Сухая роза. Молодёжный роман. 2 глава

Роза устало спихнула с ног сапоги, не прибегая к помощи рук, и измученно вытянулась на диване. Спина болела неимоверно. Странно. Она вроде не полная. Регулярно ходит вместе с Коськой на лечебную гимнастику. Правда, на бесплатную в скромный жековский клуб, но тело буквально мстит за вечный психологический раздрай. Боль такая, будто она с утра до ночи разгружала в порту мешки. Впрочем, кто сейчас притащил две тяжеленные сумки до полу с картошкой и большими бутылками?

Несколько минут Роза лежала вытянувшись в струнку, собирая остатки сил, чтобы совершить новый подвиг, встать к плите и приготовить что-нибудь на ужин. Коське уже двенадцать. Самостоятельный парень. Отличный помощник. Но всё-таки он ещё ребёнок. Пельмени, блинчики, макароны приготовить может. Но сколько можно есть одно мучное и пресное? Тем более у Коськи сразу три кружка. Он устаёт не меньше Розы.

Она осторожно повернулась на бок.

На улице уже был глубокий вечер, за окном тихо падал снег, освещённый мягким светом уличных фонарей. Да и внутри квартиры тоже было вполне уютно и спокойно. Тихое журчание чайника, приглушённые звуки телевизора, мягкий свет настольной лампы. Коська шелестит книгой, мама на кухне шумно пьёт горячий чай. Мама... Мамочка дорогая...

— Мам, представляешь! Мы сегодня на шведском учили новые выражения!!!

Коська подлез матери под локоть.

— Правда? Надеюсь, они приличные?

Роза невольно засмеялась. Какое счастье, что ей удалось воспитать сына ответственным и любопытным. Да, внешне он очень похож на Севку. Никакой генетической экспертизы не надо. Но по характеру больше похож на неё. Пытливый, любознательный. Слава богу, с его тягой к языкам и математике у парня не будет проблем с профессией. Севка тоже не дурак, но ему такие способности на пользу не пошли.

— Ну там такие прикольные штуки типа «Tack sa mycket!» Это значит «Спасибо большое». Ещё узнали, как здороваться по-шведски, и даже немного поговорили друг с другом на уроке!

— Здравствуйте, приехали! Это же самое начало курса?

Роза поерошила Коськины светлые волосы. Наверное, с возрастом станут темнее. Севке тридцать пять, и он тёмно-русый, хотя на детских фотках совершенный блондин. И у этого нового хамоватого знакомого. Как его бишь там? Ольгерд? Тоже светлые волосы, насколько можно угадать под краской. А ещё у парня заметный шведский акцент...

Кстати, надо не забыть проплатить Коське следующий месяц по шведскому и финскому...

Роза невольно вздрогнула и поняла, что засыпает.

— Просто повторяем!

Оказывается, Коська уже несколько минут пытается втолковать ей про особенности бытовой речи.

— Учимся применять фразы на практике. Так сказать, в обычной повседневной речи.

Я ещё дома повторил пару раз, чтобы точно не забыть. Шведский, оказывается, классный.

— Молодец, сынок! Продолжай в том же духе! Язык может очень пригодиться.

Роза осторожно приподнялась на локте, пытаясь определить, насколько успокоилась спина.

— Погоди, я сейчас встану. Что-нибудь приготовлю. Сделаю морковный салат с сыром и быстренько поджарю рыбу. Специально взяла готовое филе.
— Да ладно, мам. Ты устала. Не вставай или давай я что-нибудь приготовлю?

— Вот хитрец, — засмеялась Роза.

— Скажи честно, что не хочешь рыбу.

— Как бы не очень, — засмущался Коська.

— Прости, дорогой. В «Пятерочке» уже ничего не было.

— Могла бы пройтись до другого магазина. Хотя бы до того, что на углу. Кормишь ребёнка одними помоями. Посмотри, он же весь синюшный. В комнату вошла мама. Дорогая Людмила Ивановна.

Роза почувствовала, как заполыхали щёки. То ли смесь гнева, то ли к вечеру подскочило давление. Кто его знает. У неё уже буквально реакция на появление матери. Между прочим, имя Роза — её категорическое пожелание. Нет, чтобы Марина или там Лена. Так нет. Роза!!! По-простому мы не можем. Роза, и никаких гвоздей. А какая из неё Роза? Простушка. В самый раз Анна Ивановна или Марья Петровна!

— Я устала, — на спор уже не было сил, и Роза пояснила просто как есть: — Я остановку в метро проспала. Дошла, куда было ближе.

— Устала она, — передразнила мать. — Как ребёнка делать, силы были. Вот теперь изволь воспитывать и содержать, как положено.

Слово «делать» она произнесла с каким-то особым смаком, совершенно не стесняясь того, что Коська находится рядом в комнате.

Роза чуть заметно поморщилась. Хоть бы мамаша язык себе прикусила.

Людмила Ивановна была фигурой крайне противоречивой и многослойной. Любопытно было бы знать, что за психологические травмы повлияли на формирование её характера. По крайней мере бабушка всегда выглядела адекватной и доброжелательной. А вот мать представала человеком властным и требовательным. Абсолютно уверенным в собственной правоте. Всё её мировоззрение построено вокруг убеждения, что окружающий мир обязан соответствовать её требованиям и ожиданиям.

— Так, ладно, — скомандовала она. — Рассказывай, что там в горжилобмене?

Роза медленно сползла с дивана и поплелась в кухню, ощущая себя волшебницей и зомби одновременно. Она запалила сразу все четыре конфорки и полезла в холодильник за продуктами.

— Да ничего, — после небольшой паузы устало пояснила она. — Ничего от слова совсем.

— То есть? Что ты сопли жуешь! Для чего тебя вызывали? Очередь твоя продвигается?

— Меня сняли с очереди!

Роза поставила сковородку на плиту и аккуратно разложила куски рыбы. Конечно, хорошо бы присыпать безвкусные перемороженные ломтики минтая тёртым яйцом, но у неё уже просто нет сил.

— Что значит сняли? — мать завопила так истошно, что спящая на шкафчике кошка Лаура поспешила ретироваться в коридор.

— Так и сняли. Сказали, что раз я перешла из государственной школы в частную гимназию, мне государственное жильё не положено.

— Да как они могли? Ты же пять лет стояла на очереди. Почему не предупредили?

Мать буквально налилась от гнева, потемнела лицом и напустилась на Розу с новой силой.

— И ты всё это так оставила? — уничижительно произнесла она. В её голосе зазвучали угрожающие ледяные нотки.

— Впрочем, я и не сомневаюсь. Это ж ты. Ушла и ещё небось поблагодарила?

— А что я могу сделать? — Роза присела на край табуретки.

— Мне драться с ними?

— Да хоть бы и драться, — заорала мать. — Идиотка! Да хоть бы и драться! Идти жаловаться. Требовать. Ты пять лет потеряла, шаболда безмозглая!!!

Что мать умела виртуозно, это манипулировать и оскорблять. Особенно хорошо это удавалось с дочерью и внуком. Непрекращающаяся критика, чрезмерные требования и тотальный контроль над каждым аспектом жизни...
— Господи, как же ты мне надоела, — запричитала она, — никакого просвета. Хоть бы на старости лет пожить спокойно одной. А тут ты со своим прицепом. Мне что, так и жить вместе с вами до самой смерти?

Роза молча натирала морковь на тёрке и прислушивалась к крикам матери вполуха. Знакомо до боли. Она идиотка, шалава, бездельница, неудачница, ****ь, проститутка и далее по тексту.

— Ты бестолочь. Никчёмное создание. Ничего не можешь. С самой школы одни мужики были на уме. Выродила больного ребенка, а теперь даже заработать на жильё не в состоянии.

Несмотря на грубые обидные слова, Роза испытывала к матери смешанные чувства. С одной стороны, она чувствовала вину за неспособность удовлетворить её потребности. Всё-таки она взрослая, а мать стареет. А ещё вину за ситуацию с Коськой, вызвавшую многочисленные конфликты и разногласия. С другой стороны, внутри неё всё ещё сохранялось желание поддержать мать, несмотря на очевидную токсичность отношений.

— Уматывай к своему Севке. Хватит. Надоело! Что тебе не хватало? Сама с ним связалась, сама и разгребай. Налаживай отношения. Я ради тебя и жилплощади всё терпела. Отцу никогда слова лишнего не сказала. Не перечила, не возражала.

Роза снова невольно усмехнулась. У матери семь пятниц на неделе. Когда ей необходимо, любую ситуацию повернёт на сто восемьдесят градусов.

Отец всегда был тихим, безвольным человеком. Он даже ушёл тихо. Умер во сне от инфаркта. Какие там слова и возражения. Это мать орала дурниной.

Роза отлично знала, что тяжёлый неуживчивый характер матери стал источником множества проблем для окружающих. Её поведение изобиловало вспышками гнева, необоснованными обвинениями и отказом воспринимать объективную реальность. Несколько раз она доводила отца до сердечного приступа.

И вместо того чтобы обратиться за поддержкой или попытаться разобраться в собственных чувствах, она предпочитала перекладывать ответственность за своё состояние на близких, усугубляя ситуацию и создавая атмосферу постоянного напряжения. Ведь сейчас и не вспомнит, какими словами она поливала отца. А может, сделает вид, что не помнит...

— На хрена мне Севка? — несмотря на усталость, Роза внезапно обозлилась. Кому она пытается рассказать про отсутствие чувств и уважения? У матери твёрдое, как алмаз, убеждение, что жилплощадь — это всё, ради неё можно терпеть всякое, если не всё. Впрочем, не так уж она неправа...

— Он же пустое место. Ничего в жизни не достиг и не пытался. Сколько профессий сменил. Сколько мест работы. Вечно в поиске какого-то невероятного успеха, а сам бытовой инвалид!

— По крайней мере хоть какая-то поддержка была бы, — заорала мать, — а то сидите на моей шее и питаетесь, как червяк яблоком. Он хотя бы человек приличный, без всяких там историй.

— Историй? — в тон матери передразнила Роза, — Да ты не в курсе, что ли, что до меня он жил с женщиной на двадцать лет старше?

— Что ты врёшь, — заголосила мать, — как не стыдно пусть и бывшего, но всё-таки мужа оговаривать.

По всей видимости, ответ про возрастную сожительницу Севки оказался для неё новостью.

— Ну да, — Роза невольно позлорадствовала, — если хочешь, спроси нашу соседку Елену Филипповну. Она хорошо эту женщину знает. Можно сказать, подружайки.

На несколько минут мать заткнулась, видимо переваривая услышанное. Гнев вышел из неё, как из лопнувшего шарика. Роза не сомневалась, что, будучи самозабвенной сплетницей, мать завтра же побежит к соседке. Тем временем Людмила Ивановна внезапно успокоилась, словно получила ответ на очень важный вопрос, и сухо сказала:

— Иди мойся, я сама Костика покормлю.


Уже лёжа в постели, Роза снова посмотрела в окно.

Улицы неожиданно укрылись пушистым снежным покровом.

Крупные, словно ватные хлопья снега неожиданно создали атмосферу волшебства и праздника. Роза сощурилась, и фонари осветили белоснежные крыши домов узкими золотистыми и голубыми звёздочками, отражаясь в окнах и придавая городу особое очарование.

Мысли заскользили по сознанию лёгкими тенями — очертания лица, злая, какая-то вымученная улыбка, колючий взгляд… Обрывки воспоминаний замелькали среди подступающих грёз, словно отражения в воде. Но сон начал стирать грани реальности, оставляя ощущение невнятного любопытства и едва уловимой грусти...

Роза заснула мгновенно, и в первой мутной полудрёме ей привиделась пушистая заснеженная ёлка и странный бестактный Ольгерд.