23. Один день из жизни тринадцатого района

После разговора с психологом меня немного «отпустило». Уже понимая, чего следует ожидать во время «тихого часа», я заранее приготовил себе кружку воды для чая, накинул простынь на створку окна, создав хоть частичную защиту от солнца, устроился поудобнее на своей «наре» и стал читать «Очерки русской смуты».
Текст книги воспринимался сложно, словно пробиваясь в сознание через какую-то вязкую субстанцию. Я перечитывал абзацы по несколько раз. Меня давно увлекала история гражданской войны, но сейчас я искал в книге ответ на единственный простой вопрос: «Как люди переживали трудные времена?». Ведь должно же быть в нашем историческом опыте что-то подобное, с чем сейчас пришлось столкнуться мне? Я ведь не первый, и не последний!
Но «русская смута», описанная через призму мировоззрения Антона Ивановича Деникина, выглядела слишком динамичной, с быстро меняющейся обстановкой, событиями, локациями. Это было вовсе не похоже на наше многомесячное заточение в «тринадцатом районе». Сами собой напрашивались ассоциации с тюремным заключением. Такой литературы, от «Записок из мёртвого дома» Достоевского, до «Должно было быть не так» Ильи Сташевского, я тоже прочел немало. Описание жизни и быта узников «Матросской тишины» в книге Сташевского, пожалуй, было наиболее подходящим, но я ощутил внутренний протест против таких параллелей: ведь никто из нас не был преступником или даже подозреваемым. Сравнение с заключенными казалось неуместным.
Размышляя об этом, я закрыл глаза и погрузился в собственные воспоминания. Вдруг, в голове возник совершенно отчетливый образ: старинная фотография деда Михайла – моего прапрадеда. Пожелтевшая и выцветшая фотокарточка бережно хранилась дома, как семейная реликвия. На ней – двое солдат русской императорской армии, один из которых – дед Михайло. Они стоят в полной боевой выкладке, форма и амуниция – аккуратно подогнаны, солдатские фуражки – щегольски одеты «набекрень» под одним углом. На обороте карточки простым карандашом, скачущими буквами, со множеством ошибок, было написано короткое и трогательное письмо прапрабабушке. И дата: 30 мая 1915 года…Это было единственное письмо его с фронта домой. Больше о судьбе деда Михайла ничего известно не было. Он пропал без вести...
Первая мировая. 1915 год. Юго-западный фронт. Ряды окопов, опутанных колючей проволокой, протянулись до самого горизонта. В этих окопах – сотни и сотки русских солдат коротают дни и ночи, переживая многочасовые артиллерийские обстрелы, газовые атаки, летний зной, зимнюю стужу, осеннюю слякоть. Позже историки и военные специалисты назовут это «позиционной войной»: когда каждый шаг, сделанный вне окопа, грозил смертью, и только оставаясь в этих траншеях можно было выжить. Так проходили дни, недели, месяцы… И люди жили. Дружили и ссорились, грустили и шутили, скучали по дому, писали письма, пили чай, курили махорку. Жизнь продолжалась даже здесь, где, казалось бы, - продолжаться не могла.
Я ухватился за этот образ. Он показался чем-то очень близким и похожим на то, что происходило со мной сейчас. Невидимая глазу «позиционная война» проходила прямо здесь. Долгая, изнурительная война с невидимым коварным противником, который располагался внутри каждого из нас. Загнанные волею судьбы в эти «окопы»-палаты, мы все дрались на смерть с резистентными палочками Коха. Переживали победы и неудачи, минуты надежды и отчаяния, теряли товарищей и переносили поистине «фронтовые» тяготы и невзгоды...
- Земеля, ты как после таблеток, а? – Отвлёк меня от раздумий голос соседа-«органика». – «Штормит», поди?
- А?.. Да так, сейчас вроде полегче.
- А-а-а... Это хорошо! – С трудом выговаривал слова сосед по койке и глуповато улыбался. – Тебя звать как?
- Виталий. А тебя?
- Лёня.
- Будем знакомы. Давно ты здесь?
- Месяца два, наверное.
- А как попал сюда? В первый раз болеешь?
- Не! Уже был тут полгода назад. Не вывез, «дал по тапкам»! Колёса эти тоже забросил принимать. А потом у меня через время «кукушка отлетела». – Лёня показал пальцем на свою голову и заржал. – Меня в инфекционку сначала закрыли. А потом вот, опять сюда... Менингит.
- Ну, а сейчас то полегче?
- Сейчас – другое дело! Ходить хоть немного стал! А то вообще лежал в памперсах! – Рассказывал Лёня, всё время прерываясь на глуповатый неуместный смех.
- Вот видишь! Идешь на поправку. Молодец! – Решил подбодрить я больного. – Только таблетки больше не бросай!
- Ага! Ха-ха!.. Только у меня еще того... «Вичуха»! Понял, да? В довесок к тубику... «Турбович», слыхал?
- Слыхал! Ну, ничего страшного. С этим тоже жить можно.
- А-а-а! У тебя тоже, наверное? Тута почти все с «вичухой».
- Нет, у меня только тубик.
- А у меня еще и гепатит! – Громко вмешался в наш разговор Дима-Димедрол. – «Тройчатка»! Как думаешь, студент, пора мне музыку и пирожки на поминки заказывать, а?
Дима заливисто заржал.
- Тебе, Димон, точно заказывать рано. Ты весёлый, таких смерть боится! – Решил ответить я в той же шутливой манере.
По палате прокатился дружный смех.
- Ох, успокоил, студент! Ох, спасибо! А что ты такое читаешь, можно спросить? – Дима стал продвигаться к моей «наре».
Я протянул ему книгу.
- Ох, нихера себе! Ну, это совсем для «продвинутых»! Я думал, что-то полегче. Детективчик какой-нибудь.
- Да что-то не «лезут» в меня детективчики. – Улыбнувшись, ответил я.
- А ты правда медицинский универ закончил? – С интересом стал расспрашивать пациент.
- Правда. Закончил.
- Офигеть! И как же ты здесь оказался?
- Занесло попутным ветром. – Пожав плечами, ответил я.
- И что, ты правда в фарме шаришь?
- Шарю. Правда.
- А мы вот тут тоже почти фармацевты. Только практики! – Дима снова засмеялся во весь рот. – Вот, скажи мне, студент, какой из опиоидных анальгетиков самый сильный? Знаешь?
Дима смотрел на меня испытывающим лукавым взглядом, с озорной искрой в глазах.
- Знаю.
- Какой же?
- Фентанил.
- Ага! А вот и нет! – С задором прокричал Дима-Димедрол. – Промедол!
- Нет. Фентанил. – Невозмутимо повторил я.
- Нифига! Промедол! Спорим?
- На что?
- На двадцатку!
- Покажи двадцатку. А то ведь не отдашь.
Дима озадачился.
- Так мне отдавать не нужно будет. Ты же проиграешь, студент!
- А если нет? Что тогда? Чем отдавать будешь?
Взоры всей палаты устремились в нашу сторону. По рядам коек прокатился смешок.
- Ну, ладно, давай на «замутку» чая тогда. – Снизил «ставку» Дима. – Идёт?
- Идёт! – Согласился я, и мы ударили по рукам.
- Ну, и? Чем теперь обоснуешь, студент?
- После тихого часа – всё обосную. – Невозмутимо ответил я.
- Ну, смотри! Если что – с тебя чай!
- Без вопросов.
Я заварил себе чая и снова погрузился в чтение.
После тихого часа, как только открыли решётку, я первым делом спустился вниз во двор и направился в аптечный пункт.
- Привет! – Как всегда, с дружелюбной улыбкой, встретила меня фармацевт Лида. – Как твои дела?
- Привет, коллега!.. Да так себе дела, если честно.
- Что случилось? – Посерьезнела девушка.
- Неважный анализ пришёл. Палочка у меня, оказывается, не простая, а золотая! Как в той сказке. И лечить ее придется почти два года. Из которых восемь месяцев – здесь, в больнице.
- Жесть какая! – Покачала головой Лида. – Вот не повезло, так не повезло! Сочувствую, Виталь! Чем я могу тебе помочь?
- Да я, собственно, чего заходил... Не одолжишь мне справочник Машковского до завтра?
- Да не проблема! – Немного удивившись, ответила Лида. – Ты что это, решил повторить пройденное? Чтобы профессиональную форму не терять?
- Да нет! – Рассмеялся я. Так, минутка ликбеза в палате намечается.
- А! Ну, бери, конечно.
Лида протянула мне через маленькое окошечко в стеклянной витрине два тома знакомого с детства справочника по лекарственным средствам.
В палате оставались Дима и еще несколько человек, кто с интересом ждал результатов нашего «пари».
Открыв первый том на последней странице, я быстро пробежался глазами по предметному указателю, а затем открыл нужную страницу.
- Ну, вот. Читай! – Протянул я справочник Диме.
К нему тут же пристроились еще пара любопытных больных.
Вдруг Дима-Димедрол посерьезнел и почесал бритый затылок, а стоявшие рядом двое парней разразились хохотом.
- Вот так студент! Вот красава! Уделал тебя, Димон! А если бы двадцатку проспорил? Чем отдавал бы? – Громче всех смеялся один из «морфинистов».
- Ну, студент!.. Голова! Я и слов то таких не знаю! – Заулыбавшись смущенно, сказал Дима. – Твоя взяла! С меня чай вечером!
После «тихого часа» я снова направился на наш «пятачок» перед крыльцом второго отделения. На пятачке уже собралась почти вся наша компания: Таня, Коля, Наташа, Оля и тётя Люба.
- Здорово, брат-аптекарь! Как твой день сегодня прошел?
Я рассказал Коле историю с Димой. Всех слушателей она искренне позабавила.
Большой рыже-белый котяра, ласково урча, запрыгнул на руки тёти Любы. Она принялась гладить его, ласково приговаривая:
- Моя ты киса! Хорошая девочка!
- Тёть Люб, это же кот! – Удивленно сказал Коля.
- Це девочка! – Уверенно возражала Тётя Люба. – Мамочка моих корейцев!
- Да у ваших корейцев мамка – трёхцветная! А это рыжий кошак!
- Не! От, у неи и цицьки есть! – Стояла на своем тётушка.
- Это кот! – Смеясь присоединилась Оля Васильченко к спору.
- Це кошечка! Мамочка моих корейцев! Я лучше знаю!
- Значит кошечка? – Лукаво переспросил Коля и взял на руки рыжего постояльца, растопырив ему задние лапы. – А вот это у кошечки что такое?
Вся наша компания покатилась со смеху.
- Тю! Хай йому грець! Точно - кит! А хиба у котив тоже цицьки есть? – Обескураженно спросила тётя Люба, чем вызвала еще больший смех.
К нашему пятачку робко подошла цыганка Рая.
- Ребята, к вам можно? – Спросила она со своим цыганским акцентом.
- Можно, конечно! Садись! – Приветливо пригласила её Таня, подвинувшись в сторону и освободив для нее место на скамейке.
- Это Рая! Из нашего отделения. – Представила Таня пациентку, обращаясь ко всем.
Все по очереди тоже назвали свои имена.
- Давно ты здесь, Рая? – Поинтересовалась Оля.
- Да вот уже... – Рая задумалась и стала загибать пальцы руки. - ...Пять месяцев получается! Три месяца в первом отделении, и два – там, в третьем.
- А сколько тебе лет? – Поинтересовалась тётя Люба.
- Двадцать восемь! – Ответила цыганка с какой-то гордостью.
Я был удивлён такому ответу. Рая совсем не похожа была на взрослую цыганку. Маленькая и очень худенькая, она больше походила на подростка.
- А детки есть у тебя? – Спросил кто-то из девушек.
- Есть! Сынок! Два годика ему! Вот такой богатырь! – Рая даже просияла при воспоминании о сыне.
- Скучает без мамы, наверное? – Вздохнула Таня.
- Конечно. – Покачала головой цыганка.
- Вот и за мной доча скучает... Каждый день звонит, спрашивает, когда я уже домой вернусь!
На глаза Тани навернулись слёзы.
- Нууу! Не надо, Таня! Всё будет хорошо! – Рая крепко обняла Таню, как обнимаются маленькие дети.
- Конечно, конечно, милая! Это я так, вспомнила просто.
Нашу беседу прервал чей-то громкий вопль, похожий на крик шимпанзе. Все повернулись в ту сторону, откуда доносился звук.
На крыше пристройки, которая соединяла новый корпус со старым, стоял молодой татуированный юноша в одних шортах и белой бейсболке. Он демонстративно бил себя кулаками в грудь и произносил свой «боевой клич», весьма правдоподобно изображая обезьяну. Внизу же суетилась сестра-хозяйка третьего отделения Алевтина Михайловна и еще одна санитарка.
- Сережа, а-ну слезай! Слезай, паразит! Кому говорю?! – Кричала Алевтина Михайловна и грозила увесистым кулаком.
Стоявшего на крыше Сережу это только раззадоривало. Он хохотал и снова произносил свои обезьяньи вопли.
- Это что еще за цирк, мать его?! – Презрительно выругался я.
- Это Серёжа-Чортишо* из нашего отделения! – Пояснила Рая.
- Чортишо, это уж точно! – Высказалась Наташа Ковальская.
- А он точно учреждением не ошибся? – Съязвил я. – Ему, по-моему, в дурку нужно, а не в тубдиспансер!
- Да чего вы! – Рассмеялась Таня. – Он просто на приколе! Молодой еще, 18 лет всего. Вот и придуривается.
Сережа-Чортишо продолжил свое представление, пока внизу не собралась достаточная публика из медработников и пациентов обоих отделений, после чего, вдоволь насладившись «лучами славы», как ни в чем ни бывало, слез по пожарной лестнице. На матерную ругань санитарок он только придурковато улыбался. Из толпы пациентов показалась худощавая фигура гроссмейстера Сашки. Он спокойно подошел к дебоширу и положил ему руку на плечо.
- Серый, не бузи! Пойдем в палату! Пошли, пошли! – Спокойным ровным голосом сказал шахматист.
Слова Сашки чудесным образом возымели действие. Сережа послушно зашагал в сторону «собачьей конуры».
Сережа с первой встречи произвёл крайне неприятное впечатление законченного социопата. Я тогда еще не предполагал, насколько...
После ужина я снова вернулся ко второму отделению, где мы еще долго сидели и беседовали обо всём.
- Скоро восемь. Нам пора! – Глянув на часы, сказал я Тане.
- Ой, ребят, постойте минутку! Я сейчас! – Спохватилась Оля Васильченко и побежала в корпус.
Через минуту она вернулась, держа в руках два кусочка домашнего пирога, завернутого в бумагу.
- Вот, это вам! – Протянула она лакомство мне и Тане. – Съедите с чаем. Мне мама много передала. Я сама не справлюсь!
- Спасибо, Оль! – Искренне поблагодарил я девушку. От такой заботы на душе на миг стало очень тепло и светло.
В коридоре отделения мне снова встретился Бугай.
- Витаха, подойди-ка сюда! – Деловито подозвал он меня. Рядом с ним стоял высокого роста белокурый парень лет 35, с каким-то растерянным видом.
- Чего тебе? – Подойдя ближе, спросил я.
- Да не бойся! Поговорить надо. – Заговорщицки вполголоса проговорил Бугай и отвел нас немного в сторону.
- Так с чего это я должен бояться? Говори, что хотел?
- Мобилу возьмешь?
- Какую еще, к чертовой матери, мобилу?! – Начал раздражаться я.
- Да тихо ты!! – Цыкнул Бугай. – Хороший телефон, сенсорный! Недорого, за двести гривен!
Стоявший рядом белокурый пациент молча держал в руках смартфон и смотрел на меня умоляющим взглядом.
- Слушай, иди ты, сам знаешь, куда! Сам и купи, если такой умный! – Огрызнулся я и хотел было уйти.
Бугай перехватил мою руку.
- Да ты не подумай! Ничего такого! Просто, вот, Владосу срочно деньги нужны. Он мне новенькую дубленку тоже продал. За три сотни, прикинь! Да, влад?
- Не буду я ничего покупать! Идите лесом! – Резко ответил я, и вырвался из цепких «дружеских» рук Бугая.
Дима-Димедрол всё же выполнил условия «пари», заварив чай на всю палату. Я выложил на койку свое угощение.
- А вот и к чаю! Давайте всем разделим по кусочку. Это хорошая девушка из второго отделения нас угостила и пожелала всем выздоровления! – Сказал я торжественно.
Пациенты оживились. Из тумбочек стали вытаскивать всё, что у кого было: печенье, конфеты, сахар. Сдвинули две тумбочки между койками Сурена и его соседа Гены, и расположились на этом пятачке.
Вечернее чаепитие в палате принесло, пусть маленькую, но значимую радость. Все словно немного оттаяли. Всеобщее напряжение и отчаяние на время отступили. Оставшийся вечер прошел относительно спокойно.
Выпив кружку чая со своими, я зашёл в соседнюю палату и сыграл партию в шахматы с Сашкой, после чего – вернулся к себе и стал готовится ко сну. 

*Чортишо - (укр. разг.) - "чёрт знает что"

Продолжение: http://proza.ru/2025/08/06/1471