Высотные дома будут в коробочку складываться

ИСТОЧНИКИ: https://www.youtube.com/watch?v=6a5-BrHzgbo
и https://www.youtube.com/watch?v=lWLhFVsbUnw

Р.Б. Татьяна о протоиерее Викторе (Морозе):

Где-то в 2007 году мы ехали к батюшке Ионе (Игнатенко), когда мы въехали в город (в Одессу), Батюшка [протоиерей Виктор Мороз] стал сильно рыдать. Он так рыдал… Я говорю: «Батюшка, что случилось?» А он говорит: «В коробочку!.. В коробочку!..» А я говорю: «Что — “в коробочку”?» «Все дома эти высотные будут “в коробочку” складываться…». Я тогда подумала: «Война, что ли?.. Или землетрясение?..»

Потом он говорил за войну. Он по два часа с батюшкой Ионой общался, и батюшка Иона ему сказал… Покрывал его в иерусалимскую мантию и говорил: «Брат!.. Брат!.. Помогай, помогай людям!.. Видишь, сколько больных!.. Видишь, сколько больных!.. Ты такой же сильный, как и я!.. А кто, как не мы?.. А кто как не мы?.. Нынче монахи боятся брать всё это на себя…»

Моя сваха хотела купить в Одессе квартиру. Он говорит: «Нет. Не благословляю. На Одессу не благословляю покупать квартиры. Покупайте только в деревнях дома». И он сказал: «С Одесской области — никуда! Ни шагу. Ни в какую другую…», — потому что хотели уехать, там, в другую область. Он сказал: «Нет. Держитесь Одесской области, с Одесской области никуда не уезжайте». Но в городе квартиры не благословлял.

Батюшка протоиерей Виктор отошёл ко Господу в 2017 году — восемь лет тому назад. В 2017 году я стояла перед Батюшкой Виктором на коленях и просила благословение. Он сильно болел, сидел на диванчике, и так страшно смотрит-смотрит по сторонам (он всегда тихонечко, как Батюшка Иона, говорил, он никогда не повышал голос) и тихонечко так кричит: «Снаряды-ы…! Снаряды-ы падаю-ю-ют…!» И такие глаза, как будто бы он что-то увидел, Бог ему показал вот это всё. А потом говорит: «Предатели!.. Предатели-и!!.. Кругом одни предатели-и-и!..» И вот так кулачком машет мне перед носом и говорит: «Не меняй веру!.. Не меняй веру-у!.. Не меняйте веру-у!..». И говорил, что скоро придёт такое время и скажут: казна пуста, денег нет, и поставят крест и хлеб… «Берите!.. Крест берите!.. Всё равно умрём!.. А главное — куда попадём… В Рай нужно стремиться попасть!» Будет сильный голод, говорил. Будет сильное нашествие горожан на деревни. Нужно будет собираться в домах по три-четыре семьи в доме, чтобы отбиваться от горожан. Потому что горожане будут знать, что у деревенских хоть какие-то запасы есть.

Ещё батюшка Виктор говорил, что здесь, в Мигаево, где храм Матери Божией Целительница, будет монастырь. А я говорю: «Батюшка, какой монастырь, Вы что?..» А он так строго: «Будет. Будет. Будет монастырь!» Ещё он говорил (наперёд скажу), что батюшку Иону через 30 лет поднимут [Схиархимандрит Иона (Игнатенко) преставился ко Господу в 2012 году — прим.]. Я не поняла, наверное, после кончины батюшки Ионы . Он сильно о нём плакал: «Ушёл мой брат… ушёл мой брат…», — и утешения не было. А я говорю: «Батюшка, что же Вы так сильно плачете… У Вас остались же…» А он говорит: «Духовного общения нету…», — что вот таких сильных старцев нет. Потому что ж я говорила, батюшка Иона сказал: «Ты такой же сильный, как и я. Иди, помогай людям. Брат мой… Брат мой… Видишь, сколько больных? А кто как не мы? Нынче монахи боятся брать всё это на себя».

Батюшка говорил, что везде вода исчезнет, а на территории храма Матери Божией Целительницы в колодце всегда будет вода. Ещё есть старец живой, схиархимандрит, когда я была в 2021 году у него, он сказал: «Первая область, с которой уйдёт вода, это Одесская область». Нужно копать колодцы.

* * *

Когда на вычитках были, я смотрю: одна девочка падает… Батюшка до каждого подходил с крестом. Эта девочка стала падать, а он говорит: «Шире, шире рот открывай!..», и пономарю (там, дядя Вася был): «Неси быстро крещенскую воду!» И он её заливает крещенской водой, она падает. И я вижу: у неё со рта вылазит серым туманом змея — такая как анаконда, такие круглые глаза, язык раздвоенный, такая огромная! Из тумана! Я смотрю и толкаю: ты видишь? И никто не видит, только я одна вижу. Думаю, Господи… Потом прошло полгода и я Батюшку спрашиваю: «Батюшка, Вы знаете, я что-то видела у Вас на вычитке…» А он так строго говорит: «Что-о ты видела-а?» Я говорю, видела, змея серым туманом… А он говорит: «Да, было такое дело… Вот … [неразборчиво] такое… Оно лазит: то туда, то туда, всё болит… И, — говорит, — эта змея преследовала полгода меня».

Как Батюшка говорил: «Молиться — никого не видеть. Всё. Только Бог, ты и Матерь Божия. Всё. Никого для тебя не существует».

Батюшка Виктор во время службы ставил Чашу с причастием на голову: он стоял у открытых врат перед алтарём, а люди подходили по одному и становились на колени, наклоняли голову, и Батюшка так до шейного позвонка (вот это шейный позвонок самый основной) на голову ставил Чашу. И говорил мне: «Как бесы выскакивают с человека и как они боятся Чаши Господней!.. Я веду Чашей, а они — бур-бур-бур-бур-бур-бур! Великая сила — Чаша Господня!». Служба заканчивалась, а люди не хотели уходить с храма: такая благодать в храме! В храм заходишь — а слёзы сами льются ручьём! После службы кто оставался, Батюшка Виктор говорил: «А ну, мои дорогие, быстренько ко мне!» Всё становились на колени, а он выходил с левых дверей (северных врат — прим.) с алтаря, снимал с себя серебряное (или голубое, или красное — в каком был) облачение, епитрахиль, поручи, и накрывал всех нас этим облачением. А оно такое намоленое, благоухало так! Ставил святку [сверху ?] на головы нам Евангелие и говорил: «Просите у Господа что хотите, о проблемах своих просите», — а сам читал и молился, просил за нас у Бога! А потом так легонечко стягивал с нас это облачение (и такое оно тяжёлое было!) — прямо по хребту — ду-ду-ду-ду-ду! Как будто бы с нас что-то снималось… А на душе было так легко! А батюшка Виктор говорит: «Все грехи с вас снял». А я смотрю на него: а с него пот градом, как горох, катится! Как будто бы кто его водой облил! И еле стоит на ногах. Такую тяжкую ношу грехов и болячек на себя забирал.

Он рак брал на себя, он всё брал!

Я как-то спросила его: «Батюшка, — говорю, — а что ж Вы так сильно болеете?» А он говорит: «По грехам». А я спрашиваю: «Да какие же грехи?» А он так посмотрел, такими глазами, и говорит: «Чужие, чужие грехи».

Батюшка делал вычитки, и к каждому человеку подходил с деревянным крестом (этот деревянный крест он сам сделал: он же сам художник был, он сам вырезал, из какого-то красного дерева, где-то ему со святого места привезли), и он видел больные места у человека, и крестом, до каждого приходил, выбивал болячки. Люди кричали, падали на вычитках. И Батюшка на вычитке говорил каждому его болячки и что нужно делать. Очень многих вымолил от рака. Однажды к нему приехали молодые люди с младенцем: он родился слепой. Папа держал младенца на руках, он подошёл к Батюшке, а Батюшка взял святое маслице от Матери Божией Целительницы, помазал младенца и отца этим масличком. Те через неделю приехали опять к Батюшке на литургию — младенец стал видеть.

Когда Батюшка помазывал всех святым маслом, то при этом давал каждому наставление. Однажды привели к Батюшке девочку на костылях (я не знаю, что с ней было), она подошла к Батюшке, он её благословил, помолился… А от Батюшки она пошла без костылей. Но он сказал, что ещё рано, нельзя перетруждать ноги. Как-то привезли к Батюшке младенца, в больнице ничем уже не могли помочь ему. А Батюшка говорит мне: «Я смотрю на младенца и вижу, что он умрёт. А мне так жалко его, и я плачу, и беру вымаливаю его у Бога, Бог милостив».

У меня в глазу тоже что-то образовалось что-то такое, как нарост в углу, и стало меня безпокоить… «Батюшка, — говорю, — что-то у меня в глазу…» А он так посмотрел на меня, взял святое масло, воткнул кисточку, и так в глаз мне эту кисточку так — тырк! Много масла попало. А ночью я просыпаюсь, думаю: что-то у меня с глаза льётся — полно гноя вышло!

Батюшка говорил мне: «Таня, я как умру, говори всем людям, пусть приезжают ко мне на могилку и каждый … [неразборчиво] рассказывает мне все свои проблемы и нужды, а я оттуда буду им помогать».

Батюшка видел таланты людей, и заранее говорил родителям, на кого детям нужно учиться. А моей внучке было где-то 10-11 лет, вот она церковная девочка, мы её воспитали [? неразборчиво], а он говорит мне (так строго), уже когда уезжал в 2017-м году: «Дай обет… Дай обет, что ты исполнишь, что я тебе скажу!..» А я говорю: «Батюшка, ну конечно даю». А он опять, второй раз: «Дай обет…». Так строго говорит. И три раза мне сказал. И говорит мне потом, чтобы она медицинский институт одесский закончила, что «доктор будет от Бога». Ну а потом как… 10 класс, 11-й, война…, учёбы никакой…, а там уже сдавать экзамены… А сейчас ведь не как в советское время экзамены сдают. Ну, поехали, там не добрала она баллы… А в медицинский институт одесский 40 тысяч платить. А где эти 40 тысяч брать? Это же кормить, и одевать, и всё… И так она пошла в другой институт. Я расстроилась… Говорю: обет дала Батюшке, а денег нет… Она говорит мне: «Бабушка, да что ты расстраиваешься!.. Я на тот год переведусь…» Ну дитё не понимает… Там — 24 платить, а там 40 платить… Я говорю: «Танечка, куда ты переведёшься уже!..» И пришла на могилку: «Батюшка, — говорю, — ну вот так получилось… Я не виновата, что это деньги такие надо…»

К Батюшке приезжали и из Германии люди, и с Казахстана, с Грузии, Молдавии, России, из Москвы и так далее. Много людей.

Однажды на литургии… Тогда же ничего не было, это уже потом вторую часть Батюшка построил, шторочек не было, и я стою, пела, мне было видно всё, что Батюшка в алтаре делает… И я смотрю — с правой стороны, там, где дарохранительница, где престольный крест, стоит Чаша с правой стороны… И я не помню, какую молитву пели, или “Тебе поем…”, или “Верую…”, не помню, это было давно, я молодая ещё была, это было больше 20-ти лет… Я смотрю: мощный луч с левого окна падает в Чашу! Такой толстый как палец. Мы думали, что у нас свет белый… У нас свет — серый! А он какой-то золотисто-голубой — упал в Чашу, — и он преломился, и стал сиять из Чаши. Допели мы молитву и — раз! — исчез этот луч.

Когда ставили большой купол уже на храм, вторую часть когда уже Батюшка достраивал, ну расширяется сначала шея храма, а потом поднимали этот большой купол, и над шеей храма, куда купол должны были ставить, появилась круглая радуга, как обручальное кольцо! И она сияла, сверкала, как северное сияние, всеми цветами радуги, и она стояла минут двадцать. Пока купол поднимали, он же тяжёлый. И все стояли… А Батюшка говорит: «Матерь Божия невидимо стоит… Матерь Божия невидимо стоит…», — на этой радуге. Ну вот шея эта, как кусок трубы, куда устанавливается сам купол… и — круглая радуга, как обручальное кольцо, стояла. Раб Божий Дима, который сейчас уехал в Беларусь, заснял это чудо на мобильный телефон.

Ещё Батюшка говорил, что храм покидать нельзя, он сильно намоленый, и Матерь Божия Целительница постоянно находится в храме. И кто будет с верой приходить… И он мне тоже говорил: «Таня, приезжай, не покидай храм». «Не покидать» — чтобы ходить в храм, не уходить в другой. Матерь Божия будет держать моего мужа. Это Батюшка для всех людей говорил. Он сказала, чтобы не покидали люди храм. Он ещё сказал про нынешнего настоятеля этого храма отца Олега: он молодой, хороший, но он будет набирать силу и будет расти.

Сказал: «Таня, как я умру, говори людям всем, пусть приезжают ко мне на могилку (он же похоронен здесь же, на территории храма) и говорят со мной как с живым разговаривают, все свои проблемы, я им оттуда буду помогать».

Батюшка был очень скромным, очень смиренным, кротким, тихим. Любил сильно Бога, людей. В 30 лет Батюшка женился, у него было здесь четверо детей — три дочки и один сын. А в 40 лет (всего 10 лет он с матушкой пожил) сказал матушке: «Давай будет жить как брат и сестра? Я хочу служить Богу и служить людям».

Мы организовали Батюшке поездку в Иерусалим, там люди с ним тоже поехали. И когда батюшка Виктор заходил в любой монастырь, то навстречу ему выбегал настоятель храма и говорил ему: «А я Вас ждал!.. А я Вас ждал!..» А в другой монастырь заходил, настоятель монастыря выбегал к Батюшке (ну он сам с людьми был) и говорил: «А я Вас видел… А я Вас видел…». И ещё Батюшка мне говорил: «Лежу я после вычиток ночью и молюсь… — Мало спал он очень, глаза красные, всегда заплаканы были. — Смотрю: а вокруг стола ходят тёмные тени… Подошли к кровати, встали надо мной, смотрят… А потом схватили меня за ручки за ножки за уши, подняли меня в воздух — и давай лупить, колотить! А я, — говорит, — молитвами, молитвами от них отбиваюсь!» И через себя он … [неразборчиво] всю эту нечисть, что с людей снимал. Столько людей ходило … [неразборчиво] храма. И так каждый раз — борьба с тёмными силами за каждую больную душу.

Приезжаю к Батюшке, а он улыбается, и говорит мне: «А ты мне сегодня приснилась. Я видел тебя высоко в небе, на воздушном облаке, в белом платье, ты была такая молодая, красивая и улыбалась мне». А мне так стыдно стало. Думаю: Господи, помилуй. Я сразу на другую тему…

Храм Божией Матери Целительница — это бывшая немецкая кирха, ей больше ста лет. Потом там был молочный пункт. Это при Екатерине II немцы-колонисты переселялись из Германии в Россию, и, сев в шахи краях, построили здесь кирху, которая при советской власти была заброшена, развалилась, одни руины остались. Ну они и уехали. Батюшка Виктор принял под свою опеку эти развалины, всё расчищали… Первую службу батюшка Виктор проводил под открытым небом. Была непогода, холодно. Принесли обыкновенный стол, с маленькой иконой «Целительница» (это, наверное, или р.Б. Виктор или р.Б. Фотиния принесли, но они уже отошли давно к Богу). Одни старики были и мы с мужем, молодые ещё, а им уже было по 70-ть, такие старички… Поставили этот стол возле голой стены, и так служили. Нужно было строить храм, денег у Батюшки не было, никаких одесситов не было, они уже приехали, когда храм был построен — узнали о чудесах этих тогда, об исцелении девочек. Только одни пожилые люди горсточка, никто больше не ходил. Храм был неотапливаемый, не было ни света, ничего, и снег на голову Батюшке падал. Батюшка Виктор держал Чашу и рука примерзала к металлу Чаши. Но Батюшка служил. Из … [неразборчиво] монастыря одесского Батюшка привёз старые окна и двери, потом Батюшка поехал на один завод в Одессу и директор ему дал металл, дам немножко металлочерепицы на крышу. Когда мы пришли в храм, то щели в стенах были, мы их заклеивали мешками из-под цемента, чтобы не дуло, сквозняки были. Но мы дружно всем сердцем прославили Господа Бога нашего Иисуса Христа.

Тогда ещё люди не ходили, никто ещё не знал, а Батюшка говорил мне: «Таня, Таня, говори людям, пусть приезжают в храм, это же Матерь Божия Целительница, пусть приезжают под молитву». И я бегала, всем рассказывала, звонила людям.

Я была и у Софрония старца, и у Никона (Сморкалова), у всех. Прямо в келье у них была. Бог так благословил, Батюшка молился за меня — у всех у них в келье, по три раза. Последний раз я зашла в Ильинский монастырь (где мощи прп. Гавриила), где был батюшка Серафим (Курячий ?). О, какой он сильный! Никто же из вас не знает, старец Серафим… ну я пришла сюда, хотела исповедоваться, смотрю — служба закончилась… Батюшка Серафим заходит, а я говорю: «Батюшка, а я хотела исповедоваться…» А он говорит: «Ой, даже нет Евангелия и Креста… Идём ко мне в келью». Ну и забрал меня к себе в келью на второй этаж, мы с ним беседовали… А у него тумба там такая, а на тумбе — книжки, молитвословы, требники всякие. Он из-за тумбы вытаскивает большую сумку (как у челноков на базаре), открывает — а там полмешка записок об упокоении! Он говорит: «Видишь вот это? Это я всё вымаливаю. Я сильно молюсь, а потом Архангел Михаил приходит и опускается в ад. О-ой, что там творится!.. Они там как в клетках сидят, за решётками». Ну как … [неразборчиво]. «Я прихожу, и тех, кого я вымолил, открываются эти решётки — и все души светлые уже летят туда. А эти, с левой стороны, хватают, руки протягивают, за рясу, за облачение, и говорят: «Выпусти! Выпусти нас отсюда!» А я плачу: «Ой, Боже…! Ой, Боже ж мой!.. Я ж не знаю ваших имён, никто же за вас не подаёт!.. Я же не знаю, как вас зовут… Как же я вас вымолю?..» А они хватают меня за полы, не пускают, и кричат, плачут, и я с ними плачу… А там как двери такие железные, бранные, и я слышу голос оттуда — Архангел Михаил говорит: «Уходи оттуда быстро, а то сам там останешься!» И они закрываются эти двери железные такие толстые, и я — ой, бегу-бегу, еле успел! — в щелочку духом…». Сказал, что нужно подавать за покойников, их нужно вымаливать.