Понтёр

ПОНТЁР

«И бездыханная, как полотно,
Душа висит над бездною проклятой».
     Осип Мандельштам. «Казино»

Я вместе с Эдькой как раз находился в «стаффе», комнате для отдыха персонала, когда в нее ворвался пит-босс  нашей смены, Кирюха, упитанно-рыхлый малый с глазами навыкате и губами-оладьями, и рявкнул мне срочно выходить на игру.
Я был только с рулетки, полночи прошло, устал, как бык после вспашки, даже кофе не допил, но Кирюха и слушать ничего не хотел.
– Седой вернулся! – бросил Эдьке, который сегодня был у него за столом. – Опять с кучей денег, но требует другого дилера.
Хуже было некуда. За то немногое время, что мы были в стаффе, Эдька успел рассказать, что Седой спустил пол-ляма за три часа, но собирался играть дальше, потребовал стол не закрывать, помчался за бабками, теперь, видно, вернулся, – дурдом-ромашка!
– Когда он понял, что всё летит под откос, стал швырять в меня карты и фишки, ну, знаешь, – обычное у нас дело, – натужно улыбнулся одной половиной лица Эдька. Но видно было, что ему не до шуток. – Еле его тогда угомонили с Кирюхой. Теперь, вишь, требует смены дилера.
Да, подумал я, приятного мало, когда разъяренный понтёр мечет в тебя пластиковые карты. Еще хлеще – фишки, каждая из которых может весить почти до десяти грамм (в нашем заведении, к счастью, кажется, грамм пять, не больше). Но и этого достаточно, чтобы оставить после себя на память зарубки.
Некоторым нашим ребятам (впрочем, и девчатам тоже) карты или фишки до крови процарапывали щеки, отпечатывали синяки на лбу; иногда оставляли ссадины или небольшие ушибы.
Доставалось и мне, не без этого, – придурков у нас еще, к сожалению, хватает. Какая, к чертям собачьим, интеллигенция или интеллектуальная игра! Самый заправский «интеллигент» за карточным столом при проигрыше в одну секунду превращался в огнедышащую Химеру, готовую безжалостно испепелить своим раскаленным дыханием всякого, кто попадется ей на пути.
– Ну ты что, долго еще? – уже заводился Кирюха (с нами он не цацкался). – Давай быстрее, надо ему еще бабки обменять, будет беситься.
Да, мы продолжали практиковать обмен денег на фишки не только в кассе, а, по желанию клиента, и прямо за столом, – чтобы все происходило непосредственно у него на глазах, так сказать, вживую, – с появлением конкурентов, наши хозяева шли на все, чтобы заманить в свои сети побольше лохов: чего вы хотите, – жирные нулевые на дворе!
– Беситься?! – не сдержался Эдька. – Да он такой с самого начала был! Ко мне за стол подсел уже обдолбанный, а вы его еще коньячком подкачали!
– Заткнись уже, умник! – недовольно метнул Кирюха (не любил, когда ему делали замечания). – Пойдешь на рулетку, там и поумничаешь.
Я, хоть смена на рулетке у нас и составляла двадцать минут, и освоил ее более-менее сносно (куда денешься), работать на ней не очень любил. Иное дело покер или блэк-джек…
Я поднялся, снял с вешалки и надел свой форменный строгий пиджак классического покроя с зашитыми карманами (перестраховываются братцы-хозяева от махлежа и подтасовок, не доверяют даже собственным работникам), глотнул полстакана «пепси», потом сказал:
– Ну что, пошли?
Кирюха, сгорбившись, двинулся вперед, я за ним.
В сияющем всеми цветами радуги и перламутра зале из динамиков несмолкаемо лилась оживленная музыка, над столами висел нескончаемый гул голосов крупье, игроков и неравнодушных зрителей, то и дело в него вклинивались характерные звуки вращающегося колеса рулетки и перекатывающегося по барабану тефлонового шарика.
В спертую атмосферу плохо проветриваемого пространства временами врывался тонкий букет женских духов или приторный душок сладкого мужского одеколона, но быстро растворялся в бархате стенных шпалер (к запахам быстро привыкаешь).
Я взглянул в сторону третьего игрового стола, возле которого стоял столик поменьше со спиртным, кучей разных деликатесов и дорогих закусок для випов и за которым уже сидел клиент с кипой пачек с красненькими купюрами под носом, нетерпеливо озирающийся в ожидании игровых фишек и дилера.
Сколько их там было, этих банкнот? На глаз – тысяч на двести, триста, – никак не меньше! Судя по тому, как Седой небрежно высыпал их из сумки на стол, они для него теперь мало что значили. А если вдобавок учесть, что он, по словам Эдьки, просадил до этого пол-ляма, значит, он уже действительно неадекват, играть мы будем жестко и мне придется туго, учитывая, что я почти восемь часов на ногах и дико устал после уймы покеров, блэк-джеков и рулеток.
Седой не приглянулся мне сразу же: широкий лоб, нос картошкой, набрякшие, словно после бурной ночной попойки, мешки под глазами, мешковатый твидовый пиджак, спущенный шелковый галстук, тяжелый, исподлобья, взгляд, которым он поначалу пристально окинул меня и который потом метнул в сторону подошедшего Толика, на сегодняшнюю смену наблюдающего крупье – инспектора:
– Буду играть, как и до этого: один, по-крупному.
Кирюха кивнул и оставил нас с Седым наедине. Толян, как бдительный Цербер, замер чуть в стороне, скрестив опущенные руки спереди. За всеми, включая дилеров, должен быть неусыпный контроль. Это правило распространялось даже за пределы игрового зала. Общаться с игроками дилерам на улице было категорически запрещено. Был случай, когда кого-то из дилеров игрок подвез домой. Узнав про это, руководство казино полностью лишило дилера премии и чаевых за весь месяц. Недопустимо было, чтобы дилеры вступали с игроками в сговор, намеренно, договорившись, проигрывали, а выигрыш делили. И ведь были прецеденты! И не один! Таких недобросовестных дилеров быстро вычисляли, ловили, кого-то мочалили до крови, кого-то калечили…
Седого у нас хорошо знали, поэтому препираться особо не стали: ну, подвыпивши человек, ну, после угарной ночи, – с кем не бывает! Нас самих, надо заметить, при проигрыше администрация частенько пичкала спиртным, – для бодрости (или борзости – хи-хи!). А мне, хоть что и не по нутру, выбирать не приходилось – это работа, за которую мне платили, для которой почти полгода натаскивали, растолковывали, что к чему, учили чиповать фишки, нарезать их розно (по пять, четыре или три штуки), тасовать и правильно раздавать карты, молниеносно вычислять выигрыш и безошибочно расплачиваться. Даже умножению, как это нелепо ни звучит, пришлось переучиваться. По специальной методике. Теперь меня и ночью разбуди, спроси сколько будет, к примеру, двенадцать помноженное на семь, я без запинки отвечу, что будет… Впрочем, после каждой смены я приезжал домой выжатый как лимон, бревном падал на кровать, и бесполезно было от меня чего-либо добиться.
Седого видел несколько раз и я, издалека, правда, мельком, в других залах, но каким игроком он был, сколько выиграл-проиграл, щедро ли одаривал чаевыми (к его дилерам я не прислушивался, было не до него), чего мог позволить себе, не знал. Как не знал и то, что сегодня меня направят за стол к нему, и это мне не понравится.
Седой явился с небольшой спортивной сумкой из разряда тех, которые носят с собой теннисисты, чтобы запихнуть в них форму, полотенце, кроссы и душевые дела.
Сумки, как правило, ничего хорошего не несли. Лучше бы клиенты приходили без них. Сколько высыпали наличности на стол, столько бы и разыгрывали! А так, – что там еще в их сумках внутри и по карманам? Надо бы давно, наверное, установить порядок, как в солидных игорных домах: посторонние вещи в раздевалку, деньги в кассу на входе, за столом только с фишками. А то у нас даже на ручных металлодетекторах беспечные хозяева экономили, уж про рамку досмотра молчу, – на нее никогда нет денег.
Я занял место за столом напротив Седого, поздоровался, положил перед собой фишку «ба;ттона» , уточнил, как положено, знаком ли тот с правилами игры в нашем заведении, не нужно ли чего разъяснять дополнительно, но он на мои слова только кисло скривился и прохрипел:
– Давай уже, меняй бабки, доставай колоду и сдавай, – сколько можно зудеть! – и резко двинул ко мне всю свою денежную кучу.
– Как пожелаете, – сказал я и попытался отрешиться от навязчивых мыслей, отогнать от себя первое впечатление надвигающейся грозы.
С подобными – угрюмыми – клиентами я уже не раз сталкивался. В большинстве случаев, они являлись раздраженными, заводились с пол-оборота, продолжали играть злыми и такими же злыми уходили, так и не выпустив пар, оставив все, что приносили с собой, включая покер-фейс, под крышей казино, сохранив разве что только одежду.
Малая толика клиентов играла спокойно и адекватно, не позволяя себе кричать ни на дилеров, ни на другой персонал. Случалось, заглядывали солидные бизнесмены, которым ничего не стоило за вечер проиграть до миллиона и больше, которые просто отрывались, получая удовольствие от самого процесса игры, и покидали заведение с вежливой улыбкой даже после крупного проигрыша.
В свое время Генрих IV Французский проиграл в брелан, предшественник покера, приличную часть казны; за один вечер, утверждали современники, пустил по ветру несколько тысяч ливров. Так то Генрих IV! Такие же, как Седой, держащие свои фирмы на паях или в постоянный годовой кредит, осыпающие любовниц на стороне грудой золота и драгоценностей, регулярно вывозящие их на тропические или европейские курорты, живущие вдолг (их сразу видно), в основной своей массе (процентов восемьдесят, не меньше) изначально были настроены против тебя негативно. Некоторые орали и матерились без остановки, даже если дилер проигрывал ему и выплачивал выигрыш без запинки (причем ругательства такие разнообразные, что редко когда услышишь). Дальше такие гнусы начинали кидать в дилеров карты и фишки, даже стулья, и дилеры начинали их потихоньку ненавидеть, так как нервы всем они трепали изрядно. Не давали такие и на чай, – ни копейки с выигрыша.
Впрочем, от проблемных типов казино пыталось как можно скорее избавиться, – практической пользы от них было мало, дохода они почти не приносили, поэтому им быстро закрывали вход в казино, выписывали так называемый блэклист, или «черную карту».
Бывало, вырисовывались, словно из мезозоя, троглодиты, наподобие братков из девяностых. Те играли спокойно, тихо, но если расстроишь их, обещали поймать тебя в глухой подворотне и переломать все пальцы (или еще что похуже), потом добраться до твоих ближайших родственников и поступить с ними соответственно. В общем, точно, мало не покажется. Таких лучше было не злить, они никогда не шутили и дилерские прибаутки, вроде «Что сказал жираф тигру за покерным столом?» или «Не имей сто друзей, а имей двух королей», или «Играешь по наитию, готовься к челобитию» и другие, – никак не воспринимали.
Я глянул в сторону Кирюхи, но тут беспокоиться было нечего, не нужно было даже определенным знаком сигнализировать, чего ждет мой клиент; к нам мухой подскочил Валерий, ловко пересчитал на портативном счетчике банкноты Седого, сориентировал меня, на какую сумму выдать фишки из «флота» .
После того, как я двинул отсортированные по стопкам фишки к Седому – ровные пестрые цветные столбики-башни, аккуратно, на его глазах, вскрыл прозрачную пленку и раскупорил свежую колоду, я развернул перед ним веером лицевую сторону карт, потом таким же образом обратную, показать, что все нормально, колода без брака и крапа (иногда достаточно веера рубашкой вверх, но в случае с Седым я, чтобы лишний раз не нарываться, перестраховался). Затем я произвольно перемешал карты, снова собрал их в одну колоду, несколько раз срезал и переложил («риффл», «риффл», «бокс», «риффл» ). Чтобы не засветилась нижняя карта, прикрыл их снизу «подрезкой», потом уточнил: «Начинаем?»
Седой небрежно махнул рукой:
– Давай!
Я раздал карты.
Все это время Седой цепко наблюдал за моими действиями: как я тасую колоду, как врезаю карты, как раздаю.
Я тоже боковым зрением внимательно наблюдал за ним, изучал.
Надо сказать, профессия крупье нравилась мне именно этими своими особенностями: разнообразием типов, проносящихся, как стаи птиц, через казино, и почти полной оголенностью их. Настоящий базар! Это за стенами казино они носили маски, рядились в черта лысого, обвешивались придающими им вес и статус побрякушками, выдавали себя бог знает за кого, здесь же раскрывались, как младенцы, выражали, не подавляя, эмоции, которые с легкостью барки в беснующемся море всплывали на гребень их распаленных чувств.
Глядя на Седого (физиогномика!), я понял, что он давно превратился в отчаянного лудомана, безумного игрока, и каждый новый проигрыш только заставлял его продолжать игру, каждый раз увеличивая ставки в надежде быстро отыграться. Почти как у Гофмана, пришло на ум: «На его мертвенно-бледном лице, в сумрачных, сверкающих недобрым огнем глазах читалась со всей ясностью пагубная страсть, опутавшая его своими тенетами»…
И впрямь позади Седого словно стоял сам Сатана и подзуживал его к очередному действию.
Я был глубоко уверен, что, даже покинув зал, в голове Седой постоянно перебирал предыдущие комбинации и ставки в поисках совершенных ошибок и лихорадочно искал способы их исправления, мысль его работала только на то, где бы раздобыть новых денег, чтобы отыграться. Какое уж там дело, бизнес, семья… Наверняка это все давно оставлено за бортом моторной лодки «Харон», с бешеной скоростью летящей в преисподнюю.
Бесспорно, сейчас над ним, как дамоклов меч, тяготел предыдущий проигрыш, и только он теперь диктовал ему настоящие условия игры.
– Делаем, пожалуйста, ставку, – привычно произношу я, подготавливая клиента к следующему своему выбросу: «Ставка сделана».
Ставка сделана…
Играть один на один с клиентом, конечно же, что зажечь на себе набитую динамитом бандольеру, но меня всегда любое противостояние заводило (уж не дебил ли я, щекочущий себе нервы?).
Что хотите говорите, но в такие редкие – яркие – моменты я каждой жилкой чувствовал, что я живой, – феерия чувств! Однако солгу, если скажу, что меня ничуть не привлекает игра с несколькими клиентами, когда весь зоопарк собирается за игорным столом. Иногда это настоящий «Скотный двор», и каждый экземпляр со своими бзиками, замашками, манерами игры. Любопытно за каждым наблюдать, каждого «раскусывать», и сделать это можно, как мне кажется, без особого труда, потому что знаешь конечную цель каждого: безусловный выигрыш, цель, которая объединяет их всех, разношерстных, за игорным столом и делает предсказуемыми. Опять же, как по Гофману: «Только сумасброд способен сетовать на удачу». Но вот когда клиенту больше нечего терять, когда он целиком подпадает под власть собственного сумасбродства, – тут уж ухо востро!
   После моих последних слов «ставка сделана», Седой небрежно, будто обдаривая, кинул несколько голубых фишек на игровое поле, и у меня холодок пробежал по спине. Он что, совсем из ума выжил, начинать с десятитысячных? Тоже мне хайроллер ! Или возомнил себя гением покера, эдаким новоявленным Стю Ангером, который, еще будучи ребенком, побеждал лучших игроков Америки, или Ричардом Маркусом, мастером подмены фишек в девяностых, заработавшем на этом, как утверждают, свыше двадцати пяти лямов «зеленых» и так и не попавшем в лапы ФБР?
Я понимаю, он проиграл уже немало, поэтому пришел с новой суммой в надежде отыграться, но сразу раскрывать свои намерения не в обычае даже самого тертого калача. А Седой в покере явно не новичок, не «фиш», как у нас говорят, – и дураку ясно, чего тогда бравирует? Я ведь тоже не пальцем деланный: обучался по системе Ливингстоуна, сдавал суровые экзамены, до седьмого пота натаскивал себя манипуляциями с картами, – «ловкость рук и никакого мошенства!». Или он думает, что сидеть на позиции «ба;ттона» проще простого? Попробуй сам на расстоянии метнуть карты так, чтобы они долетели до клиента в строго определенное место стола (на это у нас тоже был экзамен!). А сколько сил ушло на освоение самой игры, правил, раскладов, технике разыгрывания, – словами не передать! Сколько народу при обучении на дилера сошло с дистанции на первом же круге! Опять же – психология, физиогномика. Без знания их ты никогда не станешь настоящим крупье! Профессионализм, как и в любом деле, плюс острый взгляд, плюс хладнокровие и терпение, – и ты в выигрыше!..
Ну что ж, начинаем.
Как и предполагал, игра сразу пошла жесткая. Чего я хотел, – он сам решил играть по вип-ставкам, но у меня было неоспоримое преимущество: мой клиент был пьян и естественно мало-помалу он начал плохо соображать, путаться, сдавать, в общем, проигрывать.
Поначалу Седой играл затаив дыхание, боясь спугнуть удачу. По мере утекания денег, становился сосредоточенным. Дальше, когда на горизонте вырисовывалась малорадужная перспектива, начинал бурчать, сопеть, краснеть, раздуваться, – и снова лажать.
Со стороны казалось, что он нисколько не умеет играть, то, что ему выпадает, не анализирует, играет не задумываясь. Так и хотелось бросить ему в его наглую физиономию: «Ты хотя бы предварительно прошел школу покера, подучился чему-нибудь, а то строишь из себя умника, участвующего в крупном турнире, а сам лох лохом!» Но чего было с ним заводиться, – алкоголь, бродящий в его крови, мне только на руку.
Игра постепенно набирала обороты, ставка росла, Седой, разгорячась, то и дело двигал одну стопку фишек за другой.
За его взмокшей спиной даже выросло несколько любопытных. Игра привлекла внимание посторонних. Но они только добавили Седому злости, ведь никому не секрет, что многое в игре имеет значение: свет, звук, номер стола, за который ты попадешь и на котором будешь делать ставки, даже люди за твоей спиной: они ведь дышат, смотрят, могут сглазить...
Суеверие просто витает под потолком игорного дома! И если за пределами его стен игрок вполне себе трезвый и непробиваемый чел, то внутри становиться рабом страсти и постепенно начинает верить во всяческие, самые нелепые, связанные с игрой, приметы.
Масса примет содержат понятия «счастливый-несчастливый». Тут может быть кто или что угодно: несчастливый дилер, плохая раздача, у кого-то в руках нефартовый карандаш, а кто-то по чудному расставляет свои фишки или сидит не с той стороны.
На первом месте, конечно же, это счастливый талисман: у кого-то фишка из другого казино, где товарищ выиграл в свое время приличную сумму и прихватил одну из них с собой на память; у кого-то брелок, который в то время находился у него в кармане пиджака; маленькая фигурка, вроде тех, мелких, которые обнаруживаются в шоколадном киндер-сюрпризе любимого сына, или миниатюрная статуэтка типа нэцкэ, которую самоуверенный клиент демонстративно водружает на стопку своих только что выигранных фишек. Есть еще счастливая одежда или какой-нибудь атрибут ее; фишка, случайно переметнувшаяся к тебе от везучего игрока. Если в игре ведется запись, у тебя в руке обязательно должен быть фартовый карандаш. Нельзя одалживать деньги во время игры, нежелательно до игры прикасаться к игровому фонду, – и многое-многое другое, затуманивающее сознание игрока, уводящее его в райские кущи победы или в глухие дебри поражения.
Во что верил или не верил Седой, я пока не догадывался, поэтому, чтобы приглядеться к нему и понять, кто он и что, поначалу, для раскрутки, я дал ему даже несколько раз выиграть. Пусть он решит, что я слабый соперник, а еще лучше – новичок, который позволит ему, пусть и не полностью, чуть-чуть, но отыграться. Я прямо вдалбливал в него эту мысль, через раз механически придвигая выигрышные фишки к нему, а про себя просчитывая момент, когда Седой окончательно разомлеет и начнет делать неверные ходы. Да выдохни ты уже, все не так уж плохо! Но Седой, видно, отягощенный предыдущим крупным проигрышем, внутри весь был, как камень, кремень, не позволяя вырваться наружу ничему. Но я цепко держал в уме все отданные суммы и итог, который Седого, задумайся он хоть на секунду, вряд ли бы удовлетворил. В итоге мало-помалу он все равно проигрывал. Когда это стало очевидным (и не только ему), он стал по-новому закипать, беспорядочно метать фишки на кон, потом неожиданно потребовал у пит-босса, чтобы ему раскупорили новую колоду.
Наша администрация не больно приветствовала подобное, хотя правилами казино это не запрещалось, но в данном случае пошла Седому на уступки только из-за того, что ставки велись по-крупному.
Когда Кирюха утряс с Седым все вопросы, я бросил ему мимолетом, не пора ли, мол, меня менять? Всяк знает, какой у дилера нелегкий труд: он должен все время стоять ровно; по возможности, не двигаясь; руки неизменно на столе, и постоянный счет в уме: выигрыши-проигрыши, различные комбинации и потенциальные возможности игрока. Вдобавок гнетущая атмосфера вокруг стола. Чувствую, я уже устал, вымотан донельзя, готов в любую минуту передать Седого другому дилеру (тем более это по правилам: двадцать минут, и тебя меняет твой коллега), но Седой и не думал расставаться, дал Кирюхе понять, что хочет продолжить именно со мной, что я для него «удобный» дилер, а желание клиента – закон!
«Вот, черт лысый! – подумал я. – Раз так, будешь у меня жариться на адской сковородке!»
Старые, разыгранные карты, пошли в утиль.
Седой, бледный как смерть, недвижными очами вперился в колоду, которую я распечатывал. Он был на взводе, неудовлетворенный, недовольный и тоже сильно измотанный. На чем только душа держалась?
Я сдал.
– Делаем ставки!
Игра пошла на новый круг.
Седой, прикрывая ладошкой, приподнял уголок сначала одной карты, потом другой. Пот крупными каплями стекал с его пышных, чуть ли не брежневских, бровей на картофельный нос и падал на карты. Он явно был недоволен, с каждой новой раздачей расклады его потрясали, тогда глаза начинали метаться или замирать, становясь невидящими. Он вел себя азартно: отказываясь поднять свои карты, добавлял в банк, то и дело прикидывал в уме, играть или не играть дальше, пропустить ход или скинуть карты и сдаться. Но сколько раз он уже так делал!
В таких случаях я просто стоял и ждал, не торопя его. Иногда, ради прикола, воображая, что бы могло ему прийти.
Нет, не подумайте, я не экстрасенс какой-нибудь и не телепат, сии возможности мне недоступны, но, поверьте, бывало не раз, расслабившись, пока игрок прикидывает что к чему, а карты уже лежат на столе, я, на удивление, предчувствовал, какие из них оказывались у него на руках и каким будет его первый ход; нет, сами карты я не видел, никаких изображений, просто знал и объяснить себе это догадку никакой наукой не мог.
Говорят, подобное обычно проявляется у тех, кто глубоко погрузился в изучение своего предмета или досконально освоил профессию. Чудо чудное, возникающее, наверное, у человека на грани чего бы то ни было в его крайности. У нас с Седым это была игра на грани нервного срыва. Дальше только взрыв, громы и молнии, неизвестность.
Эдька рассказывал как-то про своего похожего клиента, который в проигрыше дошел до белого каления, грузно поднялся из-за стола, глянул на него стеклянными, прямо-таки какими-то нечеловечьими глазами, пробормотал: «Теперь я буду тебя убивать!», схватил стул и тут же двинулся на Эдьку. Хорошо, Эдька, ловкий малый, быстро сообразил, что в такой ситуации геройство ни к чему, отскочил в сторону, и его прикрыли охранники вместе с пит-боссом. Я думаю, у нас с Седым до такого не дойдет. К тому же Кирюха не раз успокаивал его, успокоит, наверное, и в этот. Уж сильно надеюсь.
Но вот в который раз Седой скидывает одну карту на обмен и еще медленнее начинает открывать карту, которую я поменял.
Он уже весь мокрый, очередная рюмка коньяка только добавила ему пота и злости.
Я стараюсь не думать о плохом, просто стою и жду, когда он определится. Чего ждет он? Не иначе флеш-рояль, самую старшую комбинацию в покере: Десятка, Валет, Дама, Туз одной масти. Но разве часто выпадает такая комбинация игроку? Разве что только в кино! При мне не было ни разу.
Эдька рассказывал, что видел, как при нем два или три раза дилеры раздали флеш-рояль, а он работает в казино уже больше двух лет. Конечно, имей на руках флеш-рояль, Седой мог бы полностью отыграться и даже наварить. Даже при минимальной ставке выплаты могли оказаться в десятки раз больше. Но за такую игру Кирюха и Толян меня просто разорвали бы. Ладно, если отстранят на какое-то время от покера, но могут вообще погнать в шею, – нафиг такие лошары нужны, казино разорят в два счета! Но, слава богу, у Седого явно не сказочная комбинация, я еще не ударил в грязь лицом: незаметно пролетело два часа, а я обыграл его уже почти на двести тысяч. Он уже не был так снисходителен, как в первые минуты игры, когда я позволял ему обыгрывать себя. Какой там покер-фейс, Седой давно превратился в рыхлое непредсказуемое чудовище и только пучил на меня глаза, переводя взгляд с меня на карты и обратно, пыжился, раздувался, потел, матерился, больше не сдерживая себя, требовал невозможного (чего?), был на грани срыва.
Уже наблюдающий за нашей игрой Толик стал волноваться, подал знак Кирюхе, обратил внимание на Седого. Да это же сама потенциальная бомба, готовая взорваться в любую минуту! Надо что-то делать, что-то предпринять, не ждать же, пока он разнесет тут все к чертовой матери!
Но, как это часто бывает, когда непредсказуемые события пускаешь на самотек, в дело вмешался мистер Случай: в казино вспыхнул пожар!
Потом уже Эдька рассказывал мне, что огонь возник где-то в районе барной стойки: то ли взорвалась микроволновка, то ли загорелась проводка в электрической коробке под потолком, – все было так непонятно, а учитывая, что все вокруг было обито бархатом, с потолка у стен свисали шелковые комбинированные ламбрекены (уж такая безвкусица, что я молчу), огонь быстро скользнул по стенам, зажег ламбрекены, добрался до обрамляющих выходы штор.
За барной стойкой полыхнули пластиковые панели, пошли трещать и источать едкий дым. Завизжали дамы, народ кинулся к выходу, бросив карты и фишки (кто успел что схватить, схватил). Какая уж тут команда «на флоты», которую мы выполняли обычно, когда случалось что-нибудь неординарное, к примеру, внезапно гас свет. При такой команде мы падали на лотки с фишками, чтобы предотвратить утечку и воровство. Но здесь совершенно другое: здесь настоящий пожар со всеми непредсказуемыми последствиями!
Толик, недолго думая, вместе со всеми ломанул от нашего стола куда глаза глядят. Лишь Седой после очередного проигрыша сидел как потерянный, не мог сообразить, где он находится и что теперь делать. Глаза его были широко раскрыты, лицо пошло пятнами, то ли от прилива крови, то ли от отсвета пламени. Я сам стоял с паникой в душе, надо было и мне поскорее срываться и бежать – с огнем не шутят. Такой пожар своими силами не потушить, задохнешься в два счета.
Тут к нам подскочил Кирюха, схватил меня за плечо, потянул, бросив:
– Ну вы что, мужики, хорош херней страдать, бегом к выходу!
 Седой глянул на него исподлобья стылым взглядом, потом нагнулся, вытащил из сумки «Макаров» (вот она всплыла сумка!), взвел курок, передернул затвор и саданул Кирюхе прямо в лоб. Затем на ходу остановил пулей в сердце прибежавшего на выстрел охранника.
Меня охватил настоящий страх. Только теперь я понял, какой это сумасшедший. Седой же, как ни в чем не бывало, положил пистолет на стол и вперил в меня свой холодный змеиный взгляд.
Я отвел от него глаза и посмотрел почему-то сначала на его руки, – сбитые, короткие пальцы бывшего боксера, потом снова ему в лицо.
– Сдавай, – невозмутимо сказал Седой и придвинул ко мне оставшиеся фишки. – Играю на все оставшиеся.
Видя, что я никак не соображу, что мне надо делать, никак не могу выйти из ступора, он рявкнул:
– Сдавай уже, мать твою, не то и тебе башку снесу!
 Но что я мог сделать в такой обстановке? Рядом валялось два трупа, в районе бара вовсю полыхал огонь. Да, до нас он еще не добрался, но мне было от этого не легче – я не такой обдолбанный, как Седой. И все же после его крика я сдал, нашел в себе силы раздать карты, но и в этот раз чуда не произошло. Седой глянул в свои карты, откинул их в сторону и потемнел.
– Я проиграл? – спросил без малейшего повышения тона, так, будто вокруг нас ничего не происходит, нет никакого хаоса.
– Да, – говорю я и сам покрываюсь от страха испариной.
– Вот так всегда. Так всегда,… – произнес он уныло, оглушенный, в каком-то беспамятстве. Проигранные фишки беспорядочной грудой лежали перед ним на столе. Он глянул на меня обиженными, налитыми глазами, взял пистолет (я похолодел), поднес его к своему виску и выстрелил.
Я остолбенел.
«Господи, что же происходит? – подумал. – Зачем ты вгоняешь нас в геенну огненную? За что караешь несчастных?»
И этот Седой…
«И воздастся каждому по делам его…»
Я пребывал в шоке и растерянности. И только крик Эдьки: «Ромашка! Роман!» – вывел меня из оцепенения. Я оторвался от навязчивой, околдовавшей меня картины мертвого Седого: запрокинутая голова, раскрытые глаза, распахнутый рот, – и помчался к выходу, прикрывая рот и нос от едкого дыма. Мне уже было наплевать на него, отчаянного неудачника. Давно хотелось на свежий воздух, на свободу! Гори оно все синим пламенем!