Полуостров. Главы 23-24

Глава 23.
Я уже положил руку на ручку двери кабинете, но, прислушавшись, притормозил её распахивать.
В кабинете сидели двое. Коновалов и Маша Гаврикова.
- Ты домашку сделал?..
- Ну... - Коновалов опять что-то рисовал, теперь уже на полях учебника.
Голову бы ему оторвать. Библиотекарша потом орёт чаечкой.
- Дашь списать?..
- А ты не знаешь, как делать? - не могу сказать, чтобы в его голосе было чрезмерное недоумение.
А мальчик-то не лишён самолюбия...
- Ну не знаю, да. Я же не хожу на эти его допы...
- А почему не ходишь?
- Мама говорит, что он не имеет права такое спрашивать. И нужно к ЕГЭ готовиться, а не голову себе забивать. Прикинь, он в 11 латынь спросил!
- Ну а что такого-то... - меня вдруг обуяла гордость за Коновалова.
- А ты прям знаешь латынь...
- Suum cuique...
- Что это значит? - Гаврикова громыхнула стулом, видимо, подвигаясь к Коновалову поближе.
Покурить, что ли, сходить.
- Каждому - свое...
- Прикольно... А... - Маша замялась. - Ты же один сидишь, да? А можно я к тебе сяду? Верка заболела... Подсказывать будешь, если что.
... Пауль Клейнмехер! Вы опять не готовы?!
- Я не могу запомнить этот текст...
- Это невероятно, его могут воспроизвести даже те, кто младше вас, и на них потрачено меньше времени...
В полумраке класса, - опять они экономят на свечах, - раздались смешки.
- Тишина! Кто позволяет себе?..
Глаза детей опущены в пол, на лицах - отрешенность от земного.
Встретить бы их потом, на улице, когда с ними не будут Наставников... Это здесь и сейчас они смелые...
- Вы мало стараетесь, Клейнмехер!
- Я сплю по 4 часа, остальное время посвящаю занятиям... Я не виноват, что вы даёте мне невыполнимые задания...
- Замолчите! Когда ученик говорит с учителем, то не должен смотреть на него в упор. Это недопустимо, Клейнмехер, я скажу вашему Наставнику, чтобы он вас сурово наказал!..
- У меня нет Наставника...
- Прекратите валять дурака, Клейнмехер, у вас у каждого есть Наставник!..
- А у меня - нет... Он отказался от меня.
Смешки переросли в громкое хихикание.
- Молчать! - от удара кулаком по крайней лавке зазвенели канделябры. - Наставники отказываются от вас, Клейнмехер, потому что вы ленивый и неусидчивый...
- На самом деле, это не так! Просто они боятся меня!
Глядя себе под ноги, я почувствовал, что он подходит ко мне. Грузный мужчина в сутане, от которого веет тем же тяжелым духом, что доносится со скотного двора, если ветер дует в нашу сторону.
Он не будет бить, такие не любят сами марать руки, они отдают это право на откуп Наставникам.
- Разумеется, они боятся вас, Клейнмехер... Единственное, что вы в состоянии сделать, так это накликать смерть. С тех пор, как вы появились у нас,  ученики умирают с незавидным постоянством...
- Они умирают, потому что мы недоедаем, а в комнатах страшный холод... Если бы вы лучше топили и выделяли на нас достаточное количество средств...
Теперь они не смеялись. Я ощущал ужас, сковавший их, подобно холоду, который забирался ночью в спальни, и каждый новый день  кто-нибудь начинал кашлять, а через некоторое время уже не мог подняться на утреннюю молитву.
- Если бы мы выделяли на вас достаточное количество средств, как вы выражаетесь, Клейнмехер, вы бы забыли о том пути, что для вас предначертан... Ваши умения угодны Господу нашему, и мы денно и нощно заботимся об их развитии...
- Моря нас голодом? Заставляя сидеть все ночи, отрабатывая заклинания, которые мы потом, по правилам Договора, не сможем применять? Зачем вы развиваете наш Потенциал, если...
Он всё-таки ударил меня. Передние зубы зашатались, два дня назад по ним приложился последний Наставник, и они ещё не успели окончательно встать на место.
- Вы сознаете, что вы сейчас мне сказали, Пауль Клейнмехер?..
Его голос гремел над моей головой. Пальцы сами собой начали чертить в воздухе причудливые узоры.
Нет, нельзя. Они поймут, и меня вышибут.
- Сознаю...
- Это неслыхано!.. Я сам назначу вам наказание! Вы простоите на коленях весь день, на гальке, которую привезли с Балтики для приведения в порядок помещений!.. Вот, видите, как мы заботимся о вас, а, Клейнмехер?..
... - Павел Александрович! - казалось, что охватившее физрука смятение выплескивается из мобильника. - Срочно зайдите в зал! В вашем классе ЧП...
- В какой ещё зал? - я не сразу сообразил, что нахожусь на школьном крыльце.
- В большой! - складывалось ощущение, что за физруком гонится стало бизонов.
- И что там?..
- Павел Александрович... Зайдите, пожалуйста!..
На лестнице я столкнулся с Марией Борисовной. Она прошелестела мимо меня юбкой, ни на секунду не замедлив движения. На её носу снова сидели очки, в руках она держала стопку листочков.
В большом зале на полу сидел Коновалов, держась за руку. Он был бледен, и на лбу у него застыл капли пота.
- Понимаете, несчастный случай!.. - верещал физрук. - Они играли в баскетбол, и он упал!.. Очень неудачно, полагаю, руку сломал себе...
- Что делали вы? - осведомился я, присаживаясь на банкетку рядом с Коноваловым.
Маша Гаврикова, которую я в первую минуту и не заметил, молча подвинулась, чтобы дать мне больше места.
- Он в телефоне сидел... - губы у Маши были плотно сжаты, и слова, вырвавшиеся из них, были больше похожи на змеиное шипение, чем на человеческую речь.
- Неправда это все! - морщась, произнёс Коновалов. - Они сзади подошли, один толкнул, остальные...
- Кто?!
Маша, крутившая в руках брелок от рюкзака, выронила его из рук.
- Мы не видели, Павел Александрович...
- Я за мячом следил... - Коновалов сказал это таким тоном, словно считал необходимым оправдываться передо мной.
- Ты тоже не видела?!
- Я физику повторяла...
- Почему не занималась?! - я заметил, что Маша в ужасе смотрит на мои руки.
Я сжал кулаки так сильно, что ногти впились в ладони.
- У меня освобождение... - пискнула Маша. - Я могу справку...
- К чёртовой матери твою справку! - заорал я. - Как это произошло, Игорь Викторович?!
- Ну налетел на него кто-то, да... Случайно! Но это же игра, Павел Александрович!.. Вы же сам, наверное, на уроках в баскетбол играли, что, не понимаете!.. Надо матери его сообщить и скорую, наверное, вызвать, - поспешил перевести он разговор.
- Не хочу скорую... - Коновалов оперся лбом о здоровую руку.
- Тебя забыли спросить, что ты хочешь, а что нет!.. Почему он вообще здесь, а не в медпункте?! - я чувствовал, что ярость заполняет моё сознание, путая мысли.
Ещё минуту, и я, пожалуй, за себя не ручаюсь...
- Нет сегодня медсестры, - Маша подбросила брелок на ладони. - Я ходила туда, проверяла! И Игорь Викторович ей звонил... Она в отпуске.
- А почему ты здесь сидишь?! - переключился я на Гаврикову. - Физика уже началась!
- А я - свидетель! - ответила Маша практически с гордостью.
- Свидетель чего?.. - простонал Коновалов.
- Свидетель того, что это произошло на уроке! А то потом откажутся...
- А ты помолчи лучше, - щеки у физрука стали пунцовыми. - В прошлом году ни на одном занятии не была...
- У меня была пневмония!.. И вообще, у меня красный аттестат!..
- Маша, это к делу не относится! Я не понимаю, что, вообще никто ничего не видел?! - мне захотелось забрать у Гавриковой брелок и зашвырнуть его в дальный угол зала.
А саму её взять за плечи и основательно потрясти.
Никто. Ничего. Как всегда. Не видел.
Такое ощущение, что у них, у каждого, поле зрения величиной три на два сантиметра.
- Говорят, все на игре были сосредоточены... Павел Александрович, считаете, скорую надо?..
- А у вас могут быть сомнения? - я посмотрел на Гаврикову, она, заметив мое выражение лица, поспешила вернуть брелок на рюкзак.
- Ну он отказывается, категорически... Матери тоже звонить не хочет... Поэтому я сначала вам решил позвонить... У вас всё-таки медицинское образование. Ну а вдруг рука у него всё-таки не сломана...
- Чтобы понять, что рука сломана, - рявкнул я, - не нужно вообще иметь никакого образования! Достаточно думать головой, а не ахилловым сухожилием! - физрук посмотрел на меня скорее удивлённо, чем обиженно. - Почему ты не хочешь звонить матери?! - развернулся я к Коновалову.
- Потому что она не придёт... Она на кассе сидит, подменить некому...
Он кусал костяшки пальцев на здоровой руке.
- Почему некому?..
- Магазинчик маленький... Её не отпустят...
- К сыну в больницу не отпустят? - удивился физрук.
- Слушайте, я в детстве с горки упал... - Коновалов не договорил, неосторожно
пошевелив сломанной рукой, он стиснул зубы от боли. - А можно, пожалуйста, таблетку какую-нибудь?..
- Нельзя до приезда скорой, я гуглила! - уверенно сказала Гаврикова.
- Господи... - я сдавил виски руками. - Кто у тебя ещё есть?
- Отчим, но ему не надо...
- Иван! - заорал я. - Мы, что, тут в игрушки играем! Я сейчас телефон матери наберу! И почему мы здесь сидим, а не в медпункте?..
- А он закрыт, - сказала Гаврикова.
- Так откройте!
- А как же я могу это сделать? - изумленно произнёс физрук. - У меня же ключа нет.

Глава 24.
- Мария... - я остановился ровно посредине пустого кабинета ИЗО. - Ты пропустила уже два урока, это нормально, с твоей точки зрения? Я тебя отмазывать должен?..
- Павел Александрович... Мне надо с вами поговорить...
- Так говори! - я посмотрел на один из мольбертов, на котором явно учительской рукой поверх детской был тщательно вырисован натюрморт.
Зачем вот они это делают?..
Всему своему время, и время вещи под небом... К ребёнку может прийти мастерство чуть позже, чем это надо учителю... Но как же, конкурсы. Рейтинг.
- Не здесь, давайте в коридор выйдем...
- Господи, ну что там у тебя...
Коновалов проводил нас настороженным взглядом. Когда же приедет эта долбанная скорая?
- Павел Александрович, я знаю, кто это сделал! - Гаврикова выпалила это разом, словно боясь, что, если она замешкается, ей уже не хватит смелости.
- Ты же не видела...
- Я просто знаю... Козлов... - я вдруг увидел, что она мнет в руке какую-то уже порядком потрепанную бумажку, вероятнее всего, свое освобождение от физры. - Козлов подошёл ко мне после биологии и сказал... Павел Александрович, можно я повторю то, что он сказал?..
- Да, конечно...
Я знал, что мне предстоит сейчас услышать, это читалось в её глазах, во всей её фигуре, словно поникшей от осознания того, что она стала причиной...
- Он сказал: ты, что, сучка, с Коноваловым спуталась? А ты не охерела?.. Простите, Павел Александрович... - смутилась Маша.
- А его какое собачье дело? - вырвалось у меня, и Маша ошарашено захлопала глазами. - Виды, что ли, на тебя имеет?
- Я не знаю... - я посмотрел на неё истинным зрением.
Она действительно не знала. Зато она знала многое другое.
- Иди, Маша... - мягко сказал я. - Иди на урок. Спасибо, что сказала. Если Козлов ещё раз... - я на секунду замялся, но все-таки закончил. - Если он ещё раз откроет хавальник, обязательно дай знать...
Она смотрела на меня так, словно я на её глазах снёс крест с верхушки церкви и теперь плясал на его обломках.
- Да, Павел Александрович... - заторможенно, словно в замедленной съёмке, сказала Гаврикова. - Вы же не оставите это просто так? - добавила она, когда я повернулся к ней спиной.
- Нет, Маша, не оставлю... - пообещал я.
Коновалов лежал на парте, положив голову на скрещенные руки.
- Павел Александрович, дайте таблетку, а?.. Я им не скажу...
- Какую, нахрен, таблетку... - я прочитал заклинание.
Боль она не снимет, только притупит, но скоро приедет бригада, укол сделает...
- Я же учил тебя... Мне казалось, ты многое усвоил... - я посмотрел на мольберт, и приколотый к нему лист начал, открепляясь, сворачиваться, в трубочку. - Ну как же так-то, Иван...
-  Я тому, что толкнул, успел вмазать! Но их трое было, Павел Александрович!..
- Трое - без способностей!.. И ты...
Я открепил лист от второго мольберта, и он, отлетев в сторону, спланировал на учительский стол.
- Вы, Павел Александрович, не можете до них дотянуться, поэтому на меня орете! - Коновалов, которому явно стало получше, поднял голову с парты.
- Я не ору, я вообще голос не повысил...
- Я знаю, когда вы недовольны...
- Ты лучше бы знал, когда они подойдут!..
- Я знал, - мрачно сказал Коновалов.
- И?
- А что я мог сделать? Я же не могу им наподдать, как это говорится?..
- Превентивно? - подсказал я, в третий раз набирая номер телефона матери Коновалова и слушая долгие гудки.
- Да... Павел Александрович, я не хочу в больницу... - примерно в десятый раз повторил он. - Они мои руки увидят, придолбаются... А вы мне могли бы шину наложить?
- Шину - мог бы, я боюсь, тут шиной не обойдёшься, операция потребуется... - признался я. - Да, не бойся, она не страшная... Даже я делал что-то подобное. А у меня в распоряжении были полторы железки.
Коновалов надолго замолчал, наблюдая, как я поднимаю листы с пола и возвращаю их обратно на мольберты.
- А вы можете со мной в больницу поехать? - наконец, нерешительно произнёс он.
Я тщательно вколотил в поверхность мольберта последнюю кнопку.
- Ну вот, если до твоей мамы не дозвонюсь, пожалуй, придётся...
... - Я тебя вижу в этом месте второй раз за день, мальчик! Твоя вина столь велика? - говорящий остановился передо мной и сложил руки на объёмном животе.
Сутаны на нем не было, и выговор был непривычен, он словно добавлял шипящих туда, где им быть совершенно не пристало.
- Да, господин... - я с трудом поднял на него голову.
Пухлые щеки, глубо посаженные глаза, неожиданно холодные на улыбчивом лице.
Он больше походил на лавочника, хотя одежда из черного бархата угадывала в нем, если и простое происхождение, то явно непростое положение.
- Как тебя зовут?
- Пауль Клейнмехер, господин...
- Пауль Клейнмехер! - он повторил моё имя, словно оно доставляло ему какое-то странное удовлетворение. - Вот, как, значит, ты выглядишь... Донесениями на тебя, Пауль Клейнмехер, завален весь стол моего кабинета! А что же ты учинил на этот раз?..
- Я не выучил урок и спорил с учителем...
- Да, я читал, что ты склонен к безделию...
- Я стараюсь изо всех сил... Просто задания непомерны...
- Ложь, мы никогда не даём задания, невозможные к исполнению!.. Если бы ты работал в полную силу...
- Я занимался сегодня до 5 утра...
- Занимался до 5 утра, и весь день подвергался экзекуции?..
- Да, господин...
- Ты не знаешь, кто я?..
- Нет... Прошу простить меня, господин...
- Там, откуда я приехал, меня называли пан Всеволожский. Божьей милостью я призван инспектировать это скорбное заведение. Да будет тебе известно, что мои портреты развешаны по стенам всех 13 школ Ордена. Но такие, как ты, Пауль Клейнмехер, никогда ничего не знают... Что ж, я прекращаю твоё наказание, ибо оно поистине бесчеловечно... Что нужно сказать?..
- Не знаю, пан Всеволожский...
- Нужно сказать "благодарю вас, пан Всеволожский"... Теперь я верю, Пауль, что Наставники обломали о тебя все зубы... И перестань реветь, в донесениях говорилось, что ты никогда не даёшь волю слезам понапрасну, не стоит и сейчас начинать... К вам приехал новый человек, я передам тебя под его покровительство. Он славится добросердечием, надеюсь, с ним вы найдёте общий язык...