воспитание бабочек

волшебная деревня Ноив

5

Особое поручение оказалось довольно простым.

Аврора продолжала думать о нем, когда вместе с остальными девочками мастерила крылья фей-бабочек под руководством Флоры, которая объясняла, как закрепить на проволочном каркасе синий тюль. Не хватало только Орели: Берта позвала ее к телефону. Однако вскоре ее подружка вернулась.

— It’s for you, — обратилась она к Авроре. — It’s your mom[18], — прибавила она.

Воспитательница вечно путала их имена, они с Орели уже привыкли к недоразумениям и смеялись. Оставив свою поделку, Аврора подошла к телефону в коридоре и взяла трубку.

— Мама? — удивленно спросила она. Они разговаривали только накануне. За всю неделю Серена ни разу не звонила два вечера подряд.

— Привет, — весело отозвалась мама.

Поскольку Серена не умела лгать, ее необычный тон сразу же насторожил Аврору. Одна школьная подружка советовала ее опасаться эйфории взрослых, потому что каждый раз, когда у этой подружки умирала золотая рыбка, ее мама становилась очень веселой, прежде чем сообщить ей эту новость.

— Что-то случилось с Гасом? — встревоженно спросила Аврора.

— У него все прекрасно, — тут же успокоила ее мать.

Аврора вздохнула с облегчением. Она уже воображала, как кота похоронят в туалете, подобно золотым рыбкам ее подруги.

— Наверняка теперь, когда каникулы подходят к концу, ты хочешь остаться еще на несколько дней, — продолжала Серена.

— Завтра, когда мы уедем, приедут другие девочки, — объяснила Аврора, хотя матери и самой следовало бы это знать. — И потом, в понедельник мне в школу, — отметила она.

— Да я так, к слову, — оправдалась Серена. — Естественно, тебе пора в Милан. И потом, в понедельник тебе в школу, — повторила она, словно желая указать, что это ей как родителю положено напоминать об этом дочери.

— Тогда увидимся завтра вечером, — сказала девочка, гадая, зачем же мама позвонила.

— Завтра ужинаем пиццей, — объявила та, будто не желая с ней расставаться.

— Отлично, — ответила Аврора.

Что на маму нашло? Почему она так себя ведет? Все это очень странно. Затем ей вспомнилось, что у Серены есть шестое чувство. Аврора заключила тайный уговор с голоском за дверью сломанного туалета и не хотела себя выдать. Надо поскорее закончить разговор, пока мать что-нибудь не заподозрила.

— Но сейчас мне пора к остальным. Мы готовимся — вечером у нас праздник фей-бабочек.

— Конечно, беги к подружкам, — отпустила ее Серена. — Я поглажу за тебя Гаса.

— Просто не забывай его кормить, — сказала Аврора — возможно, слишком резко.

Они попрощались. Эта беседа все еще звучала в ушах Авроры. Под конец тон матери изменился: она явно огорчилась, что от нее так быстро отделались, и старалась это скрыть. Девочке стало стыдно. Захотелось перезвонить маме, но она сдержалась. В прошлом она слишком часто понимала поведение Серены неправильно. И у них было правило: никаких телячьих нежностей. Но вдобавок Аврора была уверена: если бы они еще поговорили, она бы не удержалась и призналась в том, что собирается сделать ночью.

«Так лучше», —

подумала она. Секрет надо хранить.
Остаток вечера прошел как нельзя лучше. На празднике были танцы, болтовня и смех. Фуршет со сладостями и канапе, которые маленькие гостьи пансиона приготовили сами, был очень вкусный. К тому же там была гора попкорна.

Время от времени Аврора отвлекалась, и тогда ее ум занимал только обещанный сюрприз. Интересно, что же это. Она по-прежнему не очень-то верила, что за дверью сломанного туалета прятался гном, но ее приятно будоражила мысль о том, что скоро все сомнения рассеются.

Хасли объяснил ей, что нужно делать. Поскольку особое поручение казалось совсем простеньким, Аврора надеялась, что нигде не ошибется.

Около половины девятого некоторые девочки, сытые и усталые после долгого дня, начали зевать. Вскоре Берта объявила, что праздник окончен.

Музыку выключили, и начались приготовления к последней ночи каникул.

Девочки почистили зубы, и, как всегда, каждой выдали по маленькому колокольчику на случай, если понадобится позвать воспитательницу, и по бутылке воды на случай, если они проснутся от жажды.

Луиза проводила Аврору в ее комнату, чтобы уложить спать. Девочка отказалась расстаться со своими крыльями феи-бабочки и надела их поверх ночнушки. Лучше она поспит на животе. Ей слишком нравилось их носить, и она была убеждена, что по возвращении домой такой возможности ей больше не представится.

Как только Луиза выключила свет и вышла из мансарды, девочка проверила время. Ее розово-зеленые часы «Свотч» с фосфоресцирующим циферблатом показывали девять тридцать семь.

Но начать выполнять поручение она могла только после того, как все уснут.

Однако Аврора тоже чувствовала, что веки у нее тяжелеют, и боялась, что заснет, если закроет глаза хотя бы на несколько мгновений.

Она уже не была уверена, что сможет сопротивляться сну.

Тут ей в голову пришла идея. Однажды мама рассказала ей, что, когда древнеримским воинам предстояло сражаться на рассвете, они выпивали перед сном много воды, чтобы мочевой пузырь разбудил их еще до восхода.

Аврора приподнялась в постели, взяла бутылку, стоявшую на тумбочке, и выпила все до капли, не сомневаясь, что через пару часов придется бежать в туалет. Потом она снова легла щекой на подушку и закрыла глаза, улыбаясь при мысли о том, что ее ждет. Инструкции гнома были ясны: чтобы приступить к особому поручению, нужно дождаться полуночи и тогда спуститься вниз.

Все, что ей надо сделать, — отворить дверь в шале.
Воспитание бабочек

1

Аврора открыла глаза — она стояла посреди чердака. В круглое световое окно, откуда открывался вид на горы, проникали лучи рассветного солнца.

Опустив голову, она увидела под босыми ступнями мягкий, зеленый, как лужайка, ковролин.

Затем огляделась.

Наклонный потолок был расписан: голубое небо, усеянное белыми облачками. У стены стояла заправленная розовая кровать, накрытая красивым красным покрывалом. Тумбочку заменяла табуретка, на которой стояло маленькое распятие на алебастровой подставке, а вместо шкафа — зеленый сундук. На полке — коллекция животных, вырезанных из древесной коры. Пара шкафов, полных книг. В одном углу — светильник под абажуром, на котором вышиты олени в благородных позах и с гордым взглядом.

Кроме того, в комнате была уйма игрушек. Деревянная кухня с кастрюльками и сковородками. Точная миниатюрная копия швейной машинки. Деревянный волчок на шнурке. Лошадка на колесиках. Кукольный домик с мебелью. Семейка плюшевых мишек. И сидящая в кресле-качалке кукла с такими светлыми волосами, что они казались белыми; кукла смотрела на Аврору голубыми-преголубыми глазами.

Аврора растерялась. Ее первая ясная мысль была такая: это не ее спальня. «Я никогда здесь не бывала, — сказала она себе. — Или бывала?»

Голова была легкая, как воздушный шарик; Аврора пошатнулась. Ей хотелось сесть, но она почему-то продолжала стоять и покачиваться, словно во власти невидимой силы, которая тянула ее в разные стороны, но в то же время поддерживала. Как неваляшка, которая не падает, даже если толкнуть.

Она как будто не полностью владела собой.

Справа на стене висело зеркало в полный рост. Аврора повернулась и увидела свое отражение. Маленькая, хрупкая шестилетняя девочка. Копна светлых кудряшек растрепаннее обычного. Она все еще в ночнушке, в которой легла спать в мансарде пансиона. А на спине красуются крылья феи-бабочки, только тюль помялся, а проволочный каркас немного погнулся.

Теперь на ум пришли довольно простые вопросы: «Что я здесь делаю? Как я сюда попала?»

Последнее воспоминание встало перед глазами, как ожившая картинка. Ее рука тянется к двери из шале. Пальцы хватаются за ручку. Дверь приоткрывается на несколько сантиметров. Еще вспомнился холодный воздух, мгновенно проникший в щель, ледяное дуновение вьюги на лице.

После этого из ее жизни как будто выпал кусочек.

И теперь Аврора ничего не чувствовала. Внутри у нее была пустота, спокойная и очень белая.

Что-то похожее она когда-то испытала, проснувшись после ночи в лихорадке — ночи, проведенной в борьбе с невидимым врагом, в бреду и тревоге. Но наутро все прошло. Ее лоб и щеки снова стали прохладными. Расслабленность. И слабость тоже, конечно. И уверенность, что худшее позади, болезнь миновала, тело исцелилось.

Покой и неожиданное умиротворение. Авроре хотелось, чтобы оно не заканчивалось никогда.

Но, хотя сейчас она и пыталась удержать его подольше, ощущение постепенно рассеивалось, сменяясь новым осознанием.

Аврора обернулась. С чердака вела красная дверь с латунной ручкой. И она была закрыта.

Ей впервые пришло в голову, что она пленница.

Внутри нарастало нечто иное. Тревога охватывала ее, разливаясь по телу, как нефтяное пятно. Поднималась от ступней и уже добралась до живота. Аврора чувствовала ее приближение и не могла противиться. Ей казалось, что ее затягивает океан ужаса. Наконец ей удалось пошевелить ногами, и она направилась к двери. Страх, что дверь заперта на ключ, не умерил инстинктивного желания сбежать.

Но в нескольких шагах от двери Аврора остановилась, потому что кто-то постучал.

Три медленных, мерных стука. Затем короткая пауза. Затем еще три. И так далее.

Аврора спряталась под розовой кроватью и уставилась оттуда на красную дверь с латунной ручкой.

Кто бы ни был по ту сторону двери, он не хотел отступаться и проявлял настойчивость. Но Аврора не собиралась никого впускать.

«Не открывай дверь незнакомым», — вечно твердила ей мама. Однако Аврора не прислушалась к этому совету и открыла дверь шале гному Хасли.

Второй раз она эту ошибку не повторит.

Незнакомец мог бы с силой колотить в дверь или вломиться на чердак. И может, так было бы даже лучше, потому что этот сдержанный стук ее пугал.

Вежливое постукивание скрывало в себе послание.
Я не тороплюсь, могу и подождать.

Авроре вспомнилась дверь неисправного туалета в раздевалке. Она предположила, что вскоре снова услышит писклявый голос Хасли. Но теперь девочка уже сомневалась, что это он. До сих пор она думала, что имеет дело с добрым гномом. Однако ей повстречался его злой брат Малассер.

Стук продолжался несколько бесконечно долгих минут, а потом вдруг прекратился.

Аврора даже не поверила, что наступила тишина. Она подождала еще немного на случай, если незнакомец снова примется стучать. Но нет — все тихо.

И все же она решила не вылезать из своего укрытия. По-прежнему с крылышками на спине, измученная тревогой, она спустя считаные секунды уснула под розовой кроватью.

Тук. Тук. Тук.

Аврора распахнула глаза, и ее снова охватил ужас.

Тук. Тук. Тук.

Ничего не изменилось. Кроме, пожалуй, того, что день уже угас и теперь чердак заливал бледный свет луны, превращая его в настоящую обитель привидений.

Тук. Тук. Тук. Без передышки. Кто бы это ни был, он не желал сдаваться.

Аврора заметила, что описалась, но не знала, случилось ли это от испуга или во сне. Она тихо заплакала. Ей не хотелось находиться здесь, не хотелось больше бояться.

— Оставь меня в покое! — крикнула она между всхлипами в сторону двери.

Неожиданно к ее просьбе прислушались и перестали стучать.

Девочка перевела дыхание: она задыхалась. Постепенно начала успокаиваться, хотя все равно нервничала. В любом случае она останется под кроватью. И тут она почувствовала запах. От манящего аромата в пустом животе мигом заурчало.

Аврора всмотрелась в темноту и увидела на полу, совсем рядом, поднос. Только тогда она собралась с духом и выползла из укрытия.

Перед ней стояла тарелка с яичницей-болтуньей, жареной ветчиной и двумя гренками. Большой стакан молока. Мисочка со сливочным мороженым, посыпанным земляникой. Салфетка, вилка и ложка. А еще — нечто, не имеющее никакого отношения к еде.

Заколка для волос с синим бархатным бантиком.

Аврору не интересовало, для чего здесь этот предмет, но она задавалась вопросом, как поднос оказался в комнате. Она обернулась на закрытую дверь.

Зачем стучать, если незнакомец и так может попасть на чердак?

Все это было слишком сложно, а Аврора слишком сильно проголодалась, чтобы сейчас об этом думать. Она набросилась на еду, в два счета разделалась с яичницей и ветчиной, выпила молоко до последнего глотка и наконец приступила к мороженому. Она ела медленно, ложку за ложкой, смакуя, и тем временем размышляла о заколке, оставшейся на подносе.

Аврора никогда не носила заколок: усмирить ее кудри было невозможно. Наверняка это какая-то ошибка, и, поскольку заколка ей не требовалась, она решила ее не трогать.

А вот описанная ночнушка уже причиняла неудобство. Ткань липла к ногам и неприятно пахла.

Поэтому, не переставая прислушиваться к тому, что за дверью, Аврора подошла к зеленому сундуку. Оказалось, он полон одежды, непохожей на ту, которую она обычно носила. По большей части старые разноцветные свитера, брюки из грубого хлопка, комбинезоны и клетчатые рубашки.

Но вся одежда девчачья.

В углу сундука нашлось нижнее белье. Боясь, что снова начнут стучать, Аврора поскорее сменила трусики и выбрала кофту в ромбик с заплатками на локтях и темно-красные фланелевые брюки.

К ее удивлению, вещи подошли ей по размеру.

Чтобы переодеться, она сняла тюлевые крылья, но потом снова надела. Их вес успокаивал ее: как будто ее кто-то обнимает.

Закончив, она тут же вернулась под кровать, в свою норку, и на этот раз для удобства прихватила с собой покрывало и подушку. С полным желудком и в чистой одежде она начала задаваться вопросами, которых пока что избегала.

Который час? Часики «Свотч», которые она всегда носила на запястье, с нее сняли, и Аврора почти потеряла ощущение времени. Что с ней уже случилось и что происходит теперь? Первой ее мыслью было, что, возможно, она здесь по собственной вине и за что-то наказана. Почему никто до сих пор ее не разыскал? Это казалось совершенно необъяснимым.

Вопросы сменяли друг друга. Но после каждого в голове оставалась только пустота. Впрочем, возможно, она сможет хотя бы выяснить, где находится.

Аврора примерилась к световому окну.

Она снова выбралась из импровизированного убежища, но быстро поняла, что до подоконника не дотянется. Потом ее посетила идея: сняв распятие с табуретки, служившей тумбочкой, Аврора передвинула ее к окну, встала на нее и как можно дальше вытянула шею.

Ничего не поделаешь: ей все еще не хватает роста, ничего не видно.

Аврора не сдавалась. Огляделась в поисках чего-нибудь такого, что можно положить на табуретку, чтобы добавить себе росту. Возможно, сгодятся книги на полках. Она взяла три и забралась на стопку.

И все равно не смогла разглядеть ничего дальше внешнего парапета.

Она поднялась было на цыпочки, но потеряла равновесие и рухнула на пол. Несмотря на ковролин, грохот от падения вышел ужасный. Аврора и не предполагала, что выйдет так громко. Опасаясь, что теперь у нее будут неприятности, она не обратила внимания на боль и тут же повернулась к двери, нервно прикусив губу. В ожидании.

Вопреки ее молитвам, это снова произошло. Тук. Тук. Тук.

На сей раз вместе со страхом внутри у Авроры возникло новое, неожиданное чувство. Злость. Мама всегда говорила, что Аврора — девочка, способная преображаться в мгновение ока. Например, за долю секунды из покладистой стать несносной.

Аврора поняла, что у нее есть два варианта. Либо опять спрятаться под кроватью, как испуганный зверек. Либо воспользоваться своим гневом, чтобы открыть проклятую красную дверь.

Она решила выбрать второе.

Повернув латунную ручку и распахнув дверь, Аврора тут же отступила на шаг назад. В том числе и затем, чтобы дать глазам привыкнуть к темноте. Перед ней стояла стена тьмы, в центре которой угадывался силуэт человека.

Он был одет в черное с головы до ног, даже ботинки черные. На лицо натянута балаклава, но без прорезей для глаз, носа и рта. И все же незнакомцу удавалось видеть и дышать.

Он двинулся вперед, на чердак, а Аврора продолжала пятиться.

Судя по походке, перед ней был человек, хотя она не была уверена. Под маской мог скрываться кто угодно, даже чудовище. На гнома он точно был непохож. Но откуда ей знать? Она никогда не видела гномов, только на иллюстрациях к сказкам.

Ее внимание тут же привлекла одна деталь. На руках у безликого незнакомца были черные резиновые перчатки, и он держал в них вещь, при виде которой Аврора сразу перепугалась. Она знала, что это не имеет смысла. Но сейчас этот обыкновенный предмет, виденный тысячу раз, вселил в нее необъяснимый страх, какого она никогда раньше не испытывала.
Щетка для волос.

Безликий незнакомец прошел мимо Авроры и сел на пол перед настенным зеркалом. Он устроился к ней спиной, но, судя по наклону головы, наблюдал за ней в отражении.

Аврора не знала, что делать, хотя и догадалась, чего он от нее ждет. Затем она, впрочем, поняла, что выбора у нее нет, а потому послушно подошла и села между ним и зеркалом.

И закрыла глаза. А вскоре безликий незнакомец начал расчесывать ей волосы при лунном свете.

Хотя он и старался не задевать ее крылья из синего тюля, Авроре все равно было больно. Она к такому не привыкла. Когда мать пыталась причесывать ее дома, девочка сопротивлялась, потому что расчески и щетки застревали в ее светлых кудряшках. Обычно это перерастало в ссору, и все заканчивалось капитуляцией Серены.

Но на сей раз Аврора терпела пытку молча. Каждый раз, когда щетка запутывалась в ее волосах и рвала их, по ее щеке скатывалась горячая слеза.

В комнате слышался только шорох щетки. Потом Аврора начала тихонько всхлипывать и шмыгать носом. Она ничего не могла с собой поделать. И тут случилось кое-что очень странное. Аврора заметила, что не только она издает эти звуки. Она нерешительно оглянулась, украдкой взглянула на незнакомца позади себя и, увидев его, на мгновение растерялась.

Балаклава, закрывавшая его лицо, промокла на уровне глаз. Девочка поняла, что безликий незнакомец плачет.

Все последующие дни ритуальное причесывание повторялось. Незнакомцу уже даже не нужно было стучать. Каждый вечер Аврора открывала дверь и устраивалась перед зеркалом. Вскоре он приходил, чтобы попытаться ее расчесать.

Всегда в темноте. И всегда без единого слова.

Почти все остальное время Аврора проводила под розовой кроватью. Она знала, что прятаться почти бесполезно, ведь он сообразит, где ее найти. Но ее это все-таки успокаивало.

Вдобавок она постоянно спала.

Она уже удивлялась, почему все время такая усталая. Ей вспомнилось, как ветеринар посоветовал ее матери подмешать лекарство Гасу в корм, чтобы тот незаметно для себя его съел. И теперь заподозрила, что незнакомец подсыпал что-то в еду, которую она находила перед собой при каждом пробуждении.

Туалета на чердаке не было — только горшок, который исправно опорожнялся, пока Аврора глубоко спала. Таким же образом у нее появлялись чистое белье и одежда — возникали в зеленом сундуке, как по волшебству. Кроме того, раз в день она получала кусок мыла, полотенце и тазик с теплой водой для мытья.

Каждый раз, когда девочка открывала глаза, ее что-то ждало.

Со своим тюремщиком она встречалась только на закате, но после того первого вечера незнакомец больше не плакал. Иной раз Аврора была почти готова задать ему какой-нибудь вопрос. Например, когда она сможет вернуться домой. Но всякий раз не решалась от страха услышать ответ.

Ею все больше овладевало смирение. То ли потому, что таковы были обстоятельства, то ли из-за какой-то уловки — например, снотворного.

Очень скоро Аврора погрузилась в состояние вечной вялости.

Ясность ума она не потеряла и по-прежнему чувствовала опасность, но все мысли как будто замедлились, а все эмоции притупились.

К примеру, долгое время ей не хотелось прикасаться к любым предметам на чердаке, не считая одежды в сундуке. Игрушки она игнорировала, хотя с их помощью могла бы хоть как-то развлечься. Аврора держалась подальше от кукольного домика, лошадки на колесиках, кухни, швейной машинки, семейства плюшевых мишек и жуткой куклы с белыми волосами, которая таращилась на нее ледяными глазами из кресла-качалки. Ее не интересовала коллекция животных из коры, и ей не было любопытно ни узнать, какие истории скрывают книги на полках, ни проверить, как работает деревянный волчок на шнурке.

Но однажды она решила вылезти из укрытия, чтобы хотя бы рассмотреть эти вещи вблизи. Так она сделала открытие, которое заставило ее задуматься.

Похоже, всеми предметами в детской кто-то уже пользовался.

Авроре хотелось обратиться за подтверждением к безликому незнакомцу, но она понимала, что вопроса не задаст. Точно так же, как она никогда не жаловалась, когда тот пытался привести в порядок ее светлые кудри. Под конец, сколько-то раз проведя по ним щеткой, он всегда пытался собрать ее волосы синей бархатной заколкой. Ему никогда это не удавалось, но он не сдавался и спустя день предпринимал новую попытку.

Аврора спрашивала себя, как долго это будет продолжаться, прежде чем ему надоест. Что-то подсказывало ей, что от успеха этой операции зависит многое.

Хотя она понятия не имела, что именно.

Примерно через пару недель, хотя Аврора уже почти потеряла счет дням, произошло кое-что, казалось бы, незначительное.

Жуя бутерброд с сыром, она почувствовала: что-то не так. Она подошла к зеркалу, широко открыла рот и обнаружила, что на месте верхнего резца зияет лунка, а десна слегка кровоточит.

Девочка выплюнула хлеб на ладонь и заметила среди пережеванной пищи маленький молочный зуб.

За последние несколько месяцев у нее уже выпало четыре. Ее подруги перед сном клали зуб под подушку, чтобы фея забрала его в обмен на немножко денег. Хотя девочки и знали, что это неправда, все равно было весело. Но Серене никогда не удавалось разыграть этот спектакль. Тем не менее каждый раз, когда у Авроры выпадал зуб, она имела право на подарок. Ее радовала не столько сама вещь, сколько то, что, в отличие от подружек, ей не нужно было общаться с вымышленным существом. У Авроры с матерью был целый ритуал: Серена не просто давала ей деньги, а водила ее в магазин и заставляла угадывать, что собирается ей купить. Аврора никогда не ошибалась и всегда угадывала подарок с первой попытки. Обе они гордились, что у них одинаковые вкусы.

Сейчас, глядя на выпавший резец, Аврора остро затосковала по матери. Она скучала по многому — например, по послеобеденным часам в «Палаццо Париджи» и чаю после купания в бассейне отеля. Ей не хватало даже ссор из-за этого негодника Гаса.

Но потом ее охватило другое чувство.

Она разозлилась на Серену из-за всех объятий и поцелуев, которых та никогда ей не дарила. Из-за ее редких и мимолетных ласк. Из-за ее презрения к телячьим нежностям. Сейчас, когда Авроре так нужны были воспоминания о материнском тепле, она не могла ими утешиться.

Она решила избавиться от зуба, бросив его в горшок, куда справляла нужду. Она была уверена, что Серена поступила так и с теми, которые выпадали ранее, — смыла их в унитаз. Но потом Аврора передумала.
Все-таки резец был частью Авроры. Ей не хотелось с ним расставаться. Поэтому она положила зуб на табуретку у кровати.

В тот вечер безликий незнакомец, как всегда, пришел ее расчесать. Но у Авроры поменялось настроение. Гнев на мать придал ей мужества, и она решилась заговорить со своим тюремщиком.

— Сегодня у меня выпал зуб, — сказала девочка, возможно, надеясь получить что-то взамен — например, позволение вернуться домой. Сейчас она цеплялась за любые иллюзии, даже самые невероятные. — Я хотела его выбросить, но потом оставила. — Она указала пальцем на табуретку.

Безликий незнакомец перестал ее расчесывать. Сначала развернулся к табуретке, затем встал и подошел. Увидев маленький резец, взял его пальцами в перчатке, поднес к лицу, скрытому под маской, будто хотел рассмотреть получше, а потом, так и не сказав ни слова, ушел с чердака, так и не закончив причесывать Аврору.

Зуб он унес с собой.

Интересно, что он с ним сделает. Вдруг, в отличие от матери, сохранит?

Выходя с чердака, безликий незнакомец ни разу не запер дверь на ключ.

Хотя Аврора уже давно это заметила, ей не хватало смелости пойти посмотреть, что таится за порогом. И тем более — попытаться сбежать.

Однако после нескольких недель на чердаке девочка догадалась, что, если она что-нибудь не предпримет, рано или поздно дела пойдут хуже. Она была неглупа и знала, что подобное не может длиться вечно. Помимо прочего, ее пугала мысль, что тюремщику надоест просто расчесывать ей волосы и он станет искать другой способ с ней развлечься.

Но больше всего ее страшило другое.

Аврора боялась, что происходящее на чердаке — всего лишь подготовка, что незнакомец приучает ее к тому, что будет дальше. Она не могла ни представить себе, какая участь ей уготована, ни подсчитать, сколько времени ей осталось.

Казалось, безликий незнакомец хочет укротить не только ее волосы. Каждый вечер расчесывая Аврору, он словно пытался приручить ее саму.

Когда Аврора с Сереной взяли Гаса, девочке примерно так же пришлось приучать его к лотку. Первое время она сидела с котом и гладила его, давая понять, что он в безопасности. Возможно, ее тюремщик использовал такой же подход. Аврора поняла, что чем покорнее будет себя вести, тем легче он достигнет своей цели.

Ей следовало взбунтоваться, но ее сдерживал ужас перед последствиями.

Но настал день, когда у нее появилась веская причина отбросить колебания. Однажды утром, проснувшись в своем укрытии, Аврора открыла глаза и увидела, что на ножке розовой кровати что-то вырезано.

Маленькое сердечко. Кто его вырезал?

До того дня Авроре не хотелось этого признавать, но сейчас перед глазами было доказательство, что до нее в комнате жил кто-то еще — вероятно, девочка, поскольку спальня была обставлена по-девчачьи.

Пряталась ли эта девочка под кроватью?

Что стало с предыдущей обитательницей чердака? «Удрала», — предположила Аврора, заподозрив, что другая девочка тоже была пленницей.

С этой минуты в ней зрело решение сбежать.

Аврора как следует подготовилась. Во-первых, она рассудила, что бежать надо ночью, после визита тюремщика: вероятно, после этого он ляжет спать. Во-вторых, она приготовила себе наволочку вместо котомки и сунула туда пару свитеров на случай, если понадобится одеться потеплее. Время от времени она видела в световое окно, что снаружи идет снег, а куртки в сундуке не было. Как и обуви — вот это была беда. Аврора решила надеть несколько пар носков, надеясь, что так не замерзнет.

Когда садилось солнце, Аврора забралась под кровать с вилкой, украденной с подноса, и зубцами вырезала рядом с сердечком послание. Если похититель потерпит неудачу с ней, наверняка он станет искать другую девочку, которую можно причесывать. И возможно, этой девочке тоже потребуется стимул, чтобы попытаться спастись самостоятельно.

Вот почему Аврора вывела под кроватью недвусмысленное слово.

В тот вечер, причесав Аврору перед зеркалом, безликий незнакомец, как всегда, молча удалился.

Весь день Аврора не пила и не ела, опасаясь, что в пище есть снотворное, от которого она станет покорной. Несъеденную еду она спрятала в сундук, заодно вылив туда и молоко, а на подносе оставила только пустую посуду.

Надев несколько слоев одежды и непременные крылья феи-бабочки, Аврора села перед красной дверью и положила рядом наволочку.

Она была готова.

Девочка долго выжидала, надеясь, что похититель не страдает бессонницей, а затем решила, что времени прошло достаточно и настала пора действовать.

Взявшись за латунную ручку, она медленно повернула ее и потянула на себя. Петли скрипнули, дверь подалась внутрь чердака, открыв проход в метр шириной.

Перед Авророй снова встала стена тьмы.

Единственный свет проникал из окошка за ее спиной и исходил от бледного диска луны. Девочка сглотнула; в горле пересохло. Ей не терпелось выйти на улицу и положить в рот пригоршню свежего снега. Жажда, которая мучила ее весь день, от напряжения усилилась.

Аврора шагнула в темноту, выставив перед собой руку, чтобы ни на что не наткнуться. Деревянный пол скрипел под тяжестью ее шагов. Она постаралась идти как можно медленнее.

Все еще ничего не видя, Аврора коснулась деревянного шара, стоявшего на каком-то пьедестале. Пока она пыталась понять, что это такое, левая нога потеряла опору. Едва сдержав крик, Аврора успела ухватиться за что-то твердое, прежде чем сорваться в пропасть.

Только тогда она сообразила, что цепляется за балюстраду, а под ней находится лестница.

Дальше она спускалась увереннее. Тишина была непроницаемой, как и тьма вокруг.

Лестница привела в комнату, озаренную лунным светом, проникавшим внутрь через два больших окна с кружевными занавесками. Явно гостиная. Мебель казалась очень старой. Буфет, диван, потертое кресло, а рядом с камином, в котором догорали угли, — телевизор.

В нескольких шагах от себя девочка заметила дверь из дома на улицу и тут же подошла проверить, отперта ли она.

Дверь оказалась незапертой.

Открыв ее, Аврора очутилась посреди альпийского пейзажа. Кругом только леса и горы. Сияние луны отражалось от белого снега вокруг.

Аврора спустилась с крыльца, и ее ножки мгновенно утонули в холодной белизне. Она не дрогнула и, с трудом пробираясь сквозь снег, двинулась вперед. Куда идти, она не понимала: вокруг ни дорог, ни тропинок.

Девочка пошла прямо.

Уже в сотне метров от дома она устала и замерзла. Вдобавок бледное сияние луны исчезло, и ничего не стало видно.

Впереди все было черно. Как это возможно?

Сделав еще несколько шагов, Аврора почувствовала снизу холодное дуновение и поняла, что за снегом пустота.
Она стояла на краю обрыва.

Аврора в ужасе попятилась. До этого мига она не задавалась вопросом, почему ей так легко удалось покинуть свою темницу. Теперь до нее дошло, что чердачная дверь не запиралась на ключ, потому что сбежать отсюда невозможно.

Она оглянулась на дом. Безликий незнакомец застыл на пороге хижины, глядя на Аврору из-под черной маски, как будто заранее знал, что она вернется.

В руке он держал щетку для волос, блестевшую в лунном свете.

Никакого наказания не последовало, как и дальнейших попыток побега. Прежняя жизнь и заведенный уклад возобновились как ни в чем не бывало.

Больше всего Аврора боялась, что тюремщик что-нибудь изменит в их распорядке дня, а потому пассивно принимала свое положение: их безмолвная договоренность подразумевала, что ничего не изменится. И пока безликий незнакомец довольствовался тем, что держал Аврору в заточении и расчесывал ей волосы, ее это устраивало.

«Я буду вести себя хорошо и сделаю все, что ты захочешь. Только не делай мне больно».

Мучения при расчесывании тоже стали не такими сильными. А может, она просто перестала их замечать. В любом случае во время сеансов перед зеркалом девочке даже удавалось отвлекаться и убегать в свои фантазии.

Однако последствия ежевечерней процедуры начали сказываться на ее светлой шевелюре. Наутро Аврора находила вокруг много выпавших волос. Она собирала их с травянисто-зеленого ковролина и прятала под матрас. Наверное, в темноте безликий незнакомец ничего не замечал. И теперь он ни в коем случае не должен был узнать.

Убежденная, что ее выбрали из-за золотистых кудряшек, Аврора не хотела, чтобы он потерял к ней интерес. Теперь она боялась уже не того, что останется здесь навсегда, а того, что он избавится от нее, чтобы похитить другую девочку с красивыми волосами, которые можно будет расчесывать.

В остальном дни протекали одинаково. Не менялась даже еда на подносах. Не имея ни малейшего понятия, сколько недель прошло, Аврора научилась определять дни по еде и придумала для них новые названия.

Были день яиц, день супа, день сосисок, день бульона, день фасоли, день курицы и, поскольку мороженое с лесными ягодами ей давали только раз, она отождествляла день сладкого с воскресеньем.

Однажды ночью поднялся ветер.

Наутро он не унялся, а лишь окреп, превратившись в настоящий ураган. Так продолжалось несколько дней. Ветер обрушивался на хижину, сотрясая световое окно, и, завывая, проникал в щели, — звук такой, будто играет расстроенная флейта или кто-то стонет.

Аврора часами сидела, закрыв уши руками, а по ночам спала, положив голову под подушку.

В таком шуме невозможно было даже думать.

Иногда ветер стихал, и она надеялась, что все закончилось, но затем он вновь налетал с той же неистовой силой. Казалось, он вот-вот снесет крышу.

Однако безликий незнакомец словно и не замечал. В его движениях ощущалось непоколебимое спокойствие, будто ничто не могло вывести его из равновесия.

Однажды случилось то, чего Аврора опасалась не первый день, — внезапный звон бьющегося стекла. Девочка ела суп, сидя на полу, и ее осыпало градом осколков. Она упала на спину, но удар смягчили крылья за плечами.

Прилетевшая ветка разбила световое окно.

Как будто после долгих усилий ветру наконец удалось ворваться на чердак. Теперь он гулял по спальне, точно любопытное привидение, что-то сдвигая, что-то опрокидывая, приподнимая края покрывала и забираясь Авроре в волосы.

Ветер трепал волосы; Аврора закрыла глаза. Ей бы следовало испугаться — управляться с ее волосами было исключительным правом тюремщика, — но это походило на долгожданное освобождение.

Она отвлеклась от ласки ветра, почувствовав, что крылышки на спине хлопают сами по себе.

У нее возникла безумная идея улететь с чердака.

Посмотрев на разбитое световое окно, она сообразила, что при желании могла бы. Ее охватило восторженное волнение. Впрочем, следовало поторопиться: в любой момент безликий незнакомец мог войти, чтобы проверить, как она тут.

Аврора осмотрелась и нашла то, что нужно. Веревочка, обернутая вокруг деревянного волчка, подходила идеально. Девочка размотала этот шнурок. Достала из-под матраса горстку прибереженных выпавших волос, собрала их в прядь и привязала к концу веревки. Затем сняла с себя крылья и привязала другой конец веревки к проволочному каркасу. Потом еще раз проверила, крепко ли завязаны узлы.

После этого Аврора вернулась к дыре, зиявшей на месте окна. Убедившись, что воздух входит, а затем снова выходит оттуда, как изо рта, она встала на цыпочки и подняла повыше крылья из синего тюля.

Она почувствовала, как ветер рвет их у нее из рук. Она позволила ему подхватить их, но пока не отпустила. Пропустила веревочку между ладонями, как леер воздушного змея. Но не отпускала.

Как она и предполагала, ее крылья летели, стремились на свободу.

Сердце колотилось. Почувствовав, что готова, Аврора разжала пальцы и отпустила веревку с прядью волос.

Крылья феи-бабочки взмыли на ветру. Вылетев из окна, они воспарили ввысь, унося с собой доказательство, что Аврора здесь и хочет вернуться домой.

При виде того, как они порхают, Аврора расплакалась от радости и тоски: эти синие крылышки были последним, что оставалось у нее от прежней жизни.

— Прошу вас, — сказала она. — Умоляю, летите к моей маме и приведите ее ко мне.

Донато Крризи