Япона мать

На 80-летний юбилей родственники подарили Никодимычу ноутбук. Чтобы не скучал в деревне зимой. Долго учился на нём обрадованный старик, даже брал компьютерные уроки у местной учительницы информатики. Через год немного освоил, и сразу в порносайты полез. Ноут заглючил так, что пришлось вызывать внука из Москвы. 

Тот с трудом вывел мудрёный вирус и строго-настрого наказал деду не лазить куда ни попадя.

Тогда старик нашел литературный сайт и обрадовался ещё больше. Ну всё, теперь можно и писателем стать! Легко! Разве он хуже тех, кто постоянно в рейтингах маячит? Сказано-сделано.

Сосредоточился Никодимыч и о своей жизни написал, да не рассказ, а целую повесть! Первый успех был обеспечен, повалил к нему народ с похваляшками.

Как говорится, написать одну книгу может практически каждый нормальный человек. А вот как дальше пойдёт, неизвестно. Задумался Никодимыч. На поэзию замахнулся. Взял да сочинил:

"Вот иду я в ботинках,
Вроде полуботинках.
А вокруг тишина.
Очень хочется кушать".

Ну, и пошла пёрка. Он пишет - ему пишут, он хвалит - его хвалят, всё по кругу. Уж за японскую поэзию взялся, ничего ему не слабО.

Стал в деревне уважаемым человеком, писателем и поэтом. И уж так возгордился Никодимыч, что однажды решил провести литературную лекцию. Лекция эта называлась интригующе: «Япона мать», о чём вещала прикнопленная к дверям сельсовета листовка.

Он ангажировал местный деревянный полуразвалившийся клуб и долго ездил на самокате по убитым улицам, тщетно зазывая народ. Народ безмолствовал. Все смотрели на это чудо в трениках с пузырями на коленках и футболке с яркой надписью «Fuck you» с невероятным удивлением. Страшно далеки они были от Японии. Кто пил, не просыхая, кто на огороде трудился. Какая к чёрту лекция?

Будущего лектора ежедневно посылали на три и на четыре буквы. Однако в конце недели деревенские заметно подобрели, и вечером горстка самых любопытных собралась в клубешнике.

Никодимыч напялил самый хороший костюм — отцовский выходной, напрыскался дедовым «Шипром», захватил с собой тетрадь с подсказками и направился к месту назначения.

В зале с подслеповатым освещением на сломанных стульях сидело человек пять: четыре пенсионерки и бывший пастух Михалыч.

Писатель подошёл к обшарпанному столу, покрытому полувековой паутиной, раскрыл тетрадку с записями, принял позу Ленина на броневичке и произнёс противным тонким голоском:

— Здравствуйте, товарищи! Сегодня я ознакомлю вас с японской литературой.

— Ну и х… с ней! — выкрикнул Михалыч. — Ты нам, Вова, лучше стихи почитай! Японские!

— Вот, например, хайку, — не моргнув глазом, продолжал оратор, — это составная часть пятистишия танки (первые три строки).

— Какие танки! — крикнула тётя Дуся, — все танки сейчас на СВО, а ты тут выдрючиваешься!

Никодимыч вздрогнул, втянул голову в плечи, но продолжал:

— Иногда хайку является синонимом хокку. Но обязательно нужно определённое количество слогов. По пять в первой и третьей строчках, и семь — во второй. А сейчас я про просьбе Ивана Михалыча прочту вам своё.

Он выпрямился во весь свой полутораметровый рост и занудел, раскачиваясь из стороны в сторону:

— Я выпил кефир.
Но до утра не усну.
Проклятый понос!

Тут раздался громовой смех, тётки чуть не попадали со сломанных стульев, а Михалыч затрясся так, что едва не проглотил вставную челюсть.

— Иди уже, дристун! — кричала, заливаясь смехом, тётя Шура. — Пиши, где там пишешь, а здесь не смеши мои галоши! Тоже мне, япона мать!