Артистка часть 3

            Спустя несколько дней родители Гоши в компании родственников, пришли сватать его избранницу. Бабушка Тани радостно суетилась возле сватов, стараясь угодить всем. Гости разговаривали громко, размахивая при этом руками, и совершенно оглушили её, тихую, мягкую по характеру, женщину. Но она, не подавая вида, что удивлена таким поведением, только радушно улыбалась в ответ. Отцы Тани и Гоши между тем договаривались о дате проведения торжества и деталях дальнейшего проживания молодой пары.  Свадьбу решено было справлять в середине июля, самое подходящее время  у греков для этого торжества. Онасис объявил, что они предлагают устроить её в самом большом кафе города, так как приглашённых будет «не очень много», всего около 150 человек. У отца Тани на мгновение   язык прилип к нёбу, как только он представил сумму, которую ему предстоит выложить на эту свадьбу, тем более со стороны невесты гостей предполагалось только четверо, две Танины подруги и он с матерью, бабушкой Тани. Таких денег у него никогда и близко не водилось. Поэтому мысли о том, где раздобыть хотя бы половину этой космической суммы, лихорадочно бились в его голове. Заметив побледневшее лицо Володьки, Онасис поспешил его успокоить:

          – Да ты не переживай, сват, все расходы я на себя возьму. Ты ж не грек? – спрашивал Онасис, – Вот родился бы греком, тогда и спрос с тебя другой бы был. А так, это ж мои родственники, друзья, я и платить буду. Хотя это тоже идёт вразрез с нашими традициями, но откуда ж тебе было о них знать? – говорил он оторопевшему новоявленному родственнику, – А свадьбы у нас знаешь какие бывают? Иной раз до 500 приглашённых! Дети после бракосочетания у нас жить будут, – продолжал он, оглядывая скромно обставленную, двухкомнатную «хрущёвку», – София уже и комнату им обустраивает и даже младенца-мальчика присмотрела, которого по кровати новобрачных «покатать» надо, чтобы первенец тоже мальчик родился. Нам же продолжатель рода нужен! Сын у нас единственный, и дочка у тебя – красавица! Для такой снохи ничего не жалко. Всё хорошо сделаем, сват, – увещевал Онасис растерявшегося отца Тани.

      После разговоров начались танцы и пляски, застольные песни. Здесь уж и Володька показал свои таланты, подхватывая каждый мотив и легко исполняя его на аккордеоне. Только Георгий, молча, отмечал явные промахи в самодеятельных умениях будущего тестя. Веселье длилось до позднего вечера. Наконец, гости так же шумно покинули гостеприимных хозяев, оставив их в заботах о грядущем событии.
Прежде всего надо было подумать о нарядах. Себе баба Олечка сшила платье из тонкой шерсти шоколадного цвета с защипами по груди и ажурным узеньким воротничком бежевого оттенка. Маленькая, тоненькая она выглядела в нём очень элегантно. Сыну Володьке, бабушка перелицевала, списанную лётную праздничную форму, которую ему удалось раздобыть у кого-то из лётчиков. Она очень шла ему, ибо в ней он выглядел пилотом международных линий, никак не меньше.
Свадебное платье Тане баба Оля взялась сшить сама. Оно получилось просто обворожительным. В день свадьбы Таня была в нём, как белая зефиринка, в прозрачном облачке: пышные прозрачные рукава, такая же пышная, многослойная юбка и облегающий лиф с глубоким декольте. Таня хотела, чтобы бабушка сделала вырез ещё глубже, но та сказала, что это платье на один день, в который невесте не следует выглядеть вульгарно. Нашитые поверх корсета бусинки искусственного жемчуга необыкновенно украсили лиф и всё платье. А венок из мелких искусственных цветов вперемешку с крупными жемчужинами к длинной фате дополнил общую картину наряда невесты. На подошве туфель Таня шариковой ручкой написала имена нескольких подруг, тоже пока ещё не окольцованных, то есть не состоящих в браке. Считалось, что чьи имена к концу свадьбы сотрутся с подошвы, те в скором времени выйдут замуж. Это была одна из свадебных традиций греков, а Тане и её подружкам очень хотелось проверить её действенность.
Гошу наряжали родители. Примеряя на него светлый костюм, отец потихоньку ворчал на Софию:

          –  Где фигура, где стать, бицепсы, трицепсы? А всё ты виновата, не дала парню подкачаться. Занимался бы, как я греко-римской борьбой, вот бы и выглядел, как Аполлон.

          – Что я плохого сделала? Я хотела, чтобы ребёнок музыкальным рос, инструментом каким-нибудь овладел, а не валялся по полу в обнимку с мужиками, – обидевшись, поджимала губы мать Гоши.

          – Ладно, не расстраивайся. Сейчас костюм подберём, будет и наш Георгий не хуже Аполлона, – успокаивал Онасис жену.
 
          – И всё-таки, Онасис, я всё думаю, почему наш Георгос так рано решил жениться? Ты же знаешь, это не в наших традициях, греки женятся после тридцати и, вообще, все традиции нарушает наш сын. В церкви венчаться они не хотят, в баню вместе идти накануне свадьбы отказываются, а ведь так положено! Сноха до свадьбы не хочет жить в нашем доме, и у неё нет никакого приданного! Всё не так, как в приличных греческих семействах! Может, она уже спит с нашим Гошенькой? О, Пресвятая Богородица, я не переживу этого!

          – Успокойся, дорогая. Времена меняются и не так страшно, если какие-то традиции нарушены. А без секса современная молодёжь, вероятно, уже не может. Мы же всем нашим знакомым и родным просто не скажем как всё обстоит на самом деле. Ведь это не так трудно? Вот только с венчанием в церкви ничего не получается, но и здесь можно что-то придумать и мы обязательно придумаем. Время ещё есть. Успокойся, – охлаждал негодования   своей супруги Онасис.

      В день свадьбы чета Пападопулос встречала гостей в, украшенном свечами и цветами по такому поводу, зале кафе. София с «тонной» косметики и ярким макияжем на лице, увешенная золотыми украшениями, широко улыбаясь, всплескивала руками при встрече каждого нового гостя.

          – Ясас, ясас*, проходите, проходите в зал. – здоровалась радушно она со всеми, мешая греческие и русские слова.

      Рядом с ней стоял Онасис с видом человека, недавно покорившего весь мир и властвующего над ним. Он так же благосклонно приветствовал каждого гостя, иногда кого-то приобнимал, не забывая при этом отпускать поучительные замечания. Гости быстро заполнили зал, но оставались стоять, встречая новобрачных. И вот, на пороге появились жених с невестой. Их встретила София с маленьким позолоченным подносом на котором стояла красивая серебряная чаша с мёдом и лежал разрезанный большой гранат, с крупными спелыми зёрнами.

          – Вам надо съесть немного мёда, чтобы жизнь ваша была сладкой, как мёд, и отведать зёрен граната. Пусть в вашей жизни всегда звенят детские голоса,  чтобы в семье их было так много, как этих зёрен, – улыбалась она, встряхивая роскошными чёрными волосами.

      Гости дружно зааплодировали и одновременно на молодых посыпался рис. Это тоже была народная традиция, символизирующая крепкие корни семьи. Каждый из гостей спешил с поздравлениями к молодым, вручая им тарелку или даже целую стопку тарелок для битья «на счастье».  На полу было расстелено большое плотное полотно, где и били эту посуду все желающие, включая жениха с невестой. Для этой цели специально было закуплено 500 тарелок, стоявших рядом на отдельном столе.   Всё это удивило и позабавило Татьяну и бабушку с сыном, никогда ранее не видевших подобных ритуалов. Они были совершенно растерянны и оглушены весёлыми гостями,
 А гости размахивали руками и орали, как оглашенные. Казалось, что вот-вот    завяжется отчаянная драка, но Гоша успокаивал Татьяну:

          – Не пугайся, они просто разговаривают. Ну, не умеют греки спокойно говорить.

Все расселись за столами и началось поглощение приготовленных угощений.
 С каким удовольствием они ели! Так, как умеют есть только греки. Время от времени кто-то из гостей, собрав пальцы в щепотку медленно опускал руку вниз, затем и остальные, как в цепной реакции, стали повторять этот жест, вызвав настороженный взгляд невесты.

          – Что это? Что они хотят? – в тревоге спросила она своего жениха.

          – Ну, чего ты разволновалась? Просто им очень нравится. Они показывают, что блюдо потрясающе вкусное, – улыбаясь, объяснял Гоша.

          – Как у вас необычно всё, – удивлялась Таня.

А мама жениха посылала свои радостные улыбки гостям, выкрикивая слова благодарности на греческом.  Не зря София несколько дней потратила на посещение кухни в кафе подсказывая русскому повару, как надо готовить средиземноморские блюда и закуски.
      На столах в больших общих блюдах красовалась мусака*, сувлаки* из свинины и курицы, поданной с питой* и цацики*, здесь же в другом большом блюде была рыба, приготовленная на гриле с оливковым маслом, лимоном и чесноком. А недалеко стояло блюдо в виде ладьи с тушёной говядиной, с луком и специями, которую все называли стифадо. Гости сами накладывали себе в тарелки то, что приглянулось им больше. Особым спросом пользовалась запечённая в печи баранина – клефтико. Тут же было множество закусок и салатов, традиционные нарезки разнообразных сыров и небольшие вазочки с оливками разных сортов. Всё это пиршество дополняли фрукты: арбузы и дыни, виноград и персики. Из напитков гостей угощали анисовой водкой узо, вином красным и белым, привезённым родственниками с юга. К чаю подавали пахлаву, лукум и халву.
      После того как гости подкрепились, во время первого танца молодых многие из них ринулись осыпать пару деньгами, стараясь крупные купюры прикрепить к одежде новобрачных.
Гуляли три дня без устали. Татьяна очень расстраивалась, что её родные не смогли приехать на свадьбу.  Маму и родных сестриц она не нашла, никто из них не откликнулся на письма, которые она писала в прежние места их проживания. Все письма вернулись обратно сильно потрёпанные с надписью «Адресат выбыл». А родные с бабулиной стороны: племянница её, тётя Маша, с которой рос папа, и её дети жили очень далеко и не имели достаточно средств и времени для таких поездок.
«Ах, как жаль, что никто из них не видит какая я красивая сегодня, какое у меня платье, какая у меня шикарная свадьба», – сожалела она.
      В третий день свадьбы Таня, нарядившись в цыганский костюм сплясала перед гостями чем привела их в восторг. Все были впечатлены ярким танцем невесты и снова Татьяна слышала про себя, что она удивительная артистка.
Увы, пролетели эти весёлые дни. Но ещё несколько вечеров провели бабушка Тани и её сын Владимир за столом, склонившись над тетрадкой, в которой старались произвести расчёты суммы, что потратили сваты на свадебные угощения и всю церемонию. В конечном итоге они пришли к выводу, что находятся в неоплатном долгу перед родителями зятя и все их старания просто «пшик» по сравнению с тратами новых родственников, ведь они смогли дать на свадьбу очень незначительную сумму.  Баба Оля с сыном были удручены этим обстоятельством, очень переживали и стыдились такого своего положения. Гошины родители досадовали лишь из-за того, что мало, как им показалось, пригласили музыкантов на свадьбу. А молодожёны ещё три дня распаковывали многочисленные свёртки, коробки и коробочки с подарками. Деньги из конвертиков складывали в отдельную стопочку. Собралась неплохая сумма и она немедленно была положена на сберегательную книжку в государственный банк.
      Молодые остались жить в доме родителей Георгия. Потекли будни. Таня просыпалась раньше всех в доме, но не для того, чтобы что-то сделать по дому, помочь свекрови, которая занималась домашним хозяйством. Она наводила красоту: делала макияж и укладывала волосы. К завтраку выходила всегда в полной «боевой раскраске», в красивом, хотя и скромном, наряде. Лишь иногда она мыла посуду, подолгу разглядывая после того свои наманикюренные ноготки, боясь, что попортила их вид. Затем, принарядившись отправлялась на поиски работы. Предложений было полно, но Татьяна не спешила устраиваться, то одно ей не нравилось, то другое. Обойдя два, три места, она отправлялась сначала по магазинам, потом забегала на обед к бабушке, далее спешила навестить подруг, а с ними можно было бесконечно что-то обсуждать и гонять чаи. И от них она слышала о вакансиях по работе и обещала серьёзно подумать над этими предложениями. Часто возвращалась домой позже Гоши. А за ужином оживлённо рассказывала о результатах своих поисков и о том, где она побывала сегодня.
      София же копила обиду на сноху, которая опустила её до разряда прислуги.  По-прежнему она сама ходила за продуктами на рынок и в продмаг, готовила обеды и ужины, стирала, гладила, откидывая в сторону вещи снохи. Одежда сына, как и раньше, была её заботой. Уборка в доме тоже полностью ложилась на её плечи. Только в своей комнате Татьяна поверхностно наводила порядок, слегка возила тряпкой по полу, и наскоро застирав постельное бельё, ставила кипятить его на плиту. Тут уже свекровь не сдерживала своего недовольства.

          – Убери бак, малака*, я не успею приготовить обед. А может, сегодня ты приготовишь? Бак с вываркой убери!

          – Если не хотите, чтобы я всех вас отравила, не заставляйте меня готовить. Самое вкусное, что я могу сварить – это макароны или картошка в мундире. Я не умею и не хочу готовить. А Вы такая искусная кулинарка! От ваших блюд все просто тащатся.  Мне, извините, некогда, бежать надо срочно!

          – Совсем стыд потеряла, бак убери! – кричала свекровь и продолжала ругань на своём языке ещё очень долго.

Чувства Гоши остывали прямо на глазах. Видимо София, всё-таки, жаловалась   сыну на нерадивую сноху. Потому что иногда он обращался к Татьяне с просьбой быть ласковее с матерью и помочь ей в домашних делах.

          – Ну, что я могу, если она не позволяет мне стирать и гладить твои рубашки, говорит я их испорчу, в магазин я иногда хожу, когда она просит и на рынок тоже. Но она всегда недовольна, видите ли - я не то покупаю.  Но мы же не вечно будем здесь жить. Когда-нибудь получим свою квартиру и переедем. И я к тому же работу ищу, – оправдывалась она.

      Гоша понял уже, что вряд ли удастся урегулировать отношения между женой и мамой, и старался скрыться от постоянного недовольства обеих женщин где-то на стороне. То задерживался на работе, встречался с друзьями, проводил с ними много времени, потягивая пиво или вино, то просто ходил в кино, лишь бы подольше не появляться дома. На вопрос: почему он так себя ведёт, мрачнел ещё больше и ничего не хотел объяснять.
Наконец, Таня устроилась на работу и теперь ей не приходилось оправдываться за каждый час отсутствия дома. Однако работа заключалась в ведении танцевальных кружков и в участии во множественных концертных программах. А заканчивались они зачастую довольно поздно. Провожали её до дома ученики, всегда мальчики. И это выводило из равновесия Георгия. Он злился и выговаривал жене:

          – Разве нельзя было устроится в наш ДК? Вместе бы работали и вместе домой ходили.

          – Ну, чего ты злишься, Гоша, ведь знаешь, что у вас нет вакансий для меня. И хватит ревновать к этим малолеткам. Что же мне одной по вечернему городу шлёпать? Искать приключений на свою задницу?

Муж, сражённый вескими доводами, ненадолго утихал и снова между ними воцарялся мир. А тут ещё и бабушка с папой снова нашли обмен квартиры в южные края. Это были совершенно неугомонные люди, каждые пять-шесть лет, а иногда и раньше, переезжавшие из одного места в другое, всегда объясняя свой переезд, как им казалось, очень убедительно. Сейчас они собирались уехать в Самарканд.

          – Ой, Танечка, нам с обменом так повезло! Ты не представляешь, какая там красота! – восклицала бабушка, всплескивая ладошами и воздевая вверх восхищённый взгляд, – Там столько дворцов, гробниц, там шёлковый путь Узбекистана проходил! Красота, просто не описать! Будете к нам с Гошей в гости приезжать. Мы хотели в Ташкент, но не нашли обмена. Я ведь в молодости там жила, Володька помнит ещё кое-что из тех лет. Представляешь, там арбузы и дыни круглый год продают, а здесь это деликатес.  И главное – там зимы нет, и тёплая одежда не нужна! А ещё там изюм по сравнению со здешними ценами ничего не стоит и морковка почти даром, – радовалась бабушка неожиданному везению, – ой, Танечка, собираться надо скорее, к нам уже приходили квартиру смотреть.

      Таня понимала, что уже ничего не изменить, всё равно уедут. «Ну нравится им ремонты делать и вещи бесконечно по стране перевозить», ¬– думала она. Папа и бабушка вскоре уехали, а Татьяна теперь жаловалась подругам не только на свою свекровь, но ещё на то, что она осталась совсем одна.

Вскоре Таня забеременела, а поняв это, тут же сообщила мужу. Но реакция Гоши совсем не обрадовала Таню, он принял это сообщение более чем спокойно, слегка удивлённо. Его родители тоже не проявили, никакой особой радости.
«Ничего, – думала Татьяна, – родится внук или внучка, ваше мнение вмиг изменится, как увидите детские глазёнки».  Сама же она не изменила своего поведения нисколько. По-прежнему подолгу задерживалась на работе или бегала по подругам, дома всё делала наспех и с нескрываемым неудовольствием, иногда, когда они оставались вдвоём со свекровью, вступала с ней в перебранки.
София же часто была в отчаянии. «Бедный мой сыночек и как он будет жить с этой бл…, блудницей, с такой неумехой и неряхой. О, Пресвятая Богородица, пошли ему ума и терпения, ведь скоро ещё и ребёнок родится! Только вот наш ли он?»
Онасис, когда жена выражала ему своё мнение относительно снохи, сдержанно соглашался с ней, но в душе он питал совсем другие чувства к молодой родственнице.
      Таня очень нравилась ему именно, как женщина. Его приводил в трепет её магический взгляд, нравилась её фигура и низкий голос, завораживал её смех, улыбка. Он был очарован ей и ему с трудом удавалось скрыть свою симпатию.
«Ах, почему я не встретил такую девушку в молодости? Почему она досталась не мне, а моему сыну, которого под своим крылом, как наседка,  взрастила моя жена. Такая девушка досталась этому пентюху, ему ещё расти и расти до мужа. Что он умеет? Такую женщину ласкать, это ж уметь надо. А у него никакого опыта. Вот попала бы она в мои руки, забыла бы обо всём на свете. Я уж ради такой красотки наизнанку бы вывернулся. Ах, если бы…» – грезил Онасис. Со временем ему всё труднее становилось сдерживать себя. Иногда он поглаживал сноху по плечу или как бы нечаянно прикасался к ней, отчего по его телу пробегала сладкая, похотливая дрожь.
Животик у Тани заметно округлился, но переносила беременность она легко, только Гоша всё меньше уделял ей внимания и отношения со свекровью вконец испортились. Прошло чуть больше года с той поры, как была сыграна в семье Пападопулос большая греческая свадьба. В сентябре следующего года у Тани родился маленький черноволосый мальчик, не унаследовавший ни одной чёрточки греческой семьи.  У него не было ни малейшего сходства со своими средиземноморскими родичами. Что делать? Он был не виноват в этом, как и его мама. Ребёнка Таня назвала Павликом.

          – Вот, чертовка! Спрятала-таки концы в воду, и не догадаешься, на кого он похож, – ворчала София.

          – Успокойся, жена. На деда он похож, на Володьку. Разве ты не видишь? – уговаривал её Онасис.

Между тем свёкор видел, что брак сына «трещит по швам», но ему это было на руку. Как только София отлучалась из дому по каким-либо делам, Онасис  усиливал «атаку» на сноху.

          – Танечка, моро му*, – страстно говорил он на  греческом, сжимая её ладони в своих, – психи му, имэ трэпос я сэна*, ты такая красивая, твоя фигура сводит меня с ума! Танечка, если бы ты согласилась. Я могу снять для тебя квартиру, будешь жить там с Павликом, как королева, я позабочусь об этом. Вы ни в чём не будете нуждаться.

Таня пугалась речей свёкра, она прекрасно понимала, что он потребует от неё в знак благодарности. И она решилась обо всём рассказать мужу.


*Ясас (греч.)    – здравствуйте.
*Мусака (греч,) – запеканка из баклажанов с мясным фаршем и соусом бешамель.
*Сувлаки (греч.) – шашлык.
* Пита (греч.)   – пресная лепёшка с кармашком внутри.
*Цацики(греч.) – соус из йогурта, огурца и чеснока.
* Малака (греч.) – глупый человек, даже ещё не сперматозоид, а только жидкость, в которой они живут.
*Моро му (греч.) – я очарован тобой.
*Психи му (греч,) – душа моя.
* имэ трэпос я сэна (греч.) – я от тебя без ума.