Беспредельщина

2010 г.


Новогоднему угару не видно конца, и единственное, в чем я уверен на сто процентов — что пережил нулевые. А значит, могу восстановить хронологию всей вакханалии по свежим следам.


Ночью первого января мы самозабвенно пляшем на Ultra Music, где раздают трансуху, джангл и хардкор. Причем в проклятой VIP-зоне, где на выбор только «советское» по конской стоимости четыреста рублей за пластиковый стакан. Нас не ****, ведь загодя мы надираемся коньяком, которому парни дают ироничное прозвище «Скиновский», добавляя букву «С» к оригинальному названию.


Кто-то из опоздавших приносит «ешки», я слизываю цветную таблетку с женской руки, и мы спускаемся на танцпол присоединиться к потной толпе. Там же встречаем анекдотичных выхухолей, которых по случайности знают наши бабы. Один — брюнет, другой — блондин. Оба нацепили поло Lacoste: черный — розовое, белый — голубое. Две конфетки Jelly Belly. Они клянчат круглые и не отстают, пока Васек не грозится надавать тому, который больше смахивает на эмо-боя.


Я попадаю на множество фотографий Geometria в идиотских гротескных позах, и теперь не хочу заходить в Интернет.


Меня мажет и тошнит, и я вываливаюсь на улицу подышать, но по пути теряю браслет, а вместе с ним и проходку обратно. Сцепляюсь с тупорылыми секьюрити и въезжаю одному прямо в носяру, после чего те вдвоем кладут меня зубами в снег. Поднявшись, ковыляю к дороге и ловлю попутку. Пуховик благополучно остается в гардеробе вместе с телефоном. Кисть зверски ноет от боли, и я прошу бомбилу отвезти меня в районный травмпункт. Сонный хирург отправляет на рентген. Вывих, трезвею, знобит. Отсиживаюсь неподалеку в подъезде у Пэнзера. Таким образом, чудом угадываю, в которой хате продолжится вечеринка, и воссоединяюсь с корешами. Прямо таки подарок Деда Мороза.


Потом сплю, точнее, хотя б минут на пятнадцать пытаюсь прикорнуть под Билли Айдола. Безуспешно. Встаю и вместе со всеми ем вареные пельмени с кетчупом. За окном темно, утра не было вовсе, и сутки разбухли до часов сорока. Лудим дальше.


В ходе абсурдной словесной перепалки, сути которой я не успеваю уловить, жирные братья Суховы снимают с петель кухонную дверь и, раскачивая, швыряют в распахнутое окно. Она летит, как самолетик оригами, и в щепки разбивается о подъездный козырек. Двойняшек затрещинами выпихивают на улицу, где конфликт обретает масштаб.


Я принимаю замес как данность и остаюсь в квартире с бабами, поглаживая распухшую кисть. За происходящим наблюдаю сверху вниз. Красота: вылетая из подъезда следом за братьями, каратист Пэнзер с двух ног прописывает первому в грудь, сам же, бухой, падает на копчик. За ним более крупный Васек — наскакивает на второго, валит головой о дворовую ограду. А следом — не менее разгоряченные Аспид и Фог, которым остается потолкаться и поораться, прежде чем противники не ретируются под девичье “*** не дорос”, доносящееся из нашего окна.


Соседи, разумеется, делают вид, что салатов ночью не жрали и «Голубых огоньков» не смотрели — и не упускают возможности настучать. К нам заявляются вялые фараоны, но мы притихаем и провожаем их с контейнером оливье.


Незваным гостям неймется – дислоцируемся на другую хату. Там лупим самогон и слушаем Public Enemy, выкуривая одну за другой. Но когда Аспид начинает домогаться 14-летней хозяйской сестры, а Фог — расталкивать колеса на унитазной крышке, нас выгоняют, и мы двигаем к Кукухе. В пешем пути держусь с трудом: желудок сжался в комок, веки отяжелели. Оказавшись в тепле, делаю отчаянный, последний на вечер пыж, и опять проваливаюсь в беспокойный сон под неумолкающие нетрезвые разговоры. Прямо в кресле, свернувшись рогаликом.


У Кукухи принято курить кальян. Но на этот раз его верный друг не выдерживает и выплевывает раскаленный уголек на новенький паркет. В полу остается тлеющий кратер. Все суетятся, но забывают, как только раздается очередной звонок в дверь. А вот и барыга. Кладу под язык марку неизвестного происхождения и жду: слушаю, как Васек долго и громко трахает Руту в спальне, а затем и в сортире. В перерывах выбегает на кухню с оголенной елдой — перекурить — похожий на разъяренного бабуина, и сообщает, что это была самая узкая пи*да, которую ему довелось отыметь. Мы аплодируем стоя.


Мне жизненно необходим отдых: вероятно я не сплю уже третьи сутки. Лежу мертвецом на диване, пока некто тяжело сопит на полу – может, двое или трое тел. Дверной звонок тем временем дребезжит, не умолкая — дом принимает кутил пачками. Этот назойливый звук разливается по комнате, заполняя уши, ноздри и прочие отверстия, как вдруг из-под одеяла высовывается лохматая голова Кикиморы и прикусывает меня за член. Я подскакиваю и бегу, но в коридоре по колено ухожу в пол и застываю. Мои ступни висят у соседей под потолком. Прикидываю варианты, что они могут с ними сделать.


Мечтаю просраться и очнуться от этого кошмара, желательно сразу в своей кровати. Проблема в том, что я больше не знаю, где мой дом и кто я вообще такой.