Г. Н. Потанин как символ в 1917-1919 гг. Ч. 1

Введение

Актуальность темы исследования. Григорий Николаевич Потанин (22 сентября (4 октября) 1835 г. – 30 июня 1920 г.) – выдающийся русский путешественник и учёный-натуралист, исследователь Сибири и Центральной Азии, прославившийся своими научными изысканиями и достижениями в области географии, этнографии, фольклористики, ботаники, геологии и др. В истории политической мысли России Г.Н. Потанин хорошо известен как один из родоначальников (наряду с Николаем Михайловичем Ядринцевым) сибирского областничества, которое по историографической традиции, заданной новосибирским историком М.В. Шиловским, солидарно оценивается исследователями как общественно-политическое движение и как система взглядов о месте и перспективах развития Сибири в составе России.

По мнению М.В. Шиловского, областничество дважды «выдвигало программу создания государственного образования на востоке России», в момент своего зарождения в 1860-х гг. и в период социального катаклизма 1917–1920 гг. По оценке же новосибирского историка В.И. Шишкина, сибирское областничество именно в 1917 г. «впервые превратилось в общественно-политическое движение регионального масштаба, располагавшее собственной программой автономного устройства края в составе обновлённой России и руководящими структурами, наделёнными властными полномочиями».

События, развернувшиеся в России и Сибири в 1917–1919 гг., послужили новым витком и для публицистической деятельности лидера областников Г.Н. Потанина. По этому поводу биографы Григория Николаевича А.М. Сагалаев и В.М. Крюков точно подметили: «Если бы биография Потанина завершалась 1916 г., […] его портрет висел бы в зале Томского краеведческого музея, а сам он был бы зачислен в святцы краеведения и обрёл образ доброго дедушки-путешественника… Но не тут-то было. Потанин, оставив на время все научные труды, ринулся в гущу жизни, в хитросплетения политики. Сколько сделано и написано им в 17-м году!»

Поначалу, в условиях революционной обострённости, в обстановке проведения Сибирских областных съездов по организации автономного управления Сибири Г.Н. Потанину приходилось на протяжении 1917 г. актуализировать политическую повестку областничества. В 1918 г. Потанин был втянут в борьбу между органами сибирской автономии – Временным Сибирским правительством и Сибирской областной Думой. Эти злободневные перипетии также оценивались Потаниным с точки зрения насущных задач областничества. Затем, под влиянием событий, приведших к ликвидации сибирской автономии в виде ВСП и СОД, Григорий Николаевич в 1919 г. был вынужден вернуться к разработке общекультурных аспектов областничества.

Отметим, что состояние здоровья Потанина не позволило ему в эти годы стать активным общественным деятелем, хотя он и занимал должность «почётного председателя» во многих представительных собраниях: «Потанин в это время уже плохо видел, плохо слышал и еле двигал ногами. Недаром его называли „живые мощи“. Он был несменяемым председателем съездов и совещаний. Активного участия в делах он, конечно, принимать уже не мог, но играл, как говорили, роль иконы»; «[…] Глубокая старость (Потанин родился в 1835 г.) и физическая слабость не позволили ему оказать заметного влияния на ход событий 1917–18 гг. Свой ясный ум Потанин сохранил, но в бурное время, когда темперамент и энергия брали перевес над доводами и знаниями, он был бессилен осуществить свою задачу – примирить крайности, внести трезвость в действия партийных политиков». Максимально общественная активность Потанина проявилась именно в публицистической деятельности. В своих статьях Григорий Николаевич выступал в качестве авторитетного наблюдателя, претендующего на роль лидера общественного мнения.

Наряду с этим, на политическом фронте Сибири шла борьба за право использования имени и образа Г.Н. Потанина в качестве политического символа. В этот период имя и образ Г.Н. Потанина были крайне важны для легитимации полномочий и деятельности некоторых политических сил Сибири, так или иначе выступающих с идеями областничества, от локальных (различные объединения областников: «Потанинский кружок» (г. Томск), «Красноярский Союз областников-автономистов», «Иркутская инициативная группа сибирских областников-автономистов» и др.) до региональных (сибирские органы власти: Временный Сибирский областной Совет, Временное Сибирское правительство, Сибирская областная Дума, Временное правительство автономной Сибири, Деловой кабинет Д.Л. Хорвата и др.).

Омский культуролог С.Д. Бакулина обращает внимание на повышенный интерес сибирской публицистики рубежа XX–XXI вв. к идеям областничества, ставшими вновь актуальными благодаря возникшей после распада СССР необходимости «поиска механизмов для формирования региональной идентичности» [курсив С.Д. Бакулиной – А.Л.]. Достижение этой цели включает в себя выполнение задачи по «образованию метакультур» [курсив С.Д. Бакулиной – А.Л.]: конфессиональных, политических, регионально-хозяйственных, «актуализирующих необходимость выделения таких маркеров, которые могли бы дать представление о регионах как уникальных с целью сохранения их самобытного наполнения и возможности автономного использования ресурсов». По мнению Бакулиной, «данная тенденция отражается как в истории развития сибирских регионов, в частности – в областнических настроениях, так и в современной действительности, когда имя Места призвано создать имидж территории, организуя её инвестиционную и культурную привлекательность для внешнего и внутреннего населения». В этой связи особо отмечено, что «при этом немалое значение придаётся личностям, способствующим региональной консолидации населения через взгляд на культуру места как на самобытное образование». С.Д. Бакулина считает, что «факторы в истории областнических настроений, имеющие отношение к современной действительности» требуют «нового подхода к оценке деятельности» представителей сибирского областничества «в свете глобальных преобразований российских регионов».

Степень изученности темы. Целесообразно выделить несколько периодов в истории изучения общественной деятельности Г.Н. Потанина в годы Революции и Гражданской войны. За основу возьмём периодизацию отечественной историографии сибирского областничества, предложенную омским историком А.В. Двойневым.

Советская историография 1920–1980-х гг. Прежде всего отметим, что этот период в истории изучения общественной деятельности Г.Н. Потанина в годы Революции и Гражданской войны имеет довольно отрывистый и отчасти непоследовательный характер. В первую очередь это связано с тем, что фигура Потанина была неудобна для советской историографии, основывающейся на марксистско-ленинской методологии. Так, новосибирский литературовед, главный редактор серии «Литературное наследство Сибири» Н.Н. Яновский связывал фактическое забвение личности Г.Н. Потанина с критическим отношением советских историков к его общественно-политическим взглядам 1917–1919 гг.: «[…] В 1918 году он [Г.Н. Потанин – А.Л.] выступил в печати против большевиков. Оказывается, одно такое выступление способно зачеркнуть всю жизнь учёного, путешественника, писателя-публициста, общественного деятеля. […] Десятки „учёных“ всю жизнь кормились его „охаиванием“. […] Потанин ещё в 1918 году сказал, что принцип „демократического централизма“ неизбежно порождает культ вождя партии. Вот этого ему долго-долго не могли простить».

В первое десятилетие после возвращения большевистской власти в Сибирь тематика послереволюционного областничества ещё находила своё отражение в марксистской исследовательской литературе. В 1920-х гг. заведующий Сибархивом и Сибистпартом, видный большевистский функционер и культуртрегер В.Д. Вегман в серии статей о позднейшей истории сибирского областничества обозначил несколько важных пунктов относительно деятельности Г.Н. Потанина и использования его имени в 1917–1919 гг., которые до сей поры не нашли однозначного решения в историографии: 1) с одной стороны, утверждалось, что к 1917 г. верным знамени сибирского областничества остался «только небольшой круг интеллигентов», группировавшийся вокруг томской неформальной группы «Потанинский кружок», с другой стороны, признавалось чрезвычайно сильное дезориентирующее влияние «Потанинского кружка» на воззрения Г.Н. Потанина в 1917–1919 гг., недееспособностью которого «потанинцы» активно пользовались в своекорыстных политических целях; 2) отказ Потанина от должности председателя Временного Сибирского областного Совета в конце декабря 1917 г. объяснялся его непризнанием классовой борьбы и неприятием большевиков, готовность сотрудничать с которыми продекларировали члены Совета; 3) причина критического отношения Потанина к эсерам усматривалась в общем стремлении областников «потанинского толка» «осуществить областническую идею в её чистом виде, как она проповедовалась и обосновывалась Потаниным и его соратниками» и «очистить областничество от той скверны и нечисти, которую придали ему эсеры», стремившиеся «использовать его для своих партийно-политиканских надобностей»; 4) выражалось сомнение в причастности Потанина к выступлению фракции областников и беспартийных во главе с А.В. Адриановым против «эсеровской» Сибирской областной Думы в конце октября 1918 г.; 5) подвергалась сомнению причастность Потанина к авторству антибольшевистского воззвания «К оружию, граждане!», опубликованного в конце августа 1919 г.

В.Д. Вегман противоречиво оценивал классовую сущность областничества в 1917–1919 гг. С одной стороны, признавалась правильной приписываемая Г.Н. Потанину позиция, по которой «областничество может держаться только цензовыми элементами», а желание Потанина «создать материальное благоденствие Сибири» при помощи автономной Сибирской областной Думы понималось как угождение интересам «крупной и мелкой буржуазии, буржуазной интеллигенции, зажиточного крестьянства и, конечно, кулаков». С другой стороны, отмечалось, что «после Февральской и особенно после Октябрьской революции» «областничество оказалось беспочвенным» и «совершенно бессмысленным» по той причине, что крепчавший и накоплявшийся сибирский капитал «совершенно сгладил границы между метрополией и колонией»: «Где было тогда сибирской буржуазии и зажиточному крестьянству думать об отъединении от России? Какие надежды могли они возлагать на Областную Думу? Что она могла им сулить!?»

В.Д. Вегман, считавший, что «областническая идея, возникшая в эпохе мрачного господства самодержавия и в периоде, когда капитализм находился в зачаточном состоянии, оказалась и должна была оказаться беспочвенной, как только мало-мальски ограничилось самодержавие и мало-мальски развился капитализм», вынужден был признать, что областничество, за годы Революции извращённое и опошленное по милости эсеров, имело в своём зародыше здоровые корни. Более того, отмечалось, что «основоположниками сибирского областничества были настоящие демократы, действительные народолюбцы… и такие честные и благородные идеалисты как Щапов, Ядринцев и Потанин», но при этом пояснялось, что «конечно, не тот Потанин, каким из статей, вышедших за его подписью в продолжении последних двух лет его жизни, рисовали его разные безответственные лица, не пощадившие даже этого незапятнанного имени, а тот Потанин, который на протяжении более полувека был в Сибири её совестью, воплощением всего хорошего, честного, благородного, культурного…» Также Вегман подчёркивал, что имя Потанина «было окружено ореолом народолюбия и сибирского патриотизма и пользовалось, поэтому, особым обаянием среди всего сибирского населения».

В 1930-е гг. оценка общественной деятельности Г.Н. Потанина в годы Революции и Гражданской войны ужесточилась. Об этом свидетельствует содержание специализированных статей подготовленного к 1937 г., но неизданного массовым тиражом 4-го тома «Сибирской советской энциклопедии». Авторами ССЭ утверждалось, что в 1917 г. «областники сомкнулись в своей […] ненависти к революционному движению пролетариата со всеми буржуазными партиями», растворившись в них на Сибирских областных съездах, а большевикам «приходилось бороться с представителями областничества также, как и с др. выразителями и защитниками интересов буржуазии». Развитие областничества в 1918–1919 гг. характеризовалось как «деятельное участие в контрреволюционной работе», которая заключалась в созыве Сибирской областной Думы, в образовании Временного Сибирского правительства, в поддержке Директории и переходе «кучки блюстителей „самобытной“ Сибири» с «потрёпанными „бело-зелёными“ знамёнами» на содержание к Верховному правителю России адмиралу А.В. Колчаку.

Что касается персоны Г.Н. Потанина, то признавалось, что он, будучи «довольно яркой фигурой на общественном фоне дореволюционной Сибири» и «окружённый ореолом борца» в своей общественно-публицистической деятельности, отстаивал «интересы сибирской буржуазии и кулачества», «поддерживаемый растущей сибирской промышленной буржуазией, мелкобуржуазной интеллигенцией, либеральным чиновничеством и значительной частью народнической ссылки». Авторами ССЭ утверждалось, что «к началу XX в. роль Потанина уже значительно снижается» и «на общественном буржуазном фоне Сибири начинают играть роль др. фигуры, которые, внешне почитая и идеализируя Потанина, ведут его за собою (Адрианов, Востротин, Вологодский и др.), используя в нужных случаях его популярность». В подтверждение мнения об использовании имени и образа Г.Н. Потанина указанными лицами, имеющими прямое и косвенное отношение к «Потанинскому кружку», авторы ССЭ писали, что «дряхлый Потанин, переставший играть всякую политическую роль» символически использовался «на всякого рода съездах и совещаниях». Кроме того, в статье о главном редакторе газеты «Сибирская жизнь» и одном из ведущих деятелей «Потанинского кружка» А.В. Адрианове, который характеризовался «как политический деятель, сыгравший видную роль в сибирском контрреволюционном движении», указывалось, что он «в своих политических выступлениях часто прикрывался именем престарелого Потанина». Резюмируя, авторы ССЭ справедливо подчёркивали, что «Советы и Октябрьскую революцию Потанин встретил как ожесточённый враг» и небезосновательно утверждали, что «все контрреволюционные правительства, в т.ч. и колчаковское, находили в Потанине своего защитника».

В 1947 г. благодаря усилиям учёного-геолога, академика В.А. Обручева, участника Тибетской экспедиции 1892–1894 гг., имя путешественника и исследователя Центральной Азии Г.Н. Потанина было возвращено в отечественную географическую науку. Однако, как отметили А.М. Сагалаев и В.М. Крюков, «В.А. Обручев, конечно же, не мог в ту пору сказать много о Потанине-политике», а немногое сказанное должно было служить политической реабилитации Потанина. Обручев довольно скомкано и с фактологической неточностью охарактеризовал политическую позицию Потанина после 1917 г. В частности, выступления Потанина против советской власти были названы «крупной политической ошибкой» и объяснены тем, что «противники Октябрьской революции внушили ему, что диктатура пролетариата – это смерть культуре […], это гибель талантов, нивелировка способностей и дарований», в чём Потанин и «упрекал Советскую власть». Также Обручев, очевидно имея в виду антибольшевистское обращение «К оружию, граждане!», утверждал, что «Г.Н. Потанин, уже почти совсем слепой, не вдумавшись в содержание, подписал воззвание против Советской власти, написанное другим лицом», чем впоследствии «был смущён и подавлен». Для того, чтобы политическая реабилитация Потанина выглядела более убедительно, Обручев голословно утверждал, что «в 1920 г., в год своей смерти, Г.Н. Потанин, 85-летним стариком, искренне осознал свои ошибки и горячо приветствовал установление в России диктатуры пролетариата».

Несмотря на старания В.А. Обручева, советская историческая наука была далека от прощения «контрреволюционера» Г.Н. Потанина. В 1965 г. вышла тематическая статья о деятельности Г.Н. Потанина в годы Революции и Гражданской войны, подготовленная томскими историками И.М. Разгоном и М.Е. Плотниковой. Исследование основано на широкой источниковой базе, фактически впервые в научный оборот были введены некоторые публицистические статьи Г.Н. Потанина 1917–1919 гг. из газеты «Сибирская жизнь» и материалы из личного архива Г.Н. Потанина в Научной библиотеке Томского государственного университета, использованы материалы из центральных архивов СССР (ЦГАЛИ, ЦГАОР), из томской газеты «Сибирская жизнь» и красноярского журнала «Сибирские записки».

Логика исследования Разгона и Плотниковой выстраивалась на основе классового подхода и была подчинена цели доказать, что «Потанин являлся одним из самых крупных идеологов и руководителей контрреволюции в Сибири, был непримиримым врагом Советской власти». Исходя из этой установки, авторы пришли к следующим выводам: 1) политические взгляды Г.Н. Потанина и «Потанинского кружка» характеризовались как сепаратистские, направленные на «на отрыв Сибири от остальной России и создание сибирского самостоятельного государства» в интересах сибирской буржуазии, стремящейся к самостоятельной эксплуатации богатств края; 2) к 1917 г. с развитием капитализма областнические идеи признавались полностью чуждыми для Сибири, втянутой «во всероссийский и общемировой рынок», а сибирские областники во главе с Потаниным характеризовались как «малочисленная группка отставших от жизни людей», вступивших со своими идеями «в коренное противоречие с интересами всех слоёв населения Сибири»; 3) накануне Октябрьского переворота 1917 г. Потанин «чётко определил своё место в рядах врагов социалистической революции» и «оказался на самом правом фланге вместе с монархистами, с будущими колчаковцами», а отказ Потанина от поста председателя Временного Сибирского областного Совета в конце декабря 1917 г. свидетельствовал о том, что «лидер сибирского областничества открыто выступил за союз с контрреволюционной буржуазией»; 4) близость «Платформы „Потанинского кружка“» с «Политической программой генерала Корнилова» и готовность членов «Потанинского кружка» вступить в союз с Добровольческой армией юга России свидетельствовали о том, что «„истинные“ областники в период гражданской войны и интервенции отказываются от своей автономистской программы в угоду российской буржуазии, крайне подозрительно и враждебно относившейся к любой форме сепаратизма»; 5) ошибочно утверждалось, что Потанин «стоял за использование интервенционистских войск „союзников“ в борьбе с большевиками», в то время как сам Потанин видел опасность во вступлении иностранных войск в пределы Сибири и предполагал, что «они могут оказаться […] союзниками, но могут также отнестись к нашим [сибирским – А.Л.] общественным интересам совершенно своекорыстно»; 6) причина критического отношения Г.Н. Потанина и «Потанинского кружка» к Сибирской областной Думе объяснялась не только её эсеровским партийным составом и отсутствием в ней представителей цензовых элементов, но и тем, что сибирские областники во главе с Потаниным, перешедшие вместе с сибирской буржуазной интеллигенцией в «лагерь махровой контрреволюции», полностью поддерживали идею установления в России единоличной военно-монархической диктатуры; 7) вслед за мемуаристом Г.К. Гинсом выражалась уверенность в том, что заявление фракции областников и беспартийных во главе с А.В. Адриановым против «детища Потанина» – Сибирской областной Думы в конце октября 1918 г. вышло «из-под пера Г.Н. Потанина»: «[…] Ни в его опубликованных статьях этого периода, ни в письмах и заявлениях мы не нашли слов, направленных в защиту Облдумы. А ведь Потанин […] ещё совсем недавно яростно боролся за создание Думы»; 8) поставленный В.Д. Вегманом вопрос об авторстве антибольшевистского воззвания «К оружию, граждане!» был проигнорирован, его текст процитирован как принадлежащий Потанину вкупе с другим обращением, подписанным его фамилией («К призыву в армию»), по убеждению исследователей, «это выступление Г.Н. Потанина свидетельствует о том, что сибирские областники и их лидер Потанин […] боролись против своего народа, защищали своекорыстные интересы контрреволюции»; 9) по той причине, что Потанин демонстрировал свою солидарность с колчаковцами по борьбе с большевизмом и по воссозданию «буржуазной» России, его деятельность в годы Революции и Гражданской войны удостоилась непримиримо резких оценок: «[…] „Чалдонолюб“ Потанин, по своей природе взбесившегося контрреволюционного мелкого буржуа, из статьи в статью продолжал повторять, что большевики – „воры“, „грабители“ […]»; «[…] Этот „народолюбец“ ненавидит русский народ – носитель революции»; «[…] Как махровый контрреволюционер, он считал, что народу чужда идея отечества».

С начала 1970-х гг. вплотную разработкой темы сибирского областничества занимался новосибирский историк М.В. Шиловский, защитивший в 1992 г. докторскую диссертацию, являющуюся «первой комплексной работой, охватывающей всю историю сибирского областничества». Её материалы были использованы и переработаны для изданного в 2004 г. биографического очерка, посвящённого Г.Н. Потанину, и для изданной в 2008 г. монографии по истории сибирского областничества. В этой связи о вкладе Шиловского в изучение деятельности Г.Н. Потанина в годы Революции и Гражданской войны будет сказано в контексте следующего историографического периода.

Отметим, что попытки М.В. Шиловского «смягчить в кандидатской диссертации, защищённой в 1975 г., общие оценки сибирского областничества как контрреволюционного и буржуазно-реакционного вызвали недовольство И.М. Разгона, их сформулировавшего». Также Шиловский подчёркивает, что тенденцией жизнеописания Потанина в советское время стало его представление «в виде двуликого Януса, у которого, с одной стороны, безупречное лицо учёного-подвижника, а с другой – буржуазно-либеральная физиономия общественного деятеля, пришедшего в конце своего жизненного пути в лагерь контрреволюции». С оглядкой на собственный опыт работы с биографиями областников Шиловский сетует, что «робкие попытки разобраться в деталях их политической карьеры, объяснить политическую позицию общим неприятием большей частью российской интеллигенции советской власти, поставить под сомнение обвинения в контрреволюционности воспринимались чуть ли не как попытка „реабилитации областников-потанинцев“ и „искажение исторической действительности“».

В 1980-х гг. редактор двух томов «Воспоминаний» и один из составителей «Писем Г.Н. Потанина» в пяти томах литературовед Н.Н. Яновский, стремясь к реабилитации имени Потанина, вступил в заочную полемику с резкими оценками И.М. Разгона и М.Е. Плотниковой: «Некоторые учёные-историки, занимаясь событиями жизни Потанина в годы революции и гражданской войны, стремятся покрыть его только чёрными красками – и русским-то он себя не считал, и народ свой ненавидел, и, если б не старость, не болезни, то быть бы ему колчаковским министром!» Яновский, стараясь соответствовать рамкам марксистско-ленинской парадигмы, предполагал, что «при […] постоянной сосредоточенности Потанина на интересах Сибири, […] при его давней убеждённости в том, что „крестьянский социализм“ всё-таки возможен, и при той […] ещё малой в Сибири прослойке рабочего класса с его революционными устремлениями – Потанин не смог объективно взглянуть на реальную в Сибири обстановку и разглядеть зреющие и нарастающие в ней пролетарские силы […]». Яновский полагал, что именно «во всём этом и следует искать источник противоречий мировоззрения и деятельности Потанина в последние годы жизни, источник его колебаний и тяжелейших заблуждений, что, однако, не даёт […] права рассматривать его в качестве оголтелого реакционера колчаковского направления». Яновский, заинтересованный в полном очищении репутации Потанина от идеологического налёта, утверждал, что «как активный деятель науки, просвещения и литературы Потанин до конца жизненного пути оставался на посту служения людям и выступал в подавляющем числе своих работ только во благо народных масс России». Помимо этого, очевидно с оглядкой на В.А. Обручева, Н.Н. Яновский безосновательно утверждал, что Г.Н. Потанин, «пережив колчаковщину, на исходе 1919 года, пришёл к признанию революционных перемен… А дни его между тем были сочтены, и он не успел выразить эти мысли со свойственной ему искренностью и отчётливостью».

В предисловии к первому тому «Писем Г.Н. Потанина» отмечалось, что к 1980-м гг. общественно-политическая страница биографии Потанина оставалась далеко не изученной, а «разноречивые оценки и толкования роли Г.Н. Потанина в общественно-политическом движении России со второй половины XIX в. до Великой Октябрьской социалистической революции 1917 г., сохраняющиеся в литературе» признавались «следствием слабой изученности литературно-публицистической и общественно-политической практики учёного и путешественника». Также утверждалось, что «диаметрально противоположные концепции могли возникнуть и так долго существовать только на узкой источниковой базе».

Один из составителей «Писем Г.Н. Потанина» в пяти томах иркутский историк С.Ф. Коваль, также заинтересованный в реабилитации политической репутации Потанина, отмечал, что «Октябрьскую социалистическую революцию Г.Н. Потанин встречал уже слепым и глухим старцем. Встречал без восторгов, потому что не имел для этого физических сил, и потому что был совершенно дезинформирован кучкой явных врагов Советской власти, группой Адрианова, порвать с которой, […] Г.Н. Потанин так и не смог». Вслед за В.Д. Вегманом утверждалось, что Потанин «пострадал от подлога в 1919 г., когда Адрианов сфабриковал призыв за подписью Потанина встать на защиту Колчака и опубликовал его во всех сибирских газетах», и вслед за В.А. Обручевым повторялся миф о том, что в 1920 г. Потанин «искренне сознал свои ошибки и приветствовал […] диктатуру пролетариата».

В предисловии к пятому тому «Писем Г.Н. Потанина», в котором были опубликованы письма, захватывающие период 1917–1919 гг., справедливо утверждалось, что Потанин «вёл открытую полемику с социал-демократами (большевиками) в Сибири по вопросу о форме и сущности власти, был сторонником более демократических органов и противником диктатуры пролетариата», а в 1917 г. Потанин стал инициатором создания «Сибирской областной Думы как органа власти, реализующего идею областного самоопределения в рамках единой демократической России». Наряду с верным утверждением о том, что Потанин «не принял Октябрьскую революцию 1917 г. по указанным выше расхождениям с большевиками, из-за ущемления интересов крестьянства», по инерции постулировался миф о том, что Потанин «к концу жизни, познав опыт колчаковского режима в Сибири, признал Советскую власть».

Отечественная историография 1990–2010-х гг. Новый этап в потаниноведении ознаменовался выходом в 1991 г. научно-популярной биографии Г.Н. Потанина, подготовленной новосибирским этнографом А.М. Сагалаевым и томским литератором В.М. Крюковым. Авторы поставили себе целью изучить Потанина как цельную личность, расщеплённую советской историографией на «удобные для обозрения фигуры»: Потанин-путешественник, Потанин-этнограф, Потанин-фольклорист, Потанин-публицист, Потанин-областник, Потанин-политик. Особенностью данной биографии является её не строго научный характер, определивший позитивную пристрастность авторов по отношению к фигуре Потанина, некоторую публицистичность изложения и вольность оформления научно-справочного аппарата. Кроме того, книгу отличает свобода от постулатов марксистско-ленинской идеологии.

А.М. Сагалаев и В.М. Крюков, пытаясь преодолеть прежние критические оценки роли Потанина-областника как «злостного путаника, соглашателя и реакционера», подобно Н.Н. Яновскому вступили в заочную полемику с И.М. Разгоном и М.Е. Плотниковой: «Ему [Г.Н. Потанину – А.Л.] не прощают промахов, как истинных, так и мнимых, – тем более, когда речь заходит о последних годах жизни. Но что-то им [историкам – А.Л.] не даётся. Как часто в этих писаниях прорывается с трудом сдерживаемое раздражение и даже озлобленность. И это понятно: ну никак не укладывается Потанин в приготовленное для него прокрустово ложе „контрреволюционера“. Тогда старика в заплатанной шубе, чьим единственным оружием было свободное слово, объявляют „взбесившимся мелким буржуа“…» По этой причине Сагалаев и Крюков называли областничество Потанина самым больным вопросом, в котором «нагромождено столько вымыслов, преувеличений и лжи, что его надо разрабатывать заново, стремясь к непредвзятому осмыслению».

Деятельность Г.Н. Потанина в годы Революции и Гражданской войны освещена в разделе, характерно озаглавленном «В смутное время». Авторы продемонстрировали знание публицистических произведений Потанина периода 1917–1919 гг., однако, по большей части они были использованы без строгой тематической дифференциации в виде отдельных цитат, приведённых без библиографических ссылок. В целом, в своём микроисследовании о роли Г.Н. Потанина в 1917–1919 гг. А.М. Сагалаев и В.М. Крюков озвучили следующие тезисы: 1) неизбежность партийных колебаний Потанина и его единомышленников, вынужденных «блокироваться то с одной, то с другой партией», объяснялась, с одной стороны, тем, что «областничество никогда не было […] оформленным движением или партией» и «Потанин серьёзно опасался того, что сибирская тематика может раствориться в политических платформах иных партий», с другой стороны, Потанин утопически надеялся «на объединение под знаменем областничества всех сочувствующих идеям автономной и сильной Сибири», надеялся, что «интересы края смогут объединить имущих и угнетённых, правых и левых»; 2) утверждалось, что «не надо оглуплять сибирский патриотизм, карикатурно изображая его как стремление отделиться от России», в связи с тем, что «пресловутое отделение от России – не более, чем пугало, каким стращали общество противники областничества и до, и после революции», к тому же, после переворота 1917 г., якобы положившего конец сепаратизму и возродившего тяготение к центру, Потанин выступил за построение будущего России на принципах равенства всех областей; 3) разногласия Потанина с большевиками усматривались не только в области государственного строительства, но и в аксиологическом отношении к человеку и его жизни, например, озабоченность Потанина классовым акцентом в теории большевиков объяснялась тем, что «он чувствовал опасность абсолютизации интересов одного класса», достижение даже самой благородной цели «за счёт торжества одного класса над другим казалось ему неприемлемым»; 4) свидетельством того, что «идеи Потанина находят в Сибири поддержку» считалось проведение в Томске Сибирской областной конференции в августе 1917 г. и Первого Сибирского областного съезда в октябре 1917 г., имевших целью разработку принципов областного самоуправления Сибири и вобравших в себя представителей от многочисленных политических сил; 5) довольно преувеличенно утверждалось, что при создании Временного Сибирского областного Совета на Чрезвычайном Общесибирском областном съезде в декабре 1917 г. «осуществлялась мечта Потанина – Сибирь получила своё правительство» [выделено в тексте – А.Л.], которому было поручено созвать Сибирскую областную Думу и которое возглавил, «конечно, тот, кто всю жизнь посвятил областной идее», однако, такое представление о воплощении «мечты Потанина» плохо согласовывалось с тем фактом, что «Потанин вскоре заявил, что слагает с себя звание председателя» Совета по причине несогласия с тактической инициативой коллег-эсеров пригласить в Думу представителей большевизированных Советов; 6) выдвигалось предположение, что «выход Потанина из Временного областного совета вряд ли мог изменить что-то к лучшему и внёс, пожалуй, только растерянность в ряды сторонников Думы»; но наряду с этим, демарш Потанина расценивался как честный поступок по той причине, что после приглашения эсерами большевиков в Думу областнические идеи представлялись ему «неузнаваемо искажёнными, втиснутыми в броские лозунги и строчки декретов», «осуществление элементарных […] прав Сибири теперь требовало малопонятных альянсов и тактических зигзагов», в чём «Потанин не был силён никогда» и, «видя прекрасную цель, он не знал к ней пути, явно не поспевая за динамичным развитием обстановки, не понимая многих реалий, не приемля насилия»; 7) указывалось, что после закрытия большевиками в начале 1918 г. газеты «Сибирская жизнь», редактируемой А.В. Адриановым, «пропаганда областничества исходила от так называемого потанинского кружка – немногочисленных сподвижников Григория Николаевича и тех, кто выдавал себя за таковых»; 8) утверждалось, что в своей боязни диктатуры большевиков, изгнанных из Сибири в конце мая – начале июня 1918 г., Потанин в сентябре 1918 г. не смог усмотреть «куда более близкой и страшной угрозы, порождения всё того же безудержного стремления к единоличной власти – военной диктатуры», к которой Сибирь сползала неудержимо; 9) в мемориальных статьях к 25-летию со дня смерти Н.М. Ядринцева, в которых говорилось о равнодушии сибирской публики, порождённом отсталостью края, бедного местными патриотами, авторы почувствовали угнетение Потанина «неуспехом Областной думы», самораспустившейся в ноябре 1918 г.; 10) для авторов не имел принципиального значения обозначенный ещё В.Д. Вегманом вопрос об авторстве антибольшевистского воззвания «К оружию, граждане!», очевидно, по той причине, что его содержание фактически не противоречило, но и полностью соответствовало посылам воззвания «К оружию, граждане!»; 11) в условиях повсеместной суверенизации республик СССР и регионов РСФСР авторы были уверены, что «мысли Потанина, противника сверхцентрализации и тоталитаризма, […] звучат неожиданно современно», а исходные неоспоримые положения «сибирского патриотизма» к 1991 г. «ничуть не устарели»: «Есть ли у Сибири региональные интересы? Почему она до сих пор является сырьевым придатком страны? Когда будет осуществлено фактическое равенство центра и провинции?»

Как отмечалось ранее, материалы новосибирского историка М.В. Шиловского, собранные им на протяжении 1970–2000-х гг., были использованы и переработаны для изданного в 2004 г. биографического очерка, посвящённого Г.Н. Потанину, и для изданной в 2008 г. монографии по истории сибирского областничества. В отношении освещения деятельности Г.Н. Потанина в годы Революции и Гражданской войны содержание данных книг фактически идентично. Также некоторые тезисы озвучены в изданной в 2003 г. монографии, посвящённой политическим процессам в Сибири периода социального катаклизма 1917–1920 гг.

Исследования М.В. Шиловского в их части, касающейся деятельности Г.Н. Потанина и использования его имени в годы Революции и Гражданской войны, основываются на довольно широкой источниковой базе, используются материалы из центральных (ГАРФ) и региональных (ГАТО, ГАНО, ГАКК, ГАИО) архивов, многочисленные публикации из сибирских периодических изданий 1917–1919 гг. (преимущественно из томской газеты «Сибирская жизнь»). Однако, важнейшая группа источников, составляющая непосредственно публицистические произведения Г.Н. Потанина 1917–1919 гг., осталась de facto не выявленной и непроанализированной во всей её полноте, статьи были использованы для эпизодического цитирования (см. раздел «Источниковая база исследования» во «Введении» данного исследования).

Вычленим из исследований М.В. Шиловского тезисы, затрагивающие тему деятельности Г.Н. Потанина и использования его имени в качестве политического символа в последние годы жизни: 1) утверждается, что Потанин рассматривал эсеров не более как союзников в достижении автономии Сибири, от которых он чётко отмежевался в июне 1917 г., «заявив, что не является социалистом», что не соответствует действительным словам Потанина, писавшего, что он «с шестидесятых годов считал себя социалистом» и «признавал за благо, что социализм смягчает национальные трения»; 2) отношение Потанина к кадетам в 1917 г. признаётся более сдержанным, что, однако, не соотносится с довольно резкими выпадами Потанина в адрес омских кадетов, отвергнувших целесообразность создания Сибирской областной Думы, и наречённых за их отказ включить в сферу сибирских интересов Восточную Сибирь «гнусными сепаратистами»; 3) идеи Г.Н. Потанина о реформе народного просвещения, отражённые в письме к С.Ф. Ольденбургу от 12 августа 1917 г., названы «последним прижизненным образовательным проектом Г.Н. Потанина», несмотря на то, что образовательная и педагогическая повестка областничества в трудах Потанина получила своё развитие и логическое завершение в 1918–1919 гг. (см. пункт 3 в разделе 1.2); 4) наглядно доказывается, что результаты выборов во Всероссийское Учредительное собрание продемонстрировали непопулярность фигуры «сибирского батько» и «отрицательное отношение населения Сибири к областничеству и его лозунгам»; 5) причина разрыва Потанина с Временным Сибирским областным Советом усматривается в стремлении его членов из числа эсеров «к созданию „общесибирской социалистической, от народных социалистов до большевиков“ власти»; 6) признаётся верным, что «Г.Н. Потанин понимал, что его имя используют как знамя для консолидации антибольшевистских сил, и на первых порах не возражал против этого», но со временем Потанин принципиально потребовал от Совета «немедленного разрыва с большевиками и развёртывания борьбы с ними»; 7) автору справедливо представляется, что в вопросе о Совете «позиция Потанина не была навязана ему „Потанинским кружком“ и прежде всего А.В. Адриановым, как утверждали члены Областного совета»; 8) утверждается, что «Г.Н. Потанин, несмотря на свою формальную и фактическую отстранённость от реальных политических процессов, оставался наиболее авторитетным лидером в Сибири в глазах руководителей и участников антибольшевистского движения первой половины 1918 г.», свидетельством чему являются, например, обращение Г.Н. Потанина «К населению Сибири», выпущенное в марте 1918 г. в связи с угрозой вступления иностранных войск в пределы Сибири, и установление по инициативе Л.Г. Корнилова в апреле 1918 г. контактов между представителем Добровольческой армии В.Е. Флугом и «лидером сибирской контрреволюции» Г.Н. Потаниным и «Потанинским кружком»; 9) утверждается, что в июне 1918 г. Потанин, выражая мнение правых и части областников, «выступил с идеей формирования правительства по принципу личной авторитетности и деловых качеств» и предложил пригласить в состав Западно-Сибирского комиссариата лицо, не принадлежащее к социалистическим партиям; 10) признаётся, что в пропагандистских целях «Временное Сибирское правительство во главе с П.В. Вологодским всячески поднимало на щит областничество и его престарелого лидера», «проявило максимум показного уважения к сибирской „гордости“»; 11) не подвергается сомнению причастность Г.Н. Потанина к выступлению фракции областников и беспартийных под предводительством А.В. Адрианова против Сибирской областной Думы и утверждается, что позиция части областников по поддержке ВСП в конфликте с СОД «была обоснована Потаниным ещё в середине сентября» и якобы подтверждена в декабре 1918 г.; 12) применительно к периоду правления А.В. Колчака утверждается, правда без приведения весомых доказательств, что Г.Н. Потанин вместе с А.В. Адриановым, И.И. Серебренниковым и другими областниками правого толка безоговорочно поддержал «колчаковщину».

М.В. Шиловский ребром ставит вопрос, «насколько объективно и здраво мог судить Г.Н. Потанин о происходящих событиях в силу старческой дряхлости?» Утверждая, что «имя и авторитет Потанина могли использоваться без его ведома», Шиловский приводит подтверждающие оценочные суждения потанинских современников В.Я. Шишкова, Е.Л. Зубашева, Ф.И. Кузнецова, В.Д. Вегмана. Вместе с тем, этот узловой вопрос, поставленный Шиловским, оставлен без ответа: мнения приведены без минимальных авторских доказательств предположения, без представления механизмов «спекулятивного» использования имени Потанина членами «Потанинского кружка» А.В. Адриановым или А.Н. Гаттенбергером, в чём были уверены упомянутые выше лица.

На протяжении 1990–2010-х гг. некоторые частные аспекты деятельности Г.Н. Потанина и использования его «знамени» в годы Революции и Гражданской войны нашли своё отражение в публикациях отдельных авторов.

Томский историк Н.С. Ларьков в своих статьях неоднократно обращался к последним годам жизни Г.Н. Потанина и деятельности «Потанинского кружка». По мнению Ларькова, опирающегося на слова Потанина об отрицательном отношении к СОД, «в остром конфликте белогвардейского правительства с проэсеровски настроенной Сибирской областной Думой Григорий Николаевич поддержал сторону правительства». С опорой на слова председателя СОД И.А. Якушева утверждается, что Г.Н. Потанин сильно тяготился скатыванием его друзей по «Потанинскому кружку» к идее о военной диктатуре. В этой связи, Ларьков пришёл к выводу, что Потанин, будучи гуманистом и противником диктатуры, «был вынужден в реальной политической действительности делать выбор из двух зол, каковыми являлись колчаковская и большевистская военно-террористические диктатуры». Если большевистская диктатура для Потанина изначально была неприемлема, то «в отношении колчаковщины оставались надежды на её смягчение и изживание в будущем, после свержения большевизма». С одной стороны, именно в этом контексте, Ларьков предлагает оценивать приписываемый Потанину призыв «К оружию, граждане!», с другой стороны, исследователь выражает уверенность в том, что «было бы большой ошибкой зачислять Г.Н. Потанина на основании этого воззвания в адепты колчаковщины, в послушные исполнители воли военно-промышленных кругов».

Присвоение Г.Н. Потанину Временным Сибирским правительством звания Почётного гражданина Сибири Н.С. Ларьков не считает случайным и называет его политическим жестом, направленным «на придание соответствующего имиджа самой власти, поскольку […] новая власть, будучи ничуть не более законной, нежели свергнутые Советы, нуждались в своей легитимизации. Для этого использовались различные средства, в том числе и авторитет таких лиц, как Г.Н. Потанин».

Также Н.С. Ларьков внёс довольно весомый вклад в раскрытие роли «Потанинского кружка» в консолидации антибольшевистских сил в Сибири, детально осветил политическую деятельность А.В. Адрианова в годы Гражданской войны, не выявив, однако, конкретных механизмов взаимодействия самого Г.Н. Потанина с «Потанинским кружком». Более того, на том основании, что «редактируемая А.В. Адриановым газета до последнего оставалась на позициях антибольшевизма, разделявшегося членами „Потанинского кружка“, включая самого Григория Николаевича», Ларьков убеждён в том, что «вряд ли можно согласиться с утверждениями отдельных авторов, начиная, вероятно, с В.Д. Вегмана, пытающихся убедить читателей, будто бы А.В. Адрианов активно использовал на страницах „Сибирской жизни“ имя Г.Н. Потанина в антибольшевистских публикациях без ведома последнего». Ларьков считает, что «для противопоставления этих двух сибирских патриотов и общественно-политических деятелей нет оснований», так как «для них одинаково неприемлема была диктаторская большевистская власть».

Томские историки С.Ф. Фоминых и Д.Н. Шевелев, рассматривая тему о поисках союза между Добровольческой армией и сибирскими областниками, на основе анализа политических воззрений Л.Г. Корнилова и Г.Н. Потанина приходят к выводу о том, что «несмотря на ряд спорных, подчас противоречивых положений», связанных с вопросом о будущем государственном устройстве и о месте Сибири в грядущей России, «тенденция к выработке общей линии была явной» и она заключалась в определении общего врага – большевизма.

Омский историк А.С. Сушко, опираясь на конструктивистскую теорию, определяет «культурно-просветительскую и политическую деятельность Г.Н. Потанина и его последователей – сибирских областников […] как сибирский национализм» [курсив А.С. Сушко – А.Л.]. Под национализмом Сушко понимает «мировоззрение, идеологию и политическую деятельность, основу которых составляет трактовка нации как высшей ценности и формы общности», под областничеством – «националистическое движение части сибирской интеллигенции, целью которого являлось пробуждение в массе сибирского населения сибирского самосознания и формирование на его основе сибирской государственности и новой нации – сибирского народа». Сушко уверен в том, что «именно в условиях социальных катаклизмов, когда областничество сбросило с себя маску культурного сепаратизма, показав свою националистическую сущность, связанную с политическим сепаратизмом по отношению к России, стало очевидно, что сибирское областничество – это „национализм без нации“».

В сибирском национализме А.В. Сушко выделяет два течения: «традиционный сибирский национал-либерализм», отстаивающий «национальные сибирские интересы, основывавшиеся в их интерпретации на либеральных идеях о правах человека» (апологеты Г.Н. Потанин, А.В. Адрианов, И.И. Серебренников) и так называемый «сибирский национал-социализм», с одной стороны разделяющий идею сибирского патриотизма, с другой – выступающий «с социалистическими идеями классовой борьбы, присущими тогда большинству русской интеллигенции» (апологеты М.Б. Шатилов, И.А. Якушев, А.Е. Новосёлов). Решение Чрезвычайного областного съезда в декабре 1917 г. образовать сибирскую государственную власть «под социалистической вывеской» означало отказ от основополагающего принципа национализма – надклассовости. А.В. Сушко полагает, что «с этой точки зрения выход Г.Н. Потанина из образованного съездом Областного совета был закономерным поступком сибирского националиста-либерала», считавшего, что «к обновлению Сибири должны быть призваны все слои сибирского населения». Другое доказательство того, что «интересы Родины в интерпретации сибирского националиста Потанина были не русскими, а сибирскими» Сушко находит в обращении «К населению Сибири», в котором Потанин «призывал жителей Сибири к объединению на областнической платформе, на основе сибирских, а не общегосударственных российских интересов».

Красноярский литературовед К.В. Анисимов в комментарии к републикации работы Г.Н. Потанина «Возрождение России и министерство просвещения России» (1919) обращает внимание на психологическую составляющую областнического мировоззрения Потанина. Анисимов отмечает, что Потанин, выстраивая «концепцию психологического и идейного формирования „патриота“», стремился доказать, что «приверженность родине естественно присуща человеку как биологическому существу, является врождённым свойством, а не хронологически обусловленным этапом исторического процесса, подобным экономической формации». Большевистскому интернационализму Потанин противопоставлял «областничество как „инстинкт“, как составляющую не только интеллектуального мира человека, но [и] его глубинной психологической сущности».

Томский историк Л.И. Смокотина рассматривает в своих статьях образовательную и педагогическую повестку областничества в трудах Г.Н. Потанина и, в частности, развивает тему об отношении Потанина к системе народного просвещения как средству формирования областного и национального патриотизма, не выявляя, однако, всей полноты общественно-политических причин обращения Потанина к вопросу о народном образовании и, особенно, к вопросу о народном воспитании именно в годы Революции и Гражданской войны.

Омский культуролог С.Д. Бакулина отмечает, что «начало 2010-х годов знаменуется всплеском интереса к личности, определяющей социокультурные очертания региона и его „лицо“, образ, имидж» [курсивы С.Д. Бакулиной – А.Л.] и эту «тенденцию подтверждает ряд статей, посвящённых судьбам идеологов областничества, представленных цепочкой ключевых фактов, которые сознательно транслируются публицистами, формируют представление о территории, способной развивать сильную и свободную личность», например, такую, как Григорий Николаевич Потанин. По мнению Бакулиной, «внимание к имени Места преследует цель сохранения памяти о земляке, демонстрации мужественного следования идее воспитания патриотизма».

Отметим также и научно-популярные исследования томского краеведа О.А. Помозова, вышедшие в 2014 и 2017 гг. В контексте темы о влиянии сибирских областников и областнического движения на ход революционных и послереволюционных событий, Помозов, обобщая наработки советских и современных историков, отразил отдельные узловые аспекты, связанные с общественной деятельностью Г.Н. Потанина последних лет жизни.

Историографический обзор научных работ предшествующих исследователей позволяет нам сформулировать объект и предмет настоящего исследования, определить его цель и задачи.

Объектом исследования выступает российская политическая мысль эпохи социального катаклизма, а именно идеи сибирского областничества в качестве одной из альтернатив исторического развития России и Сибири на идеологическом перепутье 1917–1919 гг.

Предметом исследования выступают политические воззрения и общественная деятельность лидера сибирского областничества Г.Н. Потанина в период Революции и Гражданской войны в Сибири; имя и образ Г.Н. Потанина, использовавшиеся в качестве «знамени» антибольшевистскими силами Сибири.

Цель исследования – реконструкция системы общественно-политических взглядов Г.Н. Потанина, воссоздание смыслов и реконструкция механизмов использования его имени и образа в качестве политического символа в 1917–1919 гг.

В задачи исследования входит:

реконструировать систему и проследить эволюцию общественно-политических взглядов Г.Н. Потанина (по материалам публицистических статей, опубликованных в 1917–1919 гг. в сибирской периодике);

воссоздать смыслы, вкладываемые в использование имени и образа Г.Н. Потанина в качестве политического символа (по материалам сибирской периодики и адресованной ему корреспонденции);

реконструировать механизмы использования имени и образа Г.Н. Потанина в качестве политического символа;

определить степень взаимосвязанности и согласованности между собой общественно-политических взглядов Г.Н. Потанина и его образа, создаваемого антибольшевистскими силами в сибирском политическом пространстве.

Хронологические рамки исследования ограничиваются следующим периодом: начало марта 1917 г. – конец декабря 1919 г. Нижняя временная граница связана с началом Февральской революции 1917 г. в Петрограде, о которой сам Потанин получил известия 2 марта 1917 г., а 10 марта 1917 г. вышла первая его публикация, посвящённая свершившимся событиям. Верхняя временная граница прямо связана с последним публицистическим выступлением Г.Н. Потанина 14 ноября 1919 г. (в конце ноября 1919 г. состояние здоровья Потанина резко ухудшилось, из-за чего он более не мог заниматься творческой интеллектуальной деятельностью вплоть до своей кончины 30 июня 1920 г.) и косвенно – с окончанием Гражданской войны и установлением большевистской власти в Западной Сибири к началу 1920 г. (в Томск, где жил Потанин, красноармейцы вошли 20 декабря 1919 г., а 21 декабря прекратился выпуск газеты «Сибирская жизнь» – основной публицистической трибуны Г.Н. Потанина).

Методология исследования. Теоретическим основанием исследования является микроисторический подход, в котором провозглашается «необходимость обращения к индивидуальному опыту для того, чтобы понять вариативность и логику социальных процессов». В нашем случае таким индивидуальным опытом могут выступать политические воззрения Г.Н. Потанина в период Революции и Гражданской войны, которые можно рассматривать в качестве одной из альтернатив исторического развития России и Сибири на идеологическом перепутье 1917–1919 гг. Также в микроистории «упор делается на выделение обстоятельств и факторов, влияющих на специфику и уникальность рассматриваемого явления». В нашем исследовании в качестве уникального, неповторимого исторического явления можно рассматривать как политические воззрения, так и общественную деятельность Г.Н. Потанина в 1917–1919 гг., а также использование его имени и образа в качестве «знамени» антибольшевистскими силами Сибири.

Системный подход в своём проявлении в виде структурно-функционального анализа позволяет нам рассматривать жизнь и деятельность Г.Н. Потанина как целостную систему, в которой целесообразно выделить в качестве одной из главных подсистем последние годы жизни Потанина, пришедшиеся на период Революции и Гражданской войны. В структуре данной подсистемы в качестве подчинённых подсистем могут выступать составные части предмета исследования: А) политические воззрения и общественная деятельность Потанина в 1917–1919 гг.; Б) имя и образ Потанина, используемые в качестве «знамени» антибольшевистскими силами Сибири. Одна из задач нашего исследования состоит как раз в том, чтобы определить степень согласованности координирующих функций между подчинёнными компонентами главной подсистемы, иными словами – нам предстоит выяснить, насколько образ Г.Н. Потанина, создаваемый антибольшевистскими силами в сибирском политическом пространстве, соответствовал его действительным общественно-политическим взглядам в последние годы жизни. Личность и поступки Г.Н. Потанина как исторического деятеля выступят общесистемным свойством-результатом.

Использование историко-генетического метода позволило нам на основе комплексного исследования публицистических произведений Г.Н. Потанина периода Революции и Гражданской войны прийти к умозаключению о том, что эволюция общественно-политических воззрений Потанина в 1917–1919 гг. прошла путь от многочисленных идей по политическому реформированию Сибири к идее о национальном возрождении России через систему гражданского воспитания.

Применение причинно-следственного анализа позволило нам предположить, что фактический отказ Г.Н. Потанина в 1919 г. от узко областной идеи по формированию сибирской интеллигенции, которую он продолжал разрабатывать в 1917–1918 гг., в пользу концепции о поэтапном воспитании русского патриотизма через реформированную систему народного просвещения стал возможным благодаря разочарованию Потанина в практической реализации областнического проекта.

Использование историко-типологического метода позволило нам, в частности, прийти к мнению об отсутствии солидарности в общественной среде, неравнодушной к судьбам Сибири и областнической идее. Демонстрацией этому служит широкий разброс общественного мнения в вопросе об избрании Г.Н. Потанина председателем Временного Сибирского областного Совета и последовавшем вскоре отказе от должности.

Применение сравнительно-исторического анализа позволило нам определить уровень корректности использования имени и образа Г.Н. Потанина в качестве символа антибольшевистскими силами Сибири. Критерием корректности в данном случае выступала степень согласованности между собой общественно-политических взглядов Г.Н. Потанина и его образа, создаваемого в сибирском политическом пространстве. Также применение данного метода позволило нам развеять уже сложившийся в историографии миф о том, что Г.Н. Потанин был одним из главных инициаторов самороспуска Сибирской областной Думы и доказать его крайне негативное отношение к данному политическому акту.

Применение такого частного метода как контент-анализ помогло нам поставить точку в вопросе об авторстве антибольшевистского воззвания «К оружию, граждане!» и окончательно доказать очевидную непричастность Г.Н. Потанина к данному документу. Вместе с этим, элементы текстологического анализа позволили нам доказать, что Г.Н. Потанин был автором другого антибольшевистского обращения «К призыву в армию», смысл и содержание которого не только нисколько не противоречили, но и полностью соответствовали посылам воззвания «К оружию, граждане!»

Источниковая база исследования. Основой для данного исследования послужила совокупность следующих исторических источников.

Первая группа источников – публицистические статьи Г.Н. Потанина, опубликованные в сибирской периодике 1917–1919 гг. Стоит отметить, что нами была проведена дополнительная библиографическая работа по выявлению de visu максимально полного перечня публикаций Г.Н. Потанина изучаемого периода. Литературовед Н.В. Серебренников указывает, что библиография изданий Г.Н. Потанина в биобиблиографическом справочнике «Сибирское областничество» подготовлена «безалаберно» и грешит пропуском десятков важных работ. Всего в данном справочнике применительно к периоду 1917–1919 гг. перечислено 17 публикаций. Историк М.В. Шиловский, опираясь на «Указатель сочинений Г.Н. Потанина», подготовленный А.Г. Грумм-Гржимайло и Л.А. Смольяниновой, подсчитывает 19 публикаций и утверждает, что они «со второй половины 1918 г. перестали появляться». Эта библиографическая неточность вызывает негодование литературоведа Н.В. Серебренникова, подсчитавшего минимум 42 публикации за 1917–1919 гг. и убеждённого, что их «во второй половине 1918 и в 1919 г. вышло не менее полутора десятка».

Нами в общей сложности подсчитано порядка 54 публицистических работ Г.Н. Потанина, опубликованных в марте 1917 – ноябре 1919 г., из которых de visu нами было выявлено и изучено 49 статей, опубликованных преимущественно в томских газетах «Сибирская жизнь», «Вестник Томской губернии» и в красноярском журнале «Сибирские записки» (см. прил. А). К этому списку добавлены два документа авторства Потанина, отложившиеся в ГАТО и опубликованные историком В.И. Шишкиным, и ещё одна статья 1909 г., перепечатанная в 1917 г. в газете «Труд и земля». Таким образом, общее число сочинений Г.Н. Потанина, включённое в наш перечень, составляет 52.

Вторая группа источников – материалы периодической печати, преимущественно связанные с оценкой общественной деятельности Г.Н. Потанина в годы Революции и Гражданской войны. Многочисленные материалы, опубликованные в таких повременных изданиях, как «Сибирская жизнь», «Голос народа», «Голос свободы», «Вестник Томской губернии», «Известия Сибирского организационного комитета», «Бюллетень Временного Сибирского областного Совета», «Известия Временного Сибирского областного Совета» (Томск), «Сибирские записки», «Свободная Сибирь» (Красноярск), «Вестник Временного правительства автономной Сибири» (Владивосток) позволяют значительно расширить и упорядочить представление о том, какие именно политические силы Сибири стремились к использованию имени и образа Г.Н. Потанина в качестве политического символа, какие смыслы в это вкладывались и какие механизмы при этом применялись.

Третья группа источников – законодательная и делопроизводственная документация временных органов власти, дислоцирующихся в Сибири в период Революции и Гражданской войны: Томского губернского народного собрания, Временного Сибирского областного Совета, Западно-Сибирского комиссариата Временного Сибирского правительства, Временного Сибирского правительства, Частных совещаний Сибирской областной Думы, Административного совета Временного Сибирского правительства, Временного Всероссийского правительства, Российского правительства. Данная группа источников выполняет функцию ориентиров, помогающих не потерять нить в насыщенной фактологии и хронологии сложных перипетий, происходивших в политическом пространстве Сибири на протяжении 1917–1919 гг. Кроме того, в документах Временного Сибирского областного Совета, Временного Сибирского правительства, Частных совещаний Сибирской областной Думы отразилась информация об общественной деятельности и использовании имени Г.Н. Потанина в качестве политического символа.

Четвёртая группа источников – источники личного происхождения. Основную их массу составляют материалы, отложившиеся в личном архиве Г.Н. Потанина (Ф. 1. Потанин Григорий Николаевич), значительная часть которого хранится в Отделе рукописей и книжных памятников Научной библиотеки Томского государственного университета (ОРКП НБ ТГУ). В частности, в корреспонденции, направленной на имя Г.Н. Потанина, нашли своё отражение: новости об избрании Потанина председателем Временного Сибирского областного Совета и его последующем отказе от этой должности; сведения о метаниях Потанина в конфликте между Временным Сибирским правительством и Сибирской областной Думой; информация о неприемлемом использовании имени Г.Н. Потанина деятелями «Потанинского кружка» из числа членов Российского правительства. Изучение данной группы источников позволяет углубить понимание смыслов, которые вкладывали современники изучаемых событий в своё отношение к Г.Н. Потанину как политическому символу.

Также в рамках данной группы источников были использованы воспоминания управляющего делами антибольшевистских правительств Г.К. Гинса, политического деятеля Е.Е. Колосова, дневниковые записи редактора газеты «Сибирская жизнь» А.В. Адрианова, премьер-министра антибольшевистских правительств П.В. Вологодского, в которых отразились отдельные узловые аспекты общественно-политической и личной биографии Г.Н. Потанина последних лет жизни.

Таким образом, накопленный предыдущими поколениями исследователей методологический арсенал, состоящий из введённых в научный оборот исторических источников, выявленных фактов и выдвинутых предположений позволяет достичь поставленную перед нами исследовательскую цель.