Снеговик

Никуда не годится, когда плачут девочки. Даже одной девочки хватает, чтобы вывести меня из равновесия. Тем более, эта самая девочка — моя младшая дочь. Старшая тоже смотрит с обидой. Будто я виновата в том, что происходит. А что, собственно, происходит? Да просто зима, — отвечает голос в голове.

Всё верно, зима. Долгожданный снег выпал только в январе. Опять поэзия, мать её... Впрочем, мои цитаты и ассоциации тут не при чём. Детям нужен липкий снег, он и выпал на самые каникулы. Каждый день девочки во дворе лепили снеговиков: большого аккуратного и маленького кривоватого. В шапках и шарфах. С настоящими морковными носами. И каждую ночь снеговиков кто-то ломал.

Подумаешь, хулиганы ломают, шатаются по ночам, вот от скуки... Но у нас свой дом, забор, закрытая на ночь калитка. Перелезают через забор? Зачем, сломать двух снеговиков? Бред какой. И страшно, если честно. Ну, одна ночь, ну две. Однако уже четвёртая пара снеговиков превращена в снежную кучку, из которой торчат ветки-руки и затоптанные шарфики. Мира плачет. Агния кусает губы. "Давайте слепим крепость!" — с деланным энтузиазмом предлагаю я.

Бог с ним, с обедом, разогрею что-нибудь из заморозки, не беда. И я иду в совершенно не приятный мне снег, топчу его, катаю комки, укладываю их друг на друга. У нас будет замок? Пусть замок. Мира не удерживается и ставит на крепостной стене снеговика-стражника, маленького, но грозного, с дубинкой. И я вдруг решаю не ложиться спать вместе с девочками, а ночью покараулить. Глупо, конечно, но Севастьян уже косится на нас, вот-вот начнёт отпускать едкие комментарии. А я ни за что не хочу допустить его подколок в адрес расстроенных дочерей. Пусть себе едет на ночное дежурство, без него будет проще не спать.

Тихий мой вечер, плед, кофе, приглушенный свет... Романтика, если подумать. Сейчас бы сериальчик.  Но я смотрю в окно. В окне медленно падает снег. Несколько по-французски падает, не снег, а нэж какой-то, честное слово. Мэ томбэ ля неж... Кто может залезть к нам во двор? Чушь лезет в голову. Мне кажется, что над калиткой поднимается чья-то большая голова. Несколько вдохов, успокоиться, я в безопасности, дом закрыт, мобильник под рукой.

На минуту отвлекаюсь, перевернув мобильник экраном вверх. Сообщение от Севастьяна: "Спокойной ночи, Морковка!" Только он меня зовёт этим нелепым именем. Вот возьму и обижусь, не буду желать ему спокойно отдежурить. Но я совсем отвлеклась от окна, а там — я улавливаю боковым зрением — что-то происходит. Уличный фонарь погас, но мне и так видно, кто-то стоит спиной ко мне, в белом пуховике, чёрная палка поднята над снеговичком-стражником.

Ни о чём не думая, я подпрыгиваю, хватаю ручку окна и поворачиваю, чтобы открыть. Не кричать же на весь дом. И только тогда, когда я высовываю лицо в окно и набираю в лёгкие воздух, чтобы сказать этой сволочи всё, что я думаю о ломании чужих снеговиков, до меня доходит весь ужас положения. Девочки спят наверху, муж на дежурстве, я лицом к лицу с неизвестным человеком. Причём, у него лицо какое-то странное, он начинает оборачиваться на шум открываемого окна, и я кричу от страха. Кричу чуть слышно, горло сдавило спазмом. На меня смотрит абсолютно белое плоское лицо с огромными черными глазами, в середину лица воткнута толстая морковина.

Я даже не сразу поняла, что это снеговик. Ростом чуть выше меня, слепленный грубо, но со вкусом. Руки снежные, в правой толстая ветка, рот растянут в жутковатой улыбке. "Привет!" — произносит рот.
С ума схожу, — проносится в голове. Первым движением было закрыть окно, занавесить и забыть всё, как страшный сон. Но снеговик опережает меня, всунув палку в щель между рам.
— Не здороваться невежливо, — скрипуче произносит он.
— З-здрасьте, — бормочу.
— Твой снеговик?
— Дочкин. А зачем вы... ты их ломаешь?
— Презираю, — буднично отзывается тот.
— За что?
— Накинь что-нибудь и выйди, расскажу. На меня дует теплом из твоего дома, — и видя мои колебания добавляет, — Не боись, я людей не трогаю. Хотя тоже...

Это его "тоже" звучит как сквозь зубы (какие зубы у снеговика?), будто сейчас сплюнет. Но я послушно иду надевать валенки и дублёнку. Любопытная ли я? Пожалуй, нет. Только мне нужно защитить своих детей, свой двор, дочкиного снеговика, в конце концов. Поэтому я выхожу во двор, снеговик не смотрит на меня (уже легче, больно у него глаза чёрные), стоит у стены, свет окна выхватывает из темноты плечо и морковку.

"Ты, наверное, спрашиваешь себя, почему я живой. А могла бы спросить меня. И я бы ответил, что так бывает, если снега касаются руки настоящего скульптора, привыкшего вкладывать в свои творения часть души. Мой скульптор был болен, я — его последнее творение. Вот поэтому. Его похоронили, дом закрыли, а я остался один во дворе. Один, понимаешь? Хотя, куда тебе понять снеговичное одиночество... Всё, что у меня есть — морковка, пара угольков и палка. А в ваших дворах стоят довольные бездушные снежные истуканы, вы ещё им шапки и шарфы даёте, вёдра, расскрашиваете их лица акварелью... Это профанация, ты понимаешь? Кич, безвкусица, несправедливость, если хочешь. А я живу, чувствую, испытываю потребность... Ненавижу эту жизнь. Завтра или послезавтра я умру. И в чём был смысл моего существования? "
Тут он уставился на меня, я аж вздрогнула.

— Ну, хочешь, я принесу тебе шапку и шарф?
— Не надо. Ты же самые плохонькие принесёшь, да и не в них дело.
— Я хорошие... Морковку новую хочешь?
— Издеваешься?
— Чего ты хочешь?
— Ни-че-го, — произнёс он по слогам и сгорбился. Оказывается, снеговики могут горбиться.

На снегу виднелись его следы, круглые. Так и думала, он пришёл от соседей. Между нашими участками забор старый, кусок его упал, придавленный снегом с крыши. Мне стало холодно. Снеговик молчал, поникнув морковкой. Он сказал, что скоро умрёт, и сейчас мне хотелось, чтобы это произошло не на моём участке. Я не знаю, хоронят ли снеговиков, нужно ли им ставить памятник и носить к нему цветы. Покойся с миром...

— Тебя как зовут?
— Ха, вспомнила. Никто не удосужился дать мне имя.
— Хочешь, я дам?
— И какое же? — снеговик покосился на меня с подозрением.
— Снежок, например.
— Издеваешься? Я тебе котёнок?
— Ну, Морковкин.
— Это не имя. И вообще, у тебя мог бы быть друг Морковкин? Я не напрашиваюсь на дружбу, но право на хорошее дружеское имя у меня есть.
— Лёша? Саша? Демьян?
— Демьян, — он покатал имя, как снежок во рту, — Демьян пойдёт, наверное. Хоть не безымянным умру...
— Почему умрёшь?
— Ты прогноз слышала?

Я прогноз слышала. Со дня на день вернётся европейская зима, дожди и слякоть. И Демьян растает. Теперь, когда у него появилось имя, его стало жальче. Конечно, снеговик пренеприятный, но какой бы я была на его месте, а?
— Демьян... — начала я неуверенно, — у меня дома есть большая морозилка, вертикальная. Я могу вытащить из неё ящики, и ты вполне поместишься. Переждёшь оттепель.
— Зачем тебе это?
— Я просто пытаюсь быть дружелюбной.
— А мы что, друзья?
— Почти уже да. Я — Морковка, так меня муж зовёт.
— Люди — идиоты, — хмыкнул Демьян.

Потом мы долго возились с дорожкой. Я сто раз пожалела, что связалась с этим странным снеговиком. Он отказался идти по полу или по мокрому коврику, пришлось таскать снег вёдрами, посыпать ковровую дорожку. Хорошо, до морозилки её длины хватило. Демьян быстро проскочил смертельно опасное для него тепло и захлопнул дверцу. А у меня только и хватило сил вытащить мокрую снежную дорожку на двор. Завтра буду объяснять девочкам, зачем я её ночью чистила...

Протёрла порядком выстывшую прихожую и застыла от мысли, как быть с домашними. Нужно ли их посвящать во всю эту историю, или переждать дня три-четыре оттепели и так же ночью незаметно выпустить снеговика на улицу? И каково ему там, в морозилке? Я открыла дверцу, изнутри на меня с ненавистью посмотрели чёрные угольки глаз.
— Оставь меня в покое, — процедил Демьян.

Я молча отпустила дверцу и пошла спать, в глубине души надеясь на то, что всё это и так мне приснилось. А утром проснулась от радостных криков девочек. Крепость-замок и снеговик на ней были целёхоньки. После завтрака отправила детей во двор, встретила мужа, накормила и уложила отдыхать. А сама подошла к морозилке и постучала в дверцу.

— Демьян, ты как там?
В ответ тишина. Я снова постучала.
— Ты там?
— А куда я денусь? — глухо послышалось изнутри.
— И каково тебе там?
— Как в гробу.
— В гробу лежат. И вообще, откуда тебе знать про гроб?
— Неоткуда, правда. Мне вообще ничего не дано знать. Ни жизни, ни дружбы, ни любви. Ни путешествий, ни книг...
Мне показалось, снеговик всхлипнул.
— Может, тебе нужно что-то?
— Оставь меня в покое.

Ну, я и оставила. После обеда наступила обещанная оттепель, с крыши поползли тяжёлые мокрые пласты снега. Сообщила об этом Демьяну, он в ответ промолчал. Ночью мне снилось, будто меня заперли в тёмном холодном шкафу, и выйди я наружу — умру. Проснулась в холодном поту. Севастьян сказал, я всю ночь стонала.

— Демьян, а ты читать умеешь?
— Допустим. И что? Я во мраке.
— У меня есть налобный фонарик. Хочешь, дам тебе? И книгу какую-нибудь.
— А что ты сама сейчас читаешь?
— Бунина, Тёмные аллеи.
Молчание.
— Давай.

На следующее утро я получила слегка отсыревшую книгу, севший налобник и полный ненависти взгляд.
— Что опять не так?
— Люди — идиоты.
— Ты повторяешься.
— Зато вы стабильны.

Ложась спать, услышала стук внизу. Спустилась, Демьян стучал из морозилки.
— Чего тебе?
— Как погода?
— Дождь, слякоть. Потерпи ещё немного.
— А что мне остаётся? Подожди. Как тебя зовут по паспорту?
— Ты будешь смеяться. Снежана.
— Я не буду смеяться. У меня было много времени для размышлений. И я понял, что я тварь неблагодарная, а ты — ангел, Снежана. И имя у тебя сказочное. Почему ты помогаешь мне?
— Потому что тебе нужна помощь, и я могу помочь, и вообще, — перемена в настроении Демьяна меня смутила, и я решила добавить, — ты хороший.
Мне в ответ хлопнула дверца.

Утром я забегалась. Коммуналку оплатить, девочкам в нос закапать, простыли. Севастьяну рубашки выгладить... Это только кажется, что у домохозяйки полно времени. Друзья, любовь, книги, путешествия... Эх, Демьян, знал бы ты, как всё наваливается, накручивается, будто снежный  ком, катящий с горы. В общем, опомнилась только к обеду. Постучала в дверь морозилки. Тишина.

Предсказуемо... И зачем я связалась с этим ненормальным? Всего лишь продлить его странную жизнь на несколько дней или недель. А зачем? Он сам не знает, зачем ему жизнь. А я знаю? По ночам мне снится всё тот же кошмар, Севастьяну надоели мои стоны, на третью ночь он переселился в гостевую комнату. Перед тем качественно поругавшись со мной. И запущенная я, и неласковая, и дети у меня непослушные.

Когда они все уснули, я спустилась вниз и открыла дверцу морозилки. Внутри никого не было. У меня так и ёкнуло внутри. Когда он успел уйти, сегодня, вчера? На улице всё так же выше ноля... Осмотрела морозильную камеру: всё работает, на полу немного грязного снега. Выбежала на улицу, пусто.

Я вернулась домой и снова открыла морозилку. Каково ему было в ней? Я зашла внутрь, спину обдало холодом от задней стенки. Завтра нужно будет купить молока и дрожжей, девочки просили пирожков. Вещи после стирки перегладить и перебрать, Мира уже выросла из некоторых. Поискать подарок для сестры. Позвонить тёте. Дочитать Тёмные аллеи. Уборку на кухне давно не делала... Снежный ком.

Оставьте меня в покое.

Я отпустила дверцу и осталась во мраке.

1-3 августа 2025 г.