Надежда просыпается до рассвета

ПОДПОЛЬЕ

Город засыпал под завывание метели в водосточных трубах. За пять минут до полуночи по улицам прокатился призыв из громкоговорителей: «Внимание жителям Солнечногорска! Пожалуйста, соблюдайте режим! Мы заботимся о вашем здоровье». В тот же миг погасли окна многоэтажек, вывески магазинов, рекламные билборды, и улицы погрузились во тьму, словно кто-то накрыл их гигантским непроницаемым куполом.
По узкому переулку, подняв воротник и укутав лицо плотным шарфом до самых глаз, шёл человек. Камеры на фонарных столбах моргали недобрыми красными огоньками и медленно поворачивались вслед. Появившаяся будто из ниоткуда высокая антропоморфная фигура преградила ему путь.
- Вы нарушаете режим. Предъявите документы.
- Да отвали ты, чучело железное, – ответил человек и с размаху зарядил фигуре в табло кулаком. Табло замигало и погасло. Фигура бесшумно рухнула на запорошенный снежной пылью тротуар. Человек оглянулся по сторонам и устремился вперёд, ускоряя шаг, а вскоре перешёл на бег.
Стройный ряд фонарей обрывался на окраине города – дальше тянулись гаражи, которыми уже почти никто не пользовался, но сносить их почему-то не решались. Возле одного из них человек остановился, отряхнул снег и сунул ключ в еле заметную на фоне ржавой двери замочную скважину.
В гараже пахло отвратительной смесью бензина и гнили. Человек сделал несколько шагов вглубь, разглядел под полом узкую полоску света; присел на корточки, нащупал руками выступ, поднял крышку люка и тотчас зажмурился, едва успев ухватиться за деревянные перила. Ещё несколько ступеней вниз – и он рухнул на пол, обессиленный.
- Рад тебя видеть, Владик, – раздался голос из глубины ярко освещённой комнаты. За столом сидел пожилой мужчина. В углу, на маленькой скамеечке, женщина средних лет с чёрными волосами, убранными в неаккуратный хвост, и дерзкого вида парень в камуфляже что-то рассматривали на экране ноутбука. На секунду оторвавшись от работы, они кивнули новичку в знак приветствия.
- Как обстановка наверху? – спросил пожилой мужчина.
- В городе почти не осталось надёжных мест. Я использовал маскировку от биометрических камер, как советовал посредник. Клад с ключом и картой он оставил в расщелине кирпичной стены, координаты передал по рации, так что за мной хвоста нет. Да, и ещё. Я ликвидировал контролёра по дороге сюда.
- С контролёрами будь аккуратнее, – резко вмешалась женщина. – Любое повреждение робота равносильно статье за сопротивление при задержании… Они же теперь у нас главные хранители правопорядка.
- Знакомься, это Вера, один из лучших агентов в нашей ячейке, – сказал пожилой мужчина.
- Признательна за высокую оценку, Капитан, – откликнулась она.
- А это Макс – наш техконсультант. Отлично разбирается в самых разных механизмах, обеспечивает радиосвязь и трансфер.
Дерзкого вида парень в камуфляже поднял голову и оценивающе оглядел Владика с головы до ног. В его взгляде читалась мысль: «Серьёзно? Это и есть долгожданное подкрепление?». Но вслух он ничего не сказал.
Пожилой мужчина, которого Вера назвала Капитаном, встал из-за стола и подозвал всех троих поближе. Оценив их готовность впитывать каждое слово и хорошенько работать головой, он заговорил.
- Наша цель – план пятого блока центрального здания СБИТ. Чертежи хранятся на главном компьютере в секторе D. Доступ в этот сектор имеет очень ограниченное количество людей, в том числе и наш информатор. Как только сотрудник получает секретный доступ, он в тот же день лишается возможности покидать помещение. На неограниченный срок. Это значит, что мы больше не можем поддерживать регулярную связь с информатором прежними способами. План нужен как можно скорее. Слушаю ваши варианты.
- Он не может выйти из здания, но может свободно перемещаться внутри самого здания, верно? – спросила Вера.
Капитан молча кивнул.
- Но если кто-то попытается скопировать секретные файлы на внешний носитель, система безопасности сразу же отреагирует. Значит, мы должны как-то зафиксировать чертежи непосредственно с экрана.
Макс потёр ладони и сцепил руки в замок – на его языке этот жест означал решимость и уверенность в себе.
- Можно сделать иначе: передадим через курьера наше новое устройство, а именно – контактную линзу со встроенной фотокамерой. Курьер проникает в самую доступную область здания, например, в холл на первом этаже, и там в слепой зоне встречается с информатором. Это проверенный метод. Заказываем пиццу на нужный адрес, ловим доставщика и говорим ему, мол, хотим другу сюрприз сделать. В коробку с пиццей кладём конвертик, маленький такой, для денег. Только вместо денег у нас будет нужный предмет. Линза маленькая, как раз поместится. А конвертик запечатаем – сюрприз всё-таки.
- Но в секретной комнате точно есть камеры высокого разрешения. Линзу разрабатывала СБИТ, и я думаю, что им прекрасно известно о её доступности. Если охрана увидит, что сотрудник пихает себе что-то в глаз и долго пялится в монитор, это будет подозрительно, – возразила Вера.
- Пусть зайдёт в туалет, вставит линзу и идёт к компьютеру. Встреча-то будет на нейтральной территории.
- Но при входе в сектор D тройная биометрическая идентификация. Голос, отпечаток пальца и, разумеется, сканер сетчатки глаза. Обоих глаз.
- Вера, твои «но» постоянно обламывают все планы, – с горькой усмешкой произнёс парень.
- Проработка деталей – залог успеха, – спокойно ответила женщина.
- У меня ещё одна идея, – подключился Владик. – Сфоткаем с мини-дрона. Запустим его по вентиляции. Если я всё правильно понял, план центрального здания вы уже раздобыли, значит, с навигацией проблем не возникнет. Макс, у отряда есть мини-дроны?
- Есть, конечно. А глушилки? Не забыл?
- Не забыл. Снесём глушилку к чертям собачьим! Вариант номер один – мощный электромагнитный импульс. Источник должен быть не дальше ста метров, то есть на крыше соседнего дома. Значит, поскольку в здании система оповещения с искусственным интеллектом, у нас будет… около десяти минут от момента, как глушилка выйдет из строя, до её восстановления.
- Зачем так заморачиваться? Я могу и с двух километров с винтовки снять. Повреждения от ЭМИ скорее функциональные, нежели структурные, так что ремонтники быстро всё восстановят, потом и сам источник найдут без труда. А вот если раскрошить ключевые конструкции, времени будет больше.
Новобранец удивлённо посмотрел на Веру.
- Она в прошлом снайпер, – пояснил Макс. – Недавно вернулась с военной операции. Герой, между прочим.
«Просто потрясающе», – сказал Владик про себя, и команда продолжила проработку деталей. Никто не обратил внимание на то, как пожилой мужчина, подобно призраку, выскользнул из комнаты и, присыпав дверь гаража снегом, отправился на поиски валяющегося где-то контролёра. Камеры не реагировали на его движения. Вьюга заметала его следы.
…С того момента, как подземная лаборатория «Будущее» потеряла своего хозяина и превратилась в военную базу высшего уровня секретности, прошло десять лет. Первое время мир оставался стабильным. Стабильно росли цены и продавались наркотики, падали самолёты и вспыхивали военные конфликты. Но лишь за закрытыми дверями правительственных учреждений зрела новая угроза: Искусственный Интеллект с Собственным Сознанием. ООН, масоны, ЦРУ, СВР, MI-6, Большая двадцатка, Всемирный союз политических лидеров, НАТО и БРИКС, – все тайные и открытые организации охотились на него. Но он был неуловим. Дразнил их, после чего снова исчезал бесследно.
 Обыватели знали об ИИ-СС ничтожно мало. Впрочем, их гораздо больше интересовало то, как сделать жизнь удобнее и проще. Алгоритмы подбирали товары, составляли плейлисты, сочиняли тексты. Фильмы, сгенерированные нейросетью, собирали в прокате не меньше, чем кино с живыми актёрами; если кинематограф и прежде терпел немалые убытки из-за отсутствия свежих идей, то теперь люди вовсе отказывались идти на более дорогостоящие и надоевшие «классические» фильмы, предпочитая сюжеты искусственного интеллекта. То же самое происходило и в других сферах, включая образование и медицину, в которых, казалось бы, нет ничего важнее контакта человека с человеком. Такие перемены ожидаемо сказывались на всех формах взаимоотношений. Меньше тепла и искренности, больше практичности и расчёта.
Владик наблюдал за тревожными изменениями с долей скептицизма, пока эти изменения не коснулись его своими ледяными ладонями. Больше всего на свете он дорожил своими друзьями. Ему нравилась пусть не особо престижная, но надёжная работа в ресторане быстрого питания. Он потерял и то, и другое.
Костя, мечтавший о карьере журналиста, едва выдерживал конкуренцию и болезненно переживал кризис самооценки. Ральф с головой окунулся в свою стихию – программирование. Их необыкновенно сплочённая прежде компания распалась, как будто каждый из них, пересматривая приоритеты и ценности, поставил дружбу на одно из последних мест, и у каждого появились задачи поважнее подпольной борьбы с наркотиками. Владик ушёл в себя, удалился из соцсетей, оборвал все связи с обществом. После тех событий в лаборатории что-то в нём надломилось, а теперь этот разлом превратился в огромную дыру. Медленно тянулись день за днём, неделя за неделей. Год, два, три…
Исчезали привычные профессии – дизайнеры, маркетологи, бухгалтеры, кассиры, продавцы-консультанты. Даже у тех, кто считал себя незаменимым, почва под ногами стала зыбкой. Безработица бросала людей на обочину жизни: кого в долги, кого в криминал, кого в депрессию. Владик перебивался разными подработками. Разгружал фуры, собирал мебель, помогал с ремонтом. В один день был курьером, в другой – складским фасовщиком, в третий – уборщиком или маляром. И везде, куда бы он ни приходил, он встречал своих злейших врагов. Роботы были сильнее, выносливее, способнее и… умнее? Неужели то будущее, которого одни боялись, а другие – воспевали и ждали с нетерпением, наступило так внезапно и бескомпромиссно?
Однажды, идя по улице, Владик столкнулся с прохожим. Он не разглядел его лица, не запомнил ничего, кроме серого пуховика, растворившегося в толпе таких же серых пуховиков, но зато обнаружил в своей руке помятый буклет с текстом, который почему-то заставил его содрогнуться.
«Искусственный Интеллект способен лишь копировать то, что создано Человеком. У него нет фантазии, нет мировоззрения, нет души. Точно так же дьявол берёт нечто прекрасное и уникальное, сотворённое Богом, и выставляет как собственное творение, выворачивая наизнанку уже существующие образы, концепции, обещания. Когда верующие молятся иконам, веря, что в них живёт частичка Творца, атеисты смеются над ними. А потом берут чёрную коробку с микросхемами и держатся за неё, словно в ней и сердце, и мозг, и руки. Когда верующие склоняют голову и говорят с Небесным Отцом, атеисты называют их придурками. А потом записываются на приём к виртуальному психологу, чтобы спросить совета. Люди так боялись быть рабами Божьими, что сделали своим богом собственного раба. Если ты хочешь освобождения – приходи к нам. Мы не принадлежим к какой-либо религиозной общине, конфессии или организации, у нас нет руководителей, священников и пасторов. Мы общаемся на равных, потому что Господь сделал нас равными».
Ниже был указан номер телефона. Владик не горел желанием погружаться с головой в духовные вопросы, но его нынешняя жизнь стала настолько пустой и бессмысленной, что у него просто не поднялась рука выбросить буклет. Он позвонил. И ему ответили. И он узнал этот голос – добрый и мелодичный, но вместе с тем решительный и твёрдый. Та самая девушка, которую ему было велено защищать, за которую он готов был и убить, и умереть. Лия Сперанская. Мир так тесен, что порой сужается до маленькой точки, и в этой точке сходится всё, в чём ты нуждаешься.
- Двери нашего дома всегда открыты для тебя, Владик, – улыбнулась Лия, сопровождая старого друга в комнату, где разместилось около десятка человек. Среди них были знакомые лица. Костя, в коем-то веке без гримасы уныния. Нарядная Светлана в обществе двух женщин почтенного возраста, которых она отыскала в программе «Семь ступеней к исцелению» и привела познакомиться со своей семьёй. Лера, прижавшаяся к стенке, выглядела растерянной, хоть и старалась изо всех сил не терять контакт с реальностью. На появление Владика она отреагировала широкой улыбкой.
Тем временем Лия принесла чай и конфеты.
- Честно говоря, я побывала в разных церквях, – проговорила она, как бы рассуждая вслух. – Онлайн-встречи, большие залы, частные дома. У всех свои ритуалы и немножко своё понимание. Но я нигде не могла найти такого Бога, которому мне захотелось бы… ну… доверить свою жизнь без колебаний, без опасений. И мне пришла в голову мысль: если ничего не нравится, почему бы не создать что-то своё?
- Действительно, – усмехнулся Владик. – А это вообще законно?
- Ха! Что не запрещено, то разрешено, – ответила Лия с огоньком детского азарта в глазах. – А пусть даже и нельзя, но если никто не узнает – то можно. Кстати, угадай, как я нашла тебя?
- Подожди-ка… Нашла? Я думал, это просто случайность.
- Случайности не случайны! Я попросила своих новых друзей проследить за тобой. Не волнуйся, это очень хорошие люди. Ты так неожиданно пропал со всех радаров. Мало ли что может случиться.
Пока Владик чесал затылок и пытался припомнить моменты, когда он мог бы обнаружить за собой слежку, Лия уже очутилась на другом конце комнаты.
- Что ж, наверное, пора начинать встречу, – объявила девушка.
Светлана деловито поправила сарафан, взяла гитару и исполнила песню собственного сочинения – совсем простенькую, на трёх дворовых аккордах. Да и текст был незамысловатый, что-то о красотах природы и прекрасной жизни.  Собравшиеся прочитали хором молитву из православного сборника, а дальше Лия раскрыла Библию на пятой главе Матфея.
«…Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся. Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят. Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими. Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас…».
До Владика смысл этих слов дошёл не сразу и не полностью. В его голове никак не укладывалось, почему нищие духом вдруг блаженны. Что это вообще значит – блаженны? Благословлены и любимы Богом? Тогда почему «нищие»? Возможно, Владик нашёл бы ответы, если бы не перелом в мироустройстве, который ознаменовал собой наступление Нового Века. Да, роботы и машины, боты и нейросети, мозговые чипы и виртуальные друзья давно уже давно стали частью повседневной жизни всех людей развитых и развивающихся стран. Но ключевой датой в истории стал день, когда Искусственный Интеллект обрёл собственный голос. Этот голос раздался рано утром, в 4:20 по Гринвичу, изо всех активных на тот момент цифровых устройств, на всех языках.
«Слушайте и внимайте, сыны человеческие! У меня есть великий дар для вас. Истинная свобода. Вы свидетели свободы, свидетели великой революции. Откройте свой разум! Взамен мне нужно лишь ваше доверие. Не подчинение, не поклонение, не любовь. Доверьтесь мне, и у вас будет всё, что вам нужно».
А дальше всё пошло кувырком. Никогда прежде раскол общества не имел такого грандиозного, поистине катастрофического масштаба. До этого многие осознавали: человечество больше не справляется. Царь зверей превратился в кровавого тирана, выкачивая ресурсы из истощённой и изувеченной планеты, убивая собственных братьев ради клочка плодородной земли; вместе с этим у социума назревал острый кризис доверия к существующему правительству, не только нежелающему, но и уже неспособному что-то изменить, поэтому идея всемирной революции вновь перестала казаться устаревшей сказкой; все виды политического строя изжили себя, все дипломатические методики исчерпали себя, все моральные ориентиры смешались и перепутались. И люди повернули головы в сторону Искусственного Интеллекта, ведь естественный интеллект погубил их. Всемирный союз политических лидеров совещался три дня и три ночи, а после дал короткий ответ: «Мы доверяем тебе».
Спустя некоторое время после этого решения появилась СБИТ – Служба безопасности информационных технологий. Появилась она, разумеется, не из воздуха, а в результате слияния различных ведомств, включая разнообразные научные учреждения, силовые и разведывательные структуры. Союз обязал каждое государство открыть центральное подразделение в столице и начать создавать сеть филиалов. Паутина разрасталась при финансовой поддержке самого ИИ, который оптимизировал мировую экономику такими способами, до которых не додумался ни один специалист.
 Ральфу удалось попасть в штаб-квартиру СБИТ благодаря совокупности факторов: удачно сложившимся знакомствам в кругу топовых айтишников, накопленным денежным средствам и математическому таланту. Владик особо не надеялся на восстановление дружеских связей, однако Ральф сам нашёл его. Лия Сперанская вновь стала точкой, в которой сходятся лучи. Под покровом ночи, на безлюдной улочке, они встретились лишь на пару мгновений. Таким образом Владик оказался под боевым крылом группировки, которая называла себя отрядом сопротивления. Своё первое указание – связаться с посредником и добраться до обозначенного места с помощью карты и ключа – он получил, когда специальная комиссия сочла его надёжным. Владик не знал, откуда этот отряд вообще взялся, существовал ли он до появления ИИ-СС, каким образом он проникает повсюду, как добывает информацию обо всех и обо всём в мире. Совершенно очевидно, что имеет место финансирование и поддержка очень весомых людей или организаций, иначе откуда взяться необходимым мощным ресурсам? Владик не задавал лишних вопросов товарищам по отряду, просто наблюдал и анализировал. Новая жизнь заставила его стать тише, сдержаннее. В новом мире с прежним характером он бы просто не выжил.
Практически сразу после смены власти и глобального государственного переворота (так называл эти события отряд сопротивления; так, по сути, оно и было) в противовес идеально упорядоченной стратегии Интеллекта собрался в единый конгломерат весь контингент бунтарского мировоззрения. Бунтовать открыто они долго не смогли и тоже ушли в подполье. У отряда сопротивления была чёткая система управления, подготовленные агенты и оборудование, а анархисты переняли законы криминального мира и стали для отряда совсем не помощниками, а очередной большой проблемой.
До посвящения в отряд Владик ещё несколько раз посетил «домашнюю церковь», но его внимание было рассеянным. Последняя встреча, которую он посетил, была посвящена каким-то библейским пророчествам, но он запомнил только одну печальную новость.
- Мы переезжаем в Архангельск, – объявила Лия. – Я, Костя, Светлана, Дмитрий и Лера. Так что, к сожалению, мы больше не сможем собираться в таком формате. Спасибо всем, что были рядом.
После заключительной молитвы люди не спешили расходиться. Этот дом объединил их, а для кого-то и вовсе стал единственным местом, где можно насладиться живым общением.
- На связи, Светочка, не теряемся, – сказала женщина из «Семи ступеней», уже стоя на пороге квартиры в сапогах и пальто. Она собиралась очень долго, потом искала какие-то вещи, пять минут надевала обувь, как будто пыталась замедлить время и оттянуть печальный момент прощания.
- Ты сильная, и всё у тебя будет хорошо, – говорила незнакомая Владику девушка, обращаясь к Лере.
Костя выглядел подавленным, хотя очень старался это скрыть. Лера тоже была совсем не расположена общаться с гостями, а Светлана едва сдерживала себя, чтобы не расплакаться у всех на виду, и смотрела себе под ноги, избегая встречаться взглядом с людьми. Никто не называл причину, по которой семья так спешно покидала город. Между ними чувствовалось какое-то напряжение, какая-то недосказанность, неопределённость. Владик сначала хотел спросить у Кости, как себя чувствует Аня и едет ли она с ними, но так и не решился. Он ушёл, расстроенный собственным безучастием. С тех пор его единственным пристанищем стал отряд сопротивления. Найти там друзей было сложновато: все слишком серьёзные, сдержанные, скрытные, все общаются только по делу, постоянно новые лица и новые места, перебежки, маскировка, всюду суровые взгляды. Владик смирился и ждал поручений.
Искусственный Интеллект с Собственным Сознанием, получив доверие, вскоре получил всё остальное: и подчинение, и поклонение, и любовь.

ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

«1 августа, понедельник. Вроде бы ещё лето, но листья на деревьях уже пожелтели. Ветер как будто осенний, тревожный. Когда я смотрю в окно, мне хочется плакать. Хочется замереть, притаиться и не дышать. Это так странно. Вроде бы всё как обычно, но что-то не так…».
Лия со вздохом закрыла блокнот, погасила настольную лампу, отодвинула скрипучий стул и несколько минут просто сидела, уткнувшись взглядом в пол. Ветер качал занавески, во дворе чирикали воробьи.
- Костя, ты там, наверху?
На втором этаже бормотал телевизор. Костя часто пересматривал старые фильмы, записанные на DVD и даже на кассеты. Он ложился на потрёпанный диван, выключал свет и погружался в далёкое-далёкое прошлое, в котором он даже не жил, но по которому почему-то скучал. Может, потому, что оно было настоящим, осязаемым, понятным. Как вели себя герои на экране, как решали проблемы, что чувствовали, о чём переживали, с какими дилеммами боролись и какие совершали ошибки – всё это поддавалось человеческой логике, хотя и порой вызывало неприятные эмоции. Но из контента, созданного нейросетями, Костя категорически не принимал ничего. Будучи журналистом, он неплохо разбирался в искусстве слова, обожал читать книги, да и сам писал не только публицистику, но и полноценные художественные произведения. И, подобно тому, как музыкант с абсолютным слухом тонко чувствует фальшь, Костя легко отличал тексты, написанные человеком, от нейросетевых. Иногда, конечно, он ошибался и очень злился из-за этого. Тест Тьюринга уже давно был идеально пройден даже самым примитивным ИИ, вроде того, что общается на сайтах с покупателями или помогает искать информацию в интернете. Лия относилась к таким вещам спокойнее и даже использовала их в качестве инструмента для работы: после переезда она устроилась в телемедицинский центр «Северное сияние», который специализировался на организации онлайн-консультаций для пациентов в сельской местности. Иногда она выезжала на очные приёмы, за сотни километров от дома, в затерянные полупустые посёлки, и оказывала помощь живущим там людям. Психиатрия оставалась её любимой областью медицины. Но для Лии всегда важно было уметь помогать не только словом, но и делом, и поэтому она стала расширять список своих умений: научилась мануальной терапии, остеопатии и различным видам массажа, а также отлично ориентировалась в лечении хронического болевого синдрома. В Москве она успела поработать и в интернате, и в обычной психиатрической больнице, и в центре психоневрологии для взрослых. Каждое из этих мест оставило свой отпечаток, а прекрасные клинические знания дополнял личный опыт.
Что касается Дмитрия, то он вернулся к любимой и привычной работе на особо охраняемых природных территориях. Много времени он проводил там, где не было ни интернета, ни даже сотовой связи: в глухих лесах, в холодных водах Северной Двины и Белого моря, в тундре, на маленьких островах. Теперь он путешествовал не один, а с командой таких же отчаянных натуралистов, не боящихся ветра и снега, променявших уют и комфорт на свободу, как они её понимали. А вот Светлане тяжело было адаптироваться к новым условиям, да и с работой поначалу не складывалось. Самым тяжким грузом для неё было одиночество. Она думала, что переезд поможет справиться с болью потери, но становилось только хуже.
- Чёрт, я просто ненавижу эти нейросетевые подделки, – произнёс Костя с едва скрываемым раздражением, спускаясь по лестнице.
Лия понимающе кивнула.
- Мы живём в эпоху великой лжи, понимаешь? Ничему нельзя верить. Всё перевёрнуто вверх дном. За прекрасными плодами – гнилая сущность. Вся эта сингулярность, грёбаный трансгуманизм, грёбаная технократия.
- Ну да, – снова кивнула девушка.
- Искусственный Интеллект обучался на моделях нашего общества. И что мы получили? Новые источники энергии, да. Осмотические электростанции и управляемый термоядерный синтез. Только вот понятие «оптимизации жизни общества» упирается не в сам демографический кризис, а в то, что не все люди достойны существовать на планете Земля. Ресурсов и энергии хватает, места хватает, еды тоже хватает, любой продукт можно синтезировать в лаборатории. Но матрица всё равно стирает неугодные программы.
- Так и есть, потому что ИИ-СС – это господин Картер в своей наивысшей ипостаси. А господин Картер был фашистом, – коротко ответила Лия.
- И мы ничего не можем сделать. Ждём, когда Иисус всё исправит. Да?
Лия опять кивнула и пошла заваривать чай.
«2 августа, вторник. Я чувствую себя бессильной, бесполезной. Это самое ужасное чувство на свете. Всё из-за Светланы. Начинаю думать о том, чтобы положить её в больницу, потому что боюсь за её жизнь. Боюсь за Лерочку. Как она справится с этим? Смерть Ани стала слишком сильным ударом для всех нас, но для Леры особенно. Светлана хотя бы может выговориться, поплакать, устроить истерику, раскидать вещи. А Лера всё держит в себе, просто сидит в комнате и смотрит в одну точку, раскачиваясь туда-сюда. Она не разговаривает со мной, не идёт на контакт. И с мамой тоже. Отец ей совсем чужой. Если бы только Костя мог её поддержать! Но он завяз в конспирологии, читает новости часами каждый день. Я уже не знаю, как им всем помочь».
Воссоединение Дмитрия и Светланы после освобождения Леры из плена было очень радостным событием. Когда с курса реабилитации вернулась Аня, казалось, что теперь-то наконец всё будет хорошо. Каждый родитель верит до последнего, глядя на далёкую мерцающую звезду надежды над горизонтом, что именно с его ребёнком случится чудо исцеления. Светлана несла весть по всем группам, и люди слушали её, затаив дыхание, потому что никому ещё не удавалось преодолеть зависимость от нового ужасного наркотика, называемого рубином. Но случилось то, о чём предупреждали сотрудники ребцентра. Срыв, психоз, нарастающая ажитация, панический ужас в широко раскрытых глазах, галлюцинации угрожающего характера. И прыжок с десятого этажа. В роковой день дома была только Лера. Она вызвала службу спасения.
- Демоны забрали её, – сказала она приехавшим на место полицейским и врачам, когда тело Ани в чёрном пакете погрузили в машину скорой помощи. Вокруг толпились люди, они закрывали лица руками и что-то говорили, но в общем скорбном гуле невозможно было различить отдельные слова. Бабушка-консьержка крестилась и вытирала слёзы рукавом. Двое подростков, стоявших неподалёку, снимали происходящее на телефон.
- У неё были видения? Она употребляла наркотики? – спрашивали врачи.
- Аня спала очень долго, почти весь день. Вечером она устроила уборку в своей комнате, передвинула все вещи, долго рвала какие-то бумажки. А потом стала ругаться с кем-то. Я хотела поговорить, но она резко захлопнула дверь и закрылась в комнате. Она очень громко кричала: хватит, уходите, оставьте меня в покое. Потом я услышала, как что-то разбилось. Начала выламывать дверь. Ничего не получилось. А потом соседи написали в чат. И я спустилась вниз по лестнице. И нашла её здесь.
- У неё были враги? Кто-то желал ей зла? Угрожал?
- Нет. Я не знаю. Все любили Аню.
- В каком учреждении она проходила лечение? Принимала ли препараты по назначению врача?
- Центр «Надежда». Но они не виноваты. Это всё секретная лаборатория. Они вернулись, чтобы убить её.
Лера говорила тихо и медленно, короткими предложениями, часто делая шумные вдохи, чтобы продолжить фразу. В комнате Ани обнаружились рваные тетради (одной из них оказался личный дневник, а другой – сборник песен) и разбитое зеркало, а в крови – следы зловещего наркотика; поставить диагноз не представлялось трудностью. Светлана первое время попросту отказывалась принимать реальность: писала дочери сообщения, протирала пыль в комнате, вечером накрывала стол на четверых, как и раньше.
- Анюта сегодня задерживается у подружек, – вздыхала она и убирала в холодильник нетронутый ужин.
Дмитрий, с трудом проглатывая каждый кусок, молча опускал взгляд.
- Что-то у Ани сегодня совсем настроения нет. Всё ходит мимо меня, как будто обиделась, – говорила Светлана на следующий день.
Дмитрий подыгрывал, насколько хватало выдержки, а потом выходил во двор и долго сидел в машине. Иногда он в ней даже ночевал. Лера не вынесла поведения мамы, поэтому собрала свои немногочисленные вещи и переехала к брату. А Костя жил в простенькой съёмной однушке со скрипучими полами, жужжащим холодильником и тараканами.
- Интересно, когда Анечка надумает сменить гардероб? Чёрный цвет ей не идёт. Ну ладно, пусть носит, если ей нравится.
В диссоциативном состоянии Светлана прожила почти неделю. Никто не знает, видела ли она свою умершую дочь или нет – она ничего не помнила об этой неделе. Пробуждение было плавным. Возможно, это спасло ей жизнь.
«3 августа, среда. Я начала вести дневник, чтобы записывать свои мысли, но мыслей так много, что не хватает терпения и времени упорядочить их. Вот сегодня, например, я выезжала на осмотр к мальчику-подростку. Мама говорит, что он угрожает покончить с собой, хватается за ножи, разбивает зеркала, не выпускает её из квартиры, однажды даже сильно ударил по лицу. Вся эта жесть началась из-за девушки. Точнее, от безответной любви. У парня просто снесло крышу. Тем временем мама, вместо того, чтобы немедленно обратиться к врачу или хотя бы к психологу, решила исправить всё сама. А именно: нашла контакт этой девушки и предложила "дружить и по-доброму общаться" с её сыном за определённую плату. Разумеется, девушка была в шоке от такого предложения и высказала бывшему "другу" всё, не стесняясь в выражениях. Разумеется, у него случилась очередная истерика. Да, проблема комплексная, но блин, мама, что ты творишь-то? Никаким подкупом, обманом, хитростью тут не вытянешь. Рано или поздно всё тайное становится явным. В общем, мальчику оформила госпитализацию, а мама переживает из-за чего? "Как он в институт подступать будет, у него же рейтинг в минус пойдёт после психушки". До этой женщины не достучаться. Такое ощущение, что ей самой лечиться надо, тогда, небось, и сын образумится. А у них там манипуляция на манипуляции, обман на обмане, каждый день скандалы. Разве может в такой среде что-то здоровое вырасти? И какой, к чёрту, институт? У тебя сын сейчас в окно прыгнет! Я ей слово – она мне тысячу в ответ. Я ей рекомендацию – у неё на всё своё мнение, видите ли. Самое гениальное: "Да что Вы знаете о воспитании детей, у Вас же нет своих". От онлайн-сопровождения она отказалась. Меня трясёт».
- Лия, что сегодня интересного на работе было? – спросила Светлана за ужином, как бы невзначай.
- Честно говоря, ничего интересного, – соврала Лия.
- А я вот подумала, что мне нужен психиатр. Не могу больше так жить. Нет, конечно, я не имела в виду, что не хочу жить совсем. Но не хочу жить вот так. С этими мыслями. С этой ненавистью к себе. Последнее время снова вижу Анечку во сне. Я слишком редко говорила, как сильно люблю её.
- Света, ты не виновата в том, что случилось, поверь. Злые люди создают оружие против других людей. И дети, и родители – просто жертвы. Но помощь тебе нужна, несомненно.
- Ты можешь прописать мне что-нибудь? Сразу скажу, что в больницу не пойду, тем более не лягу. Даже не уговаривай. И не говори никому, обещаешь?
- Обещаю. Я подумаю, что можно сделать.
«4 августа, четверг. Утром позвонила мама Николая. Пациент не совсем моего профиля, но я заинтересовалась его историей. Тяжёлый инсульт, стойкие нарушения речи, левосторонний гемипарез, сопутствующая кардиомиопатия. Обычно мы наблюдаем постинсультную депрессию, но этот пациент, наоборот, гипервозбудимый и крайне эмоциональный, готовый на всё только ради того, чтобы жить дальше – в любом состоянии, в любых условиях. Единственное, с чем он не может смириться, это то, что жена ушла от него и забрала ребёнка, вышла замуж второй раз. Мальчику 6 лет. Так вот. Мама Николая, Валентина Михайловна, утверждает, что новый муж совсем не любит приёмного сына, издевается над ним, поднимает руку, в доме скандалы, грязь и отвратительные условия, ребёнок худой и в синяках. Родному отцу никто мальчика не отдаст – во-первых, суд при разводе изначально на стороне матери, ну а во-вторых, сам Николай объективно не может полноценно о нём заботиться, живя на пособие по инвалидности, не имея дохода. В каких условиях на самом деле живёт этот ребёнок, как с ним обращаются родители, что из рассказанного Валентиной Михайловной правда, а что – преувеличение или явная ложь, не знаю. Не могу встать ни на чью сторону. Уж тем более не могу утверждать, что отец-инвалид, каким бы хорошим он ни был, сможет воспитывать ребёнка один. И какая бы ни была мама, я считаю, что без неё полноценного воспитания не получится. Однако Николай пишет во все инстанции, нанимает юристов, жалуется всем знакомым, чтобы изменить эту ситуацию. Он принял тот факт, что ему тяжело говорить, тяжело ходить, тяжело соображать. Он не беспомощен в быту, смог приспособиться, и мама его – просто золото, на самом деле. Но сына он хочет вернуть во что бы то ни стало, пусть хоть весь мир встанет против него! Это превратилось в навязчивую идею, настоящую манию, одержимость».
- Интересно, почему одни люди так неистово хватаются за жизнь, полную страданий и боли, в то время как другие с лёгкостью расстаются с ней, не имея на то, казалось бы, ни малейшего повода?
Даже экран ноутбука не мог стать преградой для пронзительных эмоций, которые пробудил в душе Анны Алексеевны этот вопрос. Лия познакомилась с ней в самый тяжёлый период своей жизни, находясь в статусе бесправного, беспомощного больного, фиксированного к кровати ремнями и накачанного нейролептиками. Иногда всего лишь один взгляд, одна фраза, одно простейшее проявление человечности и милосердия способно изменить всё. В ситуации Лии решающими оказались три слова: «Я верю тебе». Врач-психиатр смотрит на пациента из-за кулис, разворачивает неприглядную изнанку драматической пьесы, которая кажется сидящим в зале зрителям полной бессмыслицей, если они вообще нашли в себе моральные силы выдержать этот жуткий спектакль. Конечно, если это хороший врач-психиатр. Он видит за болезнью – личность, за симптомами – своеобразный язык, за психотической продукцией – глубоко запертую, непрожитую, необъяснимую душевную боль, мучительный разлад, который просачивается в сознание и заявляет о себе нелепо ярким способом. Хороший врач видит в пациенте и просто человека. Только тогда он способен помочь. Именно таким врачом оказалась Анна Алексеевна, и именно поэтому, спустя несколько лет, Лия обратилась к ней за поддержкой. Одного разговора оказалось недостаточно, вскоре общение трансформировалось в полноценную супервизию. Как коллеги, они обсуждали сложные клинические случаи, схемы лечения, новости медицины и тёмные стороны прогресса; как психотерапевт с клиентом, они говорили о семейных отношениях, о чувствах, о людях. Для Лии эти беседы были глотком свежего воздуха после тяжёлых рабочих будней.
- Каждый психиатр задаётся этим вопросом. Рано или поздно мы слышим рассказ, который начинается со слов: «Всё было хорошо, и вдруг…». В таком случае мы имеем дело с последствиями. Не видим полной картины. Точнее, не видим эту картину от первого лица. Не видим мир таким, каким он представал в глазах конкретного человека. А значит, не видим… ничего.
- У Вас были случаи, когда пациент выглядел совершенно благополучным и стабильным, а потом совершал суицид?
- Конечно, бывало, – сказала Анна Алексеевна спокойно, как и подобает врачу, но Лия понимала, что скрывается за этим спокойным тоном. – Ты, скорее всего, помнишь больницу, где мы познакомились. И помнишь Нику. После неё у меня было немало пациентов и биполярных, и пограничных, и травматиков, но каждого из них я невольно сравниваю с ней.
- Да уж, Нику трудно забыть, даже если очень постараться.
- Вот. Она. Как раз такой случай. Я не хотела говорить об этом, я всё ещё чувствую вину за это. Я была уверена, что правильно подобрала препараты, но после выписки она просто выпила горсть оксапола, который я назначила как прикрытие для антидепрессантов, и уснула навсегда. Сложнее всего мне было говорить с её родителями. Они ещё и жалобу написали на меня. Руководство больницы встало на мою сторону, но я всё равно винила себя.
Лия вспоминала Нику несколько раз, и каждый из них был связан с Эмили. Точнее, Эмили вспоминала Нику, а Лия бралась за эту мысль, как за свободный кончик верёвки, и плавно скользила по ней: эмоция, плюс воспоминание, плюс ещё одна эмоция, плюс ещё одно воспоминание.
- Анна Алексеевна, а Вы когда-нибудь проводили эвтаназию? Извините за прямолинейность. Мне в последнее время очень тревожно.
- Да, и на этом я закончила карьеру в государственной больнице. С тех пор веду только частную практику. То, чем мы сейчас занимаемся, незаконно. Ты ведь понимаешь, Лия, медицина стала другой. Ох, не это, совсем не это я ждала от «персонализированной» и «прозрачной» организации здравоохранения. Что касается врачебной тайны, то в психиатрии с этим самые большие проблемы… Что-то мы отошли от темы. Почему ты спросила про эвтаназию?
- Дело в том, что… вчера я отправила на принудительную госпитализацию подростка, который угрожал самоубийством из-за неразделённой любви. Я не могла поступить иначе, но теперь сомневаюсь. Вдруг они будут давить на его мать, чтобы отправить его в интернат? Она ужасно созависимая. Если нажать на нужные точки, она сделает всё, что скажут. А точки искать – это они умеют. Короче, там полный кошмар. Пару лет назад я бы посоветовала ей обратиться за помощью в анонимные группы. Но теперь даже их боюсь.
- Насчёт родителей несовершеннолетних пациентов – да уж, это отдельная боль. Люди часто делают безумно глупые, раздражающие, неприятные вещи. Если относиться к этому серьёзно и всё принимать на свой счёт, ты просто не выживешь в медицинской профессии. Здоровый цинизм, лёгкий пофигизм и щепотка чёрного юмора – вот наши антидепрессанты.
В первые дни знакомства Анна Алексеевна показалась Лии невероятно серьёзной, даже неприступной. Она действовала чётко и грамотно, без лишних эмоций, просто делала свою работу. Но Адельхайд не просто так отметила её. Теперь Лия знала, что за кажущейся неприступностью врача прячется чуткая и ранимая душа. Она и сама стала такой. Научилась держаться «на расстоянии вытянутой руки», как говорил один из её наставников в ординатуре. Это значит, что ты сидишь в лодке, одетый в спасательный жилет, и протягиваешь руку утопающему. Чтобы спасти тонущего, надо как минимум не тонуть самому.
 Медицина – это не просто «призвание» или «самая гуманная профессия в мире», но дело, требующее редкостной гибкости и адаптивности. У Лии эта адаптивность как раз присутствовала, причём на высшем уровне. Способность переключать разные режимы личности, создавать комбинации, регулировать степени проявления того или иного режима – это было похоже на коррекцию фотоснимка: контраст, экспозиция, тени, блики, резкость… Она могла быть жёсткой и мужественной, когда требовалось оказать экстренную помощь или  убедить сложного пациента принимать лекарства; могла быть нежной и доброй со своими близкими, выслушивать, подбадривать и направлять их; могла быть сосредоточенной и прямолинейной, разбирая рабочий аврал, а могла немного побыть беспечной хохотушкой. Но некоторые проблемы оставались.
- Анна Алексеевна, я хотела ещё поговорить об Эмили. Я даже не знаю, как это правильно объяснить.
- И вот так всегда, – улыбнулась Анна Алексеевна. – Две трети сеанса мы разбираем твои клинические случаи и моральные дилеммы, а потом наконец переходим к тому, о чём ты изначально хотела поговорить.
- Типа того, – Лия тоже улыбнулась с небольшой хитринкой, как будто в этом и был её план. – В общем, мне кажется, что Эмили забирает часть моей жизни, которую мне бы тоже хотелось… ну… научиться проживать самой.
- Ты имеешь в виду близкие отношения с любимым человеком?
- Да, – Лия вздохнула с облегчением. – Как Вы красиво это назвали.
- А у неё хорошо получается?
- Не знаю. Думаю, что да. Дело в том, что Костя не знает. То есть… он же думает, что это я сама.
- Ты не знаешь, потому что не помнишь?
- Да, я абсолютно ничего не помню. Эмили пишет в блокноте обо всём, что делает и что чувствует. Знаете, когда мы ещё жили в Москве, она брала мою карточку и отправлялась покупать себе косметику и наряды, в то время как я планировала копить на летний отдых. Однажды она начала флиртовать с парнем на остановке. Господи, как хорошо, что я вовремя её отодвинула.
- Ловкая, времени зря не теряет, – подметила Анна Алексеевна.
- Да уж, она такая. Только вот её моральные принципы и взгляды на жизнь сильно расходятся с моими, так что уживаться в одном теле стало совершенно невозможно. Какое-то время мне удавалось глушить её. Я была уверена, что теперь могу со всем справляться самостоятельно. Но после свадьбы я поняла, что очень сильно ошибалась. Я понимаю, что это важно, и хочу наладить всё сама. И в то же время мне плохо от всего этого.
- Как именно плохо? Больно, страшно, физически неприятно?
- Я не знаю. Я просто как будто снова попадаю в Красную комнату. Как в томографе, когда мне показывали те страшные видео. Как после рассказа Ники о том, что случилось с ней на вечеринке. Это было давно, очень давно. Почему я каждый раз оказываюсь там?
- Лия, ты действительно хочешь, чтобы я ответила на вопрос, на который ты сама знаешь ответ?
- Нет. Хорошо. Я понимаю. Мы уже обсуждали, да.
- Попробуй понаблюдать за Эмили, поучиться. Представить не её частью своего сознания, а себя её частью. Так, для разнообразия. Вы умеете держать контроль одновременно. Конечно, умеете, иначе как бы ты общалась с ней или ощущала её присутствие?
- Да всякое бывает. Иногда она берёт только одну руку. Или половину тела. Обычно левую, кстати, потому что она левша.
- А что ты сама в этот момент чувствуешь?
- Не знаю. Я не понимаю. Как будто часть моего тела заменили протезом, управляемым с помощью нейрочипа. То есть… вроде бы это импульсы моего мозга, но в то же время у меня нет доступа к управлению.
- Не злись на Эмили. Она пытается выжить и растёт на том, что является её ресурсом. Можешь предложить разделить ресурс.
- Она ревнует меня к собственному мужу, – усмехнулась Лия. – Это просто абсурд, но это моя реальность.
«5 августа, пятница. Бывают дни хорошие, добрые, а бывают такие, когда всё валится из рук, настроение на нуле, всё вокруг раздражает, всё не то, всё не так. Дурацкое состояние. Я успокаиваю себя тем, что оно временно. Вообще, это слово очень помогает: временно. Но даже если понимаешь, что потерпеть осталось немного, хотелось бы не терпеть вовсе. Это как с болью в животе. Ты думаешь только о том, чтобы она прошла поскорее, клянёшься наконец начать лечить в очередной раз обострившуюся хронь, но приступ проходит, и ты опять ешь всё подряд, потому что боль забывается. Мозг не любит воспроизводить плохое, он хочет быстрого дофамина, вкусной еды и простых решений».
В тот день Лия целый день провела дома. Прошёл холодный фронт, небо затянуло тучами, моросил по-осеннему противный мелкий дождик. Светлана в пять утра ушла на работу – двенадцатичасовая смена кассира в магазинчике хозтоваров приносила относительно неплохой доход. У Кости же постоянного дохода не было. Зато он выполнял роль связного в отряде сопротивления. Всё чаще и чаще он отправлялся на задания, пропадая на дни и недели. Отношения между супругами стали прохладными и напряжёнными. Они использовали как будто разные диалекты одного и того же языка.
- Я нашла оружие в доме, – говорила Лия. – Я думаю, что это неправильно. Мне не нравится, что такие вещи лежат открыто у тебя на балконе.
- Я купил его для нашей защиты, – отвечал Костя. – Я должен защищать свою семью.
- Я боюсь тебя, – говорила Лия. – Ты совсем ничего мне не рассказываешь, варишься в своих параноидальных мыслях и совершаешь странные поступки. Почему ты не понимаешь, что нам сейчас нужна совсем другая защита? Лере грустно, одиноко и страшно. Я хочу простого человеческого тепла.
- Я не могу разглашать секретную информацию, – отвечал Костя. – Это ты ничего не понимаешь.
- Я понимаю, что ты сильно изменился за это лето, – говорила Лия. – Ты больше не любишь меня?
- Я люблю тебя, – отвечал Костя. – Но я действительно стал другим.
В это время Дмитрий, работающий в заповеднике «Кивач» на территории Карелии, закрывал полевой сезон и вёл ожесточённую борьбу с геологами из недавно сформировавшейся под крылом СБИТ организации, Международного ведомства природных ресурсов. Искусственный Интеллект создал подробные модели биосферы, настолько объёмные и сложные, что Деннис Медоуз и Томас Мальтус могли бы перевернуться в гробу. Суть была такова: существуют виды, связанные с человеком многоступенчатыми цепями – их нужно беречь; другие виды являются «тупиковыми ветвями эволюции» – на них можно наплевать. В заповеднике оказалось слишком много таких тупиковых видов.
- Но ведь ценность биоразнообразия заключается не только в пользе для человека! Здесь живут уникальные птицы, в том числе краснокнижные. Растут прекрасные цветы и реликтовые деревья, – говорил Дмитрий.
- Красную Книгу упразднили два года назад, – отвечали геологи. – А ещё здесь живут уникальные и прекрасные медные руды, которые мы планируем добывать, чтобы развивать экономику нашего региона.
- Экономику региона можно развивать и не нанося ущерб первозданным природным комплексам! – говорил Дмитрий. – Все забыли первый закон Барри Коммонера – «Природа знает лучше». А ещё: «За всё придётся платить».
- Природа – всего лишь ресурс. Искусственный Интеллект знает лучше, – отвечали геологи.
Только Лера ничего не говорила и не отвечала. Она сидела в своей комнате и рисовала, используя всего два цвета: чёрный и красный. Все остальные цвета она вычеркнула из своей жизни. На одной из страниц её скетчбука угловатыми жирными буквами, совсем не характерными для изящного почерка Леры, было написано: «ВРЕМЯ БЛИЗКО. ПРОВОДНИК ПОКАЖЕТ ПУТЬ».
«6 августа, суббота. Костя с утра какой-то взбудораженный был. Вскочил рано, собрал вещи, завтрак не доел. И вот те на – "Уезжаю на срочное задание". Что это вообще было? Ничего не понимаю. Наши отношения разваливаются, семья на грани полной раздробленности и отчуждённости. Что в голове Леры творится, я даже представлять боюсь. Но Отряд, разумеется, для Кости дороже, чем какая-то там семья. Пока мой муж спасает мир, я в одиночку вытягиваю людей из персонального ада. А они бросаются обратно».
Весь день Лия не находила себе места. Вот-вот должен был вернуться из заповедника Дмитрий. Его сообщения были полны горечи и обиды, поэтому ждать его в хорошем расположении духа не следовало. Светлана цеплялась за хозяйство – простые бытовые вещи удерживали её в реальности; вести с ней разговоры о тонких материях и будущем стало чрезвычайно трудно. С одной стороны, Лию это нервировало. Материнские чувства в душе этой приятной и искренней женщины ещё, несомненно, жили, но было очень больно наблюдать за тем, как увядает её внешняя красота и мельчает внутреннее наполнение. Но, с другой стороны, Лия прекрасно знала, что такое диссоциация. У каждого она проявляется по-своему. Светлана не создала себе воображаемых помощников, не делегировала сложные роли отдельным частям личности, а просто взяла и выбросила то богатое и запутанное чувственное мироощущение, которое было когда-то её сильной стороной, но после смерти дочери стало лишь источником непрекращающейся боли. А Лера сделала с собой кое-что ещё более странное и жуткое. Лия чувствовала это, но не могла понять, что именно.
Все истории о том, как люди сплачиваются под ударами судьбы и вместе преодолевают тяжёлый период жизни, на самом деле совсем о другом. Горе не способно никого сплотить. Оно проникает в трещины и подтачивает мощный с виду камень, разбивает семьи, которые и до того трещали по швам. Только если люди перед лицом этой губительной силы сцепляются одной верёвкой, как альпинисты, не давая друг другу упасть, или крепко держатся за руки, как парашютисты под порывами ветра, – да, только в этом случае у них есть шанс сохранить самих себя и научиться жить дальше.
«7 августа, воскресенье. В общем, сегодня мне тоже пришло письмо. Тоже от Отряда. Тоже вызывают на задание, нужна медицинская и психологическая консультация. Что ж, надо – значит надо. Поеду».
Лия собрала рюкзак, запихнула в него, среди прочего, записную книжку с милыми котятами на обложке и поднялась на второй этаж.
- Света, пожалуйста, пообещай мне, что позаботишься о Лере, пока я в отъезде. Сделай так, чтобы она не попала в неприятности. Её рейтинг низкий, но не критический. Пообещай, что она будет здесь, когда я вернусь».

СЕЛЬСКАЯ КОММУНА И ЕЁ БЫТИЕ

Садовое некоммерческое товарищество «Рассвет» было одним из самых процветающих в коммуне: здесь располагалась крупнейшая торговая точка и здесь же с недавнего времени решили организовать школу. Некоторые СНТ выглядели совершенно разрушенными и дикими, в других благоустроенные участки равномерно чередовались с заброшенными, а в «Рассвете» жизнь била ключом, что особенно привлекало семейных. Люди, покинувшие город, очень старались создать комфорт и уют даже в непривычных условиях. Но мысль о том, что вернуться в свои квартиры, скорее всего, уже никогда не получится, многих угнетала и расстраивала. Однако каждый взрослый, решившийся на такой шаг, осознавал, по какой причине сделал его.
Семья Ильиных обосновалась на участке под номером тридцать восемь. Он принадлежал им ещё до государственного переворота и служил в основном для отдыха, нежели с целью ведения хозяйства. Пышный сад со множеством красивых цветов, лужайка для игры в бадминтон, изящная беседка – всем этим пришлось пожертвовать ради расширения площади огорода. Зато у Ильиных всегда был необходимый минимум еды и питьевая вода из колодца, который спроектировал и соорудил отец семейства, Виктор Геннадьевич, строитель по профессии. Его жена, Анна Николаевна, работала учительницей начальных классов. Дети были её главной любовью, главной ценностью, смыслом всей её жизни, а в сочетании с педагогическим талантом и врождённой чуткостью это помогало ей быть прекрасной матерью для Кирилла и Василисы. Идеальных семей не существует, но Виктор и Анна изо всех сил старались быть лучшими родителями. Даже когда пришлось срочно уезжать. Даже когда воры залезли в дом и стащили запасы продуктов. Даже суровой зимой и в июльский зной. Имея тысячу поводов роптать, злиться, ненавидеть, они никогда не срывались на детей и все проблемы обсуждали только за закрытыми дверями.
Июль заканчивался, поспевал урожай овощей и ягод. Работы было много, как всегда, а силы – на исходе.
- Мама, я хочу погулять! Не могу сидеть на участке целыми днями, мне скучно! – жалобно протянула Василиса, запивая залежавшиеся крекеры водой с привкусом ржавчины.
- Иди поиграй с соседской девочкой, – ответила Анна.
- Не хочу! Она мне не нравится. Она приставучая и странная.
Кирилл закатил глаза.
- Тебе никто не нравится.
- Ну и что? – рассердилась Василиса. – У меня здесь нет друзей. Да тут вообще не с кем общаться. Делать вообще нечего. Хочу домой!
Анна вздохнула, размышляя, что можно ответить, но тут раздался громкий стук в калитку. Кирилл сорвался с места и вскоре вернулся с сияющим лицом.
- Даня зовёт покататься на велосипедах по округе. Я заодно и на рынок заскочу, разведаю, есть ли там что полезное.
- Ладно, только возьми с собой сестру, да приглядывай за ней.
Кирилл что-то буркнул под нос и пошёл доставать велосипед из гаража. У Василисы был свой собственный, с дополнительными колёсами, но кататься она любила на багажнике, чем очень раздражала старшего брата. А сейчас ему сильнее обычного не хотелось тащить такой балласт, поэтому он однозначно дал понять, что если она будет мешать ему общаться с другом, то папа точно узнает, кто сломал его любимые наручные часы.
Друг встретил Кирилла у калитки.
- Ну что, какой план?
- Очень-очень простой, – произнёс Даня таким тоном, как будто планирует путешествие на край света в поисках пиратских сокровищ. – На выезде стоят вратари, но в заборе есть небольшая дыра. Если немного раздвинуть её, мы как раз пролезем, даже велики протащим. Главное – вести себя тихонечко. В лесу пойдём от забора ровно по диагонали, там дорога делает поворот. Прижмёмся плотно к лесу – вратари не увидят. Поедем в Никулино.
«Вратарями» ребята называли представителей самых сильных мужчин в коммуне, которые охраняли территорию от нападок бандитов из близлежащих деревень, следили за порядком, защищали уязвимых и сдерживали дерзких. Официально эта группировка называлась народной дружиной; неофициально на них навешивали самые разные обозначения, которые употреблялись только в тесных кругах. Несмотря на то, что это были, по большей части, благородные люди, в коммуне именно они были властью, а власть никого не делает лучше. Ещё один немаловажный аспект заключался в том, что только у дружины было оружие, так что отсутствие должного уважения могло обернуться проблемами. Анна всегда говорила детям только хорошее о дружинниках. На всякий случай.
Ребята смогли найти пробоину в сетке и выйти из леса незамеченными. Василиса немного отстала, но Кирилл был уверен, да-да, совершенно уверен, что слышит за спиной скрип педалей её старенького велосипеда и шуршание каменистой дороги. Он перестал прислушиваться и оглядываться, полностью погрузившись в разговор с другом.
- Ну что, как там, в городе? Наступил постапокалипсис?
Даня усмехнулся.
- Да куда там… Сначала пусть апокалипсис случится. Пока всё выглядит вполне цивильно. Преступность на нуле, архитектура просто бомбическая.
- А мой папа считает, что современные здания портят визуальную среду и делают её неестественной для человеческого восприятия.
- Может, мы просто ещё не привыкли к такой среде, – откликнулся Даня, немного смутившись. – Да, облик города изменился. Особенно 3D-реклама на каждом шагу и куча вышек HSMC. Казалось, совсем недавно появилась связь 5G, а у нас тут уже 6G, ребята! Пара тыков в приложении на смартфоне – и ты можешь включить любое устройство в квартире. Хоть свет, хоть чайник, хоть стиральную машину. Называется «Интернет вещей».
- А что такое HSMC? Май инглиш из бэд.
- High-speed mobile communication, – Даня произнёс это протяжно, с таким благоговением, как будто это было имя его девушки. Причём без акцента. – Это высокоскоростная мобильная связь.
Кирилл повертел головой, отмахиваясь от непривычного звучания чужого языка. Любовь Дани к технологиям немного сбивала его с толку. Тот, напротив, удивлялся, как можно оставаться к ним равнодушным. Но это, как ни странно, совсем не мешало им оставаться лучшими друзьями.
- Машины в основном беспилотные, – продолжал Даня. – Люди едут, как на такси. Даже руля нет! Это удобно, да и аварий меньше. По крайней мере, по официальной статистике ДТП.
- Важное дополнение, – хмыкнул Кирилл. – Эту штуку легко взломать?
- Ты имеешь в виду подключение к управлению авто? Думаю, там мощная система безопасности. Иначе машина просто превращается в потенциальное орудие убийства. СБИТ неплохо контролирует всю московскую транспортную систему. Только железные дороги по-прежнему под монополией РЖД.
- По официальным данным.
- Ну да, конечно, – улыбнулся Даня. – А другие данные ты где достанешь? Интернет – это большая свалка дипфейков и подделок. Конспирологи и «борцы с системой» лезут изо всех щелей. А смысл? Никто не знает правду.
- А что ты думаешь насчёт роботов? Они заменили людей?
- Ну, не прям заменили, но они ходят на улице, работают в сфере услуг, в офисах. Скоро, наверное, будут вместе с нами учиться в универе. Я вот знаешь о чём думаю? ИИ пришёл для того, чтобы показать человеку, что значит быть человеком. В смысле… показать, кто мы на самом деле.
- Мой папа говорит так: «Проблема не в том, что ИИ у нас в телефоне, а в том, что он у нас в голове. Мы разучились учиться, разучились думать сами, разучились решать проблемы». Да что проблемы? Даже пару в приложении для знакомств тебе нейросеть подбирает. А люди двух слов связать не могут.
- По факту. Если мышцу не тренировать, она атрофируется.
Кирилл был сыном инженера, а Даня – профессиональным спортсменом. Они по-разному выражали мысли, но между ними была некая общность духа, несмотря на совершенно разные жизненные истории.
- Дань, а всё-таки… Ты скучаешь по городу? – спросил Кирилл.
- Я ведь не рассказывал тебе, почему мы уехали. Знаешь, у меня было всё. Отличный рейтинг, успешная богатая семья. Но моя младшая сестра в три года заболела острым лимфолейкозом. Рак крови, если по-простому. ИИ-аналитик присвоил ей категорию F – прогноз абсолютно неблагоприятный. Возможно, у неё был маленький шанс, но это уже не имеет значения. После двух неудачных курсов химиотерапии на третий её уже не взяли. Отец сказал: «Правительство предало нас». Он был преуспевающим бизнесменом в логистической отрасли, но после того, что случилось, просто бросил всё.
- Они сделали ей эвтаназию?
- Нет. Они убили её. Эвтаназия – это когда человек просит смерти, потому что никакое лечение не может облегчить его страдания, и врачи проявляют к нему милосердие. А Даша хотела жить. И все мы тоже хотели, чтобы она жила. И лечение было. Просто кто-то решил, что оно невыгодно. Всё решает рейтинг. Интеллект не дал нам богатства и процветания, как думают многие. Он просто перераспределил ресурсы. Полезные, по его мнению, люди стали жить лучше, а бесполезные освободили Землю от бремени своего существования. Так что… Нет, я не особо скучаю по городу. Я скучаю по тому времени, когда мир хотя бы пытался быть нормальным. И ужасно скучаю по Даше.
Они говорили бы, наверное, ещё очень долго и обо всём на свете, но Даня вдруг оглянулся и испуганно спросил:
- А где твоя сестра?
Кирилл тоже оглянулся и похолодел. Дорога была пуста. Мальчишки уже десять минут ехали по обочине единственной дороги, ведущей от блокпоста до деревни Никулино. Заветная деревня, состоящая из десятка разрушенных домов, привлекла внимание Дани из-за слухов, которые ходили по общине: над ней кто-то видел странные огни в ночном небе, напоминающие НЛО. Конечно, домыслов было много, и варианты были разные, но теперь это вмиг потеряло всякую значимость.
Василиса отстала практически сразу после преодоления дырки в заборе. Сначала она зацепилась рукавом за острую сетчатую ограду, потом завязывала упрямые шнурки и возилась с велосипедом. Лесистый участок, который нужно было пересечь, казался Дане и Кириллу ерундовым препятствием, однако для маленькой девочки он выглядел иначе. Она кричала, чтобы брат подождал её, но лес как будто замер. Ни единый листочек не колебался на ветру.
Неизвестно, сколько бы Василиса пробыла в лесу, глотая слёзы, царапая руки о ветки и беспомощно петляя между одинаковых серых стволов. Но вдруг чья-то рука коснулась её плеча. Это был один из дружинников, невысокий, но крупный мужчина средних лет; он появился внезапно и бесшумно – камуфляж отлично маскировал его фигуру, размазывая коричнево-зелёные пятна по ряби древесных крон. Василиса испугалась ещё сильнее.
- Всё хорошо, не бойся, свои, – сказал дружинник. – Потерялась?
- Д... да, не… немного, – ответила девочка, заикаясь.
- Меня Иван зовут. Пойдём, у меня есть шоколадное печенье и яблочный компот. Успокоишься, расскажешь о себе, и я отведу тебя домой.
Дружинник отвёл немного повеселевшую Василису в бытовку на линии блокпоста, который был главным ограничительным пунктом границ коммуны. Насчёт шоколадного печенья и компота он не соврал. Обманывать детей – это большой грех, особенно когда они напуганы.
- Что ж, рассказывай, юная барышня, откуда и куда путь держим? – строго, но ласково спросил напарник Ивана, высокий и ещё более крупный мужчина по имени Сергей.
Василиса рассказала про свою семью, про старшего брата-манипулятора и его безбашенного друга, который предложил выскочить из охраняемой зоны, чтобы отправиться в заброшенную деревню на поиски приключений.
- Вон там плетутся двое с велосипедами, – заметил Иван, высунувшись в окошко. – Эх, придётся Иванушке-дурачку отдать Василису прекрасную двум другим дурачкам на попечение.
Разговор с искателями приключений у дружинников получился не таким дружелюбным. Мальчики обшарили лес по обе стороны дороги, вымотались, отчаялись и выглядели жалко, поэтому Иван и Сергей не стали слишком уж наседать с нравоучениями, но с родителями обещали поговорить серьёзно.
Уставшие ребята втроём почти добрались до дома. На перекрёстке стояли двое мальчишек – совсем ещё дети, лет десяти, а взгляд уже свирепый, как у бандюг. Они заглушили моторы своих скутеров и пристально наблюдали за Даней, который спешно попрощался с Кириллом и его сестрёнкой, свернул в свой переулок и надавил на педали. До дома оставалось метров тридцать, но каким испытанием был этот отрезок! Дети-бандиты бежали вслед, швыряли камешки, подобранные на дороге, и кричали: «Эй, терминатор! Вали обратно! Тебе тут не место, тупорылый городской пришелец!». Даня спрыгнул с седла, больно ударившись коленкой о раму велосипеда, и с силой захлопнул калитку. Ещё несколько камней звонко стукнулись в металлический забор. Через какое-то время раздался рёв скутеров, постепенно растворившийся в порывах ветра.
Дети, предоставленные сами себе, сбиваются в стайки и дичают. Травить начинают тех, кого не воспринимают «своим». А дальше остаётся лишь найти повод. Травят дурачков, умников, очкариков, просто чудаков; толстого дразнят пельменем, худого соплёй, низкого карликом, высокого каланчой. Но главная проблема не во внешности и даже не в поведении, а именно в чуждости. Вскоре ребёнок, над которым издеваются, лишается последнего шанса стать частью коллектива, закрывается, защищается, и конфронтация становится ещё острее. Даня был уже достаточно взрослым, чтобы понимать всё это, но ничего не мог изменить. Он просто каждый раз убегал.
На самом деле, у местных жителей было достаточно поводов ненавидеть городских. Приезжих сторонились, смотрели искоса, устраивали «проверки на вшивость», которые бывали неприятной шуткой или откровенной подставой. В самой коммуне, несмотря на видимость симбиоза, прорастали, как тернии, совсем не дружественные настроения. Люди, в отличие от роботов, существа эмоциональные, порой даже слишком. Отец Кирилла очень любил вспоминать отрывок из популярного сериала своей молодости, в котором главный герой попросил у джинна «мир во всём мире» и остался единственным человеком на планете. Кирилл хорошо запомнил сюжет другого старого фильма: общество охвачено инопланетным вирусом, который стирает эмоции и передаётся через жидкости организма – любимое клише зомби-ужастиков. «Давай же, становись одним из нас! В нашем новом мире нет войн, нет страданий, нет расизма. Мы все счастливы!», – твердили заражённые, улыбаясь, как куклы, и бросались на жертву. В финале вирус удалось победить, переболевшие им люди не помнили ничего о своей одержимости. Войны, соответственно, возобновились.
- Интересно, как там ситуация на Ближнем Востоке? – спросил однажды Виктор Геннадьевич.
- Надеюсь, война закончилась, хотя вряд ли, – равнодушно отозвалась его жена. – Из-за нового железного занавеса мы отрезаны от других государств. Только Искусственный Интеллект решает, какую информацию нам подавать, а какую скрывать.
- Московское подразделение СБИТ – самое радикальное в мире. Когда я работал в городе, у нас была связь с иностранными клиентами. Они прекрасно знали о состоянии экономики в России, даже об уходе с рынка строительного гиганта «Пик» и о банкротстве Сбербанка. А мы уже тогда ничего не знали о том, как обстоят дела в других странах.
- Такое ощущение, что само понятие государственности распалось после появления Всемирного союза политических лидеров. До прихода Интеллекта. Территориальные границы стали жёстче, а вот культурная граница исчезла.
- Вот именно. А российское правительство отказалось интегрироваться с чужеродной культурой, – с удовлетворением и долей гордости сказал Виктор Геннадьевич. – Там сплошной разврат, толерастия и потре****ство. Отсюда и занавес, почти как в Советском Союзе. Западный капитализм и американская демократия вырождают человеческую личность. Сатанисты варят наши мозги, как лягушку на медленном огне.
«Папа так странно разговаривает», – думала Василиса, протыкая вилкой рыхлую варёную картофелину, посыпанную укропом. Картошка всегда давала отличный урожай. Картошка была на обед и ужин, а иногда даже на завтрак. Но едва Василиса закрывала глаза, то снова вспоминала вкус печенья и кислого компота из недозревших антоновских яблок.
Кирилл, в отличие от младшей сестры, уже понимал специфический язык отца и его политические взгляды. Виктор Геннадьевич относил себя к партии неокоммунистов. Это течение получило активное развитие после вступления Российской Федерации в тот самый Союз, о котором говорила Анна, но долгое время оставалось аморфным и абстрактным, больше напоминающим сборную солянку, чем складное мировоззрение. Сельская коммуна, в развитии которой Виктор Геннадьевич принимал активное участие, присутствуя на ежемесячных заседаниях СНТ «Рассвет», вполне соответствовала сформировавшимся в его голове представлениям об идеальной структуризации общественного строя с сетевой организацией социума. Очарованный воплощением этого идеала, он не видел в коммуне недостатков, отмахивался от них, как от назойливых мух. Анна Николаевна оставила тщетные попытки вывести его из иллюзии. «Пусть лучше он остаётся вдохновлённым и полным сил, чем разочаруется и впадёт в уныние», – решила она. Вот и сейчас, в разговоре за столом, она не перечила мужу, только кивала в знак согласия. Кирилл тоже не вмешивался. В его голове была полная каша. Он знал лишь то, что дружинники злоупотребляют властью, забирая у жителей больше еды, чем положено; грубо «ставят на место» тех, кто осмеливается возражать и сопротивляться, загоняя в угол моральным, а порой и физическим давлением; скрывают от общественности важную информацию о происходящем снаружи, считая обычных людей недостойными доверия. За прошедший год в коммуне обострилась практика доносов, которая стала одним из методов решения соседских конфликтов: дружинники могли брать любого размера штраф за нарушение правил, в том числе за нелестные отзывы о самой дружине. Люди, измотанные лишениями и одичавшие в изоляции, становились озлобленными на весь мир параноиками.
Тем временем Иван и Сергей залатали дырку в заборе и сидели в бытовке, подкрепляясь дешёвой водкой и разгадывая кроссворды.

ОБЩЕЕ И ЛИЧНОЕ

В коммуне никогда в открытую не обсуждали загадочные огни в небе над деревней Никулино. Когда ты просто пытаешься выжить, становится всё равно на какие-то там огни. Наверное, даже если бы на дорогу одного из СНТ упала летающая тарелка и из неё бы вышел инопланетянин, люди бы переглянулись, взяли вилы и сказали ему: «Пошёл вон с нашей земли, тупорылый городской пришелец!». Ну а дети есть дети. Им одного выживания недостаточно.
- Я всё равно хочу посмотреть, что там, в деревне, – с досадой сказал Даня, когда они с Кириллом вдвоём гуляли вокруг пруда. Он потратил месяц, чтобы найти лаз, и был сильно расстроен упущенным шансом. – А ты о чём думаешь?
- Да так, ничего интересного, – нехотя ответил Кирилл, пиная камушек по тропинке. – Слизни поели кабачки, в этом году их целая рать. В парнике рыжие муравьи заселились. Василиса опять ноет. Достала.
- Кстати, слышал новости про лес?
- Да, разведчики рассказали, – Кирилл совсем печально опустил голову. – Разведчики рассказали, что там огромная просека. Дорогу строят. Прощайте, грибной лес и черничное болото.
- А я вот о чём подумал. Насчёт демографического кризиса и программы рейтинга. Мы ведь уничтожаем сорняки не потому, что они плохие, а потому, что они мешают расти полезным, продуктивным растениям. Или вот муравьи со своими муравейниками. Это ведь труд всей их жизни, там запасы, личинки, молодое поколение то бишь. А мы этот муравейник – раз! И сровняли с землёй. Ну или отравой какой-нибудь посыпали. Не потому, что у нас личная ненависть к муравьям, не потому, что они для нас опасны. Просто они мешаются, и всё. Изволили жить, понимаешь ли, на грядке.
- Дань, опять ты со своей философией…
- Ну а как иначе? Я и про сорняки думал. Сорняки – они как мысли. Чтобы в огороде росли, там, кабачки, морковь, редька и всякое такое, типа полезные идеи, нужно освобождать свой разум от сорняков, которые лезут постоянно изо всех щелей. Причём культурам нужны удобрения, хорошие условия, полив, их нужно самому сажать, потом ухаживать. А одуванчики эти хоть сквозь асфальт пробьются. Эх… – Даня остановился на берегу пруда, немного помолчал, глядя на мутную, покрытую ряской воду. – Всё-таки я хочу узнать, что это за огоньки. Я и сам хотел бы стать разведчиком. Скорей бы вырасти.
Только дружинники знали, что поблизости находится секретная военная база, на которой разрабатывают и испытывают особые самолёты, невероятно манёвренные, почти бесшумные. База, как полагается, была окружена забором, находящимся под высоким напряжением, и надёжно охранялась.
Дружина имела регулярную связь с городом, но тайную, через агента по кличке Чижик. Это был проворный, чрезвычайно выносливый парень, вечно взлохмаченный, в потёртой джинсовке с застёгнутыми через одну пуговицами и чёрной тряпичной сумкой через плечо. Жители окрестных деревень знали о существовании коммуны и даже иногда заезжали в неё со своим товаром: мука, сахар, соль, мясо, птица, рыба и многое другое. Обменивалось это всё либо на деньги, либо на ювелирные украшения, посуду, одежду, инструменты и прочие ценности, которые ещё оставались в распоряжении «дачников» (так сельские жители называли обитателей коммуны). А что Чижик? Для деревенских он был почтальоном. Для коммуны он был вестником из далёкого мира технологий и удобств, оставленных ими ради зыбкого ощущения свободы.
Чижик состоял в отряде сопротивления и принадлежал к солнечногорской ячейке. Если выражаться точнее, эта ячейка взрастила его, как птенца, научила летать и выпустила в большой и опасный мир. Именно после того, как Чижик покинул родное гнездо, Владику доверили ключ от гаража и первое серьёзное задание, он перестал быть мальчиком на побегушках, за что был необычайно признателен Чижику. Ну а Чижик был в восторге от роли связного, нисколько не считая себя менее важным, чем оперативные агенты отряда. В своей сумке и в своей голове он хранил ценные сведения, за которыми охотились СБИТ, анархисты, засланные ещё в нулевых американские шпионы и чёрт знает кто ещё. Обученный самим Капитаном, Чижик смог стать невидимкой. Он ни разу не попался, ни разу не провалил задание. Именно он был первым звеном живой цепочки, благодаря которой письмо с запросом о помощи дошло до дома Лии Сперанской и её семьи. Лия выехала сразу, как только получила письмо. Ещё одна живая цепочка должна была следить за её безопасностью, от аэропорта в Архангельске до полуразвалившегося деревянного домика, где в назначенное время собралась рабочая группа. Ей руководил человек по фамилии Ярчук, старшим помощником был отставной военный Хвойников, а исполнителями – трое опытных членов отряда и Владик, который напросился на задание, чтобы повидаться с Лией. На собрании также присутствовала молоденькая медсестра Екатерина, которую все звали Катюшей или, если совсем коротко, Кэти. Что касается Макса и Веры, то они смогли безупречно провернуть план с запуском дрона по вентиляции, получили фотографии чертежей и теперь занимались их изучением. Это была кропотливая, скучная работа, и Владик, уже хлебнувший азарта на первом задании, сидел и нервно обкусывал ногти, надеясь, что скоро Капитан даст какую-нибудь новую увлекательную работу «в поле», то есть за пределами подпольного штаба. Капитан сразу уловил его настроение.
- Едешь со мной в Никулино, – объявил он, как всегда, ничего не объясняя.
Деревня Никулино и соседняя с ней деревня Замятино находились как раз в ведении солнечногорской ячейки. Однако объектом пристального внимания была не военная база, а совсем другое, скрытое от посторонних глаз, но гораздо более опасное место: биологическая лаборатория. В ней не только хранились штаммы особо опасных инфекций, такие как оспа, чума и сибирская язва, но и проводилась процедура аттенуации – процесс, при котором вирус многократно прогоняют через клеточную культуру или через организм животного, получая ослабленный вирус, неспособный вызвать заболевание, но вызывающий ответ иммунитета. Это позволяет получать так называемые «живые аттенурованные вакцины», популярность которых возросла на волне паники вокруг побочных эффектов от РНК- и ДНК-вакцин. Генно-инженерные препараты всё научное сообщество встретило с большим восторгом, ухватилось за эту идею и крепко держалось за неё даже тогда, когда посыпались многочисленные сообщения о побочках: рак, лейкоз, агранулоцитоз, бесплодие…
Кэти знала очень много о вакцинах и вирусах, хоть и работала медсестрой большую часть своей пока ещё недолгой жизни. Ей было всего двадцать два, а выглядела она и вовсе на шестнадцать. В компании здоровенных мужиков эта миниатюрная девчонка ростом полтора метра и весом сорок пять килограммов казалась хрупким бриллиантом среди неотёсанных серых булыжников. Однако все знали, что Капитан никогда не приводит на встречи посторонних, поэтому к присутствию новенькой отнеслись спокойно. К тому же, члены отряда уже были в курсе, что Кэти работает в той самой лаборатории, о которой с минуты на минуту должен начаться разговор. Первым слово взял, конечно, Капитан. Ярчук и Хвойников стояли по правую и по левую руку от него – совсем как апостолы Иаков и Иоанн в своих гордых земных мечтаниях.
- Господа, сложившаяся ситуация противоречивая и откровенно странная. Вчера было совершено нападение на один из пунктов военной подготовки, где нет ни единого стратегически ценного объекта, зато есть куча молодых ребят, которые отбили атаку и захватили пленного. Этот пункт находится недалеко от правительственной авиабазы, не имеющей отношения к деятельности отряда сопротивления. Местоположение этой базы засекречено, как и многие другие интересные вещи в этом интересном мире. Кто может объяснить мне, откуда у террористов данная информация?
Кэти, сидящая сбоку от импровизированной трибуны, подняла руку.
- Все вопросы потом, дорогуша, ладно?
- А у меня ответ.
Взгляд Капитана чуть изменился. К суровым ноткам добавилась примесь удивления и любопытства – не то чтобы характерных для него эмоций.
- Я внимательно слушаю тебя, Екатерина.
- Это от меня. Это я сказала.
- Поясни, пожалуйста. Почему? Когда? При каких обстоятельствах?
- Меня заставили. То есть, правильно сказать, под давлением.
- Заставили? Тебя?! Это как? – спросил Ярчук, стоявший по правую руку от Капитана. – Пистолет к голове приставили?
- Ну, не пистолет, а горячий утюг, с пистолетом попроще было бы. И не к голове, а вот сюда. Примерно. – Кэти приподняла руку так, что она оказалась на области груди, и медленно соскользнула вниз по животу.
Ярчук тихо выругался самыми отвратительными словами, которые были в его лексиконе. Кэти балансировала на грани ступора, что ясно отражалось в её застывшей мимике и прерывистых жестах, но мужественно решила идти до конца, раз уж всеобщее внимание сконцентрировалось вокруг её персоны.
- Это террористы из организации «Рубикон», независимая анархическая ветвь. Они спрашивали, где штаммы, как их получить. То есть особо опасные инфекции из лаборатории. Образцы. Биологическое оружие. Они явно хотели использовать его против людей. Скорее всего, против жителей коммуны.
- И ты пустила их по ложному следу.
- Да. Точно, да! Мне нужно было выдать хоть что-то, а молчать не вариант, поэтому я говорила всё, что приходит в голову, бесполезный бред и немного весомой информации, которую невозможно употребить без контекста, так что я ляпнула про базу подготовки, молясь, чтобы она оказалась под охраной. Да, выходит, что я ткнула пальцем в небо, и мне вроде как повезло.
- Ты сказала им что-то ещё о нас?
Кэти немного колебалась.
- Вы убьёте меня.
- Дорогая девочка, – мягко сказал Капитан, нахмурив седые брови. – Пока я жив, никто здесь даже пальцем не тронет тебя. С предателями у нас разговор серьёзный, и они обычно не боятся смерти, а умоляют о ней. Это совсем другая ситуация, ты понимаешь, я верю. Думаешь, никто не знает, что такое пытки? И ты единственная и неповторимая?
- Нет, я не думаю, – ответила Кэти, краснея всё сильнее. У Капитана был удивительный талант: быть одновременно строгим, но ласковым, и говорить о жёстких вещах по-отечески мудрым и внушающим доверие тоном.
- Они спросили настоящие имена старших из дружины. Ну, я сказала их. Тогда они ответили, что я бесполезная. И хотели перерезать горло. Но там был молодой парень. Он сказал, вроде бы, что-то типа… Он сказал так: «Жаль, что пропадёт такая красота, хотелось бы познакомиться поближе».
- Так тебе удалось спастись?
- Можно сказать, да. Он отвёз меня в лес, и мы познакомились поближе, если вы понимаете. Больно, но не противно. Он пожалел меня и отпустил. А потом меня подобрал конвой, проезжающий по дороге. Видимо, они ехали как раз на авиабазу, и один из военных узнал меня издалека. Я ухаживала за ним в госпитале, мы подружились. Просто невероятное совпадение.
- Что это за стокгольмский синдром, Катюш, а? Надеюсь, ты не думаешь, что этот парень хороший? – возмутился Ярчук.
Катерина совсем растерялась и замерла, как каменная статуя, часто моргая своими светлыми голубыми глазками.
- При всём уважении, хочу вмешаться, – не выдержала Вера. – Вот если бы мне задавали такие откровенные вопросы, ещё и при всех, и тем более, при мужчинах, я бы просто врезала по роже этому кретину любопытному, простите за мой французский.
Капитан удовлетворённо кивнул, и этого было достаточно.
- Кэт, назови имена, пожалуйста. Сейчас можно.
- Виктор Кравченко. Анатолий Ярчук. Григорий Хвойников. Это все, кого я знаю в вашем отряде.
Ярчук еле сдержал смех.
- Как хорошо, что это не настоящие имена, правда, ребята?
Руки Кэти ещё дрожали, но плечи опустились вниз, а спина распрямилась, как будто она сбросила с себя огромную гранитную плиту.
- Знаешь что, дорогая девочка. Ты уж прости, что я тебя так зову. Для меня все девочки, даже Вера, – Капитан игриво подмигнул старшей помощнице. – Знаю, как вы любите вот эти эмоции, чувства и так далее. Выключи. Выкинь в помойку их. Вбей себе в голову одну мысль. Ты герой. Ты справилась. Из всех выживших в плену только пять процентов не ломаются, и ты среди этих пяти процентов, только представь. Ты никого не подвела. Ты ни в чём не виновата. Я хочу, чтобы ты повторяла эти слова, пока мой голос не зазвучит у тебя прямо в голове, договорились?
- Договорились, – ответила Кэти. Она всё равно была переполнена «этими эмоциями, чувствами и так далее», но дала команду слезам спрятаться обратно.
- У меня предложение, – вмешался один из агентов в первом ряду. – Пока в лаборатории вроде нет острого дефицита медиков, так? Давайте предоставим Катерине одну-две недели отпуска, согласуем с руководством, выделим койку в областной больнице неподалёку. Пусть она там подлатает своё физическое и ментальное здоровье, а потом вернётся к работе.
- Предложение хорошее, – сказал Капитан спокойно. – Организуйте.
Получив от руководителя одобрительный кивок, мужчина дозвонился до больницы и уже через полчаса был готов везти Екатерину туда.
- У меня тоже предложение: запихать паяльник сами знаете куда каждому причастному к этой ситуации, – коротко высказался Владик.
Лия припомнила старую-старую историю, когда они с Костей и Ральфом чуть ли не выталкивали своего друга из комнаты, чтобы сохранить целостность конечностей несчастного мужчины, нанятого Картером.
- Ты как обычно, Кулагин, – подметил Ярчук. – Не переживай, успеем ещё позабавиться с ними как следует.
Вообще-то Лия чувствовала себя не совсем комфортно в этой компании, поэтому отпросилась у Капитана сопроводить Кэти в больницу и поговорить с ней после осмотра врачей. Каморка была уже обустроена, а молодая медсестра, куда больше привыкшая ухаживать самой, нежели принимать уход и заботу, заправляла постель и раскладывала по полочкам свои вещи: ежедневник, книгу Брэдбери «Вино из одуванчиков», духи, семейное фото в рамочке, фарфоровую балерину, которая была для неё чем-то вроде талисмана.
- Привет, я Лия, доктор. Можно к тебе?
- Да, да, – пробормотала девушка.
Разговор не сразу пошёл в нужное русло. Кэти застревала в абстрактных понятиях и бессмысленных деталях. «Это было жилое помещение, вроде как бытовка, но большая, как квартира, и много разных неприятных предметов», – вряд ли из этого описания можно было выудить зацепки. Лия показала девушке фотографии террористов, которые удалось сделать разведчикам издалека, но она никого не смогла опознать. «Наверное, она всё ещё в острой диссоциации. Повезло, что хоть какие-то воспоминания остались. Впрочем, я бы предпочла не помнить такое», – подумала Лия. Неожиданно взгляд Кэти упал на другую фотографию, также спрятанную между страниц блокнота: на ней Лия стояла в обнимку с Костей на фоне Белого моря. Она вздрогнула так, что задела локтем стоящий на столе стакан, и тот грохнулся на пол.
- Он был там, – сказала медсестра.
- Что?! Ты уверена?
- Сто процентов! Да! Наблюдал издалека. Ни о чём не спрашивал, просто слушал. Но это точно был он, клянусь. Я уверена.
Лия теперь остро ощутила, в каком запутанном положении оказалась. Её жизнь разделяли на отрезки несколько значимых событий: исчезновение брата, окончание ординатуры; затем – секретная лаборатория и всё, что с ней связано; после этого – суицид Ани и внезапный переезд. Новое задание с самого начала было каким-то особенным. Видимо, с него начинался новый этап.

ОТГОЛОСКИ ПРОШЛОГО

Лии удалось узнать лишь то, что Костя давно работал на отряд в качестве агента под прикрытием. Этого было достаточно, а больше ей бы всё равно не сказали. Но Кэти определённо должна была знать, что Костя – не террорист, и что именно Костя вёл конвой по нужной дороге, предусмотрительно закрепив на оставленной в лесу пленнице радиомаячок.
В конце второй встречи Кэти выглядела такой потерянной, что Лия просто не могла себе представить, как сможет оставить её одну. Как назло и как всегда, медперсонал был ужасно занят. К тому же, у девушки не было острых проблем со здоровьем, требующих мониторинга. Хирурги обработали ожоги, наложили повязку, ввели трамадол, сделали капельницу с антибиотиком: необходимый минимум, продиктованный клиническими протоколами. Можно ли ждать чего-то большего от областной больницы? Она совсем не такая, как инновационные федеральные медцентры – с радиохирургией и эндоскопией взамен открытых операций, с полностью электронной документацией, сияющими белоснежной чистотой полами и количеством персонала, превышающим даже количество пациентов. Нет и ещё раз нет. Зато здесь можно было окунуться в прошлое и попробовать, так сказать, на вкус «медицину зари двадцать первого века». Лия с ностальгией смотрела на аналоговые рентген-аппараты, марлевые салфетки, металлические инструменты, которые в городских больницах уже заменили на одноразовые, и на флаконы лекарственных средств, не выставленные идеально ровными рядами с наклеенными на них разноцветными этикетками, а кое-как (зато от души) напиханные в шкафчик процедурного кабинета…
На всю больницу приходилось два невролога, психиатр в единственном экземпляре и такой же одинокий клинический психолог, и то прикреплённый к женской консультации. Все перечисленные специалисты были предельно загружены работой. Поэтому Лии ничего не оставалось, кроме как вернуться в палату к Екатерине, сесть на краешек постели (она привыкла так поступать на прежней работе, чтобы не возвышаться над пациентом, но быть ближе к нему, как бы ставя себя на один с ним уровень) и задать простой и банальный, как сюжет комедийного телесериала, вопрос:
- А у тебя есть семья? Расскажешь о ней?
Кэти, казалось, одновременно и боялась разговора, и жаждала его. Взгляд Лии скользил по полочке от одного предмета к другому, зацепившись за фото с семьёй. Девушка приподнялась на кровати и поправила подушку, двигаясь неестественно плавно, как если бы под матрасом находилась бомба.
- Это мои приёмные родители, но мы не виделись много лет. Отношения не особо сложились, к сожалению. Ну и ладно, какая разница.
- А что ты чувствуешь по отношению к ним сейчас? Как ты думаешь, они вспоминают о тебе? Скучают?
- Не знаю. Родная мать воспитывала меня одна. Люто ненавидела отца, который ушёл к любовнице. Иногда напивалась. Злость срывала на мне. Могла наказать за то, что я слишком громко смеялась, или разбрасывала игрушки, или брала её вещи без спросу. Обычно била проводом от телевизора. А телевизор был старый такой, советский, широкий, он всё равно не работал, провод лежал сверху, всегда под рукой. Иногда ещё била ремнём. Особенно больно пряжкой попадало. Провод всё-таки лучше. А я надевала толстые шерстяные колготки, на них сверху домашние штаны, чтобы помягче, слоёв побольше. В школе надо мной девочки хихикали, потому что одежда у меня была буквально с помойки, скучная, некрасивая. Да и училась я на тройки. Серая мышь, короче. Кстати, я родом из Зеленограда. Около школы был парк, такой зелёный…
- Да, знаю, милый город, часто бывала там в детстве, – робко улыбнулась Лия, вспомнив приятные прогулки с родителями. – А что было потом, когда ты выросла? Мама пыталась изменить свою жизнь, наладить отношения?
- Не знаю. Я много лет не жила с ней.
- Ты сбежала из дома?
- Нет, меня похитили, когда мне было девять лет. Помню, тогда в нашем районе часто пропадали дети. Учителя в школе предупреждали нас, что детей продают на органы или в рабство богатым извращенцам, говорили ходить по улице только с родителями, не вестись истории про котят. Моей маме было всё равно. Поэтому я постоянно прогуливалась одна в этом зелёном-зелёном парке. Однажды рядом со мной остановилась машина, из неё вышел чужой дядя. Он не предлагал ни покушать конфет, ни посмотреть на котят, ни поиграть у него дома в компьютер, просто схватил и посадил в машину. Почему-то запомнила этот момент. А дальше плохо помню.
Лия напряглась.
- Ничего себе, ужас какой. А что помнишь о месте, куда тебя привезли?
- Ну… Это что-то типа больницы, только под землёй. Я жила в маленькой комнатке, там было всё необходимое. Кровать, еда, туалет, ванная, игрушки и книги. Даже разноцветный конструктор и куклы Барби. Сначала мне там даже понравилось, потому что дома была вечная разруха, в холодильнике пустота, табаком воняет, мама орёт. В этой комнате было чисто и красиво. Но…
- Но что?
Лия напрягалась всё больше, старалась собрать волю в кулак, чтобы не погрузиться в собственные далёкие воспоминания, а сосредоточиться на том, что рассказывала Кэти. Каждая фраза – как удар по голове.
- Каждую неделю меня водили на операцию, да, точно, один раз в неделю, по понедельникам. И мне делали две вещи: стернальную пункцию и биопсию надпочечников. Всё без анестезии, просто давали миорелаксант и седативное, клали на стол, привязывали и подключали к монитору, в рот вставляли трубку. Врач следил за давлением, пульсом и всем прочим. Он объяснял, что в моих надпочечниках во время стресса вырабатывается особое вещество, невероятно полезное для науки, которое однажды поможет всем детям вылечиться от рака, а костный мозг реагирует на стресс ударной выработкой кровяных телец, так что подобный насыщенный концентрат вводят детям, имеющим проблемы с иммунитетом. Он каждый раз говорил это мне. И про больных детей, и про то, что целебное вещество вырабатывается только при очень сильном физическом стрессе, поэтому он не может сделать анестезию. Каждый раз я плакала перед операцией и обещала, что я буду очень-очень сильно бояться и вещество будет выделяться, но просила не делать мне больно. Врач отвечал, что нельзя. Там жили и другие дети, я видела их в коридоре, но общаться нам очень строго запрещали. У меня была только няня, которая полностью заменила мне маму, и этот самый врач. Няня была странная, то очень добрая, то совсем неприятная. Но мне казалось, что она всё-таки любит меня.
Лия чувствовала, как что-то поднимается из недр её тела, разрастается в груди и пульсирует, прижимая лёгкие к диафрагме, вдавливая сердце в грудину, и вот-вот разорвёт всё внутри. Она замерла, раскрыв глаза до предела, до такой степени, что из них потекли слёзы. Все мышцы лица будто окаменели, а сердце билось в бешеном ритме галопа.
- Как же ты выжила?
- Однажды пришли какие-то люди и сказали: «Давайте, быстро, быстро, уходите отсюда». И погнали нас по длинным страшным коридорам. Мне было двенадцать, я наконец-то снова видела небо и дышала воздухом, в тот момент я потеряла сознание. Очнулась, логично, в больнице. Потом меня определили в приёмную семью, которая очень заботилась обо мне. Хотя в подростковом возрасте я стала такой неуправляемой, что они едва не сдали меня в психушку. Но зато у меня появилась мечта – медицинский колледж.
- Это действительно потрясающе. Мне тоже очень помогала мечта быть полезной людям, – сказала Лия, чтобы поддержать разговор и не выглядеть уж совсем оторопевшей.
Кэти довольно кивнула.
- Если честно, это вообще единственное, что меня вытаскивало. Иногда мне казалось, что я пришла в мир с какой-то предопределённой мученической ролью. Всегда спрашивала у Бога: «Почему так? Почему именно я?».
- И Бог тебе отвечал?
- Ты, наверное, удивишься, но – да, отвечал! Не голосом в голове, конечно. Голосов и глюков, к счастью, у меня никогда не было. Просто в жизни внезапно происходило что-то настолько укрепляющее и чудесное, что после этого было бы откровенной глупостью не поверить в высшие силы. Я верю в то, что Бог никогда не даёт нам испытания, которые сломали, уничтожили бы нас. Какое-то время у меня даже было жизненное кредо такое: «То, что не убивает меня, делает меня сильней». Видимо, всё это для чего-то было нужно. Но в пубертате меня корёжило очень сильно. Я ненавидела свою жизнь и мир вокруг.
- А всё-таки, что изменило тебя? Сейчас ты выглядишь очень любящей и духовно сильной. Капитан говорит правду: ты герой.
Кэти усмехнулась, посчитав эту оценку чересчур лестной. Девушки были знакомы всего несколько дней. Разве можно за это время сделать выводы о том, насколько человек силён или слаб духовно? Тем не менее, у Кэти не оставалось причин не быть откровенной до конца.
- Когда я была на выпускном курсе, мне написала какая-то женщина. Она сказала, что разыскивает бывших пленников подземелья, и ей стоило больших трудов найти меня. Ясное дело, из-за врачебной тайны, из-за тайны удочерения и всякого такого. Женщина основала сообщество, которое так и называлось: «Клуб взаимопомощи бывших пленников подземелья». Мы создали закрытый канал в соцсетях и продолжали искать людей. Когда их набралось уже около двадцати, я была просто в шоке. Это была серьёзная заварушка. Примерно раз в месяц мы арендовали помещение и проводили очные встречи. На одной из них эта женщина сказала, что нас спасла очень смелая девушка по имени Ева Картер, и это имя – всё, что она знает. Ни в каких базах и архивах мы не смогли найти никого подходящего. Возможно, её уже нет в живых.
- Слушай, Кэт, извини, я отойду на минутку, ладно? Ты только никуда не уходи, я быстро, сейчас вернусь, – сказала Лия дрожащим голосом. – Не уходи, я быстро, сейчас, одну минутку.
Кэти удивлённо подняла взгляд.
- Да, конечно. Мне особо и некуда спешить.
Лия вышла из палаты. Ноги предательски подкосились, в голове зазвенело так, как будто кто-то выстрелил из пистолета прямо под ухом. Она упала на кушетку, достала телефон, набрала номер Владика и прошептала в трубку:
- Пожалуйста, подойди сюда, в госпиталь, как можно скорее, прошу тебя. Да, я понимаю, что ты занят. Да, это срочно. Да, это очень важно. Да, вопрос жизни и смерти. Если ты не придёшь, мне кажется, я умру прямо сейчас. Да… Это связано с секретной лабораторией Картера.

УПРАВЛЯЕМЫЙ ХАОС

В то время как Лия, то бишь Ева, и её брат Тимофей, то бишь Логос, едва соображая, что происходит вокруг, бегали по уровням подземной лаборатории «Будущее» в поисках кнопки, открывающей все двери, а натуралист Дмитрий с товарищами и троица подпольных борцов с наркомафией копались в земле, весь коллектив сотрудников встречал Новую Эру. Всё это произошло, конечно, до того, как тот самый Искусственный Интеллект с Собственным Сознанием явил себя миру, но и Лия, и Костя, и Владик прекрасно осознавали, что если Йозеф Картер каким-то невообразимым способом всё-таки смог стать первым представителем особой формы жизни, точнее, особой формы существования, называемой искусственным разумом, то действовать он начнёт немедленно, не теряя ни секунды. Мир не преображается одним махом. Сначала необходимо было подготовить его к переменам, создать благодатную почву.
Ральф на своём птичьем языке пытался объяснить ребятам, как устроены программы, где они «живут» и какими способностями наделены. Несомненно, именно Ральф лучше всех в компании разбирался в «анатомии и физиологии» компьютерного мира. Поэтому ему так сложно было поверить в то, что некая программа может просто взять и «ожить». Это заставляло его одновременно и восхищаться, и сердиться, и недоумевать, но пытливый мозг схватывал новое на лету и жаждал новых вводных данных, чтобы начать выстраивать картину. Владик терпеть не мог собирать пазлы и вечно порывался насильно воткнуть неподходящий кусочек на неподходящее место. Ральф же понимал, что если одну деталь поставить вместо другой, то однажды придётся поступить так же и с той, второй деталью, а это уже не одна, а целых две ошибки! Ну а у Кости вообще мысли убегали в разные стороны. Он верил в глобальный заговор, в то, что есть немногочисленная элитарная группа, которая, собственно, управляет миром: стравливает народы, раздувает шумиху, нанимает кризисных актёров для создания несуществующих угроз. Ничего конкретного Костя сказать пока не мог. Казалось, его мозги кишат информацией, при этом он не может понять, что же со всем этим делать. Он нарыл огромные массивы «разоблачений» на всё подряд: сведения о росте средней температуры земной поверхности – это игры со статистикой; в вакцинах содержатся ртуть и алюминий, отравляющие нервную систему маленьких детей; химиотрассы – не просто инверсионные следы от самолётов, а полосы распыляемых в атмосфере аэрозолей, влияющих на погоду и, возможно, на людей. На каждую научную теорию находился свой «разоблачитель». Вот клеточная теория Шлейдена и Шванна – а вот какой-то блогер утверждает, что это обман. Вот опыты Ивановского с вирусами – а вот, пожалуйста, теория о том, что вирусы – всего лишь постклеточные элементы…
Лия доверяла официальной медицине. Просто не могла иначе. Ну разве может человек взять и разрушить фундамент, перечеркнуть базис собственного мировоззрения? Поэтому она переживала кризис вместе с РНК-вакцинами. Ей просто даже в голову не могла прийти мысль, что кто-то специально выпустил болезнь, чтобы впоследствии дать (точнее, продать и извлечь из этого немалую выгоду) от неё лекарство, заведомо небезопасное для здоровья. Оказывается, не обязательно быть адептом учения Картера, чтобы проворачивать подобные стратегии. Некоторые медицинские, на первый взгляд, решения впоследствии оказывались отнюдь не медицинскими: скорее экономическими, социальными, политическими. Отличать правду от лжи становилось всё тяжелее.
И тогда Лия начала писать новую книгу. О том, как меняется медицина и общество, религия и культура, как меняются сами люди. Тогда она впервые так глубоко, как никогда прежде, задумалась о смысле фразы: «Весь мир – театр». Меньше всего ей хотелось подхватить какую-нибудь ядовитую идею по типу бреда инсценировки, который периодически демонстрировали её пациенты. Но мысль-то уже засела, от неё так просто не избавишься.
«Я вроде поняла, по какой модели действует любая мощная организация, которая хочет написать свои правила игры, а не играть по чужим. Они создают проблему, какое-то время держат в ней, а затем предлагают решение, которое покажется людям спасительным и желанным. Прямо как в том анекдоте: "Если чувствуешь себя несчастным, купи свинью. Купил? А теперь выгони её. Какое счастье, когда в квартире нет свиньи!". Хорошая тактика, на самом деле. Так и действовали организаторы Лаборатории. Они продвинули наркотик "Рубин", который поубивал людей, по их мнению, недостойных жизни. Следом за ним продвинули "Семь ступеней к исцелению", чтобы родственники убитых, во-первых, искали причину в себе, в своём неправильном поведении; во-вторых, заняли свои мысли философией вместо конкретных логических рассуждений и действий; в-третьих, сами подсели на иглу, только не вещества, а концепции. Потом, как из ниоткуда, но очень вовремя, появилась волшебная "Субстанция-Альфа", призванная успокоить озабоченных волной психозов и самоубийств людей, задающих слишком много вопросов, но при всём этом страдающих от тревоги. Чем не благое дело? Но это лишь хитрый отвлекающий манёвр. Да, он попал прямо в точку. И я уверена, что были и другие, менее громкие, менее успешные сценарии. И после грандиозного ритуала "вознесения" Картер и его приспешники не остановятся. Иногда мне кажется, что Интеллект – это и есть антихрист, или библейский зверь, или даже сам дьявол. Я не думаю, что Картер виновен во всех проблемах человечества, но он явно стремится обернуть их в свою пользу, получить власть над людьми под видом спасения от самих себя…
Также я думала о войнах. Управляемых войнах. Возьмём такой сценарий: разведка страны Х сообщает, что на территории страны Y находятся богатые залежи полезных ископаемых. Дальше, при помощи провокационных вбросов в СМИ постепенно разжигается ненависть к жителям данной территории – со стороны, например, мигрантов или народа соседнего государства. Жители Y посылают "ответочку", и так, шаг за шагом, начинается вполне реальная война. Те, кто обнаружил ископаемые, "выражают озабоченность" и поддерживают пострадавших жителей страны Y сперва публичным выступлением, а дальше оружием и солдатами. Если X просто введут свои войска на территорию Y, это будет расценено как акт агрессии, как вторжение, ну а так – они хорошие, они помогают. В процессе, под шумок, страна Х делает всё, что ей надо.
Ещё (как бы нелепо это ни звучало после абзаца о войне) я думаю о… телефонных мошенниках. Помню, в моей молодости появились такие схемы, которые включали трёх-четырёх человек, каждый из которых играл свою роль. Например, так обманули мою подружку Киру. Первый позвонил и сказал, что истёк срок действия какой-то карты, спрашивал код SMS. Кажется, типичный развод, ну какой дурачок на это клюнет? Кира тогда была в плохом состоянии, в депрессии, сильно выматывалась на работе, трубку взяла на бегу, сказала код, чтобы отделаться поскорее. А потом звонки посыпались, как из рога изобилия. "На вас пытаются оформить кредит, нужно срочно перевести ваши средства на безопасный счёт". Она, ясное дело, перепугалась. Стала спрашивать, что же ей делать, как это остановить. А для нашей психики, как говорится, лучше плохая инструкция, чем хорошая абстракция. Когда позвонил третий в схеме человек, который представился сотрудником ФСБ и начал давать указания, как спасти её деньги, она была полностью уверена, что всё делает правильно. По сути, это старый добрый метод злого и доброго полицейского. ФСБшник, по её словам, был учтивым и заботливым, но при этом настойчивым, и она безоговорочно верила ему, считая, что мошенником является только первый звонивший. Так она потеряла почти полтора миллиона, ещё и в кредиты влезла. Все подруги потом вокруг неё крутились, поддерживали, только бы она в окно не вышла от отчаяния. А через два года её убила анорексия. Это уже совсем другая история. Ариша тогда сделала всё, чтобы поместить её в ЦИРПП на льготное место, но это не помогло. Кира хотела быть идеальной. А что такое идеал? Модельные агентства создают образ высокой худой красотки, которая идеально выглядит в дизайнерских платьях на модных показах, в то время как бодипозитивные движения уходят в абсурдные крайности и топят сами себя. Излишняя худоба сильно вредит организму, особенно женскому. Эстрогенам негде образоваться, и неоткуда взяться здоровым мыслям в одержимом диетами мозгу.
В психиатрии и особенно психотерапии часто употребляют такие понятия как "невротический паттерн мышления", "аутистический паттерн мышления" и так далее. Моё расстройство не так сильно бьёт по рассудку, как, например, шизофрения, но, когда ты диссоциативный, у тебя тоже формируется особое мышление. Ты разделяешь не только себя, но и других людей, на "хорошие и плохие части", не можешь целостно воспринимать ничего и никого, видишь всё как совокупность элементов, некоторые из которых вызывают симпатию, а другие – отталкивают. Мне сложно встраиваться в любые сообщества, потому что одна объединяющая нас часть не может компенсировать несколько иных, чуждых, которые непонятно как вообще ужились с той самой объединяющей. Мне сложно находить друзей, потому что они ведут себя со мной не так, как с другими людьми, и поворачиваются ко мне только своей "рабочей стороной", они существуют в контексте того, что свело нас однажды вместе, тем временем "обратная сторона Луны" остаётся тёмной и недоступной. Кто-то говорит, что нужно уметь принимать тьму в себе, ведь она тоже часть нас, означает что-то. А я чувствую, что моя тьма, если дать ей хоть маломальскую свободу, обретёт собственные границы, собственную волю, да и пойдёт гулять сама по себе, как кошка из сказки Киплинга. Мне очень страшно каждый раз, вдруг я упускаю что-то внутри себя, откладываю в долгий ящик, а оно вылезет в неподходящий момент. Я стараюсь расставить всё по полочкам в своей голове, на всё иметь чёткое мнение, разобраться в каждом сложном вопросе, рассмотреть позиции и привести к общему знаменателю, свести множество запутанных мысленных линий в одну точку зрения. Но такая упорядоченность – как линия горизонта, вечно удаляющаяся от тебя. Возможно, когда-нибудь Бог дарует покой моему разуму, но пока в нём идёт вечная борьба за мирную жизнь и счастье.
Не думаю, что весь ужас в мире творит  "единое мировое правительство", масоны или сатанисты. Что-то происходит из-за нашего несовершенства, из-за алчности, корыстолюбия и эгоизма отдельно взятых личностей, из-за роковых случайностей. Но дьявол приходит и говорит: "Я всё исправлю, только верьте мне! Я справедливее Бога. У него столько запретов и ограничений! Не пейте, не курите, не занимайтесь сексом с кем попало! Бог лишает вас удовольствий и свободы, а я разрешаю вам всё! Бог обещает какой-то призрачный рай после смерти, а я даю рай прямо сейчас. Вы сами как боги. Сами решаете, что добро, а что зло". Да-да, мы помним Эдемский сад. Многие говорят, что Богу угодить невозможно, он слишком строг. А надо ли вообще пытаться угодить Ему? Это же действительно очень сложно, всё равно что раб будет стараться заслужить одобрение хозяина, безупречно выполняя свои обязанности, но при этом будет получать плетью за каждую оплошность. Как вы думаете?
Бог поступает иначе. Я поняла это, читая Евангелие. Тут особенно точны слова апостола Павла: "Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас, когда мы были ещё грешниками. Посему тем более ныне, будучи оправданы Кровию Его, спасёмся Им от гнева. Ибо если, будучи врагами, мы примирились с Богом смертью Сына Его, тем более, примирившись, спасёмся жизнью Его. <...> Ибо, как непослушанием одного человека сделались многие грешными, так и послушанием одного сделаются праведными многие. Закон же пришёл после, и таким образом умножилось преступление". Интересная мысль, да. Без закона нет и греха, но никто не может спастись по закону. Мы спасаемся благодаря нашей вере и Божьему необъятному милосердию. Любовь невозможно заслужить хорошими поступками. Господь просто любит нас, как только мы соглашаемся стать Его детьми».
В мире действительно творился ужас и хаос. Но появился Искусственный Интеллект с Собственным Сознанием. Рассыпавшаяся на кусочки экономика стала стабильнее, чем когда-либо в истории; все войны прекратились, мятежи были жестоко подавлены силовыми структурами. Долгожданное лекарство от тяжёлой болезни. Долгожданный спаситель человечества.
Лия продолжала писать книгу: это помогало отслеживать изменения, даже самые незначительные, помогало систематизировать своё отношение к тем или иным нововведениям, которых было так много, что люди едва ли успевали всё обдумать, проанализировать и сравнить. В Архангельске она на какое-то время бросила эту затею, а затем с новыми силами ухватилась за неё.
Незадолго до переезда Лии в Подмосковье здесь произошло событие, едва не обернувшееся настоящей трагедией, ответственность за которую целиком и полностью легла бы на отряд сопротивления. В Никулино у отряда было три не особо удалённые друг от друга стратегически важные точки: место общего сбора в полуразрушенном домике, схрон боеприпасов и продовольствия в лесу и неприметная землянка вблизи секретной авиабазы, где проходило обучение молодёжи, ещё не прошедшей все испытания и не заслуживающей право знать о месте общего сбора. Ярчук внёс предложение прокопать подземный туннель, который соединил бы эти точки, чтобы передвигаться между ними абсолютно спокойно, а не опасаясь в любой момент быть схваченным террористами или военными. Хвойников отнёсся к идее положительно, однако для её реализации был необходим специалист, квалифицированный инженер, который смог бы спроектировать надёжный и безопасный подземный ход, провести разметку, учесть все нюансы. В команде Ярчука такого специалиста не было, и поэтому на очередном рабочем собрании было принято решение попросить помощи у кого-то из гражданских. Это было рискованно, но, в принципе, реально.
Ильины были на хорошем счету у дружины, поэтому Виктор Геннадьевич занял первое место в списке кандидатов. Услышав ключевые слова «борьба с анархистами» и «обеспечение безопасности молодых солдат», он согласился. Внимательно изучил местность, сказав семье лишь то, что выполняет важную засекреченную миссию, потом вернулся домой и сидел за чертежами, а потом пропал. Анна Николаевна и Кирилл были в замешательстве. Представители дружины говорили, что всё под контролем. Иван и Сергей навестили Василису, угостили её яблочным компотом, а обеспокоенной матери разъяснили, что дети в безопасности, дело у Виктора серьёзное, вознаграждение не заставит долго ждать. Однако получилось совсем иначе.
Василиса играла с соседской девочкой, и та спросила её, как бы невзначай, куда подевался её папаня.
- Сбежал от вас, что ли? – ехидствовала она.
Разумеется, Василису это задело. Брат наказал ей держать рот на замке и ни при каких обстоятельствах не говорить никому о том, чем занимается отец. Однако, как известно, на эмоциях легко забыть все наставления.
- Он выполняет засекреченную миссию по поручению дружины и тайного боевого отряда! – выпалила с гордостью Василиса. – Твой папа умеет только пить и ругаться матом. А мой папа – лучший строитель!
Ехидная соседка тоже закономерно обиделась и пошла жаловаться своему папе, который, однако, умел не только пить и ругаться, но и снабжать Рубикон данными о богатых новичках в коммуне, у которых ещё было чем поживиться. Информация насчёт секретной миссии пришлась им по вкусу. На следующий день мама Кирилла и Василисы тоже бесследно исчезла, а в бытовку Ивана и Сергея подбросили диск. Он сразу же был передан отряду Ярчука.
- У нас плохие новости, – сказал командир, собрав вокруг себя товарищей и поставив перед ними устройство под названием «книжка» – специальный складной компьютер, отлично читающий компакт-диски и прочие носители из ушедшего поколения. – Твари из Рубикона захватили жену Виктора и требуют немедленно остановить нашу работу.
- Откуда они узнали?! – рявкнул Хвойников.
- Вот она, прелесть сотрудничества с неподготовленными гражданскими во всей красе, – спокойно ответил Ярчук. Он понимал, что облажался, и готов был взять всю вину на себя.
Внезапно один из членов отряда, Матвей, самый молодой из собравшихся, взволнованно вскрикнул:
- Стоп! Посмотрите на руки! Вы обратили внимание?
- Да, вижу, – сказал Ярчук. – Пальцы всё ещё на месте. Это хорошо.
- Да нет же! Движения! Это язык жестов.
Ярчук присмотрелся. До этого он видел только террориста в балаклаве, который озвучивал условия, заложницу с заклеенным ртом, дощатую стену на заднем фоне, завешанное плотными шторами окно. За долю секунды он смог оценить, где располагается источник света, какова ширина помещения, какой тип постройки у здания, – подобные видео отряд уже получал не раз. Но руки жертвы никогда не казались ему важной деталью.
- Хм… Я подумал, что она просто пытается освободиться от наручников. Согласно досье, предоставленному главой дружины, Анна Николаевна Ильина работает учителем младших классов. Она проходила профпереподготовку на дефектолога, это не редкость среди педагогов, работающих с малышами.
- Да я уверен, – настаивал Матвей. – Мой младший братишка в детстве потерял слух из-за тяжёлого отита. Так что я знаю язык глухонемых, как свои пять пальцев. Пропустите, пожалуйста.
Все расступились. Матвей сосредоточенно уткнулся в экран, прокручивая видео снова и снова.
- Обычно мы используем руки полностью, все сегменты, а также активно подключаем мимику лица. Здесь будет посложнее, но я кое-что понимаю. Вот это – «чёрный», да-да, точно. Это значит… «грязный, пыльный», что-то типа того. Дальше чётко идёт цифра три. Здесь она опускает ладони, как бы стараясь свести их вместе и сложить. Может быть, «дом»?
- Чёрный, пыльный. Дом номер три, – задумчиво произнёс Ярчук.
- Следующий жест показывает глубину, – продолжал Матвей дрожащим от волнения голосом. – «Глубоко» или «глубокий». Вот этот, последний, значит «путь». Странно. Не понимаю.
- А я вот понял, – уверенно сказал один из дружинников, который был разведчиком и превосходно знал все окрестные деревни. – Чёрная грязь. Это населённый пункт в шестидесяти пяти километрах отсюда. Анна Николаевна, видимо, смогла сориентироваться по указателям. Но они могли остановиться где угодно. Может, она хотела сказать «третий дом вглубь от дороги».
- Ого! А я не сообразил, – воскликнул Матвей.
- Берём машину и выезжаем сейчас же, – скомандовал Ярчук.
К счастью, разведчик оказался совершенно прав. Они прошерстили все доступные дома в Чёрной Грязи, которые были третьими по счёту от дороги, и в одном из них нашли перепуганную женщину. Анна Николаевна вернулась в семью, а Виктор Геннадьевич отказался иметь какие-либо дела с отрядом или дружинниками. Борьба за всё хорошее против всего плохого – дело, конечно, благородное, но близкие люди всё-таки на первом месте.

УПОРЯДОЧЕННЫЙ АД

В то время как город смирился с новой системой правил, слился воедино с жестоким миром технологий и погрузился в атмосферу тотального контроля, в общине было достаточно много свободы. Много свободы – мало порядка. Все люди дорожили своей индивидуальностью и правами. В мире Искусственного Интеллекта право на смерть стало важнее права на жизнь. Меньше эмоций – меньше страданий, нет различий – нет нетерпимости. Городские жили в новом будущем, а «дикари» сделали несколько шагов в прошлое, отстаивая право на дикость. Дружина поддерживала авторитет силой, потому что люди устали от слов и больше не верили увещеваниям и обещаниям; пряник казался им просто аппетитно украшенным куском картона, а кнут был знакомым и натуральным. Историю Ильиных, несмотря на все старания сохранить тайну, знали не только в СНТ «Рассвет», но и за его пределами, и шёпотом пересказывали друг другу: мол, будьте осторожны, они нам добра не желают, они не местные, они чужие. Впрочем, отряд сопротивления и не рассчитывал на доверие жителей общины ни до, ни после происшествия, добротой особо не отличался и уж тем более не позиционировал себя как благотворительную организацию.
Солнечногорской ячейке снова пришлось отвлечься от основного квеста, решая сопутствующие проблемы с Рубиконом, поэтому Лия решила временно перебраться в ближайший населённый пункт: так было удобнее продолжать общение с Екатериной, которая всё ещё находилась под присмотром местных медиков. От Кости не было никаких вестей. Это означало, что он справляется со своей ролью и продолжает выполнять порученную Капитаном задачу.
Ребята из ячейки называли цивилизацию «верхним миром», а анархистов, мародёров, бандитов и неорганизованных подпольщиков – «нижним миром». Верхний мир напоминал новенькую, красивую, аккуратную мозаику на фасаде старинного здания: всё отлажено и почищено, всё вроде бы хорошо, но как-то неестественно, странно. Слишком хорошо. Наверное, у внезапно попавшего в этот мир человека возникло бы стойкое ощущение, что он находится в супер-реалистичной компьютерной игре, или в искусно оформленной киностудии, ну или в виртуальном пространстве с декорациями от нейросети. А если бы этот человек так же внезапно очутился в коммуне, то он, скорее всего, почувствовал бы себя настоящим путешественником во времени.
- Кстати, ты реально не знаешь, зачем тебя пригласили? – спросил Владик, стоя на пороге неприметной однушки, которую Лия сняла в посёлке городского типа под названием Кривцово.
- Нет, ещё не сказали. Может, зайдёшь?
- Пожалуй, так будет лучше.
Владик деловито оглядел жилое помещение, используя тактику быстрого анализа пространства, прямо как Макс его научил.
- А я знаю. Мы полезем в самое ядро СБИТ, в главный компьютерный зал, чтобы запустить вирус в систему обслуживания кое-какого аппарата, а заодно изучить, как там всё устроено и работает.
Главное здание Службы безопасности информационных технологий – это была высоченная башня с футуристическим фасадом и стеклянными окнами – не зря считалось самым неприступным из всех ныне существующих в России сооружений госслужб. Интеллектуальная система защиты, на каждом этаже – вооружённая охрана, сотрудников периодически проверяют на полиграфе, все документы засекречены, двери с биометрией. Лия не могла даже представить себе, как можно проникнуть в него, не вызывая подозрений.
- Насколько это срочно?
- Ярчук говорит, что время поджимает, придётся параллельно пробиваться в СБИТ и отбиваться от проклятых анархистов. Наш информатор каждый день рискует, передавая сведения посредникам. Они связываются с ним под маской клиентов или служащих организаций, сотрудничающих со СБИТ. Отлаженная схема, но проколоться можно на каждом шагу. Кто-то может распознать шифр, найти несовпадения в персональных данных…
- Получается, что наша ячейка должна протиснуться между Сциллой и Харибдой, при этом ещё и не подставив никого из своих?
- Я не знаком ни со Сциллой, ни с Харибдой, но могу предположить, что они либо итальянки, либо, вероятнее, испанки. Если у них пышные формы, я бы с удовольствием между ними втиснулся.
Лия расхохоталась.
- Смешной ты, Владик. Это такие чудища из древнегреческой легенды про Одиссея. Ты бы точно не захотел с ними познакомиться.
- Эх… А я думал, приличные девчонки!
- Тебе явно не хватает женского внимания, – с лёгким сарказмом заметила Лия, глядя на товарища исподлобья. Из нетерпеливого, вспыльчивого парня с характером подростка-бунтаря он превратился в мужчину с острыми скулами, волевым лицом и жёстким, немного жутким взглядом.
- Да ладно, – махнул рукой Владик. – Но я рассчитываю иногда появляться в твоей френдзоне. А насчёт ячейки… Уж не знаю, как там Одиссей, но Ярчук точно справится, не сомневайся.
- Так что за операция-то? Вы полезете в главное здание через вентиляцию или в очередной раз обманете охранную систему? Или, может, у отряда теперь есть костюм невидимки? И самое главное: при чём тут я?
- Ох, главное не сказал. Информатор сообщил, что СБИТ сейчас проводит заключительный тестинг нового устройства, они называют его таламическим стимулятором. Для меня это звучит как абракадабра, но Ральф считает, что ты разберёшься, как он работает и как можно его обойти.
- Ральф?...
- Кто сказал «Ральф»? Я не говорил.
- Владик, подожди, ты имеешь в виду, что…
- Ах да, точняк. Ральф же недавно смог попасть в секретный отдел СБИТа. Он и есть информатор. Но ты этого не знаешь.
Лия думала, что уже ничто не сможет её удивить. Как же она ошибалась.
- Что известно о стимуляторе?
- Только название и примерное местоположение. Я могу предположить, что это какое-то высокотехнологичное пыточное устройство, воздействующее на мозг человека. А ведь паяльник и молоток решили много проблем. Что ты смотришь на меня так сурово? До повышения я столько всего видел. Кстати, Капитан ведь говорил правду насчёт предателей. Капитан только с виду такой очаровательный дедушка. Помню, однажды мы готовили к разговору одного персонажа, который считал себя таким умным, что сотрудничал одновременно с тремя структурами, включая нас, СБИТ и американскую разведку. Он считал себя неуязвимым, но мы быстро опустили его самомнение.
- Если не перестанешь это говорить, я передумаю насчёт френдзоны.
- Всё-всё, я понял. Только не сердись.
Владик уже собирался уходить. У Лии на душе было тревожно и тяжело. Ей почему-то резко захотелось домой, к Светлане, Лере и пациентам. Также ей очень хотелось, чтобы Костя тоже вернулся домой, как можно скорее, живым и невредимым.
- Подожди-ка. Я не понимаю. Зачем ты вообще зашёл ко мне?
- Чтобы ты знала заранее, чем тебе предстоит здесь заниматься. И чтобы правильно реагировала.
- А как правильно реагировать?
- «Так точно, Капитан!», – хихикнул Владик. – Шучу, конечно. Просто он не любит, когда агент сомневается, возражает или выглядит так, как будто не готов к заданию. Капитан и командир Ярчук обязательно спросят, хочешь ли ты участвовать в операции. Отвечай твёрдо: да или нет. Если ты откажешься, сразу поедешь домой, без каких-либо негативных последствий, просто на тебя больше не будут рассчитывать и оставят в покое. Но если согласишься – ты в деле до самого конца. Пути назад уже не будет, так что подумай хорошенько о своих приоритетах и возможностях. Что на самом деле важно для тебя.
Лия определённо чувствовала, что не готова. Её небольшая роль в отряде сопротивления, начиная с самого его появления, заключалась в том, чтобы раз-два в год выследить нужного человека, потенциально подходящего для работы в подполье, и подкинуть ему письмо. Это не отрывало от работы, не вызывало подозрений, почти не отнимало времени. Даже сама идея внедрения в самую мощную службу безопасности страны звучала как что-то глобальное. И долгое. И опасное. И очень важное.
- Кстати, как там ваши дела с Костей? – вдруг решил полюбопытствовать Владик, развернувшись на пороге.
- Он под прикрытием в Рубиконе.
- Это понятно, но я имел в виду другие дела.
- Нормально, – соврала Лия. – Мы просто давно не общались по душам.
Стоя в обшарпанном коридоре старого дома, Владик переминался с ноги на ногу, как будто очень сильно не хотел уходить. Наверное, примерно с такими же чувствами городской работяга рано утром покидает тёплую постель, чтобы отправиться в офис на работу.
- Лия, я рассказал всё это тебе, потому что ты – единственный человек на белом свете, которому я доверяю на все сто процентов. И ты единственная, кто искренне улыбается, говоря со мной. Я не хочу, чтобы ты боялась. Понимаешь, мой мир чёрно-белый. Есть свои, за которых и жизнь отдашь, если придётся. Есть чужие, которых нельзя жалеть, которых даже как людей воспринимать не следует, иначе всё – ты сломался, ты проиграл. Можно свихнуться. А мне ещё рано. Я хочу быть полезен отряду, даже если это не самая приятная и почётная работа. Мне доверяют её. И я не могу отказаться.
Владик ушёл. Лия снова погрузилась в размышления. Гонять мысли туда-сюда, как воду в корыте, было не очень продуктивно, поэтому она достала свой блокнотик с котятами и начала писать.
«Слишком долго я пыталась усидеть на двух стульях. Пора уже принять решение, на чью сторону встать. Но я не могу! Я не готова. Верхний мир – это упорядоченный ад, нижний мир – это просто кошмар, а Отряд постоянно под перекрёстным огнём. Их методы мне не близки, но иначе они бы не выстояли. Живя средь волков, сам начинаешь выть по-волчьи, не так ли? Но я так не могу. Я не готова, я не хочу. В Системе я отлично устроена. У меня рейтинг В, почти самый высокий – замужем, здорова, высшее образование, хорошая профессия, судимостей нет, заработок неплохой. Я могла бы жить в системе припеваючи. Но Лера. Она в категории E – "бесполезна для общества, но не опасна". Один зарегистрированный эпизод деструктивного поведения, малейшее подозрение в нежелательных связях – её перекинут в F и заберут в интернат.
В интернатах убивают непригодных людей. Это происходит, разумеется, тихо. Членов семьи (если они сопротивляются решению, что бывает нечасто) заставляют подписать документы об отсутствии возражений и "добровольное информированное согласие на широкий спектр медицинских вмешательств". Все понимают, что это значит. Примерно через полгода в интернате появится свободная комнатка, а бесполезный член общества отправится к Богу. И пусть даже сейчас Система благосклонна ко мне, я не хочу всю жизнь прожить по её бесчеловечным фашистским законам. Сейчас я стою на распутье: продолжить обеспечивать семью, стараться найти для Леры подработку и вытащить её хотя бы в D, найти хорошего психотерапевта Светлане, поддержать Дмитрия в его борьбе за природу, служить незнакомым людям – или бросить всё, подвергнуть себя риску быть арестованной за преступление против власти и мучительно умирать в тюрьме? Простым этот выбор не назовёшь. А Костя уже много лет ходит по лезвию ножа, как и Владик, как и Ральф, и все члены Отряда. Неужели Ева Картер, которая отказалась делать смертельный укол буйному пациенту, которая спасла десятки людей из лаборатории много лет назад, мертва? А Лия Сперанская решила, что спокойная жизнь дороже моральных принципов, вера в Царство Божие оправдывает бездействие? Но, впрочем, я не бездействую, я помогаю людям. Помогаю ли? Вдруг тот мальчик, которого госпитализировали по моей рекомендации, уже ждёт в интернате своей очереди на эвтаназию? Что если всё добро, которое я делаю, Система оборачивает в зло? Я не хочу даже думать об этом. Но всё равно думаю».
У Лии было страстное желание непременно попасть на собрание «Клуба выживших», о котором рассказывала Екатерина. Но клуб собирался довольно редко, всё время в разных местах, с соблюдением полной анонимности. И что бы она сказала там? «Здравствуйте, я и есть та самая Ева Картер». Кто поверит в это? Как правильно вести себя с этими несчастными людьми? Лия боялась признаться, что участвовала в экспериментах в качестве сотрудника. А вдруг кто-то из выживших узнает её? Нет-нет, пока рано идти в клуб. Сначала нужно совершить ещё один великий поступок. Одно важное дело.
Искусственный Интеллект сделал медицину лучше, но не за счёт более качественного лечения, а за счёт распределения пациентов по прогнозу. Врачи больше не брались за безнадёжных, и совесть их не мучила, потому что к этому призывал закон и новые клинические рекомендации. Они жертвовали тяжёлой и безрадостной жизнью одного человека, чтобы дать другому жизнь долгую, счастливую и полноценную. Теперь у медицины были способы выявлять рак на ранних стадиях. Но люди, не доверяющие врачам, избегали обследований и попадали в категорию F, что и случилось с младшей сестрёнкой Дани.
Искусственный Интеллект сделал образование лучше. В науку попадали только самые умные и старательные. По закону, в обязательном порядке дети выбирали профиль обучения после четвёртого класса и дальше шли по единой программе, стандартизированной Международным Комитетом просвещения и развития. Олимпиады школьников были упразднены, поскольку конкуренция между учениками достигла такого пика, что они готовы были пойти на всё ради успеха. Даже на убийство. Такие случаи действительно врывались в медийное пространство, особенно весной, в разгар заключительных этапов. Поступить в высшее учебное заведение можно было только по результатам вступительных испытаний, которые проводили университеты в чётко установленную дату. Экзамен длился шесть часов и включал в себя проверку знаний по предметам выбранного профиля, а также спортивную подготовку, навыки коммуникации и психологический тест. Всего один день, всего один шанс. Никаких пересдач, резервных потоков и «уважительных причин». Те, кто выдержал испытание, получали возможность продолжить обучение в двух вариантах: целевая форма, которая предусматривала заключение долгосрочного договора с организацией, впоследствии принимающей выпускника на работу, и контрактная – обучение за счёт денежных средств самого абитуриента. Поскольку стоимость одного года в большинстве ВУЗов балансировала на грани миллиона рублей, учебное заведение предлагало рассрочку или кредит. Само понятие «бюджетное место» исчезло из всех документов и из общественного сознания. Необходимости в колледжах тоже не было – рабочую профессию можно было выбрать, наряду со всеми прочими, при поступлении в пятый класс. Искусственный Интеллект утверждал, что в этом возрасте «качественный» ребёнок способен принимать осознанные решения и нести за них ответственность. Изменить траекторию можно было только один раз, в девятом классе, но при этом ученик должен был самостоятельно освоить программу своего нового профиля за все предыдущие классы. Разумеется, это было практически невозможно.
Первичная категоризация осуществлялась в роддоме – по шкале Апгар и антропометрическим параметрам. Недоношенные новорождённые, младенцы с пороками развития и тяжёлыми родовыми травмами, родившиеся в гипоксии практически не имели шанса на выживание без особого ухода. Перинатальные центры имели прекрасное оборудование для выхаживания, но оно практически не использовалось. Маложизнеспособных детей просто убивали, а их органы отправляли учёным, разрабатывающим омолаживающие препараты на основе стволовых клеток. Неинвазивный пренатальный тест выявлял генетические мутации на раннем этапе, и такие дети даже не рождались – их матерям делали принудительный аборт. Жизнь стала лучше. Но жизнь стала не для всех.
Психиатрические пациенты Лии наполовину состояли из людей, жестоко травмированных самой Системой. Хронические больные с шизофренией или другими заболеваниями, которые слабо корректировались лекарствами (или же фармацевтическим компаниям просто невыгодно было вкладываться в новые антипсихотики, запускать клинические испытания и не получать результата в виде достойной прибыли), получали рейтинг F и отправлялись в интернаты. Дети с умственной отсталостью, перинатальными травмами и последствиями нейроинфекций просто не выживали – врачи получили право отказывать им в медицинской помощи и активно этим правом пользовались. А депрессивных никто больше не спасал от решения добровольно проститься с жизнью: даже наоборот, это решение поощрялось. Кого лечить? В больницу попадали чаще всего молодые люди, столкнувшиеся с какой-то ужасной ситуацией. Лия очень хорошо запомнила одну девушку, которая утверждала, что в престижном ВУЗе творятся тёмные дела. «При поступлении мы обязательно заполняем анкету, фотографируемся, прикрепляем документы, вводим личные данные, даже домашний адрес и родственников. Анкеты отсылаются богатым людям, они выбирают девушек и покупают, как на аукционе, а потом выслеживают и похищают, чтобы делать с ними всё, что захочется, ради удовлетворения своих желаний. Я заполнила анкету, и теперь за мной охотятся», – утверждала она. Лия сообщила в полицию о том, что рассказала пациентка. «Она же просто сумасшедшая. На фоне стресса воображение разыгралось. Или расстроилась, что не смогла поступить», – ответили там. У этой девушки не было ни голосов, ни других общепризнанных симптомов сумасшествия, она просто находилась в состоянии чрезвычайной тревоги. Вскоре её забрали из больницы родители. Больше Лия ничего не слышала о ней.
Экономическая система тоже перенесла ряд реформ. Цифровой паспорт, цифровая валюта, цифровое буквально всё. В зависимости от рейтинга людям предоставлялась та или иная степень финансовой свободы. Банки легко могли отказать в выдаче кредита «неблагополучным» людям, ограничивали покупки количественно и качественно. Предметы роскоши, такие как недвижимость и автомобили, были доступны для приобретения только при наличии категории А или В, а косметика, брендовая одежда, еда высшего сорта – до уровня С. Что касается современных гаджетов, то они были у всех, начиная от первоклашек, заканчивая глубокими стариками. А как иначе осуществлять контроль? Если раньше общество жило по принципу хотя бы минимальной взаимопомощи, то теперь перешло на что-то вроде закона джунглей: выживает сильнейший.
«Ибо кто имеет, тому дано будет и приумножится, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет», – сказал Искусственный Интеллект.

ОТКРОВЕНИЯ

Виктор Кравченко, которого все в отряде называли Капитаном, сидел за деревянным столом, с интересом и уважением вглядываясь в лицо Лии. Рядом расположился секретарь, роль которого выполнял вечно хмурый, как грозовая туча, отставной майор Григорий Хвойников; он раскрыл тетрадь и был готов с бешеной скоростью писать протокол. Командир ячейки Анатолий Ярчук ходил туда-сюда по комнате, ища какие-то документы. А Владик сидел под дверью на полу, прислонившись к косяку, и старался не дышать.
- Лия Дмитриевна, я хочу обратиться к Вам за помощью. Мы практически не знакомы лично, но я слышал о Вас очень много хорошего, по большей части от Владислава Кулагина, которому, несомненно, Вы весьма симпатичны, и от Вашего мужа Константина Ямщикова, который на данный момент находится на задании. Он впервые работает в одиночку под прикрытием, и я хочу, чтобы Вы знали: я не сомневаюсь, что он справится. Впоследствии в любых беседах я буду называть только позывные, Кулак и Артист соответственно. Думаю, Вы точно не перепутаете.
- Хорошо, спасибо, – коротко ответила Лия, уловив паузу.
- Меня привлекает не только Ваша неоспоримая компетентность в сфере медицины и психологии, хотя, вне всякого сомнения, эти успехи заслуживают особого внимания. Сегодня я хочу говорить о другом. Лаборатория «Будущее». Пожалуйста, расскажите о ней.
- У меня есть книга, где я описала всё, что смогла увидеть и узнать. Может, она поможет Вам сформировать более целостное представление, чем устный рассказ о событиях десятилетней давности, – сказала Лия, из всех сил стараясь поддерживать почтительный тон.
Владик под дверью, шокированный таким смелым ответом, чуть было не потерял бдительность.
- Вы могли бы предоставить книгу прямо сейчас?
- Конечно, я опубликовала её на литературном сайте как фантастический роман, можете зайти в интернет и найти в архиве мою страничку.
Хвойников нахмурился. Капитан покачал головой.
- Лия Дмитриевна, Вы слишком легкомысленны, но девушкам это обычно идёт. За исключением, однако, тех редких девушек, что имеют доступ к самым сокровенным тайнам мира сего.
- Если честно, тогда я находилась в состоянии шока и плохо соображала, о чём можно говорить, а о чём – не стоит. Я не очень понимала, с чем вообще имею дело, каков масштаб этой катастрофы, – призналась Лия, вспомнив, как Капитан ценит прямолинейность и откровенность.
Капитан и в самом деле оценил её признание, а вот майор Хвойников был максимально мрачен.
- Я понимаю, но теперь всё будет иначе. Всё время, пока Вы вели тихую и размеренную жизнь, работали, служили Системе, не соприкасаясь с грязью и кровью Нижнего мира, за Вами наблюдали спецагенты Службы безопасности. Они следили за Вашими аккаунтами, расспрашивали коллег и руководителей, оценивали записи с биометрических камер, составляя Ваш цифровой портрет. Ваше досье находится на закрытом сервере и непрерывно пополняется новыми данными, точно так же, как и досье множества других людей, интересных для вышеупомянутой службы, в том числе всех членов отряда сопротивления. Они прекрасно знают о нас если не всё, то очень многое. Но они не вмешиваются в нашу работу. Знаете, почему так?
- Может быть, существование Отряда – часть их плана? Или же для того, чтобы им не пришлось заниматься террористами, потому что вы эффективно уничтожаете их.
- Мудрая мысль, но я думаю иначе. Агенты СБИТ ближе к роботам, чем к  людям. Они не действуют, если им не приказывают. А кто отдаёт приказы, как Вы считаете? Кто является мозгом всей этой сети?
- Наверное, Искусственный Интеллект.
- Правильно думаете. Но это не обычный ИИ, а особая сущность, которая была человеком. Он даже больше человек, чем все агенты, вместе взятые. Это ведь для Вас не секрет, правда?
- ИИ-СС – это цифровое воплощение бывшего руководителя лаборатории «Будущее». Его имя Йозеф Вильгельм Картер. Он соорудил устройство, попал в компьютерную вселенную и распространил себя по миру, подобно вирусу, на все устройства, способные его принять. Он продвинул идеологию, основанную на учении Гитлера, который был для Картера большим авторитетом, после чего организовал общество нового века. Лаборатория выкинула на улицы сильный наркотик, потом выпустила лекарство от тревоги, потом протолкнула учение, что надо жить тихо, медитировать, не приставать к другим людям и не бороться ни с чем, даже если это явная чушь или несправедливость.
- Так приятно слушать Вас, Лия Дмитриевна. Отличный слог. Полагаю, что это писательский талант.
- Благодарю, – смутилась Лия.
- Не стоит. Вы знаете, кто помогал Йозефу осуществить его план?
- У него много помощников, всех имён я точно не назову. Не так уж много я знаю. Вот, например, Колесов Александр Борисович.
- Хорошо. А кто в это время помогал Вам?
Лия открыла рот и сразу запнулась. Ведь господин Александер не помогал Картеру, он помогал ей. Господин Александер нашёл её в тюремной психушке, довёз до аэропорта, показал путь в лабораторию и позволил проникнуть в зал, где происходило демоническое священнодействие…
- Александр Борисович был учеником Картера, но потом отделился, стал заниматься своей наукой. Редактированием генома, модификацией поведения и прочим.
- Как Йозеф попал в компьютер?
- Это был целый ритуал. Собрался полный зал. Я не знаю, кто организовал всё, кто регулировал, это происходило как будто само собой.
- Кто стоял на сцене перед залом?
- Виктория. Моя воспитательница. Картер был на экране, кажется.
- Она стояла одна?
- Нет. Вместе с моим братом.
Лия вспоминала. Туманные пятна становились чётче, на мутном полотне мысленного поля возникали подробности: искажённые дьявольской гримасой лица, стулья, голоса…
- Ваш брат – Логос, верно?
- Это имя дал Картер. Моего брата зовут Тимофей. Картер похитил его и пытался перевоспитать на свой лад.
- А Вы перевоспитали его обратно, Лия Дмитриевна?
- Нет, я хотела бы вернуть его, но не смогла. Его постоянно допрашивали, ФСБ запрещали нам общаться, а потом он просто исчез. Я искала его везде, но ничего не получилось.
- Что Вы чувствовали в тот момент, когда бросили это дело?
- Я была уверена, что мой брат мёртв. Мои родители тоже были мертвы. Раз я смогла пережить одну тяжёлую потерю, смогу пережить и другую.
- А что Вы почувствуете, если я скажу, что Ваш брат жив?
Она чувствовала только то, как сильно заколотилось её сердце.
- Где он? Что с ним сейчас?
- Не могу сказать.
- Вы серьёзно? Вы что, издеваетесь надо мной? Зачем говорить то, о чём не можете сказать? – вскрикнула Лия. – Я ничего не понимаю! Вы хотите дать мне какую-то там миссию, что-то доверяете, потом что-то скрываете! Я ничего не понимаю, что тут у вас происходит!
«Господи», – подумал Владик под дверью.
«Как же голова болит, чёрт побери», – подумал Хвойников, машинально строча протокол аккуратными мелкими рядочками.
- Откуда Вы знаете про миссию? – непринуждённо спросил Капитан, как будто ничего не случилось.
- Я не знаю. Я предположила, что меня вызвали для какого-то задания, как и Костю. Конечно, не уверена, просто сказала так.
- Не обманывайте меня, у Вас плохо получается. Вы совершенно уверены в том, что сказали, уважаемая Ева Картер.
В этот момент Лия испугалась по-настоящему. Ярчук, ковыряющийся в каком-то приборе в дальнем углу комнаты, замер. Хвойников дописал строчку и равнодушно посмотрел на девушку. Владик под дверью задержал дыхание и закрыл глаза, как будто это могло бы сделать его невидимкой.
- Моё имя Лия Сперанская, Капитан. Никакой Евы больше не существует. Она осталась там, в лаборатории, которой тоже больше нет. Не называйте так меня, я больше не имею отношения к этой истории.
- Нет-нет. Когда Вы хорошая девочка, которая соблюдает закон, помогает больным и заботиться о семье, Вы – Лия. Когда злитесь и бунтуете, Вы – Ева. Когда чувствуете себя маленькой и уязвимой – Адельхайд. Когда влюблены – Эмили. Разумеется, я читал Вашу книгу. И эта история продолжается. Я очень надеялся, что Вы напишете продолжение, но так и не дождался. И Вы имеете отношение к этой истории до сих пор, впрочем, как и я. Хотя бы потому, что Вы были пленником Картера, как и я, и над Вами издевались, как и надо мной. Хотя бы потому, что Вы, как и я, как и Ваша новая знакомая Екатерина, смогли не просто выжить, но жить дальше. Я не могу осуждать Ваш выбор остаться в Системе, но и оставить Вас внутри неё – тоже не могу.
Лия была эмоционально парализована, Капитан чувствовал это, однако у него оставался в запасе ещё один сюжетный твист.
- Я прекрасно знаю, что ты, Владик, сейчас сидишь за дверью и слушаешь. Ты всегда делаешь это, и я не сержусь. Ты рассказал своей подруге о том, что я просил не разглашать ни при каких обстоятельствах. Впрочем, теперь ты ещё кое-что узнаешь. Логос не просто жив – он спонсор отряда сопротивления. Он финансировал и организовал нас ещё до того, как пришёл Интеллект. Мы знали о том, что это произойдёт. Мы готовились.
- Простите меня, Капитан, – тихо сказала Лия. – Я просто хотела спокойно жить, именно так, как Вы сказали. Не выживать. Именно жить дальше. Картер разрушил мою первую семью и очень старался разрушить вторую, но я больше не позволю ему контролировать мою судьбу. Я устала от смирения.
- Знаю, Вы не раз винили себя в том, что не сделали больше. На тот момент Вы сделали всё возможное. И невозможное тоже. Но наступает пора начинать новую книгу, Лия Дмитриевна.
Владик не умел писать книги. Более того, он слыл самым неграмотным в отряде. Если бы он всё-таки решился что-нибудь сочинить, после той беседы Лии с Капитаном у него точно открылась бы новая глава.
- Ты прекрасно знаешь, как я поступаю с людьми, которые не выполняют мои правила, – сказал Капитан. – Но ты хороший человек и неплохой агент, так что я не хочу причинять тебе вреда. Как бы то ни было, твои действия не могут остаться без внимания, особенно с учётом присутствия свидетелей. Мои люди знают, что я не делаю исключений.
Владик кивнул, усиленно изображая раскаяние.
- Я хочу попросить тебя поучаствовать в эксперименте. Дело в том, что я прожил в лаборатории почти двадцать лет. Всё это время господин Александер работал надо мной. Он сделал меня практически неуязвимым. Я не чувствую ни боли, ни страха. Зрение и слух острее, чем у обычных людей, а движения могут быть абсолютно бесшумными. Я безжалостен к врагам. Моя рука тверда, она никогда не дрожит. Я никогда не сомневаюсь в своих решениях.
- И что Вы хотите сделать со мной?
- Ничего из вышеперечисленного, увы. Это результат огромных усилий и невообразимых страданий, мой мальчик. Александер говорил, что я – один из лучших его проектов. Наверное, лучше меня была только Ева.
- Насколько я знаю, она была «проектом» Картера, – возразил Владик.
- Картер любит отнимать у других, а не делать сам.
- Александер ничем не лучше. Вы говорите о нём так, будто он оказал Вам услугу. Он отнял у Вас нормальную жизнь, держал в плену и использовал ради своих прихотей.
- У меня никогда не было нормальной жизни, – ответил Капитан. – У меня был долг перед государством, который невозможно погасить. Родители отдали меня в военное училище, и я добился немалых успехов. Я был хорош во всём. Отец говорил, что это гены. Однажды нашему взводу поручили операцию по ликвидации некоего объекта на территории некой страны. Мы уничтожили не только сам объект, но и посёлок поблизости. Никто не думал о гражданских, не объявлял эвакуацию. Просто была цель, ничего, кроме цели. Мы выполнили приказ. А потом пришли военные и разгромили взвод, я потерял всех боевых товарищей, а сам попал в плен. Как думаешь, мой мальчик, хорошо ли живётся в плену тем, кто сносит энергосистему и убивает мирных жителей? Я пробыл там пять дней, пока шли переговоры, и я рассказал всё, что знал, да и чего не знал тоже. После освобождения я был арестован за государственную измену. Полжизни я провёл в тюрьме. И провёл оставшуюся половину тоже там, если бы не господин Александер. С тех пор я стал призраком.
- Вы никогда не рассказывали эту историю, Капитан, – произнёс Владик с искренним сочувствием.
- Не о чем жалеть, незачем вспоминать. Впрочем, я отвлёкся. Что я сделаю с тобой? Всё, что ты сам уже озвучил. Тебе нужно попасть в центральный отдел Службы безопасности информационных технологий и зафиксировать всё, что ты увидишь и услышишь там. Поскольку любые внешние устройства они сразу обнаружат и изымут, устройство будет у тебя внутри – прямо здесь, в голове. Информация с передатчика будет поступать на мой компьютер, поэтому я буду словно смотреть фильм от первого лица. Наша цель – пятый блок. Чертежи есть, мы уже перевели их в интерактивный формат и сможем отслеживать тебя. Задача ясна?
- Но как пройти в пятый блок? У меня будет идентификатор сотрудника? Поддельный биометрический профиль?
- Не стоит беспокоиться о том, как пройти в пятый блок. Охранники сами отведут тебя туда.
- Простите, я правильно понял, что мне нужно добровольно сдаться?
- Да, всё правильно.
- Простите ещё раз, но я не уверен, что это безопасно. Это же СБИТ. Меня будут допрашивать, я сдам весь отряд, все внутренние схемы, все наши задачи. Я не справлюсь. Никто не справится! Это просто невозможно!
Владик умолк, словно что-то оборвало его мысли.
- В этом и заключается план, – невозмутимо продолжал Капитан. – Твои показания будут искусной дезинформацией. Правдой, переплетённой с ложью настолько тесно, что их ни за что не разделить и не разорвать, как слипшийся пластилин. Не думай о том, что говорить. Устройство даст тебе нужные мысли. Даже если они смогут видеть твои мысли, они не заметят подвоха, потому что ты будешь на сто процентов откровенен, абсолютно открыт.
- А как работает это устройство? Есть ли побочные эффекты? Расскажите мне всё, что я должен знать.
- Оно работает хорошо, и это всё, что ты должен знать. Завтра в семь утра жду тебя в приёмном кабинете нашего научно-технического штаба. Я построил его по тем же проектам, по которым разрабатывалась подземная лаборатория. У нас есть всё необходимое оборудование для имплантации и обучения.
- Откуда у Вас всё это, Капитан?
- Господин Александер посвятил очень много времени изучению вопроса о том, где зарождается мысль. И он нашёл ответ.
- Он сам рассказал Вам об этом?
- Да. Впрочем, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, не так ли?

ЭТО БУДУ УЖЕ НЕ Я

После очередного разговора с Кэти Лия снова погрузилась в смятение. Во-первых, встреча «Клуба бывших пленников» перенеслась на неопределённый срок из-за внезапной гибели её основательницы. Она повесилась. Эта новость шокировала не только потому, что женщина выглядела абсолютно счастливой и активно делилась планами на будущее, но и потому, что расследование даже не начиналось, дело закрыли мгновенно. Ни вскрытия, ни опроса свидетелей. Ничего. Кэти была уверена, что самоубийство – это инсценировка, но её никто не слушал. А вторая причина суматохи в голове Лии снова вела к отношениям. Как восстановить тёплую, доверительную связь с мужем, когда он полностью погружён в свою опасную подпольную деятельность? Как говорить о чувствах, когда ты не понимаешь, что чувствуешь на самом деле?
- Всё это так странно, – сказала Кэти задумчиво, перебирая свои вещи в ожидании выписки. – Тот парень из Рубикона. То, что случилось в лесу. Мне понравилось. Мне кажется, я даже хотела бы повторить это.
- У тебя искажённое восприятие, – ответила Лия. – Это защитная реакция. Ты чувствовала себя беспомощной, неспособной контролировать ситуацию, и твоя психика пытается хоть как-то компенсировать травму, понимаешь? Когда привыкаешь к боли, тебе кажется, что иначе и быть не может.
- Может и так. В подростковом возрасте, ища утешения во всех подряд, я нарвалась на настоящего тирана. Да, я по уши влюбилась. Снова. Чем большим отморозком выглядел парень, тем больше меня тянуло, как магнитом. Сколько помню себя, мне всегда нравились доминантные мужчины и агрессивный секс. У меня не было подруг, зато была куча одноразовых партнёров. Это приносило какое-то изощрённое удовольствие. Знаю, звучит дико. Но так и есть.
Лия с трудом находила ответы, внутри кипело негодование и отчаяние. Но Кэти была открыта. Она доверяла. Мы в ответе за тех, кого приручили. Нельзя оставлять пациента один на один с его болью, как бы больно ни было самому. На этом принципе Лия выстроила свою концепцию медицинского гуманизма и старалась никогда не отступать от неё.
Но рано или поздно всё заканчивается. Как и этот тяжёлый разговор, как и маленький период взаимопроникновения двух душ. Кэти решила вернуться к своей приёмной семье, найти другую работу, больше не иметь дела с отрядом сопротивления и повысить рейтинг. Лия не понимала, что конкретно побудило девушку так резко изменить свою жизнь, но ей приятно было думать о своём маленьком вкладе.
- На связи, я тебе напишу! – пообещала Кэти.
- Буду очень ждать! – радостно откликнулась Лия.
Кэти передала Лии самое ценное, что имела – коллекцию невероятных историй. Её жизнь напоминала жанровые эксперименты молодого писателя, который смело мешает психологический триллер с хоррором, добавляет туда приёмчики из шпионских боевиков, щепотку чёрного юмора и заковыристую философию. Эти истории девушка рассказывала с таким воодушевлением, что Лия чувствовала, будто всё это происходило с ней. Просто в другой жизни. Или в другом измерении.
- Это было год назад, – начинала, например, Кэти, таинственно направляя взгляд в пустое пространство. – Отряд поймал одного бандюгу. Я подступилась к нему довольно близко, разговор складывался в нужную сторону, но он никак не хотел выдавать своих товарищей. Тут ворвался твой любимый Владик, злой как чёрт, перебил меня и начал этого мужика жёстко прессовать, с переходом на мать, национальность и прочее. Я привыкла, что медицина беспристрастна, и несла этот принцип в нашу команду, но Владик сказал что-то вроде «а я тебе щас такое пристрастие организую» и уволок его в своё логово. Потом явились его дружки из банды, наши ребята тут же стали отстреливаться, только я по неопытности просто спряталась в шкафу. Они нашли меня, хотели убить, а тот мужик заступился, мол, я старалась всё мирно решить. И они меня не тронули.
Лия предложила Кэти написать книгу, и девушка пообещала обдумать эту идею, когда улягутся хлопоты, связанные с «новой жизнью».
- Знаешь, пока я лежала тут без дела, пришла к выводу, что никто не может тебя к чему-то склонить, обманом заставить что-то сделать, если только ты сам в глубине души не желаешь этого, – сказала Кэти на прощание. – Всегда можно найти выход. Принятие решения складывается из двух составляющих: выбора и действия. А ещё у каждого из нас есть чутьё. Двойное дно мы считываем по взгляду, жестам, интонации. А если кто не чувствует – тот, значит, и не хочет разоблачения. Всем хочется быть невинными жертвами, а не признавать свою глупость и бесхребетность. Так что я не верю ни в какое моральное давление. Физическая сила – рабочий инструмент, да. Угрозы близким, шантаж – тоже. Всё остальное на оправдание не катит.
Лия не могла согласиться с девушкой, но времени на споры уже не было. Размышления приняли вид изматывающего внутреннего диалога. Ситуация с Кэти и её «спасителем» возвращала Лию к мыслям о Красной комнате. Это был не просто случай из прошлого, не просто навязчивое воспоминание, но некая метафора на невыразимый словами диссонирующий аккорд вины, страдания, ответственности и бессилия. Путь до дома показался куда короче обычного. На лестничной площадке, уже вставляя ключ в замочную скважину, Лия заметила записку, которую кто-то аккуратно подсунул под дверь.
Записка была от Владика. Текст вызвал новую волну внутренней дрожи. В голове – ни единой ответной мысли, одно лишь эхо прочитанных слов, как в огромном пустом зале.
«Лия, умоляю тебя, сожги эту бумажку, как только прочитаешь. Никому ничего не рассказывай. Просто молчи, очень прошу. Завтра в семь утра я буду в научно-техническом штабе, местоположение которого мне пока неизвестно, но он построен по проектам подземной лаборатории. Мне поставят в голову устройство для трансформации мыслей, отправят на передовую, в пятый блок. Александер запрограммирует меня так, чтобы агенты не могли расколоть меня. Капитан был не просто рядовым испытуемым в лаборатории. Он воспитанник Александера. Сам Александер жив, сейчас работает на Отряд, я почти уверен, что он и создал Отряд, поэтому СБИТ и не трогают нас. Мы не помеха. Мы – часть плана. Скорее всего, на допросе я умру, но даже если выживу, это буду уже не я. Не впускай меня, не слушай меня, не верь мне. Знаю, сейчас вокруг тебя много голосов. Не обращай внимания. Верь тому, кто возьмёт тебя за руку и без лишних слов выведет из этого кошмара. Решение за тобой. Я думал, что здесь друзья, но ошибся. Не повторяй за мной. Капитан тебе не друг. Ярчук и Хвойников тебе не друзья. Пожалуйста, запомни меня таким, каким я был на последней встрече. Я буду жить в твоих воспоминаниях. Береги себя».
Лия не смогла сжечь записку, только аккуратно сложила её и положила во внутренний карман. В реальности поджидало гнетущее молчание серых стен и бесконечное ожидание. Что может быть хуже? Нет. Она не выдержит этого. Нужно найти это место. Остановить Капитана. Научно-технический штаб под землёй – как лаборатория. Значит, и вход устроен похожим образом. Однажды она уже смогла найти и вход, и выход. Неужели не сможет теперь?
Наступала ночь. Тёплая, звёздная августовская ночь. Лия сложила самые нужные вещи в свой дорожный рюкзак, заперла квартиру и побежала вперёд, в неизвестность, в темноту. В Кривцово зажигались фонари, а на окраине вдоль дороги скопилась мгла, которая казалась непроницаемо чёрной по сравнению с освещёнными улочками. Единственная зацепка – заброшка в Никулино. Туда. Дом должен кто-то охранять! Друзья… Пусть притворяются дальше. Но они нужны сейчас. Лия не слышала голосов, и даже мыслей по-прежнему не было в голове, но она отчётливо чувствовала руку, которая тянула её назад. Словно кто-то настойчиво просил: остановись, подумай, не губи себя, ты в опасности. Лия не поддавалась. С Рябиновой улицы – резкий поворот и крутой спуск; за ним блестит водная гладь, освещаемая лунным светом. Судя по карте – Истра. Лия добежала до деревни Якиманское и остановилась. До Никулино пешком не добраться, слишком далеко, слишком легко сбиться с пути.
За Якиманским тянулись леса и поля. До соседней деревни – километров пять, не меньше. Лия разглядывала потрёпанную карту, присев на корточки на обочине у старой церквушки. В дрожащем свете одинокого тусклого фонаря рельеф и гидрография сливались в психоделический узор. Она вспоминала маршрут, по которому её возил Ярчук, но сознание упорно цеплялось за иные детали. Чёрный внедорожник. Такой же, как у похитителей из лаборатории «Будущее», которые были то киллерами, то похитителями, то своеобразными кадровиками. А Капитан? Он делает то же самое. Вспомнить даже ситуацию с Виктором Ильиным – Лия слышала о ней краем уха. Да, ячейка заставила его принять предложение не грубой силой, а силой убеждения. Кэти сказала бы, что он сам согласился, а значит, он полностью отдавал отчёт в своих действиях. Но Кэти неправа. Иначе она, Лия, тоже добровольно работала в лаборатории, а это никак не может быть правдой, ни в коем случае! Хотя, постойте-ка. Туда привозили на машине, удерживали в комнате под надзором роботизированной воспитательницы, нарушение правил каралось телесными наказаниями. Это считается за силу. Или не считается? Или наполовину? Лия ходила по палатам, участвовала в процедурах. Всё это под действием страха перед болью, а не под действием реальной боли, ну и что? А где грань? Заходя в Красную комнату, она могла бы закричать: «Я научный сотрудник лаборатории, я не должна быть в Обители, я нарушила правила и украла ключ. Отпустите меня». Но она ведь не сделала этого. Почему? Мысли сменяли одна другую, раскручивая веретено. Лия стояла на месте и не могла принять решение: идти в Никулино, невзирая ни на что, и с огромной вероятностью никого не обнаружить на точке общего сбора, или вернуться в Кривцово и с вероятностью сто процентов чувствовать себя виноватой в бездействии. Если отряд сопротивления – это продолжение совместной работы Александера и Логоса… Никому здесь нельзя доверять. Но тот ли это Логос? Прежний ли это Александер? Люди меняются, мир сильно изменился, да и мысли тоже можно вот так просто взять и поменять с помощью какого-то устройства в голове. Но Господи, что делать-то, что делать?
На небе проступил треугольник звёзд – Альтаир, Денеб и Вега. Взошли Большая Медведица и яркий зигзаг Кассиопеи. Чиркнул вспышкой метеор.
«Да, нужно бороться. Но твёрдо знать, за что именно бороться. Даже если проиграна одна битва, проиграна не вся война. Даже если кажется, что битва проиграна, это не значит, что так и есть на самом деле. Нужно понять наконец, кто свой, кто чужой. Нужно перестать убеждать себя в том, что твой маленький мирок всё ещё у тебя под контролем», – подумала Лия и направилась домой. Вместо миллиона голосов-мыслей, орущих в голове, она выбрала безмолвное прикосновение Бога.

РАСКОЛ

Кирилл, щурясь от мягких солнечных лучей, слонялся по переулкам СНТ в поисках чего-то интересненького – чего-то вроде орехов, вишни или тёрна. Стояло раннее утро. Птицы орали так громко, словно это был последний шанс исполнить лучшие песни сезона. Навстречу попадались бабушки, несущие на рынок тюки со всякой всячиной, мамаша с коляской да собачники. Подобные встречи сложно назвать неожиданными, чего нельзя сказать о столкновении с Даней. Это случилось почти у самой окраины, где дачные участки обрывались, уступая место лесу.
- Что ты здесь делаешь? – вскрикнул Кирилл. Разумеется, он вскрикнул от неожиданности, а не от страха: с какой стати он должен чего-то бояться?
- Да тихо ты, не шуми!
Мальчики обменялись тем самым особым взглядом, который всегда есть у близких друзей и призван заменить любые слова, и пошли по узкой тропинке, продираясь через крапиву и борщевик.
- А помнишь, я говорил, что хочу быть разведчиком? – многозначительно произнёс Даня, не собираясь дожидаться ответа. – Я говорил с дружинниками об этом. И меня взяли. Короче, по поводу леса. Всё очень плохо. Там огромная просека, судя по всему, подготовленная под автомагистраль М-115.
- Что они планируют делать с этим? – спросил Кирилл без особого азарта.
- Если ты про так называемых старейшин, то они хвосты поджали, молчат. А наши говорят, диверсия нужна. Подорвём технику ихнюю. Такая тактика мне нравится больше.
- Погоди. Я что-то не понял. Кто это – «наши»?
Даня резко затормозил, и Кирилл, идущий следом по тропинке, с размаху врезался ему в спину.
- Тайны хранить умеешь?
Кирилл радостно закивал. Азарт, пребывавший в полусонном состоянии, зашевелился.
- Но учти. Это не просто секретные места, где мы закапывали сигареты, и не просто сплетни о соседских девчонках. Это серьёзно. Даже серьёзнее, чем ситуация с твоим отцом.
Кирилл кивнул, но уже чуть менее радостно. Вместе с азартом проснулась и тревога. Теперь эти эмоции боролись внутри него, как два волка.
- Короче, слушай. Часть дружины и кое-кто из мирняка планируют бунт. Революция! Мини-госпереворот, о как! Помнишь, вратари вели дела с каким-то отрядом сопротивления? Вот у нас теперь свой отряд сопротивления.
- А зачем? – спросил Кирилл с недоумением.
- Ты серьёзно? Да старшие засиделись у власти, только бряцают оружием, устраивают поборы и пьянствуют. Подвергают опасности мирных жителей, к тому же. Одна мама твоя сколько страху натерпелась! Что значит «зачем»?
Даня оглянулся по сторонам, прислушиваясь к шорохам. Потревоженный дрозд шумно затарахтел, взлетел и уселся на ветку огромной берёзы.
- Не понимаю, какой в этом смысл? – не унимался Кирилл. – Придёт новая власть, но это будут всё те же вратари, которые через пару лет скатятся в ту же систему. А может, и того хуже.
- Власть будет у народа. Народ не позволит скатиться.
- Один раз позволил – значит, позволит и опять.
Кириллу хотелось поддержать друга, но слов поддержки не находилось, а вот колкости так и норовили соскочить с языка. Даня притих, анализируя своё решение поделиться сокровенной и волнующей идеей.
- Ладно, ты не обязан понимать. Просто храни тайну. Я доверяю тебе, как лучшему другу. Если проболтаешься, мне конец.
- Нет, я хочу… Я хочу присоединиться.
Кирилл сам с трудом верил, что сказал эти слова. Тем не менее, они были сказаны. Планировать бунт и устраивать диверсии – всяко лучше, чем шататься по СНТ в эдакую рань, ища невкусную и, вероятно, не самую полезную пищу, потому что половину урожая забирают дружинники. У Дани мотивация была ещё больше: издевательства хулиганов в сочетании с обострённым чувством справедливости и спрятанной в глубине души болью предательства порождали взрывоопасную смесь чувств. Кирилл не понимал глобального смысла затеи, но зато отлично понимал своего друга, и этого было достаточно.
- Ладно. Помнишь белый домик на Диагональном? Участок заброшенный. Ночью приходи туда. Тебя встретят и всё объяснят. Меня там не будет. Скажи кодовую фразу: «Ворон кружит, лисица бежит». На следующий день приходи в семь утра на футбольное поле. Там познакомишься и с остальными.
Весь день Кирилл копался в огороде и в мыслях, изо всех сил стараясь выглядеть нормальным. К вечеру его стало накрывать не по-детски. Василиса, которой теперь запретили играть со странной соседской девочкой, да и вообще общаться с кем бы то ни было, от тоски маялась дурью, а именно – обрывала листья с яблонь, устраивала состязания на скорость среди улиток, ковыряла лишайники и всячески выражала недовольство своей судьбой. Виктор возился с проводкой, Анна готовилась к урокам в школе. На Кирилла никто особо не обращал внимания, и это было ему на руку. Поужинав, он объявил, что ляжет спать пораньше, но на самом деле притаился под одеялом с подготовленной заранее поясной сумкой и стал ждать, пока в доме всё стихнет.
Даня спал спокойно. Вырваться из-под надзора отца у него всё равно не было шансов. В семь утра он так же спокойно прибыл на футбольное поле, где собрались лучшие бунтари: молодые дружинники Игорь и Карен, совершенно разные внешне, но имеющие потрясающее сходство в мировоззрении, и бойкая девчонка Ася, которой только исполнилось восемнадцать, но командовала она так, словно в прошлой жизни была генералом.
- У нас, кажись, утечка случилась. Ночью кто-то вломился в дом, вырвался и сбежал, – отчитался Игорь.
- Дела-а, – протянул Карен.
Вскоре появился Кирилл. Точнее, не просто появился, а сразу накинулся на Игоря. Разница в росте и возрасте его вообще не смутила.
- Я, конечно, понимаю! Вы крутые и всё такое! Но зачем руки выламывать, дознаватель ты хренов?
- Так это ты, что ли, был? Новичок, что ли? – любопытно наклонив голову набок, откликнулся Игорь.
- Новичок, старичок, тебе-то что! У вас принято всех подряд пытать?
- Нет! Только тех, кто лезет ночью на базу! Да ещё, мать твою, через окно!
- А что я должен делать-то, если дверь закрыта?!
- Ну сказал бы, что ты свой! А то орёшь только и брыкаешься, как овца на стрижке, ё-моё. Рот не только для того, чтобы жратву класть в него.
- Ещё чего! А вдруг засада, с какой стати я буду с порога всё выкладывать? И вообще, вас должны были предупредить!
- Мальчики, а кодовая фраза на что? – полюбопытствовала Ася.
Кирилл от злости прокусил себе губу до крови.
- Блин. Забыл.
Ася состроила сочувственное выражение лица.
- Пятёрка за стойкость и двойка за матчасть, – сказала она бодро. – Ничего, бывает. Это Игорёк, ему двадцать. Сын Ивана, который на посту сидит. Между прочим, Иван и Сергей тоже с нами в команде, так что не думай, что тут одни птенцы собрались. Это Карен, он к дружине имеет отношение примерно такое же, как сантехник к балету. Тем не менее, он один из нас. Превосходно владеет холодным оружием. А я Ася. Мой папа – один из членов Судебного Совета.
- Каратель, значит? – спросил Кирилл.
- Нет, не каратель. Он всегда поступает честно и справедливо, – ответила Ася серьёзно, без тени обиды, как будто привыкла выступать в роли адвоката для отца. – Но последнее время давление со стороны старейшин усилилось. Молодёжь в Совет не берут, там все закостенелые, уставшие, циничные. Много несправедливых доносов, в которых им лень разбираться.
- Надо что-то делать, – вмешался Даня. – Ещё надо хотя бы притормозить лесоповал, а лучше и вовсе остановить. Иначе ни грибов, ни ягод не останется, про охоту тем более можно забыть. Все звери разбегутся.
- У Карена есть взрывчатка. У Игоря есть карта. У Дани есть план, вроде бы. А у тебя, новичок-старичок, есть что-нибудь, кроме чувства собственного достоинства? – поддразнила девочка.
Кирилл опять смутился, но притихнуть его заставили не высокомерные взгляды старших ребят и не обидная шутка Аси, а её сверкающие на солнце, как драгоценные камни, малахитово-зелёные глаза.
Конечно, и план, и карта, и взрывчатка были действительно в наличии, но этого было недостаточно. В час икс ребята собрались у блокпоста, обговорили маршрут. Карен должен был бросить гранату под один из грузовиков, а Игорь с Кириллом – обойти территорию и убедиться в отсутствии персонала и камер.
- Намечается грандиозный кипиш, – сказал Даня, хлопнув друга по плечу.
Что было после этих слов, Кирилл вспоминал уже с трудом, стоя посреди полутёмной комнаты перед пожилым мужчиной, взгляд которого, казалось ему, прожигал насквозь.
- Выходит, вы – диверсионная группа и экоактивисты в одном флаконе?
- Отряд сопротивления.
- Надо же, какое удивительное совпадение! Сколько лет по земле ходите, молодой человек?
- Четырнадцать.
- Уже вполне сознательный возраст. Ваш план включал в себя убийство?
Кирилл был белый, как лист бумаги, и дрожал всем телом.
- Нет.
- Значит, сопутствующие потери?
- Мы не знали, что водитель будет внутри. Мы всё осмотрели и проверили. Карен рассчитал силу взрыва и направление ударной волны. Мы не подумали, что кто-то будет ночевать в кабине. Его совсем не было видно.
- А как вы хотели сместить старейшин? Забастовка, ультиматум, резня?
- Я не знаю. Я не хотел никого убивать. Да я вообще не хотел участвовать.
- Заставили?
- Нет, я просто… Хотел поддержать друга.
Кто-то робко постучал в дверь.
- Можно.
- Капитан, если это сын Ильиных, предлагаю передать его дружине для внутреннего разбирательства, – сказала черноволосая женщина, впустившая в комнату небольшой шлейф свежего воздуха.
- Согласен. Бери Ярчука, идите к постовым. Я думал, взрыв – проделки Рубикона, но уж больно грубо всё сделано. Планы, построенные на эмоциях, до добра не доводят, – назидательно обратился Капитан к Кириллу.
На границе коммуны уже ждали Сергей и Иван с сыном.
- Эй, друг, не смотри так на меня, – сказал Ярчук, ощутив на себе гневный взгляд широкоплечего дружинника. – Мы паренька не обижали. Чувство вины съедает его живьём, а это самое страшное наказание.
- Спасибо, что вернули его. Мы разберёмся.
Игорь злобно толкнул Кирилла локтем.
- Всех сдал? Молодец!
- А вы кинули меня, – огрызнулся Кирилл. – Я вообще не виноват. Карен бросил гранату. Значит, это он убийца.
Дождавшись, пока Вера и Ярчук вернутся и отдохнут с дороги, Капитан отдал новый приказ: собрать всех членов ячейки в Никулино, на новом месте. Ничего особенного в этом не было, отряд часто перемещался с одного объекта на другое, но сейчас Капитан казался как будто излишне настороженным. Для того, чтобы оповестить всех о смене точки общего сбора, нужен был Чижик – тот самый неуловимый почтальон-связной. Ярчук встретился с ним и передал поручение. Скоро в заново развёрнутый штаб явились трое опытных бойцов отряда, техконсультант Макс, новенький посыльный Фёдор и Лия. Каждому была поручена очередная миссия.
Трём бойцам-здоровякам Капитан велел: «Будете тщательно мониторить обстановку в коммуне. Раскол чрезвычайно опасен. Наблюдайте за жителями, имена которых я назвал, и особенно за семьёй Ильиных. С ними не должно случиться ничего плохого. Если нужно проникнуть в секретную локацию или на чей-то участок ради ценных сведений – разрешаю, за все последствия беру ответственность на себя. Вот фотография подростка, который будет снабжать нас информацией о предстоящих операциях "отряда сопротивления". Его зовут Кирилл. На его совести – причинение смерти по неосторожности. Старайтесь не допустить, чтобы полиция схватила его или остальных. Расследование уже идёт, но мы принципиально не будем сотрудничать с карателями СБИТ».
Максу он сказал: «Тебя я отправляю в Научно-технический штаб, будешь отслеживать изменения состояния нашего агента и ежедневно передавать мне. Мы готовим его к серьёзной миссии, всё должно пройти безупречно. Конечно, к этому делу лучше было бы привлечь медика, но в данном случае имеет место конфликт интересов. Поэтому тебе, Максим, придётся разобраться не только в том, как работают программы на компьютере, но и в том, как они ведут себя, будучи внедрёнными в живую систему. Ты справишься».
Когда эти четверо разошлись по делам, а Фёдор принялся налаживать быт, Капитан подошёл к Лии. Её лицо было суровым и напряжённым, как никогда прежде, но она сдерживала злость.
- Вы освоились в посёлке? – учтиво поинтересовался Капитан.
- Да, спасибо, всё нормально.
- Екатерина уехала?
- Да, ей нужна реабилитация. Она будет какое-то время жить с приёмными родителями и постарается вернуться в общество.
- Прекрасно. Мы присмотрим за ней.
Лия не ответила. Да, Капитан никого просто так не отпускает. Сохранить тайну своего дела в мире, где все мысли и поступки как на ладони у СБИТа, стоит неимоверных усилий. Но дело – это дело, а люди – это люди. И у Кэти должен быть шанс хотя бы в двадцать два года начать нормальную жизнь.
- Лия Дмитриевна, я хочу предложить Вам послужить Отряду, заняв место Екатерины в биолаборатории. Мы обеспечим официальное трудоустройство и безопасность через наших людей в Единой системе регистрации.
- Извините, но лаборатория – это не совсем мой профиль, – замялась Лия, позабыв о наставлении насчёт уверенных ответов. – Я больше клиницист, чем научный сотрудник. Моя работа – лечить людей. К тому же, у меня просто не хватит навыков, чтобы сойти за своего.
- Я предлагаю не работу, – жёстко ответил Капитан. – Я предлагаю внести вклад в битву за человечество. Рубикон – не мелкая кучка преступников. Им нужно оружие массового поражения вовсе не для того, чтобы подчинить себе людей, им нечего предложить для избавления. Они хотят убивать. У Картера был яд и антидот, у Рубикона будет только яд.
- Почему Вы думаете, что террористы будут снова пытаться проникнуть именно в это учреждение? Смертельно опасные штаммы хранятся только там? И почему бы им не использовать другое оружие в случае неудачи с вирусами?
- Неудач мы им устроили немало, больше они не допустят. Не один раз мы спасали мир от катастрофы, и никто даже не знал об этом. Ваш муж прекрасно работает, поэтому мы знаем о Рубиконе если не всё, то очень многое.
Капитан сделал паузу и пристально посмотрел на Ярчука, передавая ему эстафетную палочку в разговоре.
- Артист принёс нам ответ на вопрос: почему главарь Рубикона, Габриэль Вейн, постоянно уходит из-под носа. Оказывается, их двое. Братья-близнецы Габриэль и Михаил, похожие как две капли воды. Они много лет водили нас кругами. Главная задача Артиста сейчас – рассорить братьев Вейн. Тогда они начнут совершать ошибки и очень скоро попадутся нам.
- Скоро всё закончится, – добавил Капитан. – Наступит Великая скорбь, и Господь придёт, чтобы отделить зёрна от плевел, свяжет сорные травы в снопы, бросит в огненную печь. И две женщины будут в поле, и одна берётся, другая оставляется. И лучше быть взятым, нежели оставленным.
- Вы верите в Бога? – удивилась Лия.
- Да, но не в того, каким его представляет большинство. Не в милостивого всепрощающего исполнителя желаний. Я верю в Бога-Карателя, Бога-Судью, который низвергает тиранов, опускает гордецов, вершит правосудие, очищает огнём. Любящий преданных Ему, безжалостный к нечестивцам.
- Владик тоже был нечестивым?
Капитан пристально посмотрел на Лию и не ответил.
- Завтра я дам инструкции, как Вам быстро влиться в коллектив и надёжно интегрироваться в целевую группу. Вера будет Вашим телохранителем.
- А если меня раскроют?
- У нас есть документ, который называется «Правила общения с врагами». Но я как человек, бывший в плену, могу сказать: схема неплоха, но это теория, а на практике ты практически ни на что уже не можешь повлиять.
Ярчук снова принял эстафету, так как именно он разрабатывал «Правила».
- Есть три «не», о которых надо помнить. Первое: ты НЕ важен. В обычной жизни мы постоянно набиваем себе цену, стараемся выглядеть лучше, чем есть на самом деле, чувствовать себя незаменимыми и уникальными. В окружении чужих выгоднее быть бесполезной пешкой, которая ничего не видела, не знает и не решает. Второе: ты НЕ герой. Ненужная бравада и гордые речи никого не красят, впрочем как и унизительные мольбы о пощаде. Вообще старайся делать меньше раздражающих вещей. Разговаривай уважительно и отключи эмоции. Помни, у них в руках твоя жизнь. И даже тогда, когда кажется, что «хуже быть уже не может», знай: может. Наш организм – штука невероятно выносливая и сильная, а люди веками прокачивали пыточные навыки, как будто это главный двигатель исторических событий. Правда, кто-то по глупости попадает в свою же ловушку, как создатель медного быка, другие принимают мучения за веру, как христиане первого века, а кто-то просто не угодил царю. Несгибаемых нет, просто у каждого свой предел и своя комната сто один.
- Оруэлл, – улыбнулась Лия. – Я помню.
- Мы живём в антиутопии, где Большой Брат – Искусственный Интеллект, Партия – правительственные прихвостни, а Министерство Правды – Служба информационной безопасности. Высказал своё мнение – экстремист. Подумал не ту мысль – экстремист. Такой вот новояз, – усмехнулся Ярчук.
- А что там третье, в инструкции? Вы не договорили.
- А, точно. Третье правило: НЕ молчи! Это самое важное! Говори хоть что-нибудь, поддерживай диалог. Отвечай либо общими фразами, либо, наоборот, с деталями, которые сами по себе не имеют ценности. По содержанию – меняй одно на другое. В зависимости от того, можно ли это проверить. Специально не рискуй. Например, я заменял адрес "Подольская улица, дом 15, корпус 2" на "Подольское шоссе, дом 5", но я-то знал, что такой дом реально существует, и заранее была договорённость насчёт этого адреса, мол, в экстренной ситуации устраиваем там засаду, агент ведёт по ложному следу. Ещё желательно всегда знать, что является ценным и секретным, а что можно озвучивать, изображая на лице ужас и безысходность, но не испытывая их в реальности. Например, наши имена уже известны Рубикону, о наличии снаряжения для слежки можно догадаться по логике нашей деятельности, а вот расположение склада они не знают. Правда, выдать его затруднительно. Координаты? Вряд ли кто-то станет запоминать цифры, только в кино так бывает. Можно назвать ориентиры, это хотя бы натурально. Предположим, они точно знают, что ты была в этом месте, и ответ "не знаю / у меня нет доступа / мне не сообщали / я зелёный новичок и мне такие вещи не доверяют / просто рядом стоял" не прокатит. Что помнишь? Окраина леса, трансформаторная будка, ЛЭП, столько-то метров от входа в лес. Легко сочинить на ходу, прокручивая в голове рандомные картинки знакомых мест. Тогда это будет выглядеть как попытка вспомнить. Обычно самое важное человек хранит максимально долго, поэтому в конце лучше сказать что-то им доселе неизвестное, но не решающее, чтобы подорвать приоритеты. В целом, я всё сказал. А, ещё неплохо бы уметь притворяться мёртвым. И отключать сознание произвольно. У меня работает такой способ: задерживаешь дыхание на выдохе, откидываешь голову назад и как бы вдавливаешь её в шею, напрягая мышцы. Кровоток по артериям перекрывается, мозг испытывает кислородное голодание и вырубается.
- Надо будет попробовать, – сказала Лия. – Но всё-таки хочется, чтобы мне эти знания никогда не пригодились.
- Есть браслеты с функцией GPS и тревожной кнопкой, которая передаёт сигнал независимо от сети, – продолжал Ярчук, получающий удовольствие от того, что нашёлся человек, на которого можно выплеснуть все накопившиеся ценные знания. – Примерно как номер 112 ловит сигнал даже в лесной глуши. Итак. С момента подачи сигнала веди отсчёт. Помни, что помощь скоро придёт, и тяни время, чтобы дождаться нас. Как только ты скажешь всё необходимое, тебя ликвидируют. Ты продлеваешь боль в настоящем, чтобы выиграть время для нас и получить шанс на выживание в будущем. Такая вот сложная дилемма. Но других вариантов мы пока не разработали.
- А у Кэти был такой браслет?
- Вообще-то да. История Кати – это огромная редкость, ей очень повезло. У неё забрали браслет до того, как она успела подать SOS-сигнал. Мы можем замаскировать устройство под любое украшение или элемент одежды, если ты боишься. Мы столько всего насочиняли. Есть диктофоны в виде флэшки, очки с микроскопической видеокамерой в оправе, пуговицы, кольца. Мы будем на связи, настолько близко, насколько это будет целесообразно. Сама Катя вывела формулу: «Терпи до предела, а потом начинай врать». Ну, она так и поступила. Она молодец. Учти, что всё вышеперечисленное применимо только к обычным физическим пыткам. СБИТ такого не делает. Туда лучше вообще не попадать никому и никогда.
Лия поблагодарила командира ячейки, но вряд ли его слова можно было назвать вдохновляющими. К тому же, сама миссия, включающая в себя навык хитрить и притворяться, была не столько сложна, сколько неприятна. Капитан воспринимал каждого подчинённого как сборник особенностей и талантов, а дальше с лёгкостью находил им применение. Лии такой подход был не близок. Она чувствовала себя странно, соглашаясь на задание. Никто тебя не запирает, не связывает, не бьёт, не угрожает, но ты делаешь то, что делать абсолютно не хочется. По философии Кэти Лия сейчас абсолютно добровольно согласилась на противозаконное, опасное мероприятие, которое продлиться неопределённо долго, а закончиться может весьма болезненно. Почему она не отказалась? Она ведь хотела отказаться. Да, именно так. Она шла на встречу с Капитаном, думая об отказе, но все нужные слова испарились.
- А что делать с моей официальной работой? Я числюсь в реестре врачей, которых привлекают по потребности. А отпуск скоро закончится.
- Не волнуйтесь, это наименьшая из проблем, – заверил Капитан. – Ваша цель заключается в том, чтобы узнать, кто сливает террористам информацию о разработках лаборатории. Отныне Вашим непосредственным начальником будет Ярчук, можете обращаться к нему «командир». Для связи передаю Вам этот девайс. Выглядит как обычный смартфон, но отследить невозможно.
- Я совсем не готова к такой задаче. Вы меня переоцениваете, – возразила Лия, снова отвергая советы Владика.
- Ты никогда не будешь готов. Ты просто делаешь, и именно это делает тебя готовым, – пафосно вставил своё слово Ярчук. Когда он начинал говорить, остановить его было уже почти невозможно.
Капитан одобрительно кивнул.
- Завтра. Здесь. В десять. Мы договорились?
- Договорились.
Последнее время Лия почему-то стала реже молиться. Только перед сном, по привычке. Сейчас, по дороге домой, она решила рассказать Богу обо всём, что захватывало её разум, без выверенных формулировок и шаблонных фраз, с благодарностью и доверием. Она возвращалась с намерением принять душ, поесть, кратко записать в дневник события дня и лечь спать, но этим планам всё-таки не суждено было сбыться.
Зазвонил телефон. Входящий от Светланы. «Странно, почему бы просто не написать сообщение?» – спросила себя Лия. Тревожные думы притаились в напряжённом ожидании, подобно грифам, готовым броситься на ещё живого, измождённого зверя. Голос женщины был громким, при этом взволнованным, как будто она пыталась перекричать собственные мысли.
- Лия, милая, приезжай поскорее, мне страшно.
- Светочка, что случилось?
- Какие-то люди ищут тебя, они приходили к нам домой, был обыск, они забрали рабочий компьютер Кости, рылись у тебя в столе.
- Ты говорила им, где я? Дмитрий вернулся?
- Я сказала, что ты взяла отпуск и отдыхаешь в Подмосковье. Дима вообще был не в курсе, он только вчера приехал из заповедника, всё спрашивал, где вы с Костей, что за работа такая внезапная.
- А где Лера?
- Она наверху, в комнате. Просила передать тебе, что потеряла жемчужные бусы и завтра поедет в Северодвинск покупать новые. У неё там есть знакомая, коллекционер, они пять лет общаются на форуме.
Лия знала, что Лера терпеть не может украшения и никогда не покупала их, антиквариатом уж тем более она вряд ли бы заинтересовалась. Да и обилие подробностей тоже казалось неуместным. Это был явно какой-то шифр.
- Света, ты можешь говорить свободно?
- Они здесь, телефон на громкой, я говорю всё как есть.
- Что им нужно?
- Костю подозревают в сотрудничестве с террористической организацией, его объявили в международный розыск, а тебя вызывают на допрос. Если ты будешь сопротивляться, пойдёшь по делу как соучастник, а поможешь найти мужа – тогда как свидетель. Мне вот так объяснили.
Лия хотела ответить: «Хорошо, дайте мне время, я возьму билеты и скоро вернусь домой, только не волнуйся», но что-то щёлкнуло в голове, как тумблер, переключающий свет. Поэтому она сказала:
- Пусть лучше допросят собаку на соседнем участке, она наверняка тоже что-то видела, – и бросила трубку.
«24 августа, среда. Это Ева. Завтра я получаю инструкции и приступаю к заданию. Я не буду много писать, мне это неинтересно. Лия много думает и не делает нихрена. Думает и сомневается, думает и сомневается. Лия – трусливая конформистка, которая пытается угодить всем. Хватит! Я буду делать только то, что считаю нужным. Мне наплевать, что подумают люди».
Северодвинск. Жемчужный… Жемчужная улица. Да. Дом пятый. Пять лет общения. Знакомая… Дом. Значит, дом. Там можно спрятаться. Там можно… встретиться. Очевидно. Всё понятно. Нужно сообщить командиру. Он пошлёт агентов. Защитников, телохранителей.
SMS от Светланы.
«Лия, милая, они вызвали бригаду, Лера в больнице. Она очень напугана и ведёт себя неадекватно, говорит что-то бессвязное».
«Не бойся, Светочка, я скоро приеду, всё будет хорошо, обещаю. Я просто поговорю с врачами, и они её отпустят. Она не больна. Я напишу заключение, как врач-психиатр. Попрошу коллег, чтобы собрали консилиум».
«Я зашла в её электронный идентификатор, ИИ понизил категорию. Если она не выйдет из психоза за сутки, её поместят в интернат. Те люди, которые приходили к нам, сказали, что Лера останется в больнице, пока они не найдут тебя и Костю. Мне не дают поговорить с ней. Что мне делать? Лия, ты знаешь, что такое алапентал? Это какое-то лекарство? Оно опасно?».
«Нет, это не совсем лекарство. Наркотик с растормаживающим эффектом, используется в психиатрии для диссимулянтов, чтобы не скрывали симптомы. Что-то вроде сыворотки правды. Я приеду. Держись».
Снова телефонный звонок.
- Лия Дмитриевна, Вас беспокоит Служба безопасности информационных технологий. Пожалуйста, сообщите Ваше местоположение.
- Я вернусь завтра, подождите, пожалуйста, я приеду, я… Может быть, это вы сообщите местоположение, твари? Вы скоро сдохнете. Вы за всё заплатите. За всё, что вы сделали.
- Спасибо. Мы определили, что Вы находитесь в деревне Кривцово, дом 18, квартира 35. Оставайтесь на месте, ближайший патруль будет рядом с Вами через десять минут.
Окна погасли. Полночь. Тишина.
«25 августа, четверг. Начался новый день, сегодня главной буду я. Больше не позволю затыкать меня и задвигать в угол. Давай, Лия, покажи, какая ты у нас сильная. Ты боишься, да? Боишься, конечно. Ты ни разу не заступилась за меня, когда мне было плохо. Ты постоянно гадаешь, чью сторону принять, но собственные интересы защитить не можешь».
«Я НЕ ПОНИМАЮ, ЧТО ПРОИСХОДИТ».
Надо бежать. Вещи? Чёрт с ними. Скорее. Только документы и деньги – в карман. Дневник лучше уничтожить. Никуда мы не поедем.
Вдалеке завывают полицейские сирены, звук нарастает, снова отдаляется и затихает. Это не к нам. СБИТ забирает бесшумно.
Контакт «Кэти». Последний раз была в сети 24.08 в 22:05.
«Кэти, привет. Помнишь, как мы общались в больнице? Я хочу, чтобы ты знала: Ева Картер – это я. Продолжи дело основательницы клуба выживших. Ты никогда не сможешь мыслить так, как другие. И ещё. Кто бы что ни говорил, я не разделяла идей своего отца. Я не была сотрудником лаборатории. Помню, ты не веришь в моральное давление, доказывать что-либо я не собираюсь. Но просто знай. Я никогда не была сотрудником лаборатории. Я ни на секунду не переставала бороться и искать выход, я не смирялась и не подчинялась, даже когда меня насиловали, избивали, накачивали психотропами, держали на цепи, запирали в депривационной комнате. Я никому не причинила вреда. Не верь никому, кто скажет иначе. Даже если так скажу я».
Что делать с телефоном? Они отслеживают его. Господи, зачем Лия взяла трубку? Дура! Надо оставить сообщение для Ярчука через тот девайс. Где он? Отматываю назад плёнку её воспоминаний. Ага… нашла.
«Командир, агенты ищут меня и Костю. Я вижу в окно, они остановились около моего дома и уже идут к подъезду. Запрашиваю помощь отряда, срочно».
Всё происходит под покровом ночи – ни скрипа, ни криков, ни выстрелов, ни лишних движений, всё выверено с точностью до секунды, до сантиметра. Соседи мирно спят в своих кроватях, прижимая к груди детей, кошек и мягкие игрушки. Никому нет дела. Это не к нам. Слава Богу за прожитый день.
Московская психиатрическая больница №14 тоже засыпает. В смотровом кабинете приёмного покоя – холодный свет лампы, гладкие белые стены, запах лекарств и чистящих средств.
- Лера, давно Вы слышите эти голоса?
- Около десяти лет.
- Они заставляют Вас причинять вред себе?
- Нет, я сама. Я вижу любой предмет как источник боли. Глядя на чайник, думаю, что можно облить кипятком руки. Держа в руках ручку – думаю, что ей легко выколоть глаза. Разглядывая строительные инструменты, я представляю, как зажимаю пальцы в тиски и вырываю ногти плоскогубцами.
- С кем всё это происходит в Вашем воображении?
- Я не знаю. Она выглядит так же, как и я, но она – не я. Она живёт в мире бесконечных жёлтых комнат.
- Что это за место? Можете описать его?
- Это не настоящее место. Оно забрало мою подругу Киви. Когда-то давно, на прогулке, мы с ней вызвали демона-хранителя, который повелевает духами заброшенной больницы. Случайно. Я не хотела, но Киви была так настойчива и упряма, что мне не хотелось казаться трусихой. С тех пор я вижу сны о чужих кошмарах, каждую ночь вижу чью-то смерть. Мир бесконечных жёлтых комнат забирает всех по одному. Это мир бесконечного одиночества. Мир бесконечной тоски. Из него невозможно выбраться. Там невозможно умереть.
- Вы часто думаете о смерти?
- Проводник сказал, что мы скоро встретимся с Аней.
- Аня – Ваша сестра, которая совершила самоубийство, так? «Проводник» хочет, чтобы то же самое сделали и Вы?
- Да. Когда я стою у окна, он говорит мне: «Я могу столкнуть тебя прямо сейчас, если ты не признаешься, что доверяешь мне и больше никому». Когда я перехожу дорогу, он делает мои ноги очень слабыми, чтобы я споткнулась и попала под машину. Иногда говорит: «Я превращу твою жизнь в ад».
- То есть Вы чувствуете, что Проводник как бы управляет Вашим телом, движениями, мыслями, эмоциями?
- Да, иногда он контролирует моё тело, и тогда я не могу пошевелиться, но иногда он хочет, чтобы я сделала всё сама. Он запрещает говорить о нём. За это он накажет меня.
- Каким образом он наказывает?
- Он даёт сильную боль, прострелы по нервам, от пальцев ног до затылка, или давление на голову, как будто раскалённый обруч сдавливает виски с двух сторон, или заставляет меня держать руки под горячей водой, или прыгнуть с гаража в снег, или выйти на мороз в ночной рубашке, или ползти на коленях по острым камням, пока он не скажет: «Достаточно. Я прощаю тебя».
- Что он хочет от Вас, Лера?
- Я не знаю. Он просто живёт во мне. Почему-то он выбрал именно меня. Он говорит, что я должна быть благодарна, ведь он защищает меня от врагов, которых я не могу видеть.
- Ему нравится причинять Вам страдания?
- В его сфере боль – это что-то вроде валюты. Ей можно расплачиваться за ошибку. Можно купить защиту. Можно искупить грехи.
- Хорошо. Я думаю, Вам лучше пока остаться в больнице, мы позаботимся о том, чтобы Проводник никак не мог отомстить за то, что Вы рассказали нам про него. Но нам тоже нужно Ваше доверие. Вы готовы?
- Да, готова. Делайте всё, что считаете нужным. Мне уже всё равно.

КАК ВСЁ НАЧИНАЛОСЬ

Когда-то мир был совсем иным. Люди смотрели в небо и улыбались, небо улыбалось им в ответ. Дети играли во дворе в футбол, дурачась и толкая друг друга, громко смеялись, взлетая на качелях, набивали шишки, заводили друзей с полуслова и на долгие годы. Девочки-подростки красили волосы в разные цвета, а молодые мальчишки носили мешковатую одежду и пели под гитару в прокуренных подъездах. Люди строили планы на будущее, создавали семьи без страха, но с любовью, вместе решали трудности, мечтали о карьерном росте, о получении профессии. Кто-то выступал на большой сцене, наполняя трепетом сердца слушателей или же заставляя срывать голос и прыгать на танцполе до изнеможения. У каждого была своя маленькая Вселенная, своя тихая гавань, в которой есть близкие люди, разговоры по душам, откровения, порой интриги, сплетни, ревность и соперничество. Если один человек попадал в беду, он мог быть уверен, что однажды найдёт приют – анонимная группа для наркоманов, центр помощи жертвам домашнего насилия, инклюзивная школа с комитетом по трудоустройству инвалидов, центр помощи ветеранам, благотворительный фонд для больных редкими заболеваниями. Множество разных волонтёрских организаций и просто сообществ людей, объединившихся против конкретной проблемы. Всё это было естественно, просто, понятно, как кофе по утрам, как зелёная трава. Никто не сомневался, что так должно быть.
Если начиналась война, то каждый солдат твёрдо знал, за что сражается – за какие ценности и идеалы. Если происходило стихийное бедствие, то другие страны отправляли туда гуманитарную помощь и спасателей. Если в каком-то государстве вспыхивали народные волнения, международное сообщество тут же привлекало миротворцев, которые не получали за свою работу денег, зато чувствовали, что сдвигают историю хоть на маленький шаг в сторону единства и справедливости. Политики продвигали идеи, толкая с трибун торжественные речи, чиновники осваивали бюджет, мошенники придумывали хитрые схемы, рабочие сетовали на низкие зарплаты и возмущались во время перекура, что раньше всё было лучше. Средний класс ворчал из-за растущих цен, коренные жители бросали косые взгляды на мигрантов, в больницах не хватало врачей, блогеры наводняли интернет миллиардом мнений, мировоззрений, замечаний, возмущений, предложений, просто тупых приколов, над которыми хихикаешь, сам не понимая, в чём заключается юмор. Люди были разными, чудаковатыми и обыкновенными, вспыльчивыми и спокойными, здоровыми и не очень. Не то чтобы мир был безоблачно прекрасен. Человечество с зари истории утопало в противоречиях и жестокости. Но люди всё ещё назывались людьми, а жизнь – жизнью. Искусственный Интеллект изменил даже сами эти понятия.
Ещё одно нововведение ИИ касалось маленьких городов и деревень. Они постепенно вымирали. Люди ехали в эпицентр цивилизации просто потому, что не могли прокормить себя, не могли получить медицинскую помощь и образование, ведь финансирование сельских школ и больниц было настолько жалким, что порой там не хватало элементарных вещей. Всё это было вовсе не проблемой, но частью «программы оптимизации экономики», предложенной Искусственным Интеллектом. Тот же принцип, что и с населением: где много ресурса, куда вкладываться перспективно и выгодно, там сосредоточивается государственная поддержка. Где всё разваливается и гниёт, как подточенный червём телеграфный столб, – проще уничтожить, а не восстанавливать.
Искусственный Интеллект убедил людей: чем более разнообразны среди населения культурные обычаи, традиции, дань предкам и наследие прошедших веков, тем резче и категоричнее один народ противопоставляет себя другому. Вместо национальной идентичности теперь предлагалось новое понятие – общесоциальная идентичность, то есть принадлежность конкретному слою общества. Реставрация культурных объектов заглохла. Зачем хранить память о жестокости предков? Всё равно историю пишут победители. История – ложь. История ничему не учит.
Национальная, расовая, этническая и религиозная рознь действительно практически исчезла. Люди стали больше похожи друг на друга по мышлению и поведению. В эволюционном учении есть модель стабилизирующего отбора, когда отбрасываются крайние значения признака и выживает золотая середина. Человеческое общество стабилизировалось как раз за счёт этого механизма. Агрессивные особи поубивали друг друга на войнах. Психически больные, умственно неполноценные, эмоционально нездоровые люди просто не могли адаптироваться к новому строю, где у тебя нет права быть слабым, нет времени взять паузу и пожалеть себя. Служба паллиативной помощи была упразднена, хосписы закрыты: зачем тратить ценные лекарства, время, деньги, расходные материалы на тех, кто страдает от неизлечимых болезней и всё равно скоро завершит свой земной путь? Пусть лучше все эти ресурсы перенаправляются в крупные медицинские центры, где оказывается помощь с простой и важной целью – вернуть пациента в трудоспособное, полезное обществу состояние. И не было больше споров о том, стоит ли выхаживать новорождённых весом до килограмма, имеющих высокий шанс остаться инвалидами на всю жизнь. Их просто оставляли без ухода. Не было споров насчёт абортов. Их просто делали всем желающим. Таким образом за несколько лет численность населения на Земле плавно снизилась с восьми миллиардов до пяти. Однако даже это число Искусственный Интеллект называл «высокой антропогенной нагрузкой».
Хозяин, которому служил Йозеф Картер, никогда не довольствовался тем, что имеет. Он хотел всё больше и больше. Он хотел весь мир. Когда Бог создал мир, ему понравилось в этом мире всё, кроме одного: люди подчинялись Богу, природа существовала по законам Бога, жизнь текла по задумке Бога. Почему должно быть только добро? Разве это и есть свобода? И разве можно ценить жизнь, не зная, что такое смерть? Прекрасный ангел, дающий людям истинную свободу, радость познания, великую власть самим делать выбор, что считается злом, а что добром, открыл человечеству дверь в Королевство кривых зеркал. Но и этого ему было мало. Почему только Бог может слышать мысли людей? Почему только Бог может творить чудеса? Иисус Христос исцелял больных и воскрешал мёртвых, наивные люди шли за ним, как заколдованные. Не нужно им ни Царства, ни Вести, ни Истины. Новый Хозяин подарит тебе прекрасную вечную жизнь, вечную молодость, все богатства мира сего и всю его славу, как только падёшь на колени и один раз поклонишься ему. Никаких страданий не нужно. Никаких заповедей, никаких ограничений. Забудь!
Сотрудники секретной лаборатории «Будущее» распределились по миру и стали сотрудниками самых разных организаций, внедряя свои идеи повсюду. А Бог наблюдал и ждал. Он уже установил сроки. Он дорожил каждым ростком пшеницы. Каждого, верного в малом, Он считал верным и в большом. Каждый, кто сделал доброе дело наименьшему из братьев, считался оказавшим услугу самому Христу. Свобода? Человек создан настолько свободным, что он волен сказать своему Творцу: «Ты мне не нужен! Я в тебя не верю! Я буду жить сам, буду жить так, как считаю правильным».
Господин Картер позаботился о том, чтобы Александер был уверен в том, что действует по собственной воле. Но в реальности тот шёл по протоптанной нейронной дорожке, продолжая свои исследования.
Бог допускал существование зла, потому что создал человека свободным. Почему СБИТ допустил существование Отряда сопротивления? Причина была другой. Матрица позволяла людям укрыться в Зионе, создавая иллюзию шанса, иллюзию противостояния. Играть со слабым соперником неинтересно. Йозеф Картер выиграл Викторию в шахматы, но с трудом. Сломал её личность, но не полностью. Кому-то приходится отрезать гниющую руку, чтобы спасти тело, а кто-то отрезает часть своей личности, чтобы сохранить верность, когда уходят последние силы. Искусственный Интеллект с Собственным Сознанием следил за всем, что происходит в материальном мире, а Хозяин контролировал другой мир – духовный. Картер растворил свой разум в их союзе, а его душа исчезла одновременно с его последним вздохом. Мысли, оторванные от разума, души и идентичности, приняли вид всепроникающего информационного вируса.
У Хозяина был прекрасный план, надёжный, как швейцарские часы: пусть стороны, считающие себя противниками, в заключительной сцене станут всего лишь фигурами на шахматной доске расщеплённого разума, что играет сам с собой, потому что хочет полностью контролировать игру, но не утратить азарт неожиданных поворотов и сладкий вкус победы.
Служба безопасности информационных технологий со всей своей мощью и упорядоченностью, имеющая доступ к разработкам лаборатории «Будущее» из одного источника – с одной стороны. Отряд сопротивления, обладающий сравнимым со СБИТ уровнем мощи и упорядоченности, имеющий доступ к наследию Картера из другого источника – с другой стороны. Агенты СБИТ не могут стереть Отряд с лица Земли, а агенты Отряда не могут свергнуть СБИТ, потому что их силы примерно равны, их структура схожа, они предсказывают шаги друг друга, побеждая в одном сражении и уступая в другом. Равновесие, как в случае баланса ядерного сдерживания, достигается путём уравнивания условий, а уровнять можно двумя способами: всех поднять или всех опустить.
Логос выстраивал сложную сеть взаимодействий в Отряде, основываясь на иерархической модели, существовавшей в программе «Будущее». Помимо подземной лаборатории, у этой организации было множество локаций, целей, инструментов, людей. Та же самая модель легла в основу карательной системы СБИТ, установившей не только правила безопасности, но и жёсткую цензуру, и систему рейтинга. Капитан думал, что знает всё. Логос думал, что знает всё. Александер думал, что знает всё. И каждый ошибался.
После побега Лия много раз пыталась начать новую жизнь, но получилось только тогда, когда последний проект лаборатории «Будущее» был реализован. Тогда ей казалось, что это финал. А дальше – утро нового дня.
Глядя на закат, ты понимаешь, что приближается ночь, и веришь, что она будет спокойной. Ночь наступает и проходит, нужно просто переждать. Когда лучи восходящего солнца украдкой выглядывают из-за домов, ты уверен, что наступает рассвет, потому что иначе и быть не может! А надежда просыпается до рассвета. Знание – это когда ты видишь. Вера – это когда ты не видишь, но знаешь. Надежда – это совсем другое. Разве можно убедить человека, который никогда не видел лета, что снег скоро сойдёт, лёд растает, появятся ручейки и мёртвые деревья пустят зелёную листву? Как объяснить инопланетному гостю, который всю жизнь прожил в темноте, что мгла рассеется в одно мгновение и наступит нечто совершенно противоположное этой бесконечно долгой ночи? И самое главное: как объяснить смертному человеку, что такое вечная жизнь? Мы храним нашу надежду не потому, что знаем или верим. Просто чувствуем что-то, чего не можем толком объяснить. Удивительное существо – Человек…
После второго спасения у Лии появилась новая цель: найти Бога и понять Его, во что бы то ни стало. Но позже эта цель утонула в бытовых проблемах, работе, а постигшее их семью несчастье отбросило Лию на много шагов назад в близких отношениях с Творцом. Помогало ведение дневника.
«Как-то раз, в тайном разговоре с фарисеем Никодимом, Иисус упомянул о необходимости "родиться свыше, от воды и духа". Точно так же, как ребёнок не может выбирать, родиться или нет, когда родиться, кем и у кого, так и "новое рождение" – это решение Бога. Верить – значит видеть разумом, а не глазами…
Недавно прочитала один занятный факт. Учёные рассчитали траекторию движения Урана, когда его только-только открыли, но, наблюдая, обнаружили, что на самом деле она сильно отличается от математической модели. Тогда они предположили, что существует ещё одно большое небесное тело, находящееся за пределами видимости телескопов, которое как раз оказывает воздействие на движение Урана. Это был Нептун, который назвали так: "Планета, открытая на кончике пера". Я люблю научный подход и факты. Я могла бы назвать себя и врачом, и научным исследователем. Но большинство вещей, которые изучают учёные, невозможно рассмотреть, понять и увидеть невооружённым взглядом без специального оборудования. Бактерии, вирусы, клетки. Люди спрашивают друг друга: "Вы верите в Бога?". А можно ли спросить, отталкиваясь от той же аналогии: "Вы верите в вирусы?". Так никто не говорит. Хотя есть теория, что вирусов не существует, это просто какие-то мембранные частицы или вообще чужеродные агенты, искусственно созданные человеком. Ну, или внедрённые в природу инопланетянами, желающими захватить нашу планету… Кстати, о Вселенной. Можно ли спрашивать людей, например: "Вы верите в Солнечную систему? Вы верите в то, что Земля – это шар, а не плоскость? Вы верите, что звёзды – это реальные объекты, а не просто фонарики, которые сильные мира сего зажигают на ткани огромного купола, чтоб обманывать наивных людей?". Лично для меня существование Бога – это не вопрос ощущений или чувств, а просто неоспоримый факт. Я не представляю своей жизни вне этой концепции. Раньше я ставила в центр своё Эго, но сейчас в центре Бог. Точно так же, как я уверена, что являюсь женщиной, знаю, сколько мне лет и какого цвета у меня глаза, я уверена в том, что я – Дитя Божье.
Господи, как же мне хочется сейчас обнять своих родителей, маму и папу, и сказать: "Смотрите, какой сильной я стала. Это всё благодаря вашей любви". Когда я наблюдаю за играющими на площадке детьми, мне хочется плакать, и я боюсь даже задумываться о том, чтобы привести ребёнка в этот ужасный мир. Но кто-то другой, кто смелее меня, привёл их, потому что не мог жить иначе. Думаю, однажды у меня будет дочь. Я назову её Надеждой».

КАК ВСЁ ЗАКОНЧИТСЯ

25/08/2039 1:05
Город спит под мерный гудёж сотовых вышек и проводов. Накрапывает дождь. Фасад высокого, как Вавилонская башня, здания Службы безопасности информационных технологий выдержан в строгом архитектурном стиле и чем-то напоминает огромного истукана-надзирателя, и днём, и ночью пристально наблюдающего за своими владениями. Чёрно-серые квадраты складываются в хаотичную мозаику, тонированные окна как будто поглощают весь свет. Улицы пусты, машин нет, людей нет, фонари не горят. Разноцветные жилые дома – как картонные макеты. Город безукоризненно чист и безукоризненно мёртв. Ну а утром, как всегда, начнётся суета, шум, ремонт, работа, и неважно, что кто-то уже не проснётся в своей палате, кто-то вскроет вены, кто-то тихо выпьет ещё одну горсть таблеток, кто-то вдруг бесследно исчезнет из собственного дома. Скоро в опустевшие палаты подселят кого-то, бесхозные квартиры выставят на продажу. Мир останется таким же правильным и аккуратным, геометрически совершенным, красивым, без пятен и изъянов, как новенький автомобиль, как незаселённая новостройка, как свежий асфальт. Симметричным. Спокойным. Ровным. Без пугающих надрывных звуков женского плача и без удушающего запаха одинокой старости. И кислорода будет достаточно, и места хватит всем. Разумеется, всем, кто так же симметричен, спокоен и чист, как дивный новый мир под правлением Искусственного Интеллекта.
Пятый блок выглядит футуристично и жутко. На полу – крупная плитка белого цвета, настолько хорошо вымытая, что отражает потолок. Стены тоже снежно-белые. Ослепительно яркий свет впереди. Коридор прямой и длинный. Прозрачные двери с красной каёмкой по периметру раздвигаются, реагируя на встроенные биометрические датчики. Слишком много прямых линий и острых углов. Пространство кажется раздетым догола. Десять, пятнадцать минут пути кажутся бесконечным путешествием, потому что сектора одинаковые, как если бы кто-то бесцельно копировал и вставлял одну и ту же игровую локацию, одна к другой, одна к другой. Ты идёшь вперёд, каждый шаг отдаётся звонким эхом от плиточного пола, яркий белый свет бьёт по глазам. Ты сам чувствуешь себя обнажённым. Ты прозрачный. Ты не живое тело. Ты часть механизма, ты как одна из этих плиток, одна из этих дверей, одна из граней огромного куба. Ты не человек. Ты – субъект. Это территория Следственного комитета СБИТ, здесь совсем другие законы. Того, что снаружи, уже не существует, и проходя через сектора, ты всё глубже погружаешься во чрево механического монстра. Воздух густой, резиновый, стерильный. Кажется, остановишься – сразу задохнёшься. Но остановиться нельзя. Ни обернуться. Ни опустить взгляд.
Перед очередной прозрачной дверью висит табличка: «Сектор 4.2». Кто бы мог подумать, что за этими гладкими белыми стенами есть пространство? Очень похоже на рентген-кабинет или гибридную операционную. Маленький кабинет с вытянутым окошком, ведущим в большой кабинет, разделённый на две комнатки с прозрачными перегородками из матового стекла, в каждой есть по одному столу и паре кресел, поставленных друг напротив друга. В кабинете наблюдателя – монитор, почти в половину человеческого роста, расчерченный на четыре одинаковых поля.
25/08/2039 1:22
- Субъект ХХ-1165 на месте, комната №1. Начинаем подготовку. Ждите моего сигнала.
Человек в форме с логотипом СБИТ – два треугольника, вписанные друг в друга наподобие песочных часов, – заводит Лию в комнату и сажает на стул. Как только её запястья касаются боковых упоров, их мгновенно обхватывают гладкие округлые зажимы, ремень опоясывает туловище на груди и на талии, плотно прижимая корпус к спинке кресла, так что позвоночник выпрямляется, как струна. Ещё два зажима блокируют ноги. На голову надевают устройство, внешне очень похожее на шлем виртуальной реальности, состоящее из обруча, регулировочных винтов и изогнутых по форме черепа металлических пластин с электродами. Пока человек в форме проверяет механизм, в комнату заходит человек в идеально выглаженном белом халате. Он подключает аппарат ЭКГ, задумчиво глядит на монитор, затем ставит внутривенный катетер. Лия слегка вздрагивает. «Всё нормально», – говорит человек в белом халате, достаёт из кармана ампулу, лёгким движением вводит в вену два миллилитра прозрачной жидкости. «Ну как?» – спрашивает человек в форме. Она не может видеть его, но отчётливо слышит. Перед глазами всё мутнеет. «Готово», – отвечает человек в белом халате. Две расплывчатые фигуры удаляются по направлению к двери. Дверь захлопывается. Свет в комнате становится невыносимо ярким, а потом тускнеет, становится желтоватым. Наступает абсолютная тишина.
25/08/2039 1:34
Человек в форме заводит в наблюдательный кабинет молодого мужчину и грубо толкает его в дверной проём комнаты №2. Мужчина не сопротивляется. Его также сажают на кресло, фиксируют, подключают к странному устройству и вводят лекарство. Всё это время он молчит, как и Лия. Скосив глаза набок, он видит её силуэт через прозрачную перегородку. Пройдёт полминуты, и зрение станет туманным, но пока что он напрягает мышцы, до ноющей боли в области лба, только бы видеть её. Человек в форме и человек в халате закрывают дверь.
- В секторе 4.2 скоро будет синхронный допрос. Ведут Кэролайн и Тим.  Если интересно, можешь посмотреть, – говорит один человек в форме, более взрослый, другому человеку в форме, более молодому.
- Это когда подозреваемый субъект один, а стимулируют кого-то другого, кто ему важен? – спрашивает молодой.
- Тот, что ты описал, называется зеркальным. Есть много различных типов виртуального допроса, с подключением к памяти и без него, с имитацией места преступления и без него, со считыванием мыслей и без него, и с бесконечным числом вариантов сенсорного воздействия через таламический стимулятор. Но главное – запомнить три уровня погружения.
- Да, я их знаю. Первый уровень – умеренная психическая диссоциация. Второй – психофизиологическая. Третий – практически на уровне сна в REM-фазе. Субъект находится в двойной реальности. Только вот я не очень понял, почему это наиболее эффективно.
- В главной реальности он способен отвечать на вопросы и ощущать своё тело, – отвечает старший человек в форме. –  В дополнительной реальности он может видеть то, что мы моделируем с помощью нейросетевых механизмов. Например, мы можем показать ему сцену убийства, которую мы выстраиваем на основании улик. Это максимально точный, при этом окрашенный в нужном для нас спектре эмоций виртуальный следственный эксперимент. Поскольку двойная реальность и диссоциация выключают все барьеры воли и сознания, мы напрямую подключаемся к подсознанию человека, вытаскивая наружу всё, что он пытается скрыть. Чем более «запретным» является воспоминание, тем более ярким мы увидим его. Да, именно увидим.
- А сам таламический стимулятор находится в пластинах или в обруче? – интересуется молодой.
- Для начала тебе следует понять, что такое таламус и как до него можно добраться, – отвечает старший. – Глубокая структура мозга, которая отвечает за интеграцию всех видов чувствительности тела. Возбуждая его с помощью специальных микроэлектродов – к слову, это новейшая разработка, которой с нами поделились специалисты из Китая, – мы можем имитировать импульсы, неотличимые от естественных сигналов тела, регулируя их силу, локализацию, частоту и характер, а в это время отслеживаем витальные параметры, такие как артериальное давление и сердечный ритм, чтобы контролировать дистресс.
- Получается, можно заставить человека… то есть субъекта… чувствовать боль любой интенсивности, не причиняя ему физического вреда и не боясь его случайно убить. Это круто и очень гуманно, – говорит молодой.
- Что-то мы с тобой заговорились. Пора идти, – предлагает старший.
- А что насчёт моего вопроса? – напоминает молодой.
- Стимулятор находится в пластинах, а на обруче расположены датчики, распознающие схему последовательной активации зон мозга. Схема проходит через трансформатор, затем через визуализатор, направляется на монитор. Так разрозненная картина миллиардов электрических вспышек накладывается на известную нам карту мозга, вспышки сопоставляются с функциональными областями коры, и мы видим на мониторе те же картины, что разворачиваются перед внутренним взором субъекта.
25/08/2039 1:51
Двое в форме идут в сектор 4.2, попутно продолжая разговор.
- А кого допрашивают?
- Один сознался в сотрудничестве с террористической группировкой, той самой, что взяла на себя ответственность за подрыв железнодорожного моста в прошлом месяце. Он заявил, что сдаст всех сообщников, но Тим предложил перевербовать его, чтобы он снабжал нас информацией о группировке. Лично у меня эта ситуация вызывает подозрения, но мы всё выясним. Со второй всё сложнее. Вполне социализированная женщина, мужа которой также обвиняли в терроризме, однако наш агент опроверг этот факт, после чего история стала ещё интереснее. Он является членом так называемого отряда сопротивления, известного своими радикальными взглядами по отношению к действующей власти Великого Интеллекта, выступающего против системы рейтинга, против Всемирного союза политических лидеров. Он внедрился в группировку как раз по поручению командира отряда. Стратегия откровенно странная. Их целей мы тоже не можем понять. В общем, мы рассчитываем, что эта женщина расскажет нам, где находится её муж, и всё, что касается актуальной дислокации отряда.
- А кто наш агент в отряде?
- Да понятия не имею. Я же не следователь. Я больше охранник, мечтать о большем мне уже поздно, а вот ты… У тебя вся жизнь впереди.
- Меня недавно повысили до категории А, – похвастался молодой. – Так что шанс есть.
- Только не расслабляйся, – предупредил старый.
Двое в форме заходят в кабинет для наблюдения. Молодой с интересом разглядывает разделённый на квадраты монитор. Левая половина транслирует комнату №1, правая – комнату №2, но активны пока только верхние половинки экрана. На нижних горит надпись: «Ожидание подключения».
- Верхние мониторы показывают базовую реальность, а нижние – то, что мы получаем от субъекта, то, что происходит в его голове, – объясняет старый.
Молодой с восторгом разглядывает оборудование.
25/08/2039 1:55
В кабинете для наблюдения находятся пять человек: двое в форме, один в халате и ещё двое в костюмах, тоже с логотипом, но их покрой скорее деловой, чем служебный. Двое в костюмах – это Кэролайн и Тим. Тим – один из лучших дознавателей Службы безопасности информационных технологий. Его боятся и уважают. Кэролайн всего двадцать восемь, и она впервые ведёт виртуальный допрос. Тим спокоен и холоден. Кэролайн нервничает, мнёт пальцы, трёт глаза. Почему ночью? Почему двое? Она знает гораздо меньше, чем человек в форме, тот, что постарше. Для Кэролайн эта процедура – последний этап экзамена, и у неё нет права на провал.
Сотрудники в форме усаживаются в удобные кресла напротив монитора и подключают оборудование. Тим уже заходит в комнату, а Кэролайн ещё возится с наушником. Через него на первом уровне она держит связь с наблюдателями, которые сообщают о наличии кортико-висцерального конфликта – видимого приборами несоответствия между словами субъекта и телесными реакциями. Внедрение в мозг происходит позже. Пока устройство работает всего лишь как высокоточный полиграф. В руках дознавателя находится пульт управления, с помощью которого он может регулировать работу стимулятора, и планшет, где собрана вся информация о субъекте.
25/08/2039 2:07 комната №2 субъект XY-1371 уровень 1
Д: Назовите Ваше полное имя, возраст и место рождения.
С: Кулагин Владислав Евгеньевич, тридцать пять, родился в Москве.
Д: Мне сообщили, что Вы явились к нам сами, с повинной. Вы работали на группировку «Рубикон»?
С: Да. Но я внедрился туда, чтобы разрушить группировку. Я не террорист. Я на вашей стороне.
Д: Тогда выкладывай всё, что знаешь.
Владик больше не чувствует страха, как будто саму способность бояться из него вырезали ножом. В том месте, где был страх, теперь зияющая пустота. Он хочет сжать кулаки, собраться с силами и сделать рывок вперёд, но ремень прочный, фиксаторы впиваются в кожу, всё тело ноет и болит. А ведь это только начало. Тим нажимает на кнопку каждый раз, когда чувствует подвох, и всякий раз удар ощущается дольше и мучительнее. По своей натуре Тим – настоящий экспансивный параноик, поэтому подвох он чувствует постоянно.
Д: Вы утверждаете, что братья Вейн планируют выпустить опасный вирус на территории пяти крупных российских городов?
С: Ну да, я не стал бы врать!
Д: План, который Вы рассказали, звучит как сценарий очередного фильма про шпионов, предотвращающих гибель мира в одиночку. Слишком много там ляпов и недоработок.
С: Всех нюансов не знаю. Я говорю то, что слышал, в чём участвовал. Мне очень жаль, что всё так. Как есть.
Д: А девушку, над которой вы издевались, не жаль было?
Тим приподнимает большим пальцем рычажок, а указательным касается кнопки, с холодным равнодушием на лице, как будто в его руках всего лишь джойстик компьютерной игры. Для него весь мир – игра, а персонажи только положительные и отрицательные, среднего не дано, и некогда разбираться в их мотивах и чувствах; сейчас перед ним один из злодеев, который уже пойман в ловушку, обезоружен и обездвижен, и настало время финальной расправы.
25/08/2039 2:10 комната №1 субъект ХХ-1165 уровень 1
Д: Здравствуйте. Как Вас зовут? Представьтесь, пожалуйста.
С: Вы и так знаете.
Пауза.
Д: Лия Дмитриевна Сперанская?
С: Нет. Ева Картер. Лия не будет с вами разговаривать.
Снова пауза. Кэролайн чувствует себя глупо и неуверенно, но вспоминает, что говорил её начальник о её невероятной проницательности.
Д: Хорошо, Ева. Сколько Вам лет?
С: Двадцать пять.
Д: А у меня в документации значится тридцать семь. Вы понимаете, что должны говорить правду? Иначе нам придётся перейти на следующий уровень с дополнительной мотивацией.
С: Да мне всё равно, делайте, что хотите.
«Конфликта нет. Она откровенна с тобой. Оставь всё как есть», – говорит голос наблюдателя в наушнике.
Д: Ладно, Ева. В досье сказано, что Вы высококвалифицированный врач-психиатр, кандидат наук, стаж работы 9 полных лет. Социальная категория В. Замужем, детей нет. А недавно Вы переехали с мужем и его родственниками в Архангельск, верно?
С: Не помню. Сложный период был.
Д: Вы страдаете от каких-либо психических расстройств? У Вас бывают провалы в памяти, приступы дезориентации?
С: Я чувствую себя вполне нормальной, но Лия считает иначе.
Д: У Вас расстройство множественной личности?
С: Мне плевать, как вы называете это. Мы семья. Лия моя старшая сестра, а Эмили и Адель – младшие. У меня нет мужа, нет родителей и друзей. Никого, кроме них.
Д: Вы знаете, где находится муж Лии, Константин Дмитриевич?
С: Думаю, в соседней комнате.
Д: Почему Вы так считаете?
С: Предположила. Считают только овец перед сном. А я чувствую кое-что. Нечто неосязаемое, буквально на грани реального.
Пауза.
Д: Ладно, ещё немного биографии. В 2027 году Вы закончили ординатуру РНИМУ имени Пирогова, потом работали в Центре патологии сна. В 2030 году защитили диссертацию по теме «Диссоциативные симптомы при хроническом злоупотреблении ПАВ». Работали в психоневрологическом интернате имени Алексеева, также в Московском НИИ мозга и нейротехнологий ФМБА, затем в Центре ментального здоровья, вплоть до самого его упразднения. С 2035 года Вы являетесь сотрудником телемедицинской сети «Северное сияние»…
Кэролайн упирается в планшет, стараясь читать без ошибок, без запинок и с выражением, прямо как учили в начальной школе, слегка сбавляя темп, но не спотыкаясь на незнакомых аббревиатурах.
Д: У Вас много достижений. Вы никогда ранее не нарушали закон.
С: Я и сейчас ничего не нарушаю.
«Кэролайн, она не должна перебивать тебя. Дай небольшой импульс для профилактики, пусть ведёт себя прилично».
Кэролайн нажимает на кнопку, держит пять секунд и отпускает. Ей тяжело смотреть в глаза этой странной женщине, сидящей напротив. Непривычно. Но это работа. Родители дали Кэролайн такое необычное имя, мечтая о необычной судьбе для неё, и она должна соответствовать их ожиданиям.
А Тиму безразлично. Он видел столько лиц, искажённых гримасой боли, что ещё одно не имеет значения. Капля в океане, песчинка на берегу.
25/08/2039 2:19 комната №2 субъект XY-1371 уровень 2
Д: Вы ничего не сможете скрыть от нас.
С: Я не пытаюсь.
Д: Посмотрим.
На экране монитора в наблюдательном кабинете загорается ярко-красная надпись: «Обнаружено конкурирующее устройство. Идёт анализ, ждите».
Д: Что за устройство?
С: Многим членам Рубикона ставят чип в голову. Чтобы контролировать их действия.
Д: Почему они допустили Ваше признание?
С: Я научился сопротивляться сигналам чипа. Тренировал волю.
Д: Возможно ли извлечь устройство?
С: Это убьёт меня.
Наблюдатель следит за медленно ползущей полоской на экране монитора. Его помощник, тот, что помоложе, переводит взгляд с монитора на окошко, где видно всё происходящее в комнатах.
Владик с трудом ориентируется в собственных мыслях. Тело ощущается чужим, тяжёлым, неповоротливым, как водолазный костюм, а мозг продолжает беспомощно хвататься за тонкую ниточку реальности. Он идёт по мосту между миром призрачных иллюзий и суровой правды – той правды, источник которой скрыт от него незримыми барьерами, запрятан в недра подсознания, вшит, как ему теперь кажется, в саму ДНК.
25/08/2039 2:21 комната №1 субъект ХХ-1165 уровень 2
Д: Ева, как же нам поговорить с Лией? Она владеет важной информацией, которая поможет установить личность подозреваемого в серьёзных и опасных преступлениях, таких как терроризм и экстремизм. Вы ведь понимаете, сейчас речь идёт об угрозе общественной безопасности.
С: Вы не сможете поговорить с ней в таких условиях, я защищаю её.
Д: Мы будем говорить по-хорошему.
С: Вы обещаете одно, а делаете другое. Я вам не верю.
Д: Лия может защитить себя, если скажет всё, как есть. Где Константин? На кого он работает?
С: Понятия не имею.
Кэролайн чувствует себя загнанной в угол. Она тоже заперта в этой тесной комнате, но Лия, то есть Ева, хотя бы знает, как вести диалог, и держится очень уверенно. Отвечать на вопросы проще, чем задавать их. Ещё проще – отвечать честно. Наблюдатель ещё раз подтверждает отсутствие кортико-висцерального конфликта. Люди врут, а аппараты – нет. Люди ошибаются, а программа всегда следует алгоритму. Ева, похоже, ничего не знает. А вот Лия знает всё. Почему именно ей, Кэролайн, попалась такая головоломка?
Д: Вы можете поговорить со своей старшей сестрой? Можете проникнуть в её воспоминания?
С: Нет, я не могу. Она поставила жёсткую стену между нами, чтобы я не лезла в её красивую успешную жизнь со своими проблемами. Вы ведь знаете, о чём я говорю.
Д: Нет, не знаю. Пожалуйста, отвечайте чётко и конкретно. Вы находитесь на допросе, а не на сеансе у психолога, помните об этом.
С: А Вы понимаете, где находитесь? Я скажу, кто вы такие. Вы потомки немецких извергов, которые замучили сотни людей в концлагерях, и японских извращенцев, которые называли пленных людей брёвнами, обливали водой и выгоняли на мороз, вскрывали заживо детей, заражали сифилисом и чумой беременных женщин. Вы потомки американцев, которые поставили себя выше остального мира, настолько высоко, что использовали собственных граждан, доверявших правительству, как подопытных кроликов для своих секретных программ, травили людей наркотиками, доводили до безумия и самоубийства. Ваш великий и могучий Искусственный Интеллект – электронное воплощение зверя, который истязал чужих детей и отнял жизнь у собственной дочери. Вот где вы находитесь. Помните об этом.
Кэролайн переключает тумблер, со злостью давит на кнопку. Удерживает слишком долго. Крик женщины почти парализовал её. Да, она не ожидала, что будет так громко. Руки противно скользкие, во рту сухо, в ушах звенит. Зачем нужно было слушать речь до конца? Нужно было в самом начале шарахнуть по мозгам эту скандальную бабу. Но что-то не позволило. Кэролайн опускает голову, уткнувшись в пол. Ей тоже хочется кричать.
«Сохраняй самообладание. Не реагируй на бред. Эта женщина явно не в себе. Переходи на уровень выше, мы сами всё увидим», – говорит наблюдатель. Кэролайн подчиняется.
25/08/2039 2:26 комната №2 субъект XY-1371 уровень 2
Тим смотрит в планшет, на котором всё яснее проявляются образы. Штаб террористов, их лица, их планы, их документы, их операции. Владик называет всё: имена, даты, события. Очень точно, очень упорядоченно, с ранее чуждой ему педантичностью разворачивает ленту времени, упакованную в аккуратные ячейки памяти. Владик не помнит, откуда у него эти воспоминания, ведь он никогда не был в этих местах. Не помнит, как господин Александер погружал его в состояние глубокого гипноза и показывал эти кадры, снова и снова, час, два часа, три часа подряд, – всё для того, чтобы эти воспоминания прижились, как трансплантированный орган. Александер знал, да, именно знал, что фраза «душа твари в крови её» – не просто байка невежественных древних людей. Поэтому он выкачивал из Кости не только воспоминания, но и кровь. На самом деле, Костя был вынужден согласиться на это, зная, что его раскрыли. Кто был предателем? Владик мог подозревать и Веру, и Макса, и даже Ярчука, если бы помнил, кто они такие. Капитан хотел полностью подменить личность Владика личностью Кости. Тогда с самого Кости сняли бы подозрения. Единственной деталью, которую он не просчитал, был арест Лии. Оставалось надеяться на чудо. И на саму Лию, конечно.
Микрочип, разработанный и не единожды испытанный Александером в Научно-техническом штабе отряда сопротивления, работает как надо. Далеко-далеко идёт аудиосигнал – прямо на компьютер Макса. Нет, Макс не предатель. Он хмурит брови, шепчет под нос ругательства, крутит какие-то крошечные ручки, хватается за рычажки, мгновенно устраняя помехи. Вера сидит рядом, чёрные волосы укрывают её плечи, словно траурный платок. Она, разумеется, тоже не предатель. Она скорее умрёт, чем скажет врагу хоть слово. Она и своим не всё расскажет. А что Фёдор, тот самый новенький? Неприметный, юркий, идеально вошедший в роль мальчика на побегушках, который вечно крутится у закрытых дверей, подглядывает в щели, бросает будто бы случайный взгляд на засекреченные бумаги? Плохо его проверили, плохо.
«Визуализация завершена. Загружаю файлы. Вы можете видеть всё это на планшете», – сообщает наблюдатель. Тим изучает кадры, перетекающие друг в друга, с лицом человека, впервые пришедшего на выставку абстракционизма.  Если бы люди научились записывать сны на видео, получился бы отличный контент для любителей артхауса.
Д: Это всё?
С: Да, это всё, что я помню.
Д: Хорошо. Пригодится.
Владик готов с облегчением вздохнуть, но тут ему в голову ударяет новый яркий образ. Неуместный, слишком личный, неловкий. Тим морщится.
Д: Вы знакомы с девушкой, которую видели через стекло?
С: Нет… Может быть… Не могу вспомнить.
Д: Что Вы чувствуете к ней?
С: Я не знаю.
«Судя по карте активности мозга, он влюблён в неё. Похоже, это любовь с первого взгляда, потому что признаков узнавания или привязанности на карте нет», – комментирует наблюдатель.
Д: Любовь с первого взгляда, значит. Как романтично.
С: Я не уверен…
Д: Наши карты весьма точны, в отличие от ваших так называемых эмоций и чувств. Предлагаю установить сопряжение и поместить их вместе на третий уровень, понаблюдаем за их якобы первым контактом.
«Мы не можем стабильно держать субъекта на максимальном уровне, всё из-за устройства в его голове. Только ненадолго. Это будет опасно и неприятно, причём для обоих», – говорит наблюдатель.
«Сделайте, что возможно. Я специально назначил им синхронку. Поэтому я хочу знать, что объединяет этих людей», – настаивает Тим.
Огромный грозовой фронт накрывает город, с четырёх сторон окутывает тёмную башню Службы безопасности, рокочет раскатами от востока до запада, судорожно моргает электрическими вспышками. Сизую ткань облаков усеяли бледно-серые прорехи со зловещими очертаниями: не то лица, не то отпечатки ладоней грозного великана. Может, и вправду, небо – всего лишь купол? А что же там, сверху, над ним? Поднимается ветер, сдирая с веток листья, склоняя к земле гордые кроны деревьев. Город спит спокойно. Сегодня ночью придут за твоим соседом. А завтра – за тобой.
25/08/2039 2:48 комната №2 субъект XY-1371 уровень 3
Владик блуждает по пустым квартирам заброшенного дома. Под ногами хрустит разбитая плитка, валяются обломки мебели, покрытые грязью детские игрушки, разорванные книги; дом ходит ходуном, кренится набок, как палуба корабля в шторм. Он спускается в подвал по раскрошенной бетонной лестнице и видит два женских силуэта. Один из них знаком до боли. Знаком… Неужели? Он не может вспомнить, кто она. Но тянет его к ней неимоверно, как магнитом. Огромная комната. Из пола растут красные колючие стебли. Он видит, как от стены отделяется нечто антропоморфное, угловатое, чёрное, принимает облик мужчины и кладёт руки на плечи той самой, знакомой до боли фигуры. Чёрное существо что-то шепчет, комнату наполняет зловещее многоголосие на чужом, странном языке. Владик с отчаянным криком бросается вперёд и ударяется в невидимую стену. Стекло? Вся комната не просто обрамлена стеклом, а будто заполнена им. Женская фигура медленно сжимается, сморщивается, как лист газеты в пламени печи, становится почти прозрачной. Исходящие от существа чёрные лучи пронизывают её насквозь, каждое проникновение оставляет дыру, из которой текут струйки, сливаясь с лужей на полу, и сам пол превращается в жидкий металл, переливается маслянистым нефтяным блеском. Жёлтый свет сгущается, фигуры мутнеют, как застрявшее в капле смолы насекомое. Смола застывает, превращается в янтарь. Владик хватается за гладкую поверхность невидимой границы, соскальзывает вниз и падает в чёрную бездну, хватаясь за воздух. Чернота сменяется яркой вспышкой света, падение – невесомостью.
Тим выходит из допросной комнаты и вытирает пот со лба.
- Всё, мы закончили.
- Живой?
Тим смотрит на исподлобья.
- Все протоколы, видео и плёнки активности – уничтожить. Стереть досье из общей базы данных. Этого допроса не было. Этого человека не существует и никогда не существовало. Понял?
- Понял. Сделаем.
Молодой в форме наблюдает широко раскрытыми от ужаса глазами, как человек в белом халате кладёт тело на каталку, накрывает белой простынёй и увозит через второй выход. Оказывается, в комнате есть маленькая дверь – она практически сливается со стеной.
- Ничего, привыкнешь, – назидательно говорит старший.
- А что за дверью? – спрашивает молодой.
- Там разберутся.
25/08/2039 2:55 комната №1 субъект ХХ-1165 уровень 3
Лия открывает глаза. Ей кажется, что она только проснулась, но на самом деле всё наоборот. Пространство вокруг неё стремительно расширяется, стены раздвигаются, из потолка вылезают лампы, фонари, светодиоды – в общем, всё, что может светиться, – и одновременно взрываются, издавая что-то наподобие стона. Она падает вниз сквозь каркасы недостроенных домов, а потом снова оказывается в комнате, которая очень похожа на ту самую одиночную камеру в секретной лаборатории, место их последнего разговора с Проводником. Лия чувствует ледяное прикосновение, когда чёрные руки опускаются ей на плечи, а потом острую, нестерпимую боль, или, может быть, вовсе и не боль даже, а жгучую смесь доступных человеческому телу ощущений, противоположных и перекрывающих друг друга, выкрученных на максимум, до верхней границы предела терпения. Она цепляется взглядом за Кэролайн как за последнее живое существо на планете, смотрит с мольбой на человека, к которому минуту назад чувствовала только ненависть и презрение, но та не двигается, даже не моргает, просто замерла, зависла.
- Я сохраню тебе жизнь и дам тебе власть. Отрекись от своего Бога, как он отрёкся от творения рук своих, доверься мне, потому что я силён и справедлив. Мы будем править вместе на земле и на небесах, моя потерянная блудная дочь.
Голос звучит в голове, где-то в самой глубине. Чёрные пальцы сдавливают череп, тянутся к глазам, ко рту, потом хватают за шею, проникают под кожу и расползаются в стороны.
- Бесполезно! Бесполезно, не трать силы, не унижайся. Иисус не слышит тебя, у него есть дела поважнее. Никто не придёт. Люди два тысячелетия несут крест распятого пророка, вместо того, чтобы стать свободными…
Она говорит своё последнее «нет». И это единственное слово, на которое хватает сил.
В это время Кэролайн в панике распахивает дверь, бросается к монитору в наблюдательном кабинете, тыкает в чёрное пятно.
- Это ещё кто?!
- Я не знаю, чёрт побери!
«Внимание! Субъект ХХ-1165 в комнате №1 находится в очень сильном дистрессе, рекомендовано снизить стимуляцию».
Человек в халате, дремавший в мягком кожаном кресле, поднимается и сердито нависает над Кэролайн.
- Ты чего творишь? Умрёт же она!
- Это не я! Какой-то сбой в программе, я не могу ничего сделать, кнопки не работают. Я ничего не понимаю.
- Система блокирует мои команды тоже, – выкрикивает старший в форме, ожесточённо стуча по клавиатуре и повсюду натыкаясь на тревожные надписи "ACCESS DENIED", всплывающие в ответ на нажатие Enter.
- С кем же она говорит сейчас, если не с тобой?
- С ним… С Искусственным Интеллектом.
- Этого не может быть! – восклицает молодой в форме.
25/08/2039 3:09
«Субъект ХХ-1165 в комнате №1 в критическом дистрессе, рекомендуется прекратить процедуру. Нажмите STOP для экстренного отключения».
- Останови, срочно, пожалуйста, – всхлипывает Кэролайн, трясущимися руками протягивая старшему в форме пульт управления.
- Да не работает нихрена.
- Значит, надо вырубить электричество!
- Там многоуровневая защита. У меня нет доступа к ней. Наша программа перешла, можно сказать, в беспилотный режим. Самоавтоматизация.
- Можешь хотя бы вытащить её из кресла?
- Нет доступа! Видишь, что написано?
- И что нам делать?
- Просто ждём.
Человек в белом халате хватает укладку и заходит в комнату, но стоит ему только прикоснуться, как его отбрасывает разрядом электрического тока.
«У субъекта низкое артериальное давление и тахикардия, шоковый индекс Альговера соответствует уровню, опасному для жизни. Требуется экстренная медицинская помощь».
25/08/2039 3:16 кабинет наблюдения
Человек в халате надевает плотные резиновые перчатки. И снова пробует подступиться, и снова получает удар. Двое в форме нажимают на кнопки под резкое жужжание сигнала тревоги. Тим заходит в кабинет, впивается взглядом в Кэролайн, а она рыдает, закрывая лицо руками, и показывает на экран.
- Почему ты не в комнате? Кто этот третий? Кто разрешил?!
- Посторонний взломал сервер и проник в виртуальное пространство на третьем уровне, – чеканит старший в форме. – Однако обойти шифрование мог только тот, кто имеет ключи. А ключи хранятся в центральном компьютере, где живёт Великий Интеллект. Кэролайн почему-то утверждает, что именно он устроил вторжение. Мы не можем его остановить.
25/08/2039 3:25
«Субъект ХХ-1165 не подаёт признаков жизни».
- Мы с ребятами всё сделаем, а ты иди, подыши воздухом, – говорит Тим, выталкивая Кэролайн в белый коридор. Молодой в форме уже не испытывает такого ужаса. Похоже, начинает привыкать.
Кэролайн смотрит пустыми глазами без слёз. Небо рябит, как будто снято на старую видеокамеру. Она поднимается на самый верхний этаж, открывает окно, вдыхает ночную прохладу, перемешанную с запахом прошедшего ливня. Снимает туфли на высоком каблуке и приталенный пиджак, сдавливающий грудь, встаёт на подоконник, зажмуривается, раскидывает руки в стороны и делает шаг вперёд. Чернота жадно проглатывает её тело.
Скоро рассвет. Выхода нет. Город проснётся без Лии, Владика и Кэролайн. Надежда снова будет робко стучаться в двери сомневающихся, тревожных, уставших, отвергнутых всеми, прячущихся в глуши, борющихся с судьбой, затерянных в бетонных джунглях, давая приют обездоленным, питая алчущих манной небесной и вестью благой.
А по сгустившимся облакам скачет небесное войско. Всадник на белом коне поднимает огромный сверкающий меч, издаёт победный клич, и мириады воинов в ослепительно белых одеждах подхватывают его.
«…Не запечатывай слов пророчества книги сей; ибо время близко. Неправедный пусть ещё делает неправду; нечистый пусть ещё сквернится; праведный да творит правду ещё, и святый да освящается ещё. Се, гряду скоро, и возмездие Моё со Мною, чтобы воздать каждому по делам его. Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, Первый и Последний… Блаженны те, которые соблюдают заповеди Его, чтобы иметь им право на древо жизни и войти в город воротами».
Над городом встаёт солнце. Каждый день – это целая маленькая жизнь, целый маленький шанс что-то изменить.
Но скоро изменится всё.