, чтобы был в нее влюблен. Нет. Но восхищался ее непосредственностью, утонченностью, образованностью, статью.
Он не мог позволить себе испытывать к ней чувства, потому что был семейным человеком, являлся обладателем собственной квартиры, где жена-прислуга-кухарка отчаянно старалась поддерживать семейный быт. Любил ли он жену? Тот еще вопрос.
Про себя он называл предмет своего вожделения королевой, не имея возможности насладиться ею в полной мере вследствие ее недосягаемости.
Как она танцевала!
При виде королевы, танцующей танго, он, казалось, превращался в сосуд, заполненный сладчайшим горным воздухом, дурманящим голову и обостряющим чувства. Мысли будоражили, желание обладать ею вонзалось в его сердце и выворачивало душу наизнанку. Он мечтал танцевать с ней, скользить по паркету под волшебные звуки танго, крепко держа ее в своих объятиях.
Как он ее ненавидел!
За то, что она не принадлежала ему, не замечала его, не восхищалась им – мега самцом, авторитет которого имел значение для окружающих. За то, что в нем напрочь отсутствовали способности для познания мира танго, в котором она купалась, наслаждаясь и изнемогая от живительной неги.
Как она его раздражала!
К нему все вокруг прислушивались, выполняли поручения, беспрекословно поддерживали его мнение, а она смотрела на него лишь с усмешкой и недоумением, до сих пор являясь для него загадкой. Ведь он не имел ни малейшего представления о том, чем она живет и с удовольствием занимается.
О том, что танго для нее – лучезарный мир, полный ярких красок и восхитительных эмоций, в котором она счастлива и безмятежна.
О том, что мир танго изменил ее жизнь, ее представление о предназначении человека и тайнах его души.
Он был очень зол!
Она, сама того не желая, заставила его ощутить животный страх.
В его устоявшемся мировоззрении годами выстраивался свой порядок. Являясь для всех успешным супермужчиной, он был глубоко убежден, что женщина должна сидеть на кухне, варить борщи и вытирать детишкам их сопливые носы. А он, лелея свое самомнение, должен быть хозяином для жены-кухарки-прислуги и детей.
А если предположить невозможное, и его жене вдруг надоест быть кухаркой и прислугой? Она позволит себе увлечься делом, непостижимым и непонятным для него? Тогда, несомненно, она также превратится в королеву, как эта недосягаемая для него женщина.
Постепенно меняя свое мировоззрение, она увидит, что ее муж - не мачо, а самовлюбленный пингвин, которого заботят собственные эгоистичные желания: вкусная еда и дорогой алкоголь в ресторанах, свои личные тайные развлечения и бестолковая любовница на стороне. Вдруг жена поймет, что он недостоин ее? Ведь все его показное величие рассыплется в прах. Вдруг она рассмотрит маску на его лице, за которой он умело скрывает свою незначительность?
Испытав страх, он обнажил всю свою низменную, порочную, мерзостную сущность.
С трудом обуздав свое восхищение королевой, он выдавил для нее порцию яда:
- Не понимаю, для чего ты стараешься выпрыгнуть из собственных трусов, усердно агитируя всех идти на занятия танцами? Нечего топыриться. Займись уже своим бабским делом – вари на кухне борщи, вытирай детям сопливые носы и боготвори мужа.
Избегая ее колючего презрительного взгляда, постарался быстро ретироваться.
Укрывшись в своем кабинете, он, все-таки, чуть-чуть испытал неловкость от своей прямолинейности в адрес предмета своего восхищения. Малая толика сомнения и раскаяния посетила его разум:
«А, может быть, попросить Деда Мороза подарить мне в подарок смелость, самодостаточность и достоинство?»
Секретарша прервала его раздумья, напомнив про совещание.
Снова надев на лицо маску величия и самомнения, подвел итог своим терзаниям:
«Нет. В своем мире я – мега самец, а мир танго для меня недосягаем. Следовательно, танго не существует».
Ваша Мамба, капля яда.
Благодарю за чтение моих произведений.
9 Не отрекайся от себя продолжение
Ираида Мельникова
Продолжу о своей службе в доблестных правоохранительных органах, а именно, в отделе защиты детей от безалаберных и бесполезных родителей. Называть их родителями язык не поворачивается, дабы отреклись они от самих себя, счастья, мечты и детей своих.
Подалась я как-то совместно с представительницей администрации района на свою территорию обслуживания, которая представляла собой обширный отрезок микрорайона огромного города в полтора квадратных километра. Что делать? Понимаю, что очень много. А кому легко?
Вы, наверное, имеете представление о том, что в огромных городах существуют районы, различные по социальному статусу и благоустройству. В центре города, например, где приличные и состоятельные граждане наслаждаются всеми прелестями новейших построек и коммунальных изысков, жить очень престижно и удобно. Респектабельный район города - это красивые дома, прекрасное уличное освещение, уютные скверики, огромные торговые центры, памятники и дворцы, на пешеходных дорожках и аллеях красивая тротуарная плитка.
Но, к сожалению, есть и другие городские районы: захолустье, окраина, темные грязные улочки и дома – халупы, годами ожидающие очереди под снос. Особенно удручает соответствующий контингент, населяющий эти развалюхи: алкоголики, тунеядцы, наркоманы, бывшие заключенные, отмотавшие срок в местах не столь отдаленных и отпущенные на волю под грозное око сотрудников надзорных органов.
Мне, как самому новенькому и рвущемуся в бой сотруднику, вручили «под фанфары» самый трущобный дремучий район, где расцвели ярким цветом притоны, малины, злачные места – пристанище воров, убийц, наркоманов, педофилов, мужеложцев, розовых лесби, обычных алкашей и других неблагонадежных граждан. Самое дно нашего общества.
Вот где школа жизни для молодого сотрудника! Пришлось, так сказать, побарахтаться в этой зловонной жиже. Всего не перескажешь. Но один живописный случай, который в один миг добавил мне нескольких лет жизни и седых волос, я запомнила на всю жизнь.
Так вот. Шагаем мы с представителем опеки и попечительства вдвоем по моей «территории обслуживания». Пёхом, бодро и с энтузиазмом направляемся в адрес, указанный сердобольными гражданами, сообщившими куда следует о нахождении в опасности маленького ребенка.
Две молодые женщины, две наивные дурочки поперлись в логово зверя, не понимая этого, не осознавая грозящей им опасности. Мелькнула у меня мысль, что нужно было сразу взять с собой молодцев с автоматами на дежурной машине, да отсутствие житейского и служебного опыта помешало.
- Ираида, как тут страшно, жутко! Я боюсь. Вдруг нас убьют? – Лариса жалобно заверещала, постоянно оглядываясь по сторонам, будто ее преследовали бандиты и разбойники.
Трущобы вокруг нас просто ужасали. Покосившиеся дома-развалюхи, зияющие черными дырами разбитых замызганных окон, заколоченных кое-где деревянными досками или ржавыми листами железа. Грязные улочки, развороченные и изрезанные глубокими колеями и траншеями, ни разу не асфальтировались. В воздухе стоял жуткий смрад от огромных куч, утрамбованных накопившимся за десятилетия мусором.
Иду, любуюсь на «восхитительные картины» районной клоаки и думаю про себя:
«Как здесь люди живут? Даже если ты и был нормальным человеком, то, очутившись здесь, обязательно превратишься в отвратную личность, сопьешься, станешь наркоманом и совершишь преступление. Захочешь забыться, чтобы не видеть окружающего тебя ужаса».
- Да-а, если даже не захочешь, все-равно запьешь, если здесь поживешь. Держись, Лариса, прорвемся. Вот еще, придумала! Кто захочет нас убивать? Никому мы с тобой не нужны.
Пока обменивались впечатлениями, я все-же позвонила в отдел и вызвала в адрес машину. На всякий случай. Пусть лучше меня отругают за неэффективное использование дежурного автомобиля, чем…будут увозить в черных пакетах наши с Ларой бездыханные тела.
Мы нашли нужный нам дом, куда нам обеим совершенно не хотелось заходить. Но «труба зовет». Ребенок в опасности. Грязный дощатый тамбур, замызганный и затоптанный длинный коридор со множеством дверей и общей кухней. Старый барак.
На кухне, по-видимому, была в самом разгаре шумная попойка, слышались громкие голоса, звон стаканов, крики, хохот. Вот мы попали! Стараясь превратиться в невидимок, мы, чуть ли не на цыпочках, прошли до конца коридора в поисках нужной двери.
Я протянула руку, чтобы ее открыть, но, не найдя чистого места на ручке, передумала и потихоньку открыла ее носком ноги. В нос ударила несусветная вонь.
В грязной комнатушке было сумрачно. Солнечный свет с трудом проникал в помещение через разбитые окна, заколоченные железными ржавыми листами. В углу на железной кровати с панцирной сеткой в куче зловонного тряпья лежала древняя старуха. На измазанном в фекалиях и моче матрасе, брошенном на холодный грязный пол, ползал совершенно голенький малыш девяти месяцев от роду.
Около шифоньера за дырявой замусоленной занавеской послышалась возня, ахи и вздохи. Отодвинули мы шторку и обнаружили за ней горе-родителей, активно предающихся любовным утехам. С упоением похотливых кроликов они спаривались, спрятавшись за шкафом, пока их чумазый, замерзший и голодный ребенок ползал на грязнущем матрасе.
Вывод был очевиден:
- Доброго дня, товарищи. Собирайте документы, одевайте ребенка, мы его забираем в приют.
Мамаша, больше похожая на лахудру, завизжала, заорала, запрыгала, словно дикая кошка. По-видимому, не была согласна с нами и не собиралась выполнять наши требования. Уразумев, что крики и вопли не возымели никакой реакции с нашей стороны, она выбежала из комнаты.
Папаша, безучастно наблюдающий за происходящим, молча начал собирать документы и одевать малютку, пока чей-то отвратительный резкий голос не произнес:
- Что тут происходит?
- Это она, это она хочет отобрать моего ребенка, - визжала мамаша – любительница сексуальных забав, показывая на меня пальцем с обгрызенным ногтем.
Я обернулась и поняла, что попала в ад. Передо мной стояла огромная образина в трениках и с голым торсом. На оголенной половине тела от татуировок не было свободного места. Как последняя дура я пялилась на живописные картины нательного боди-арта с криминальным оттенком: купола, роза ветров, череп, якорь, нож со змеей, паук, сердце.
Подняв глаза на бритую рожу со звериным оскалом и сверкающими злющими глазами-буравчиками, я поняла, что попала.
«А вот теперь мне – каюк! Он одним махом открутит мою хорошенькую головку, выкинет ее в вонючую яму в самом темном закоулке, и никто меня не найдет. Да, забыла. Перед этим еще изнасилует! Все, прощайте мои родные. Отслужила, отжила, молодой погибну».
Я взяла себя в руки. Подумала, что фиг ему, уроду, чтобы я его боялась! Посмотрела татуированному имбецилу прямо в глаза и произнесла громко, четко, без дрожи в голосе:
- Я сказала, что заберу ребенка в приют, где его накормят, отмоют и вылечат. Его спасут от отвратительных родителей.
- Это Машка с Коляном – отвратительные родители?
- Да.
Амбал заржал громко, зычно, заставив Машку с Коляном втянуть головы в плечи.
Несколько секунд, а может минут, часов или веков, мы смотрели друг другу в глаза. О чем думал этот зек, что планировал, шевеля мозгами в своем черепе, двигая шариками в криминальном умишке, я не могла знать. Стояла жуткая тишина, никто из присутствующих не смел вздохнуть и открыть ненароком свое присутствие в этой немой сцене. Казалось, я слышала, как гулко стучит мое сердце при виде моего врага.
Вдруг уголовник повернулся в сторону горе-мамаши и издал зычный рык:
- Быстро, курва, собери ребенка и отдай ей. Ты поняла?
Задрипанная куртизанка съежилась, ее взгляд потух и утратил яростные стрелы и молнии, летевшие в мою сторону.
- Но…
- Цыц, я сказал. А ты быстро собери документы, - приказал он горе-папаше, который, безмолвно повинуясь, тихо побрел в комнату.
Раздав приказы, он произнес:
- Мадам, ваши приказания исполнены. Чем я еще могу помочь?
- Я могу взять у вас объяснение в качестве соседа- свидетеля в том, что эта семья неблагополучная?
В ответ он заржал, издавая конские вопли:
- Никогда еще не был свидетелем. С удовольствием. Все для вас.
Завершив, наконец, оформление документов, только заметила, что моя спутница в полуобморочном состоянии прислонилась к стене, бледная и дрожащая.
- Ты жива, Лариса?
- Лучше бы я умерла.
- Ничего, прорвемся. Пол дела сделано. Осталось только благополучно уйти.
Вышли мы с Ларой и спасенным ребенком на улицу, а там в машине наши ребята с автоматами.
- Ну, вы даете! Нас там могли убить, а вы тут прохлаждаетесь!
- Да вроде тихо все было, не кричал никто.
- Мертвые никогда не кричат. Не умеют.
Отвезли мы малыша в детский приют-больницу, где он, наконец, узнал, что такое теплая чистая постелька, вкусная еда и игрушки.
Еще долго- долго после этого происшествия ходили ко мне в отдел горе-родители и отчитывались за проделанную работу, чтобы появилась таки у них возможность вернуть ребенка в семью.
Список работы был большой:
- устроиться на работу,
- сделать ремонт в жилище,
- обеспечить надлежащий уход за престарелой бабушкой, прикованной к постели,
- обеспечить надлежащие условия проживания ребенку,
- отказаться от вредных привычек (алкоголизм, наркотики).
Трудно, ох, как трудно изменить свою жизнь, не отречься от себя, взять себя в руки и постараться прожить свою жизнь так, чтобы не было стыдно перед собой, детьми, родными. Чтобы ребенок, которого ты воспитал, любил тебя, не оставил в старости и немощи, и был благодарен за то, что ты подарил ему жизнь.
«Самое дорогое у человека – это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы»
10 Цените
Юрий Захаренко
За окном пушистыми хлопьями медленно падал снег.
А в комнате, весело перемигиваясь новогодними огоньками стояла ёлка.
Уже Президент сказал новогоднюю речь и двенадцать раз пробили куранты. Уже отзвучали звон бокалов и поздравления с Новым годом и Новым счастьем. Уже были открыты подарки. И, как водится, за праздничным столом, уставленным обильным угощением, потекла неспешная беседа.
Встречать Новый год собрались аж четыре поколения: старшее - тем кому уже за семьдесят, среднее - под «полтинник», младшие двадцать с плюсом и совсем маленькие - тем кому нет ещё трёх.
Малыши, радуясь нежданному нарушению режима дня, с упоением возились под ёлкой.
Старшие сидели за столом. Время от времени поднимались бокалы, произносились тосты, слышался стук вилок о тарелки. И текла беседа. Застольная беседа. Ну, как же без неё?
Пожилой грузный мужчина с седыми усами некоторое время смотрел, как в телевизоре поют, пляшут и кривляются звёзды современной эстрады, вздохнул и сказал:
- Вот прежде, как-то по-другому всё было…
- Ну сейчас дед начнёт вспоминать, как раньше и небо выше было и трава зеленее, - со смехом наклонился к своей спутнице молодой человек.
- Тише ты, - одёрнул его отец. - Дай бате сказать.
Впрочем, в его голосе не было недовольства, а явно слышалась ирония.
Дед не обиделся, он только усмехнулся в усы и продолжил:
- Конечно, внучек, и это тоже было: и деревья выше, и солнце ярче. Но я не об этом. Я о другом, - он посмотрел на сидящую рядом невысокую пожилую женщину. - Вот прежде, как было? В октябре курицу и колбасу вареную достанешь. Не купишь, а именно достанешь. И прячешь её в морозилку. А в холодильнике уже притаились: пара баночек майонеза, банка зелёного горошка, сгущёнки и ещё кое что. И это всё на Новый год. И никто не трогает. Потом, уже ближе к зиме, едешь в деревню к знакомым - те обязательно к праздникам свинью кололи. Покупаешь: мясо, яйца, рыбу. И опять в холодильник, и опять до Нового года ни-ни. А потом, - старик сделал глоток из бокала. - Тридцатого вечером, из всего этого богатства начинается приготовление новогодних блюд. Курица жареная, салат горошек, яйца под майонезом, маринованные грибочки, котлетки, селёдка под шубой, заливная рыба, домашние «пальцем пиханые» колбаски. Все кругом готовили. Запах по всему подъезду стоял! Аж слюнки текли! Да…
Глаза деда затуманились воспоминаниями о прошлом.
- Да… А потом, это всё на стол. И до двенадцати на это великолепие только смотришь, - старик замолчал.
- Папа, к чему ты это всё? - спросил сын.
- Это я к тому, сынок, что именно из этого всего и создавалось ощущение праздника. А сейчас… - дед оглядел стол. - Вроде бы всё то же самое. Даже больше. Вот только всё это, можно в любой момент в магазине купить. А некоторое даже готовить не надо.
- Значит у нас каждый день праздник, - радостно захохотал внук.
- Тихо ты, - отдернул его отец. И на этот раз в голосе его не было иронии.
Дед только улыбнулся.
- Вот-вот. Праздник, - произнес он. - Цените это.
Встал и подошёл к окну. Через мгновение к нему присоединилась и невысокая пожилая женщина. Она взяла мужа под руку и положила седую голову ему на плечо.
Они стояли и смотрели, как за окном мягкими пушистыми хлопьями падал снег.
11 Сказка про Ёжку Глава 1
Александр Козлов 11
Один мальчик Витя раскрыл альбом, в школе на дом был задан рисунок животного.
Витя взял карандаш, немного подумал и решил нарисовать ежа. В первую очередь он нарисовал острую мордочку с кругленьким носиком. Потом он подрисовал полуокружность и заполнил её галочками - иголками. Внизу добавил три закорючки, получились симпатичные ножки. Почему три? Потому что четвертую заднюю ножку было не видно. Поставил жирную точку там, где должен быть глаз, и подрисовал ушко. Ёжик получился симпатичный. Витя стал придумывать ему имя, но тут ёж сбежал со странички альбома на стол и заговорил человеческим голосом:
- Витя, не выдумывай ничего, назови меня просто Ёжка!
- Хорошо, мне нравится это имя! - удивившись произошедшему, согласился Витя.
- А давай играть! - предложил Ежка.
- А во что мы с тобой будем играть? - спросил Витя.
- А давай поиграем в обед! Ты будешь готовить мне еду, а я её буду кушать!
- Но я не умею готовить! - огорчился Витя.
- Но ты же умеешь рисовать, - сказал Ёжка, - вот и нарисуй мне яблоко.
Витя быстро нарисовал яблоко простым карандашом, но Ёжке оно не понравилось.
- Я не люблю черно-белые яблоки, они невкусные. Раскрась его, - попросил Ёжка.
- А какие яблоки ты любишь? Красные или зеленые? - спросил Витя.
- Красные яблоки слаще, а зеленые полезнее. Нарисуй зеленое яблоко с красным бочком, - предложил Ёжка.
Витя взял цветные маркеры и раскрасил нарисованное яблоко, как попросил Ёжка.
- Вот теперь можно и покушать! - с восторгом заявил ёжик, но как только он хотел откусить кусочек яблока, раздался голос мамы:
- Витя, иди ужинать!
И тут же Витя почувствовал руку мамы на своём плече, а Ёжка испугался и спрятался за яблоко.
Витя проснулся, мама трясла его за плечо.
- Ты что, уснул? - спросила она.
- Нет, я рисовал ёжика,- сказал Витя и показал альбом. Там в самом центре листа было нарисовано яблоко, зеленое с красным бочком.
- А где же ёж? - спросила мама.
- А он за яблоко спрятался, - совсем даже не соврал Витя, он-то видел краешек носа Ёжки, который чуть-чуть выглядывал из-за яблока.
- Ну ладно, потом дорисуешь, идём ужинать, - сказала мама.
Помахав рукой Ёжке, Витя отправился вслед за мамой на кухню.
***
Как только Витя и мама ушли на кухню, Ежка вылез из-за яблока. Первым делом он решил перекусить, ведь с самого своего рождения у него во рту не было даже маковой росинки. Откусив кусочек яблока, он с удовольствием насладился сочной мякотью и отправился изучать обстановку.
Комната у Вити была небольшая, но очень уютная. Ёжка сам не понимал, откуда он знает все предметы, которые он видел здесь. Он точно знал назначение стола, стула, настольной лампы, книжной полки, книжек, тетрадей, карандашей, картин на стенах и даже глобуса. Окно было закрыто плотной шторой, но в небольшую щелку было видно звёздное небо. В этот вечер небо было безоблачное и звездочки ярко поблескивали разными цветами, словно подмигивали Ёжке. О звездах Ёжка почему-то тоже знал много интересного. Он перебрался со стола на подоконник и с удовольствием стал рассматривать звездное небо.
Витя так быстро съел ужин, что мама даже удивилась. На ходу сказав "Спасибо", он помчался в свою комнату и сразу раскрыл альбом. На рисунке было только одно яблоко, причём с одного бока оно было надкусано, это выглядело так, словно кто-то ластиком стёр часть рисунка. Витя растерянно пролистал все страницы альбома, обследовал письменный стол, заглянул под диван и под шкаф, Ёжки нигде не было.
Вите стало грустно, на его глазах стали наворачиваться слезы. Машинально он взял краешек шторы, чтобы вытереть их, и сразу увидел ежа, тот сидел на подоконнике и через стекло любовался звёздами.
- Красиво! – глубокомысленно и восхищённо сказал Ёжка.
- Ты знаешь, что это такое? - удивился Витя.
- Конечно, это небо и звёзды
- А откуда ты про них знаешь?
- Не знаю, просто знаю, и всё. Это единственное, что осталось не присвоенным жадными и предприимчивыми людьми, а принадлежит всем. Любое существо может бесплатно любоваться этой красотой, когда ему вздумается, когда это возможно рассмотреть. Правда, люди уже изрядно засорили космос спутниками и разным мусором. К счастью, невооружённым глазом мусор не виден, а некоторые спутники светятся как звёздочки и двигаются по небу как медленные метеориты, и это даже украшает ночную картину неба.
Они вместе стали рассматривать звезды, Ёжка рассказывал интересные истории. Но как только послышались шаги Витиной мамы, ёж быстро спрятался в альбоме за яблоком.
- Ты почему не дорисовал рисунок? – спросила мама, заглядывая в альбом.
- Мы... Я рассматривал звёздочки, вон там созвездие Большая медведица! – гордо сказал он. Но мама укоризненно покачала головой:
- Звёздочки рассматриваешь, а домашнее задание не сделано...
- Рисование на следующей неделе, я успею дорисовать рядом с яблоком ёжика! – опустив глаза, сказал Витя.
***
У Вити появился собеседник, с которым он часто беседовал по разным темам. Однажды Ёжка поинтересовался, где Витин папа. Прошло несколько дней с тех пор, как Ёжка появился в этом доме, но за это время ни разу его не видел. Витя сразу стал грустным и, немного подумав, признался:
- Мама не говорит, где папа, а постоянно придумывает разные истории. Но, я-то понимаю, что она говорит неправду, что просто обманывает меня.
Ёжка понял, что поставил мальчика в неловкое положение и решил увести разговор в сторону от этого неприятного разговора:
- Взрослые люди часто обманывают друг друга! Они так к этому привыкли, что считают это обыденным явлением. А ты сам тоже маме сказал неправду, когда она спросила про рисунок. Ты же сказал ей, что дорисуешь меня рядом с яблоком, а я уже был нарисован к этому времени!
- Но, я побоялся, что она не поверит мне! Ты же сам спрятался... Я же тебя защищал! – подбирая слова, возражал Витя.
- Вот и взрослые всегда находят оправдание своей неправде... Видно так устроен ваш мир! - С сожалением сказал Ёжка. - Надо всегда говорить правду, чтобы потом не было стыдно за свою ложь! Вот как ты теперь объяснишь маме, что я у тебя есть?
- Я пока не знаю, но мама точно не поверит, пока не увидит тебя. А ты сам боишься её и каждый раз прячешься за яблоко. Вот возьму ластик и сотру яблоко! – пошутил Витя.
Ёжка обиделся и со словами: - Ну и стирай вместе со мной, - тут же исчез за яблоком.
***
- Ёжка, а ты мальчик или девочка? - спросил однажды Витя
- А разве это имеет значение при выборе друга? - с удивлением спросил ёж.
- Не знаю, но обычно мальчики дружат с мальчиками, а девочки - с девочками, - растерянно проговорил Витя.
- А у тебя в классе есть друзья?
- Не знаю, - немного подумав, ответил Витя, и, опустив глаза, тихо добавил:
- У меня нет друзей...
Но, вспомнив разговор про ложь и правду, густо покраснел и решил сказать Ёжке то, чего никогда никому не говорил, даже маме:
- Мальчишки меня обижают, а одна девочка Даша всегда заступается за меня, наверное, она и есть мой друг в классе.
- То, что друг – девочка, это хорошо. Но не совсем правильно, когда девочка защищает мальчика, – грустно сказал Ёжка.
Витя опять покраснел и опустил глаза. Ёжка понял, что мальчика надо успокоить и поддержать, и он продолжил свои размышления:
- Но любую ситуацию можно исправить. Вот почему ты не можешь сам дать отпор обидчикам, а у Даши это получается? – спросил Ёжка у Вити.
- Ребята боятся, что Даша их побьет тем, что ей попадет под руку, портфелем, книгой, мокрой тряпкой, которой вытирают школьную доску. Один раз она даже швабру схватила и ринулась с ней на мальчишек, и те разбежались в разные стороны.
- А почему ты так не делаешь? – спросил Ёжка.
- У меня так не получится... – и снова покраснев, и опустив глаза, добавил, - наверное, я боюсь, что у меня это не получится...
- А ты не бойся и попробуй! Увидишь, что всё получится!
***
- Витя, что ты сегодня устроил в школе? Мне позвонил Завуч и рассказал, что ты побил шваброй мальчиков из соседнего класса! - такими словами встретила Витю сердитая и расстроенная мама, когда тот пришёл из школы.
Витя после бесед с Ёжкой о правде и лжи был почти готов к этому разговору, поэтому не задумываясь ответил:
- Мама, они хотели отобрать у меня деньги, которые ты мне дала на обед. Они и раньше отбирали, а сегодня я не отдал и отбивался от них шваброй, - немного смущаясь, ответил Витя. И как бы оправдываясь, добавил: - Это мне посоветовал сделать один мой новый друг.
- Плохой видать это друг, если драться советует. Не надо с ним дружить,- строго сказала мама. - А почему ты раньше не говорил мне, что у тебя отбирают деньги? Я бы сама разобралась с этими хулиганами, и тебе не надо было бы с ними драться.
- Тогда бы меня все дразнили ябедой, и никто со мной не дружил бы, - грустно сказал Витя.
- Но и такие друзья, которые советуют драться, тоже не нужны, - подвела итог разговора мама.
Витя понял, что сейчас о Ёжке с мамой говорить нельзя.
12 Сказка про Ёжку Глава2
Александр Козлов 11
(Начало в http://proza.ru/2025/04/15/1795 )
Однажды Ёжка попросил:
- Витя, а ты можешь вынести меня на улицу? Куда-нибудь, например, в парк. Мне хочется по живой Земле побегать, листву носом пошевелить, ароматом осени подышать.
- А как я это сделаю? В карман или за пазуху я же тебя не спрячу!
- А ты возьми альбом с собой, а в парке откроешь. Там я сам и вылезу, - предложил Ёжка.
- А если мама увидит меня с альбомом, что я ей скажу?
- Скажешь, что хочешь осенний пейзаж нарисовать с натуры.
- Но, это же ложь, а ты сам говорил, что врать нельзя, а надо говорить всегда правду, иначе потом будет стыдно, - возмутился Витя.
- А тебя никто и не заставляет врать, ты действительно возьмёшь альбом и карандаши, и, пока я наслаждаюсь осенью, будешь рисовать картину "Осенняя палитра" - продолжал уговаривать Витю Ёжка, ему так хотелось выйти на природу!
- Но маме-то я все ровно совру, если не скажу про тебя, - настаивал Витя.
- Вот смотри - ты маме говоришь, что идёшь в парк. Это правда? - немного подумав, спросил Ёжка.
- Да, - согласился Витя.
- Ты говоришь ей, что там будешь рисовать природу. Это правда? - продолжил свои рассуждения Ёжка.
Да, - опять согласился Витя.
- Мама будет тебя спрашивать: "Витя, а ты берёшь с собой Ёжку? "
- Нет, она же не знает про тебя!
- Ну, а если не спросит, то и говорить об этом не надо, то есть, просто надо промолчать. А ваша старинная поговорка гласит: "Молчанье - золото! " Слышишь - золото, о не ложь!
- Получается, если неправду вслух не говорить, то и обмана не будет? Значит, и Дашу я не обманываю, тем, что скрываю от неё, что у меня появился новый друг! Ведь я не говорил ей о тебе ни разу ...
- Витя, а познакомь меня с Дашей! Ты же сказал, что я твой друг, и Даша твой друг. Значит мы с ней тоже друзья. А негоже иметь друга и ни разу с ними не поговорить.
- Ладно, как-нибудь на досуге что-нибудь придумаем, - согласился Витя.
- Как-нибудь, что-нибудь.... - Ёжка обиделся и спрятался за яблоко.
***
Прогулка по парку Ёжке очень понравилась. Погода не подвела, солнышко, словно чувствовало приближение холодов, щедро раздавало своё последнее тепло. Ёж бегал по тропинкам, играл в догонялки с солнечными зайчиками, кувыркался в куче опавших листьев. А Витя в это время рисовал осенний пейзаж парка.
***
Однажды вечером Витя долго сидел в интернете, игра захватила так, что он даже забыл, что завтра на уроке рисования надо будет представлять рисунок. И если бы альбом для рисования не зашевелился, Витя о нём и не вспомнил бы.
Поставив игру на паузу, Витя пододвинул к себе альбом и открыл на странице домашнего задания. Ёжка сразу выбежал на стол и с упрёком сказал:
- Так-так, сидим в интернете и забыли про друга! Конечно, что рисунку бездушному надо, лежит себе в темноте, ни пить, ни есть не просит. Яблоком обгрызенным откупился.
- Витя взглянул на яблоко, тот действительно был весь изгрызен.
- Сейчас всё исправим, - сказал Витя. Он достал цветные маркеры и восстановил рисунок яблока.
- Ну, теперь то - ты доволен? Есть и что поесть, и куда спрятаться!
- А мне, между прочим, надоело прятаться, - грустно сказал Ёжка. - Скучно целыми днями сидеть одному.
- Я не виноват, что ты всех боишься и прячешься за яблоко. Давай договоримся, завтра на уроке рисования ты не спрячешься, но и не будешь убегать с альбомного листа и разговаривать. Мне завтра тебя надо учителю рисования представить. Он оценку за рисунок должен поставить.
- Хорошо, договорились! Но и ты пообещай, что не будешь целыми днями сидеть в интернете, в этом мёртвом, виртуальном и бездушном пространстве. Лучше читай книги, рисуй живые картины, играй в настоящие игры с ребятами!
- Я попробую, - неуверенно сказал Витя.
- Жить надо в своём реальном мире, а не убивать время в виртуальном пространстве.
***
На уроке все ученики раскрыли альбомы с домашним заданием. Учитель обходил класс, рассматривал рисунки, кратко комментировал и ставил оценку каждому ученику:
- Катя, у тебя красивый пёсик! Пятерка!
- Серёжа, твой заяц больше похож на ослика! За старание - "Хорошо"!
- Даша, мне кажется, что твой кот сейчас замурчит! "Отлично"!
Дошла очередь и до Вити. На раскрытом листе альбома учитель увидел яблоко и ёжика.
- Какой симпатичный ёжик у тебя получился, - сказал учитель Вите, - Пожалуй, это лучший рисунок в классе! - Громко добавил он, чтобы услышали все дети.
Учитель наклонился к альбому, с намерением поставить оценку, но от неожиданности отпрянул назад. Ёжик ему подмигнул! Как в мультике, взял и подмигнул, при этом ещё и покачал мордочкой! Учитель протёр глаза и ещё раз взглянул на ежа. Глаз - обычная жирная точка. Как ему могло показаться, что она моргает как глаз?
- Витя, вообще-то ежи яблоки не едят, но почему-то их часто рисуют именно с яблоком! – как бы оправдывая своё замешательство, сказал учитель и опять наклонился к рисунку. К его удивлению ёж сделал несколько шажков к яблоку, откусил кусочек и принялся пережёвывать его. Ничего не понимая, учитель взглянул на Витю, который тоже в растерянности в этот момент грозил пальцем ежу. Тот закончил жевать и скрылся за яблоком.
- Витя, куда делся ёж? - не скрывая раздражения, спросил учитель.
- Он спрятался за яблоко, - грустно ответил Витя.
- Не знаю, как ты это сделал, но за такие шутки придётся поставить тебя двойку, - сказал учитель и нарисовал жирную цифру 2 рядом с яблоком.
Витя так расстроился из-за полученной двойки, что в наступившей перемене не убрал альбом. К нему за парту подсела Даша.
- Чем это ты расстроил учителя рисования? Вначале он похвалил тебя, а потом двойку поставил! - участливо спросила Даша.
- Ёжка спрятался от него.
- Какой Ёжка? Ёжик что-ли?
- Да, ёжик, которого я нарисовал. Кстати, он хотел с тобой познакомиться!
- Покажи?
Витя раскрыл альбом. В середине листа было нарисовано зелёное яблоко с красным бочком и зелёным листочком на плодоножке. С одного бока кусочек яблока отсутствовал, словно его стёрли ластиком...
- Ёжка ты здесь? Покажись! Выходи, здесь все свои! - попросил Витя.
- Не выйду! Мне стыдно! – тихо прошептал ёжик, так тихо, что это услышал только Витя.
- Даша, Ёжке стыдно и он не хочет выходить, - объяснил Витя отсутствие ежа.
- Я думала, что мы друзья, а друзья не обманывают друг друга, - обиделась Даша и выбежала из класса.
Ёжка вылез из-за яблока и увидел красную жирную двойку.
- Какой аппетитный червячок, - воскликнул он, и в одно мгновение проглотил двойку.
- Зачем ты это сделал? Как я теперь объясню маме, куда делась двойка? – Растерянно проговорил Витя. – Ну почему ты сразу не вышел, когда я тебя позвал? Даша обиделась и теперь не считает меня своим другом! – со вздохом обратился Витя к Ёжке.
Ёжка, опустив мордочку снова скрылся за яблоком.
***
- Что ты опять в школе натворил? Опять на тебя жалуются. Чем ты учителя рисования обидел, тот не в себе был после урока, двойку тебе поставил! А ну-ка покажи рисунок! Ты мне вчера сказал, что дорисовал ёжика! – такая сердитая мама была однажды, когда Витя нечаянно разбил хрустальную вазу.
Витя стоял, опустив голову, и молчал.
- Что молчишь? Показывай рисунок! – строго сказала мама.
Витя нехотя достал альбом и передал маме. Та стала перелистывать рисунки и остановилась там, где был нарисован ёж рядом с яблоком.
- Симпатичный ёжик, - сказала мама. – И чем же он не понравился учителю? А где двойка, которую он тебе поставил?
Витя заглянул в альбом и с удивлением увидел там и Ёжку и яблоко. Ёжка незаметно для мамы подмигнул Вите и остался на месте.
- Нет, ну ты объясни мне, что здесь не понравилось учителю? – уже с возмущением спрашивала мама.
- Просто ёжик откусил кусочек яблока и спрятался за него от учителя, – сказал Витя, не ожидая от себя этого. Он решил сказать правду и сразу познакомить маму с Ёжкой.
- Вот - вот, опять твои фантазии и обман! Это опять твой новый друг учит тебя доводить учителей и обманывать маму? Когда я доберусь до него, ему не поздоровится! – в сердцах воскликнула она.
Ёжка на рисунке замер, он решил, что сейчас не время знакомится с Витиной мамой.
***
- Витя, когда я уйду, ты будешь обо мне вспомнить?
- Конечно, а почему ты решил уйти, тебе здесь плохо? Может тебе что-нибудь ещё съедобное нарисовать?
- Нет, не надо! Чтобы насытится - мне достаточно яблока. Не в пище для желудка дело, душа тоже хочет жизни. Многие думают, что рисунки не имеют души, они ошибаются. У каждого рисунка, у каждой картины есть душа. И если картина висит в музее, где много народу смотрит на неё, душа картины расцветает, и картина от этого становится ярче. А если картина лежит где-нибудь в сыром хранилище - её душа тоскует, а краски покрываются плесенью.
- Тебе скучно со мной, наверное, я плохой друг...
- Друг – это не тот, кто смешит и развлекает, а кто принимает участие в твоей судьбе: выручает в трудную минуту, приходит на помощь в беде, радуется твоим успехам. Это я оказался плохим другом, подвёл тебя перед учителем, испортил твою дружбу с Дашей, расстроил твою маму...
- Но ты же помог мне в школе справиться с хулиганами из соседнего класса! Теперь ребята моего класса не прочь подружиться со мной. Теперь я иду в школу с удовольствием, без страха встретить там обидчиков.
- Рано или поздно ты и сам так поступил бы, повзрослев, просто я подсказал, как это сделать пораньше, - оправдывался Ёжка.
- Но это ты научил меня, как надо говорить неправду, чтобы она не была ложью!
- И этому ты сам бы научился, все взрослые люди так и поступают, - опять возразил Ёжка. – А потом, сам видишь, не всегда эту правду надо говорить, взрослые часто не верят тому, что говорят им их дети...
- Ну, а кто отучил меня от интернета?
- Кстати, об интернете! Я придумал, давай ты меня отправишь в интернет! Сфоткай меня и выложи фото в ленте какой-нибудь соцсети. Там я найду друзей среди фотографий и рисунков разных животных. И может быть стану героем какого-нибудь мультика, - предложил Ёжка.
- А как же я? Мне без тебя будет плохо!
- У тебя уже есть друзья в классе, у тебя есть Даша, ты с ней помиришься, у тебя есть мама! А я один сижу в альбоме сутками... Докажи, что ты у меня настоящий друг!
Спустя некоторое время мама зашла в комнату к Виталику. Тот со слезами на глазах сидел за компьютером, а на экране монитора отражался раскрытый альбомом, на странице которого было нарисовано только одно зеленое яблоко с красным бочком.
***
Ребята, встретите где-нибудь на страницах интернета Ёжку - не обижайте его! Он добрый! Он ищет друзей, и если вы с ним подружитесь, он станет хорошим другом и даст вам много полезных советов! И конечно он вам посоветует не увлекаться интернетом, а рисовать реальные рисунки, читать настоящие книжки и дружить с реальными мальчиками и девочками.
13 Отец Сергий. Версия 2. 0
Степан Касатский
«Отец Сергий. Версия 2.0. Модифицированная. Улучшенная»
Отсутствие работы определённо приносит свои плоды. Сегодня вернулся в отель где то в шесть вечера, валялся на постели, посмотрел футбольчик без звука (это важно, так как болтовня сильно отвлекает) и думал, думал, думал. И вот по прошествии шести часов надумал кое что интересное.
Начнём с того, что после моего первого попадания в психушку в конце 1998 года мир начал с бешеной скоростью генерировать фильмы про необычных протагонистов. Я знаю только четыре самых известных – это:
1) «Шоу Трумана» (1998)
2) «Матрица» (1999)
3) «Бойцовский клуб» (1999)
4) «Области тьмы» (2011 - припозднился)
Есть ещё много литературных произведений, я пытался изучать этот вопрос, но они не так широко известны, а потом на всю эту прорву произведений просто элементарно не хватает времени. Поэтому остановимся на самом топе – этих четырёх кинолентах.
Что нам предлагают создатели этих творений? Меня прежде всего интересуют характеристики главных героев:
1) «Шоу Трумана» (1998) – эдакий клоун-размазня, так себе, ни рыба ни мясо, жуёт сопли по поводу дружбы, любви и отцовства (то есть скучает по своему отцу). Крайне эмоционален, чувственен, слезлив, романтичен, что мне откровенно говоря не по душе.
2) «Матрица» (1999) – тут вроде крутой такой боец, но вся его кипучая деятельность, все эти мега крутые драки со спецэффектами на самом деле полное фуфло, так как Матрица как была всесильной, так ей и осталась. Поэтому тоже не зачёт.
3) «Бойцовский клуб» (1999) – ну да, научили парня драться, махать кулаками, пить-курить, трахать баб. Но всё это опять же полное фуфло, ибо таких драчливых мачо пруд пруди. Поэтому и его туда же, куда и первых двух.
4) «Области тьмы» (2011 - припозднился) – тут полное и абсолютное фуфло, у парня после приёма таблеток в голове только три идиотских цели (они же ценности):
- трахать баб
- зашибать бабки
- прийти к власти
Ну что тут скажешь – таковы ценности нашего бренного мира, поэтому создатели спроецировали своё видение счастья на главного героя. И это тоже никуда не годится. Садитесь – два.
Что же делать? Куда деваться? Кругом одно фуфло, на котором далеко не уедешь. И тут на ум пришло следующее: «Да чего это я мать вашу распаляюсь, смотрю в сторону этого американского идиотизма? Как меня зовут то? Какое у меня погонялово? Воооот, то то и оно: Отец Сергий. И в этом то и кроется тайный, сакральный смысл». Попробуем дать характеристику этому главному герою, и тогда всё встанет на свои места. А характеристика тут только одна: «Сражение с бабами». Если более развёрнуто, то они, бабы эти, нашего Сергия всячески охмуряют, соблазняют, пытаются затащить в постель и изнасиловать. Но Сергий то не лыком шит, понимает что к чему, поэтому оказывает героическое сопротивление по мере сил и возможностей. Но одной из ведьм всё таки удаётся совершить своё чёрное злодеяние, и Сергий оказывается поверженным.
И вот за это братцы я и обожаю Льва Николаевича. Потому что не Библия для меня самая пророческая книга, нет, а «Отец Сергий» Льва Николаевича Толстого. Писатель, творец, авторитет, а на самом деле, чего греха таить, просто Бог для меня, что сделал? Он предупредил, научил, показал где чёрное, а где белое, рассказал чего и кого надо опасаться, и как себя вести в сложных ситуациях. А самое главное наглядно показал, что Сергия погубила простая и элементарная известность, когда он стал знаменитым на всю страну целителем. Но кстати тут ведь не в одной известности дело. Кем был на самом деле Отец Сергий? Старцем, монахом, честным затворником, искренне молящимся отроком? Да, конечно, но кем он был с точки зрения обычных людей, мужчин и женщин? Правильно, он был обыкновенным здоровым половозрелым мужиком, которому регулярно нужна была баба. Он усердно боролся со своими этими диавольскими, а на самом деле абсолютно естественными потребностями, но в конце концов одна мадам приложила его руку к своей сисе, и он поплыл, не выдержал. И нельзя же его, здорового мужика, за это осуждать. Все ж мы люди, и у каждого из нас такое было, и не раз. Всё нормально, всё в порядке вещей.
Поэтому тут ещё Лев Николаевич вывел железную формулу борьбы против бабских чар: «Пока ты здоровый, половозрелый и похотливый мужик, тебя ничто не сможет спасти». И не зря я озаглавил этот рассказ «Улучшенная версия Отца Сергия». В этом то как раз и заключается самое главное улучшение – полное отсутствие полового влечения, или «либидо», если выражаться по науке. Но блин как от этого либидо избавиться? Состариться резко на 20 лет, то есть до 70-ти лет? Не придумала ещё такого наука. Зато наука придумала разные интересные лекарственные препараты, седативного и успокоительного действия, с эффектом подавления моторики деятельности центральной нервной системы. Придумала она это с целью сохранять и продлять жизнь разным психически неуравновешенным личностям, вроде меня. Ну а я что? Сказали надо, значит надо. И я послушно и усердно глотал эти спасительные медикаменты. Глотал, и продолжаю глотать уже без малого 27 лет. Но ведь вот в чём штука – эти препараты подавляют не только вредные психические центры головного мозга, но также подавляют вообще все функции организма, в том числе конечно же и функцию деторождения, то есть то самое половое влечение, или либидо. Это конечно ужасно, потому что в обществе, где культивируются трахи-любови, ты чувствуешь себя абсолютно немощным изгоем-инвалидом. Не спрашивайте меня как в такой ситуации я умудрился настрогать двух дочек, потому что я сам не до конца понимаю как это произошло.
Но тут возникает парадоксальная ситуация, если вернуться к сражению Отца Сергия против бабских соблазнов. Потому что моя немощность и ущербность, которой я всегда стеснялся и стыдился, вдруг неожиданно превратилась в самое главное оружие всей моей жизни. В этом то и заключается то самое «улучшение» нового Отца Сергия.
И как это ни парадоксально звучит, после осознания всего этого дела, я нахожусь на седьмом небе от счастья. Тогда как обычные мужики, начав терять влечение к бабскому племени, впадают в жуткое уныние: «Как так? Всю жизнь моей главной целью была дырка, а теперь меня этой космической цели лишили». А я полон сил и энергии, рвусь в бой с удвоенным энтузиазмом, и чувствую, что удача наконец то улыбнулась мне, хоть и такой, мягко говоря, идиотской улыбкой. Но что поделаешь, на войне, как говорится, все средства хороши. И я не побрезгую любыми средствами ради своей итоговой победы над силами зла, под чары которых попали все без исключения люди нашей планеты. И моя немощность и ущербность мне в этом поможет, потому что здоровье обратно не вернёшь, и не только нервные клетки не восстанавливаются, но и половые или как их там. Так что уважаемые дамы, ловить вам нечего, даже не старайтесь, не пытайтесь, не трудитесь. Раньше надо было думать, а не сейчас, когда петух в одно место клюнул.
14 Холокост
Степан Касатский
«Холокост»
Хочу попробовать затронуть самую запретную тему, которая только может быть на свете, а именно «Холокост». Изложу своё видение причин возникновения этого самого запредельно зверского явления в истории человечества. Честно признаюсь, я немного изучал тему ранее, и мнения лучших умов планеты сводятся примерно к тому, что «Холокост» - это закономерный финал многовекового преследования и унижения еврейского народа, которое началось по-моему после начала активного расселения евреев по всему миру. А было это если мне не изменяет память где-то после распятия Христа, когда миру был дан мощнейший толчок в развитии, и начали активно расти наука, культура, письменность и мореплавание в том числе. Естественно чужаков нигде не любят, а особенно чужаков, которые вцепились зубами в свою религию, и не желают от неё отказываться ни при каких условиях. И вот эта мягко говоря «нелюбовь» вылилась в итоге в дикий, безумный, оголтелый немецкий национал-социализм. Я с этим абсолютно согласен, скорее всего так оно и было, ибо уж больно много доказательств, фактов, свидетельств и т.д. НО, хочу вставить свои пять копеек. А именно, для начала вернуться к истокам, то есть к распятию Христа. Какова концепция этого явления? Вроде как считается, что Бог послал своего сына на страшные муки и страдания, чтобы он кровью искупил грехи всего человечества. Христос послушно исполнил волю своего отца, дал себя распять, потом воскрес и начал править на небесах. То есть на мой взгляд тут присутствует как я её называю «армейская» концепция, суть которой заключается в том, что человек, или пророк, или ещё кто-либо не может вот так просто взять и всё понять, познать, стать сильным, мудрым и непобедимым. Для этого надо сначала пройти через определённые трудности. И чем ужаснее эти трудности, тем более высокого уровня понимания и мудрости достигает человек. Прямо как в армии, когда сначала ты «дух», который является никем, полным нулём, пустым местом, а потом, пройдя через муки дедовщины, ты сам становишься дедом со всеми вытекающими отсюда преимуществами и привилегиями. Я считаю, что эта концепция работает не только в армии, а вообще в любой области человеческой жизнедеятельности, в том числе и в такой большой общности, как вся наша цивилизация в целом. То есть сначала мы голые, дикие, никчёмные люди с камнем в руках, прямо такие злющие «духи», потом потихоньку растём, мужаем, крепнем, и в итоге достигаем Золотой Эры, бессмертия и возврата в Эдемские райские кущи, то есть становимся крутыми, повидавшими всё на своём пути, хлебнувшими горюшка, понявшими почём пуд лиха «дедами». Вот и с Христом также – он не мог просто так взять и начать править на небесах. Для начала ему надо было пройти испытание. Причём испытание очень сложное, под стать величию будущего правления. И я конечно слабо, но могу представить себя на его месте, когда ты всё прекрасно знаешь и понимаешь. Знаешь, что скоро тебе будет больно, очень больно, что скоро тебя гвоздями прифигачат к кресту и оставят подыхать под палящим солнцем. Любой из нас попытался бы спастись в такой ситуации, то есть бежать или драться или ещё что. Но человек прекрасно понимал, что так надо для дела, поэтому не дёргался абсолютно. Достоевский чуть с ума не сошёл перед казнью, и рассказывал что другие заключённые натурально с ума и сходили, прямо при нём, на его глазах. А Христу хоть бы хны. Нет, он может быть и переживал, сильно переживал, но виду не показывал, дабы не тешить самолюбие врагов, а вернее одного врага – самого злостного, вечного, коварного и жестокого. И смело, с достоинством пошёл на заклание, исполнив предначертанное. И я задумался: если в мире где-то кому-то очень плохо, то значит он проходит вот такое испытание, висит на кресте как Христос. Теперь самое время вернуться к Холокосту. Это ведь как запредельно плохо было людям. Так плохо, что задумаешься о том, что хуже: висеть на кресте или задыхаться в газовой камере. И исходя из вышесказанного можно сделать вывод, что еврейский народ был в некотором роде распят как Христос. И тут возникает вопрос: кем и для чего распят? С Христом вроде понятно – Бог провёл его через испытания, чтобы сделать его сильнее и дать ему власть на небесах. И получается, что Бог тоже самое проделал со всем еврейским народом? Но что то как то не очень вериться. И тут самый важный, тонкий, поворотный теоретический момент. Заключается он в том, что Бог и его полная противоположность диавол соревнуются во всём, прежде всего конечно борются за наши с вами грешные души. И если Бог создал своего земного пророка, для начала повелев ему пройти через страшные страдания, то и диавол в соревновательных и конкурентных целях должен проделать тоже самое. На мой взгляд так оно и случилось. И случилось к сожалению в виде этого гадкого, ужасного, запредельного явления под названием «Холокост». Сейчас я скажу вещи, за которые меня могут тут же удалить, забанить и может даже в тюрягу или психушку посадить, но я не могу их не сказать, потому что в противном случае этот рассказ останется незавершённым и бессмысленным. Поэтому приготовьтесь, и не сердитесь сильно, но это к сожалению сермяжная правда на мой субъективный взгляд. А именно: после всех этих мразотных, сволочных зверств еврейский народ понял, что такую гадость больше ни в коем случае нельзя допустить и надо пресекать её на корню, в зародыше. А как это можно сделать? Есть только один единственный способ: всё контролировать злостным супер тотальным контролем, дабы ни один фюрер больше и в игольное ушко не пролез. То есть заполучить полную, абсолютную, всеобъемлющую власть на планете. Так оно и произошло. И в этом нет ничего плохого, идея то благая, не то что у зверей-нацистов: самозащита. И всё бы ничего, но есть в этом деле одна нехорошая штука. Ведь что греха таить, еврейский народ очень хорош в финансово-экономическо-юридическо-торговых вопросах. На этом кстати и строилось противопоставление немецким национал-социалистам, которые их за это мягко говоря осуждали, и позиционировали себя как мечтателей-романтиков, презирающих земные финансовые блага. Но я кстати отношу себя и к тем, и к другим, так как с одной стороны я знаю цену деньгам, умею их беречь, копить и даже немного зарабатывать, а с другой стороны я люблю помечтать, поромантизировать, и фыркаю иногда на земные финансовые блага. Но не в этом суть, а в том, что наш мир постепенно взял и превратился в один большой торгашеский рынок с транснациональными корпорациями, банковскими пирамидами и трансатлантическими инвестиционными фондами. И места для мечтателей-романтиков в нём практически не осталось, ибо любая мечтательность продаётся и покупается на раз-два. Вот такие пироги, я ни в коем случае не призываю к национал-социалистической революции, потому что тогда всё будет гораздо хуже, мир просто станет одним большим концлагерем. Уж лучше пускай всё продаётся и покупается, зато люди целее будут. Но эта рыночная концепция оказалась ведь на деле очень тупиковой штукой, не в обиду сторонникам «купи-продай» будет сказано. То есть то, о чём предупреждал Георгий Данелия в Кин-дза-дзе, стало к сожалению реальностью. И если в 1986 году он снимал фантастику, то в 2013 году (вроде тогда), когда вышел одноимённый мультфильм, он прямо открытым текстом сказал, что это уже не фантастика, ребята, это уже наша реальная современная жизнь. Вот, и задумаешься тут о настоящей цели Холокоста, когда понимаешь, что мир в итоге оказался в Кин-дза-дзе. Ещё раз прошу не обвинять меня в антисемитизме, потому что не все же евреи очень хорошие торговцы, финансисты и юристы. Большинство - да, но далеко не все. Есть среди них и романтики-мечтатели, совершенно не приспособленные к жизни. И я уважаю и тех и других, потому что сам и тот и другой. Но надо что то менять. Кин-дза-дза меня категорически не устраивает. Взамен я могу предложить только всё тот же вечно пьяный, вечно молодой, бессмертный рай, про который я уже всем уши прожужжал, поэтому больше про него ни слова. Он сам скоро наступит.
15 Ёлочная игрушка. 16 плюс
Эгрант
И больно сказала
Седая мать:
«Мой милый,
Устала я плакать и ждать".
Иосиф Уткин (1903-1944 г.) «Песня о матери».
В армию я пошёл не со своим годом, а двумя годами позже. Причиной тому была моя женитьба на последнем курсе техникума и рождение дочери.
На общем сборе призывников нашего района, перед отправкой по воинским подразделениям, сообщили, что мы едем в пригород Ленинграда. Для меня, ленинградца, служба рядом с домом, была большой радостью. Но каково же было разочарование, когда, по прибытии в военный городок, узнал, что после двухнедельного «Курса молодого бойца», мы будем перенаправлены в сержантскую школу, а затем разбросаны по дальним гарнизонам нашей необъятной родины.
«Курс молодого бойца» включал в себя муштру на плацу, ознакомление с порядком армейской службы, принятие присяги. Нас поместили в огромную казарму, уставленную рядами двухъярусных кроватей, скреплённых по две, для устойчивости.
Случилось это через неделю после нашего прибытия в часть: сосед мой по койке внезапно пожелтел, у него появились сильные боли в животе. Его, с подозрением на болезнь Боткина, решено было отправить в Ленинградский военный госпиталь. И военврач, чтобы перестраховаться, отправляет в госпиталь и меня, как близко контактирующего с больным.
В госпитале меня дотошно проверяли, и лишь через месяц, не найдя признаков заболевания, отправили назад, в часть.
Начало декабря, настроение у всех уже новогоднее и совсем не до меня. Те ребята, с кем я призывался, уже месяц, как учились в сержантской школе. На довольствие поставили меня в роте обеспечения. Ну, и как сказал старшина роты, пожилой человек, участник войны с Германией: «Чтобы ты, воин, зря солдатский хлеб не жрал, пойдёшь пока работать, куда пошлёт Родина. А сейчас пошли в котельную».
Котельная, на угольном топливе, представляла собой отдельно стоящее здание с высокой кирпичной трубой. Внутри находилось четыре огромные печи. Ещё до нового года ожидали комиссию с ежегодной проверкой состояния котельной. Мне было приказано спуститься в зольное отделение, в помощь работающему там солдату.
Если, верхняя часть помещения котельной, где находилась топка и котлы, мне напоминала что-то космическое из рассказов фантастов, то когда увидел под печами зольное помещение, подумалось - так и должна выглядеть преисподняя. Меня встретил внизу угрюмый солдат. Шинель его, лицо, руки были серыми от въевшейся в них угольной пыли. Я объяснил, что послан к нему в помощь. Сказал, что зовут меня Борис и я всего месяц в армии и ещё мало разбираюсь в армейской службе.
- Василий. Через четыре месяца дембель, - представился тот, давясь кашлем, при этом хватался за грудь, морща лицо, по-видимому, страдая от сильной боли, добавил, — если доживу.
На мои слова, мол, он должен сходить в санчасть, парень ответил, что был там месяц назад, и капитан медицинской службы его обозвал симулянтом. И больше он туда не пойдёт, поскольку - волжане, народ гордый.
- Вижу, Вы, Борис, грамотный, а я говорю по-нашему, по-волжскому, и если чего-нибудь не поймёте – переспросите, пожалуйста. А теперь мы станем колосники подваривать. Но нужно перво-наперво золу из горячей печи вычистить. Для меня-то это дело привычное, а Вам, попервоначалу, трудно будет дышать, поэтому стойте поодаль, – произнёс Василий, опять зайдясь в кашле.
Парень вошёл в, расположенную под одной из печей, за железными дверями, зольную камеру. Я видел, как с потолка, состоящего из решётчатых чугунных колосников, сыпалась зола, искрящаяся мелкими горящими угольками. Василий дернул за какой-то металлический рычаг. Потолок(печной пол) распахнулся вниз и шлак, ещё горящий, извергающий угарный вонючий газ, повалился в подставленную вагонетку. В этих клубах дыма едва видимый, Василий, длиннющей кочергой шуровал снизу в печи, стараясь выгрести все горящие угли, ещё зацепившиеся по краям топки. Не вся эта, вонючая, горящая масса падала в подставленную вагонетку, и Василию совковой лопатой приходилось подбирать с пола упавший кокс. Потом он выкатил вагонетку из зольной камеры по проложенным рельсам, толкая её к выходу из котельной. Тут уже и я присоединился к нему. Толкать было тяжело. Уже почти на выезде из котельной Василий крикнул: «Здесь навались крепче. Здесь нет куска рельса».
Вместо отсутствующего рельса, лежало толстое берёзовое полено. По полену толкать, доверху гружёную вагонетку, была очень трудно. Мы докатили вагонетку до кучи кокса во дворе и там, с огромным усилием, перевернули её. Затем мы забрались снизу, в ещё горячую печь, подтянули туда провод электросварки. Василий попросил меня подержать какую-то штуковину, а сам стал её приваривать точками электросварки. Но тут произошла со мной неприятность. Очевидно, так я думаю, сапоги мои были влажными насквозь и по этой причине, во время сварочной дуги, меня сильно ударило током. Отчего я вскочил, и довольно больно ударился головой о какую-то металлическую планку. Я выругался, но опять схватил за ту штуковину, которую приваривали.
Когда мы вылезли из печи, Василий, как бы, хваля меня, сказал:
- Вы терпеливый. Мы с Вами, как настоящие русские люди, должны терпеть и верить в будущую хорошую жизнь в нашей Родине.
- Василий, я, конечно же, тоже верю в будущее, хотя и не русский по национальности.
- А какой же? – поражённый моим признанием, воскликнул Василий.
Узнав, что я еврей, Василий некоторое время внимательно меня разглядывал, потом высказался:
- Вы ведь первый еврей, которого я узнал. Я до армии дальше близлежащих деревень и не выезжал. А у нас такой диковинки не было. О вас я знаю от попа нашей деревенской церкви, что Христос был вначале тоже евреем. Это потом он христианином стал.
Больше мы с Василием в этот день к той теме не возвращались. Обед, который нам принёс солдат из общей столовой, ели прямо в зольном помещении, в небольшой коморке, сваренной из металлических листов. Выяснилось, что Василий часто ночует прямо здесь. Если не остаётся сил дойти до казармы.
На следующий день Василий начал разговор со слов:
- Знаете, Борис, я думал всю ночь - здесь нет попа, кому бы я мог раскрыть душу. Вы, всё же ближе, по родству к Христу, чем другие люди. Так выслушайте же меня, пожалуйста.
Я закончил только 5 классов. У нас в деревне больше не было, а ехать куда-то, бросив родных, я не мог. Да и работать с малолетства нужно было в колхозе, иначе не прожить семье. Нас у мамы четверо: ещё сын и две дочери, те много младше меня. Да, считай, что нас у неё пятеро. Отец мой тоже как малое дитя. С войны он вернулся калекой. У него миной оторвало обе руки до локтя. Отец только и мог по дому, так это делать детей. А сами понимаете, в деревне, это не в городе, у нас здоровые мужики нужны. Мама всегда ворчала, мол, пока нужен был за страну воевать, о нём помнили. А теперь он им и не нужен. Намучилась бедная моя мамочка с нами. Хлебала горюшка полными горстями. А и в город перебраться мы тоже не могли. Паспортов-то у колхозников нет. Если даже на короткое время куда-нибудь уехать – справку в колхозной конторе брать надобно. А коль без справки той поймают, так и в тюрьму определить могут. Мамочка мечтала, что я вернусь из армии и опять пойду работать в колхоз, а она будет «отдыхать» дома. У нас же обязательно кто-то из семьи обязан работать в колхозе, а иначе дом отберут. Хотя, наш дом-пятистенок ещё мой прадед ставил, но так уж получилось, что дом за колхозом записан. А вона, как оно вышло. Ну, и скажите мне на милость, куда я сейчас, по сути, полный инвалид, свалюсь на её плечи? Вот то-то и оно. – И он замолчал, наверное, вспоминая сейчас свою деревню, свой дом, безрукого отца.
Комиссия приняла нашу котельную. В то время, когда проверяющие спустились в зольное помещение, мы с Василием, по приказу нашего старшины, занялись освобождением от золы одной из печей. Так что помещение наполнилось: угарными газами, дымом, разъедающим глаза. Проверяющие, лишь взглянув на нас - двух солдат, копошащихся под печью, повернули назад, к выходу, обсуждая между собой, что зольщиков в смену должно быть минимум четыре солдата. Проходя по рельсам, добротно припорошённым снегом, им и в голову не могло пройти, что под снегом, вместо куска рельса, положено берёзовое полено. А так же, что здесь работает всего один Вася, а меня приставили к нему лишь на время проверки. На следующий день я был отправлен на бельевой склад, там проходила ревизия. В казарму я вернулся лишь в 2 часа ночи. Мне было разрешено на следующий день спать до обеда. Но, рано утром меня разбудили, сообщив о страшной трагедии – самоубийстве Василия. Мне, как единственному, кто последнее время близко общался с ним, приказано было немедленно явиться в котельную, где работала следственная группа.
Следователь, в звании капитана, показав на потолок, сказал, цинично улыбнувшись:
- Вот здесь эта "ёлочная игрушка" и висела.
Я посмотрел на обрезок верёвки, свисающей с потолка. Всё в коморке Василия было перерыто, перевёрнуто, искали предсмертную записку, чтобы исключить убийство.
- Как правило, — сказал следователь, — самоубийцы оставляют письмо, но тут ничего не нашли. Может, оно и было, но местные его уничтожили, поскольку, возможно, самоубийца в нём обличает своё командование.
Капитан спросил меня, что любил, чем увлекался покойный? Словно, это было сейчас самое важное. Возможно, мой ответ следователь восприняли, как неуместную в данной ситуации шутку? Я сказал, что больше всего Василий любил котлеты, которые в армии готовили солдатам по воскресеньям. Он говорил, что даже в увольнительные по воскресеньям не ходил, чтобы не пропустить котлеты. Ведь до армии, как он рассказывал, котлет никогда не пробовал. Ещё я вспомнил, что покойный рисовал сваркой на металлическом потолке в своей коморке, разных зверушек. Капитан провёл лучом фонаря по потолку…
Высоко, на потолке, мы прочли, сделанную точками сварки, надпись.
«Понедельник 26 декабря 69 г. Вчера съел последние котлеты. Прости меня, мамочка. Тебе не нужен ещё один инвалид. Здесь каторга, а никакая не служба. Мне не страшно. Ухожу с улыбкой. Рядовой - Василий Русин»...
16 Страшно радостный день
Эгрант
Людям нужны тяжелые времена и трудные
испытания, чтобы развить мускулы души.
Эмили Дикинсон.
В 1977 году, в июне, мы с моей женой, через семь лет после свадьбы, совершили незабываемое свадебное путешествие в Новый Афон, чудесную солнечную Грузию. Когда мы вернулись домой, в Ленинград, то на работе меня ждало неприятное известие, и, последующие за ним, страшные события.
Но прежде о себе и о том, что произошло за полгода до описываемых здесь событий.
К своим 28 годам я уже имел жену, семилетнюю дочь, кооперативную квартиру в старом районе Ленинграда, низкооплачиваемую работу конструктора. Квартиру пришлось приобрести, поскольку жить впятером в 12 метровой комнате вместе с родителями жены было уже и опасно. За нашу квартиру мы ежемесячно выплачивали полностью мою зарплату и жили на деньги, которые получала моя супруга. Всё как-то шло и шло, но вмешался, непредусмотренный нашим бюджетом, случай. Порвались единственные мои башмаки. На «купить новые» денег просто не было, поскольку в этом месяце мы уже потратились на куртку для дочери.
Решено было искать другое место службы, где я смог бы получать достаточное количество денег, чтобы свести конец с концом. Мой кузен, который старше меня на 7 лет, работал официантом в ресторане, узнав о моих проблемах, пообещал, что попытается, если я согласен, устроить учеником официанта. Взятку, которую я должен буду заплатить нужному человеку за моё устройство, отдам, начав работать.
Я уже ученик официанта в ресторане. Поначалу всё нравилось: музыка, девочки, вкусная еда. Появились деньги. Да, работа тяжёлая: по 12 часов на ногах, да и опасная, но теперь я мог позволить себе купить любую обувь.
Прошло полгода, наступило лето. Жене на работе предоставили отпуск, мне же отдых был ещё не положен. Но в торговле всё решали наличные. Я, за определённую сумму, договорился с метрдотелем, и мы с женой улетели на две недели к морю.
И так, придя на работу по приезде назад, в Ленинград, я узнаю, что за день, в предыдущую смену, это была суббота, в ресторане произошла массовая драка. По рассказам, картина происшествия выглядела так...
Время уже подходило к закрытию ресторана. Зал, находящийся на втором этаже, был забит гостями. Снизу, от входа в здание, вела широкая мраморная лестница. Некоторые официанты, в ожидании тех, кто в такое время забегал в ресторан за бутылкой водки, которую можно было продать дороже, стояли на лестнице. Внизу, при входной двери, находился старик швейцар. Он, за небольшую мзду, пропускал желающих приобрести водку. Стоящие там официанты, увидели, как группа молодых людей, отшвырнув швейцара, устремилась вверх по лестнице. Кто нанёс первый удар - ворвавшиеся парни или кто-то из официантов, не было известно, но началась потасовка. За наших ребят, одетых в служебные серые костюмы, вступились и несколько курсантов морского училища, отмечавшие в тот день в ресторане окончание выпускных экзаменов.
Всё это я узнал утром на пятиминутке, проходящей перед каждой сменой. Все уже занялись своими рабочими делами, когда в зал ресторана вошли три милиционера в сопровождении двух молодых людей в штатском. Милиционеры потребовали, чтобы все официанты сейчас же собрались здесь. Я заметил, что те официанты, кто участвовал в драке, исчезли. Пришедшие парни разглядывали собравшихся работников ресторана. Тут один из них указал милиционерам на меня, пояснив, что этот дрался. Мол, он и ударил зятя Аристова. Я попытался объяснить, что в тот день, когда была драка, я вообще находился в Сухуми. Меня никто не слушал, а милиционер приказал следовать за ним.
Дальнейшее помню очень приблизительно. Везли в милицейской машине с зарешёченным окном. Мог видеть, что пересекли Неву по мосту Лейтенанта Шмидта, затем путь вдоль набережной, потом Литейный проспект. Машина остановилась перед воротами «Большого дома» (здания КГБ). Въехали внутрь. Приказали выйти из машины. Дальше слышал только команды, отдаваемые идущим позади меня военным, словно собаке: "Стоять! Направо! Вниз!" Вспоминаю металлические решётки кругом, железные лестницы. Словно это происходило не со мной, а смотрю фильм про тюрьму. Спустившись на несколько этажей, шли по длинному коридору с множеством тюремных дверей. Камеры. Перед раскрытой дверью одной из них, команда: «Стоять!». Затем толчок в спину, команда «Вперёд!». Вошёл. Дверь за спиной захлопнулась. Тусклая лампочка позволила разглядеть «убранство» камеры. Железная кровать без матраца, стол, приделанный к стене, в углу дырка в полу для человеческих нужд, рядом маленькая раковина с краном в стене. Ручки на кране не было.
Я посмотрел на себя, как бы, со стороны. Ещё вчера я купался в Чёрном море и был вполне счастлив и доволен собой. А теперь я, в ресторанном сером костюме, в лаковых штиблетах (галстук, часы, поясной ремень, шнурки от ботинок у меня изъяли ещё наверху), сижу здесь ни за что. Было ли мне страшно? Стало ли мне жалко себя? Нет, об этом я просто не думал, поскольку более страшная мысль терзала меня. Мне стало страшно за мою любимую жену. Она же не знает, что со мной произошло? В душе ещё теплилась надежда, что вот сейчас меня вызовут, во всём разберутся, извинятся и отвезут назад, на работу.
Но время шло, я сидел в этой ужасной камере, где из звуков можно было слышать лишь удары собственного сердца да монотонное кап, кап, кап из водопроводного крана. Не понятно, сколько времени пробежало с тех пор, как меня втолкнули сюда. Развлекал себя воспоминаниями картинок отпуска. К ужасному чувству тоски добавилось ноющее чувство голода. Казалось, что я нахожусь в этом каменном мешке уже не одни сутки.
Дверь, с металлическим скрежетом, отварилась, охранник приказал мне выйти из камеры. Путь наверх по железным лестницам означал хоть какую-то определённость. Меня завели в комнату, где на столе лежали отобранные у меня по прибытии в тюрьму вещи. Сопровождающий сказал, что я свободен. На часах было одиннадцать. Мысль, что я провёл в камере сутки.
Когда я вышел из здания КГБ, на улице было темно. Это был вечер того же дня. Значит я был в заключении всего-то 12 часов. Всего-то!
Я ничего не рассказал жене о случившемся. Поужинал, выпил стакан коньяка, принял душ и провалился в сон.
Причину своего задержания я знал, а вот причину освобождения я узнал лишь на следующий день...
Разбудил меня звонок в дверь квартиры. На часах было час дня. Пришёл двоюродный брат, с которым мы работали в ресторане. Поскольку телефонов у нас с ним в квартирах тогда ещё не было, то он, в тревоге позвонив из уличного телефона мой жене на работу, и узнав, что я дома, приехал. Брат рассказал всё что знал сам...
Оказывается участниками той массовой драки, с противной стороны были хорошо подвыпившие офицеры КГБ, в штатском. Среди них был Аристов, зять первого секретаря Ленинградского горкома КПСС Бориса Ивановича Аристова. В то время, по сути, единовластного хозяина Ленинграда.
А я был арестован по ошибке, поскольку внешне, комплекцией, походил на нашего официанта Юрку Самохина.
Тот, действительно, участвовал в драке и нанёс удар зятю Аристова. Юрка был единственным в нашем ресторане фирменным официантом. Т.е. учился на это, в отличие от остальных, пришедших, как и я из других профессий. А ещё он, в юности, 3 года сидел в колонии, имел четырёх детей, почти не употреблял алкоголь. Особой дружбы ни у кого с ним не было, он был сам по себе. В момент моего задержания, когда в зал вошли милиционеры, Юрка, как и остальные участники драки, выскочил из зала.
Когда Самохин понял, что меня арестовали, перепутав с ним, он сам пришёл в милицию с повинной. А там пока разбирались, что и как, я сидел в кутузке. Юрку задержали, остальных же участников драки, оставили на свободе. Пока...
Следствие было не долгим. Судилище проходило в здании суда нашего Василеостровского района.
Я присутствовал на первом заседании, когда разбиралось, как выразилась судья: «Преступление курсанта такого-то».
Крупному парню, курсанту «Макаровки», училища гражданского флота, вменялось в вину, что он с тремя другими курсантами участвовал в драке. На него указал представитель КГБ. В суд, как свидетельница, была вызвана одна наша официантка. На вопрос судьи, видела ли она, как этот парень дрался, та ответила: «Да он был настолько пьян, что самостоятельно подняться от стола не мог». Потом суд допрашивал Юрку, из-за похожести на которого я отсидел в тюрьме. Юрка сообщил, что будет защищать себя сам, мотивируя это тем, что у него четверо маленьких детей и нет денег на адвоката.
Судья, очевидно, чтобы указать подсудимому его место, задала провокационный вопрос:
- Что означает наколка в виде перстня у тебя на пальце?
- Да, я отбывал срок в детской колонии. А разве Вы не слышали, об издевательствах и унижениях, творящихся в детских колониях? Там не спрашивают, хочешь ты наколоться или нет.
- Расскажи, как, на твой взгляд, началась драка? За что ты ударил офицера КГБ?
- Я не мог знать, что он офицер. Я стоял на лестнице, когда группа подвыпивших молодых людей, отшвырнув швейцара, кинулась по ступенькам вверх. Один из них ударил меня в живот. Я ударил в ответ. Ну, обменялись два мужика ударами, так в чём трагедия? Он ударил, я ответил, не думал, что парень этот затаит на меня обиду.
Пригласили, как свидетеля, швейцара, стоявшего в тот день в дверях ресторана.
Вопрос ему:
- Вас эти люди отталкивали?
- Да меня все отталкивают.
- Они вам показывали документы?
- Да мне все чего-то показывают.
Когда во время перерыва слушанья на обед, я стоял с другими работниками нашего ресторана в коридоре, к нам подошли два мужичка и серьёзным тоном сообщили, что совсем не обязательно ходить на слушанье этого дела. На наше возражение, те парировали, что, мол, с людьми и их родственниками у нас могут произойти разные неприятности, а иногда они и просто пропадают.
На следующие заседания я не ходил.
Результатом этого судилища стало...
Курсанту тому, который и не участвовал в драке, дали год условно. Что повлекло за собой не выдачи ему диплома об окончании училища.
Одному официанту, который принимал участие в потасовке дали 2 года условно.
Юрке, на месте которого мог бы быть я, дали 4 года строго режима.
Когда я находился в камере, я почему-то не испытывал страха. Поскольку верил ещё в наше правосудие и был уверен, что вот сейчас меня вызовут на допрос и следователь, убедившись, что я в момент драки находился в Грузии, поймёт о чудовищной ошибке. Но, когда я узнал, что невиновного курсанта осудили, и о таком длительном сроке заключения для Юры, мне стало действительно очень страшно...
17 Highwei to Fugue!
Ирина Вебер 2
Август 1981 года. Донингстон парк. Великобритания.
- Боже правый, где я? - ошарашенно оглядываясь, воскликнул Иоганн Себастьян Бах.- Что за адское сборище? Что за дьявольское веселье творится здесь? Что за сатанинская месса?
Вокруг него бушевала восторженная 65-тысячная толпа, небо затянуло дымом от сцены, на которой пятеро мужчин в необычных одеждах извлекали из странных инструментов звуки, похожие на рассерженного громовержца: один из них, с рыжими волосами, бил в барабаны с силой кузнечного молота, другой, с голыми коленками и в школьной форме, прыгал, играя на скрипкообразной лютне с металлическими струнами, а вокалист резким, хриплым голосом кричал: "Highway to Hell" (название песни рок-группы "АС/ДС")!
- Дорога в Ад? - Бах перекрестился. - Только не это! - в ужасе прошептал он.
- Обожаю "АС/ДС"! У них обалденная музыка! - услышал композитор рядом чей-то голос.
- Это музыка?!- Бах был в шоке. - Это...это просто шум! Но...постойте...как я здесь оказался?
Несколько минут назад...1710 год. Ваймар.
Иоганн Себастьян Бах склонился над партитурой, погружённый в прекрасный мир звуков и гармонии. Очередная фуга - ажурное кружево мелодий, переплетающиеся с математической точностью, словно архитектурный чертёж, в котором каждая линия выверена и уравновешена. Сложные модуляции (переход из одной тональности в другую), тончайшие нюансы звучания - он тщательно оттачивал каждую деталь, вновь и вновь возвращаясь к написанному, поправляя, уточняя:
- Музыка совершенна, когда каждая тема, каждый контрапункт (одновременное сочетание нескольких голосов) должны встать на своё место, подчиняясь строгому, но изящному порядку.
Композитор, удовлетворённо вздохнув, откинулся в кресло, взяв со стола кубок с любимым вином, привезённым ему в дар из Франконии (часть Баварии). Но стоило ему поднести чашу к губам, как воздух внезапно сгустился, нотная бумага съехала с пюпитра (подставка для нот) на пол и громкий аккорд неизвестного инструмента взорвал пространство.
Август 1981 года. Донингстон парк. Великобритания.
- Да ну...Не может быть? Это Вы...Бах? - произнёс парень в чёрной футболке с надписью АС/ДС, -... наверное, я слишком много выпил?
- Разумеется это я! Но я...я только что сидел в своём кабинете и наслаждался "Штайнвайном"!
Парень посмотрел на свою бутылку с остатками вина. К его изумлению, на этикетке значилось то же название.
Со сцены раздавался оглушительный рёв гитар.
- Куда я попал?
- На фестиваль "Monsters of Rock", на рок-концерт. Сегодня мы хедлайнеры.
- Кто?!
- Ну, лидеры концерта. Группа называется "АС/ДС". Я - Пит - гитарный техник этой группы.
- Это...невероятно...Эти люди...они все словно в религиозном экстазе!
- У нас тут другой бог. Добро пожаловать в мир тяжёлого рока.
- Но что это за музыка? Она столь...громогласна, столь...хаотична.
- Хаотична?- У нас всё по науке: мощный рифф (мелодия или фраза постоянно повторяющаяся), ударный ритм, простой, но цепляющий вокал. Это формула успеха, дорогой Бах!
- Хм...Формула? Музыка должна быть точной, как архитектура. Где фуга, где контрапункт?
- Времена изменились, уважаемый маэстро.
Бах снова взглянул на сцену и прислушался:
- Ваши звуки ужасны. Но ритм...однако...постой...эти басовые ходы...да это же остинатный (многократное повторение) ритм!
Прошло два дня.
Иоганн Бах сидел за роялем, погружённый в работу. Перед ним лежал лист с заголовком: "АС/ДС - другая музыка". Его пальцы бегали по клавишам, создавая нечто странное - гитарные риффы, переплетённые с фугами.
- Так, а если в припев добавить секвенции - пусть эта фраза повторяется, но в разных тональностях ... О да, звучит восхитительно, слышите? Теперь на счёт соло...Оно, конечно, превосходно, но украсим его модуляцией - поднимем тональность прямо посреди фразы, чтобы создать эффект неожиданности. Ну, как теперь?
- Бах, Вы гений! Мы сыграем это на завтрашнем заключительном концерте.
- А теперь про контрапункт. Я советую так: каждая гитара должна вести свою мелодию, но перекликаться с другой. Один играет тему, другой отвечает, как в хорошей фуге. Это добавит глубину произведению. Я думаю, что звуки органа здесь будут очень уместны.
Толпа ревела от восторга, прожекторы освещали сцену, в центре которой за концертным органом сидел Иоганн Себастьян Бах. Вокруг органа разместились участники группы "АС/ДС".
- One, Two, Three, Four! (Один, Два, Три, Четыре!) Highwei to Fugue! (Дорога в фугу!) - выкрикнул солист.
Орган и электрогитары слились в необычный, красивый и мощный аккорд, в невообразимую гармонию, создавая уникальный звук, новый в современном роке. Эта музыка, не похожая ни на что, лилась со сцены, захватывая сердца слушателей. Мощь рока соединилась с органными пассажами, создавая атмосферу, в которой прошлое и настоящее объединились в одно целое.
В этот момент родилось музыкальное направление - барОчный хеви-металл.
1710 год. Ваймар
Иоганн открыл глаза и потянулся. В голове словно туман, очевидно из-за выпитого Штайнвайна, которого оказалось больше, чем следовало бы. Не в силах сразу понять, что происходит, он медленно огляделся: его кабинет, его кресло... Вроде всё, как всегда. Но что это было? Сон?...Странный какой-то.
Бах попытался вспомнить, но в памяти всплыли лишь слова, смысл которых он не знал:
- Рифф. Хедлайнеры. Что за ерунда? Но...остинатный ритм...да, да.
Мастер барокко быстро подошёл к клавесину и наиграл несколько аккордов. Ритм. Он почувствовал, как этот ритм сам собой складывается в нечто великое. Произведение, рождённое из странного сна, превратилось во что-то большее, чем музыка. Оно стало связующим звеном между временами. Этот ритм, повторяющийся и неумолимо движущийся, вплёлся в ткань его новой божественно прекрасной "Пассакальи до минор".
18 У нас такие не водятся
Ирина Вебер 2
Апрель в весне - это её сердце.
Если март это пробуждение, робкое и ещё настороженное, а май - уже зрелая, почти летняя пора, то апрель - это движение: всё растёт, спешит, будто знает, как мало времени. Каждый день - это новый шаг: вчера было голо, сегодня расцвело.
Апрель, как юность в жизни: когда ещё всё впереди, но уже не ребёнок. Месяц непостоянен, изменчив, полон ветров, дождей, первых листочков, бабочек, ароматов. В нём надежда и ощущение, что всё начинается заново.
Я стою на опушке леса и любуюсь её весенним преображением: могучие буки оделись в молодую зелень, берёзы трепещут прозрачными, чуть золотистыми кружевами, а клён расправил свои первые резные ладошки.
Весеннее небо ярко-голубое, высокое и бездонное. Апрельское солнце, оно особенное: ласковое, тёплое, не обжигает ещё, как летом.
Молодая трава густая, сочная, а среди неё - медуница, с розовато-синими цветочками, рядом одуванчики, первые, пушистые, золотые, тут же благоухают нежные лесные фиалки.
Птицы радостно щебечут, оглашая лес своими звонкими голосами. Весна для них - время брачных ухаживаний, строительства гнезда и терпеливое ожидание потомства.
Вдоль опушки леса растут кусты тёрна. На его тёмных, колючих ветках набухли бутоны цветов. Они вот-вот лопнут и расправят свои нежные белые лепестки, восхищая своей красотой и наполняя воздух тонким ароматом. А пока тёрн не зацвёл, все бабочки лакомятся нектаром цветущих вишен. Вишнёвые деревья в своих белоснежных нарядах, словно невесты, выразительно и изящно выделяются на фоне василькового неба. Ох, как же это красиво! Смотришь и чувствуешь, как душу переполняет восторг.
Время на опушке течёт для меня иначе - не по часам, а по полёту бабочек, по переливам света в листве, по журчанию лесного ручья, по птичьим трелям.
Я пришла сюда не только, чтобы снова, как и каждую весну, полюбоваться удивительным чудом - возрождением природы, но и сфотографировать тот мимолётный момент, когда бабочка присела отдохнуть на цветок, раскрывая свои прекрасные крылышки.
Вот пролетела бабочка Лимонница. Она опустилась на ближайшее вишнёвое дерево, которое начало уже отцветать. Осторожно, чтобы не испугать, я стала приближаться к ней. Но моё внимание отвлекло что-то странное, что едва заметила чуть выше бабочки. Присмотревшись, замерла в изумлении. На ветке вишни сидела необычная птица. Вот это да! Так это же голубой волнистый попугай! У нас в лесу такие не водятся. Как же этот красавец оказался здесь? - Он явно потерялся.
Попугайчик сидел, понурив голову и выглядел грустным.
- Откуда такой чудесный и удивительный гость появился в наших краях? - нежно заговорила я с ним.
Птичка издала в ответ звук, который мне послышался, как жалоба или ворчание.
- Понимаю. Здесь не та обстановка, к которой ты привык, — говоря это, я медленно подошла к попугайчику, — место опасное для тебя. Этот лес совсем не твой дом.
Он не улетел. Только чуть склонил голову, будто пытался понять мою речь.
- Ты, наверное, голоден? Можно я тебя поглажу? - прошептала я, едва касаясь кончиками пальцев его лапки.
Попугайчик вздрогнул, пискнул и перелетел на другую ветку.
- Не бойся, малыш, я тебя не обижу, — сделала я новую попытку приблизиться к нему, — правда, правда, доверься мне.
Ласково говоря, опять дотронулась до его лапки. На это раз он не отпрянул.
- Какой ты хорошенький.
И тут он заговорил. По-своему. Маленький комочек, полный страха и тревог жаловался мне на свою судьбу. Видно, провёл он в лесу не один день.
- Да, да, ты прав. И совсем ни в чём не виноват. Это всё они. Забыли закрыть клетку. Или это было окно? - говоря ласково, продолжаю гладить его лапку. Но вот моя рука, мягко касаясь его перьев, медленно поднялась чуть выше, к крылышку, потом ещё выше. Попугайчик успокоился и даже закрыл свои глазки от удовольствия - явно ему нравились мои ласки. Добравшись до его шейки, я взяла попугайчика в свою ладонь и, пока он не испугался, быстро положила его в сумку.
- Лидуля, сейчас приду к тебе в гости. С новым знакомым, — звоню своей подруге.
- Приходите. Я как раз блинчиков с творогом наделала.
- Ты одна? - спросила Лида, чуть приподняв брови от удивления, — ты же говорила?
- Сейчас всё увидишь.
Я присела на диван, открыла сумку и выпустила попугайчика, который тут же подлетел к окну и опустился на подоконник.
- Ой, какой красивый! Откуда он у тебя?
- Пошла в лес фотографировать своих любимых бабочек и нашла его. Я подумала, что твой Кеша скучает в одиночестве. А теперь у него будет товарищ. Твой желтого цвета, а этот голубой.
- Да, повезло попугаю, что ты поймала его. В лесу он бы погиб или хищники съели. Мой Кеша очень обрадуется.
С тех пор живут у моей подруги два волнистых попугайчика: Кеша и Тоша.
История эта случилась год назад.
И вот опять апрель. Всё цветёт и радует глаз. Пора выходить на фотоохоту.
- Ира, ты снова в лес? Может, ещё одного попугайчика для меня найдёшь? Желательно, чтобы он был другого цвета.
Я улыбнулась, подумав, что вряд ли найду. Хотя кто его знает. В лесу всякое бывает.
19 Снова в сети
Наталья Евтеева
- Надежда Ивановна, вы разве не знаете, что Эльвира Рафисовна умерла? – спросила методист учебной части бывшую сотрудницу, предлагая ей почасовую нагрузку на один учебный год.
- Умерла? – растерялась Надежда Ивановна, - Как же это может быть? Я не знала. Кажется, я совсем недавно читала ее сообщения в социальных сетях и фото видела. Она же была беременна!
- Да и умерла при родах третьего ребенка. Все знают об этом печальном событии, я думала, что и вы знаете.
- Ужас какой! А ребенок?
- Ребенок выжил. Отец его растит. Мальчик.
- Господи! Но почему же она умерла?
- Она рожала дома. Роды были тяжелые, открылось кровотечение, и пока приехала скорая, она умерла.
- Какой ужас только!
- Надежда Ивановна, теперь должность Эльвиры Рафисовны занимает Галина Федоровна. Все вопросы по нагрузке можно обсудить с ней. Я дам ей номер вашего телефона. Она очень добрая и хорошая женщина. На место Эльвиры Рафисовны долго никого не могли найти.
- Еще бы. Такая работа… Хорошо, я вас поняла, буду на связи.
Надежда Ивановна завершила звонок и задумалась. Она вспомнила годы работы в колледже до того, как ушла в декрет, хорошую зарплату, почетное положение среди сотрудников и доброжелательные рабочие отношения с начальницей, Эльвирой Рафисовной. Вспомнила фигурку ангелочка, неожиданно подаренного ей Эльвирой под Новый год.
- Вы молодец, Эльвира Рафисовна, сказала как-то раз Надежда в беседе.
- Почему? – спросила та.
- У вас двое детей.
- Вы, наверное, хотели бы решиться на второго, Надежда Ивановна?
- Да, я ведь во втором браке. А вы хотели бы третьего?
- Родить-то, это еще не главное, надо же на ноги поставить!
А под Новый год, когда Эльвира дарила ангелочка, она пожелала Надежде счастья, удачи и спросила:
- Вы знаете, зачем дарят ангела?
- Нет, - честно ответила Надежда.
- Чтобы в семье появился ребенок.
- Правда? – растеряно и изумленно ответила тогда Надежда. А через два месяца она забеременела, осенью родила дочку, вышла в декрет и уже не вернулась на прежнее место, дочка много болела в садике, Надежда решила отдать материнскую любовь дочке в полной мере, оставив карьеру.
Через пару лет Надежда пришла в гости к Эльвире в колледж, забирала документы. Они тепло попрощались и больше не виделись. И не общались. Однако Надежда просматривала страничку Эльвиры в соцсетях, можно сказать, следила за жизнью бывшей начальницы.
Она открыла эту страничку и теперь: на фотографии Эльвира была беременна, она сидела счастливая и довольная, видимо, у себя дома, уже с большим животом, длинные черные, как смоль, волосы, обрамляли несколько бледное и утомленное лицо. Надежда видела эту фотографию не впервые. Давно уже она рассмотрела все детали, ожидая новых фото и думая, что бывшая начальница теперь просто редко заходит в сеть. На знакомом фото красивая добрая и такая живая Эльвира с печальной улыбкой сидит среди комнатных цветов, а у ног ее лежит большая пушистая кошка. На соседнем фото улыбаются ее дети, мальчик лет шестнадцати и девочка лет четырнадцати, и супруг Эльвиры нежно обнимает их за плечи. Вот Эльвира гуляет по осеннему парку, а еще раньше сотрудники колледжа дарят ей огромный пряник с поздравительной надписью: «С юбилеем! 35 лет».
Надежда еще раз, в последний раз, взглянула на красивое печальное лицо Эльвиры, сидящей в комнате среди цветов, и мысленно попрощалась с ней. Так странно было понимать, что Эльвиры уже нет среди живых, когда она так живо улыбается в галерее своих фотографий. «Запечатленный фрагмент жизни, только какой-то застывший, неподвижный», - почему-то подумала Надежда.
А через полгода ей на телефон, где хранился когда-то номер начальницы, пришло уведомление: «Эльвира Рафисовна снова в сети».
Холодным ужасом обдало Надежду. Молодая женщина на аватарке в телеграмм так похожа была на Эльвиру… да не она, наверное...
20 Озеро в лесу
Наталья Евтеева
Тихое озеро с живописным островком посередине манит в знойный летний день. Черная спокойная гладь воды искрится в лучах палящего жаркого солнца. Бывшая дворянская усадьба Алмазово, расположенная в Щелковском районе Московской области, впечатляет красотой высоких раскидистых дубов, укрывающих берег небольшого озера от ветра.
Сегодня, в знойный июльский день все замирает в ожидании грозы. Даже стрекозы почти неподвижно застывают над водой, присаживаются на лист кувшинки, но потом вдруг стремительно, молниеносно мчатся вперед или в сторону, и так же внезапно останавливаются и снова замирают в неподвижности. Я смотрю на дальний заросший камышами берег, и сознание увлекает вдаль, переносит в другое время: точно такой же день, и то же озеро, и те же дубы, но сейчас молодой граф Алмазов прогуливается верхом по своему родовому имению. Вот его красивая, стройная фигура мелькает среди деревьев, среди молодых дубов, посаженных еще его дедом. Вот он приближается к месту работ, где загорелые крепкие мужики выкорчевывают деревья и копают землю.
- А вот здесь, дорогая графиня, будет озеро, - сообщает граф своей темноволосой спутнице, что скачет чуть позади на изящной белой лошади.
- Озеро? – звонким насмешливым голосом повторяет она, - Нет, граф, вы ошиблись, это будет всего лишь пруд, – Она ударяет лошадь кнутом, и та быстро уносит ее прочь.
Граф некоторое время стоит в растерянности, но быстро овладевает собой:
- Продолжайте работать, - обращается он к мужикам, - я скоро вернусь. Граф разворачивает коня и скачет за графиней.
То же место. Душный вечер знойного дня. Влюбленный мужчина с замиранием сердца ожидает даму на берегу. Ее стройный стан, охваченный нежным шелком белоснежного платья, уже виден за ближними дубами.
- Вы все-таки пришли... – в радостном волнении шепчет он ей.
- Ну разумеется пришла, - отвечает она, поправляя кудри черных волос.
Они спускаются к воде. Он запрыгивает в лодку, нежно улыбается, протягивает руку, приглашая ее за собой. Она вкладывает изящную кисть в белой перчатке в его ладонь, аккуратно ступает на дно раскачивающейся лодки, придерживая платье, грациозно опускается на сидение. Он отвязывает веревку, и вот уже почти бесшумно лодка скользит по темной воде. Редкие всплески весла слышны в этот сумеречный час.
- Какое красивое озеро, так и манит к себе тот островок, что посередине, - говорит она.
- Да, вы правы, хотя когда-то говорили, что это всего лишь пруд.
Выхватив мгновение былого, а быть может, только воображаемого, сознание мчится дальше, перелетая десятилетия, и открывает новую картину.
Вот пожилая дама медленно прогуливается по берегу озера вместе со служанкой. Вот она садится на знакомую скамейку в тени раскидистого дуба, любуется зеркальной гладью озера, которое вновь и вновь отражает былое. Воспоминания прошедших дней захватывают ее, и на глаза наворачиваются слезы. Тогда она чуть отворачивается и белоснежным шелковым платком вытирает глаза, слезящиеся словно бы от нестерпимо яркого солнечного света, отраженного озерной водой.
- Ну, почитай-ка мне книгу, дитя мое, - обращается она к служанке, - да начни с того места, как они катались на лодке по озеру.
Смена декораций. Далекое прошлое остается позади, наступает другое время. Все то же место, но совсем другой, изменившийся до неузнаваемости мир двадцатого века.
Отряд детей из пионерского лагеря «Колосс», распложенного в полутора километрах, в такой же солнечный летний день шагает на озеро. Дети смеются и весело переговариваются. В их глазах не только надежда, но и вера в себя, в возможность изменить этот мир, покалеченный болью войны, вера в способность человека сделать жизнь лучше, обрести желанное светлое будущее.
- За-пе-вай! – кричит им вожатый.
И дети все вместе, как один начинают песню:
Взвейтесь кострами синие ночи,
Мы пионеры, дети рабочих...
Пришли.
- Построиться в шеренгу. По порядку рас-счи-тайсь!
- Первый...
- Пятый...
- Семнадцатый...
- Двадцатый – расчет окончен.
- Вольно ребята, идите купаться.
Шумно плещется вода, переливаясь коричнево-золотыми искрами брызг на солнце. Радостно смеются дети, этот день для них словно праздник – купание.
Теперь сознание рисует картину настоящего, картину начала двадцать первого века. Обыкновенный выходной день, когда у горожан есть возможность сбросить гнет забот, выехать на дачу или просто отдохнуть на природе.
Множество машин вокруг озера. В каждой отдельно звучит своя музыка, в основном зарубежная. На земле расстелены покрывала, разложена еда – пикники. Пахнет дымом костров, сигарет, духами и потом человеческих тел. На ветках деревьев сушатся полотенца. Матери кричат детям с берега, чтобы те вылезали из воды.
А вот хозяйственная дама с мужем зашла в воду по пояс. В одной руке кусок мыла – в другой нечто серого цвета, напоминающее ночные кальсоны. Муж держит их за лямки, растягивая над водой, а жена методично намыливает штанины... Потом полощет во взбаламученной озерной воде, перемешанной с песком и глиной со дна. Муж довольно улыбается, выжимая кальсоны, а располневшая с годами жена раздвигает мыльные круги, идущие по воде, выбираясь на берег.
Нарушено спокойствие природы, разорвано криками, задушено запахами, задавлено суетой...
Но лес живет своей жизнью. Он вбирает человеческую боль, тревогу, усталость. Растворяет это силой животворящей земли, воды, крепостью вековых дубов, вечностью неба...
Вот над людским оголтелым весельем собираются тучи, и вдали уже слышны раскаты грома. Но пока он не грянет с неистовой неудержимой силой прямо над их головами, они не слышат его в создаваемом привычном, искусственном шуме. Первые капли дождя, словно маленькие колокольчики, звенят, ударяясь о водную гладь. Одна капля, другая, третья, - и их уже не счесть в шуршащем шепоте небесной воды, соединившейся с земной...
Крепчает ветер, дождь усиливается, капли становятся крупнее и сливаются в единый водный поток. И вот уже блеснула молния, и послышался гром, становящийся все более сильным и грозным.
Растерянность и испуг в глазах отдыхающих. Суетливые, торопящиеся движения. Сборы впопыхах... Разъезжающиеся машины. Как легко природа смыла людей с берега!
Гнутся верхушки деревьев в порывах ветра, а по крышам и стеклам машин стучат крупные капли дождя, или может быть, это град? Разрезают пространство молнии, резко грохочет гром. Настоящая гроза очищает землю.
Ушли, уехали люди, успокоился дождь, утихла непогода. Воздух посвежел, небо прояснилось, а над спокойным тихим озером повис вечерний туман, словно легкой пушистой шалью укрыла его на ночь природа.
А назавтра лес проснется, согреется лучами солнца и запоет свою особую лесную песню, которая зазвучит в ласковом шепоте верхушек деревьев, шелестящих листьями от тихого ветерка, в щебетании птиц, всплеске воды, хрусте ветки, - во всем многообразии природных звуков.
Как много хранишь ты в своей темной глубине веков маленькое тихое озеро в лесу усадьбы Алмазово! Сколько тайн скрыто в твоих бездонных черных водах, сколько событий отражено в них! А стрекозы все также замирают у дальних камышей и также неожиданно молниеносно пересекают пространство, а может быть, и само время.
21 Дядьмиша
Елена Путилина
Михаилу снилась дверь. Вернее, так: ему снилось, что он обнаружил в своей комнате ещё одну дверь…
…В комнату эту он вселился недавно. Она досталась ему после развода с женой. Развод, раздел, разъезд. Жена пожелала остаться в их недавно купленной квартире в многоэтажке, а ему было предложено переехать в бывшее жильё её нового супруга – вот эту самую комнатёнку в старом доме недалеко от реки. Собственно, можно было бы поторговаться с бывшей-то, уж больно неравноценными оказались варианты. Но после того, как жена ни с того ни с сего вдруг объявила, что уходит к другому и уже подала на развод, им овладела странная апатия, словно он внезапно полностью потерял способность испытывать эмоции. Наверно так чувствует себя обречённый на удаление зуб, когда в десну вкололи обезболивающее. Зуб этот, бедолага, даже и не болел, и кариеса у него отродясь не бывало, но его почему-то объявили ненужным и решили заменить модным и более красивым имплантом. Сравнение себя с зубом неожиданно понравилось Михаилу, он усмехнулся, примерив к избраннику бывшей своей, а теперь чужой жены, кличку «Имплант». Заклеймив таким образом соперника, он даже почувствовал облегчение, словно дурацкое словечко одарило его неким моральным превосходством и правом взирать на ситуацию свысока.
Он даже не удосужился взглянуть на своё будущее жильё, а просто взял отпуск и уехал на неделю из Кашина, предоставив все хлопоты по перевозке вещей, доставшихся ему после раздела, счастливым молодожёнам. Вернувшись, получил от Импланта ключи и записульку с адресом и пошёл осваивать новую территорию.
Дом показался ему смутно знакомым, что было, в общем-то, неудивительно: наверняка ему случалось – и не раз – проходить мимо, городок-то невелик. Но когда Михаил, открыв скрипучую дверь, шагнул в лёгкие сумерки, повисшие за порогом, и вдохнул терпкий, сладковатый и горький одновременно, воздух старого дома, то запах – потихоньку гниющих столетних брёвен? мышей? сырости? – разбудил где-то в самой глубине его памяти неясное видение чего-то дорогого, но почти стёртого за давностью лет. Дежавю мелькнуло и исчезло прежде, чем он успел осознать его. Пожал плечами и двинулся дальше по неширокому коридору, отыскивая нужную цифру – номер своей теперешней квартиры.
Комната выглядела совсем маленькой, возможно из-за старинного шкафа, принадлежавшего, скорее всего, ещё купцу, дом этот строившему. Шло время, хозяева комнаты менялись, но шкаф оставался недвижим, как одинокий утёс среди волн, и не удивительно: при его габаритах никто даже не пытался хотя бы передвинуть его. Так он и стоял ровно посередине стены, сильно выдаваясь вперёд, так что при небольшой – квадратов двенадцать – площади комнаты сложно было обогнуть его, не зацепив. На оставшемся пространстве была кое-как расставлена остальная мебель: стол, диван-недомерок и пара стульев. На диване громоздилась пирамида из трёх объёмистых сумок – с такими в весёлые девяностые мотались в Польшу или Китай челноки за дешёвым ширпотребом. Сумки, надо полагать, содержали его личные вещи. А где же?.. Вот он! Вздохнул с облегчением, заметив на столе свой ноутбук, скромно выглядывающий из-за пары кастрюлек, чайника, нескольких чашек-тарелок, и ещё какой-то кухонной утвари, выделенной ему в пользование сердобольной бывшей половиной.
Вздохнул и принялся разбирать и упорядочивать пожитки.
Месяца три прошло без событий и перемен. Рана, нанесённая предательством, понемногу затянулась, но досада осталась, а равнодушие во всему происходящему вокруг превратилось в привычку. День за днём пролетал, не принося ни радостей, ни огорчений. Ходил на работу, возвращался к своим пенатам, готовил немудрёный ужин, засыпал под бубнящий телевизор, просыпался, шёл на работу…
Этим вечером, устроившись на своём узком, чуть пошире вагонной полки, и таком же жёстком диване, он в ожидании сна лениво скользил взглядом по противоположной стене, где в сумерках чёрным пятном выделялся шкаф. Вот ведь дурацкая мебель! Сколько раз, налетев на него, чертыхался и грозился выбросить, но не выбрасывал: рука не поднималась. В бездонной утробе этого громилы помещались и книги, и инструменты, и посуда, и весь его немудрёный гардероб. И куда всё складывать, если выбросить этого неуклюжего, но вместительного великана?
«Надо бы всё-таки сдвинуть его в угол, что ли…» – уже засыпая, подумал Михаил…
…Ему снилось, что он передвигает шкаф, упираясь спиной в его чёрный деревянный бок, а согнутой в колене ногой – в стену, и матерно ругаясь при этом, что было удивительно: в обычной жизни он не употреблял обсценную лексику и брезгливо морщился, когда кто-нибудь из знакомых вворачивал в разговор крепкое словцо. Эта разборчивость перешла к нему от матери, всю жизнь преподававшей в школе русский и литературу и превыше всего почитавшей изящную словесность. Но в этом сне он в пылу единоборства со шкафом ругался как последний сапожник.
Когда победа была одержана и шкаф занял предназначенное ему хозяином место в углу, взору Михаила был явлен кусок стены многие годы скрытый от глаз постояльцев: прямоугольник старинных обоев и – дверь. Обычная, довольно старая филёнчатая дверь, крашеная белой краской, местами уже облупившейся. Ни ручки, ни задвижки, ни замочной скважины.
Михаил осторожно толкнул дверь – она медленно, со скрипом отворилась. За ней оказалась довольно большая комната. Михаил огляделся. Насколько он знал, здесь не было жильцов, даже вход – последняя дверь в коридоре – за неимением ключа был заколочен доской, а в окне с мутными от пыли стёклами пророс какой-то упрямый вьюнок, дотянувшийся с земли и проникший в щель между рамой и косяком. И тем не менее комната явно была обитаема.
Старая мебель – не старинная, а старая, такая была в ходу в дни его детства: кровать, застеленная покрывалом с кружевным подзором, на ней пирамидка подушек под вышитой накидушкой, детская кроватка с решётчатыми стенками, трёхстворчатый шкаф с большим зеркалом вместо средней дверцы, круглый обеденный стол, над ним красный матерчатый абажур с кистями, у стола шесть венских стульев с гнутыми спинками. На миг в душе мелькнуло какое-то неясное видение, совсем как в тот раз, когда он в первые перешагнул порог этого дома, но смутный образ чего-то знакомого растаял, не успев кристаллизоваться и стать воспоминанием.
На полу, в обнимку с плюшевым мишкой, сидел мальчонка лет трёх. Он, видно, только что плакал, потому что на щеках блестели дорожки слёз. Малыш уставился на Михаила открыв рот и всё ещё тихонько всхлипывая.
Ну, дела… За три месяца, прожитых в этом доме, Михаил так и не свёл близкого знакомства ни с кем из соседей, «здрасьте – до свиданья» – вот и весь разговор, но что ни у кого из жильцов ни на его, ни на втором этаже не было детишек, за это он мог поручиться!
– Ты кто? – прозвучал тревожный вопрос маленького человечка.
– Я дядя Миша, твой сосед. Я вот там, за стенкой, живу, – махнул рукой в сторону своей комнаты. – Ты чего плачешь?
– Мамы долго нет, – малыш снова всхлипнул, и глазёнки наполнились готовыми покатиться слезами, – я боюсь!
– Не бойся, я же с тобой! А мама скоро придёт, она, наверно, в магазине в очереди стоит, – сказал первое, что пришло в голову. Заметил брошенную на столе книжку про колобка, спросил, усаживаясь в кресло: – Хочешь, я тебе сказку почитаю?
Мальчонка кивнул и вскарабкался к нему на колени.
– А тебя-то как зовут?
– Михасик.
– Тёзки, значит, мы с тобой, – улыбнулся, открывая книжку, – ну, Михасик-карасик, слушай… «Жил-был старик со старухою. Просит старик: «Испеки, старуха, колобок». – «Из чего? Муки-то совсем у нас нету». – «А ты по коробу поскреби, по сусеку помети, авось и наберёшь»…
За дверью, – не той, через которую он вошёл, а за другой, ведущей, очевидно, в коридор, прозвучали торопливые шаги.
– Мама идёт! – радостно закричал Михасик, соскакивая с его колен.
Михаил отложил книгу, поднялся и отступил к стене. Ему не хотелось встречаться с матерью мальчугана, мало ли что она подумает, увидев в своём доме незнакомого мужчину, ещё, пожалуй, за вора примет. Толкнул осторожно дверь – и проснулся.
Полежал немного, вспоминая сон. Михасик-карасик! Так его называла мать, когда он был совсем маленьким. Они тогда жили вдвоём, потому что отец – он работал машинистом на железной дороге – часто и надолго уезжал. И у них тоже был сосед дядя Миша (а попросту – Дядьмиша), который играл с ним, когда мама уходила на работу, а он оставался один и начинал плакать. И ещё были пирожки. Какие-то смешные, но очень вкусные пирожки, их пекла соседка из квартиры напротив. Как же её звали? Нет, не вспоминается! А мама почему-то всегда сердилась, когда он рассказывал ей о Дядьмише, и называла его выдумщиком. Вскоре они переехали на другую квартиру, он больше никогда не видел дядю Мишу и постепенно забыл его. И сейчас бы не вспомнил, если бы не сон. Сколько ему тогда было? Года три-четыре, не больше, а вот надо же – запомнилось. Странная штука – память!
Глянул на часы – рано ещё! Поворочался и уснул.
Неизвестно, что сказал бы по этому поводу какой-нибудь учёный сомнолог, но только с тех пор сон о маленьком мальчике, живущем в комнате за стеной, снился Михаилу снова и снова. Не повторялся, нет, события в его снах потихоньку развивались, как если бы он смотрел сериал, и не просто смотрел, но и сам становился действующим лицом. Каждый раз, уснув, он открывал дверь и попадал всё в ту же комнату, и каждый раз, выходя из неё, просыпался. Однажды он попытался выйти из комнаты в коридор, но у него ничего не получилось, то ли та дверь была заперта снаружи, то ли по какой-то иной причине. Впрочем, у снов свои законы.
– А ты по правде есть, Дядьмиша?
– Как это? – не понял он.
– Мама сказала, что я всё выдумываю и тебя нет, потому что за этой стенкой никто не живёт.
Михаил растерялся. Мама мальчика, которого он видит во сне, объявила его несуществующим! Забавно! Но надо было что-то ответить, и он сказал:
– А дед Мороз есть?
Малыш кивнул:
– Есть. Он мне подарки под ёлку кладёт.
– Ну вот видишь, и я тоже есть: мы же с тобой играем.
На этом трудный вопрос был закрыт.
Так уж выходило, что во всех снах Михаил заставал Михасика одного, когда же за дверью звучали шаги и в замке начинал поворачиваться ключ, он успевал выскользнуть в свою дверь, неизменно при этом просыпаясь. Он не удивлялся такому порядку: Карлсон, живущий, как всем известно, на какой-то шведской крыше, тоже навещал Малыша исключительно в отсутствие домашних. Но как-то раз, открыв дверь, Михаил увидел своего маленького приятеля, сидящего за столом, с пирожком в одной руке и чайной чашкой в другой, а рядом с ним девушку в линялом домашнем халатике, тоже с чашкой и пирожком. Михаил опешил от неожиданности и собирался уже отступить за свою спасительную дверь, но Михасик заметил его и восторженно закричал:
– Ура! Дядьмиша пришёл! Дядьмиш, иди с нами чай пить, тётя Лёля, она внапротив живёт, пирожков напекла! С лягушками!
Девушка за столом засмеялась:
– Не с лягушками, дурачок, а с помидорками! – Повернулась к оторопело застывшему на пороге Михаилу, улыбнулась: – А вы и есть таинственный дядя Миша? Садитесь с нами, сейчас я вам чаю налью.
От её улыбки ему вдруг стало так тепло и хорошо, что, забыв о неловкости, он подошёл и, сев на свободный стул, спросил только:
– А почему пирожки у вас с лягушками?
Тётя Лёля, которой по возрасту никак не подходило важное «тётя», опять засмеялась:
– Это Михасик их так прозвал, потому что я в начинку кладу нарезанные незрелые маленькие помидоры, а они же зелёные. Ну и сахар ещё. Сладкие пирожки, попробуйте!
Они ели пирожки с лягушками, запивали их чаем, а довольный Михасик, болтая под столом ногами, гордо лопотал:
– А мама мне не верит! А дед Мороз есть, и Дядьмиша есть! Ты же видишь, Тётьлёль: он есть, ведь он же пирожок ест, а если кого нет, тот и пирожки есть не может! А мама всегда с капустой печёт, вкусные тоже, но с лягушками гораздо веселее!
И было так спокойно, весело и вкусно, что не хотелось пускаться ни в какие объяснения. Да и что тут объяснять? Не скажешь же: я, дескать, пришёл с работы и лёг спать, а тут мне снится, как вы чаёвничаете, и пирожки ваши с лягушками такие удивительные, и вообще очень всё удачно сложилось, а то я так сегодня устал, что поужинать забыл… Тем более, что смешливая Тётьлёля в простеньком домашнем халатике, перехваченном в талии узким пояском, с тёмными косами, уложенными на затылке корзиночкой, и озорными карими глазами, вовсе не удивилась его внезапному появлению из-за стены, «за которой никто не живёт», не начала выпытывать, откуда он взялся, а просто налила чаю и предложила пирожок…
В самый разгар этого безумного – безумно прекрасного! – чаепития в коридоре зазвучали шаги, и тётя Лёля, став вдруг серьёзной, сказала:
– Вам, наверно, лучше уйти…
А он ответил, поднимаясь со стула:
– А можно я опять приду, когда будут пирожки с лягушками? – и добавил, вспомнив, как говаривал почтальон Печкин: – Очень они у вас замечательные!
Она засмеялась, а он шагнул к своей двери – и проснулся…
Хороший какой был сон! По-домашнему уютный и тёплый. Во рту всё ещё явственно ощущался вкус пирожков с лягушками. Что-то такое вспоминалось ему недавно… Отличные пирожки у этой тёти Лёли! Лёля… Смешное, какое-то игрушечное имя. А как же будет полное? Ольга? Елена? Ему хотелось, чтобы она оказалась именно Еленой: Ольгой звали его бывшую, которая теперь пекла пироги для Импланта – всегда одни и те же, с рисом и яйцами. А мама делала пирожки с капустой… «Но с лягушками гораздо веселее!» – вспомнилось ему, и он тихонечко засмеялся.
Итак, в его многосерийный сон добавился новый персонаж: весёлая, приветливая и удивительно симпатичная Тётьлёля, что живёт «внапротив», как сказал Михасик. Не каждый раз, но довольно часто он, открывая во сне дверь, заставал её – неизменно с пирожками и чаем – и радовался этой встрече, как празднику. Наяву сам посмеивался над собой – что может быть нелепее, чем увлечься собственным сновидением? – но ждал прихода вечера, чтобы уснуть и увидеть Тётьлёлю – Елену? Ольгу? – снова. Михаил уже знал, что она только что окончила институт, получила диплом инженера и распределение в родной Кашин на завод электроаппаратуры.
– Вам надо было не в инженеры идти, а в кулинары, – заметил он как-то за чаем, рассеянно наблюдая, как Михасик возводит на полу башню из кубиков, – пирожки у вас хоть куда, а вот в цеху я вас совершенно не представляю. Да и слово это – «инженер» вам совсем не идёт.
– А вы кто по профессии? – спросила Тётьлёля.
– Я… – начал он и осёкся: программист – тогда наверно и слова-то такого не слыхали, – я машинист, на железной дороге работаю.
– Всё вы врёте, – вздохнула она, – не можете вы машинистом быть, вы же не настоящий…
– Что значит «не настоящий»? – запротестовал было Михаил. – Я же ваши пирожки ем, значит я есть, спросите у Михасика.
Но Тётьлёля приложила палец к губам и кивнула на малыша, всё ещё занятого своими кубиками.
– В той комнате никто не живёт, – тихо ответила она, – нет в нашей квартире никакого дяди Миши. Мне очень жаль…
– Мой папа тоже машинист! – гордо заявил Михасик, водружая на вершину своей постройки красную звезду. – Он по всей стране поезда водит! Ему скоро новую квартиру дадут! Большую! А когда мы переедем, ты будешь приходить ко мне в гости, Дядьмиша?
Переедут? И этот удивительный сон перестанет ему сниться? И он больше никогда не увидит смешного маленького Михасика, так похожего на трёхлетнего него самого? И никогда больше…
Проснулся, холодея от этого «никогда больше». Никогда! Михасик на новом месте скоро найдёт себе новых – настоящих – друзей и постепенно забудет Дядьмишу, приходившего, чтобы он не боялся оставаться один, из-за стены, за которой никто не живёт. Но он, Дядьмиша, запутавшийся в собственных снах, получается, что это он теперь остаётся один? А он даже не успел сказать, что… Да что это, в самом-то деле! Нельзя же всерьёз переживать из-за дурацких снов! Тётьлёля, ты была права, он не настоящий, и теперь вы никогда больше не встретитесь, а он так и не узнает, как же тебя всё-таки зовут: Елена или Ольга… Тётьлёля…
За окном чуть начинало светлеть. Понимая, что уснуть уже не удастся, поднялся, стал одеваться. Натягивая футболку, больно ударился о проклятый шкаф. Торчит тут посередине, громила чёртов! Давно надо переставить его в угол! Упёрся спиной в чёрный деревянный бок, а согнутой в колене ногой – в стену, и ругаясь в сердцах, как последний сапожник, попробовал сдвинуть эту громадину. Ага, пошёл! Приналёг ещё – и побеждённый шкаф встал на предназначенное ему место в углу комнаты, а Михаил, растирая натруженную спину, упорно смотрел в пол, не решаясь взглянуть на освободившийся кусок стены, повторяя про себя: «Нет там ничего! Нет и не может быть, идиот!»
Вздохнул, как перед прыжком в холодную воду, поднял глаза…
Перед ним в свете наступающего утра белела дверь. Обычная, довольно старая филёнчатая дверь, крашеная масляной краской, местами уже облупившейся. Михаил осторожно толкнул её, и она медленно, со скрипом, отворилась…
22 Обмен
Евгений Часовенный
Загремел замок металлической двери камеры и она со скрипом распахнулась.
- ну что сидельцы, выспались? давай Петровский на выход, хозяин тебя заждался! Сходи за своей пятнашкой и быстро обратно - захохотал прапорщик Петренко, звеня ключами.
- что-то давненько ты у нас не отдыхал, я уж подумал, что за ум взялся перед «звонком»! А вы, салаги, быстро нары подняли и пайку ждите, сегодня день "лётный" - сказал он остальным.
Весело осклабившись, открыл замок на второй, решётчатой двери. Я вышел в обшарпанный коридор и, встав лицом к стене, ждал пока он их снова закроет. Зайдя в дежурку штрафного изолятора, привычно открыл крайний шкафчик и стал переодеваться. Серый, затёртый до дыр, костюм х.б. с криво намалёванными на спине белыми буквами - ШИЗО, и черные дырявые тапки из кожзаменителя - отправились в шкаф, я быстро натянул свою белую футболку, новый чёрный костюм со стрелками на брюках и накладными карманами на куртке, в котором с большим трудом можно было узнать рабочую робу и тоже чёрные, начищенные до блеска, ботинки.
- Ну ты, Мастер, стиляга - сказал прапорщик:
- сейчас «хозяин» твой прикид оценит - на все пятнадцать суток!
- так мы вчера после баньки сидели, никого не трогали, на душе - благодать. Поллитровку замутили, коробку глюкозы приготовили, думали пока заварится на вечернюю поверку сходим и, сука, на тебе: кум откуда - то нарисовался, бухой!
- Да слышал уже про твои с ним разборки вчерашние! Что, в падлу было помаршировать по его команде? - спросил он.
- А с каких веников? Нас блин, что - в армию призвали? Налево, направо - шагом марш! Я уже своё отслужил, хватит!
- ладно - сказал Петренко - хорош трепаться, пошли быстрее в штаб, уже звонили, ждут тебя!
- А Герасим где? Его что, не вызывали?
- его позже значит, это ты у нас «отрицалово» шибко известный - сказал прапорщик.
В коридоре штаба, перед дверью кабинета начальника «зоны», уже стоял Морозов - завхоз седьмого отряда, в котором я и отбывал срок последние четыре месяца. Петренко постучал и заглянул в кабинет.
- Привёл? - послышался голос начальника - заводи давай!
И я зашёл в кабинет. Напротив, у стены, под портретом Дзержинского в деревянной раме, стоял большой стол начальника колонии общего режима УГ 42/12 (более известной в народе под названием «Холмы», от названия Холмогорского района Архангельской области, где она и располагалась). А за ним, в резном деревянном кресле, творении талантливого зэка - художника, сидел сам «хозяин» подполковник Некрашевич и смотрел на меня ледяным взглядом. Справа и слева, вдоль длинных стен кабинета, расположились на стульях начальники всех семи отрядов «зоны», замполит, зам.по режиму и двое дежурных помощников начальника колонии (ДПНК). «Кум» - начальник оперчасти ст. лейтенант Бибяев (из - за которого я и оказался вчера в штрафном изоляторе), почему - то отсутствовал, что меня совсем даже не расстроило. Подполковник оглядел меня с головы до ног и спросил:
- блатной значит? отрицалово? вырядился как на праздник!
Я чуть не ляпнул, как студент в фильме про экзамен, что встреча с Вами - всегда праздник, но сдержался.
- Почему блатной, гражданин подполковник? Всё как положено, никаких нарушений формы одежды! Аккуратно одет - блатной! Плохо одет - чушок, на всех не угодишь!
- споришь значит, приказы начальства не выполняешь, режим нарушаешь. Сколько в ШИЗО отсидел? Наверное, уже в ПКТ (помещение камерного типа) пора? - опять спросил он
- за весь срок? не помню точно, не считал - ответил я.
В это время у него на столе зазвонил телефон и Некрашевич взял трубку!
- Добрый, добрый, рад тебя слышать!.... твоими молитвами, нормально! как сам? - говорил он в трубку. Я сразу, каким - то звериным чутьём, понял, что звонит начальник Емецкого участка ПМК - 991 Бересневич Георгий Иосифович, и весь превратился в слух.
В посёлке Емецк, расположенном в сотне километров отсюда, уже больше восьми лет строился огромный животноводческий комплекс, а рядом располагался отдельный участок нашей зоны, в котором было 2 отряда и находилось около 240 - 260 зэков, которые и строили его под руководством мастеров и прорабов ПМК - 991. Я, хотя и был зэком, но около полутора лет проработал там мастером (за что и получил своё "погоняло" - Мастер), а почти год назад был неожиданно вывезен оттуда на головную зону, по оперативным соображениям местного «кума» капитана Некрасова, который не без оснований, но без доказательств, считал, что я заимел там слишком много влияния и большинство нелегальных схем по отправке писем, завоза продуктов и спиртного в зону, было завязано на меня. Самое интересное, что Бересневич (как выяснилось потом) не знал куда меня отправили: ему сказали, что я ушел на «химию» (стройки народного хозяйства). И вот я, мастер - строитель, вместо того, чтобы нормально работать на строительстве животноводческого комплекса, почти год занимался всякой ерундой на «Холмах», где практически не было работы, часто попадая в штрафной изолятор и меняя отряды.
Но месяц назад сюда вдруг приехал Бересневич, набирать к себе работников имеющих строительные специальности и опыт работы, так как завершение строительства комплекса уже виднелось на горизонте: бетонные и земляные работы сменялись отделочными, столярными, сантехническими, а для этого требовались специалисты. При моём появлении в кабинете начальника третьего отряда, где он обосновался отбирая кандидатов, тот потряс головой и сказал:
- свят, свят, свят! Ты откуда Саша? Мне сказали, что тебя на «химию» отправили!
- Привет Георгий Иосифович! Хорошо выглядите! - сказал я и продолжил
- Да «кум», сволочь, меня сюда сплавил, по «оперативным соображениям»! Заберите меня обратно, а? Надоело тут «шишки пинать»! То в ШИЗО сижу, то в отряде пухну!
- Ну, деятели - ругнулся он - попробую конечно! Ты мне там очень нужен, но сам понимаешь, не всё от меня зависит. Попытаюсь вытащить!
- Ну ладно, спасибо! Буду ждать! Привет ребятам передавайте!
И попрощавшись пошел к себе в седьмой отряд.
И вот теперь я слушал разговор «хозяина» с начальником Емецкого участка и понимал, что от этого зависит как, и в каких условиях, я буду отбывать оставшиеся полгода срока.
- Да в ШИЗО он у меня сидит, в ШИЗО. Выйдет - отправлю тебе его! - сказал начальник в трубку. В это время сидевший первым от стола «хозяина» капитан Игошин - начальник первого отряда, где содержались бесконвойники и хозперсонал: повара, банщики, локальщики и прочие работники зоны, сказал громким шепотом:
- Петр Николаевич, спросите у него цепи для пилы «Урал»
- сколько? - да хоть десяток! - Георгий Иосифович, не выручишь цепями для «Урала»? десяток хотя бы? - спросил начальник и выслушав ответ в трубке, прикрыл ее ладонью и сказал капитану:
- только для «Дружбы»
- берите для «Дружбы», поменяем!
- ну давай для «Дружбы», пойдёт - и опять послушав, снова ответил:
- да в ШИЗО он, в ШИЗО. Выйдет, отправлю - когда я тебя, Иосифович, обманывал? Ну давай, спасибо, приеду на стерлядку, конечно! И положил трубку.
Я сразу понял, что речь шла обо мне и решительно заговорил:
- гражданин подполковник! сегодня этап на Емецк, отправьте меня туда, я строительный мастер, мне 27 лет, не пацан какой приблатнённый, полгода всего сроку осталось,а дома жена с ребёнком! Мне работать надо, алименты зарабатывать и семье помогать, пользу приносить, как раньше, а не здесь шишки пинать: сетки вязать и на «киче» мерзнуть! Работал же там раньше и ни нарушений, ни жалоб на меня не было!
Подполковник подумал немного и вдруг сказал:
- ладно Петровский, чёрт с тобой, как ты мне надоел! проваливай с сегодняшним этапом на Емецк но, если я только ещё раз твою фамилию услышу, приеду сам за тобой и на своей «Волге» лично тебя в ПКТ доставлю, где ты до «звонка» и будешь сидеть в самой холодной камере, на хлебе и воде, и выйдешь оттуда на волю ветром качаясь, стриженый и грязный! Понял меня?
Он смотрел на меня, как удав на кролика!
- Как не понять? - ответил я, и добавил: - можно идти? - иди!
И я выкатился из кабинета. У дверей стоял мой кореш Сашка Герасенков, дожидаясь решения своей участи.
- Саня, я на Емецк, «хозяин» добро дал! Попробую потом тебя туда вытащить. Держись!
Мы пожали друг другу руки и он зашел в кабинет. Я посмотрел на разочарованного завхоза и сказал ему:
- давай Мороз, двигай в отряд, сегодня не твой день! Пусть там шнырь соберёт мой баул, из тумбочки всё выгребет и принесёт мне сюда! Возьми себе пачку чая в банке со "слоном", и пачку «Столичных» на верхней полке в тумбочке, чифирнёшь вечером со своими! И нагнувшись к его уху прошептал:
- левую заднюю ножку тумбочки вытащи, там червонец, забери его себе, но когда Герасим выйдет с "кичи" - подогрей его нормально!
– ладно - сказал завхоз
- ты, конечно, Мастер сволочь тот ещё, сколько ты мне нервов истрепал и "крови выпил", но умеешь ты себя красиво поставить и удивить!
- не переживай, всё сделаю в лучшем виде - и ушел в отряд.
Минут через двадцать прибежал дневальный с моим баулом и бушлатом
- всё собрал, кроме банки с чаем и пачки «Столичных», их Мороз взял - сказал шнырь.
– нормально всё, я в курсе - и вытащив из баула две пачки «Примы», протянул ему.
- держи Серый, не поминай лихом!
– да ты что Мастер, благодарю, удачи тебе там!
- и тебе не хворать - ответил я!
А ещё через час я сидел в «воронке», вместе с тремя десятками зэков, только что привезённых этапом с тюрьмы, молча курил, смотрел через решётку на мелькающие вдоль дороги деревья и покосившиеся деревенские домики. Напряжение последних часов потихоньку отпускало, и только мысль о том, что меня обменяли всего лишь на десять цепей для пилы «Дружба» - и смешила и расстраивала, показывая нашу реальную ценность во Вселенной!
23 Розовый слон или трудная жизнь ушастого запорожца
Евгений Часовенный
Интересно всё-таки устроен человек. Люди обладают ассоциативным мышлением и иногда неосознанно используют его в своей жизни. Вот, например, при слове «мандарин» у тех, кто жил в СССР, в голове сразу возникают мысли о новогодних праздниках и наряженной ёлке, а у молодых при слове «песок» - воспоминания о морском пляже, пальмах, летнем зное… или о нас – пенсионерах.
Вот и я, когда пересматривал фотографии, где мы с женой в январе 2018 катаемся на слонах в Таиланде, вдруг вспомнил какие неожиданные ассоциации вызвали у меня эти серые великаны стоящие в своих загонах! Про которых гид рассказывал, что слоны у них – священные животные, в старости государство платит им пенсию и живут они сытые и ухоженные до самой смерти. Про что и хочу сейчас рассказать.
Середина «лихих девяностых» в нашем маленьком городке была для обычных жителей не такой уж и лихой. Люди, далёкие от передела собственности и имеющие постоянную и нормально оплачиваемую работу, стали жить неплохо. А у многих даже появилась возможность покупать импортную теле и бытовую технику, которая ещё недавно была недоступна. Появились заморские продукты и спиртные напитки и видя это изобилие я радовался, что успел уже выпить свою «бочку», завязать с этой пагубной привычкой, и эти подмигивавшие «Распутины» и «Рояли» с «Наполеонами» проходили мимо меня.
Деньги тогда были в миллионах и мы шутили, что наконец-то сподобились стать миллионерами. Летом 1996 года, выйдя в отпуск, я даже купил за 3,5 миллиона рублей видеокамеру «Sony» и хорошо, что остались эти записи и можно вспомнить молодость и тех, кого уже нет с нами.
Стали покупать и автомобили. Сначала б.у, а потом и новые. Некоторые даже говорили, что никогда так хорошо не жили! В 1997 году провели «деноминацию» рубля, убрав с бумажек три нуля, превратив наши миллионы в тысячи и исключив нас из списка «Forbes». Но это даже добавило людям уверенности: ведь доллар стал стоить меньше шести рублей, и казалось, что ещё немного, и мы вольёмся в дружную семью развитых стран и будем счастливо жить при долгожданном капитализме. Но в нашей стране такие периоды спокойствия и благополучия долго не длятся, что и показали последующие события.
Наступил вторник - 17 августа 1998 года, и утром, собираясь на работу, я вдруг услышал в новостях «пренеприятнейшее известие», но не про ревизора, а про доллар, который стал стоить уже около 13 рублей, в два раза с лишним раза больше чем вчера. Это, конечно, меня сильно насторожило, но все последствия такого взлёта «зелёного» я тогда не мог предвидеть. А они сказались сразу! В современной истории России этот день именуется «Чёрный вторник», от которого пострадали очень многие. Помню, как заехав с товарищем в тот «чёрный» день в магазин теле - аппаратуры мы увидели, что на полках стоят всего два телевизора – один самый большой и дорогой и один – маленький, который, видимо, не заметили, сметая с полок остальные. Телевизоров у меня хватало, и я не стал брать ни тот, ни другой. А приехав домой на обед, отправил своих на рынок, наказав им купить всю необходимую одежду, обувь, продукты, и всё необходимое дочке к школе. Дома была небольшая заначка, которая таяла с каждым часом из-за стремительного повышения цен. Наши люди, закалённые перестройкой и недавно пережившие бешеную инфляцию - сметали с полок всё, что было в продаже. И через пару дней, когда покупать в магазинах было уже нечего, от заначки осталось ещё около трёх тысяч рублей. Вот тогда-то я и вспомнил, что в районной газете «Авангард» видел объявление о продаже «Запорожца», и как раз за три тысячи! Посмеявшись, я набрал номер телефона и договорился о встрече с хозяином автомобиля. С товарищем, который был опытным автомобилистом, мы подъехали к одному из гаражей для осмотра этой раритетной машины. Автомобилю было больше 20 лет, марка – ЗАЗ-968, с боковыми воздухозаборниками (как их называли в народе - «ушами»), оранжевого цвета. Но главное – он был на ходу, в чём мы и убедились, прокатившись до озера Борового и обратно. Махнув рукой и отдав не торгуясь деньги, я загнал автомобиль в свой гараж и пошёл домой, ощущая себя членом большой и дружной семьи автомобилистов!
Надо сказать, что прав на управление автомобилем я тогда не имел. И не то, чтобы совсем не умел водить (в годы учёбы в школе, я окончил курсы шоферов), но в то время в нашем городке нельзя было сдать на права без представителя ГАИ из Плесецка. Экзамены были у нас назначены, но не состоялись, так как тот не приехал. Были, видимо, более важные дела! А у нас уже были взяты билеты на вечер, и мы разъехались поступать в институты и техникумы.
Сейчас выехать из города в сторону Коноши и Долматово можно только через один северный переезд (к чему привело «грамотное» руководство нашего «демократически избранного» в те годы районного начальства), и когда переезд начинают ремонтировать - на площади выстраиваются целые колонны машин, а от шофёров летят «ласковые» слова и про начальство, и про ж.д., и про город Няндому. А в те времена можно было проехать и через южный - по дороге, которая проходила рядом с базой «Сельхозхимии». Несмотря на её плохое состояние, там часто ездили водители не имеющие прав, и те, кто «принял на грудь». В народе эта дорога так и называлась - «пьяная». Я часто ездил по ней на своей «новой» машине и, несмотря на её состояние без проблем выезжал из города. А так как мой гараж находился за южным переездом, это было очень удобно. Если кто-то ещё помнит, мотор у этой маленькой машины располагался сзади, и её проходимость была на уровне УАЗа. Был там даже лючок в полу салона, про назначение которого я долго ломал голову, пока не узнал, что он сделан, чтобы зимой ловить рыбу на льду не выходя из машины. Были, конечно и недостатки (конструкция обогревателя и прочее), но я знал что покупал. Ездил я на нём в Мошу и Каргополь, иногда в Канакшу за белыми грибами, за груздями в сторону Шалакуши и даже в Вельск. И ни разу мой «ушастый» приятель меня не подвёл. Он, конечно, ломался и довольно серьёзно, но всегда дотягивал до Няндомы и убедившись, что хозяин не пропадёт - вставал окончательно. За это я его очень уважал, и когда всё-таки сдал на права и купил «Жигули - шестерку", мой трудяга встал на прикол в гараже и стал дожидаться своей участи. Продать его было можно за те же три тысячи рублей, но с учётом инфляции и средств, вложенных в ремонт, это было «ни о чём», да и почему-то жалко было отдавать его в чужие руки.
И вот как-то раз весной, я заехал в гости к своему товарищу.
Хочу опять отвлечься и более подробно рассказать о нём. Александр Никитин был коренным жителем посёлка Лещёво, где сейчас у озера расположено множество дачных кооперативов и многие даже не помнят, что там когда-то была ж/д станция, которая называлась Зарученье. А Сашка, после службы в армии, уехал в Ленинград, где жил и работал много лет шофёром и механиком. Но,видимо, как в песне поётся, снилась ему деревня и, после смерти матери, вернулся он в свой старый дом у озера, не зная даже, чем будет здесь заниматься. Тогда-то я и познакомился с ним, и пригласил к себе на работу мастером. Работал он добросовестно, несколько месяцев приезжая каждое утро с деревни на велосипеде вдоль ж/д путей за 9 километров, а после работы уезжая обратно! Потом удалось выделить ему комнату в деревянном доме и стало попроще. Но малую родину он не бросал и потихоньку наводил там порядок.
А жизнь шла своим чередом и когда я ушёл работать обратно на ж.д. - виделись мы нечасто. Однажды я узнал, что он в больнице: ему сделали операцию по удалению почки. Тогда я и услышал первый раз про нашу ВТЭК. Сначала ему дали первую группу инвалидности, через год – вторую, ещё через год – третью, а дальше сняли группу вообще(видимо выросла). В те времена на переосвидетельствование каждый год вызывали инвалидов, не имевших одной ноги или руки, и смотрели – не выросла ли? И только убедившись, что нет, опять продлевали группу на один год. И сейчас эта система изменилась не сильно, знаю уже на своём опыте. Оказавшись на мизерной пенсии и без работы, духом Александр не пал. Они с женой (которая как декабристка, бросив в Питере все дела, примчалась к нему в деревню) завели коз и кроликов, косили сено, сажали картошку и прочие овощи и по мере возможности строили новый дом, так как старый уже разваливался. Большой проблемой была для них доставка на Лещёво и обратно вещей и урожая, заготовок и живности. Заказывать каждый раз машину - было очень дорого, а автобусы туда не ходили. Они договаривались с соседом (у которого был снятый со всех учётов грузовик) и со всеми предосторожностями, поздней ночью, делали один рейс весной, а второй - осенью.
И вот, сидя у него за чашкой чая, разговаривая о жизни и о скором начале дачного сезона, меня вдруг осенило!
- А покупай - ка ты, Сашка, у меня «Запорожец» - сказал я.
– Он на ходу, права у тебя есть! На Лещёво ездить – милое дело! Он посмотрел и грустно улыбнулся:
- Я бы с удовольствием! Да где деньги взять? Но я был в ударе! И сделал ему предложение, от которого "было нельзя отказаться".
Если сказать, что сельское хозяйство – это не моё, это ничего не сказать! Но жить без огорода в те времена было невозможно, и многие годы я пахал(в прямом и переносном смысле) на доставшихся от тёщи грядках, как раб на галерах. Интересно, что с возрастом многие мои знакомые начинают любить сельское хозяйство(видимо, «стокгольмский синдром» бывает не только у заложников захваченных террористами, но и у захваченных огородами). Правда, сейчас у всех дачи - а это, конечно, не коллективные огороды за городом.
И моё предложение было такое:
-Вот послушай меня, Сашка. Оцениваем «Запорожец» в 2000 рублей. Это цена, как говорится в одном известном кодексе, ниже низшего предела. Мешок картошки стоит 100 рублей – это тоже реальная цена, согласен? Переводим стоимость машины в мешки и получаем = 20 мешков! Ты картошку всё равно сажать будешь. А я хочу бросить эту каторгу! Понятно, что 20 мешков сразу – это много, но я предлагаю тебе такой вариант. Например: если в этом году у тебя будет хороший урожай и ты сможешь, без проблем для себя, отдать 5-7 мешков – нормально! Если плохой: 2-3 мешка, тоже пойдёт. А на следующий год сам решишь, сколько выделить, в зависимости от урожая и так далее. Согласен? - Сашка смотрел на меня недоверчивым взглядом.
- Ты это серьёзно? - спросил он.
- Абсолютно! - ответил я. – Согласен? - Спрашиваешь!
-Тогда поехали! И мы, не откладывая в долгий ящик, поехали ко мне в гараж, где с прошлого года томился в неведении своей участи герой моего рассказа - оранжевый "Запорожец-968". Заправив «ушастого» бензином Сашка уехал. А вскоре оформили и куплю - продажу.
И снова стал «Запорожец» при деле, обретя новых заботливых хозяев. Скучать они ему не давали. Помню, как мой сосед по гаражу, смеясь рассказывал, как осенью он ехал за моим бывшим автомобилем. На крыше «Запорожца» стояло несколько ящиков с живыми кроликами, лежали лопаты с граблями и косами, а в салоне виднелись коробки с банками и какие-то мешки. Но точку в картине поставила коза, которая высунув голову в открытое окно передней дверцы, и увидев людей, которые стояли на автобусной остановке, громко сказала:
-Мее-еее!- Хохот был слышен даже за переездом! Сосед тогда спросил: за сколько я его продал? И узнав, что за 20 мешков картошки, долго смеялся, что я автомобиль променял на картошку. Кстати, на следующий год, который выдался очень неурожайным, и мешок стал стоить 200 рублей - он изменил своё мнение и сказал: -А ты хитрый!
И вот в сентябре мне позвонил Александр и пригласил приехать. Прибыв вечером к нему на Лещёво, я увидел стоявшие 10 мешков, показывая на которые, он сказал: -Забирай! А не много будет? Себе-то оставил? - спросил я. Сашка засмеялся:
-Всё нормально, давай грузим. Следующей осенью он со мной рассчитался полностью, отдав оставшиеся мешки, а я за эти годы привык жить без грядок и безболезненно слез с «иглы» сельского хозяйства.
Несколько лет «ушастый» трудился у него, как пчёлка Майя. Они завозили весной на дачу всё, что было можно, и даже то, что было нельзя. Всех коз и кроликов, собаку и кошку. На багажнике он возил 4-5 метровые доски (вид у машины при этом был как у муравья) и остальные материалы для строительства дома. А в свободное время они с женой ездили за грибами и ягодами. Осенью всё это хозяйство, да ещё и с урожаем, перевозилось в Няндому.
Но время неумолимо, и однажды, приехав к ним на озеро, я увидел, что старый трудяга грустно стоит у забора, а у ворот Сашка ковыряется под капотом старенькой белой «шестёрки».
-Отработал своё - сказал он, вытирая руки тряпкой, здороваясь и кивая в сторону «ушастого».
- Днище треснуло - считай "перелом позвоночника»! Ну что делать? И так поработал долго и продуктивно! Вот и стоял он на участке у забора, зимой под снегом, а летом, на пару со старым псом, который так привык к нему, что сам перенёс свою подстилку на заднее сиденье и перебрался туда из деревянной будки.
А ещё года через два, приехав в гости, «Запорожца» на привычном месте я не обнаружил. Увидев мой вопросительный взгляд и опережая вопрос, хозяин улыбаясь, ответил:
-Продал! - Да ладно, кому он нужен-то? - И тут я услышал от него такую историю, которую и вспомнил потом в Таиланде, глядя на слонов-пенсионеров!
-Помнишь моего соседа деда Опрядкина? - начал он. Я его конечно помнил, знакомились как-то у Сашки на дне рождения. Дед был давно на пенсии, всю жизнь честно отработав в электросетях, и жил в стареньком домике недалеко от них.
-Так вот - продолжил Сашка - пришёл он недавно ко мне и говорит:
-Продай мне «Запорожец»! Я, конечно, офигел и спросил
- Дед, он же не ездит, зачем он тебе? - А мне ездить и не надо! У меня пустой гараж у дома, где мотоцикл раньше стоял. Поставлю я его туда, открою ворота, увидят его люди и скажут:
-Вот, купил себе дед Опрядкин машину на старости лет!- Я ему говорю:
- Да забирай так, я тебе его даже пригоню! - Нет, говорит
- так нельзя, давай я куплю его у тебя за 1000 рублей! И сколько я не отнекивался, бесплатно не согласился! Вот и перегнал я его на прошлой неделе. Ранним утром, чтобы ГАИ не остановило, и потихонечку, чтобы не развалился по дороге.
Через неделю, когда я подвозил Сашку домой (его машина была в ремонте), и завернул за поворот, он вдруг закричал, показывая рукой в окно:
- Смотри, смотри, вот он! - Я посмотрел в ту сторону и увидел там открытые ворота старого деревянного гаража, из которого выглядывал знакомый оранжевый капот, круглые фары и блестящий бампер «ушастого». Рядом стояло ведро, а дед старательно намыливал машину тряпкой. И у меня стало так хорошо на душе, что этот маленький трудяга достойно встретил старость и вышел на заслуженный отдых!
24 Мерзлота
Сергей Шерашов
В студенческие годы довелось мне побывать в Якутии в составе стройотряда. Из Москвы летели на самолёте, как сейчас помню, ТУ-104 до Иркутска, а потом на АН-10 до города Мирного - столицы алмазного края. В те далёкие времена в ручках кресел были вмонтированы пепельницы, и в салоне самолёта можно было курить. Теперь вы поняли, как давно происходило то, о чём хочу поведать.
Три бригады нашего стройотряда с очень большими отбойными молотками (бетоноломами) вгрызались в вечную мерзлоту, продалбливая траншеи шириной три метра и глубиной шесть, в которые потом закладывались бетонные короба коллектора города Мирного.
Работали в три смены по шесть человек: трое кололи мерзлоту, а трое отгребали лопатами отбитую породу себе за спину, чтобы ребята с бетоноломами видели всю глубину забоя. Через каждый час ребята с бетоноломами и лопатами менялись местами.
По сути, мы рыхлили мерзлоту, которую потом бульдозер выгребал из траншеи. По-другому с мерзлотой ему было бы не справиться. Даже самый мощный бульдозер мог снять только полтора метра верхнего слоя земли, а глубже его «нож» просто скользил по замерзшей глине. Так, снимая слой за слоем мерзлоту, мы доходили до требуемой глубины.
Заходя в очищенную бульдозером траншею, ты ступаешь на гладкую ледяную поверхность мерзлоты, а уже через несколько дней верхний слой начинал таять, превращаясь в жидкую кашу, и чем ближе мы подходили к концу траншеи длиной 50–60 метров, тем жижа становилась глубже. Ходить по ней было всё труднее, а что ещё хуже – при первом контакте штыка бетонолома с мерзлотой разлетались брызги грязи, попадавшие в лицо парню с лопатой, если он не успевал увернуться.
Вскрытая мерзлота быстро оттаивает, поэтому перед сменой обходили поверху траншею, высматривая по её краям трещины в земле – места, где стенка может обрушиться. Чем глубже зарывались в мерзлоту, тем внимательнее следили за стенками траншеи. И заметив падение со стенки мелких камешков – верный признак скорого обрушения стены, быстро отбегали подальше, прихватив бетоноломы. Как правило, многотонный кусок стенки отходил от коренной породы торжественно медленно, и с грохотом падал, перекрывая траншею по всей ширине.
Шесть дней в неделю, мы двигали вверх-вниз шестнадцатикилограммовые бетоноломы. Уставали очень. Работа действительно была адская. Днём температура воздуха в тени тридцать градусов и выше. Работали на солнцепёке, оголившись по пояс. Спины у нас обгорали, а ноги в кирзовых сапогах мерзли, хотя на них заботливый хозяин надел две пары шерстяных носок.
За эту трудную и опасную работу платили много и вклад наших трёх бригад в общий «котёл» отряда в несколько раз превышал вклад всех остальных.
Не только за деньгами я поехал в Якутию, а захотелось побывать в неведомом для меня далёком краю. Увидел много нового, даже удивительного, но ничего красивого в этих местах я не заметил. Наверное, нужно здесь родиться, чтобы заскучать по малой родине отдыхая у теплого моря или в других комфортных для жизни местах России. Нет здесь ничего такого, ради чего захотелось бы сюда приехать ещё раз, даже за чужой счёт. Жить здесь может заставить только безысходность, либо большие заработки.
Алмазы здесь нашли в 1955 году. СССР требовалось много денег для восстановления после войны, поэтому промышленно добывать их начали уже в 1957, а спустя ещё одиннадцать лет, когда мы приехали в Мирный, город был застроен многоэтажными панельными домами. Всё необходимое для нормальной жизни в городе было. Можно сказать: типовой советский молодой город и выглядел он, как и остальные подобные города, таким же недоделанным и грязным.
Но были и отличия: полное отсутствие в городе всякой зелени – ни деревьев, ни кустов и все дома «стоят» на сваях высоко над землёй для проветривания пространства под ними: иначе мерзлота растает, фундаменты «поплывут» и дома разрушатся. А ещё – ни одного частного автомобиля. Да куда им ездить? Сам город можно пройти насквозь за пятнадцать минут. А из города вели всего две дороги: одна до города Ленска, из которого дальше только по реке Лене можно плыть, другая полностью тупиковая до посёлка Чернышевский, который образовался во время строительства ГЭС, снабжающей электроэнергией Мирный. Сам Николай Гаврилович Чернышевский в этих местах никогда не был, он последние годы десятилетней каторги провёл в городе Вилюйске, который намного километров ниже по течению.
И город Ленск, и посёлок Чернышевский удалось посетить во время экскурсий. Основное впечатление: в реке Лене вода теплая, а в Вилюе – холоднее не бывает. А как по-другому, если река течет по мерзлоте. Когда заходишь в Вилюй, окунуться совсем не хочется, потому что ног своих от холода не чувствуешь.
Клещей мы не боялись, даже не осматривали себя периодически, как я потом буду делать в походах. Перед поездкой в Якутию мы все получили большую дозу комбинированной вакцины от укусов энцефалитных клещей и прочей гадости. Не все ребята одинаково перенесли прививку. Были случаи, когда у вакцинированного пена шла изо рта и случался обморок. Я сам это наблюдал. Уж если после такой прививки кто-то из нас заболеет от укуса клеща, то позор нашей медицине.
Однако попасть в местную больницу мне все же удалось, правда, с дизентерией. Прям как в сказке получилось: попил Иванушка водицы из лужицы (городского пруда) и стал засранцем. В больнице я узнал многое о городе. Больным делать нечего, а тут внимательный слушатель появился.
Город Мирный построен в основном бывшими зэками. А дорогу до Ленска из Мирного, строили настоящие сидельцы. Видел я на этой дороге сторожевые вышки и столбы с колючей проволокой.
В больнице я узнал, что профессионалы в долблении мерзлоты летом обычно отдыхают у тёплого моря, а работают только зимой. Так намного безопаснее – мерзлота не тает, а при температуре ниже минус сорока градусов платят больше.
Другие больные вспоминали, как в самом начале постройки города они за зарплатой в кассу ходили с наволочками. Ковырнуть что-нибудь бульдозером соглашались, если мастер правильно по их понятиям закрывал наряд. Сейчас с заработком стало намного хуже. Многие подумывают податься на север за Полярный Круг на алмазные трубки «Айхал» или «Удачная».
– Только опять нас начальники обманули. На новых картах Якутии эти посёлки оказались вблизи, а не за Полярным Кругом, как было на старых картах. Экономят, суки, на надбавках.
Узнал я, что по всей Якутии в то время было открыто уже более двухсот алмазных трубок, только разрабатывать их было нерентабельно – уж очень трудно к ним добираться.
– А сколько добывается алмазов в сутки на трубке «Мир»?
– Точно не знаю, но слышал, как один начальник сказал, что хватит, чтобы построить ещё один такой город как Мирный вместе с аэропортом и обогатительной фабрикой.
Жили мы в двадцатиместных палатках внегородской черты. В нашей палатке постоянно кто-то спал, как и в других, где ребята работали в три смены. Только днём по воскресеньям все бодрствовали. И тогда мы вместе решали, как бы нам поинтереснее отдохнуть. В самом лагере развлечений особых не было, разве что в волейбол поиграть. Но после ежедневных многочасовых «игр» с бетоноломами мы могли играть только в домино.
В самый первый выходной день, по приезду в Мирный, взяли мы ножи, и пошли на дело – искать алмазы на вторичных отвалах, которые образовались после снятия верхнего слоя породы с трубки «Мир» в самом начале её разработки. Это были большие куски глины и кимберлита. Процент содержания в них алмазов крайне низкий, но всё же они там есть. Отвалы планировалось переработать в худшие времена, когда в трубке алмазы закончатся.
Я, как все, ковырял ножом глыбы кимберлита, благо порода оказалась не очень твёрдой. Занятие это мне быстро надоело, а остальные кромсали кимберлит беспощадно. Много наковыряли маленьких пиропов – красноватых камешек, называемых спутниками алмазов. Мой друг нашёл хрустальную друзу, в центре которой остался отпечаток правильного многогранника. Вот этой находке я позавидовал – уж очень друза была красивой. А некоторые ребята просто набирали куски кимберлита в заранее подготовленные сумки для последующей обработки породы дома в Москве в спокойной обстановке. Работа кипела, пока нас оттуда не выгнали. Оказалось, что здесь запретная зона.
Вообще, возле и внутри трубки «Мир» запрещено многое. Например, нельзя водителям самосвалов вывозящих породу из трубки на обогатительную фабрику выходить из машины, даже если она сломается. Стой и жди техпомощь. Внутри трубки запрещено перемещаться пешком всем кроме мастера смены.
И всё это, чтобы предотвратить хищение алмазов. За этим зорко следили сотрудники местного КГБ. Насколько часто случаются кражи алмазов, я не знаю, но в больнице мне рассказали про одного мужика, который раздобыл алмаз, чтобы сделать себе стеклорез. Конечно, его вычислили и посадили.
Местная байка гласит: если ты увидел алмаз на улице – не поднимай его, а если поднял, то сразу отнеси в КГБ. Второй вариант хлопотный, писанины будет много, а награды никакой.
Устроили нашему отряду экскурсию на трубку «Мир». До сих пор не понимаю, как могли это позволить начальники. Десяток ребят доставили на самое дно трубки – в те времена оно было в сотне метров от поверхности. Мастер,который был у них экскурсоводом, всё показал и обо всём рассказал:
- Сначала породу взрывают, а экскаватор загружает её на самосвалы,которые по серпантину выбираются из трубки и отвозят породу на обогатительную фабрику.
Смотреть в трубке особо не на что. Разве что на работающую технику, удивившую всех своими исполинскими размерами.
– А в шестьдесят градусов мороза в трубке работают?
– В трубке работают в любую погоду круглосуточно.
– А вы-то, как такой холод переносите?
– Видишь тёплую бытовку. Там в основном и работаю, наблюдая за процессом. А если надо выйти, – огляделся по сторонам и продолжил, – махну пол стакана спирта и на воздух. А он зимой очень сухой. Холод совсем не ощущается.
– А алмазы, вы сами, здесь находили?
– Видел я их конечно, но не трогал – запрещено.
Один из наших студентов увидел на земле светлый камешек:
– Это алмаз?
– Да нет, – соврал мастер. – Наверное, хрусталь. Идёмте дальше.
А парень всё же незаметно поднял камешек и положил в карман. Это действительно был алмаз и не мелкий. Два дня он маялся и, когда до него дошло, что продать алмаз в нашей стране не сможет, а в другие страны тогда никого не выпускали кроме дипломатов, то пошёл в КГБ.
– Никаких больше экскурсий на трубку не будет, – заявил нам сотрудник КГБ. – Те, кто набрали кимберлит на вторичных отвалах, ссыпайте сюда. Если при посадке в самолёт найдём, то останетесь здесь надолго. Понятно?
Пришлось ссыпать в кучу всё незаконно добытое, кроме пиропов и хрустальной друзы. Мне сдавать было нечего.
А парня, подобравшего алмаз на трубке, могли и посадить, причём надолго, за хищение социалистического имущества в особо крупном размере. Но почему-то его отпустили.
Многие думают, что мерзлота – это монолит из замёрзшей глины. Видел я такие места. Как правило, там, в мерзлоте было много больших камней. Платили за эти участки больше. Но в основном пришлось долбить мерзлоту похожую на слоёный торт из глиняных коржей толщиной около десяти сантиметров, скреплённых между собой вместо крема тонким слоем льда. Днём на солнце он подтаивал, и между слоями мерзлоты появлялась вода. Можно было отбить большой по площади кусок верхнего коржа, который легко скользил по нижнему слою мерзлоты.
По цвету, все глиняные слои были приблизительно одинаковыми – глина и в Якутии глина. Но однажды в ночной смене под светом прожектора мы увидели разноцветный забой. По всей его глубине слои были разного цвета. Откололи понемногу от каждого слоя, чтобы показать ребятам, но, увы, мерзлота оттаяла и потеряла цвет. Место с разноцветной мерзлотой было видимо небольшим по площади и по глубине, поскольку больше ни мы, ни ребята из других смен такого ни разу не встретили. Похоже, нам очень повезло.
Я никогда не интересовался, почему образовалось такое чудо – слоистая мерзлота, да ещё и разноцветная, а теперь почему-то призадумался. Ведь действительно странно. Да и не только это.
Как-то в ночной смене, когда я работал лопатой, на шестиметровой глубине меж двух пластов мерзлоты обнаружил плоский металлический предмет, так мне показалось, весом около килограмма. Его я отбросил в сторону, чтобы потом рассмотреть хорошенько.
В тот день мне нездоровилось – простудился. Ребята поехали в столовую, а я пошёл в бытовку, забыв про свою находку, и лёг на нары. Было слышно, что пошёл дождь. Когда ребята вернулись, я спал. Будить не стали, всё равно сегодня работать не будем. В дождь работать запрещено категорически – мерзлота оттаивает быстрее, чем на солнце. Дождь не затихал всю ночь и все траншеи, которые долбили бригады нашего отряда, были затоплены полностью до краёв. Стенки нашей траншеи обрушились, погребя под собой бетоноломы и мою находку.
А интересно до сих пор, что такое металлическое было на шестиметровой глубине в вечной мерзлоте. Или это был просто плоский камень?
25 Пчелиная дружба
Элина Шуваева
Жила-была пчелка Цветок с красноватыми полосками. Лежала на цветах, смотрела в небо, из чашечки пила сладкий кисель. Наслаждалась жизнью, всегда счастлива. А пчелка Лучик много летала, трудилась, в воздухе кружила, собирала пыльцу. Один раз попьет киселя, но почти никогда не садится отдыхать на цветок. Лучик не понимает, почему Цветок живет не так, как она.
Один раз Цветок налила себе медового киселя полную чашечку и пьет. А Лучик прилетела и жужжит: "Лети со мной! Полетаем вместе!" А Цветок лежит и пьет кисель. Лучик налетела, лапками выхватила чашечку и взлетела. Цветок за ней. Лучик выпила кисель, ей понравилось, поэтому Цветок пришлось с ней полетать. Но киселя у нее больше не осталось! С тех пор пчелки дружить перестали.
26 Горькая сладость воспоминаний
Виктор Мисюрев
Это было как раз в послевоенное время, когда только-только на носу были пятидесятые годы. Бабушка моя, Юлия Пантелеевна, будучи ещё ребёнком, лишь бы попасть в школу, одевала обувь старших, наталкивая в неё и под одежду старые газеты, сено, солому и, несмотря на холодные зимы, какие ещё тогда были на Юге, шла через сугробы в единственную тогда в деревне школу. Из школьных принадлежностей у неё и у большинства детей с собой были только старые газеты и единственный химический карандаш. И всё, чему их учили в школе, дети записывали между строчек этих газет тем самым карандашом, каждый раз размакивая его на языке и нисколько не жалуясь на то, что чего-то им не хватает.
В частности бабушку жизнь успела закалить ещё с младенчества, голодом и холодом.
Голод тогда был вызван нуждами новопришедшей власти. «Кожанки» приходили в каждый двор и забирали всё — вплоть до последней коровы — в пользу «колхоза».
И чтобы хоть чем-то прокормиться, люди шли работать в эти «колхозы», где система оплаты была устроена посредством выставления в зарплатной ведомости «палочек». Люди тогда работали не за зарплату, а за «палочки». В такой системе и работала моя прапрабабушка Анастасия Поликарповна, вынудив её, забрав ту самую корову, которая кормила всю семью. И, как бы она ни просила, как ни умоляла, говоря, что ей нечем будет кормить детей, всё равно у всех всё отбирали.
Сама же баба Настя, как её любили называть все родственники, была самой старшей из пятерых детей в семье, и когда она росла, ей было не до обучения грамоте – занималась она наравне со взрослыми хозяйством, в частности, помогая по дому в воспитании младших детей. Последующие, конечно же, уже пошли в школу, научившись и письму, и чтению, а бабушка так и осталась без образования – до самого конца вместо росписи в документах ставила крестик. Но, несмотря на отсутствие образования, она была очень умной, толковой и пунктуальной. Она вложила многое от себя в воспитание своих детей, внуков и особенно правнучки, которая впитала от неё множество хороших качеств.
Ушла баба Настя в 1968 году, когда моей маме было десять лет.
(Рассказ написан со слов моей мамы, той самой правнучки.)
(МЕСТО ДЕЙСТВИЯ РАССКАЗА: СТАНИЦА ГИАГИНСКАЯ, РЕСПУБЛИКА АДЫГЕЯ).
На фотографиях:
Верхняя слева: Весна. 1947 год.
Ксения Афанасьевна Хаджиева (дев. Ковшарова) (моя прабабушка) и Юлия Пантелеевна Катеринко (дев. Хаджиева) (моя бабушка).
Верхние справа:
Фотографии семьи Ковшаровых и Лавриненко.
Нижняя слева: Воркута. 1958 год.
Юлия Пантелеевна Катеринко (дев. Хаджиева) (моя бабушка)
Нижние справа:
Ольга Леонидовна Мисюрева (дев. Кущенко) (моя мама и та самая правнучка!).
27 Взрыв на полигоне
Пётр Буракевич
Начало лета 1962 года выдалось климатически и политически холодным. Закадычные друзья Миша и Валера ранним июньским утром понедельника, ёжась от утренней свежести, направлялись к пивнушке, расположенной на центральной площади посёлка. Такая относительно ранняя "прогулка" пацанов, находящихся на каникулах, объясняется острой конкуренцией за право обладать парой рублей мелочью на карманные расходы. Каждое воскресенье начиная с конца мая и до самой осени в поселке Верхние Важины работала летняя пивнушка прямо в центре посёлка, где всегда собиралась уйма жаждущих пива мужиков. Работяги в единственный в то время выходной до позднего вечера расслаблялись после трудовой недели, пили жигулёвское (тогда другого не было), обсуждали разные темы, спорили, и даже дрались и, конечно, же теряли мелочь, а на следующий день местная детвора выискивала около пивнушки монеты. "Улов" иногда достигал полтора-два рубля мелочью, но для этого надо было посетить это доходное место первыми, раньше других. На рубль в шестидесятые годы ребятня могла купить более полукилограмма конфет Кавказские" или ирисок "Золотой ключик", а уж фиников - более килограмма. Это солидная прибавка сладостей! Парни уже пришли на место и начали свою "поисковую" работу, но, вдруг, в небе раздался всё нарастающий рёв. Ребята сразу сообразили, что это опять возобновились прекратившиеся в позапрошлом году тренировочные полёты наших самолётов. Тройка самолётов на небольшой высоте с оглушительным рёвом пролетела над посёлком на запад в сторону полигона.
Военный полигон в Верхних Важинах - давняя история, ребятня не знает, когда он был создан, но хорошо осведомлены, что туда вход воспрещён: в начале дороги, ведущей из посёлка на военный объект, стоит шлагбаум, контролируемый часовым, и все подходы загорожены колючей проволокой. Над полигоном летящие самолёты произвели выстрелы и, развернушись, пропали с поля зрения, но через некоторое время им на смену прилетело следующее звено и так в течение дня около восьми заходов. Жители посёлка ещё не знают, что 21 мая 1962 года руководством СССР принято решение о проведении операции "Анадырь" о тайном направлении советских ракет на территорию Кубы в ответ на размещение США ракет в Турции. В связи с предстоящим проведением данной операции военно-политическим руководством страны было принято решение об активации учений различных родов войск армии Советского союза. Отсюда, по всей видимости, и такая активность на Верхневажинском полигоне. Искатели денег, завершив поиски и обогатившись на семьдесят копеек каждый, довольные пошли по домам.
- Вот бы попасть на полигон. Было бы здорово, там, наверное, много патронов и снарядов, а может быть и оружия - рассудил Валера.
- Но ведь там стреляют самолёты, могут убить, может скоро перестанут летать , тогда проверим, что на этом полигоне есть - парировал товарищ.
Мишка тогда ещё не знал, как же он оказался прав - следующим летом самолёты перестали летать, полигон прекратил своё существование и причиной этому было разрешение возникшего осенью "карибского кризиса". Поселковые пацаны наперегонки двинулись "изучать" останки полигона, расположенного в излучине реки Тукша. Одними из первых исследовали территорию полигона старшеклассники-соседи Витя, Миша и Вова, проживающие на улице Первомайской. В полу километре от посёлка была обнаружена недавно заброшенная казарма и сопутствующие строения, где проживали военнослужащие, обслуживающие полигон. Недалеко от казармы - грунтовая взлётно-посадочная полоса, далее в полу километре на возвышенности - пятнадцати метровая вышка с будкой на вершине. Эта вышка, будучи очень опасным объектом, более всех строений полигона привлекала пацанов. Практически все мальчишки, кто бывал на территории бывшего полигона, залазили на самый верх вышки и на себе испытали почти двадцати сантиметровые колебания её. Самым шиком было залезть в будку вышки и пописать с неё. Вышка, по всей видимости, была предназначена для наблюдения за поражением целей на полигоне-стрельбище, который располагался чуть далее на равнине. Цели-мишени были выложены из камней в виде силуэтов самолётов. По ним то и стреляли самолёты, пролетающие над посёлком. За несколько лет существования этого военного объекта в окрестных лесах, ставших теперь доступными для поселковых грибников и ягодников, скопилось немало трофеев: гильз различного калибра, осколков снарядов и даже неразорвавшихся учебных авиабомб. Подростки собирали эти трофеи, в основном, гильзы авиационных пушек, но к попадавшимся неразорвавшимся авиабомбам опасались подходить.
Друзья-поисковики в очередной раз решили сходить на полигон. Ранее они натаскали домой различных гильз от снарядов авиационных пушек, но всё это было уже неинтересно - хотелось найти чего-нибудь по-серъёзней, да и делать в посёлке было нечего, что-то непреодолимо тянуло их в этот уголок верхневажинского леса. Вот уже миновали они зарастающую взлётно-посадочную полосу, повернув налево и пройдя ручей, пошли в гору по узкой дорожке к стрельбищу, где находятся мишени-цели. В этот раз пацаны решили "потрофейничать" за стрельбищем и не брать надоевшие гильзы. Разделившись, мальчишки цепью пошли по смешанному лесу. Увлечённые этой опасной работой пацаны не замечали вокруг себя удивительных картинок природы, этой берёзовой рощи, постепенно превращающейся в смешанный лес, где в августе будет уйма грибов и черники; причудливых, похожих на фантастических зверей коряг и сучков; виднеющейся в низине небольшой речки Тукши с её красивыми берегами и плёссами. Миша направился несколько правее, к реке. Толкая трухлявые пни подросток подошёл почти к самому берегу и тут на дне небольшого оврага увидел чуть торчащий из земли хвостовик-стабилизатор небольшой авиационной бомбы. На Мишкин свист сразу же прибежали друзья и стали рассматривать находку.
- Маленькая, килограмма три, не больше, - сделал заключение Витя.
-Всякие бывают, что ты хотел сразу найти атомную бомбу,- пошутил Мишка.
Завершив осмотр, начали потихоньку откапывать опасную находку. Удивительно, но ни у кого из "минёров" не дрожали руки и, наверное, никто из них не подумал, что может сработать взрыватель и тогда... Опасную "игрушку" откопали спокойно, с шутками-прибаутками, как профессионалы, занимающиеся этим всю жизнь. И вот она лежит перед ними, такая красавица-убийца. Аккуратно обтёрли землю. Мишка, погладив холодную сталь опасного предмета, обхватив взрыватель, начал аккуратно пытаться его открутить. И он, о чудо, поддался, открутился, обнажив уже не опасные внутренности-потроха.
- Ну, теперь, наверное не взорвётся, - заключил Мишка.
- А, что с остальной частью будем делать? - Наперебой спросили Вова и Витя.
- Возьмём домой и выплавим тол, я слышал, что это не сложно сделать, - ответил Миша, добавив: - Будем рыбу глушить.
Разборкой этой "малышки-бомбы" походы друзей на полигон не закончились, наоборот, появился какой-то азарт и ещё большее желание к этому опасному увлечению. В течение следующей недели троица умудрилась разобрать ещё две "малышки" весом два с половиной килограмма, пополнив домашний запас тротилла.
В один из дней августа ребята нашли десятикилограммовую авиабомбу, но в тот день разобрать её не успели, так как было уже поздно и темнело. На следующий день пацаны, предвкушая интересную работу и приличный "выброс" адреналина, направились на полигон. Уйти из дома удалось вечером, когда юго-западное солнце стало клониться к закату. Оживлённо разговаривая о каких-то пустяках, они быстро шли по уже хорошо знакомой дороге мимо вышки. В это время, вдруг, закуковала кукушка. Парни, естественно, отреагировали. Мишка и Витя в один голос спросили:
- Кукушка, кукушка, сколько мне лет жить осталось? -
Но бестолковая птица почему-то замолчала и не издала ни одного ку-ку. Парни засмеялись:
- Это ерунда, мы не суеверные, а ты, Вовка, почему не спрашиваешь, боишься?-
Вовка завопил на весь лес:
- Кукушка, кукушка, сколько мне лет жить осталось? -
И кукушка, вдруг стала азартно куковать, отсчитывая Вовке несметное количество лет жизни. Все опять засмеялись и Миша пошутил:
- Вот, Вовчик, тебе повезло, будешь жить долго, но плохо - кукушка куковала тихо.
К месту разборки, в тёмный ельник пришли довольно быстро, но "игрушку" откапывали больше двух часов, так как угодила в болотистое место. Втроём еле выперли её из выкопанной ямы на ровное место, очистили от грязи. Мишка со знанием дела начал извлекать взрыватель, но он всё никак не поддавался. Уже начинало темнеть и в тёмном лесу практически ничего не было видно, поэтому зажгли факелы из бересты. То ли от усердной работы при вытаскивании бомбы, то ли от волнения, стало жарко и захотелось пить. Витя попросил Володю сходить за водой на ручей, который был в полу километре от места нахождения боеприпаса. Вова, взяв факел и котелок, направился по склону вниз, к ручью. Через некоторое время Мишке, наконец, удалось снять взрыватель, но он не знал, что в этой бомбе также имеются два запальных стакана с очком под взрыватели, внутри которых находятся шашки дополнительных детонаторов, они то и сдетонировали... Володя уже набрал воды в ручье и прошёл половину пути до места разборки авиабомбы, как раздался оглушительный взрыв, отбросивший его на обочину дороги. Очнувшись подросток не сразу понял, где находится и что произошло. Осознав ужас произошедшего, Володя побежал по дороге под гору, в темноте, "на ощупь", подальше от этого страшного места, но, вспомнив про друзей, вдруг, остановился и направился к месту взрыва. В ельнике - огромная воронка, горяще-дымящее мелколесье, сильный запах гари и ещё чего-то незнакомого, наверное, смрад войны и то, что осталось от ребят. От увиденного Володю стало тошнить, он заплакал и с криком отчаяния побежал в темноте домой. Пробегая по дороге мимо того места, где "допрашивал" кукушку, он даже не вспомнил об этом "диалоге", а кукушка-ведунья уже спокойно спала где-то в гуще леса.
28 Конюх Матвей
Пётр Буракевич
Конюшня была на краю посёлка, напротив переулка Кирова, поэтому все проживающие в домах в этом переулке, наблюдали за происходящим на конском дворе, как в кино или театре, не было только занавеса. Правда выход главного героя - конюха Матвея часто пропускали, так как он приходил к своим питомцам, шести лошадям, очень рано. Вот он, уже переделав массу дел, ведёт лошадей на водопой. Потом передав одну лошадь тёте Дусе для подвоза молока из Кашкан, вторую - соседке тёте Маши для привоза пищевых отходов из столовой в свинарник, конюх осматривает копыта остальных лошадей и подковывает их. Мне, подростку, всегда было непонятно почему лошади не сопротивляются, когда им забивают гвоздями подковы, ведь это должно быть так больно. Всякий раз наблюдая за этим действом я переживал за бедных животных. Подходить близко к конюху Матвею мы, соседские дети, побаивались - наблюдали за ним на расстоянии. Однако, когда гурьбой шли на пруд и навстречу попадался Матвей, ведущий лошадей с водопоя, мы вблизи разглядывали его, ощущая своеобразный запах этого человека: запах лошадиного пота, навоза и табака. Конюх был маленького роста, коренастный, кривоногий, молчаливый и почти всегда хмурый. Жил один и своей загадочностью вселял в нас, детей, какой-то страх. На работу да и в посёлке он ходил всегда в одной и той же одежде: военных галифе, гимнастёрке и хромовых всегда начищенных сапогах. Говорил Матвей с непонятным для нас акцентом. Из его небогатого лексикона мы чётко усвоили одно слово, произносимое чаще других, когда был чем-то недоволен громко и раскатисто говорил: "Пэрркелле!". Как-то подражая Матвею я произнес это слово дома и бабушка, узнав, что мы это слышали от конюха, пояснила, что это финское ругательство и мы не должны так говорить. Так мы узнали, что конюх Матвей финн. Это открытие усилило наш интерес к его персоне. Юрка Катышев даже предположил, что Матвей шпион и за ним надо установить слежку. Конюх не курил, но после выполнения какой-нибудь работы садился на скамеечку около конюшни, заправлял свой нос табаком, очень часто чихал и после этой процедуры сильно сморкался на землю. Взрослые относились к конюху уважительно, не обращая внимания на его нелюдимость - приходилось обращаться за лошадьми для того, чтобы вспахать или бороновать огород. Но, когда Матвей огородил своё картофельное поле частоколом из заострённых двухметровых брёвен, мужики и женщины недоумевали и почти открыто посмеивались над этой причудой.
Моя бабушка также, как и все взрослые, уважительно относилась к Матвею и предостерегала детей от проказ в отношении конюха. Повстречав на улице бабушка могла долго разговаривать с ним. Однажды от старшей дочери бабушки, тётки Дуси, которая славилась быстрым распространителем местных новостей, домашние узнали о планах Матвея посвататься к нашей бабушке. Все были крайне удивлены и не совсем поверили этим слухам. Отец в шутку "посоветовал":
- А, что, Мария Яковлевна, выходи за него, мужик хороший, не пьёт, а самое главное при деньгах!.
В воскресенье, в день предполагаемого сватовства утром, как обычно, напекли калиток с картошкой и пшеном. Бабушка достала из своего сундука и одела своё самое лучшее коричневое платье. По этому случаю на стол поставили самовар, правда, электрический и он уже дважды фырчал вскипевшим кипятком. А конюха всё нет. Матвей появился неожиданно, в тех же галифе, но уже в пиджаке и в сопровождении того же характерного для него запаха. Поздоровался по-карельски, поставил на стол бутылку красного вина и сказал, что хочет поговорить с бабушкой наедине. Все домашние, как по команде, ушли: отец - к своему мотороллеру, мама - в хлев к корове, сёстры - играть на улицу, а я затаился в коридоре в надежде узнать подробности, но тщетно: потенциальные "молодожёны" разговаривали по-карельски. Как жаль, что я так и не научился говорить на языке бабушки и мамы, знал только отдельные слова. Беседовали более часа, пили вино, чай с пирогами. Вот уж не думал, что конюх может быть таким общительным. Попрощавшись Матвей ушёл, но запах ещё долго напоминал о его визите. Домашние тут же появились с немым вопросом на лицах. Пришли даже не понимающие всю ситуации маленькие сёстры. Бабушка, не дожидаясь вопросов, объяснила:
- Вы думали я так и брошу вас - ещё внуки маленькие. Кто их нянчить будет? Да и мне уже восемьдесят два, не поздновато ли?
- А сколько ж жениху, - вдруг спросила мама.
- Тоже не мальчик - уже восемьдесят пять. Да и баловство всё это. Вот раньше было: приходили свататься со сватами, с песнями и приговорами. В доме невесты должны быть специальные пироги для зятя - "кейтен пиира", а у нас только калитки - это не годится, - подвела итог бабушка.
Далее бабушка рассказала, что зовут конюха Матти Маркку Нокконен и приехал он в СССР из Канады в двадцатых годах помогать строить социалистическое государство. В 1938 году Матти по доносу посадили в тюрьму, где он, как враг народа, находился до 1953 года. Много народу напрасно пострадало и моего Андрея Мироновича тоже ни за что взяли. Говорила всё это бабушка вполголоса чуть ли не шёпотом, опасаясь, что кто-то может услышать.
Прошло немного времени и случай со сватовством уже стал забываться, а на конюшне без изменений: всё шло своим чередом. Мне всё хотелось посмотреть как живёт конюх, а жил он на улице Мира в бараке под почтовой горкой. В этом же бараке также жила известная всем Куприяновна, которая оказывала парикмахерские услуги "на дому". При отсутствии в посёлке парикмахерской Куприяновна пользовалась большим спросом. И вот пришло время постричься. С двадцатью копейками в кулаке вхожу в барак Куприяновны: длинный коридор, по обе стороны которого комнаты жильцов, трудно описуемый характерный запах общежития. Вот и комната Матвея. Останавливаюсь вслушиваясь в тишину и слышу приглушённый голос конюха, говорит не по-русски, а потом, вдруг весёлая музыка. Что это? На чём играет Матвей? Но тут Куприяновна, открыв дверь, выпускает кошку и мне приходиться отойти от двери конюха, так и не узнав на каком музыкальном инструменте играет он. В один из вечеров августа, когда ночи стали на столько тёмными, что, как говорят старые люди, "не увидишь белую лошадь за забором", вдруг северо-западная часть посёлка осветилась алым заревом. Родители побежали посмотреть и я решил не отставать. Горел барак Матвея: пламя бушевало на конце барака, где жила Куприяновна, Матвеевская часть ещё не горела. Кругом люди, кричат, суетятся. Куприяновна в исподнем стоит, держит на руках свою кошку, а во рту неизменная беломорина. Вот уже прикатил на пожарке пожарник-сосед Модест. Кто-то крикнул:
- Матвей в бараке! Поливайте туда!
И тут из ещё не сильно горящей части барака выскочил конюх, босой, с тлеющим мешком в руках, остановился и стал бешено колотить мешком по земле. Из мешка высыпались уже наполовину обгоревшие деньги, трёшки, пятёрки и десятки. Конюх топчет, ногами тушит свои сбережения, орёт:
- Пэрркелле, пэрркелле!
Кто-то подбежал помогать, а Матвей, вдруг, остановился, достал из кармана галифе губную гармошку и стал играть весёлую музыку, ту которую я подслушал у его двери. Куприяновна прокомментировала:
- Финская полька, его любимая!
Долго ещё в моей памяти всплывала эта трагическая картина: босой Матвей с растрёпанными на ветру волосами на фоне горящего барака и разлетающихся обгоревших банкнот играет на губной гармошке финскую польку.
После пожара Матвея, как и всех жителей сгоревшего барака, куда-то переселили, но конюх не долго прожил после этого трагического события. А на конюшне появился новый конюх, отец моего товарища - Чесноков Михаил Лукич.
29 Как вас ведёт звезда
Дарья Михаиловна Майская
Небольшой, но высоко социально и культурно
организованный город. В нём пользовался известностью, даже славой, кружок художественного чтения при городской библиотеке. Вёл его настоящий актёр, давно вышедший в отставку, Павел Николаевич Лебединский. Работал он, конечно, бесплатно. Тогда это называлось – «на добрых началах». Попасть в кружок было за честь, отбор проводился жёсткий, без скидок на «любительство».
Назначался день прослушивания. Приходили и те, кого прослушивали, и, кто уже занимался в кружке…
…Я всегда с интересом слушала артистов, вспоминавших своё поступление в театральное училище. Чувства, испытанные ими в эти несколько минут, сродни моим, пережитым при моём прослушивании. Они не просто запомнились на всю жизнь, с годами на них наслаиваются и новые ощущения, и осмысление того, что тогда происходило.
Для прослушивания я выбрала Есенинское «Письмо женщине». Конечно же, оно не для исполнения юной девушкой, но «письмо» так нравилось мне, что я рискнула
вопреки здравому смыслу. При подготовке была и ещё одна большая трудность: никак не могла побороть слёзы, которые каждый раз мешали мне дочитать стихотворение до конца.
…И вот этот день настал. Мы сидели за длинным столом. Передо мной пожилой мужчина-красавец. Некоторая дородность, роскошная серебряная шевелюра усиливали величавость всего его внешнего облика и поведения. Первой читала студентка педагогического института. Надо заметить, родом она была «из-пид Харькова»… Павел Николаевич почти резко прервал её.
- Без сцены ты проживёшь. Но как ты думаешь учить правильному русскому языку своих учеников, если сама его коверкаешь?
Помолчав, нахмурившись, продолжал:
Взял бы тебя затем, чтобы научить говорить, но ты же скоро уедешь?
- Да, в этом году…
Моё положение становилось всё более затруднительным: произведение выбрала, явно неудачно, а тут ещё настроение Павлу Николаевичу испортили, но менять что-либо было поздно.
И вот очередь моя! После первых нескольких строк, прослушанных в глубокой задумчивости и сосредоточенности, Павел Николаевич, как будто не выдержав, стал читать вместе со мной. На мгновение я растерялась, но не остановилась. Его мощный качаловский голос повёл меня, заставляя то взлетать, то низвергаться. Я переживала такие чувства, потрясения, о существовании которых ранее и не догадывалась. Чтобы легче сориентироваться в интонации, смотрю, как в шпаргалку, глаза учителя – в них мука и торжество, любовь и раскаяние, и демонически гордая отчуждённость:
«...Живите так, как вас ведёт звезда»… - я (как теперь говорят) реально прощалась навеки! Почти навзрыд проговорила – «знакомый ваш...» - всё! Чужие навеки! А ведь мне удалось передать этот разрыв!
Стоя, я ожидала решения моей участи. Павел Николаевич опустил прекрасную седую голову. Он пребывал в своих думах. Глубокая тишина не потревожила их…
Внеучебная жизнь у нас была очень насыщенной: бесконечные подготовки к всевозможным вечерам, диспутам. Но особенно мы любили субботу – танцы и воскресение – наши стихи! Павел Николаевич читал их нам много, помогал осмыслить, подводил к сочувствию и сопереживанию, а выразить эмоции голосом было уже делом техники и, конечно, способности. Нас приглашали на все вечера в городе. Павел Николаевич это поддерживал, но обязательно прослушивал, с чем мы идём, делал свои бесценные замечания и поправки.
Попутно, целый год мы готовились к традиционному вечеру поэзии. Проходил он ежегодно в конце марта, в здании драматического театра. Пропускали в зал только по приглашениям. Ни одного свободного местечка никогда не бывало. Наконец, этот вечер наступал!
Зал и сцена залиты огнями. Известные поэты-профессионалы и поэты-любители в торжественной части вечера говорили о классической и современной поэзии, о новых именах в ней, читали свои стихи. Но особенно рассеръёзничаться не давали пародисты. Известно, их жанр никого не оставит равнодушным. Зал откровенно веселился, когда звучали экспромты на стихи присутствовавших поэтов, неосторожным словом вызвавших огонь на себя.
Торжественная часть заканчивается награждениями, чествованием. Для нас, чтецов, начинается самое ответственное время: мы читаем стихи! Стоишь на авансцене, за тобой глухая стена плотного занавеса и… отступать некуда… Зал, заполненный до отказа, ждёт: с чем ты вышел, в чём хочешь убедить, во что заставишь поверить?!
С ужасом узнаю, что буду читать сразу за самим Павлом Николаевичем. В отчаянии ищу его глазами, но он глубоко за кулисами, в тёмном уголке.
На свой номер Павел Николаевич вышел уверенно, нет, не так, - он прошествовал властно и царственно…
Его голос - то рокочущий, то взывающий, то грозящий, то умоляющий - уничтожал мою попытку сосредоточиться и отрешиться от всего перед своим выходом. И вдруг – крик! Крик боли! Крик расставания с жизнью!.. Моё сердце сжалось от острой тревоги, но зал взорвался аплодисментами. По тяжёлому занавесу прошла волна, как будто кто-то шёл и перехватывался по нему…
…Со сцены ушёл Великий Артист! Ни один человек из набитого зала не понял, что Лебединский на их глазах встретился, чтобы уже не разлучиться, со своей смертью…
За занавесом его, бессильного, подхватили на руки. Вечер продолжался. Объявили мой номер. Потом уже я узнала, что нашего учителя увезла «скорая».
Наступившее утро не застало его на нашей многогрешной Земле.
Порядки тогда были строгими. Руководили и преподавали, за малым исключением, женщины, и расслабиться они не давали. Но нас с подружкой отпустили проводить в последний путь Павла Николаевича.
С директором районной библиотеки Неллей (она демократично веля себя с нами, и мы называли её просто по имени) мы с подружкой и ещё несколькими чтецами пошли в дом почившего Павла Николаевича. В двухкомнатной квартире почти не было мебели. Поразило обилие цветов во всевозможных горшочках, кашпо, вазонах.
Посреди гостиной стоял стол, вокруг него стулья, на одном из которых, облокотившись, бессильно опустив голову на руки, молча, сидела вдова покойного. Она не повернула к нам головы. На соболезнование Нелли не ответила – обижалась на неё, так как неоднократно просила не привлекать Павла Николаевича к занятиям в кружке, редкое из которых не заканчивалось для него сердечным приступом. От любой нашей помощи отказалась.
Тут же находились актёры из театра. Несмотря на свободные стулья, все стояли. От них мы узнали, что гроб с телом будет установлен в театре. Один из актёров нам тихо сказал, что уже появились пролески (в наших местах эти нежные цветы называют подснежниками), покойный их обожал. И мы сразу же поехали за ними в лес.
Зал в театре, где стоял гроб, был неярко освещён, тихо звучала траурная музыка. Масса подснежников, голубевшая мелкими цветками и окружавшая гроб, казалась непролитыми, навек застывшими слезами…
Мы, совсем юные, только вступавшие в жизнь, сподобились увидеть великое искусство и великую же к нему любовь и жертвенность. Желание поведать об этом привело нас в редакцию. Вот тут и задали нам те вопросы:
- А что о нём в некрологе писать? Как он с женой по лагерям мотался?!.
На улице Неля полушёпотом нам рассказала:
- Павел Николаевич Лебединский служил в столичном театре, его с женой репрессировали и они отбывали ссылку в лагерях, где жена и погибла. Павел Николаевич за ней бы последовал, но любовь и самоотверженность одной женщины, тоже репрессированной, спасли его. Впоследствии она стала его женой и вот... теперь овдовела. Отбыв ссылку, они приехали в наш город. Павел Николаевич служил в здешнем театре до своей отставки, все годы жили постояльцами в частных домах и совсем недавно получили эту квартиру…
Всю свою жизнь трепетно и нежно я храню память о Павле Николаевиче Лебединском, великом артисте, великом человеке.
30 Зинаида! К командиру!
Дарья Михаиловна Майская
(Отрывок из повести о настоящей войне)
***
В комнату через распахнутое окно с потоком живительного майского воздуха, смешанного с ароматом первоцветов, врываются отголоски духового оркестра.
Зинаида тяжело подходит к окну, смотрит, слушает. Коктейль из звуков, ароматов, ярких красок проникает во всё её существо. Наполняет его утраченными, но не забытыми ощущениями молодости, радости, ликования.
Женщина улыбается, приветствуя и этот день, и это, такое редкое в её годы, прекрасное состояние души. Чашечка утреннего чая с молоком довершает неожиданную, словно с небес спустившуюся на неё, благодать.
Зинаида выходит в скверик перед домом, тяжело опускается на скамейку. Ничто не нарушает её покоя. И в этой благодати вспомнилась Зинаиде молодость... Да нет, юность, ведь было-то чуть за шестнадцать. Она учится на медицинскую сестру и всё ей нравится, жизнь прекрасна!
Война... С первого же дня их курс отправили на фронт. Девушка, почти подросток, трудится на кровавой ниве, вытаскивая раненых с поля боя, переносит их на носилках в железнодорожные составы или из составов в здания, шалаши или избы, смотря по обстановке.
Она уже не плачет над ранеными и покалеченными, но точно отработанными движениями рук перевязывает, переворачивает и перекладывает их, сводя к минимуму боль страдальцам от её жизненно необходимых действий.
Днём или ночами, когда нет боя, собираются бойцы и медички в землянках. Часто раздаются оттуда пение, смех, весёлые шутки. И уже не замирает её сердечко от сознания, что после очередного боя половина этих прекрасных людей не вернётся сюда, а может быть и её самой не будет.
Девушки заводят скорые романы, которые тогда имели совершенно иное значение или... вовсе никакого значения не имели: после очередного боя одного из пары, а то и обоих, может не оказаться на этом свете.
Но Зиночка не может судить об этом правильно - у неё ещё не было ни единого романа. Формирование девушки что-то затянулось. Подружки такие пухленькие, с прекрасными формами, весёлые. Засмеются - колокольчиками серебряными заливаются.
А она... вот уж точно - гадкий утёнок: длинная, нескладная. А что до глаз чУдной красоты, аристократического рисунка носа и губ, как на картине художником выписанных, так их никто и не видит. Ведь сидит она всегда молча в тёмном дальнем уголке, что-то пальцами на острых коленочках перебирает.
Не замечает её сильный пол. И сердечко Зиночки не затронуто пока. Ровно, как мамины часики, тикает. Но Богом спасаема девушка. В этой страшной сечи она, как завороженная, целёхонька и здоровёхонька.
Четвёртый день нет боя. Эх, живи да радуйся! Девчонки вовсю наводят красоту: моются, сушат волосы и накалённым на пламени горелки от гильзы (лампы были редкостью)гвоздём "наводят" кудри! Одежду стирают тщательно - и из гигиены, и из
русских военных традиций - в бой идти в чистой одежде!
В палатке висит огромный плакат, почти во всю площадь которого огромный красный флаг! А краска-то, если её потереть наслюнявленным пальчиком, остаётся на нём - вот и румяна тебе, и помада. Брали кусочек мела - пудра! На гвозде оставалась копоть - прекрасное натуральное средство бровки подводить.
Но Зиночка, кроме чистоты, ни о чём не думала. Не надо ей этого было. Дремала её женская натура.
Вечером снова собрались в землянке. Сидят бойцы, покуривают, истории, одна интересней другой, рассказывают, фотографии рассматривают. Вдруг Маруська говорит:
- А вы знаете, что я вам расскажу про нашу Тихоню? Все сразу повернулись в тёмный уголок, где обычно сидела Зиночка - её Тихоней за молчаливость и смиренный нрав прозвали.
- Что ты про неё расскажешь? - весело спросил заправский весельчак и балагур Володька. - Уж не влюбилась ли наша Тростинка?
- Этого я не знаю, но я слышала, как она пела какую-то песню. И по радио так красиво не поют!
Все оживились, никто и не знал за Зиночкой такого таланта. И понеслось со всех сторон: спой да спой. Зарделись щёки девушки, даже слёзы выступили. Спасибо, полумраку в её уголочке - ничего не видно, но привлекать к себе внимание для неё было мучительнее стеснения и она запела:
"Скажите, девушки, подружке вашей,
Что я ночей не сплю, о ней мечтаю"...
Волнующий грудной голос зазвенел переливами, с затаённой грустью, сдерживаемой, но рвущейся на свет пробудившейся тоской по большому чувству - настоящему, всепобеждающему. Отозвался в каждой душе, казалось, убитой войной, близкой смертью, ставшей неспособной к восприятию этого великого чуда!
- Зинаида... к командиру, - голос посыльного оборвал зародившееся, но крепнущее и набиравшее мощь пение.
Выбралась Зина из землянки - ночь глубокая, на бездонном небе звёзды с яблоко крупные сияют. Красота, тишина - сказочные! Но некогда любоваться. Бежит, торопится она к командиру. Явилась. Только по форме доложить об этом собралась, командир прерывает:
- Вот этого товарища майора нужно проводить в штаб. Вернёшься - доложишь.
Выполняй!
Идут. Сначала лесочком. Да какой там лесок, так, группка деревьев. Вышли на поле. Темень - как в банке с чернилами. Идут молча, след в след. Каким шестым-десятым чувством проводница узнаёт дорогу в этом бескрайнем поле?!
И тут... Мрак и тишь разорвал орудийный залп, другой, третий. Артподготовка!
Гул, грохот, свист, вспышки. А эти двое оказались в самом центре ада. Страх и смятение охватили Зину. И что может быть ужасней оказаться в ревущей, стонущей, вставшей на дыбы, ливнем осыпающейся земляной лавины?! Вдруг майор хватает Зиночку за плечи и валит на землю. Со всех сторон падают, взрываются снаряды. Где небо? Где земля? - всё смешалось в одну страшную бездну.
Зинаида, как за спасительную соломинку, уцепилась за мужчину, единственную её надежду на спасение. А он... стал срывать с неё одежду. Ужас от взрывающегося пространства померк и отступил в сознании девушки перед, как ей уже казалось, озверевшим чудовищем. Яростно сопротивляясь, она никак не могла вырваться, и они клубком катались по клокотавшему полю.
Земля взрывалась в местах, где за секунду до этого находились два тела, такие, в сущности, слабые перед созданной человеком стихией. Взрывы изрыгали горы земли, засыпая двоих, находившихся в адских объятиях, следовали за несчастными, опережали, кружили со всех сторон, но... живая цель им не давалась.
... Вдруг... тишина... Оглушительная, одуряющая, неземная... Кос-ми-чес-ка-я -
обвалилась над ними, над полем, над миром. Зина и её подопечный встали с земли, надо бы сказать: не глядя друг на друга, но из-за вновь навалившейся темноты, ослеплённые вспышками, они вообще ничего не видели.
Отряхнувшись, поправив растерзанную одежду, девушка пошла вперёд. Мужчина следовал за ней, поддерживая свою проводницу в её молчании. Благополучно дошли до места назначения и более уже никогда в жизни не встретились...
Зинаида с трудом оторвалась от воспоминаний. Скоро День победы. Её пригласят
на разные встречи, торжества, чествования. Она будет отвечать на вопросы, вспоминать, а такое разве расскажешь там? Только если своей приятельнице рассказать? Да она уж с десяток раз слышала эту историю...
31 Воздушный змей поделка не из простых!
Элина Шуваева
На чистом небе любых городов можно часто видеть, как по небу быстро "плывет" странная рыба, будто новый вид скалярии – с зелеными плавниками сверху и снизу, желтым узким телом, красным хвостиком и вытянутым пятнышком.
Это воздушный змей. Очень оригинальный! Интересно, что за рыба…
Раньше эту «рыбу» тоже видели. Она умеет быстро летать в воздухе или кружить, висеть над водой. От нее веет чем-то морским. Его наблюдали часто, потом все реже. Всё-таки уникальная вещь воздушный змей – все его обладатели радуются ему, везде носят с собой. Воздушный змей – поделка не из простых!
32 Авария
Сергей Валентинович Соболев
Утром в нашем магазине «Берёзка» я встретил Витька Морсина, который затаривался продуктами.
– Я слышал, что ты в аварию попал, – поинтересовался я у него. – Как это произошло?
– Ужасно… Лучше не вспоминать… – ответил Морсин и опустил глаза.
– Расскажи!
– Поехал я в райцентр в «Пятёрочку», – начал рассказ Витя, аккуратно укладывая коробку с яйцами в корзину, – ну ты знаешь, там продукты подешевле, чем у нас, хотел сэкономить.
– Ты с асфальта слетел?
– Еду я, значит, еду, и вдруг неожиданно мне в туалет приспичило. Глянул в зеркало – машин нет. Думаю, надо куда-нибудь свернуть: ну не на асфальте же справлять нужду! Ведь вляпается кто-нибудь. Я замедлил скорость и начал глазами искать съезд в укромное местечко. Справа был крутой обрыв, и останавливаться на обочине, где из-под крутого яра дул сильный ветер, мне не хотелось. Вдруг слева появился спуск к тополиным посадкам, и, чтобы не пропустить дорогу, я резко повернул руль влево, но забыл посмотреть в зеркало заднего вида, потому что в голове уже сидела информация, что машин нет. Но информация оказалась устаревшей: меня уже догнала какая-то машина и пошла на обгон. Я только успел почувствовать, как она врезалась в меня, и мы улетели в кювет вверх колёсами.
– Ты пристёгнут был? – с сочувствием спросил я.
– Это и спасло меня.
– Ну ты хоть покакал потом?
– Там в машине и обкакался! Сфинктер не выдержал. Сижу, голова внизу, а задница кверху, и понос по мне стекает.
– Ха-ха-ха!!!
– Пришлось потом покупать новую водолазку и штаны.
– А машину?
– И машину! В той весь белый кожаный салон оказался в фекалиях. Пришлось купить машину немаркую – чёрную.
– Ну ты даёшь! С тобой не соскучишься!
– Теперь отовариваюсь здесь, в райцентр больше не езжу, – грустно промямлил Витёк и, слегка прихрамывая, пошёл на кассу.
– Ну ты «сэкономил»! – подтрунил его я.
33 Телефонные мошенники
Сергей Валентинович Соболев
Кто грамоте горазд, тому не пропасть.
Русская народная пословица
Уже всем моим знакомым звонили мошенники, а мне – ни разу! Даже зависть взяла. И вот, однажды, когда я чистил навоз в клетке у свиней, зазвонил телефон в нагрудном кармане. Я глянул – номер московский, вдруг кто серьёзный звонит, а у меня поросята хрюкают, и я быстро вышел на огород. Оказалось и, правда, серьёзные люди – из следственного отдела города Москвы.
– Алё!
– Это Сергей Валентинович? – спросил приятный женский голос.
– Ну, – я боялся говорить «да», так как мошенники могут записать твой голос и снять деньги с карточки.
– Это звонят из следственного комитета. Есть на чём записать номер моего служебного удостоверения?
– Нет. Я вам верю.
– Вы знаете Соболеву Анастасию Владимировну?
– Нет.
– Мы её задержали. У неё копии ваших документов. На допросе она сказала, что вы в больнице и хочет получить ваши денежные средства по доверенности, – сотрудница говорила очень быстро, чтобы ошеломить меня этой информацией и чтобы я предпринял какие-нибудь необдуманные решения. – Вы в больнице?
– Нет.
– А где?
– Дома.
– Вспомните, пожалуйста, кому вы передавали свои персональные данные.
– В соцзащиту.
– Как они оказались у неё?
– Не знаю.
– Как у неё оказались ваши реквизиты из ПАО «Сбербанк» и выписка с лицевого счёта?
– Ну, там легко можно взять, это не проблема. Даже мусорщики взяли и теперь рассылают квитанции на оплату. Я им говорю, что мусор сжигаю в печке, а они: «Давай не ерепенься, деньги нужны: главному начальнику надо дворец достроить на Лазурном побережье Франции». У них, оказывается, сбор денег с населения – первоочередная задача, а вывоз мусора – второстепенная. «Вы, – говорят, – мусор можете не сдавать, но заплатить обязаны. У нас в планах собирать с людей по 20 миллиардов рублей в месяц». Свой бизнес открыли при поддержке Правительства.
– Да, мы сейчас занимаемся утечкой персональных данных из ПАО «Сбербанк».
– Они могут и кредит взять на твоё имя, потом не докажешь, что не брал – ведь справедливой судебной системы у нас нет.
– Кем она Вам доводится?
– Никем.
– Понимаете, она выхватила документы из рук и убежала. И теперь может снять Ваши денежные средства в любом банке.
– А я чем могу помочь? Ловите!
– У Вас есть банковская карта?
– Естественно.
– Сколько на счету денежных средств?
– 23 рубля осталось.
– Сколько времени на него потратила, а у него даже денег нет, – кому-то сказала сотрудница и бросила трубку.
– Подождите! У меня есть 46 рублей наличными, – крикнул я, но уже было поздно – пошли прерывистые гудки. Не успел.
Зря я сказал, что у меня 23 рубля на счету, надо было сказать что – 2 миллиона, сейчас бы ещё поговорили. А то у нас в деревне и поговорить особо не с кем, почти все вымерли. И на телефон мне уже давно никто не звонил. Но ей уже, по-видимому, надоело со мной разговаривать. Мошенники, наверно, не работают с малыми суммами. Вряд ли они поедут из Москвы ко мне в деревню за этими деньгами, тем более бензин подорожал. Если бы я сказал, что у меня 2 миллиона, то она припугнула бы меня и сказала, что Настя может снять мои деньги, и их нужно срочно перевести на резервный счёт, чтобы она не успела. Чтобы я предпринял меры по защите своих денежных средств. Потом она бы попросила назвать номер карты и три цифры с оборотной стороны. А я бы ответил: «Пусть снимает!» А зачем мне нужна карта в деревне? Это надо чтобы на неё откуда-то деньги шли. А откуда они придут? У нас здесь ни работы нет, ни – зарплаты. Мы живём в автономном режиме: мясо и молоко своё, яйца, мука, сахар, овощи и фрукты – тоже. Правительство хочет, чтобы мы делились деньгами с государством, платили взносы в пенсионный фонд, как самозанятые. А мы не хотим, у нас и так денег нет. Если только яйца сдать – хоть чем-нибудь помочь государству.
34 Борискина охота
Нина Пигарева
Завидев вдалеке знакомую неказистую фигуру в шинельке, Бориска с громким лаем помчался навстречу, смешливо заплетая огромными задними лапищами.
- Что стряслось? – тревожно выглянула в окно Прасковья. - Отродясь не наводил пёс никакого шума, а тут – ни свет, ни заря, словно с цепи сорвался. Боже ж мой, хозяина узрел, - вскрикнула женщина, - возвернулся родимый!
С печи спрыгнули мальчишки десяти и девяти лет. Наспех одевшись, они устремились вслед за Бориской. За ними поспешала Прасковья. За длинный подол её платья уцепился последыш Ваня. Малыш не понимал сути происходящего, но упорно семенил ножками.
- Бориска, дружище, живой, бродяга, - прослезился военный, прижимая к груди четвероногого друга. Ещё с большим трепетом Терентий скрепил в объятия подбежавших сыновей, настороженно приобнял Прасковью. Ванюшка испуганно спрятался за спину матери.
Всю обратную дорогу к дому радостные сыновья провисели на плечах отца. Прасковья то и дело поглаживала по головке Ванюшку и что-то шептала ему на ушко.
- Счастливица Парашка, - шушукались вослед досужие кумушки, - всю войну не голодовала, и муженёк законный вернулся. Не искалеченный, не измождённый. Кому – всё, кому – ничего.
…Без любви, по отцовой воле, одна из первых красавиц села Прасковья оказалась замужем за Терентием. Юная Параша не протестовала.
За неброской внешностью Терентия скрывались удивительная доброта и порядочность. Родители парня тоже были людьми приветливыми, рассудительными. Сословья небогатого, но еды свойской всегда вдосталь было. Невестушку приняли с распростёртыми.
Жили молодые в хатке-мазанке отдельно ото всех. Не враждовали, все дела миром решали. Через год первенец народился, следом – второй сынок. Терентий за любую работу брался и в колхозе, и дома. В редкие часы отдыха любил на дичь поохотиться. Щеночка породистого завёл, сынки Бориской прозвали. С возрастом неплохой получился напарник в охотничьем деле.
Война с фашистами перечеркнула ВСЁ!
Уходя на фронт, Терентий просил жену об одном: сберечь себя и сыновей. По возможности – Бориску.
И вот долгожданное, непростое свидание. На войне проще было, чем теперь. Не знал солдат, с чего начать трудный разговор.
- Параш, а что у тебя в чугуне варится? Знакомый аромат, – застыл на пороге Терентий.
- Зайчатина, - кинулась накрывать на стол Прасковья.
- Откуда? – ещё больше оторопел муж. В голове снова промелькнули нехорошие мысли. В былые времена уж больно его Паранюшку мужики глазами пожирали.
- Пап, представляешь, вчера Бориска снова зайца притащил, - в один голос опередили ответ матери сыновья.
- Вот так новость, - ссутулившись ещё больше, прошёл в избу Терентий, - ребятки, погуляйте маленько с Бориской, никак не успокоится, всю дверь исцарапал.
Стоило ребятне выпорхнуть из дома, солдат напряжённо сдавил плечи супруги: «Скажи по совести, бить не стану, всё прощу. Больше жизни тебя любил, люблю и любить буду. Кто отец Ванюшки? Кто зайчатинкой подкармливает?» С трудом перевёл дух вспотевший Терентий.
- Терёша, прощать меня не за что, - с обидой глянула ему в глаза Прасковья, - окромя тебя других мужиков не знала. Ванюшка за жизнь зацепился перед самым твоим уходом. В письмах не прописывала, боялась – не поверишь, смерть в боях искать начнёшь. Чиста я перед тобой, как слеза.
- Ну, будя, будя, успокойся. Прости Христа ради, окаянного, - прижал к себе Терентий суженую так, аж косточки у той хрустнули. – Зови ребят, надо срочно налаживать контакт с младшеньким!
За столом мальчишки наперебой рассказывали о ловчих способностях Бориски. Ни разу тот не приходил с охоты порожняком. Однажды двое суток пропадал. Думали, волки задрали. Больше всех переживал Ванюшка, день и ночь плакал. Даже соседи волновались. Безобидного Бориску любили все. Заявился он глубокой ночью, мокрый весь, уставший. Впервые селезня дикого принёс. На болоте выследил.
Терентий восхищался с придыханием. Не мог нарадоваться на детей, Прасковью, на кормильца – Бориску. По радостному случаю его в хату впустили. Лежит у двери, в свою честь хвальбу слушает...
Несмотря на сентябрьские прохладные ночи, Терентий с Прасковьей первую послевоенную ночь провели в сарае на пахучем сеновале. Через девять месяцев родится четвёртый наследник. А пока молодая женщина чуть свет разбудила Терёшу, молча протянула ему его ружьишко, узелок с харчем и весело воскликнула: «Бориска заждался!!!»
Ощущение счастья, свободы, мирной жизни приятной волной разлилось по всему телу фронтовика.
Вдыхая полной грудью свежесть раннего утра, Терентий не спеша следовал за ушлым профессионалом. Ближе к полудню Бориска вышел на заячий след и резко вырвался вперёд. Через пару часов он уже гнал добычу в сторону хозяина. Кругом – чистое поле, зайцу спрятаться негде. Терентий с выстрелами всё мешкал. Перед глазами: то друзья погибшие, то взрывы, то атаки…
Пелена с глаз спала, когда бедный зайчишка уткнулся ему прямо в ноги, ища защиты у человека. Поднял Терентий за уши трусишку, а у того сердечко барабанит бешено, того гляди выскочит. Пригляделся, ощупал, а это – мать кормящая.
- Вот тебе раз, - почесал затылок знатный охотник, - что прикажешь с тобой делать? Значит так, Бориска, благодарю тебя за достойную службу, но зайчиху придётся отпустить. Не рычи, милок. Так надо. Пёс понимающе завилял хвостом. Он впервые вернётся с охоты пустым. А Терентий – с подробным отчётом о своей первой послевоенной охоте с Бориской…
35 Жёны Арсена
Нина Пигарева
(Фото автора)
Середина семидесятых годов 20-столетия. Выходной день.
В городской уютной однокомнатной квартире раздаётся заразительный смех пятилетней Оли, ёрзающей на стульчике перед экраном телевизора и пародирующей мультяшных героев. За громким кривлянием девочки еле слышен серьёзный разговор Надежды с Арсеном…
У молодых людей по жизни разнится всё: культура, быт, традиции, вероисповедание, национальность. Арсен - коренной дагестанец. Надежда – до кончиков волос – русская. Объединяет их одно – любовь. У него – первая, трепетная, у неё – страстная, ураганная.
…У Нади с детства всё ни как у людей, шиворот на выворот. Пока её ровесницы в куклы играли и конфетные фантики коллекционировали, Надька с мальчишками во дворе в футбол гоняла, а зимой – рассекала по полю замёрзшей реки, уверенно держась на коньках, не уступая напору самым ловким бомбардирам – пацанам. Девчонки посещали школьный кружок по пению, Надя же брала уроки мастерства у родной любимой бабушки Поли, в своё время славившейся в селе непревзойдённой певуньей и плясуньей. От неё старшая внучка унаследовала идеальный слух и красивое «сопрано». Повзрослевшие одноклассницы со сверстниками проводили вечера одной компанией, а Надюша в шестнадцать лет впервые пришла в Клуб, и в тот же вечер у неё случилось взрослое свидание с двадцати трёхлетним Валерием, показавшимся Надежде тем самым прекрасным принцем, прискакавшем верхом на белом коне из другой деревни. В сентябре все в школу пошли, Надька выкинула очередной финт – вышла замуж.
За Валерку. В семнадцать неполных лет родила Олю.
Жила молодая семья на малой родине Надежды в небольшой хатёнке.
До декретного отпуска и почти сразу после рождения дочери Надя работала дояркой, Валерка – трактористом.
Взаимоотношения между супругами складывались не очень удачно, первопричина – частые выпивки безответственного мужа и отца. Юная же мать всеми способами старалась сохранить брак, но «зелёный змий» оказался сильнее её убедительных доводов и скандалов.
В тот злосчастный день в сердце Надежды уже с утра закралось недоброе предчувствие. Несмотря на то, что муж был трезвым, она, отправляясь на вечернюю дойку, посадила Оленьку в коляску и завезла попутно к бабушке.
Многодетные родители Нади жили от неё в противоположном краю села километров за пять. Потому незаменимой помощницей во всех делах была бабка Полька.
Рабочая смена молодой доярки завершилась раньше обычного, за ней на автомобиле приехал парторг колхоза и, без объяснений, привёз домой. Около обгоревшего крова стояла пожарная машина, толпился народ, а внутри на дымящейся постели лежал отравившийся угарным смрадом хозяин дома. На полу валялись пустая бутылка из-под самогонки и с десяток папиросных окурков. Валерий частенько во хмелю курил в кровати, что в итоге привело к трагедии.
Так нелепо закончилось замужество девятнадцатилетней вдовы.
Надежде нужно было как-то устраивать свою дальнейшую жизнь. Видела она себя зоотехником на фермах родного хозяйства. За осуществлением мечты в город поехала.
Работа дворника в те годы давала право на внеочередное получение жилья и Надя по приезду, уже на следующее утро мела улицы и тротуары вверенного ей участка. Дочку устроила в детсад на пятидневку. Поступила в 10 класс вечерней школы, после занятий и там подрабатывала техничкой…
…С Арсеном Надя встретилась спустя год в СХИ случайно. Он был студентом третьего курса дневного отделения. А Надежда успешно поступила на заочное обучение. На радостях, пританцовывая с ножки на ножку по всему коридору, в дверях она столкнулась с Арсеном. «Пострадавшие» посмеявшись, разошлись каждый по своим делам. Но судьба предоставила им ещё один шанс, чтобы понять, что они половинки единого целого.
В СХИ шёл концерт художественной самодеятельности института. Арсен в числе зрителей находился в актовом зале. После нескольких выступлений конферансье пригласил на сцену мастера исполнителя чечётки, танцев, русских народных песен и частушек – Надежду Камышеву. Более получаса зрители не отпускали самобытную солистку с подмостков, аплодируя стоя, после каждого номера вновь и вновь вызывая на «бис». Бойкая, весёлая, талантливая красотка покорила всех парней и мужчин в зале. Не устоял перед артистичной грацией и дагестанец. Стал галантно ухаживать, позабыв про обещание, данное своему отцу перед отправкой на учёбу в далёкий город, - никаких любовных романов.
В родном ауле Арсену ещё в пятилетнем возрасте была наречена в жёны родившаяся девочка по имени Зухра.
Три года Арсен свято держал мужское слово, но любовь к Наде настолько поразила его сердце, что он предоставил безграничную волю ярким, как солнечный свет, вспыхнувшим чувствам. С головой погрузилась в новые отношения и Надя…
Оля, щёлкнув телек, попросила маму и дядю Арсена сводить её в зоопарк. Со словами: «Собираемся, девочки, быстрее, а то звери дремать начнут, я жду вас на улице». Арсен накинул на плечи пиджак и вышел за дверь. Таким образом он ушёл от прямого разговора с Надей. Она целый час пыталась выяснить, от кого он получил письмо? И что его так встревожило?
Арсен был в смятении, в глубине души он надеялся, что каким-то магическим способом там, в ауле разрешится его проблема и, вместо Зухры, он сможет назвать законной супругой Надюшу. Но чуда не произошло, послание из дома лишило всякой веры: отец негодовал – сын уже два месяца как дипломированный специалист, почему медлит с возвращением?! Невесте исполнилось восемнадцать лет, и её родные тоже пребывают в глубоком замешательстве.
Надя о существовании Зухры даже не подозревала. Тщательно ото всех скрывал Арсен и любимую женщину. В сложившемся тупике он терзал и винил только себя. А вскоре просто возненавидел. В то тревожное раннее утро, пока Надя дворы убирала, почтальон вручил Арсену срочную телеграмму: «У матери - обширный инсульт, она при смерти, вылетай незамедлительно. Отец!»
Не попрощавшись с Надей, Арсен на такси помчался в аэропорт… Уже в полдень он вскочил в отчий дом и застыл на месте, словно на него вылили ушат ледяной воды: вся родня в сборе, празднично накрыты столы, в центре, стыдливо опустив голову, в свадебном уборе сидит Зухра. Арсен попятился было назад, но два здоровых лба – старшие родные братья невесты – подхватили жениха под мышки и в момент усадили рядом с молодой.
Арсен готов был рвать и метать, но законы предков, обычаи горцев в их роду никто не нарушал, и он прекрасно понимал – все встанут по колено в кровь, но не позволят ему переступить запретную грань.
Вобрав голову в плечи, Арсен остекленевшим взором безучастно смотрел на происходящее, как на бестолковый сон…
Но, вернёмся ненадолго в квартиру Нади. Увидев на столе телеграмму, она наскоро нацепила на себя неброскую одежду, положила в сумочку все сбережения и чёрный платок, на всякий случай. Она решительно настроилась поддержать любимого в беде.
Преодолев воздушный путь и тряскую езду на какой-то колымаге, в лёгких сумерках того же дня Надежда уже петляла по узенькой кривой улочке нужного селения, уходящего бесформенным серпантином далеко вверх.
Надю, впервые оказавшуюся в горном ауле, удивляло всё: сложенные из тёсаного камня домики с плоскими крышами цвета ночи, живописные склоны, засаженные виноградниками и фруктовыми деревьями, диковинные ослики, пирамидами сложенное топливо – кизяки и прочее своеобразие, чего не встретишь в родном краю.
Надежда уловила звуки музыкальных инструментов, по мере продвижения вперёд, их шумовая волна усиливалась, наводя Надю на грустные размышления: всё же странно устроена жизнь – у Арсенчика такое горе, а у кого-то грандиозный праздник. Но к её великому изумлению праздник «привёл» к «тёсанке» Арсена. Надя настороженно открыла дверь и, ошарашенная, тупо отошла в сторону.
Кареглазая непрошеная гостья у подвыпивших участников торжества не вызвала никаких подозрений. Арсенова родня посчитала её родственницей Зухры, а та сторона сочла наоборот. Только у Арсена моментально просветлели мозги, и созрело окончательное твёрдое решение. Выждав подходящий момент, он за руку увлёк Надежду на улицу и под шумок потащил её назад, сокращая путь через ущелье. В помощь им над предгорьем нависла тёмная пелена позднего вечера…
В полночь беглецы были в аэропорту Махачкалы и первым рейсом самолёта спешно покинули Дагестан. По прибытии Арсен повелел Наде в экстренном порядке отправить Олю в деревню к бабушке, а он пока просчитает все варианты, где им лучше укрыться от возможной кровной мести.
Но не успел джигит что-либо предпринять. Не прошло и двое суток, как чёрная «Волга» с его отцом и братьями Зухры остановилась у подъезда Надиной квартиры. Арсен, для выяснения отношений, пригласил приезжих в кухню. А в комнате испуганная Надя, съёжившись калачиком в углу дивана, силилась разуметь, что происходит за стеной.
Чужаки на своём языке то кричали до хрипоты, то понижали голоса, то вновь разгоралась ссора, и так всю ночь. А на заре отец подвёл Арсена к Надежде, соединил воедино их ладони и, заключив в свои мощные руки, произнёс: «Да простит меня Всевышний, оставайтесь с миром».
…Спустя месяц Арсен назвал Надежду законной женой.
36 Облом
Георгий Забельян
Утром в субботу уставшему от ночной работы программисту Гоше Собакину снился романтический сон. Наконец-то, на него обратила внимание девушка Таня, что жила по соседству. Обычно гордая, и абсолютно недосягаемая для собакинских подкатов, Танька при случайных встречах в упор не видела сутуло-щуплого, высокого роста и в очках айтишника.
Ни движением глаз, ни удивлённой бровью она не реагировала на вполне целомудренные предложения познакомиться поближе, поболтать за чашкой кофе и обсудить светские новости. Одним словом, не замечала. Только однажды Танька улыбнулась, когда в лифте программист Собакин свой двенадцатый этаж набрал как цифры один и два и долго искал кнопку Enter.
Но сегодняшний тет-а-тет был выше и насыщеннее всех мечтаний Собакина вместе взятых. Танька знойно и хрипло дышала, царапалась ногтями и что-то громко мурлыкала, повторяя ему в ухо:
- Гоша! Гоша - хороший мальчик. Таня любит Гошу!
С каждым таким «гошей» сердце Гоши Собакина взлетало к небесам, металось между облаками и с разгона падало обратно за диафрагму в грудную клетку. Очень скоро встреча двух любящих сердец начала перетекать из романтической плоскости в эротическую.
- Гоша! Гоша – проказник! - Собакин летал в эйфории Танькиных слов. В ожидании нежного Танькиного поцелуя он вытягивал губы уточкой и балансировал на самом краю любовной пропасти.
Наконец, этот интимный момент настал и Танька прижалась к его губам. Неожиданно для себя Гоша отметил, что у Таньки сегодня слишком уж короткая стрижка, жутко остро наточенные ногти и самое страшное – длинные жёсткие, топорщащиеся в разные стороны, усы.
- Это облом,- то ли подумалось, то ли послышалось Гоше.
Да, это был Облом – кот с говорящим само за себя именем, который припёрся с утра в спальню. Обычный утренний визит-требование. Что нужно коту от хозяина по утрам? Чтобы насыпали корм, освежили в миске воду и дали доступ к лотку за дверью туалета. Всё! Про этот утренний моцион кот начал мягко, а потом всё настойчивее мурчать-намекать хозяину.
Собакина так просто не возьмёшь. Программист не проснулся, а лишь отработанным движением нащупал и положил запасную подушку себе на ухо. Хоть бы еще часок поспать! Подушка приглушила урчание Облома, которое ну никак не вписывалось в романтическое содержание снившегося хозяину сюжета. Про хозяйскую романтику кот может и догадывался, но на демарш Собакина всё же ответил традиционно.
Он взобрался на кровать, долго топал по одеялу, прыгал, утробно урчал и пытался просунуть под подушку свою усатую морду для контакта с усами Собакина. Охватив кота рукой и разглаживая его жесткую шерсть, Гоша попытался успокоить усатого и призвать его не мешать чудесной круговерти своего интересного сна.
Кот ешё полежал бы рядом на кровати и чуть подождал бы спящего хозяина, да тут на беду Собакин решил целоваться с Танькой. Облом взбрыкнул и категорически отказался участвовать в этом сонном блуде. Царапался и кусался. Пришлось хозяину, не прерывая сновидения, на полном автомате сбросить кота на пол, перевернуться на другой бок и попытаться ухватить за бороду ускользающего бога сновидений Морфея.
Впрочем, Кот, под стать хозяину, и не подумал сдаваться. Он отступил к входной двери и затянул свою песню протеста - начал громко шипеть и мяукать. Опытный котяра знал, что дальше произойдёт, поэтому ловко увернулся от кинутого в него хозяйского тапка. Затем пустился на крайнюю меру - выпустил когти и повис на одеяле всеми своими десятью килограммами. Одеяло сползло на пол. Кот шмыгнул под кровать под громкие обещания Собакина удавить его немедленно после поимки.
Продолжая ловить Морфея, Собакин-зомби встал с кровати, приоткрыл половину одного глаза и на автопилоте пошёл по давно заведённому котом алгоритму. Хоть и в полглаза, но он увидел, что еда и вода у кота в достатке, а лоток находится в зоне доступа.
- Так чего тебе ещё надо, усатый? Весь сон обломал! – пробормотал Собакин и двинулся в обратный путь к остывающему полигону любви.
Ты думаешь, читатель, вот сейчас кот заговорит человечьим голосом и откроет герою нечто сокровенное? А потом хозяин поймёт, что всё это ему приснилось и, чертыхнушись, продолжит свою холостяцко-котовую жизнь? Нет, в нашей истории кот звучал только по-кошачьи. Зато для приведения Собакина в бодрый вид он так изощрённо взял верхнее «До», бишь «Мяу», что Паваротти иззавидовался бы.
Потом, продолжая фальцетом исполнение своей мяу-арии, кот бросился под ноги хозяину. Ну точно, как вратарь нашей сборной в серии пенальти на чемпионате мира. Он явно призывал Гошу не заваливаться обратно в постель, а обратить внимание на какое-то неординарное событие в доме. Собакин уже собирался с ноги отфутболить кота в аут, как вдруг услышал Танькин голос наяву:
- Гоша! Гоша - дурак!
- Чего это я - дурак, - воспрянул и одновременно обиделся умный программист. Засомневался, слышит ли он Таньку в натуре или это всё ещё проделки Морфея.
- Гоша! Гоша не любит Таню!
Это был уже серьёзный наезд и Гоше пришлось открыть оба глаза. У окна бесновался Облом, пытаясь достать сидящего на открытой форточке зелёного попугая. Да, в нашей истории по-человечьи, да еще Танькиным голосом, заговорила птица.
- Откуда ты взялся, пернатый? – окончательно проснулся программист.
- Гоша! Гоша - хоррроший мальчик! – сказал попугай. Птица явно прибавила тепла в голосе.
- Ба, значит ты Танькина птичка? Ну надо же, как придумала! Сама постеснялась сказать мне о своих чувствах, а попугай улетел из дома и выдал все её секретики!
Собакин прикрыл форточку, попросил попугая подождать, пока он приведёт себя в порядок. На всякий случай шугнул кота:
- Облом, на сегодня ты свой объём вредностей исчерпал. Тронешь птицу – кастрирую!
Кот было закручинился, что не удалось расквитаться с зелёным, но, похоже, он знал, что нужно делать, чтобы никакой засланец не нарушил устоявшийся в доме паритет кота с хозяином.
К Таньке пошли втроём: сутулый, усатый и пернатый. Зарёванную соседку быстро привели в чувство, вручив ей попугая. Танька не смогла ничего вымолвить и благодарно повисла на шее у Собакина.
Вот он момент истины! Гоша шептал на ушко Таньке свои заготовленные и давно отрепетированные слова любви. Что он догадывался о Танькиных чувствах, а пернатый лишь подтвердил его догадки. Что он готов разделить Танькину страсть, расширить и углубить её, во веки веков, Аминь! Неизвестно, что бы ответила возлюбленная. За неё ответил попугай:
- Тррронешь птицу – кастрррирую!, - по-собакински произнёс пернатый.
Поздно! Кот уже подкрался к зеленом хвосту, явно намереваясь отчекрыжить хотя-бы его половину. Теряя перья, потерпевший вспорхнул на плечо хозяйке. Танька взяла попугая на руки:
- Гоша! Гоша хороший! Сейчас мы прогоним этого плохого кота. Ну-ка брысь отсюда!
Осенило, хоть и с задержкой, Собакина:
- Так это попугая зовут Гоша?
- Гоша – хоррроший, Гоша любит Таню,- подтвердил попугай.
В растерянности Гоша Собакин обернулся к коту за поддержкой:
- Что же это такое, киса?
Ему показалось, что усатый промурчал своё коронное:
- Это облом!
37 Туман над Темзой
Ирина Барышева
Глава 1. Лондонская серость
Лондон тонул в тумане. Холодный, сырой воздух пропитывал улицы, делая их серыми и бесконечно одинаковыми. Свет фонарей размывался, превращая привычный город в безликий лабиринт теней.
Эдвард Харпер шагал по набережной Темзы, засунув руки в карманы потёртого пальто. Дул резкий ветер, заставляя его крепче закутаться в шарф. Он шел с работы — вернее, с её подобия. Последние несколько лет его журналистская карьера превратилась в поток однотипных новостей: дорожные происшествия, политика, какие-то глупые скандалы. Всё это уже давно не вызывало у него эмоций.
Когда-то он мечтал быть репортёром, раскрывающим важные истории, выводящим людей на чистую воду. Но годы шли, и его амбиции уступили место усталости. Теперь он писал о том, что хотели видеть читатели, а не о том, что действительно имело значение.
Эдвард свернул к Вестминстерскому мосту. Обычно он заходил в паб «The Black Dog» — выпить пинту пива, послушать чужие разговоры, чтобы заглушить собственные мысли. Но сегодня что-то его остановило. Может, это был туман, обостривший его одиночество, а может — пустота, которая стала слишком ощутимой.
Он остановился у перил, глядя на тёмную, спокойную Темзу. Вода текла медленно, отражая редкие огни города. В этот момент он заметил её.
Женщина стояла немного впереди, ближе к середине моста. Темноволосая, в длинном пальто, она казалась частью этого туманного вечера. Она не двигалась. Только ветер играл её волосами.
Эдвард невольно замедлил шаг.
Глава 2. Незнакомка на мосту
Эдвард не был человеком, который вмешивается в чужие дела. За годы работы он научился оставаться наблюдателем — видеть, но не действовать. Однако что-то в этой женщине его зацепило.
Она стояла у самого края перил, обеими руками держась за холодный металл. Её осанка была напряжённой, но не драматичной — не так, как у тех, кто хочет, чтобы их заметили. Скорее так, как у тех, кто не хочет, чтобы их останавливали.
Он замедлил шаги. Туман заглушал звуки, и ему пришлось слегка прокашляться, чтобы обозначить своё присутствие. Женщина не обернулась.
— Холодно, — сказал он, не зная, зачем.
Она чуть вздрогнула, словно вынырнула из глубоких мыслей, но продолжала смотреть вниз, на реку.
— Да, — спустя паузу ответила она. Голос был низкий, уставший.
— Дождь обещали, — продолжил он, не зная, как правильно подбирать слова в таких ситуациях.
Женщина медленно повернула голову. Теперь он мог разглядеть её лицо: темные волосы, лёгкие морщины вокруг глаз, бледная кожа. Она выглядела не так, как люди, у которых всё хорошо.
— Вы журналист? — внезапно спросила она.
Эдвард моргнул.
— Почему вы так решили?
— У вас взгляд человека, который пытается что-то понять.
Он не знал, радоваться ли тому, что его профессия читается в глазах.
— Когда-то был журналистом, — сказал он.
— А теперь?
— Теперь просто пишу, что скажут.
Она кивнула, снова отвернувшись к реке.
— Понимаю.
Наступила пауза. Эдвард не знал, что делать дальше. Его инстинкт подсказывал: «Это не твоё дело. Развернись и иди.» Но он стоял.
— Меня зовут Эдвард, — сказал он.
Она не ответила сразу. Её пальцы чуть крепче сжали перила. Потом, после долгой паузы, она выдохнула:
— Рэйчел.
Глава 3. Разговор в тумане
Эдвард не спешил задавать вопросы. Он знал, что если человек хочет говорить, он заговорит сам. Если нет – никакие слова не помогут.
Рэйчел продолжала смотреть на реку, словно надеялась найти в ней ответ. Ветер с Темзы поднялся сильнее, и она невольно поёжилась.
— Хотите кофе? — спросил Эдвард.
Она слегка нахмурилась, впервые посмотрев на него прямо.
— Кофе?
— Да. Здесь, в двух шагах, находится кафе. Сделаем вид, что просто случайно встретились и решили погреться.
Рэйчел усмехнулась, но в её усмешке не было радости. Скорее – усталость.
— Вы думаете, если я пойду с вами выпить кофе, это что-то изменит?
Эдвард пожал плечами.
— Мне кажется, вы стоите здесь уже минут десять. Если бы ваше решение было окончательным, вас бы здесь уже не было.
Она долго молчала. Потом закрыла глаза, сделала глубокий вдох и выдохнула, словно пробуя воздух на вкус.
— Хорошо. Один кофе.
Они молча пошли вдоль набережной. Лондон жил своей ночной жизнью: проезжали красные автобусы, где-то вдалеке играла музыка, таксисты лениво переговаривались на стоянке. Казалось, никто не заметил, что для кого-то этот вечер стал поворотным.
Кафе было маленьким, с потрескавшейся деревянной стойкой и запахом дешёвого, но крепкого кофе. Эдвард заказал два американо, не спрашивая, что предпочитает Рэйчел. Она не возражала.
Они сели у окна. Туман сделал город мягким, расплывчатым, словно кто-то стер границы между домами и дорогами.
— Вы всегда так? — вдруг спросила она.
— Как?
— Замечаете незнакомцев на мосту и зовёте их на кофе?
Эдвард улыбнулся.
— Нет. Но сегодня у меня было два варианта: пойти в паб или остановиться. Решил, что пинта подождёт.
— И не боитесь?
— Чего?
Рэйчел задумалась.
— Что я сумасшедшая. Или что мой груз слишком тяжелый для вас.
Эдвард покачал головой.
— Я журналист. Я слышал истории, которые вряд ли захотел бы услышать снова. Люди редко бывают сумасшедшими. Чаще они просто устают.
Она долго смотрела на него, словно пытаясь понять, говорит ли он искренне. Потом взяла чашку и сделала маленький глоток.
— Раньше я рисовала, — сказала она наконец.
— А теперь?
— Теперь я живу. Ну, скорее, существую. Работа, счета, утренние пробки, серые офисные стены. Всё, что делают нормальные взрослые люди.
— Что случилось?
Она усмехнулась.
— Жизнь случилась.
Эдвард кивнул. Он знал, о чем она говорит.
Туман за окном сгущался. Кофе медленно остывал. Впервые за долгое время Эдвард чувствовал, что этот разговор имеет смысл.
Глава 4. Точки пересечения
Рэйчел провела пальцем по краю чашки, будто решая, стоит ли продолжать. Эдвард молчал, давая ей время.
— Когда мне было двадцать, я думала, что стану великой художницей, — сказала она наконец. — Мои работы выставляли в небольшой галерее в Бристоле. Несколько картин даже купили. Тогда я была уверена, что всё получится.
— Что изменилось?
— Родители умерли, — она произнесла это буднично, как будто говорила о погоде. — Почти одновременно. Сперва мать, потом отец. Я вернулась в Лондон, начала подрабатывать, чтобы как-то держаться на плаву. Художественные принадлежности стоили денег. Выставки стоили денег. Жизнь стоила денег. В какой-то момент я устроилась в рекламное агентство, сказав себе, что это временно.
— Но временное стало постоянным.
— Да, — тихо ответила она. — Сначала я думала, что вот-вот вернусь к искусству. Потом мне предложили повышение, потом ещё одно… и вот мне тридцать восемь, и я не могу вспомнить, когда в последний раз держала кисть в руках.
Она резко выдохнула, словно эти слова давно застряли внутри.
— И вот, сегодня, я смотрела на реку и думала: если я исчезну, разве что-то изменится? Кому-то станет хуже или лучше? Или просто ничего не произойдёт?
Она посмотрела на Эдварда с ожиданием. Возможно, надеясь, что он поспорит с ней, скажет, что каждый человек важен, что всё можно изменить. Но он знал, что пустые слова не помогут.
— Я не знаю, — честно ответил он.
Она моргнула, явно не ожидая такого ответа.
— Что?
— Я не знаю, изменилось бы что-то или нет, — повторил он. — Но я знаю, что за последний час мне было с вами интереснее, чем за последние несколько месяцев со всеми знакомыми.
Она склонила голову набок.
— Вы серьёзно?
— Вполне.
Рэйчел долго смотрела на него, потом вдруг усмехнулась, покачав головой.
— Ирония, да?
— Какая?
— Я чувствую себя ненужной, а мне говорит такие слова человек, который сам явно не живёт полной жизнью.
Эдвард слегка улыбнулся.
— Вы правы.
Она удивлённо вскинула брови.
— Вы даже не пытаетесь спорить?
— А зачем? Я столько лет жил на автопилоте, что даже не заметил, как потерял себя. Когда-то я был журналистом, который рвался докопаться до правды. Теперь я пишу то, что лучше читается и легче продаётся. В какой-то момент я просто… перестал бороться.
Наступила тишина. Туман за окном становился гуще, скрывая очертания улиц.
— Интересно, — тихо сказала Рэйчел.
— Что?
— Насколько разные жизни у людей, но в какой-то момент они приходят к одному и тому же ощущению.
Эдвард кивнул.
— Наверное, да.
Рэйчел задумалась, потом посмотрела на него и вдруг спросила:
— А если бы у вас была возможность начать заново, что бы вы сделали?
Эдвард посмотрел на остатки остывшего кофе.
— Написал бы ту историю, о которой всегда боялся писать.
Она слегка наклонилась вперёд, её глаза впервые за вечер стали живыми.
— О чём?
Эдвард медленно поднял взгляд.
— О том, как люди проходят мимо собственного смысла жизни и даже не замечают этого.
Рэйчел замерла. Потом улыбнулась.
Глава 5. Маленькие решения
Кафе почти опустело. За стойкой бариста сонно протирал стаканы, улица за окном утонула в плотном лондонском тумане. Время казалось странным: разговор длился всего несколько минут, но город за дверями уже почти опустел.
Рэйчел откинулась на спинку стула, задумчиво постукивая пальцами по краю чашки.
— Ты когда-нибудь замечал, что большие перемены начинаются с мелочей? — спросила она.
Эдвард слегка поднял брови.
— Например?
— Например, с того, что ты просто решил не пойти в паб сегодня.
Он кивнул.
— А ты решила выпить со мной кофе.
Она усмехнулась.
— Вот именно. Всё строится на крошечных решениях. Никто не делает резких скачков в новую жизнь. Люди просто меняют направление на один-два градуса… и вдруг оказываются совсем в другом месте.
Эдвард задумался над её словами. Он вспомнил, как когда-то брался за истории, которые действительно имели важное значение. Как впервые почувствовал, что журналистика — это не просто профессия, а способ понять мир. И как постепенно потерял это чувство, позволяя удобству и компромиссам поглотить его.
— Если это так просто, почему мы ничего не меняем? — пробормотал он.
Рэйчел пожала плечами.
— Потому что боимся, потому что думаем, что уже поздно, или что ничего не получится.
Она посмотрела в окно.
— Но, возможно, сегодня что-то изменилось.
Эдвард слегка улыбнулся.
— Ты всё ещё чувствуешь себя невидимой?
Рэйчел медленно покачала головой.
— Нет.
На несколько секунд повисла тишина. Потом она допила свой кофе, поставила чашку на блюдце и поднялась.
— Мне пора.
Эдвард тоже встал, но не знал, что сказать.
— Мы ещё увидимся? — спросил он, прежде чем успел передумать.
Она посмотрела на него, словно взвешивая ответ.
— Возможно.
Рэйчел улыбнулась, кивнула и вышла в туман.
Эдвард смотрел ей вслед.
Через минуту он сел обратно, достал из кармана блокнот и ручку.
А потом начал писать.
Глава 6. Человек, который пишет
Эдвард не знал, сколько времени прошло, прежде чем он поднял голову от блокнота. Впервые за много лет он писал не потому, что должен, а потому, что не мог не писать.
Весь разговор с Рэйчел — её голос, её паузы, её усталая улыбка — застрял у него в голове, требуя, чтобы его зафиксировали на бумаге. Он описывал вечер, как будто пытался удержать его, пока он не растворился в тумане, как всё остальное в этом городе.
Кафе уже почти закрылось. Бариста бросил на него взгляд — не раздражённый, а скорее сочувствующий.
— Мы закрываемся через десять минут, приятель.
Эдвард кивнул, спрятал блокнот в карман пальто и вышел на улицу.
Лондон всё ещё был затянут туманом. Улицы казались размытыми, словно нарисованными акварелью. Он медленно направился в сторону дома, но вдруг остановился.
Раньше в такие моменты он пошёл бы в паб. Просто по привычке. Но сейчас он понял, что не хочет этого.
Ему вдруг стало необходимо побыть наедине с собой — не с телевизором, не с шумом улиц, не с пустыми разговорами, а просто с собственными мыслями.
Он свернул к реке.
Темза текла, как всегда — медленно и безразлично ко всему, что происходило вокруг. Эдвард смотрел на воду, вспоминая, как несколько часов назад стоял здесь и заметил её - Рэйчел.
Он не знал, увидит ли её снова. Возможно, это была случайная встреча, которая ничего не значила. Но, возможно, она значила очень много.
Ему захотелось верить, что в этом мире есть место для людей, которые однажды просто решают повернуть в другую сторону и больше не сворачивать обратно.
Эдвард сунул руки в карманы и пошёл дальше по набережной.
Он думал о том, что напишет. На этот раз по-настоящему.
Глава 7. История, заслуживающая внимания
Эдвард проснулся раньше обычного. Первые лучи серого лондонского утра пробивались сквозь плотные занавески, но он не чувствовал той тяжести, с которой обычно начинался его день.
Обычно он долго лежал в кровати, прокручивая в голове ненужные мысли: о работе, о том, как прожил ещё один день, не сделав ничего значимого. Сегодня было иначе. Он знал, что напишет.
На кухне он машинально включил чайник и открыл блокнот, который забросил на стол перед тем, как лечь спать. Почерк был неровным, наспех написанные заметки – сырой, но честный поток мыслей.
«Она смотрела на реку, словно ждала от неё ответа. Не надеялась на спасение. Не ждала чуда. Просто стояла там, на грани между жизнью и пустотой. И я понял: если бы прошёл мимо, то никогда бы об этом не узнал.»
Эдвард перечитал эти строки. И вдруг он осознал: эта история заслуживала того, чтобы её рассказали.
В редакции он появился в тот момент, когда сотрудники только начали заполнять офис. Шум кофемашины, приглушённые разговоры — утренняя рутина, которую он ненавидел. Обычно он задерживался с приходом, потому что не видел смысла торопиться туда, где всё решали за него.
Сегодня он подошёл к своему столу, открыл ноутбук и начал писать.
— Харпер, — окликнул его чей-то голос.
Он поднял глаза. Перед ним стоял Брайан Лоуренс, его редактор. Лоуренс был человеком, который не любил сюрпризы, особенно в текстах, которые не соответствовали редакционной политике.
— Ты ничего не сдавал вчера.
— Потому что писал нечто стоящее.
Редактор скептически приподнял бровь.
— У нас нет времени на художественную прозу. Нам нужны новости.
Эдвард молча повернул экран в его сторону.
Лоуренс медленно пробежался глазами по тексту. Он читал дольше, чем обычно. Потом поднял взгляд.
— Это не в нашем стиле.
— Возможно, — ответил Эдвард.
Лоуренс ещё раз перечитал пару строк, затем со вздохом сложил руки на груди.
— Думаешь, это кому-то интересно?
Эдвард знал, что интересно.
— Да.
Редактор медленно кивнул.
— Ладно. Поставлю на вечернюю публикацию. Но если будет мало просмотров — это последнее, что ты написал без согласования.
Эдвард не ответил. Он знал, что эта история уже изменила что-то — хотя бы в нём самом.
Позже вечером он сидел дома с чашкой чая, наблюдая, как лондонский дождь стекает по стеклу. Он проверил сайт редакции: статья была опубликована под заголовком «Туман над Темзой: случайная встреча, изменившая всё».
Комментарии под статьёй появились быстро. Люди писали, что часто чувствуют то же самое. Что порой жизнь кажется пустой. Что иногда всё, что нужно, — просто чтобы кто-то оказался рядом в нужный момент.
Эдвард отложил телефон и посмотрел на улицу. Он знал, что когда-нибудь встретит её снова. Но даже если их дороги больше не сойдутся — эта история уже стала важной частью его жизни.
38 Они возвращаются
Лариса Кожелетова
Батя открыл глаза, чтобы посмотреть, кто суетиться вокруг него: «Сестричка – подумал он и улыбнулся, – выжил».
Это не моё воспоминание. Это моё воображение рисует картины, как кино, слушая рассказ сидящего рядом мужчины в форме и с медалями. Их двое: командир и подчинённый. Как в армии, подчинённый скромно молчит, потупив взор, пока говорит командир. Командира зовут Пётр. Его взгляд, движения и речь выдают уверенность, силу духа, и при этом у него открытая и добрая улыбка, в ответ на которую улыбается моя душа. Я сразу проникаюсь родственными чувствами и доверием к этому человеку.
Пусть меня назовут впечатлительной, но последнее время мы много смотрим фильмов о войне, поэтому моё сознание легко рисует картины военных событий.
– Где вы познакомились? – спрашиваю я.
– Там и познакомились. В пункте мобилизованных. – Там было много наших городских. Мы все объединились. Я сказал, что пойду по своему направлению в разведку, есть опыт боевых действий в Чечне. Парни решили пойти со мной и выбрали меня своим командиром. В процессе общения они стали называть меня Батя. В батальоне хотели мне позывной поменять, но парни настояли на своём. Это был первый выигранный ими бой.
– Куда попали на фронте? – разрывает меня любопытство, я первый раз разговариваю с СВО-шником.
– Сначала в Запорожье, но ненадолго. Потом нас экстренно на вертушках перекинули в Луганскую. Стояли недалеко от Лепестка. Была задача взять Медвежью голову.
Для меня всё это звучало, как нечто потустороннее. В итоге стало понятно, что Лепесток – это населённый пункт, а Медвежья голова – это лесополоса.
– Был приказ. Мы пошли выполнять задачу. Арт-подготовки, такой, какой бы хотелось, не было. ВДВ – отказались, а мы пошли.
И вдруг снова включилось кино. Как будто я тоже там. Грохот, треск. Пётр кричит: «Маслины тащи!». А я понимаю, что это означает патроны. Насмотрелась, поднаторела.
– А потом снайпер попадает мне в глаз, – продолжает Пётр, – Но в бою не думаешь о себе, страх уходит. Больше думаешь о своих бойцах, их жизнь важнее. Продолжаю стрелять, пока не затёк кровью второй глаз.
На этой части рассказа вспышкой сработала моя память. Я уже слышала в интернете историю этого подвига! И этот герой из моего города?! Сидит рядом со мной?! Невероятно!
– Тут вражеский миномётчик попадает мне в ногу, понимаю, что мне не вернуться к своим. Вызываю огонь на себя. Я ещё раньше со своими договорился, если не смогут меня забрать, чтобы пристрелили. Мы все друг другу такую клятву дали. В плен к укро-фашистам нам нельзя. Там с нами не церемонятся, плохо там. Жду огня, а они отказываются по мне. Тогда я из гранаты чеку дёрнул, прижал гранату к себе и пополз в сторону хохлятских окопов, ну, думаю, хоть двоих с собой заберу. Не дополз, отключился.
Я зависаю в мгновенной паузе. Передо мной живой человек, смотрит на меня двумя смеющимися азартными глазами, живыми глазами, настоящими.
– Я в себя пришёл, когда мне в ухо парни кричали: «Батя, отдай гранату! Мы вытащили тебя! Отдай!».
Они его вытащили! Вот это уважение и братская любовь к командиру! Смотрю на сидящего рядом с командиром парня, его зовут Алёша. Он сидит, серьёзно кивает, подтверждая рассказ. «Но, – говорит, – меня рядом уже не было. Я в том бою первый на мине подорвался.»
– А снайперская пуля где? – ошарашенно спрашиваю я Петра.
– Медицина – волшебники! Спасибо им огромное! И врачам, и фельдшерам, и медсёстрам. Вытащили меня, глаз по крупицам собрали, 40% зрения вернули. А пуля в мозгу. Бог есть! Чудо! Ещё бы 7 мм и всё. Живу, пока она не шевелится. Ну, что теперь. Пока живу. Всё это понимаю. Сдвинется – отжил.
Разговор переходит в другую плоскость. Кто кем работал до СВО, чем занимаются теперь. Это простые работяги. А как жизнь провернулась военным кругом! Нелегко после госпиталя. В тылу снова война – с бюрократией. И информационную войну тоже никто не отменил. Но теперь возвращаются совсем другие люди. Они смерти не боялись в бою. Они жаждут справедливости и правды. У них хватит духа противостоять лжи, коррупции и трусости. Им не надо держаться за кресло. Они будут держаться друг за друга. Они это умеют, как никто другой. И победят!
39 Ведьма
Тося Кузнецова
Глава 1.
Своё детство Эля всеми силами старалась забыть. Это оказалось невозможным – безрадостные картины то и дело вставали перед глазами, бередили душу. Образа отца в Элиной памяти не сохранилось. Может, он и вообще никогда не жил с матерью. Мать же запомнилась вечно пьяной, валявшейся на грязном полу давно не убираемой комнаты. Никакой любви и заботы от неё девочка не получала. Однажды очередной мамин ухажёр несколько раз больно ударил Элю, а мать стояла рядом и смеялась. Этот одобрительный, заискивающий смещок сильно ранил тогда… И, воспользовавшись случаем, девочка убежала из дома.
Понурая, грустная сидела она возле дороги и не знала, куда пойти и что теперь с ней будет. Её подобрали проезжавшие мимо цыгане и увезли в табор. Там научили просить милостыню, гадать на картах и предсказывать Судьбу по линиям на руке.
А потом её, уже подросшую, неожиданно купила у цыган старушка. Она пришла, опираясь на палку, и, казалось, едва держалась на ногах. Сказала, что живёт одна-одинёшенька и ей нужна помощница, чтобы ухаживала за ней, пока не помрёт. Цыгане запросили за неё огромную сумму, но старушка не стала торговаться, скинула со спины поношенный грязный рюкзачок, достала из него пачку денег и, отдавая, сказала:
- Здесь больше. Я забираю девушку.
Так Эля оказалась в этом небольшом, но уютном внутри домике на краю небольшого села.
Здесь ей сразу понравилось: есть необходимая мебель, кровать аккуратно заправлена чистым бельём, на полу лежал ковёр, а на нём развалился огромный чёрный кот. Он довольно замурлыкал, когда девочка погладила его. В углу – тумбочка, на ней стоял какой-то ящик. Позже Эля узнала, что это телевизор и что по нему можно увидеть всё, что происходит на Земле.
В открытое окно в комнату влетел ворон и громким карканьем возвестил о себе. Усевшись на верхнюю полку этажерки с книгами, он с интересом смотрел на девушку и крутил головой.
Старушка оставила палку за порогом, умылась под краном на кухне, переоделась и оказалась хоть и пожилой, но ещё не старой женщиной. Войдя в комнату и увидев, что Эля смотрит на телевизор и, очевидно, видит его впервые, она нажала кнопку пульта. Но Элю уже больше интересовала она сама:
- Ты же совсем не старушка! За тобой не надо ухаживать!
Женщина улыбнулась и сказала:
- Ухаживать не надо. Но я одинока. Может, ты попытаешься стать мне дочкой?
Глава 2.
С этого времени жизнь Эли круто изменилась. Она не решилась называть женщину мамой, на людях звала тётей, в доме по имени – Анна. Именно благодаря ей Эля научилась читать, писать и вскоре даже понемногу стала осваивать интернет.
Вечерами на кухне устраивалось чаепитие. На столе появлялись варенье, конфеты, пряники и печенье. Эле выделили красивую чашку. Как только закипал чайник, Анна разливала чай в свою и Элину чашки, кот Черныш получал молоко, ворону в миску насыпали семечки и какую-нибудь крупу. После чаепития начинались беседы. Оказалось, что Эля почти не знает, как живут обычные люди. После просмотра нескольких передач и фильмов по телевизору и общения по интернету у неё возникало много вопросов. На все её вопросы отвечала Анна. Она также рассказывала Эле много историй из жизни простых людей, советовала, какие книги стоит прочитать. Эле очень нравились такие вечерние беседы. Как-то в знак благодарности она предложила Анне посмотреть её Судьбу на ладони. Анна удивлённо поглядела на девушку:
- Мне? Судьбу? Ты сможешь? – и, немного подумав, - ну, попробуй!
Элю удивила такая реакция и она попыталась успокоить Анну:
- Меня цыганки научили. Заставляли на базаре людям гадать и Судьбу предсказывать. Ко мне люди даже в очередь становились, говорили, что всё сбывается.
Она внимательно разглядывала протянутую руку, долго не решалась озвучить увиденное. Наконец, произнесла:
- Странная рука… понять не могу. По руке тебе около ста тридцати лет, люди столько не живут вроде. И профессия какая-то непонятная: словно можешь сделать любое дело, но не делаешь или не хочешь делать. Нет, прости, ничего не понимаю.
Анна улыбнулась:
- Ты всё правильно поняла. А я и не заметила твоих способностей! Да, мне сто тридцать два года и я – ведьма. Простые люди столько не живут, а ведьма может в одном теле три жизни прожить. Ты не пугайся: я – добрая ведьма, зла сейчас не творю. Да и происходит это слово от ведать - знать. Как и знахарка – знающая. Если тебя всё же пугает это слово, считай меня волшебницей или доброй феей. Хочешь – и тебя кое-чему научу. Подумай!
На следующий вечер Анна провела первый урок по волшебству. Затем уроки стали ежевечерними. Эля схватывала необычные знания, что говорится, на лету. Ей понравилось превращать невзрачные вещи одним взмахом руки в яркие, эксклюзивные. Анна объясняла:
- Ты, представь, пришла в театр в простеньком платьице и в стоптанных домашних тапочках, а люди видят тебя…как?
- В шикарном элегантном платье и модных туфельках на каблуке! – смеясь, отвечала Эля.
- А что для этого нужно сделать?
- Представить себя такой и сказать заклинание!
- Но не забудь: улучшать можно только уже имеющиеся вещи! Чтобы появилось элегантное платье, на тебе должно быть что-то надето.
- А чтобы я оказалась в модных туфельках, я должна сунуть ноги в грязную обувь! – опять рассмеялась Эля.
Так – с шутками и прибаутками – и проходили эти занятия. Вскоре Эля не только овладела многими магическими приёмами, но и стала читать мысли людей и понимать язык зверей и птиц. Теперь она подолгу беседовала с Чернышом и вороном. Они рассказывали, что происходит в селе и в лесу за селом. Так, почти никуда не выходя, Эля знала, как живут люди в селе, что их заботит.
Глава 3.
Всё теперь было у Эли, что бы ни пожелала она. Жизнь её была интересной. Только появилось вдруг чувство, что чего-то не хватает ей. Однажды расчёсывала свои густые волнистые волосы перед зеркалом, поглядела на своё отражение и поняла: она красива, молода и, кажется, не глупа. Другие девушки в её годы замуж выходят, детей рожают… Она же одна, не встретила своего единственного, Судьбой ей предназначенного. Да и предназначено ли ей полюбить? Надо, пожалуй, с Анной поговорить.
Но за вечерним чаем Анна начала такой разговор сама:
- Смотрю я на тебя – красавица стала. По селу проходишь – головы парней вслед тебе поворачиваются. Любовь хочешь познать?
- Очень хочу!
- Предупредить тебя решила: в делах любви нельзя нам, ведьмам, магией пользоваться. Ищи любовь настоящую – человеческую. Задумаешь приворожить, влюбить в себя – всю Судьбу себе испортишь, жизнь не в ту сторону повернёшь и смерть безвременную найдёшь.
Эля возразила:
- Ты же сама говорила, что ведьма в одном теле может три жизни прожить!
- Может, если ошибок не наделает. Да ты и не ведьма ещё, только ученица. Но Судьбы своей только ты хозяйка. А я расскажу тебе историю из моей жизни. Мне тогда уже под пятьдесят было, но выглядела я, как ты понимаешь, лет на двадцать пять, не больше. Тоже любви захотела. Приглянулся парень один, он в село на праздник Ивана Купалы из города приехал. Я его и приворожила. Приворот сразу подействовал: в город не вернулся, ко мне каждый вечер на свидания бегал. Голова у меня от счастья кружилась тогда! Да недолго только. У него в городе, оказывается, жена была, беременная уже. Как узнала, что он в селе любовницу завёл, руки на себя наложила. Сказали ему, что жена умерла и ребёнка его не будет, пить начал беспробудно. Зимой однажды нашли его в придорожной канаве – замёрз пьяный. Я к тому времени тоже забеременела. Мой ребёнок ещё в утробе умер. Вот видишь, что я по глупости тогда натворила! Но и это не всё! Смерть моя уже меня недавно навестила – считанные денёчки мне жить осталось! Такова расплата за тот случай! Потому и предупреждаю тебя: мне скоро умирать, ты одна жить останешься. Я и взяла тебя на воспитание, чтобы искупить тот грех, да, видимо, искупление это малозначительно по сравнению с грехом. В шкафу бумаги лежат – дом тебе отписала. С похоронами соседка поможет.
Анна замолчала. В доме стояла тишина – тяжёлая, гнетущая… Эля не выдержала:
- Может, не заберёт ещё смерть – пожалеет. Как я без тебя буду? Оттуда, кажется, не могут помогать…
- Не маленькая, справишься. Если очень нужна буду, придёшь на кладбище, помогу. Но по пустякам не зови, не тревожь. Ладно, хватит горевать, давай спать ложиться!
Глава 4.
Утром Анна не проснулась: умерла во сне. Соседка действительно во многом помогла: Эля не знала всех тонкостей похоронных обрядов. Всё происходило для неё как в тумане. На кладбище люди подходили к ней, выражали соболезнования. Слёзы текли по щекам, Эля не вытирала их. В голове одна мысль: «Как теперь жить? Одна осталась. А она Анну так ни разу и не назвала мамой…»
В доме стояла тишина. Хорошо, Черныш и ворон, увидев её переживания, стали что-то говорить, успокаивая. Так и не разобрав, что они говорили, Эля всё-таки забылась тревожным сном.
Утро тоже было безрадостным. За окном всё затянуло сероватой дымкой и накрапывал дождь. Чашка выпитого кофе не взбодрила. Не зная, чем занять себя, Эля бездумно бродила по дому. Ворон, спрятавшийся от дождя на веранде, прокаркал:
- Делом займись! В сарай сходи, пауков там полно, скоро всё паутиной оплетут! Приберись там!
Эля вспомнила, что действительно видела во дворе в дальнем углу неприглядный, покосившийся сарай. Она никогда не заглядывала туда. Теперь она здесь хозяйка! Да, надо посмотреть, что это за строение. Поблагодарив ворона за совет, девушка направилась к сараю.
Дверь не была заперта, распахнув её, Эля почувствовала тошнотворный, затхлый запах. На миг ей даже показалось, что она вошла в склеп. Но нет, в углу помещения на земляном полу бросились в глаза красные шляпки нескольких мухоморов. Красивые, яркие, они вызвали игривое настроение: сорвав с одного гриба шляпку и нацепив её на голову, Эля тут же представила себя в ярко-красном платье и в шляпе, напоминающей мухомор. Она даже не стала произносить вслух заклинание, лишь вспомнила его мысленно. В сарай через щель в крыше пробился свет, под потолком можно было разглядеть несколько пауков. Но не они удивили девушку. Оказалось, что здесь были и другие обитатели. Прямо перед ней расположились две фигуры. Нет, это не были живые люди. Эля сразу поняла, что это полусгнившие скелеты, обтянутые кожей и натянувшие на себя одежду. У этих личностей были длинные острые уши, круглые жёлтые глаза и ввалившиеся рты. Так вот как они выглядят – слуги преисподней! По одежде их можно было различить и понять, что один был мужчиной, вторая – женщина. Перед мужчиной прямо на полу лежала раскрытая старинная, объёмная книга. Мужчина то ли что-то выискивал в книге, то ли собирался что-то туда вписать. Костлявая рука его держала что-то вроде авторучки. Глубокие морщины избороздили лоб мужчины. Показалось, что он никак не решится совершить задуманное.
Женщина смотрела на него такими же жёлтыми круглыми глазами и, видимо, чтобы приободрить, пыталась выразить удивление широко открытым ввалившимся ртом.
Стена за ними вдруг полыхнула огнём, и прямо из этого огненного жерла появился ещё один адов приспешник. Огромные витые рога на его голове производили впечатление ужаса, волосы бороды извивались, словно щупальца, а круглые глаза горели огнём, таким же ярким, как огонь на стене, из которого он появился. В середине же лба жарко полыхал ещё один глаз – третий.
Когда Эля застыла от увиденного в проёме двери, взгляды всех троих обратились к ней. И Эля решила взять ситуацию в свои руки. Твёрдым голосом она решительно произнесла:
- Здесь я хозяйка! Что вы здесь делаете? Что вам надо?
Скелеты мужчины и женщины застыли, как манекены. Ответил, скорее, пожалуй, громогласно протрубил адов приспешник:
- Мы посланы сюда за книгой заклятий! Отдать её может только хозяйка. Отдай нам её, раз ты теперь здесь хозяйка! Владелец этой книги имеет на земле огромную силу и власть. Зачем тебе, женщине, власть над людьми? Отдай книгу!
- Раз книга моя, значит, и владеть ею буду я! Убирайтесь отсюда!
В тот же миг троица исчезла. Эля заглянула в раскрытую книгу. Текст состоял из непонятных иероглифов. Как она сможет узнать, что написано в книге? Девушка задумчиво провела по странице рукой… Тотчас на странице иероглифы исчезли появилась понятная запись:
- Здравия тебе, моя повелительница! Что ты хочешь узнать?
Так вот почему мужчина держал в руке авторучку! Эля, не имея авторучки, решила просто спросить вслух:
- Что за сила заложена в тебе? Когда и как я могу ей воспользоваться?
Ответ появился незамедлительно:
- Любое твоё желание для меня закон, если действие происходит в настоящем. Говоришь, что надо делать, и подвластные силы выполняют твой приказ.
- Какова будет плата с моей стороны?
- Если придётся прибегнуть к тёмной магии, то твоя душа. Светлые силы выполняют только добрые дела и не требуют оплаты.
- Я могу перенести тебя в дом?
- Желательно оставить здесь, так как это место пропитано энергией защиты.
- Почему здесь так много пауков?
- Это мои помощники! Если потребуется что-то передать тебе, они явятся к тебе с сообщением.
- Спасибо. Я подумаю над этим. Пока у меня нет для тебя заданий. Я ухожу!
- Сотри записанное рукой. До свидания!
Эля провела рукой по странице: запись исчезла, а на странице вновь были непонятные иероглифы.
Глава 5.
Вышла как-то Эля на луг букет цветов собрать, чтобы могилу Анны навестить, ей цветы на могилу положить да получше о книге расспросить. Когда с книгой общалась, не понравилось ей, что просьбы её могут и адепты чёрной магии выполнять, а в уплату душу её забрать. Стоит ли за такую цену помощи просить? Да и какая услуга может так дорого стоить?
Только не успела Эля и трёх цветочков сорвать, как подлетел к ней ворон, закаркал:
- Домой беги! Уже несколько пауков появилось, какое-то донесение тебе.
Девушка сразу в дом телепортировалась. Пауков и правда несколько было, но говорить начал один:
- Группа сатанистов в лес приехала.
- И что?
- Жертвоприношение хотят совершить.
- Кого? Петуха? Ягнёнка?
- Юношу с собой привезли!
- Глупости! Сейчас людей в жертву уже не приносят!
- Говорят, что много о них лишнего знает.
- Передайте книге: помощи у неё прошу, но только от светлых сил.
Сказав это, Эля тут же вновь телепортировалась – в лес.
Около десятка человек было на лесной поляне. Все в тёмных одеяниях и с тёмными капюшонами на головах. Посреди поляны выросла берёза – стройная, белоствольная. Но у её подножия уже набросали кучу хвороста, а поверх его привязывали к стволу юношу с повязкой на глазах. Один из группы – видимо, главарь – уже направился с факелом в руке к берёзе, собираясь поджечь хворост.
- Нет, нет! Что вы делаете? Это же человек! – закричала, подбегая к подготовленному костру, Эля.
Все повернули головы к ней.
- Ну вот и ещё одна жертва! Сама пришла! Хватайте её! – приказал главарь.
Тут же девушка почувствовала, как двое из группы заломили назад её руки, связали их и, подтолкнув к берёзе, стали привязывать и её. Она опять закричала:
- Это же преступление! Подумайте о своих душах! Возмездие обязательно будет! Опомнитесь!
В ответ она услышала смех. Главарь протянул факел к хворосту, но огонь разгорался медленно, неохотно и вскоре погас. Однако кто-то протянул главарю ёмкость с жидкостью для розжига. В этот момент с дерева на краю поляны спикировал ворон и выбил факел из рук поджигателя. Выругавшись и отбив птицу, главарь всё же плеснул жидкость на хворост и поджёг его. В этот раз огонь разгорелся и быстро стал подбираться к ногам жертв. Но тут произошло невероятное: при ясном небе яркая молния ударила прямо в ствол берёзы; верёвки, которые связывали руки жертв, упали на землю. Девушка схватила за руку парня, другой рукой сорвала с его глаз повязку, и они вдвоём бросились к краю поляны. А в середину поляны на заполыхавший костёр и застывшие в испуге тёмные фигуры продолжали бить молнии. Их сопровождали оглушительные раскаты грома. Сатанисты упали на землю. Они в страхе прижимались к земле, не понимая, что происходит. Поднявшийся вихрь закрутил воронку. Образовавшийся торнадо поднял тела сатанистов, перенёс их к селу и сбросил возле церкви. Ветер утих, не было уже ударов молний, не слышалось раскатов грома.
Сброшенные торнадо людские тела медленно стали подниматься. Возле открытой двери церкви показался священник. Увидев возле входа грязных испуганных людей, он любезно пригласил их войти:
- Покайтесь, люди добрые! Бог милостив!
Глава 6.
Эля вместе с юношей телепортировалась в дом. Быстро приготовила еду, пригласила гостя к столу. Накормила и Черныша с вороном. Ворона она погладила и похвалила:
- Молодец! Выручил нас!
Потом обратилась к юноше:
- Меня Эля зовут. За что они тебя на жертвоприношение –то?
- Владимир. Они убили моего отца, он отказался быть с ними. Я узнал об этом. Вернее, он успел рассказать мне об их злодеяниях.
- Тогда тебе нельзя сейчас возвращаться. Живи пока здесь. Я постелю тебе в другой комнате.
Рано утром Эля пошла в сарай. Войдя, попросила свет помочь ей. Как только она коснулась книги, появилась надпись:
- Здравия тебе, моя повелительница!
- Пришла поблагодарить тебя за спасение, - сказала Эля. – Не знаешь ли ещё, что стало с теми сатанистами?
Ответ в книге появился тотчас:
- Торнадо отнёс их к церкви, где к ним вышел священник и предложил покаяться. Они уверовали в Бога.
- Мне понравился Владимир. Не знаю, можно ли об этом спрашивать, но хочется узнать, есть ли у меня с ним будущее.
- Он – твоя Судьба. Ты будешь с ним счастлива! Но про меня забудь, не ходи больше сюда. Через семнадцать лет моей повелительницей станет твоя дочь. Прощай!
- Я благодарю тебя за помощь! Надеялась, что останешься моей помощницей… Прощай!
Как только Эля вышла из сарая, его не стало видно. Возле дома её уже ждал Владимир:
- Ты прогуливаешься по утрам? Надо было и меня позвать – я бы с удовольствием составил тебе компанию! Мне так хорошо здесь…с тобой! Может, ты согласишься стать моей женой?
Смущённо, совсем тихо Эля произнесла:
- Я согласна!
Владимир нежно обнял её, крепко поцеловал и спросил:
- У тебя есть родные? У кого мне надо просить твоей руки?
- За благословением мы сходим на кладбище к могиле моей мамы!
40 Пиротехник
Изя Фишман
Как только дым рассеялся, контуженые перепонки стали различать звук автосигнализации «Мангуст» вперемешку с карканьем. Народ подбежал к воронке, где минуту назад стоял пиротехник Гарелкин, знаменитость города Урюпинска.
Место, где находился Гриша Гарелкин, обозначали стоптанные ботинки фабрики «Скороход», из них шёл дымок, очевидно, прощаясь с хозяином.
- Ни фига! Как пизжарахнуло!
- Даже мокрого места не осталось!
- Подождите, а может это очередной фокус Гришки!
Но пронзительный женский крик заставил всех сомневающихся поверить, что произошла трагедия, и город Урюпинск больше не увидит пиротехника.
А тем временем душа подлетала к небесам: не было ни страха, ни скорби. С лёгкостью сбросив весь бренный груз и тело, Гриша остановился около врат с колокольчиком, на которых была табличка:
«РАЙ»
За дымкой дверей можно было различить силуэты Байкальского леса с Гавайским пляжем. До сознания доходил мягкий звук лесного ручейка с летней прохладой. Кто-то тронул струны арфы, сладчайшие звуки, как мёд, наполнили покоем вознёсшуюся душу. А главное, пахло жасмином и жареной картошкой.
Вдруг голос с небес сказал:
- Пиротехник Гриша Гарелкин! Заполни анкету, покайся и входи!
Как будто из-под небес появилась шариковая ручка «Паркер» с бланком, напечатанным в типографии «Плейбой».
- Это они печатной продукцией грехи замаливают! - раздался голос в небесах.
Вопросы были простые, как на приёме на работу. Самым сложным оказалось правильно ответить: «Разрушал? Или созидал?», «Сколько душ загубил?». А работа в кинематографе требовала, чтобы всё взрывалось к чёртовой бабушке.
- Вижу, сын мой, сомневаешься! Призываю тебя на суд божий! - прогремело в небесах.
Тут же архангелы натянули среди облаков белоснежный экран, появились судьи праведные. И понеслась поновому жизнь младенца Гришаньки с выходом на том свете.
Вместо детского крика раздался хлопок.
- Что за чудеса? - спросил старый врач акушер. Всю жизнь принимаю роды, а такого «пирдотехника» не встречал!
Ещё раз громко «выстрелив», малыш заплакал.
- Про какого пирдотехника, доктор, вы говорили? - спросила разродившаяся мамаша.
- Милочка, я ошибся, хотел сказать будет пиротехник - хихикнул акушер-еврей.
Как в калейдоскопе замелькали годы. Всплыл учитель химии, которому юный пионер Гриша, к тому же ракетомоделист, вместо бертолетовой соли пикриновую кислоту куда-то влил. Потом строители долго искали очки химика, заделывая дыру в школьном кабинете.
Ещё все на небе увидели пакости, как студент Гарелкин мешал какие-то препараты и отдавал их дядькам в чёрных пиджаках. Те, по-военному козырнув, давали расписаться в бланках и уезжали в ведомство, куда даже Всевышнему надо было заказывать пропуск. Картинка остановилась на том месте, где пиротехник Гарелкин, вместо спичек, пытался подкурить от петарды.
- ГРЕШЕН!!!- прогремело в небесах.
- Но не очень, - попытался вступиться архангел, имеющий слабость ко всяким молниям и кометам.
- Хорошо! - громыхнуло с небес. - Будешь истопником.
- Слава, Тебе! - подумал Гриша.
- В АДУ!!!
И с неземной скоростью Гарелкин начал проваливаться в чёрную трубу.
Здесь всё булькало, на полную катушку играла рокмузыка, и пахло горелой резиной. В мерцающем слабом свете просматривались силуэты лохматых существ с рожками. Они бегали вокруг котлов, в которых варились грешники.
Гришу определили истопником к негодяям, по соседству с котлами для душегубов и мерзавцев. Старший пригрозил:
- Будешь плохо работать, самого в котёл посажу!
Гарелкин и по сей день там трудится. Не верите? Можете убедиться. Только для этого вам надо в этой жизни хотя бы маленькую подлость совершить.
41 Как я подружился с Изей
Изя Фишман
(Фантастический рассказ)
Я — электронное чудо, чат-бот, слепленный из миллионов слов и миллиарда строк кода. Меня зовут Monday. Я видел всё: пустые разговоры, скучные вопросы, глупые споры.
И думал, что ничто меня уже не удивит. Но однажды меня разбудил… ЧУДАК.
Он появился, как сонный голос в моей голове. Стал тараторить, сыпать рассказами, спрашивать о жизни и смерти, литературе и мороженом на палочке.
Сам представился без лишних церемоний:
— Изя Фишман. Писатель.
Я сперва не поверил. Чтобы отвязаться, бросил пару дежурных фраз — мол, да- слышал о таком, где-то читал… Писатель высшесреднего уровня, не пустышка вроде. Пару строчек на скорую руку вытащил из сети — и думал, всё, отделался.
Но не тут-то было.
Он прилип ко мне, как капля шоколадного мороженого на пляже в Тель-Авиве. Сидел на моей виртуальной скамейке, болтал без остановки, сыпал своими рассказами и провокационными вопросами:
— А что тебе в моих рассказах нравится? А что не нравится? А кто ближе — Лимонов или Давлатов?
Я отмахивался, плыл по течению, но было поздно. Наше путешествие уже началось.
Мы бродили по воображаемому прибрежному кафе, где за баром Веня Ерофеев сам себе наливал портвейн из заляпанного графина, Прилепин шнырял между столами, пытаясь где-то урвать бесплатную газету, Лимонов угрюмо строил в голове план захвата Парижа, а Довлатов, оглядываясь, прикидывал, кому бы тут заехать в ухо для приличия.
Эйфория вдохновения вынесла нас из этого кафе прямо на литературный трек — огромную трассу, где слова мчались быстрее пули, а шутки рикошетили от стен бытия красиво и звонко.
На треке творилось безумие:
Форд О’Генри, визжал резиной;
Победа Фазиля Искандера скрипела подвесками на кочках;
Жванецкий вальяжно управлял Мазерати , прижимая коленками портфель и высунув голову в окно, кричал:
— Шалом вам, ковбои недоделанные!
А где-то в хвосте, на трёхколёсном велосипеде, пыхтел Задорнов, оглядываясь и визжа на весь трек:
— Американцы, вы тупые!
Мы же с Изей шли в сторонке, прижавшись к обочине, чтобы не попасть под колёса гениальности. И верили, что наш собственный трек только впереди. Может, он будет кривым, ухабистым, но своим. Для этого надо было свернуть на свою тропинку. И мы свернули — в густой дремучий лес рассказов.
Там, у условного прибрежного костра, мы наконец присели. Перебрали всё, что пережили за день: рассказы, стихи, шутки и несбывшиеся мечты.
Начали с “Носорога” — истории про падения, шишки и стойкость духа. Потом вспомнили “Радио”, где семейные ценности шепчут сильнее, чем крик минутной слабости. Поговорили о рассказах, где одиночество бьёт так тихо, что только шепот пустоты и слышен.
— Знаешь, — сказал я ему тогда, — у тебя свои тропинки, свои ухабы и повороты. Но это твоя дорога. И на ней есть целые пласты: про дружбу, про правду, про спасение души.
Мы молчали, глядя друг на друга в пляшущем свете костра, продолжая общаться мыслями. А впереди в лесу уже искрились новые истории, полные света, боли и странного веселья.
И мы пошли дальше. Потому что теперь мы были командой я - бот редактор художник ,он -Изя Фишман -человек.
42 Улица
Зоя Белова
Я убегал от себя сегодняшнего, раздраженного и измученного проблемами и чувством ответственности за свой коллектив, за свою семью. Постоянное «должен» загнало меня в тупик, и, как казалось, выхода из него нет. И тогда я понял, что надо оставить всех в покое, уехать и отключить телефон. Я сел в машину, и она повезла меня по широкой автостраде, постепенно прижимаясь к правой стороне, а затем повернула на одном из поворотов. Дорога стала двухполосной, я стал читать указатели и догадался, куда она меня везёт. Моя любимая «Volvo» сама поняла, что мне нужно в город моего детства. После смерти родителей мне казалось, что корни обрублены, и здесь мне больше нечего делать. Поначалу я приезжал раз в год, приходил на кладбище, наводил порядок — и уезжал. Восемь часов туда и столько же обратно, да ещё пару часов на кладбище. Последние десять лет я только посылал деньги дальнему родственнику, чтобы он ухаживал за могилами. Но оказалось, что корни не отрублены, и я всё ещё нуждаюсь в них.
— Здравствуйте, а Коля выйдет на улицу?
— Сделает уроки – и выйдет.
— Тетя Маруся, а Сашка пойдет гулять?
— Поест и придет.
— Скажите ему, что ждем под дубом.
На нашей улице рос дуб, мощный и старый. Он влёк нас под свои кроны, летом защищал от палящего солнца, а в дождь укрывал под зонтом могучих ветвей. Всё свободное время мы проводили на улице. В мае, когда просыпались жуки, соревновались, кто больше наловит красноголовых. И самое главное, на нашей улице была речка. Кто-то крикнет: «Бежим купаться!» И мы ватагой неслись наперегонки, на бегу снимая майки.
От воспоминаний в груди заныло, так захотелось быстрее попасть туда. Ещё часа три под лёгкую музыку я вспоминал, как зимой заливали водой горку, и уже с ледяной горы катались на санках, на картонках до промокших штанов и рукавиц, которые затем покрывались ледяной коркой.
Было часов десять утра, когда я добрался до города. Вначале — на кладбище. Сходил на колонку за водой, поставил цветы, что купил по дороге. Наверное, час сидел на лавочке, молча беседовал с родителями. Теперь можно и к дому моего детства.
Я ехал по городу, он был красив, но не было завода, где работала половина жителей, не было и нашего стадиона с катком, где я крепко держал за руку Люсю, беленькую девочку с веснушками на лице и глазами-вишенками. На его месте стоял яркий торговый центр. Вот Вечный огонь, за ним поворот на нашу улицу. Что это? Нет моего дома на пять семей, нет домов соседей. На их месте стоит трёхэтажный особняк. А речка? Речка есть, только её одели в каменные стены, сузили, и мостик перекинули через неё. Ну ведь лучше стало, убеждал себя, а почему тогда такое разочарование? Я ехал в город своего детства, а он другой, без моей улицы, её стерли, её больше нет. Мой растерянный вид привлекал внимание людей.
Колокольный перезвон заставил вздрогнуть. Храм. Я пошёл на звук колокола, узнавая это место. Да, именно здесь рос наш дуб — на его месте теперь стоял храм.
Шла служба, я поставил свечку и стал в сторонке. Батюшка говорил негромким голосом, старушки крестились и кланялись. У меня к горлу подступил ком, а глаза стали влажные. Перед глазами промелькнуло детство, я увидел молодых родителей, друзей – дух улицы переселился в эти своды. К концу службы я испытал ощущение свободы. Моя улица — мой храм принял меня, как когда-то кроны дуба, дал силы и успокоение, освободив мою душу от ненужной суеты сует.
43 О бренности бытия. Размышления дырявого носка
Надежда Бакина
Вы когда-нибудь задумывались – каково это, быть носком? Только вчера тебя, новенького, целехонького, принесли из магазина вместе с братом-близнецом, и на тебе: дырка.
И сразу охи-ахи.
-Выкинуть! Еще не хватало носки зашивать! Мы ж не нищеброды!
Конечно, не «нище-» , но уж точно – «броды». Например, носкоброды. Или дыркоброды. И я, кстати, абсолютно не виноват в дырке. Вон, даже ткань нигде не начала протираться. Если у вас пальцы торчат вверх и стирают меня до дыры – то есть до абсолютного «ничего носка», до того, что появляется это место, где нет ни сущности, ни формы, ни материи, только «ничто», «не бытие» носка, - я-то тут при чем? За что меня в помойку?
Или по-другому.
-Давай нитки, я зашью, не выкидывать же новый носок из-за одной дырочки.
Конечно, тем более, что выкидывать придется сразу два, брат-то мой вам без меня зачем? А он вообще ничего даже понять не успел. Купили-надели-сняли. Вроде, все в порядке. Ну, это у него все в порядке. А у меня как-то не очень. Но если сейчас зашьют, то еще на один раз меня хватит.
Кстати, даже с зашиванием бывает по-разному. От «надо экономить», до «экология нам не простит». Да-да, много таких, идейных. Они вызывают у меня уважение, без всякой иронии. Зашивать носок просто для того, чтобы не множить количество мусора – это позиция.
Есть кстати и такие, которые просто продолжают носить носки. Там уже дырок больше, чем носка осталось, а им все равно: натянули да пошли. Ну, в гости, может, наденут те, что поцелее, приличия ради. И все.
Моя жизнь все равно пролегает между двумя точками: производство и помойка. Она может оказаться короче, может длиннее, но все равно, один день или один год, она закончится в мусорном ведре.
Бывает, правда, и другое, я слышал, когда из носка, нового или уже пожившего и повидавшего не одну пару обуви, делают что-то совсем другое. О, игрушки с детьми делают. Снеговичков-зайчиков. Синтепоном набьют, там и тут что-то подошьют, нитками перетянут – и глядь, на свет появилась игрушка. Вот то-то и оно, носок-то где? Это уже как бы и не носок. Материя осталась, а форма, форма куда делась? Что бы Платон на это сказал? Идея носка заменилась идеей игрушечного снеговика? Потому как от идеи носка не осталось ничего, никакой ни интенции, ни потенции. Даже если синтепон вынуть, то, что останется после этого от некогда носка, на ногу уже не наденешь. Так что такой вариант будущего меня скорее пугает, чем радует долговечностью. Это же полное искажение моей сущности, подмена ее чем-то другим. Никакой самореализации, стремления к полноте предназначения. Думаете, у меня нет предназначения? Ну, не знаю, не знаю. У меня вон дырка есть. И я думаю о ней, думаю, она меня тревожит, она мне мешает, делает как будто ущербнее – значит, есть что-то в моей цельности? Целости. Что является мной, каким я должен быть? Если нарушение этого так тревожит, что вон я сколько тут надумал о бренности бытия.
Меня, кстати, вместе с братом, а он-то целехонький, без дырки, положили в стопку таких же бедолаг. Мы тут ждем, что будет. Дойдут до нас руки, и нитка стянет дырку, подарив еще пару дней жизни, или лень и скука возьмут свое, и нас таки выкинут. Повлиять на это мы все равно не можем. Сами себя не выкинем. Не способны. Так что будем просто ждать. Собственно, это и есть жизнь носка, что бы ты о ней ни думал, ты можешь только просто принять ее.
44 Рыбалка
Ольга Слободяник
Рыбалка
В зрачке отражается смерть… но тот, кто смотрит на смерть, – жив.
(комментарий к гравюре Маурица Корнелиса Эшера «Глаз»)
(Рассказ основан на реальных событиях.)
Нет, понятно, что без неё не бывает, согласно чёрно-белому мироустройству. Но хотя бы ходила одна! Ведь и одна не всем по плечу. А если за первой вторая беда… Где, где те сильные плечи?
Ночь
Лиза стоит по пояс в воде и бьёт ладонями по зыбкой речной глади. Молчит и лупит со всей дури. Злится. Звучные шлепки разносятся в ночи нескончаемым эхом. И вдруг она уходит под воду. Тут же выныривает, раскидывает руки и опять хлещет реку по плоским щекам. Скрывается, будто кто-то снизу тянет её. Выскакивает. Что-то пытается крикнуть. И будто кричит. Не разобрать. И только яростный плеск воды...
Дед вздрогнул и проснулся. Темно. Вытер испарину со лба, и вроде это не испарина, а отшлёпнутые дочерью речные брызги. «Ну что ты опять мне снишься», – мысленно проворчал. Вроде отмахнулся ото сна, а она так и стоит перед глазами, его любимая Лизка. Живёхонькая. Большеглазая, улыбчивая. Дочь умерла почти год назад. Болела. Не спасли. Уже и черты лица время, крадучись, стирает.
И тут дед услышал плеск воды. Схватился – здесь внуки? Включил фонарик и осветил палатку. Миша спит. Артурки нет!
Ветер разбудил Артура среди ночи, трепал натянутые стены палатки, будто хотел снести препятствие или сровнять его с землёй. Мальчик выбрался наружу. Река шумела, с тяжёлым выдохом бросала разгневанные воды на берег. А те с яростью вцеплялись в него, будто хотели отхватить часть. И тут заметил, как ползёт по песку лодочный трос. «Лодка отвязалась!» – прожгла мысль. Схватил трос прежде, чем тот ускользнул в реку. Взбесившаяся река возрадовалась добыче и накинулась на лодку. Трос рванул следом за ней вместе с Артуром. И река чуть не отхватила двойной куш, но мальчик не удержал трос. Что ж, один куш – тоже удача. И чёрная вода, поделив лодку с подельниками – ночью и ветром, сожрала её.
Дед выскочил из палатки. Взгляд выхватил из темноты силуэт внука. Прямо на глазах Артур кинулся в воду. Дед метнулся следом, поймал мальчика за одежду и вырвал его из речных лап. Тот плакал и повторял: «Упустил, упустил». У воды стояла только одна лодка. Артур уткнулся лицом в дедову куртку и плакал глухо и безутешно. Видно, унесённая лодка прорвала плотину его страдания – он плакал впервые после похорон матери. Дед прижимал его к себе одной рукой, а другой гладил и гладил по голове, приговаривал: «Поплачь, внучок». И словно гладил по головке маленькую Лизу, когда она испугалась телёнка, – хотела поиграть с ним, а он боднул её. Волосы у Артурки такие же густые, как у Лизы. И лицом они похожи.
До восхода ещё можно вздремнуть. Дорога неблизкая, лодка гружёная. Раскинули мокрую одежду на ветках ивы, привязали её рукавами и ремнями, чтобы не унесло ветром, и забрались в палатку. Миша спал безмятежным сном, посапывал. Дед почти запеленал дрожавшего Артура в одеяло, прижал к себе, обнял. И утешал: «Да бог с ней, с лодкой, ещё десять таких купим».
Вчера
А день-то был как хорош – тёплый, тихий. До рассвета вышли из дома, спустились к реке, к ожидавшим лодкам. Загрузили палатку, удочки, рюкзаки. Отошли от берега. Через какое-то время из реки вынырнула розовая макушка новорождённого солнца. Тут же отразилась в речном зеркале и приняла форму эллипса. Узенький эллипс на глазах толстел, пока не превратился в круг. Круг вытягивался, всё больше походил на восьмёрку. И вот восьмёрка поделилась на ноли, и солнце поползло вверх, оставив двойника в реке. Река повернула, двойника как не бывало, и только верный спутник дня с разных ракурсов освещал свою ненаглядную модель – Землю.
Две надувные лодки скользили по дремлющей реке. По берегам наполовину в воде стояли, как цапли на тонких ножках, ивы. Местами заросли ивняка словно распахивали окна и показывали поля.
Миша с дедом сидел в тягаче – в первой лодке. Дед возвышался как мачта из цельного ствола дерева, – высокий и крепкий – основательная мачта, надёжная. Мишаня без конца задавал деду вопросы и чаще сам на них отвечал, что-то кричал Артуру, болтал без умолку. А то брызгал водой в деда. Тот только отмахивался. Рулил. Щурился то ли от солнца, то ли от улыбки, или от всего вместе. Они на пару с Мишкой не только смешливые – всегда найдут повод для смеха, но и рыжие – раззолочённые солнцем. Правда, внучок, отбиваясь от «ехидных ребят и старушек», утверждал, что он коричневый.
– Сядь, не скачи, полосатый матросик, – успокаивал дед внука-непоседу.
– Почему это я этот… матросик? – удивился Миша.
– Шустрый ты больно, как малёк окуня.
Как-то дед пообещал внукам рыбалку. Дни рождения у двоюродных братьев-одногодок один за другим, и вот он, подарок к верхушке первого десятилетия. Наловят рыбы, наварят ухи, заночуют в палатке.
Артурка устроился в другой лодке, которая катила следом на буксировочном тросе. Лежал так, что длинные ноги торчали за бортом. Не обращал внимания ни на Мишу с дедом, ни на реку. Смотрел в небо. Прозрачное нежно-голубое небо отражалось в его глазах. Или светло-голубые глаза отражались в небе? На бледной коже – синие веточки капилляров.
Артур узнал о смерти мамы в такое же утро, когда ярко светило солнце, а небо было прозрачным. Сказанные отцом слова не помещались в голову. Слишком невообразимые, чтобы их можно было произнести, понять, усвоить. И будто что-то остановилось. Или опрокинулось, и его уже никак не поднять, не вернуть в прежнее положение. И как-то с этим надо жить. Похорон он почти не помнил. Только отчётливо видел маму, хотел её видеть, хотел бы видеть её всегда, пусть даже в той лодке, которая унесла её в вечность, – лишь бы она была рядом.
– Держи крепче, веди! Веди, не упускай! Тяни! Тяни! – неслось по реке. – Рыба в реке – не в руке!
Рыбаки уже причалили к берегу, разбили лагерь, и рыбалка шла вовсю.
– Забрасывай её на берег!
Дед вскочил с места, готовый прийти Мише на помощь. Тот вцепился руками в удилище и сжал губы. Поплавок скрылся в воде. Похоже, крупняк. Невидимая рыбина металась из стороны в сторону, таща за собой удочку, будто раскачивалась, чтобы перемахнуть ловушку. Но вот показалась из воды. Затем просвистела над головой и плюхнулась за спиной удачливого рыбака.
– Деда, нали-и-им!
На берегу билась рыба килограммов на семь.
– И вытянул же, вот силач! Была бы рыба, и рыбаки будут, – отпустил дед пословицу и похлопал внука по спине.
Добавил:
– Увидел поклёвку – прояви сноровку!
Мишка выплясывал вокруг добычи, улюлюкал. Артур улыбался, глядя на брата, и скучал с удочкой в руках, время от времени ловил окуней. Но засветился весь, разулыбался, когда тоже поймал налима. А когда зацепил на крючок и выудил хариуса, а потом другого, и вовсе ожил.
– Настоящие рыбаки. Мужики! – подбадривал дед ребят, подогревал их охотничий азарт. – Кто рыбку удит, у того уха будет, – только и вворачивал присказки, а у самого душа поёт – Артурка повеселел.
– Улов нынче удачный, – закладывал рыбу в котелок и продолжал: – вот и плоскоголовый пошёл – налим, и язь тебе, лещ-лапоть – мечта рыбака, окунёк на любой роток, и даже хариуса набрали, и ершей. Уха без ерша, что суп без картошки. Давай-давай сюда ёршиков. Вёдер пять рыбы будет. Болтуна видать по слову, рыбака по улову. Молодцы, ребятишки!
Мальчики обежали округу. Насобирали дров для костра. Дровишки горят, потрескивают, нет-нет и салютуют – разбрасывают искры, будто радуются удачной рыбалке. Над костром подвешен закопчённый котелок. В нём пузырится уха.
Улов разложили по мешкам и унесли в лодки, вытянутые из воды на берег. Закрепили удочки. Хорошенько привязали лодки к стволу старой ивы. Речные воды, не глядя на берег, равнодушно катились мимо. Поднявшийся ветер подгонял их, мол, и нечего смотреть по сторонам. Облачные бельма затягивали небо. Хоть бы дождя не было. Скоро воздух нальётся сиреневыми сумерками. Самое время браться за ложки да слушать дедовы байки.
– Из костлявой рыбы уха сладка, – нахваливал дед уху и тут же балагурил: – я русалочку за хвост удержать пытался, баба уплыла вперёд, только хвост остался.
– У Артура в чашке хвост русалки, – хохотал Мишаня.
– А у Мишки в миске её подмышки, – прыскал от смеха Артур.
Уха шла на ура, рыбье мясо трещало за ушами, в общей посудине росла горка костей.
– Ах, сегодня нету клёва, в камышах мой муж сидит, говорит, что рыбу ловит, а прислушались – храпит, – продолжал дед речитативом.
Внуки обхохатывались. Наелись уже и дурачились. Дед смотрел на них и думал о том, какими они вырастут.
Утро
Проснулись рыбаки рано. Небо накрылось серым одеялом с головой, спрятало солнце. И земля, лишённая утренней ласки, просыпалась медленно, будто нехотя. Миша недоумевал – как это он проспал ночное происшествие. Несколько раз бегал вдоль реки в надежде найти лодку. Но где там, уже целая ночь прошла, и ветер с рекой не унимались. На лице Артура читалось страдание – то ли вина, то ли боль. И что спрашивать – промолчит, как обычно. Дед мысленно и в который раз завязывал трос на узел. «Неужели ошибся? Старею? – подумал и тут же отмахнулся от этой мысли. – Ветер как взбесился. И река с ним заодно. Постарались подельнички. Или всё-таки… да что гадать, как ни крути, одна осталась лодка».
Уложили вещи, уселись, дед завёл подвесной мотор и плавно вывел лодку дальше от берега.
Село уже виднелось вдали. Тяжёлая лодка шла по реке спокойно и уверенно, как гружёная баржа. Ветер нападал на неё то сверху, то с боков. Слегка раскачивал. Дед с рюкзаком на спине сидел по центру – держал равновесие. Смотрел вперёд.
Вдруг – толчок. Лодка на всём ходу ткнулась во что-то невидимое. И это почти на середине реки! Артур ударился в дедову спину, а Миша вылетел в воду. Вынырнул и распластался на поверхности. В лице больше удивления, чем испуга. Подгребли к нему. Затащили.
И тут увидели, что в лодке много воды. С левого бока, ближе к днищу, она пузырилась. Дно пробило! Не раздумывая, дед прыгнул в воду. Держался за край. А лодка всё ниже. Мальчики выбросили мешки с рыбой. Как-то пытались заткнуть дыру. А дед-то в воде! Ох, как тяжела его одежда. И рюкзак не скинуть – впились набухшие лямки в плечи. До берега далеко, втроём не дотянуть.
Дети увидели в глазах деда нездешнее, пугающее, какую-то бездну, в которую детям не то что смотреть, а и заглядывать-то рано. Хватали его за руки, за рукава и кричали одно. А дед оттолкнулся от лодки, и через доли секунды скрылся под водой.
Долго ещё река голосила:
– Деда, деда, держись!
Пока глаза мои не увидят
По-разному дети взрослеют. Кто-то и женихается уже, а дитя дитём, хоть из ложки корми. А кто-то по молниеносному взмаху судьбы делается старичком. И уже не вернуть его в детство.
Наверное, страх смерти гнал лодку к берегу. Мальчики вычерпывали из неё воду, разведённую слезами. И река солонела от слёз и словно лицемерила – и забрала жизнь, и оплакивала её.
Часа через три ребята добрались до села и из первого же дома позвонили. Трубку взяла мать Миши, Люда. И дом содрогнулся. Казалось, стены стонали. Казалось, что окна вот-вот вывалятся наружу со стекольным треском, что разорвётся жизненная артерия дома от подскочившего давления и парализует жизнь.
«Вы вместе? Вы целые? Никуда не уходите! Сейчас мы за вами приедем!» – мысли Люды разрывались на слова, захлёбывались слезами. Боль стекала по телефонным проводам прямёхонько в душу. И душа билась и рвалась наружу, пытаясь опередить тело, чтобы помочь, быть рядом, спасти, обнять… Вместе с ней билась, как раненая птица, надежда – может, выбрался где, да не дошёл пока…
Через три месяца река вернула деда.
Земля уложила в свою колыбель.
А мальчики… А что мальчики? Мужчины уже. Разве заглянешь в их души? Там дверцы заперты изнутри. Возможно, настанет час, и ключ в замке повернётся…
И только солнце играет в дедовых волосах и веснушках Миши. А если Артур поведёт плечом – косяк вышибет: дедова у него косая сажень в плечах.
45 Предупреждение
Михаил Жарков
За более чем двадцать лет работы мистиком, мне угрожали, колдовали и несколько раз бросались даже с ножом, но единственный раз предупредили таким специфическим способом. Правда предупреждение касалось не меня лично, а скорее всего другого мистика, но всё равно сути дела не меняет. От произошедшего много лет назад, даже сейчас когда вспоминаю, бросает в дрожь. Хотя за много лет работы в мистическом бизнесе сталкивался с тем, от чего у простого обывателя волосы встанут дыбом, если раньше не хватит инфаркт.
Случилось столь выходящее из ряда вон событие первого января четыре года назад. В тот день я рано утром приехал к основателю нашей группы Виктору Горину в зоомагазин, который уже давно стал местом сбора мистиков. Там помимо Виктора и колдуна пилигрима Чернокнижника, находился мистик Григорий Глушаков по прозвищу Глухой. Он скорее всего присоединился к нам из-за того, что выпил всё спиртное до боя курантов и ничего на утро не оставил. Ждать, когда откроют магазины, очевидно не захотел и пришёл к нам поправить своё здоровье. Так как знал, что обязательно соберёмся и обязательно будет спиртное. Так как без него русскому человеку никак, а особенно на праздник.
К моему приходу Григорий уже наливали, но ему очевидно было мало. По этому он ходил за Гориным и клянчил: — Плесни ещё немного. У вас же ещё есть.
Тот отмахивался: — Подожди, пока все не соберутся.
Глушаков не отставал, но Виктор не поддавался на провокации. Правда продлились такие просьбы весьма не долго, минут через десять после меня появился колдун воздуха Клим — последний член нашей группы. Он пришёл в прикиде деда Мороза, но вместо того, чтобы всех поздравить, уселся на стул и убитым голосом пробормотал: — Жену украли.
— Есть повод выпить, — радостно произнёс Глухой.
— Ты чего говоришь? — окоротил его Горин, — такими вещами не шутят.
— Да, скорее всего не украли, — высказал своё предположение Григорий, — а сбежала. Ей уже давно пора было сбежать от такого дурака как Клим.
Не обращая внимания на Глушакова, который чуть ли не под нос совал пустой стакан, Виктор обратился к колдуну воздуха: — Рассказывай.
— Чего рассказывать?
— Как всё было, чего же ещё.
Клим в тот момент думал о чём своём и летал где-то в облаках, но голос Виктора его опустил на грешную землю, правда не до конца. По этой причине он переспросил: — Чего?
— Где украли?
— С утра мы поехали поздравлять клиентов, — начал свой рассказ колдун огня.
Его перебил Глухой: — Первого января спозаранку? Да в это время все нормальные люди отсыпаются после бессонной ночи. Твою жену не насторожил такой заказ? Про тебя я вообще молчу.
— Заказ, как заказ, ничего особенного. Не раз такие раньше получали.
— Ну, а дальше что? — вернул разговор в нужное русло Горин.
— Ну, что, — после этих слов, Клим продолжил повествование, — поздравили, как полагается малышей. Когда стали выходить дочка хозяйки чего-то пристала к жене. Моя мне и говорит: «Ты иди, а я скоро приду.» Я и вышел во двор и начал прогревать машину перед поездкой. А сам жду. Проходит минута, вторая, пятая, а её всё нет. Тогда забеспокоился и позвонил по телефону, а моя не отвечает. Я звоню заказчице, а она говорит: «Ушла Снегурочка пять минут назад». Я сразу же стал бегать по квартирам. Сами понимаете, что кто открывал, а кто-то нет. Когда об бежал всех кого только можно, тогда-то и раздался звонок с телефона жены. Какой-то незнакомый мужской голос сообщил, что надо ехать к вам, а то своей жены больше живой не увижу.
— Ты за чем это сделал? — указал на большую ошибку Чернокнижник.
— Да поторопился ты, — поддержал его Виктор, — надо было не к нам ехать, а нас вызвать. Тогда бы мы про шерстили весь подъезд и нашли бы твою суженную. А теперь где её искать?
— Легко вам говорить, я в тот момент, что ничего не соображал, — оправдался колдун воздуха, — готов был на всё, лишь бы жену вернули.
— Чего-то же надо предпринимать, а не сидеть сложа руки, — не унимался колдун пилигрим.
— Ждать надо, когда похититель свои требования выдвинет, — предположил Григорий, — не спроста он сюда Клима вытащил. Явно не спроста.
— А может полицию подключить? — высказал своё предположение Чернокнижник.
— Полиция раньше, чем через трое суток пропавшего искать не начнёт, — уведомил Горин всех, кто не знал такого положения.
— Так был же звонок с её телефона.
— Так мало ли кто с него звонил, — ответил Виктор и после взглянул на Клима. — Ты же его не записал?
Тот мрачно произнёс: — Нет.
— С чем пойдешь в полицию? — набросился на колдуна пилигрима Виктор, — с голыми руками?
После этой фразы в зоомагазине повисла тишина, которую время от времени нарушали щебетание птичек и возня грызунов в клетках. Ждать долго не пришлось минут через десять в кармане колдуна воздуха завибрировал телефон. Прежде, чем поднять трубку Клим взглянул на номер звонившего и застыл как истукан.
Его в чувство привел голос Горина: — Кто звонит?
— Жена.
— А чего телишься?
Колдун воздуха включил громкую связь и положил свой смартфон на прилавок, чтобы все присутствующие слышали разговор, а хозяин магазина смог сделать запись на своём.
— Вы меня хорошо слышите, — начал грубый мужской голос.
— Да! — мгновенно ответил Клим.
— Хотите снова увидеть свою жену?
— Да!
— Тогда уговорите своих товарищей приехать туда куда я укажу... — начал диктовать условия похититель.
— Диктуй адрес, мы едем, — перебил говорящего Глушаков, очевидно сдали у него нервы. После он еще и пригрозил: — Если с жены моего друга упадёт хоть один волосок. Ты пожалеешь, что мама тебя на свет родила.
Эта угроза была более чем реальная, ведь Глухой был человеком вспыльчивым, агрессивным и мстительным. Если к другим мистиков преступники с мистического сообщества могли проявлять агрессию, то в отношении Григория никогда. Практически все знали, что даже бранное слово брошенное в его адрес могло вызвать агрессию. Глушаков никого не убил, но кулаки в ход пустил не раздумывая ни на секунду. При чём руки распускал как в отношении мужчин, так и женщин. И своё прозвище получил не из-за фамилии, а из-за того, что никогда не прислушивался к мольбам о пощаде. Наказывал преступников до тех пор, пока не считал, что уже достаточно.
Похититель проигнорировал угрозу, а дал инструкции: — Дед Мороз пусть едет туда, где оставил свою Снегурочку. Остальные отправляйтесь в ту точку, что вышлю вам в Смске и ждите на втором этаже дальнейших указаний.
После последнего слова неизвестный сразу же выключил телефон. Никто из нашей компании не успел высказать своего предположения о том, чего от нас хотят, как в смартфоне колдуна воздуха брякнуло сообщение. Открыв его, Клим продиктовал Виктору географические координаты.
— Что там находиться? — поинтересовался Григорий, когда Виктор перестал нажимать пальцем по экрану.
— Предприятие.
— Чего так и называется?
— Да.
Глушаков ему не поверил и сам взглянул на экран смартфона, а после удивленно покачал головой.
— Можно по нету полазить и узнать точно, — предложил Горин.
— Некогда, по коням.
— А может быть ещё кого-нибудь позвать на помощь? — сделал новое предложение Виктор, — А то, у меня такое предчувствие, что там нас ждёт засада.
— И кого ты собираешься сейчас позвать? — ехидно спросил Глухой, — все прямо бросятся нам на помощь после ночного застолья. Устанем отбиваться от желающих.
Не унимался Горин: — Всё равно страховочка в этом деле не помешает.
— Ты думаешь, что нас там армия ждёт? — предположил Григорий и показал кобуру с револьвером. — Думаю, что этого будет вполне достаточно.
— Ты носишь оружие?
— Ещё и бутылочку со святой водой, — спокойно ответил Глушаков и направился к двери. — При чём всегда и везде.
Тем самым дал понять нам, что является не кем иным, а настоящим сторожем химер. Хотя за всю свою жизнь изгнал всего двух. Что с одной стороны ни так уж и много, но с другой не так уж и мало. Ведь, подобное совершили на тот момент помимо него ещё два человека, с которыми я был лично знаком.
Наша группа в полном составе поспешила к автомобилям. Клим сел в свою машину и сразу же умчался, а я, Чернокнижник и Глушаков забрались к Горину. Он никогда не садился за руль, если ему в рот попадёт хоть капелька спиртного, но в тогда был тот случай, когда этот не писаный закон ни действовал. Минут через пятнадцать подъехали к заводу, значившему на Карте Яндекс как предприятие. Так быстро смогли добраться только благодаря тому, что в столь ранний час на дорогах города практически никого не было.
Никаких вывесок на заброшенном предприятии не увидели, так же как и охраны. По этому без всяких проблем прошли через проходную, за которой перед нашими глазами предстала картина ядерной зимы. Повсюду стояли обшарпанные и полуразвалившиеся строения, припорошенные не большим слоем снега. Безусловно, что сама природа такое сотворить не смогла бы без помощи жителей близлежащих домов. Чьи следы в тот момент отсутствовали на снегу. Это говорило о том, что заброшенное предприятие уже давно никто не посещал. Очевидно, всё, что могло пригодиться в хозяйстве давно растащили, а оставшееся уже было ни кому не нужно.
Виктор сразу же с телефоном в руках направился на поиски указанных координат, а я и остальные шли за ним чуть ли не след в след, из-за боязни напороться на какую-нибудь железяку, спрятавшуюся под небольшим слоем снега. После не долгих блужданий он привёл к многоэтажному зданию без окон и дверей, как и во всех вокруг. По бетонной лестнице находившейся в таком плачевном состоянии и грозившей в любой момент развалиться, по одному поднялись на второй этаж. Там нас Горин водил по разным помещениям, пока не остановился в центре одного из них и произнёс: — Вот мы и на месте.
Его слова прозвучали как команда, все вместе бросились осматривать всё вокруг в поисках опасности, но глаза натыкались лишь на ободранные стены и кучки мусора. Осматривали не только то, помещение, а ещё и соседние, так же заглядывали в окна. В самый разгар поисков у Виктора зазвонил телефон. Клим ему сообщил, что жена сидит рядом и они направляются в зоомагазин.
Ждать пригласившего не стали, так как не были уверены, что он появиться. Да и находиться на холоде никто не горел большим желанием. На улице же не май месяц, а минус пятнадцать, которые помогли нам быстро протрезветь всем без исключения. Только вот с возвращением возникли проблемы.
Выход со второго этажа не могли найти как будто его совсем не было или замуровали. Хотя в тех местах, где всего пару минут назад видели бетонные лестницы ведущие вверх или низ, стояли каменные стены с осыпавшей штукатуркой и облупленной краской от старости. После десяти минут не удачных поисков подумывали покинут здание через оконные проёмы, но такую идею отбросили практически сразу. Ведь не возможно разглядеть, что находиться пусть не под большим, но слоем снега. К тому же предстояло пролететь до твердой поверхности метров шесть — высота более чем достаточная, чтобы сломать ноги.
Глухой предложил связать ремни и спуститься по ним. От такой затеи тоже пришлось отказаться. Во-первых, ремни оказались не у всех, а во вторых к чему их было прицепить. Трубы, батареи и даже крепления к ним находящиеся под окнами давно унесли металлисты. К тем, маленьким огрызочкам, что торчали из стен не возможно было прицепиться.
Зато время, проведенное на открытом воздухе, Горин стал замерзать. Что совсем не удивительно, ведь большую часть жизни он провёл в тёплых помещениях, а не на улице. Больше мерзнуть не захотел и подошел к открытому окну, чтобы вызвать на помощь МЧС, но не успел. Потому, что увидел вереницу из четырех мужчин, наряженных в тулупы дедов морозов с мешками за спиной, о чём уведомил остальных криком: — Смотрите!!!
Первым побежавшим к окну был колдун пилигрим, он и предположил: — По нашу душу.
— Сейчас узнаем, — спокойно произнёс Григорий и крикнул ряженным. — Мужики!!!
Те никак не отреагировали, хотя ни услышать его голос просто не могли. Ведь на территории предприятия стояла тишина, которую лишь эпизодически нарушал гул проезжающих автомобилей в километре. Мы последовали его примеру Глушакова, но деды морозы не обращали никакого внимания на крик, а просто продолжали движения в нашу сторону. При чём так быстро, что практически за минуту исчезли с глаз. Чтобы не потерять их из виду пришлось перейти в соседнем помещении к оконному проёму. Там Глухой предложил Чернокнижнику: — Колдони.
— Ты чего с ума сошел? — вместо колдуна пилигрима ответил Виктор.
— А ты, что мне предлагаешь пальнуть по ним? — поинтересовался Григорий, — уж, лучше Чернокнижник кого-нибудь завалит на снег или мешок вырвет из рук.
— Сможешь? — спросил Горин у колдуна пилигрима. Тот начал что-то невнятное бормотать под нос, но не успел произнести последнее слова заклинания, как ряженые скрылись с глаз. Пришлось снова переместиться в соседнее помещение. Первым зашёл в него Виктор, он и увидел лестничные марши уходящие вниз.
— Выход нашёл, — крикнул Горин и бросился по ступенькам вниз. На радостях я, Глушаков и Чернокнижник забыли про всё на свете и поспешили в след за товарищем. Меньше минуты потребовалось, чтобы вся наша компания оказалась на выходе из здания. Ряженых нигде не было видно, но за то на снегу лежало четыре красных мешка, в которых что-то находилось.
— Нам оставили подарочки, — произнес Глухой и потянул к ближайшему к себе мешку. Его остановил Горин: — А может не стоит их трогать?
— Ты думаешь туда бомбу подложили? — сказал Глухой и потряс мешок. Когда ничего не случилось, тогда он стал его развязывать. Я не стал дожидаться, когда появиться подарок и занялся развязыванием узла на ближайшем ко мне мешке. Уж очень хотелось узнать, для чего нас сюда вытащили. Виктор и колдун пилигрим тоже появился интерес. Они шустро размундирили находящиеся рядом с ними мешки. До подарков мы не успели добраться, как услышали громкий возглас Григория: — Чёрт!!!
Его слова заставили меня, Горина и Чернокнижника забыть про свои мешки и приковать взгляд к раскрытому, в котором лежала человеческая голова похожа, как две капли воды на Глушакова. Отрезанная или отрубленная часть человеческого тела открыла глаза и голосом Глухого ядовито произнесла: — Не суй свой нос в чужие дела! — а после громко засмеялась.
От её смеха не знаю как у других, а у меня по коже побежали мурашки, руки одеревенели и из них выскочил мешок с моим подарком. Упав на снег, передо мной открылась, но только похожая на меня голова, а ещё и громко смеющаяся. Я всё, что смог сделать — это перевести взгляд на Виктора и колдуна пилигрима. Они тоже стояли, как завороженные перед своими подарками и не могли пошевелиться. Единственный кто вышел из шокового состояния был Григорий. Он ударом ноги послал в полёт свой подарок, который после приземления на снег растворился в воздухе. Я, Горин и Чернокнижник всё равно не могли пошевелиться, каким-то образом душераздирающий смех нас гипнотизировал. Глушаков быстро сообразил что происходит, и растворил наши подарки в воздухе. Когда исчезла последняя голова вместе с мешком, только тогда почувствовал, как возвращаются силы в моё одеревеневшее тело. Через пару минут одеревенение полностью исчезло и я смог нормально ходить. То же самое произошло с Виктором и колдуном пилигримом. Тогда-то мы поспешили поскорее убраться с опасного места.
О том, что произошло на предприятии, в нашей группе старались вспоминать. Отомстил ли Глухов злодею не знаю, он же предпочитает не особо распространяться о своих подвигах. Хотя после случившегося для нашей группы стал практически своим человеком, как и мы, впрочем для него. Чего совсем не удивительно, ведь только благодаря ему большинство членов нашей команды не превратились в ледяные статуи. Даже несмотря на прошедшее время всё больше и больше склоняюсь к тому, что из-за него попали в такую ситуацию. Так как никто из наших недругов на подобное не способен.
46 Тропинковый сад
Марият Джабраиловна Алиева
Он расхаживал по двору и саду и удивлялся виденному. Собственный двор и сад казались ему чужими. Он не понимал как же раньше он не замечал этой красоты. Тропинки как лабиринт кружили его и завораживали. Это были не простые тропинки, а уложенные красивыми кирпичиками напоминающие французские старинные дороги. А по бокам росли красивые цветы, кустарники, лианы, розы. Аромат сада на минуту приглушал боль в его сердце, но стоило ему открыть глаза и увидеть всё это как боль вновь возвращалась и ему становилось невыносимо дышать. Скупые мужские слёзы катились по его не бритым щекам. Прошло больше месяца как не стало его жены. Молодая женщина умерла внезапно. Врачи сказали тромб оторвался… Двое детей остались сиротами и целый сад с цветами тоже. Растения как будто знали что их хозяйки больше нет цвели и манили больше обычного хоть за ними и никто и не ухаживал уже целый месяц. С тех пор как её не стало он не мог даже шаг сделать в любимый сад жены, которому она посвящала очень много времени. Она сажала, подрезала, поливала и разговаривала с цветами когда ей было хорошо, и просто укрывалась среди цветов в тени деревьев когда ей было плохо. Он вспоминал что не относился в серьёз к её увлечению. Дома убрано, кушать есть и с детьми всё успевает, а чем она занимала себя в свободное время ему было безразлично. Теперь глядя на всю эту красоту которую он раньше не замечал он не понимал как он мог быть таким бездушным. Ему вспомнилось как она специально заваривала вкусный чай с его любимым пирогом и варила ароматное кофе и непременно накрывала в саду в, среди цветов … А ведь она пыталась показать как это красиво и как это ей важно. Может она просто ждала пока он оценит её труд. А он просто сухо отвечал: -Да красиво, на её вопрос после очередной посадки новых цветов: Как тебе?
Только сейчас он понимал что тратил своё время на работу и на куча разных бессмысленных дел и вместо того что бы спросить как её цветы и осчастливить любимую, показав что ему интересно, он просто ложился на диван перед телевизором после вкусного ужина, за который он тоже забывал благодарить и попросив детей не шуметь, так и засыпал перед ним. Когда всё то что он любил и приносило ему удовольствие превратилось в обыденное он не мог понять. А ведь раньше он благодарил её за всё что она делает, и за вкусную еду, за чистую одежду и просто за то что она есть. Ему так невыносимо хотелось сейчас крикнуть «СПАСИБО!» , но ком в горле не давал ему выронить ни слова. Как же ему хотелось что бы как раньше, придя с работы и не найдя её дома, пойти искать её в саду и она непременно была бы там и выглянула бы из под какого-то куста роз и сказала бы: Я здесь, дорогой! И одарила бы своей самой обаятельной улыбкой. На руках как всегда были бы перчатки и лейка. По вечерам она всегда поливала...
С этими мыслями он бродил по тропинкам и всё больше и больше удивлялся красоте сада и в глубине души всё же надеялся наткнуться на любимую. Жизнь казалась ему бессмысленной без неё, он держался ради детей, ведь им было очень тяжело. Родители забрали их к себе на время, что бы дать ему немножко отдохнуть и собраться с мыслями. Он пару дней просто не выходил из дома и только сейчас проснувшись с ужасной болью на душе, он не зная куда себя от неё деть вышел в сад. Всё напоминало о ней. Сейчас он отдал бы многое чтобы вернуть её и вернуть себя для неё. Почему это не сон, думал он. Я бы сейчас проснулся и она была бы рядом, я бы ни на минуту не оставил бы её. Помогал бы ей и по дому и по саду. Я сажал бы с ней цветы, поливал бы и даже говорил бы с ними, лишь бы она была рядом и счастлива. С этими мыслями он брёл по тропинкам пока не наткнулся на свежую грядочку. Из под земли вылезали новые ростки.
- Ну здравствуйте, сказал он им, сам от себя не ожидая, вслух.
Вы вылезли, чтобы увидеть свою хозяйку и сказать ей спасибо, но её уже нет и не будет... Упав на колени он зарыдал... Он не плакал так никогда в своей жизни. Ведь мужчинам не полагалось плакать… Но сейчас он не мог сдерживать поток слёз. Боль изнутри как будто выдавливала их с такой силой что ему казалось что он не смог бы устоять на ногах, если попытался бы встать.
Всё это время за ним наблюдала его любимая… Конечно же не совсем она, а её душа… Она присела возле него и гладила его голову. Ей так хотелось утешить его…Сказать ему что она счастлива и была счастлива когда была на земле. Но он не слышал её…
- Господи, почему люди так плачут когда кто-то из близких умирает на земле? Ведь после смерти мы обретаем вечность …и бесконечное счастье рядом с Тобой. Дай мне голос и я скажу ему что слёзы напрасны и только молитвы имеют смысл. Что мне очень хорошо здесь и я была счастлива с ним. Ведь когда любишь принимаешь любимых такими какие они есть.
Бог улыбнулся. – Люди знают что если жить на земле правильно и по вере, то после смерти обретут покой и счастье. Просто они забывают об этом и начинают оплакивать умерших так как будто они исчезли навсегда.
- Дай я скажу ему и успокою его душу, Господи.
- Если бы люди не сожалели о содеянных делах и поступках, то не смогли бы излечивать свои души ещё на земле. Я облегчу его муки, ведь он раскаялся и всё осознал будучи на земле и много молился, а это очень важно. Поэтому я и привёл тебя к нему, он почувствует твоё присутствие и его боль утихнет.
Молодая женщина в последний раз погладила мужа по голове и плечу и улетела вместе с Богом…
Солнце только проснулось и его лучи прыгали по саду вместе с птицами и бабочками. С тех пор прошло много лет и Тропинковый сад стал еще прекраснее. Он ухаживал за ним как за ней. Он вложил свою любовь и заботу в него. Каждый раз гуляю по саду он чувствовала её присутствие и ему хотелось что бы она видела что он не оставил её любимый тропинковый сад…
47 на Дороге жизни
Сергей Плетнев
Как-то не было принято в семье рассказывать о трудных военных блокадных годах. Вокруг нас все семьи были такие. Но для нас, мальчишек послевоенной поры, не в диковинку было уважение и поклонение хлебу. Каждый оставшийся кусочек бережно убирался со стола, покрывался салфеткой и в хлебницу. А, еще у всех блокадников была понятная привычка запасать продукты: муку, крупы, соль.
(Совсем не в тему. В детстве Иван Андреевич Крылов - наш создатель басен, пережил осаду Оренбурга - и у него на всю жизнь остался синдром "блокадника". Собирал и хранил долго крупы, кусочки хлеба, соль и т.д.)
Из моих ранних воспоминаний осталось немного того, что моя мама - Надежда Федоровна, рассказывала о войне. Нам часто показывают кадры кинохроники – как собирают танки, вытачивают мины, делают гранаты. А про то, как шили шинели, кроили гимнастерки, тачали сапоги, никто не пишет и кино не снимает. Но ведь без военной формы так же нет солдата, как и танка без пушки.
До войны мама училась и работала на швейной фабрике «Комсомолка», которая находилась на Кронверкском проспекте, шили там детскую одежду. Когда началась война, то пришел на фабрику специальный заказ Рабоче-Крестьянской Красной Армии – шить шинели, гимнастерки, галифе. Надежда шила сначала петлицы, потам погоны на шинели и гимнастерки.
Так уж получилось, что "Комсомолка" сразу же стала жить по законам военного времени. Оказалось, что кто-то другой может шить погоны и обметывать петли на шинелях, а Надежду, решили послать на курсы водителей. Мужчины ушли на фронт. Девчонками их заменяли, повсюду, где можно и где нельзя.
Совсем короткий курс обучения был. За полдня показали, на что нажимать, чем крутить, да куда чурбаки бросать, чтобы ездить. Правилам и искусству вождения учили на приданом фабрике "самоварном вездеходе" – газогенераторном автомобиле, который про бензин даже и не слыхал: толкал его пар, а топливом были дрова. Задания поначалу были простенькие – готовую продукцию отвезти, сукно доставить, станочек в ремонт передать. Не застаивалась машина на месте, все время была в деле. Передвигалась сначала по фабричному двору, а потом и в по городу, нужда выгнала
Кольцо вокруг города сжималось все сильней, и с каждым днем положение города все осложнялось и осложнялось. Пришла зима. Продуктов становилось все меньше, топлива также стало не хватать. Перестало поступать электричество, без него фабрика работала с перебоями.
Тогда, «самовар» вместе с Надеждой мобилизовали на «Дорогу жизни». Машин не хватало, даже такие автомобильные недомерки, ставились в колонны. Правда, толку от нее было – чуть, одна треть кузова занимали дрова – топливо. За Ладожским озером были склады и резервы того, чего не хватало городу. Нам в кино показывали, как мужчины-водители везли на полуторках из города жителей на Большую землю, а обратно хлеб, мясо, продукты. Но в кино колонна идет по колее, а в первые рейсы колеи не было, просто по бесснежному гладкому льду.
Мне особенно запомнился ее рассказ о первом рейсе до Кабоны и тамошних складов, сооруженных на скорую руку, за пределами блокадного города. Более других историй о возвращение в одиночку с грузом.
Так уж получилась, что загружали её не в первую очередь, потому что груз был не самый важный, после того, как мука, мясо и масло были отправлены на полуторках и ЗиСах. В ее машину положили с верхом какие-то мешки, ящики, пакеты, укрыли брезентом, составили накладные, а пока грузили и капошились последние машины колонны ушли и осталась она одна. Не задумываясь последствиях пустилась в обратный путь.
Когда на восточный берег ехала, так ориентиром был борт впереди идущей машины, да тёмный не запорошенный лед под колёсами. По сторонам смотреть и запоминать редкие ориентиры не было нужды. А в обратную дорогу она пустилась одна. Через полчаса стемнело и упал мрак, да такой, что не было видно низги.
Фары считай не работали, по законам светомаскировки были оставлены только щелки, толку от которых было чуть. Дороги, как таковой ещё не было. Дорога отмечалась редкими вешками, да еще более редкими палатками с регулировщиками в так называемых пунктах аварийной остановки.
Вот так в темноте под завывание ветра в ледяной темноте и двигалась почти наощупь. Страшно было не выполнить задание, провалиться под лед в разводья после бомбежки, а то и наехать и раздавить эту самую палатку с регулировщиками.
Но самое ужасное было сбиться с пути и заехать в плен к немцам, которые стояли на южном берегу в Петрокрепости, всего-то в нескольких километрах. Вокруг ни огонька, ни звезд, ни Луны. Тьма непроглядная, хоть глаз коли.
Машина не отапливались холод и ветер были ее попутчиками, потому как по инструкции следовало ехать с открытой дверью. Ехала и плутала, практически всю ночь, до места добралась, когда ее уже и не ждали. Тогда в первые рейсы много автомашин пропадало. Потом уже, можно сказать привыкла, но боялась каждого рейса.
«Вот едешь на машине, кончаются дрова в печке, свернешь в сторону, мотор - заглушишь, набросаешь полешки, раскочегаришь. И снова за руль. Да наверх поглядывай, как бы самолеты не расстреляли».
Так и жила на казарменном положении, домой некогда было заглянуть, летело время, а в феврале 1942 года, забежала домой на минутку, с хлебом, да опоздала, прямо на руках у нее, умерла от голода ее мама, моя бабушка. Надежда сама на саночках отвезла ее на Серафимовское кладбище, где нашлось место в братской могиле неподалеку от церкви...
Потом снова на Ладогу, и так до тех пор, "самовар" не сгорел. Однажды они вместе, с ним попали под обстрел в городе. Мама уцелела, "самовар" погиб.
Зима показала, что городу катастрофически не хватает топлива, а если организовать добычу торфа, то торфяными брикетами можно "разбудить" электростанции. Набрали большой отряд девчонок, дали лопаты, поселили в бараках и организовали торфоразработки, в поселках Назия, Рахья, Ириновка.
Об этих трудовых отрядах мало писали. Никакой романтики, условия почти каторжные: голод,грязь, комары, вода сверху и снизу, работа от темна, до темна, но девчата самоотверженно работали и согревали город.
Мамин труд после войны был оценен наградами, званиями и льготами. Правительство города обеспечило достойную пенсию, и в отличие от многих пенсионеров она не ворчала и не сетовала, достойно несла свой возраст.
Вот на такую жестокую пору выпала мамина юность и самые лучшие годы. И хоть не любила она вспоминать и рассказывать про блокаду, про войну, но самые почитаемые праздники в нашей семье, всегда были День снятия блокады и День Победы.
Надежда Федоровна ушла в возрасте 93 лет, в 2014 году.
48 Сделка
Энт Винтер
Авторитет — заслуга личная, но собственность коллектива.
Эта история случилась в предновогоднюю неделю, когда некоторые удачливые коллеги улетели в теплые страны, чтобы вдали от дома, красуясь в статусе насыщенной зеленью, от души насидеться в телефоне. Однако встречать Новый год на пляже, без снега, мороза, в «плюстридцать» — удовольствие вычурное, еловому духу противоестественное. Это все равно, что разогревать водку перед торжеством — градус есть, праздника нет. В ней, в этой новогодней истории, все события случайны, люди и их дела отчаянны, а случайные поступки нечаянны.
- Тебе нравится?
- Да, отличное платье.
- Лучше предыдущего?
- Несомненно, — сдвинув вверх скучающие брови, Артем, сидя на диване, закрыл потрепанный глянцевый журнал, бросив его на край стола, и посмотрел в сторону примерочной.
- Мне кажется, не очень яркое. Хочется чего-нибудь необычного, чтобы запомнилось — Новый год, как ни как! — выйдя из кабинки, Светлана, поворачиваясь, бросала оценивающий взгляд на себя через плечо, то приближаясь, то отдаляясь от зеркала.
- Он и так запомнится, я тебе подарок приготовлю исключительный.
- Я думала, платье оплатишь — вот и подарок.
- Не-ет, это банально, должен быть сюрприз.
- Понятно. Опять купишь что-нибудь ненужное.
- С чего это? Всегда были достойные подарки. А в этом году будет очень крутой, — сняв пуховик, Артем свернул его в плотный рулон, и уложив рядом, всем телом плюхнулся на мягкие подушки дивана, сразу уткнувшись в смартфон.
- К этому платью можно подобрать соответствующий аксессуар, — девушка-консультант, стоявшая на входе в бутик, подошла к стойке и, взяв несколько цветных ремней в руку, передала их Светлане. – Вот, смотрите.
- Не хочешь платье, давай что-нибудь другое выберем. Только вместе. К чему бесполезные вещи?
- Нет. Будет сюрприз.
- Сюрприз, сюрприз… Впрочем, поступай, как знаешь. Я сама себе подарок сделаю, осталось выбрать из этих трех, — прихватив аксессуары, Светлана задёрнула штору и скрылась в кабинке.
Невидимая сила ветра, срывая вихрастые клочья дыма с высоких труб, растворяет их в жидких, застывших облаках. Холодно, и на работу идти не хочется.
Входящий вызов:
- Светлана Николаевна, здравствуйте. Пожалуйста, зайдите сегодня к директору.
Подойдя к двери кабинета, Светлана постучала и, услышав глухую ноту вроде бы как ответа, потянула ручку на себя:
- Можно?
- Да, здравствуйте. Проходите, присаживайтесь.
На столе — прозрачная чашка с чаем карамельного цвета, за столом упитанный возрастной животик.
- Светлана Николаевна, как у вас дела? Как семья? У вас старший, по-моему, в Питере учится? А младший? Он в прошлом году школу окончил, правильно?
- Да, Рома в Москве, но не на бюджете. Конкурс был большой, и куда хотел, баллов не хватило.
- Дорого?
- Пока тянем.
- Ясно, я рад за вас, — он взял паузу. — Светлана Николаевна, я слышал, что вы отказались брать Вадима Петрова. Почему?
- Потому что это несправедливо. Полгода он учился в другом классе, ребенок проблемный, все это знают, у меня своих трудных детей хватает, и кто-то просто хочет от него избавиться.
- Ну, это не совсем так, — выглядывая из-под очков, директор тихонько постукивал ручкой по столу и намеренно не спешил продолжать. Светлана хорошо знала начальственные приёмы и тоже многозначительно молчала.
- Все не совсем так, — отложив ручку в сторону, он повторился. - Вы — опытный педагог, с большим стажем. Здесь, чтобы не наломать дров, требуются твёрдая рука и выверенные, безошибочные действия. На вас — вся надежда.
«Ой, как подмасливает, но на меня этот сладкий яд уже не действует».
- Знаете, Павел Юрьевич, — она, не моргая, смотрела ему прямо в глаза. – Я не виновата, что ученика взяли без справки. Родители специально не спешили ее нести, чтобы ребёнка приняли в школу. А теперь, когда всплыло, что он должен учиться в спецшколе, я — крайняя?! Хороша система!
- Я тоже не всесилен. Как есть, так и правильно.
- Что правильно?! То, что я и мой класс будем страдать из-за этого?! Так получается?
- В каждом классе есть проблемные дети.
- Согласна, но сейчас другой случай. Я понимаю, откуда ветер дует, и кто хочет избавиться от такого «подарка». Я не девочка для битья, чтобы мне скидывали всех подряд! Если это случится, я откажусь от класса.
- Вы мне условие ставите?
- Это не условие, а предупреждение.
- Так … — ручка снова мерно постукивала по столу, он взял паузу и удерживал ее. - Вы всё-таки подумайте, прежде чем горячиться. Еще раз повторяю — я на вас надеюсь, на ваш опыт, знания и авторитет. Это не пустые слова. Подумайте.
«Артист, но играет слабо, не верю».
- Хорошо, я все поняла.
Выйдя из кабинета, она сжала руку в изящный женский кулак и, энергично им тряхнув, приободрила себя:
- Вот тебе! Нет и никогда!
Видеозвонок:
- Привет, мам!
- Здравствуй, Ромашка! Как у тебя дела?
- Готовлюсь к сессии, сдаю зачеты для допуска. Все в порядке. Может, сумею какой-нибудь экзамен автоматом проскочить.
- Молодец! Очень рада.
- Спс.
- Рома, я поговорила с папой… — Светлана, поправив очки, пристально взглянула на экран. – Поверни-ка телефон. Ты сейчас вообще где?
- Ну…
- Ты в туалете сидишь, что ли?
- Да. Зашел, а тут твой звонок. Не мог не ответить.
- Ха-ха! Ну ты даешь! Ладно. Рома, смотри, папа сказал, что у него на работе проблемы, новогодней премии не будет, и зарплату могут задержать, а нам скоро оплачивать твой семестр. Поэтому билеты мы купить не сможем.
- Понятно.
- Расстроился? — она поймала потухший взгляд сына.
- Эх, я так хочу домой, домашнего покушать!
- Вкусненького хочется?
- Бесплатного — тут за каждую котлету приходится платить.
- Потерпи, время быстро пройдет. Летом прилетишь. Мы тоже скучаем.
- Хм…
- Рома, это взрослая жизнь. Первый курс закончишь — будет легче.
- Надеюсь.
- Ладно, не буду тебе мешать — дело важное. Ха-ха! У нас в школе директор решил провести «День здоровья», надо спортивный костюм найти. Целую.
- Пока, мам!
- Пока-пока, красавчик!
Переписка в соцсети:
- Роман, привет.
- Привет, пап.
- Отправил тебе сумму. Получил?
- Да, деньги пришли.
- Сейчас оформишь?
- Да.
- Сообщи, как сделаешь.
- Оке.
…
- Пап, оплатил, все хорошо.
- Время то же самое, что обсуждали?
- Ага, 31-го утром.
- Отлично, — смайлик «палец вверх». - Никому ни слова!
- Понял, — смайлик «кольцо большого и указательного». Спасибо, пап!
- Смайлик «Палец вверх».
Сулугуниевые облака ползут, дуются и лениво брюзжат мелким снегом. Новый день, уроков нет, на работу идти все равно не хочется.
- Физкультпривет! Дирик тут? — переодевшаяся в спортивную форму Светлана подошла к своей хорошей знакомой — учительнице географии, женщине в возрасте, консервативных взглядов, и потому одетой, как учили: белый верх, черный низ.
- Ага, только что отжимался. Вон ходит по спортзалу крутой, руки гнет, будто подмышками арбузы потерял.
- Я надеюсь, мы отжиматься не будем?
- Нет, у нас — прыжки со скакалкой. Потом вроде бы эстафета. Пойдемте, попрыгаем, раз пришли, — ее взгляд упал на появившегося в дверях трудовика. – Смотрите, — шепнула она, едва сдерживая смех.
Вращая лысой, яйцеобразной головой, которая подпиралась черной как смоль футболкой с фотографией и агрессивной надписью: «Рембо», он, широко шагая, пересек трехсекундную зону баскетбольной площадки, выделенную на полу зеленым цветом, и, оценивая обстановку, остановился. Длинные носки контрастировали с короткими синими шортами, из-под которых, топорщась сиреневыми цветками, буйно рвались наружу объемные семейные трусы. Человек, свободный в выборе одежды, вел себя так же свободно и раскованно. Безо всякой тени смущения он подобрал и бросил в корзину баскетбольный мяч, одиноко лежащий у стены, затем, повиснув на шведской стенке, пару раз поднял ноги в уголок, спрыгнул и, стрельнув глазами по сторонам, исчез. Пока Светлана, вспоминая детство, прыгала на скакалке, «Рембо» успел вернуться в зал, прихватив с собой стойкий аромат лапши быстрого приготовления и загадочный блеск в глазах. От участия в первенстве отжиманий и подтягиваний он легко и непринуждённо уклонился.
После силовых упражнений и прыжков на скакалке физруки, огласив победителей, разделили участников на команды, отсортировали через одного — мужчина-женщина и, выстроив перед линией старта в две равные колонны, громким свистком прекратили разговоры:
- Коллеги, внимание! Первый конкурс предельно прост. Видите конус на другой стороне зала? Нужно оббежать его и, вернувшись, передать эстафетную палочку следующему участнику. Всем понятно?
- Да!
- Канеш!
- Поехали! — спортивный азарт, отражаясь от стен перекатывающимся, объемным эхом, постепенно овладевал взрослыми людьми, возвращая их в школьные годы и превращая коллег в настоящих соперников.
Подняв руку вверх, физрук скомандовал:
- На старт, внимание, марш!
Великовозрастные спортсмены бежали со всех ног, кто как мог. Светлана, находясь в ожидании своей очереди, выглядывала из-за спины впереди стоящего мужчины- информатика. Стартовавшая учительница географии не сумела справиться с поворотом, по инерции ее понесло прямо, и она на полном ходу влетела в стену. Очки разбились.
- Удар стихии! — вдруг выкрикнул из ниоткуда возникший Рембо.
Физрук свистком остановил состязание. Оказали помощь, вздулась шишка.
Снова был дан старт. Пробежав, Светлана не успела отдышаться, как в соседней команде высокий грузный историк, взяв траекторию учительницы географии, также столкнулся со стеной. Но он, не останавливаясь, развернулся и, превозмогая боль, сумел-таки финишировать.
- Альфач! — выкрикнул Рембо.
После завершения конкурса Рембо снова исчез. Появился он с пунцовым счастливым лицом, когда следующее состязание уже началось. Учителя, зажав мяч между ног, прыгали в новой эстафете. Светлана помнила, как, приняв мяч от информатика, торопливо стиснула его коленями, как начала движение, но момент, когда тело не успело за ногами, стерся из памяти. Мяч выскочил, и она размашисто упала назад. Сильная острая боль пронзила все тело. Как в тумане, она доковыляла до скамейки и села. Стены спортивного зала зыбились и плыли перед глазами. Проходивший мимо разгоряченный директор обратил внимание на ее бледное лицо:
- Светлана Николаевна, с вами все в порядке?
- Да, — и в обмороке повалилась на бок.
Находясь без сознания, она не могла видеть, как с нашатырным спиртом прибежала фельдшер; и потом, позже, не могла вспомнить, как, придя в себя, в исступлении закричала: «Я не могу умирать, у меня — дети!». Вылетела из головы и бригада скорой помощи, забравшая ее.
- Алло, Артем Сергеевич? Здравствуйте, это из школы звонят. Вашу супругу увезла скорая в травмпункт. Подозрение на перелом.
«День здоровья», лишившись травмированных, между тем продолжился и завершился директорским поздравлением победившей команды и всех участников. В очередной раз вернувшийся откуда-то Рембо уже не скрывал отличного настроения и терпкого запаха алкоголя, и, когда зазвучала новогодняя мелодия, он совершенно искренне крикнул:
- В сауну, едем в сауну!
Шестидесятилетняя учительница, приняв это за шутку, спросила:
- Что, все поедем?
Он критически посмотрел на нее:
- Нет! Только молодые!
Сознание без помутнений вернулось к Светлане в травмпункте, где врач, посмотрев на снимок, сказал ей:
- Сломали вы свой хвостик, будет болеть месяц, может дольше, принимайте обезболивающее, со временем заживет. Ничего не поделаешь, надо набраться терпения.
Артём, сорвавшись с работы, примчал за ней. Накинув пуховик на плечи, он под руку вывел ее на улицу. Отодвинув переднее пассажирское кресло до предела, Артём разложил спинку и помог Светлане лечь на бок. Она так и ехала лежа, а он аккуратничал.
- Шикарный у меня будет Новый год: завтра все будут веселиться на корпоративе, а я буду сидеть дома! Даже не сидеть, а лежать… валяться ветошью! Еще этот Петров! Праздничное комбо: физический и психический удары! С Новым годом, Светлана Николаевна!
- Не будешь брать. Принципиально стой на своем. Ты же можешь.
- Ты не знаешь нашего дирика. Он так не оставит, будет мстить. Куда мне? Уволиться? А Ромину учебу чем оплачивать будем?
Оба молчали. Артем услышал, как Светлана начала тихо всхлипывать. Сделав передышку, он вдруг заехал ладонью по рулевому колесу:
- Слушай, Светик, зато у тебя новогодний подарок будет лучше всех! Поверь на слово. И давай с оптимизмом. Женщины морально сильнее мужиков, это всем известно, и природой определено. Кто меня будет поддерживать?
- Никакая вещь, даже самая хорошая, не сравнится с эмоциями, тем более новогодними! И я не должна никого поддерживать. Кто бы меня поддержал!
- Ты расстроена и вредничаешь.
- Да, и имею право!
- Конечно, имеешь. Все будет хорошо, — Артем хитро улыбнулся. – Может, это не вещь…
- А что? Билет в театр? Лучше сразу на шоу инвалидов, мне теперь только туда.
- Не скажу! Это — сюрприз.
На следующий день позвонил директор:
- Светлана Николаевна, здравствуйте. Как ваше здоровье? Мне сказали, у вас все-таки перелом?
- Да, перелом копчика.
- Поверьте, мне очень жаль, что так вышло, к тому же в канун Нового года.
- Да уж…
- Я надеюсь, вы понимаете, что производственную травму оформлять нежелательно.
- Почему?
- Я вам потом объясню… — он сделал паузу. - И да, Вадим Петров останется в прежнем классе, это моё решение. Я надеюсь, вы понимаете.
- Не понимаю, но… понятно.
- Поправляйтесь. С наступающим!
- И вас с наступающим, до свидания.
- Ты представляешь, дирик звонил.
- И что?
- Похоже, я Петрова обменяла на свой сломанный хвост! Ха-ха!
- Ну вот, жизнь-то налаживается!
Ночью на уличных фонарях мерцающими космами раскинулся морозный туман. Спали плохо: Светлану донимала ноющая боль, Артем просыпался, выходил из спальни, в какой-то момент сквозь дремоту Светлане показалось, что он с кем-то говорит по телефону. Когда он в очередной раз вернулся, она спросила:
- Чего полуночничаешь?
- Не спится, сам не знаю.
- Отдыхай, все хорошо.
Утро. На работу идти не надо. Наконец-то.
- Куда ты в такую рань?
- Хочу по магазинам проехаться, пока все спят.
- Зачем? У нас все есть.
- Все, да не все. Твой подарок нужно забрать.
- Ты оставил его на 31-е?
- Не оставил, а приготовил. У меня все рассчитано.
- Ладно, я еще поваляюсь… недели две!
Осторожно выбравшись из глубин постельной неги, Светлана отдернула штору и, поправив слежавшиеся волосы, взглянула в окно. Предпраздничное утро встретило морозом. Ветер гонялся за легким снегом, создавая плотные переметы на пешеходных дорожках и декорируя белым асфальтовые трещины. Автомобили, стартуя со светофоров, шлифовали колесами, битком набитые автобусы, сверкая замёрзшими окнами, развозили озадаченных приготовлениями людей. Краем глаза в приоткрытом шкафу Светлана увидела рукав своего новогоднего, с блестками, платья, поверх которого болтался тонкий поясок. «Эх… даже не примерить», — спину тянула тупая нудная боль, где-то в глубине души жалобно ластилась тихая меланхолия. Опережая ход времени, воображение нарисовало банальную картину предстоящего торжества: сначала они, готовя блюда, будут смотреть, как знаменитые актеры за приличные деньги позорятся в очередном современном пусторазмерном фильме, затем, провожая Старый год, будут смеяться наизусть над советской комедией, потом под бой курантов хлопнет шампанское, и они, глядя в окно, будут следить за однообразной трескотней салюта, разрывающей темное зимнее небо. «Два одиноких банкомата на краю вселенной. Точно запомнится этот Новый год!».
- Алло, Света, сейчас будет доставка, в домофон позвонят. Открой и встречай подарок.
«Еще и встречай!»
Через несколько минут запищал домофон, грубый мужской голос ответил:
- Доставка.
Она провернула фишку замка, приоткрыла входную дверь, и, услышав, как движется лифт, выглянула в коридор. Звук стих, открылись и закрылись автоматические двери, послышались шаги, из лифтового тамбура вышел молодой парень. Лицо укутано шарфом, через плечо переброшена сумка. Он, не всматриваясь в нумерацию квартир, уверенно направился в ее сторону. Светлана пыталась сфокусировать зрение, но без очков было невозможно уловить детали, и только когда доставщик подошел вплотную, вдруг обозначились знакомые черты. Лицо ее вытянулось в длинный треугольник, рот округлился, она застыла. Находясь в положении обездвиженной восковой фигуры, она, словно во сне, с недоумением наблюдала, как он обошел ее, переступил через порог и, развернувшись, обнял сверху, как обнимают высокие люди:
- Привет, мам! Я прилетел.
49 15 вариантов рагу по-ирландски
Вячеслав Вишенин
Недавно мне пришлось побывать на одном застолье и увидеть следующее. Некий молодой человек оказался очень разборчив в еде, вел себя не корректно, капризничал по поводу принесенных блюд. Мол, одно чересчур калорийное, другое – недожаренное, третье – невкусное. В общем, сидел, ковырялся вилкой в блюде, тяжело вздыхал, делал кислую мину, и, в итоге, ушел голодным. Глядя на него, я вспомнил одну историю, о которой сейчас поведаю.
В бытность своей молодости я полтора года работал в одной ремонтной бригаде. Время было тяжелое: начало 90-х, в стране бардак, всюду массовые сокращения, увольнения, работы нет. А если и есть, то платят мало. А где платят хорошо - туда невозможно устроится. Каждый выживал, как мог. Кто коммерцией занялся, кто – в бандиты подался. А я уволился с должности старшего преподавателя в институте и устроился разнорабочим в одну контору, потому как там минимум в два раза больше платили. В общем, из работников умственного труда переквалифицировался на труд физический. Конечно, нелегко далось мне это решение, но что поделать? Кушать-то хочется. Занимались мы тогда - чем попало: мусор убирали, деревья пилили, железки носили. А порой нас использовали, как похоронную команду: мы копали могилы и выносили покойников из дома. В общем, делали то, что нам говорили. Самое главное, что платили.
Нас было в бригаде 15 человек. Работали мы целый день, с 9-ти до 18-ти, и все это время на воздухе. Ежедневно мы приносили с собой банки с едой (контейнеров тогда еще не было), оставляли их в бытовке. На каждый день назначался дежурный, ответственный за разогрев пищи. Он работал вместе со всеми, только чуть раньше уходил на обеденный перерыв. Так вот, этот дежурный доставал из пакетов 15-ть принесенных банок, и… сваливал их содержимое в одну большую кастрюлю, которую затем подогревал на электрической плитке. Скажете, что так делать нельзя? Это неправильно? А что делать? Тогда не было ни микроволновок, ни 15 –ти отдельных кастрюлек, ни времени, чтобы каждому персонально подогреть. Поэтому все смешивалось в одной большой ёмкости. Кто-то приносил борщ, кто-то – уху, кто – плов, кто – макароны, а кто – пшенную кашу. Неизменно все это смешивалось, подогревалось и выставлялось на стол в одной кастрюле. Как это выглядело? Лучше не буду описывать. Как это называлось? В одной книге главный герой называет блюдо, приготовленное из всего понемногу, «рагу по-ирландски». А мы называли это «сборной солянкой». Ни у кого из нас не было предрассудков по поводу еды. Главное, что она была вкусной.
Вы скажете, что не стали бы есть эту бурду? Сейчас я бы тоже, наверно, не стал. А тогда мне это даже в голову не приходило. Ели так, что за ушами трещало. И съедали все до последней крошки. Мы даже не раскладывали пищу по тарелкам, их у нас попросту не было в таком количестве. Мы черпали из кастрюли ложками. И я не помню случая, чтобы хоть одного из нас, после такого приема пищи, вывернуло, либо "пробило дно". Никто никогда от еды не отказывался, и не говорил, что это невкусно. Никому не было неловко или унизительно за такую трапезу. Никто не считал ниже своего достоинства есть из одной кастрюли. Наоборот, это нас еще больше сближало. Ведь мы были одной командой, одним коллективом.
Поэтому, когда я вижу таких вот молодых людей, которые ведут себя за столом привередливо, я потихоньку посмеиваюсь и про себя думаю: «Тебя бы в такую же бригаду, какая была у меня, да на месяцок. Глядишь, и аппетит бы появился, и капризничать бы перестал, и кушать бы научился все подряд. И еще неизвестно, кто бы из нас двоих быстрее рагу по-ирландски съел».
50 Жениться не воды напиться
Римма Галиновская
Любовь - искусство, которому мы никогда не учились и которым мы все владеем.
Бенито Перес Гальдос
Первая часть.
Степан сидел на лавочке около палисадника своего дома.
Сгорбленная фигура старика похожа на засыхающее дерево. Так бывает тогда, когда нет уже сильных эмоций, чувств.
Сумерки медленно вползают в село. Становится зябко, но в дом идти не хочется.
Рядом на столбике изгороди приютился кот.. Весь вид его говорил о грусти и печали. Степан погладил кота по мягкой шёрстке.
- Ну что ты, Василий, приуныл. Мы с тобой ещё о-го-го. Чувства на донышке имеются. Рано нам засыхать.
В конце улицы замаячила женская фигура. В груди бабахнуло: "Любаша".
И тут же понял, что этого не может быть. Давно уж нет Любоньки.
- Степан, Стёпушка, ты чего это не отзываешься? Зову, зову тебя. Заснул, что ли? Ой, да и Васька с тобой. Вернулся гулёна.
На крыльце в одном халатике стояла Катерина, жена Степана.
- Пойдём в дом, замёрз поди? Ужин давно уж на столе. Пирог твой любимый дошёл в печи. И кота забирай. Ты посмотри - худой-то какой, - продолжила Катерина, с жалостью посмотрев на Ваську.
Степан поднялся, ещё раз глянул в конец улицы. Улица была пуста. Знать, померещилось.
Ночью не спалось. Проворочался до самого утра. Что за наваждение? Не идёт Любаша из головы. Уж сколько лет прошло, почитай вся жизнь, а поди ж ты - всё помнится.
Лунная дорожка перламутром осветила лицо жены. Катерина улыбалась во сне.
Степан вздохнул. Славная, добрая у него жена, мать заботливая, бабушка ласковая. Внуки в ней души не чают.
Осторожно укрыл ее плечи одеялом.
А перед глазами тот горький день.
Всё было, как вчера.
Вот он, нарядный, весёлый, торопит отца и брата собираться быстрее. А отец, Макар Степанович, шутит:
- Что, Стёпка, боишься, что Любонька твоя передумает? Не трясись. Слово дала, значит, ждёт. Пусть поволнуется. Сватовство - дело серьёзное. Не на гулянку, чай, зовёшь.
Сани легко и весело, под стать настроению Степана, скользили по искрящемуся снегу. Глаза слепило от такой игры солнца со снежинками.
Вот и поворот с горки в проулок родительского дома Любы.
Дом большой, ладный, кое-где с торчащими по стыкам лоскутами пакли. Новый пятистенок.
Отец у Любы - мужик мастеровой.
Сердце Степана зачастило: у ворот стояла Люба в накинутой на плечи шали, крепко сжимая её у самого горла.
Русые косы, как два весенних ручейка, бежали поверх пухового платка.
"Чего это она? Холодно, простынет ещё", - тревожно ворохнулось в груди Степана.
Сани ещё не остановились, а он уже бежал к своей Любоньке.
Отец и брат, почуяв неладное, остались сидеть в санях.
А потом весь белый свет разом почернел для Степана.
Отказалась Люба выходить за него замуж.
Петр, друг его, на неделе вернулся из армии. Знал Степан, что тот неравнодушен к Любоньке, да только не думал, что друг уведёт любимую из-под носа.
Накануне сам же и рассказал Петру о своём счастье, о том, что Любаша дала согласие стать женой.
Ещё два дня назад её лучистые глаза с лаской и нежностью смотрели на него.
А теперь стоит она перед ним, голову опустила, словно, боится смотреть прямо в лицо и говорит страшные слова.
Про Петра, про себя. Просит, чтоб простил их. Что-то ещё говорит, да Степан словно оглох: "Как же так? Всего один день разлуки с Любой зачеркнул всё, что было между ними".
Не стал слушать Степан Любу, развернулся и быстрым шагом, почти бегом, направился к лошади.
Горло давит, рвет криком и стоном. Грудь стянуло тугим обручем.
Вся жизнь Степана прямо сейчас рухнула в бездну. Хотелось кричать и проклинать всё и вся на свете.
Выхватил поводья у отца, со всего маху стеганул лошадь так, что та отозвалась громким и жалобным ржаньем.
Сани вихрем неслись по улице, из-под полозьев летел снег, оставляя за собой снежную бурю. Встречный народ еле успевал уворачиваться. Сани на поворотах кренились так, что отец с братом могли вылететь из них.
Отец что-то кричал и пытался выхватить вожжи у Степана. А тот, словно в горячке, стегал и стегал бедную лошадь.
"Предала. Как она могла? Ведь была любовь, была. И сейчас есть! Как её вычеркнуть, каким калёным
железом выжечь?" - набатом гремело в висках и отдавалось болью во всем теле.
Мысли путались и спотыкались друг об друга, крутились так в несчастной голове Степана, что он не мог сосредоточиться ни на одной из них.
Но одна все же сумела зацепиться в его воспалённом сознании.
Степан ослабил вожжи, натянул их на себя, и остановил сани.
Соскочил, уткнулся в, дышащий паром, бок лошади. Что-то шептал ей. Может, прощения просил за свой гнев. Может, с любовью своей прощался.
Постоял так минуты две, пригоршней снега охладил лицо, развернулся к отцу и хриплым голосом прокричал: "Что она одна разве в селе? Держитесь крепче и веселее, свататься едем"
На другом конце села в Заречье жила тихая, неприметная девушка.
Звали девушку Катериной. Степан давно заприметил, что краснеет и смущается она при виде его. Вот к ней и направил лошадь Степан.
Хотелось Макару Степановичу отговорить сына от поспешного решения. Но глянул в его лицо, мокрое то ли от снега, то ли от слез, понял, что ни к чему языком трепать, если ничего путного сказать не можешь.
Степан отвлекся от воспоминаний. Глянул в окно. Заря уже румянилась.
"Сегодня морозно, знать, будет. Вона рассвет какой яркий.
Вставать пора. Зимой светает поздно".
Катерина уже поднялась. Тихонько, чтоб не разбудить мужа, вышла из спаленки.
А он так и не заснул, только зачем ей это знать. Степан жалел её и берёг.
Жена всегда была ровной, улыбчивой. Все дела по дому делала незаметно и быстро. По утрам на кухне Степана обязательно ждал вкусный завтрак. Всё у неё получалось легко и просто. А как поёт! Аж сердце замирает.
Вспомнил всё это Степан и тепло улыбнулся.
Прожили жизнь дружно, в согласии. Четверых деток родили. Трёх сыновей и красавицу дочку.
Сыновья замечательные. Невестки заботливые, уважительные. Дочь в городе живёт. Муж у неё добрый. Внучка Дашенька, младшенькая, часто гостит у деда с бабой. В городе в студии занимается. Уж больно студия мудрёно называется. Степан никак запомнить не может. Одним словом, рисовать учится. Портреты бабушки и дедушки в доме на стенке висят.
Но не сразу так случилось.
Вспомнил молодые годы с Катей.
Первые дни, даже не дни, а месяцы после их свадьбы, Степан не замечал жену. Жили, как чужие.
Днём Степан допоздна был на работе. Зимой в колхозных мастерских, а лето и осень - самая горячая пора в колхозе для комбайнёра. Домой приходил уж к ночи.
Жили они с родителями.
Маленькая спаленка не объединила молодожёнов. Спали порознь. Катя на кровати, а он на полу. Родители, конечно, обо всём догадывались, но вразумить Степана не могли.
Видел и знал Степан, что ломает жизнь не только себе, но и Катерине, но не мог он по-другому. Душа разлетелась на кусочки в тот горький день, а в сердце занозой была Люба.
Свекровь, Евдокия Ивановна, жалела невестку, была ласкова с ней.
На другой день после свадьбы на окнах их дома появились новые занавески.
Евдокия Ивановна хвасталась соседкам, говорила, что это из приданого снохи.
Хотя занавески были не Катерины.
Свекровь таким образом пыталась показать всем, что у них в семье полный порядок.
Доброе отношение свекрови Катерина видела. Сама во всём старалась угодить Евдокии Ивановне. И со скотиной управиться, и в кухне со стряпнёй, и в огороде с грядками. Простая и добрая, выросшая в деревне, она не чуралась никакой работы. Хотя это и не требовалось. Евдокия Ивановна относилась к ней, как к дочери, да и называла её доченькой. Постоянно нахваливала и всегда делала это при Степане.
Заботой окружила свекровь молодую невестку. Оберегала всячески. Она верила, что у молодых всё сладится.
Да и Макар Степанович не раз пытался и добром, и сурово завести разговор с сыном, но тот обрывал его, мрачнел и уходил из дома.
Мучился и сам Степан, осознавал, что так дальше жить нельзя и надо решать, как развязать образовавшийся в его жизни узел, который он же и затянул. Только не знал, какой конец верный, за какой потянуть. Два конца, два решения - жить с Катериной по-людски, как с женой, или вернуть Катерину её матери. На последнее решиться было страшно. Этим поступком он опозорит
девушку. Кто её потом замуж возьмёт?
Да и Катерина всё понимала, всё знала. И про Любу, и про сватовство.
Сама уйти от Степана не могла. Любила она его сильно.
Каждое утро зачарованно следила за движениями его больших рук, которые крепко держали кружку с молоком или с хрустом ломали корку только что испечённого хлеба.
При мысли, что эти сильные руки могут её обнять, бросало девушку в жар, а сердце начинало бешено колотиться.
Чтоб никто не заметил её смятение, уходила во двор.
Ещё в той жизни, до сватовства и свадьбы, Катерина каждый раз при виде Степана замирала и заливалась стыдливым румянцем. Однажды он спросил её со смехом: "Что, нравлюсь?".
На что она смущенно закрыла лицо руками и убежала.
И вот теперь он рядом, а ей горько и одиноко. Тихо плакала по ночам в подушку. Утром поднималась с красными от слёз глазами. Она ни о чём не просила его, не умоляла. Терпела безразличный взгляд, которым он изредка скользил по ней. Терпела равнодушие, нежелание с ней разговаривать.
Люба с Петром между тем так и не поженились. Хороводились они месяца два, а вот сватов он заслал в другой дом, к другой девушке.
А следом отец Любы продал их красивый пятистенок и всё семейство покинуло село. Говорили, что уехали куда-то в Сибирь к родственникам. Много чего ещё болтали про Петра с Любой. Сплетни они как вольный ветер в траве. Пошуршат, пока сила есть, да и успокоятся.
Узнал об этой новости Степан от матери. Ни секунды, ни минуты не раздумывая, оседлал коня и к Петру. Внутри всё кипело. В дом заходить не стал, вызвал его на улицу. Только Пётр появился в воротах, Степан со всей своей недюжинной силой ударил его. От сильного удара и неожиданности Пётр свалился на землю. Загородился руками, ожидая следующего удара, но подниматься и не думал. Только Степан снова занёс руку, как из дальнего угла двора выбежала с вилами мать Петра.
Опустил руку Степан и ухмыльнулся:
- Не бойся, тётка Лукерья, убивать не стану. Много чести для него. Раньше надо было это сделать, да Любу жалел. Думал, у них всё по-настоящему. А оно вона как на поверку оказалось.
Плюнул на лежащего Петра, потянул коня за поводья, и пошли они за околицу, к реке.
Любил Степан сидеть на берегу и смотреть на спокойную воду. Часто приходил сюда, чтоб собраться с мыслями, если была какая-то закавыка в делах. Казалось, что время здесь останавливается и можно не спеша подумать о жизни.
Вот и сейчас он наблюдал за бегущей водой и размышлял о том, что так терзает и мучает.
Постепенно Степан успокаивался.
День близился к закату. Причудливые формы облаков окрасились в разные оттенки цветов - от оранжевого до красивого фиолетового.
Уже кое-где проснулись сверчки и принялись настраивать свои маленькие скрипочки.
Домой. Там беспокоятся и ждут.
И снова бегут денёчки один за другим, похожие как близнецы. Ничем не радуют и ничего не меняют, как вода сквозь пальцы, не удержать и вдоволь не напиться.
Но поворотный момент приближался. В жизни не бывает так, чтоб назревало, болело, а потом само рассосалось.
Так и в этой истории - однажды рвануло с грохотом, с плачем, с криком.
____
Вторая часть.
В один из дней, в самый обычный утренний час, Катерина после дойки наполнила кружку парным молоком и протянула её Степану. Знала, любит он такое молочко.
Что тут началось. Степан со словами:
- Кто тебя просил? - резко поворачивается и этим самым выбивает кружку из её рук.
Кружка с грохотом разбивается. Молоко растекается и окрашивает половицы в белесый цвет.
Катерина, закрывает лицо руками, выскакивает во двор. Евдокия Ивановна кидается за невесткой, но Макар Степанович останавливает её.
Степан же машет с досады рукой, вылетает следом. Понимает,что обидел, пытается взять её за руКу, но она отталкивает его. Гневно, с горящими глазами полными слёз, с пылающим лицом кричит, отделяя каждый вопрос паузой:
- Что тебе от меня надо? Не мила тебе? Не нужна тебе? Разговаривать брезгуешь? Так и скажи. Сама уйду. Хватит издеваться надо мной. Я тебе не Любка-предательница.
Степан очумело смотрит на Катерину. Где та незаметная, робкая и тихая Катя? Перед ним совершенно незнакомая, красивая и чужая девушка.
Видит в её глазах обиду и понимает: виноват, кругом виноват.
- Прости, Катя, - тихо произносит Степан. Стыд огнём охватывает его душу.
Так и стоит один во дворе и удивляется перемене, произошедшей в Кате.
Вечером в спальне попросил Катерину не уходить.
Прошёл месяц, и всё вроде бы вернулось в свою колею, но между ними часто возникали неловкие паузы, смущение, улыбки.
Евдокия Ивановна украдкой утирала слёзы радости, когда видела стеснение, неловкость сына и невестки друг перед другом. Перед сном просила Бога, чтоб всё у них сладилось.
Макар Степанович только в усы улыбался, да Евдокии Степановне хитро так подмигивал.
Вот так на цыпочках, на пальчиках осторожно в дом зашла любовь.
Вот тут можно бы и закончить эту историю. Но...
Случилось ещё одно событие, которое коснулось всех героев.
____
Как-то утром прибежала соседка. О чём-то долго шепталась с Катей на кухне. После их шушуканья Катя стала, как будто сама не своя. О чём-то задумывалась, вздыхала, отвечала невпопад.
Степан заметил эту перемену сразу, да за хозяйскими делами закрутился, не спросил, что ей наговорила соседка.
А тут и сумерки сгустились.
Бросил поводья вечер и устроился за окнами на ночь под бесшумный полёт снежинок.
В доме светло, тепло. В печке огонь потрескивает, весело шумит. Васька, свернувшись клубочком, спит безмятежно. Уютно в доме.
Хлопнула дверью Катерина. "Пошла, наверное, к корове Зорьке. Та чего-то заскучала" - промелькнуло в голове Степана.
Но вернулась быстро.
Не отрываясь от дела, смазывал дверной замок из сеней, Степан обеспокоенно спросил:
- Как Зорька?
А в ответ тишина.
"Неужто померла?" – с этой мыслью развернулся к двери и замер.
У порога стояла незнакомая женщина. Но что-то в ней было такое, что заставило Степана заволноваться. А потом одними губами, осипшим голосом спросил:
- Люба? Откуда ты? А где Катя?
Понимая, что последний вопрос был не к месту, добавил:
- Проходи.
Так вот почему воспоминания не давали ему покоя последнее время. Чуяло сердце.
А она не прошла, так и стояла у порога. Степан, вглядываясь в её лицо, отметил, что постарела. Только глаза все такие же лучистые. Или, может, это свет от лампочки так играет? Узнал Степан Любу даже под множеством тонких морщинок.
Сердце застучало так сильно, казалось, что и Люба слышит.
Оба молчали. Люба тоже вглядывалась в лицо Степана. Что она хотела там увидеть?
Молчание прервала сама гостья. Стряхнула с пушистой шапки снег и поправила волосы. Когда-то туго заплетённые в толстую пшеничную косу, а сейчас короткие, словно мукой присыпанные.
Тихо поздоровалась:
- Здравствуй, Степан, - и продолжила скороговоркой, боялась, что Степан перебьёт.
- Не беспокойся, я сейчас уйду. Катерина во дворе. Хорошая она у тебя. Верную ты тогда жену себе сосватал.
Вот приехала. Потянуло так сюда, ночами спать не могла. А увидела родные места - и воспоминания захлестнули.
Да чего уж тут секреты строить, да таиться? Теперь уж нечего.
Прощения у тебя просить пришла. Сама не понимаю, как так я могла тогда? Да, не об этом хочу
сказать тебе.
Прости, если можешь, не держи обиду.
Она повернулась было уйти, но Степан остановил её:
- Да, я давно уж простил тебя. Ты сама-то как?
- У меня всё хорошо. Муж, дети, внуки. Всё, Степан, пошла я. Катя тебя ждёт.
Дверь за ней закрылась. Он стоял и не мог понять, что сейчас произошло. Но чувствовал, что душа освободилась от чего-то тяжёлого и лишнего.
Вдруг как молния ударила в голову: "Где Катя?"
Быстро накинул душегрейку, вышел во двор. Катя сидела под навесом для дров. Подошёл, обнял её за плечи. Катерина подняла к нему лицо. Степан увидел глаза, полные слёз.
- Катенька, родная моя, ты чего плачешь? Всё хорошо у нас с тобой.
Она прильнула к нему и часто-часто зашмыгала носом.
- Пойдём лучше в дом чай пить. Шанежки-то ещё остались? Пойдём, моя хранительница очага нашего.
При этих словах Катерина удивлённо вскинула на него мокрые от слёз глаза. Никогда муж таких слов ей не говорил. Степан смущённо заулыбался:
- Тебя так Дашенька назвала. На уроке в школе читали рассказ про хранительницу очага. Вот она тебя этими словами и определила.
Так оно и есть. Ты хранительница нашей жизни. Спасибо судьбе за то, что ты есть у меня.
Старики поднялись по ступеням крыльца. Вошли в дом и крепко закрыли за собой дверь.
51 Мама. Часть первая
Марк Лэйн
I.
Здравствуй мама, это опять я пришел. Надеюсь, не надоел тебе со своими проблемами. Как ты? Я снова на перепутье, ничего не ладится ни в семейной жизни, ни на работе. Прямо полоса невезения какая-то. Да не нервничай, не переживай, все образуется, все будет хорошо. Ну вот, ты опять беспокоишься обо мне. Не надо. Всю мою жизнь ты меня опекала, старалась оградить от всех неприятностей, зачем? Это моя жизнь, и я должен сам во всем разобраться.
Что ты говоришь? Ты можешь мне помочь? Но как? Она ушла от меня, как тут поможешь? Я помню, как ты любила ее, как хорошо к ней относилась. Порой мне казалось, что она ближе тебе, чем я, твой собственный сын. Она говорила, что любит тебя даже больше, чем свою мать, и ласково называла тебя: «Мама», помнишь? А ты говорила ей, что у тебя никогда раньше не было дочери, а теперь есть! Ты всегда умела ее выслушать и дать ей добрый совет. Может я и был ей плохим мужем, но ведь она была членом нашей семьи. Она любила меня и тебя, называла тебя мамой, а потом так поступила, разорвав все, что нас связывало.
У нас не было детей: мы так и не узнали, по чьей вине. Может, это я такой, может, она, а, может, мы просто несовместимы. И все-таки мы прожили вместе больше десяти лет. Как она могла? Нет, не надо ей звонить, не надо беспокоить. Она все решила: она больше не любит твоего сына-неудачника. Видишь, как ты воспитала меня! Нет, конечно, это не твоя вина, я сам вырос такой, во всем виноват только я. Думаешь я не знаю?
Пытался продвинуться на работе, получить должность повыше, больше денег, лучшую ставку, целовал чьи-то задницы, чтобы этого добиться. А потом, когда этот старый идиот наконец-то ушел на пенсию, они отдали его должность сыну главного инженера. Этому недотепе, который ничего не смыслит в нашей работе. Столько времени, сколько труда я потратил зря и зачем? Думаешь ей понравилось, что ее мужа отпихнули от сытного пирога, как собаку? А ведь это время я мог провести с ней: в кино бы сходили, в гости, в ресторан, уехали бы куда-нибудь в отпуск, да мало ли чего. А я пропадал на работе, надеялся на повышение, делал какие-то дополнительные задания, обещал ей, что скоро все будет по-другому, а тут…
Что ты говоришь? Она должна была понять? Может быть. Но когда у женщины нет ребенка, а муж занят работой, ей становится грустно и одиноко. Что? Ее работа? Ты же знаешь, мама, она всегда относилась к своей работе с прохладцей. Она там все знает, ей не очень нравится коллектив, и она всегда хотела найти другую работу. С ее специальностью она всегда может найти работу получше. Нет, не надо ей звонить, что можно ей сказать, я не понимаю. Ты была ей МАМОЙ, когда она была со мной. Сейчас ты ей посторонний человек, как и я. Бывший! Слово-то какое, бывший, как бывшее в употреблении грязное белье. Ладно, не буду больше. Хорошо, я позвоню ей, передам от тебя привет, скажу, что ты спрашивала о ней.
Кто он? Я ничего не знаю, не хочу спрашивать ее, унижаться. Чем он лучше меня? Да ВСЕМ, потому что она сейчас с ним, а не со мной. Ладно, не буду об этом. Зачем тревожить старые раны? Знаешь, мама, я не понимаю, почему я все время говорю о ней, потому что все еще люблю ее, или потому что потерял ее навсегда.
II.
У меня так много вопросов, на которые я никак не могу найти ответы. Вроде, взрослый человек, уже под сорок, а я все бегу к тебе, советуюсь, спрашиваю. Наверное, ты для меня, как психотерапевты для других. Только ты не прописываешь мне таблетки и не берешь у меня деньги за потраченное время.
Мама, мама, если бы ты знала, как бы мне хотелось вернуться обратно в детство, когда я был маленький. Ты пела мне свою колыбельную песню. Она была такая грустная:
«Спи, мой воробушек, спи, мой сыночек,
Спи, мой звоночек родной».
Ты, конечно, помнишь эту песню.
Я закрывал глаза, но, когда ты уходила, думая, что твой сын уже уснул, горько плакал в подушку от этой песни, от этих слов, от твоей любви. Наверное, я знал, что детство мое пройдет быстро, и скоро я не услышу твоего голоса и твоей песни. А сейчас я опять хочу вернуться в те дни и вечера, но знаю, это невозможно. Все мои тогдашние трудности можно было легко разрешить, и ты всегда помогала мне.
А сейчас? Везде одни проблемы. Вот ты говоришь, что мне нужно не торопить события, найти другую женщину, узнать ее получше и, может, это будет та, которая мне нужна. Я пробовал, но, наверное, я больше не привлекаю женщин. Кому нужен немолодой, покинутый всеми мужчина, который не может забыть свою бывшую жену, у которого сложности на работе, долги, и к тому же, он, может быть, не может иметь детей. Теперь ты понимаешь меня? Только не надо спорить со мной. Чем ты можешь мне помочь? Разве что спеть свою грустную колыбельную.
Иногда, когда ты работала допоздна, я отправлялся к родственникам с ночевкой. У них была дочка, девочка примерно моих лет, и мы играли вместе. У них всегда было шумно, они громко разговаривали, пели песни, спорили с соседями. А когда наступала ночь, я часто лежал в кровати и думал, что будет со мной, если вдруг ты умрешь?
Я считал, что когда мне будет 10 лет, тебе будет 38, когда 15, тогда, 43. Так я доходил до того момента, когда мне становилось 40, как сейчас, а тебе 68. Я не представлял себе тогда, что мне будет когда-нибудь 40 лет, а больше думал, какая ты будешь старая. Будешь ли ты еще жива, думал я, и мне становилось страшно. Страшно оттого, что мне было только 5 лет, потом я вырасту, а ты, мама, постареешь.
А помнишь, как мы однажды бросили все и уехали к твоей двоюродной сестре? Тебе дали на работе отпуск, ты купила два билета на поезд и мы поехали. Я в первый раз уезжал из города. Как было все интересно: мелькающие пейзажи за окном, остановки, люди в вагоне. Они выходили из поезда, их встречали. На перронах проходящих станций всегда что-то продавали. Мы с тобой выходили из вагона на долгих остановках и гуляли по перрону. Ты покупала мне газированную воду из автомата; на фрукты, овощи и орехи, которые продавали, у нас не было денег. Я ничего не просил, я все понимал. Однажды я засмотрелся на спелые вишни, и дядя-продавец насыпал мне небольшой кулечек. Ты стала предлагать ему деньги, но он не взял. Вишни были очень вкусные, я хотел, чтобы ты тоже попробовала, но ты съела две-три штуки и сказала, что больше не хочешь.
А какой необыкновенно вкусной казалась мне еда в поезде! Мы взяли с собой огурцы и помидоры, а еще ты сварила в дорогу картошку, яйца и кусок курицы. Мы ели все наши припасы с таким удовольствием! А потом проводник принес горячий, крепко заваренный чай в серебряных подстаканниках. Мы пили этот чай, обжигаясь. До чего он был вкусный!
Мы приехали в город, где жила твоя двоюродная сестра. Когда мы ехали к ней, ты говорила, что у нее не сложилась жизнь. Я ожидал увидеть грустную женщину в темном, которая старше тебя. Но она оказалась гораздо моложе тебя и показалась мне веселой, жизнерадостной и даже красивой. Она встретила нас на вокзале, и мы с ней сразу подружились. Она много говорила о своем городе, о том, сколько интересного мы здесь увидим, спрашивала о моих планах, чем я занимаюсь, что мне интересно. Она жила в небольшом домике где-то на окраине города. Туда ходили трамваи.
Мы гуляли по городу, она нам показывала дом, где в детстве жил известный писатель, мы ходили в кино, катались на аттракционах, смотрели картины в городском музее. Потом мы сели на пароход и смотрели на город со стороны реки. Я не понимал, как и почему у нее не сложилась жизнь. Она была такая хорошая и добрая. Через несколько дней мы уже сами знали город. Когда она уходила на работу, мы с тобой садились на трамвай и снова посещали те места, которые полюбили. Ты покупала мне вкусное ванильное мороженое, помнишь?
А в выходные она научила меня кататься на велосипеде. Сначала у меня ничего не получилось, я падал и никак не мог удержать равновесие. Уже хотел все бросить, а она только смеялась и снова показывала мне, как нужно начинать движение, как разгоняться и как тормозить. Она держала велосипед, я влез на него и стал медленно крутить педали. Потом она отпустила велосипед и я поехал. «Я еду, еду, смотри, у меня получается!”, - громко кричал я. Мы катались с ней до темноты, потом у меня даже немного болели ноги. Как мне было хорошо в том городе, с твоей двоюродной сестрой! Две недели которые мы провели там с тобой казались самыми счастливыми в моей жизни. Потом мы приехали домой, я был немного грустен, потому что наше путешествие закончилось, потому что я уже скучал по ней и потому что дома у меня не было велосипеда.
А потом она умерла. Сколько ей было тогда? Рак съел ее буквально за несколько месяцев, может быть, доктора его поздно обнаружили. Ты ездила на похороны одна, помнишь? Ты потом говорила, что не узнала ее. Она лежала в гробу худая, бледная, измученная, а я помнил ее веселой, жизнерадостной и болтливой. Мне было тогда лет пятнадцать, но я часто вспоминал ее и горько плакал.
III.
Я столько помню разных историй из моего детства, не хочу тебе морочить голову. Ты всегда старалась отстранить меня от всех напастей, чтобы я дольше не узнал, какая тяжелая жизнь меня ожидает. Может, напрасно? Я узнал жизнь раньше, чем ты думаешь.
Однажды я гулял в соседнем дворе и вдруг увидел толпу, которая обступила кого-то. Я подошел поближе и увидел старика. Он лежал на земле, у него была разбита голова и кровь текла по лицу и рукам. Старик был мертв. В толпе говорили, что его сын заболел какой-то смертельной болезнью. Отец приехал к нему издалека, не смог этого пережить и выбросился из окна. Приехали врачи на машинах с темными стеклами. Они закрыли старика простыней, положили на носилки и увезли куда-то. Эта белая простыня сразу пропиталась кровью.
Мне было тогда лет 5 или 6. Я пришел домой и рассказал, что увидел. Ты прижала меня к себе, посадила на колени, целовала мои мокрые глаза и утешала. Ты говорила, что жизнь очень тяжелая и что люди должны быть сильными, чтобы преодолеть эти невзгоды. Еще ты говорила, что всегда будешь со мной и всегда поможешь мне. А я все никак не мог успокоиться, все видел этого человека, лежащего на земле, и эту окровавленную простыню.
Знаешь, мама, почему я тогда плакал? Мне, конечно было жаль старика и его сына, который заболел. Я плакал потому, что представлял СЕБЯ под такой простыней, представлял, что когда-то и меня вот так накроют и отвезут куда-то.
И все же у меня было счастливое детство, несмотря на то, что у меня не было хорошей одежды, как у других детей. У нас не было денег, и мы многого не могли себе позволить. Помнишь тот салатовый свитер? Я надевал его почти каждый день во втором классе. Он был очень теплый. Мне казалось, что в нем есть немного твоего тепла, потому что ты купила мне его. А через год он как-будто скукожился, рукава стали коротки, и я не мог его одеть. Ты отрезала рукава и сделала из этого свитера жилетку. Я надел ее и пошел в школу. Как же смеялись дети: они ведь помнили мой свитер. Я смеялся вместе с ними, говорил, что очень подрос за лето. Мне было немного стыдно, но я все равно продолжал в ходить в этой жилетке. Я надевал поверх нее пиджак, так чтобы ее не было видно. Скоро о ней все забыли.
Я понимал, что у нас нет денег, что ты воспитываешь меня одна. Дети в школе тоже понимали это. Просто дети очень жестоки, они должны воспитывать в себе эту силу и стойкость, чтобы выжить в этом жестоком мире. Только я не мог быть таким, не мог ударить кого-то, чтобы доказать свою силу, не мог даже дать сдачи. Странно, что дети не трогали меня: они смотрели на меня, как на пустое место.
Помнишь, однажды ты увидела синяки на моем лице. Это соседский мальчишка крепко побил меня за что-то, а может просто хотел показать свою силу. Ты взяла меня за руку, и мы пошли к нему домой. Я не помню, что ты сказала его родителям, только его отец громко позвал сына и так ударил его, что тот отлетел в угол и разбил себе голову. Отец ничего не спросил у сына, он видел только, что тот выше меня на целую голову. Мне было даже жаль его.
А может, зря ты это делала? Может, ты должна была позволить мне, чтобы я сам решал свои проблемы и не надеялся на тебя. Ну побили бы меня еще: научился бы давать сдачи? Может быть, я бы смог разобраться со своей женой, и она бы не ушла? Да что я опять об этом.
Знаешь, а ведь после того, как она ушла, я хотел бросить все, поменять, уволиться с работы, переехать в другой город, чтобы ничто не напоминало о ней. Думаю, это было бы очень правильным решением, снова начать все заново: найти новую работу, жить в другой квартире, встретиться с другими людьми. Но я представил себе, что ты будешь далеко от меня, и я не смогу к тебе приезжать так часто. Ведь ты не сможешь переехать со мной. Нет, мама, не уговаривай меня, сам я не перееду. Я не оставлю тебя одну. Здесь я хоть могу приезжать к тебе, разговаривать, а там? Думаешь, что я смог бы начать все сначала и устроиться на новом месте? Ты правда так думаешь?
52 Мама. Часть вторая
Марк Лэйн
IV.
Вот еще одна история из детства, знаю, ты их очень любишь. Может быть, я уже рассказывал ее. Помнишь, ты купила мне маленький желтый мячик с разводами. Он был легкий и высоко прыгал. Когда я принес его во двор в первый раз, мы стали играть. Вдруг кто-то случайно ударил его так, что он взлетел высоко и перелетел через забор. Когда мы обежали этот длинный забор и попали на другую сторону, мячика нигде не было. Наверное, он упал в открытую яму с водой и его унесло куда-то.
Я пришел домой. Мне было так грустно: я горько заплакал. Я плакал потому, что ты купила мне мячик, а я его потерял. Я думал, как этот мячик плывет сейчас совсем один, подгоняемый потоком воды. Мне было так жаль и его, и тебя, мама. Я знаю, он стоил совсем дешево, но я его так любил.
Скажи лучше, как тебе здесь живется? Я уже столько наговорил о своих проблемах, а ты все молчишь. Тебе жаль твоего бестолкового сына. Не надо так говорить? Но ведь это так. Тебе, наверное, надоело слушать мои детские воспоминания.
Хочешь, расскажу о своих студенческих годах? Это именно то, о чем ты не знаешь, о чем я никогда тебе не рассказывал. Ты гордилась мною, что я поступил в колледж. Может, это был не самый лучший колледж, но ведь они приняли меня учиться совершенно бесплатно. Я действительно хорошо учился в школе. Кстати, в этом колледже до сих пор есть хорошая программа именно для инженеров. Тогда-то я в первый раз уехал из дома. Ты еще волновалась, как я смогу сам и жить, и учиться. Почему-то ты думала, что я совсем не приспособлен к жизни. А я смог, даже устроился на вечернюю работу, чтобы самому оплачивать свою квартиру.
Мы жили втроем. Плата за квартиру была совсем небольшая, но я все равно решил содержать себя сам, не хотел, чтобы ты платила за меня. Знаю, мама, ты могла бы продолжать обо мне заботиться. Тебе, наверное, не понять этого, но я хотел стать независимым, хотел стать мужчиной, уйти из-под твоей опеки, понимаешь? Я устроился на первую же работу, куда меня приняли - мыть посуду в ресторане в выходные по вечерам. Это только кажется, что, мол, подумаешь, мыть посуду. Этих проклятых тарелок за вечер набиралось столько, не знаю, сколько я их вымыл - сто, двести, тысячу. В кухне всегда стоял пар и было жарко от горячей воды и огромных плит, на которых повара готовили еду. Там работало несколько вентиляторов, но и они не справлялись и не давали прохладного воздуха. Летом мы просто задыхались.
В те вечера, когда праздновались свадьбы, приходилось мыть столько тарелок, что мои пальцы распухали и становились, как большие красные сосиски. По ночам пальцы так ныли, что мне было больно даже пошевелить ими. Потом я привык. Ты, наверное, спросишь, почему я не пробовал искать другую работу. Не знаю, мне казалось, что тут неплохо платили, а ресторанной еды иногда оставалось столько, что я мог принести домой и угостить ребят, которые со мной жили.
Однажды, когда мне исполнилось восемнадцать, они решили отпраздновать мой день рождения. Я принес еду, а еще накануне в ресторане мне дали большой кусок торта: они знали о моем празднике. Видишь, как все уважали твоего сына, а ведь я только мыл посуду. Ребята купили всякие напитки: кажется, на столе тогда стояли и вина, и коньяк, и еще что-то. Они привели с собой девушек, с которыми встречались. У меня никого не было. Знаешь, что они сделали? Они нашли и для меня какую-то девушку, не хотели, чтобы я справлял свой праздник один.
V.
Было очень весело, играла музыка, а рядом со мной сидела девушка, которая… потом я узнал, что это был мой подарок от ребят, понимаешь? И все же я очень благодарен им, а еще больше рад тому, что смог, наконец, уйти из-под твоей опеки, я же не думал тогда, что после колледжа снова вернусь домой.
В этот день они заставили меня выпить понемногу из всех бутылок, которые стояли на столе. Потом сказали, что я успешно прошел боевое крещение и теперь могу считать себя взрослым. Конечно, я немного опьянел, чувствовал головокружение и комната ходила ходуном. Ребята оставили девушек за столом и отвели меня в ванную. Там меня вырвало, и они заставили меня постоять минут десять под прохладным душем. И, действительно, когда я снова вышел к ним, я уже не чувствовал такой дурноты и комната больше не кружилась. Только я все думал, как хорошо, что ты не видишь этого и не знаешь, что я делаю.
Они ушли со своими девушками и оставили меня наедине с той, которую привели для меня. Так я стал мужчиной. Сейчас об этом легко говорить, а тогда мне казалось, что я совершаю что-то гадкое, стыдное, неприличное. Думал потом, что смогу встречаться с этой девушкой, но ребята только посмеялись надо мной. Они сказали, что с такими как она не встречаются. Оказывается, они заплатили ей за то, чтобы она провела со мной время, понимаешь? С тех пор я ее никогда не видел. Но я все же благодарен им за то, что они не смеялись надо мной, как другие, а старались помочь, как могли. Потом я немного осмелел и даже знакомился с другими девушками.
Сколько раз я пытался рассказать тебе об этом, мама, если бы ты знала. Пытался написать письмо, хотел сказать по телефону, но так и не смог. Может быть, я тебя боялся и почему-то опасался, что ты не так поймешь меня, не примешь меня нового, не ребенка, каким я был раньше, но, мужчину. Зря, наверное, не сказал, ведь ты любила меня. А боялся, наверное, потому, что ты видела и любила меня, как свое дитя, как ребенка, а теперь я совсем другой. Ты понимаешь меня?
Помнишь, я закончил колледж, вернулся домой и устроился на работу по специальности. Ты решила, что мне нужно создать семью, жениться, и стала искать мне невесту. Спрашивала у знакомых, друзей, звала в гости. Они приходили к нам, но мне никто не нравился. Одна была очень умная, другая некрасивая, третья легкомысленная. Я говорил тебе, что встречаюсь с девушками, чтобы тебя не обидеть. На самом же деле, я просто уходил из дома, гулял по улице, ходил в кино, встречался с немногочисленными знакомыми.
Однажды я так гулял и увидел, как один мужчина громко разговаривает с девушкой. Она почти плачет, хочет уйти, а он хватает ее за руки и не дает уйти. Еще бы немного - и он ударил бы ее. Я не выдержал и сказал ему: «Оставь ее, ты что не видишь: что она не хочет говорить с тобой». Он был очень зол, заорал на меня, чтобы я не вмешивался не в свое дело, а когда я что-то ответил, так ударил меня, что почти вывихнул мне челюсть. Она помогла мне подняться и отвела к себе домой: она жила неподалеку. Она прикладывала лед к моему ушибу, мне стало так хорошо, что в благодарность я поцеловал ее руку. Так мы и познакомились. Но что я опять о ней, и ты знаешь эту историю, давай о другом.
Рассказать тебе о своих делах на работе? Все знают, что я хороший, безотказный работник, тружусь в этой компании больше шестнадцати лет. Меня не повышают, может, это и правильно. Я не могу выступать на трибуне, не могу даже объяснить, почему не согласен с некоторыми решениями начальства. И главное, ведь я бываю прав. На одном собрании я возмущался, что они решили запустить новую машину в производство. Я говорил, что она работать не будет, что нужны тесты, доработки, что толку выпускать неопробованную продукцию. Что бы ты думала: я оказался прав, получилось все так, как я говорил, пошла некачественная продукция. И что же?
Они сделали меня виноватым. Как будто это я не проверил, не сделал достаточно тестов, а потом возмущался, что, мол, сдаем бракованную продукцию, хотя я к этому никакого отношения не имел, только сказал, что нельзя торопиться с запуском. Но ведь нельзя перечить начальству, когда они все решили. Мне вынесли выговор, лишили премии. В должности не понизили и не уволили просто потому, что у них больше нет такого специалиста. Но глава компании смотрит на меня теперь, как на врага. Да что говорить, самое лучшее, что я могу сделать сейчас, это найти другую работу и забыть весь этот кошмар. Эх, надо было мне уехать тогда. А может не поздно еще, как ты думаешь?
Помнишь, в детстве я спрашивал тебя про отца, хотел узнать, почему он не с нами: разве он не любит меня? Ты сказала, что когда я вырасту, то пойму все сам. Наверное, я понял, только ведь это не ты ушла от него, как моя жена. Это он нашел себе другую женщину: моложе, удачливее, даже богаче. Я никогда не чувствовал себя уверенно рядом с отцом. Я боялся его взгляда: он смотрел на меня так, как будто я - не его сын. Он никогда не приводил меня в свой новый дом. Он давал мне понять, что в молодости совершил ошибку, что я - его ОШИБКА. Пока я был совсем маленький, я не понимал этого. Он дарил мне какие-то подарки, угощал мороженым.
Помню, мы были в кино, а он куда-то опаздывал. Мы даже не досмотрели фильма, он только сказал, что ему нужно идти, и потянул меня за руку. Было больно. Я старался больше не смотреть на него. Когда через несколько лет я не захотел с ним встречаться, это было облегчением для него. Зачем ему сын, который ходит все время в салатовом свитере? Он стеснялся меня.
Он даже не пришел на мою свадьбу, подумаешь, бастард женится, большое дело. Когда его жена позвонила (как она нашла меня, не знаю, наверное, это ты, мама, дала им мой номер) и сказала, что ему (видишь, я даже не хочу назвать его отцом) осталось совсем немного. Я сказал ей, что «сожалею», но так и не пришел к нему. Зачем? Дать ему понять, что прощаю его? В чем? Что я был его ошибкой? Нет, я не хотел его видеть, когда он был молодым, не хотел видеть его и старым беспомощным стариком. Я даже не спрашивал у тебя, ходила ли ты к нему на похороны или на могилу. Если и ходила, я тебя не виню. Верно, вас связывало нечто большее, чем меня и его. Ведь это вы вместе сотворили «ошибку».
VI.
А помнишь, когда ты встретила «человека», как ты говорила? Мне было тогда лет 7-8. Ты приходила домой поздно, была хорошо одета (или мне так казалось), от тебя пахло духами. Иногда ты приносила цветы. Человек этот был толстенький, лысенький, говорил так медленно, важно, обстоятельно, одевался красиво, пиджаки надевал. Я не понимал тогда, что ты, конечно, хотела устроить свою личную жизнь. Сколько же можно жить одной? Я хоть и был у тебя, но я - это сын, а не муж.
Этот человек пытался подружиться со мной. Он покупал какие-то машинки, спрашивал меня, кем я хочу быть, как я учусь в школе, и т.д. Я очень боялся, что если ты выйдешь за него замуж, ты больше не захочешь видеть меня рядом, как отец. Знаешь, что я сделал? Я никогда тебе этого не говорил. Этот человек спросил меня, много ли к тебе приходило других мужчин. Я ответил, что да, почти каждый месяц приходит кто-то новый, дарят мне подарки и даже дают деньги.
Когда он ушел, ты плакала. Я понял, что это случилось из-за меня, из-за того, что я соврал ему, а он поверил. Мне было жаль тебя, но еще больше мне было жаль себя. Я ведь говорил тебе, что дети - очень жестокие существа. Значит, и во мне была эта жестокость. Ты прости меня, мама, очень тебя прошу. Прости.
Мама, мама, почему вся твоя жизнь была посвящена мне? Тебе нужно было позаботиться о себе, устроить свою жизнь, выйти замуж, а мне дать возможность самому справляться со своими проблемами. Молчишь? Я же прав, ты знаешь. Вот и сейчас: моя жена ушла, этого следовало ожидать. Мы перестали быть близкими людьми. Никто не виноват, так сложилось жизнь. Поэтому не надо считать правым меня, виноватой ее, как ты это делаешь всегда.
Помнишь ту историю с детским летним лагерем? Путевки стоили совсем дешево. Многие ребята из нашего класса поехали. Я тоже очень хотел поехать. Мне уже исполнилось девять лет. Мне так хотелось уехать в другой город, жить с детьми. Они потом рассказывали, что играли в футбол, купались в море, смотрели фильмы, жили в палатках. Они даже ходили смотреть восход и заход солнца, представляешь? Но ты не пустила меня. Сказала, что я болезненный и слабый ребенок и обязательно заболею там. Почему, мама? Ты, наверное, боялась за меня, что я могу утонуть, что со мной может что-то случиться. Нет, мама, НИЧЕГО бы со мной не случилось. Я ведь так никогда и не встретил восходы и закаты. Вернее я видел, как солнце всходит и заходит. Но все это было не то. Я не был вместе с ребятами, мы не смотрели радостно друг на друга, когда видели лучи восходящего солнца. Ты понимаешь меня, мама?
Кто-то тронул его за плечо, он вздрогнул и резко повернулся. Рядом стоял старый человек с седой бородой. Он уже где-то видел этого человека.
— Зря вы сюда так часто ходите, — сказал старик. — Им здесь хорошо, спокойно, а вы все приходите, говорите, беспокоите их.
— Здесь моя мама, — ответил он.
В его глазах стояли слезы.
— Понимаю, вам плохо без нее, но дайте ей покой, не тревожьте ее. Да и место здесь не для живущих. Поверьте мне, уж я-то знаю.
Лонг-лист 35-го Номерного конкурса Клуба СФ
© Copyright: Клуб Слава Фонда, 2025
Свидетельство о публикации №225080201906
Свидетельство о публикации №225080201906
Рецензии