Барометры желания окончание
Воздух лопнул. Не постепенно, не с предупреждением в виде далёкого грома, а разорвался. Одна секунда – тягучая, парниковая тишина ночи в Нескучном саду, звонок телефона, висящий между ними как приговор. Следующая – вой. Не ветра – стихии, сорвавшейся с цепи. Стена шквала ударила в кроны дубов, вырывая с корнем молодые клёны, швыряя в лицо град величиной с голубиное яйцо. Белые, неровные комья льда били по листьям, по земле, по крышам с сухим, пугающим треском – как пули. Москва не плыла – её крушили.
Он взял трубку. Инстинкт. Глухой голос в динамике: "Где ты? Уже поздно..." Его собственный голос, автоматный, чужой: "Скоро. Я... скоро". Два слова. Скоро. В них – вся его жизнь. Дом. Привычка. Диван перед телевизором. Утренний кофе в тишине, ставшей могильной. Парник вечности.
Он не видел ее лица в темноте, когда говорил. Но почувствовал. Не гнев. Не рыдания. Холод. Волна ледяного воздуха, исходящая от неё, страшнее шквала. Он опустил телефон, глуша чей-то голос, и поднял глаза.
Фонарь где-то вдали, пойманный ветром, выхватил ее на миг из тьмы. Стояла прямо. Не съёжившись от града, который уже бил ей по плечам, по рукам, по лицу. Вода с мокрых волос стекала по вискам. Градина ударила в щеку – красное пятно проступило на бледности. Но глаза... Боже, глаза. Не ненависть. Не отчаяние. Ледяная ясность. Как у хирурга перед первым разрезом. Как у приговорённого, увидевшего петлю и принявшего её.
– Он: (крича сквозь вой ветра, голос сорванный, полный ужаса перед этой ясностью) Подожди! НЕЛЬЗЯ здесь! Укроемся! – Он шагнул к ней, протягивая руку, не думая о граде, о ветре, сбивающем с ног. Думая только: Спасти! Удержать!
Она не отступила. Не двинулась навстречу. Ее рука поднялась. Не для того, чтобы принять его руку. Жест. Чёткий, отточенный, как клинок. Ладонь, обращённая к нему. Пальцы не растопырены – сомкнуты. Не "стоп". "Уходи". Безмолвный приказ. Отрезающий.
Он замер. Рука его повисла в воздухе, по ней забарабанил град. Он понял. Понял все. Её страх под дубом – "боюсь остаться". Его звонок – "скоро". Это "скоро" стало ножом. Оно перерезало последнюю невидимую нить, связывавшую их в этом безумии. Она не уходила от него. Она уходила от лжи. От его половинчатости. От вечного "после", которое никогда не станет "сейчас". От парника его души.
– Она: (не крича. Губы шевельнулись. Он прочёл по ним сквозь мрак и рёв стихии) ВСЁ.
Одно слово. Или не слово. Просто выдох. Выпущенная стрела. Конец. Не их истории. Их иллюзии.
Она повернулась. Не резко. Спокойно. Как поворачиваются, закончив тяжелую работу. Спина прямая, плечи не сгорблены под ударами града. Она шагнула вперед. Не к аллее, не к выходу из сада. В сердце шквала. Туда, где ветер выл громче всего, где белые ледяные пули секли воздух, где темнота и хаос сливались в единую, пожирающую мглу. Вектор. Четкий. Неумолимый. В никуда.
Он стоял. Град бил по голове, по плечам, по вытянутой руке. Больно. Но боль внутри была острее. Глухая, разрывающая пустота там, где секунду назад билось что-то дикое, живое, принесённое грозой и погубленное его же "скоро". Он видел, как её силуэт – маленький, прямой, невероятно сильный – таял в серо-белом месиве дождя и града. Шаг. Еще шаг. Она не оглянулась. Ни разу. Ушла.
Он рухнул на колени. Не от удара градины. От удара внутри. Руки вцепились в мокрую землю, в обломки листьев. Град колотил по спине. Ветер рвал рубашку. Он завыл. Не от боли. От осознания. Он только что выпустил в бурю единственное настоящее, что случилось с ним за последние десять, двадцать лет. Выпустил по собственной воле. Сказав "скоро" той жизни, которая давно кончилась, и не сказав "останься" той, что готова была начаться.
Разлом, где застревает сердце, разорванное "скоро" и "навсегда". .Он провалился в эту щель. С одной стороны – парник его "скоро", безопасный, мёртвый. С другой – её уходящая в никуда фигура, символ свободы, которая обожгла его до пепла. Он не принадлежал ни туда, ни сюда. Он был ничто. Памятник собственной трусости под ледяным градом.
Шквал не стихал. Он набирал силу, круша город, срывая рекламные щиты, заливая тоннели. Эпицентр был здесь, в нем. В этой пустоте. В этом вопле, потерянном в рёве стихии. Барометры желания были не просто разбиты. Они были смыты потопом, унесены в ту самую никуда, куда она ушла, не оглянувшись. Осталось только эхо – влажность после ливня, которая теперь всегда будет внутри. И боль. Острая, как осколок льда в сердце. И вопрос, на который не будет ответа: Куда ты?
Последний образ: Мужчина на коленях под градом, лицо в грязи, руки, вцепившиеся в землю как в могилу. И бесконечная, серая стена шквала, поглотившая прямой, безжалостный вектор её ухода. Ни имени. Ни надежды. Только стихия, довершившая то, что начал поцелуй в подъезде под рёв воды. Конец. Или начало вечной влажности после.
Евгений Гринёв.
Свидетельство о публикации №225080301729