Сложности художника сюрреалиста

               
            Сложности художника сюрреалиста


Он дальше Солнца не ходил и не гулял, он брюки в ЦУМе выбирал по
звуку молнии с протяжной нотой (рэ) и цвета галстука Проспера
Мериме
В объятьях жадности он всеми зацелован, мозгами в целлофане
запакован…, и жив до ограниченного срока, пока судьба его еще не так
жестока…,
Пока не выпьет два фужера… не кислого, но дождевого сока,
Чтоб жажду утолить и больше искривить и без того кривые зеркала в
своем сознании создателя картин для золота красивых середин…


Он ставит лестницу в уютной мастерской, но лестница не в небеса,
гораздо ниже…
Четыре метра те ступени высотой, но к небу однозначно ближе…
И ближе к потолку – сверх вдохновителю больших воображений,
Где даже дым свободен от невзгод, благодаря удобствам дымохода
Мне рассказал об это аноним - крылатый сигаретный дым, живущий
в табакерочных опилках пред тем, как стать бессмысленно седым…
   
               
Когда густеет кровь минимализма…, без лестницы совсем не обойтись
Жизнь гонит прочь все мысли аскетизма и подключает семь законов
романтизма, освободив пространство для молитв…,
Благословив все кисти и мазки…
И разрывая тягостные мысли на куски…
В израненном и рвущемся на волю виденью будущих изысканных
картин парящих под давлением пружин, 
И осветит его волшебный тонкий луч…,
Где по теории дождей заслуга туч, не больше лакированной обложки и
всем забытой оловянной ложки, черпающей остатки мотылька…


Художник тот со всеми нелюдим, психологически во снах неотразим,
свои видения деля на эпизоды и канонические преждевременные роды
Рисующий портреты всем глухим, полотна ощущающим без звука
и плачущим, как брошенный в тайге комок страданий дятельного стука,
Где у рабов бывает выходной и радость вольнодумства и утраты…,
соединение с накормленной травой с преображением в родные
химикаты без формулы всей сытости травы…


Он рисовал Луну для личных посещений, для голых ползаний по
грубому холсту…
Ему неинтересно чье-то мненье, он принимает все за клевету…
И принадлежность к очень злому миру, где судят те, кто вовсе не судья
В божественном библейском смысле слова, где все решила мудрая змея
еще в начале яблочного диалога с какой-то голой девушкой в лесу…
Он спящий крепко в пышных облаках, летающий на крыльях
альбатросов,
Он космонавт в таинственных мирах и мастер обрезания кокосов
на ледяных церковных куполах, засаженных немым чертополохом…
               

Он самокат по призрачным аллеям и одинокий мельничный жернов,
Экскурсовод по пыльным галереям, и музыкант, и ловкий крысолов…
В сюрреализме грозовых оранжерей, в раздумьях над исследованьем
мысли… 
Использует он краски посвежей, ондатровые шелковые кисти и
пониманье 56-го сентября, где он рисует мир у Алтаря…,
И задувает свечи мастихином и разговаривает с призрачным дельфином,
везде покрытым острой чешуёй…