Рассказ восьмой. БРАТ

Рассказ, в котором Егор Царёв кратко освещает информацию генеалогического характера и рассказывает о том, какое влияние на качество образования могут оказать родственные связи

1
Вот и заканчивается девятый класс. Еще чуть больше месяца и каникулы. А сейчас сижу после школы на кухне, обедаю и слушаю радио.
Мне нравится по радио различные литературные чтения и спектакли слушать. Ещё нравится утром завтракать под «Пионерскую зорьку», а в обед слушать популярные песни в радиопрограмме «В рабочий полдень».
У нас всегда радио включено. Такая белая коробочка с динамиком и единственным вертушко;м громкости. Да вообще радио у всех, по-моему, есть. В шесть утра начинает свое вещание с гимна Советского Союза и в двенадцать ночи гимном заканчивает.
Вот и сейчас слушаю радио спектакль про какую-то волшебную шляпу. Я даже такую писательницу никогда не слышал – Кристина Бронжевская. Но спектакль интересный. Рассказывают про то, что шляпа всем помогает, кто её надел. Вот бы и мне такую шляпу!
Звонок в дверь нарушил мои слушания.
Открываю дверь – на пороге немного не трезвый солдат. Голубые погоны сверкают золотыми буквами ГБ. Фуражка на макушке. Под носом пышные чёрные усы. Сразу и не понял кто это такой.
- Что! Брата родного не узнал?! – оттолкнул меня солдат в сторону и шагнул в коридор.
- Гришка! – бросился я с радостным возгласом обнимать брата.
Гришка – мой брат!
Мой старший брат!

2
Гришка старше меня на четыре года. Он в марте шестьдесят первого родился. В Южном Чертаново в местечке под названием Красный строитель. Раньше, пока этот район не вошёл в состав Москвы, на этом месте существовал рабочий посёлок с аналогичным названием. На территории Красного строителя располагались кирпичный завод, ремонтно-механический завод, завод строительных деталей, завод бактериальных препаратов, какой-то консервный завод.
Вообще то мой папа Виктор Царёв пензенский, в селе Озерки родился и вырос. В Головищенском районе. А в Московскую область после армии приехал, в 1955 году. В то время на Развилке уже жил его старший брат Иван с семьей.
Дядя Ваня даже повоевать успел. Он танкистом был. Курсы закончил и воевать начал в апреле 1945 года, аккурат, когда началась Зееловско-Берлинская операция. Так вот, всего только за месяц под дядей Ваней три танка сгорели. Во взятии Берлина он уже на четвертом танке участвовал. После победы еще четыре года в Берлине находился и был демобилизован только в сорок девятом. А затем, возвращаясь, встретил зазнобу и до дома не доехал, в Подмосковье остался.
Вот дядя Ваня и проявил определенное участие в судьбе своего младшего брата, который по приезду устроился на работу оператором блока разделения газа на Московский завод сжижения газа - это который сейчас Московским газоперерабатывающим заводом называется.
Моя мама Мария Кочетова приехала в Москву в 1949 году с Саратовской губернии, из села Старая Порубежка.
Она в Москву по оргнабору попала. Устроилась разнорабочей в строительное управление № 2 треста «Мосгазпроводстрой» и среди других, приехавших также по оргнабору, получила место в бараке в совхозе имени Ленина Московской области.
Оргнабор - это перемещение трудовых резервов внутри страны, что-то наподобие «лимиты» в наше время. Приехавшие по оргнабору получали место в общежитии.
В то время наш посёлок только начинал строиться и здесь было очень много молодёжи. Как и водится днём молодые люди работали по-коммунистически, а по вечерам на танцы бегали. Вот и мои будущие папа с мамой на танцах познакомились.
Мама выделялась среди других девчонок. Хоть и маленького роста, но весёлая, озорная, общительная. Много частушек и песен знала, легко со всеми находила общий язык. В общем девочка была душой компании и сразу обращала на себя внимание.
Ну а дальше, как водится, конфетно-букетный период, шуры-муры, любовь-морковь. И в результате - поженились.
Сразу же, как только молодые люди поженились, государство предоставило им на Красном Строителе по адресу улица Газопровод, первый квартал, дом номер шесть, комнату за номером три, в коммунальной квартире под номером двенадцать.
Сейчас уже осталось мало коммуналок, и чтобы вам представить хоть чуть-чуть, что это такое постараюсь объяснить далее.
Как правило, коммуналки представляли собой квартиры из нескольких комнат, в которых проживали различные люди и семьи, не связанные между собой ни родством, ни какими-либо иными обязательствами. Коридор, кухня, туалет, ванная были общими, то есть принадлежали всем, а точнее никому. Вероятно, отсюда и пошло название данных помещений как «места общего пользования». На кухне у каждой семьи был свой стол, на плите своя конфорка, в туалете у каждой семьи был свой кружок на унитаз, а через коридор были протянуты персональные бельевые веревки. И не дай бог, если кто-то нарушит условия общежития и разогреет чайник на чужой конфорке или повесит носок не на свою веревочку – месть может оказаться жестокой.
Но при всех недостатках – это отдельное жилье, это своя комната, которая после общежития может казаться чуть ли не раем. И после такого счастья остается только мечтать об отдельной квартире.
*  *  *
Молодожёны радовались своей маленькой и уютной комнатке.
Справа от входа поставили кровать с деревянными спинками и пружинным матрацем.  Кровать заботливо застилали белым ажурным покрывалом, а в голове выстраивали пирамиду из трех больших подушек, набитым лебяжьим пухом. Сверху подушки накрывали ажурными салфетками.
На стене над кроватью прибили плюшевый ковер, на котором были изображены цыганские танцы. Цыганка, в платье и длинной цыганской юбке с красными розами, держала над головой бубен и пальцами отбивала ритм. По обе стороны от цыганки стояли цыгане с гитарами, аккомпанируя зажигательному танцу цыганки. По периметру ковёр обрамляли красненькие переплетенные веревочки.
Посредине комнаты поставили круглый деревянный раздвижной стол морёный в соломенный цвет и покрытый лаком. Вокруг стола разместились три стула соответствующего столу дизайна.
На подоконнике широкого окна поставили горшки с цветами. Окно от комнаты отделили кружевными тюлевыми шторами.

3
Через год, в марте шестьдесят первого, в молодой семье родился их первый ребенок.
Родился мальчик.
Как обычно это бывает в каждой семье, родители обсуждали имя первенца и решили назвать его Егором.
Но, когда молодая мама лежала в роддоме, она получила от мужа записку: «Поздравляю с Григорием». Она ничего не поняла, но спорить не стала. Так моего старшего брата назвали Гришей.
*  *  *
А еще через четыре года, в январе шестьдесят пятого, родился я.
Для меня имя уже не выбирали – оно было раньше определено. Меня назвали Егором.
Жизнь на Красном строителе – это моё раннее-раннее детство, из которого я мало, что помню. А из того, что помню – это какие-то обрывки информации.
Помню, что поселок делила на две части железная дорога, которую переходили по деревянному настилу. Помню, как несли мы с отцом и братом через переезд большой арбуз. Точнее нес отец, а мы шли рядом. А может и арбуз был не настолько большой, как мне казалось. Но в моих воспоминаниях – арбуз просто огромный!  Как только перешли деревянный настил, я попросил отца понести арбуз. Он мне его передал. Думаю, он не собирался мне его отдавать, а только хотел, чтобы я подержался за арбуз, но арбуз выскользнул у него из рук, а я естественно не смог его удержать. Арбуз упал и раскололся на много кусков. Со всех сторон налетели мальчишки, стали хватать куски красного сочного арбуза и тут же ели…
В нашей квартире, в соседней с нами комнате жил дядя Федя с семьей. Может на фронте, а может где-то еще, но дядя Федя потерял один глаз и вместо утерянного глаза у него был стеклянный протез. Как-то я постучал в комнату к дяде Феде и, когда он открыл дверь, приложил деревянную ложку себе к глазу со словами: «Вот какой тебе глаз нужен!» …
Мне нравилось валяться на родительской кровати, особенно когда мама у стены поставит подушку, нравилось заплетать веревочные висюльки у ковра. А однажды я стал на кровати прыгать. Прыгал до тех пор, пока не упал лицом на деревянную спинку. Боли я не помню, но помню орал сильно, и мама меня успокаивала долго…
Когда было мне два года, положили нас с братом в инфекционное отделение. С чем уж это было связано и почему, но брата кормили, а мне было кушать запрещено. Я очень хотел кушать. И обо мне заботился мой старший брат. Однажды во время завтрака мы попались доктору. Она зашла в мою палату, а там брат сидит на моей койке и кормит меня кашей, которую ему дали на завтрак…
Вообще в детстве мы с братом были очень даже дружны, и всегда вместе ходили.
Однажды нас пацаны засунули в какой-то хозяйственный ящик на веранде детского сада, заколотили доски и стали кидать в щели горящие спички. Я сильно испугался, стал орать и плакать. Доски оторвали, меня выпустили и со словами «Иди домой, нытик!» отпустили домой…
Наши папа и мама, как и все другие в нашей стране, работали, сидеть с детьми дома было некому, и поэтому я с самого раннего детства посещал все социальные учреждения, такие как ясли и детский сад.
А однажды отправили меня в санаторий. Помню, как играли мы там в войну. Я сидел за шкафом светлого дерева, в руках, вместо пистолета или автомата, у меня была красная пластмассовая тачанка, из которой я стрелял как из автомата…
Обратно домой из санатория мы возвращались на электричке. Мы с отцом стояли в тамбуре, он курил, а я смотрел в окно. Мимо окна проносились в обратную сторону огромные сосны и, словно тянулись к нам своими могучими мохнатыми ветками-лапами…
*  *  *
Спустя пять лет, в тысяча девятьсот семьдесят первом, наша семья переехала жить на Развилку. Это такой небольшой тихий посёлок рядом с Москвой, который начали строить для своих работников газовики.
Сначала, давным-давно, в конце сороковых годов прошлого столетия проложили первый в стране газопровод Саратов-Москва. Газопровод подвели к Москве, а далее обогнули город с двух сторон слева и справа.
В районе разветвления газопровода построили научно-исследовательский институт ВННИГАЗ, завод сжижения природного газа, и заложили для работников предприятий жилой поселок, который получил название Развилка.
Отец всегда говорил, что это я получил квартиру, так как после моего рождения их сразу же поставили в очередь на улучшение жилищных условий и через пять лет мы получили отдельную двухкомнатную квартиру без каких-нибудь денежных вложений, ипотек, кредитов и прочей кабалы, в которую впоследствии, после развала Советского Союза стали загонять население.
4
Я с самого рождения гордился, что у меня есть старший брат. Думаю, те, у кого есть старшие братья – поймут меня.
С детства мой брат со своими товарищами собирались большой компанией. Человек десять-пятнадцать. У многих друзей моего брата были старшие братья, что безусловно оказало влияние на формирование их характера, поведения, что в последствии послужило укреплению их общественного авторитета.
Ещё учась в школе друзьям моего брата удалось добиться уважения к своему коллективу не только на посёлке, но и далеко за его пределами. К их мнению прислушивались по всей округе и стремились избежать каких-либо конфликтов.
Когда они шли по улице сразу было видно, что это серьёзная команда. Все важные, лица строгие. Одного слова представителя этой компании было достаточно, чтобы остановить любой конфликт на Развилке. Нередки были случаи, когда к ним обращались за мирным урегулированием спорных ситуаций и, как правило, их мнение оказывалось решающим. К ним обращались и по иным вопросам, связанным с получением защиты или разрешения конфликтных ситуаций за пределами посёлка.
В общем компания постепенно превратилась в одно из самых уважаемых, авторитетных объединений в округе и брат мой был в составе этой команды.
Ну скажите, разве мог я не гордиться своим братом?!
*  *  *
После школы брат принципиально никуда не стал поступать, а пошёл работать на завод – учеником фрезеровщика.
- Гриш, ну ты бы попробовал поступить куда-нибудь учиться. В какой-нибудь институт или хотя бы техникум. - Пыталась поговорить с ним мама.
- Не лезь, мать! Не хочу! Вот дождусь, когда восемнадцать стукнет и в армию пойду. В армии отслужу – дальше видно будет. Я что, мать, дефективный или немощный? Ты читала Конституцию Советского Союза? Там чётко написано: «Служба в армии – почётная обязанность каждого гражданина Советского Союза». Я что не гражданин? Или почёта не достоин? – Ёрничал мой брат.
Брат был убеждён, что любой нормальный пацан должен отслужить армию. А мама моя, как и многие матери того времени, боялась армии и мечтала, что бы её детей не коснулась служба.
Это был год ввода Советских войск в Афганистан. Год, когда советский народ столкнулся не только с красивым прохождением бравых солдат на параде на Красной площади, но и с цинковыми гробами, в которых возвращались на родину вчерашние мальчишки.
*  *  *
Провожать моего брата пришли все его друзья, конечно из тех, кого ещё не призвали в армию.
Вы представляете, все вот эти солидные авторитеты собрались в нашей квартире. Все разместились в маленькой комнате. Пили коньяк и общались между собой.
А я? Я конечно же пытался всячески услужить им. Я на кухне резал лимон тоненькими дольками, посыпал его сахаром и относил им на закуску. Мне хотелось присесть тихонько в уголочке и молча наблюдать за ними, слушать их разговор. Но Гришка выгонял меня из комнаты. Возьмёт блюдечко с лимонами, а меня выпроваживает:
- Иди! Свободен! Нужен будешь – позову!
Я сидел на кухне и ждал, когда понадоблюсь. По первому зову я бежал с блюдечком лимонов в комнату.
На часах был уже третий час ночи. Уже больше часа меня никто не зовёт. Я решил посмотреть, что же происходит в комнате и тихонько открыл дверь…
Ночь и коньяк сделали своё дело. На кровати, на диване, полусидя, полулёжа спали все друзья моего брата. Я был поражён. Во сне ребята расслабились и с их лиц сошла наносная мимика важности и строгости. Во время сна это были ни те строгие серьезные авторитеты, наводящие страх на всю округу, а обыкновенные мальчишки с юными беззаботными лицами.
*  *  *
Два бесконечных месяца от брата не было писем. Мама вся осунулась. Мало разговаривала и совсем не улыбалась. А через два месяца пришло первое письмо. Письмо пришли из Коми. Брат попал служить в часть, которая находилась в тайге на севере далеко от населенных пунктов. Прочитав письмо, мама чуть ли не прыгала от радости.
- Слава богу Гриша на север служить попал! Куда угодно! Хоть на Новую землю! Только не на юг!
Мама больше всего боялась получить письмо из Ташкента или Кушки. Больше всего она боялась, что Гришку могут отправить в Афганистан.
*  *  *
Я гордился своим старшим братом. Я гордился, что он со своими друзьями пользуется авторитетом на посёлке. Авторитет их был неформальный и возник не по указанию сверху, не по решению какого-то важного дяденьки-начальника, а образовался и закрепился за ними по их реальным делам и поступкам. 
Зачастую неформальный авторитет не всегда вписывается в нормы, устанавливаемые кругом лиц, уполномочивших себя определять правила взаимоотношений в обществе.
Как правило, уполномоченные лица испытывают сильную неприязнь к неформальным лидерам, вероятно завидуя их авторитету. И как показали дальнейшие события неприязнь эта может перекидываться и на тех, кто близко связан с авторитетом.
Что бы подробнее разобрать ситуацию вернемся на несколько лет назад.
5
Как и во всех школах Советского Союза с пятого класса мы приступили к изучению иностранного языка. Наш класс разделили на две подгруппы. Обе подгруппы изучали английский язык.
В первой подгруппе язык преподавал Сычев Виктор Михайлович. В школе за ним закрепилось прозвище Пикча. Когда и кто ему дал такую кличку уже никто и не помнил. Виктор Михайлович давно уже работал в школе. Ветеран войны, офицер, он после отставки, ещё в далеком пятьдесят шестом году, пришёл работать в школу. Виктор Михайлович преподавал английский язык в классе моего брата и уже в те времена носил прозвище Пикча.
Я был распределён во вторую подгруппу. К нам учителем английского языка определили молоденькую учительницу Светлану Юрьевну. Она только что закончила институт и была направлена в нашу школу. Худенькая стройная красивая блондинка с приятным завораживающим голосом с первого урока произвела на меня впечатление. Я влюбился в свою учительницу по английскому языку Светлану Юрьевну. Английский язык стал для меня любимым предметом. Я сел за первую парту в центральном ряду, чтобы всегда быть ближе к любимой учительнице. Внимательно слушал все её объяснения, готовил домашние задания, а на уроке тянул руку и отвечал на все вопросы. Мне хотелось как можно чаще слушать Светлану Юрьевну, общаться с ней, пусть даже в формате изучения английского языка. В своей подгруппе по английскому языку я стал лучшим учеником. Все уже привыкли к тому, что я всегда тяну руку и отвечаю на все вопросы. Порой даже Светлана Юрьевна вынуждена была притормаживать мою активность:
- Егор, давай позволим ещё кому-нибудь из твоих товарищей ответить на вопрос. Я очень рада, что ты всё хорошо учишь. Но ребятам тоже надо показать свои знания. Им же тоже нужны хорошие оценки по английскому языку. 
*  *  *
Всё радикально изменилось в восьмом классе.
Первого сентября, на первом же уроке после линейки, классный руководитель подробно ознакомила нас со всеми новостями, которые касаются нашего класса.
- В нашем классе произошли изменения в организации изучения английского языка. С этого года две подгруппы объединяются. Английский язык у всего нашего класса будет вести Сычев Виктор Михайлович.
- Ирина Ивановна, а почему? – поинтересовался я с места, подняв руку. – А где Светлана Юрьевна?
- Светлана Юрьевна ушла в декретный отпуск и пока не сможет работать.
- Почему? – задал я совершенно глупый вопрос.
- Егор, - улыбнувшись сказала Ирина Ивановна, - Светлана Юрьевна замужняя женщина. И так уж нередко случается, что замужние женщины деток рожают. А вы должны ответственно отнестись к английскому языку, показать, чему вас Светлана Юрьевна научила. Чтобы она могла гордиться вами.
*  *  *
На первом же уроке английского языка я, как и прежде, разместился на первой парте в центральном ряду. Я подготовился к уроку. Я готов ответить на любой вопрос в рамках пройденной школьной программы.
Виктор Михайлович открыл журнал и начал знакомиться с новыми для него учениками. Дошла очередь и до меня.
- Егор Царёв! – прочитал Виктор Михайлович.
Я встал возле парты.
- Мальчик, а Григорий Царёв тебе родственник или просто однофамилец? – задал вопрос учитель английского языка.
- Григорий Царёв мой брат! – гордо ответил я. – Мой родной старший брат.
- Та-а-к, хорошо! Возьми свои вещи и пересядь за последнюю парту, – указал Виктор Михайлович на последнюю парту в левом ряду.
Не понимая, что происходит, с чувством обиды и унижения я пересел за последнюю парту. Но я и с последней парты докажу этому Пикче, что лучше всех занимаюсь по английскому языку.
Каждый урок я тянул руку и каждый урок Виктор Михайлович словно не замечал меня. Каждый урок учитель, со словами «Who wants to be the reporter? (Кто хочет отвечать?)» оглядывал класс. Все прятали глаза от учителя, уткнувшись в тетради, опасаясь, что на них может пасть выбор. Прятали глаза все, кроме меня. Я высоко вверх тянул руку с задней парты и даже порой довольно громким шёпотом «I am ready! (Я готов!)» пытался обратить на себя внимание учителя. Но каждый раз Виктор Михайлович игнорировал меня, словно меня вообще не было в классе. Даже ребята начали обращать внимание на то, что опрашивают всех, кроме меня.
Единственный раз Виктор Михайлович вызвал меня к доске уже в конце учебного года. Вероятно, необходимо было подводить итоги и нужна была оценка. Я вышел к доске и отчеканил текст о Москве. Весь. Без единой ошибки и запинки.
- I put you three! (Я ставлю тебе три!) - объявил оценку учитель.
- Why? (Почему?) – возмутился я.
- I am not satisfied with your answer. You make a lot of mistakes. (Я не удовлетворен твоим ответом. Ты делаешь много ошибок.) – ответил Пикча ставя в журнал тройку.
Я молча сел за парту. Было очень обидно. Я наизусть знал текст о Москве и был уверен в правильности своего ответа.
- Егор, да Пикча тебя игнорит в наглую! Вообще весь стыд пенёк потерял. Может тебе подойти к нему, поговорить. Поинтересоваться, за что он тебя так прессует? Что ты ему сделал? – пытался проявить участие в моей судьбе Жорка.
- Да чёрт с ним! – ответил я. – Переживу как-нибудь.
- Может твоей матери к классной подойти, поговорить? Или к директору? – пытался советовать Синичка.
- Да вы чё, пацаны! Не хватало мне ещё мать впутывать.
*  *  *
В девятом классе, с начала учебного года на уроках английского языка я перешёл к тактике тихого протеста. Я приходил на урок, но руки не поднимал. Виктор Михайлович, обратив внимание на смену моего поведения, буквально с третьего - четвёртого урока начал вызывать меня к доске. Но, даже не выходя к доске, из-за парты я объявлял ему, что не готов к ответу. Пикча ставил мне двойку и продолжал урок.
Через месяц Виктор Михайлович начал каждую неделю вызывать мою маму в школу. Не реже одного раза в месяц меня вместе с мамой вызывали к директору. Все обсуждали мою успеваемость. Никто не мог понять причины её резкого снижения. Каким образом некогда преуспевающий ученик вдруг за год скатился до двоечника. Виктор Михайлович говорил, что у меня очень слабые знания и ему непонятно на каком основании и за что ранее мне ставили хорошие оценки. Пикча заявлял, что с такой успеваемостью он не поставит мне за год удовлетворительную оценку. Говорил, что мне нечего делать в десятом классе, меня нельзя допускать до выпускных экзаменов и вообще, даже если каким-то образом я дойду до конца десятого класса, то со школы меня надо со справкой выпускать. Иногда мама тихонько плакала, а я постоянно молчал.
*  *  *
И вот весна. Май.
Пришёл из армии мой старший брат.
Мы сидим с ним на полянке в лесу и по-братски общаемся. Курим и пьём портвейн «777», именуемый в простонародье «Три топора».
- Егор, а что это мать каждую неделю в школу бегает? А потом дома сидит, плачет. Что случилось? Раньше она с твоих собраний радостная прибегала. – Поинтересовался Григорий.
Я объяснил брату ситуацию. Ну и конечно же всё связал с его прошлыми заслугами.
- Пикча, как только узнал, что я твой брат, сразу прогнал меня за последнюю парту и целый год вообще не спрашивал. А за правильный ответ в наглую трояк поставил. – Объяснил я брату суть произошедшего.
- Ну, так мать говорит сейчас ты на него хрен положил. Вообще забил на учёбу.
- А я что должен гнуться перед каждым старпером! – возмущённо ответил я, отпивая портвейн прямо из горлышка бутылки.
- Ну ладно! А что ты хочешь добиться своей упёртостью? Он тебе банан поставит за год и выкинут тебя со школы. Кем ты там хотел стать? Лётчиком? Вот и полетишь, как фанера над Парижем. – Григорий затянулся и, выпуская изо рта кольца сигаретного дыма, лихо щелчком пальца стряхнул накопившийся на кончике сигареты столбик седого пепла.
- И что ты предлагаешь мне делать? – С накипающей злостью начал я повышать на брата голос. – Может на колени перед ним встать? Или в попу поцеловать? Давай говори! Что ты мне делать посоветуешь? Давай на пятачке соберём весь поселок. этот старый педик штаны спустит, а я ему всю задницу расцелую!
- Ты не ори на меня! – прервал брат моё выступление. – Молод ещё на старшего брата голос повышать! И слюни утри! Вон хлебни портвешка, успокойся. Подумаем. А ты дурака не валяй. Вызовет тебя - отвечай что-нибудь. Понял?!
- Понял!
6.
На краю нашего посёлка, за пожаркой, не доезжая до ВНИИГАЗА построен двухэтажный ресторан «Рица». Правда ресторан там на втором этаже, а на первом -слева от входа – столовая, а прямо – кулинария. В кулинарии всегда можно купить всякие полуфабрикаты – котлетки, блинчики, рыбку жаренную, пирожки и многое другое.
А на заднем дворе к ресторану пристроена легендарная по тем временам пивнушка. В дали от посёлка, от глаз и контроля жён в этой пивнушке постоянно пропадает значительный контингент мужского населения посёлка. В простонародии эту пивнушку даже окрестили «Бабьи слёзы». Пивнушку эту посещают как молодые парни, так и мужчины в годах, как простые рабочие, так и поселковая интеллигенция.
Гуляя дембельский отпуск брат мой частенько зависал с друзьями в пивнушке.
Сычёв Виктор Михайлович тоже был любитель попить вечером после работы свежего пенного пива и тоже почти каждый вечер посещал это заведение.
Вот однажды вечером и встретились мой брат с моим учителем английского языка в заведении с поэтичным названием «Бабьи слёзы».
- Здравствуйте Виктор Михайлович! Угощайтесь! – Брат поставил на круглую вертикальную стол-стойку четыре кружки пива.
- Здравствуй, Гриша! Как дела? Отслужил армию? Возмужал!
Они пили пиво и вроде бы как мирно разговаривали. О службе, о планах на будущее. Постепенно Григорий подвёл разговор к самому главному.
- Виктор Михайлович, так что там у вас в школе случилось? Пришёл с армии – мама постоянно в школу бегает, плачет! Я даже не могу ни о каком будущем думать. Только и думаю, как маму успокоить. Я же должен о её здоровье заботиться.
- Ты знаешь, Григорий, я к тебе отношусь с огромным уважением. Ты взрослый серьёзный человек. А брат твой наглец малолетний. Учиться не хочет. Хамит. Что ты прикажешь мне с ним делать? Не хочет учиться – нечего ему в школе делать. Выгоним на хрен. – Захмелевший Виктор Михайлович постепенно терял контроль над своими словами.
- Ну а матери моей зачем нервы трепать?
Виктор Михайлович чувствовал себя лидером в сложившейся ситуации. Выпрямившись во весь рост, с кружкой пива в правой руке, он как оратор на трибуне начал выступать с речью о том, что во всём виноваты родители. Если мать вырастила такого сына, то она и должна за это отвечать. У порядочных родителей – дети хорошие.
Григорий допил пиво и, держа кружку в правой руке, прервал выступление оратора.
- Слушай сюда, Виктор Михайлович! Меня вырастила моя мама и, если ты говоришь, что я человек уважаемый, то значит и мама моя заслуживает уважения. Я никому не позволю обижать мою маму и готов серьёзно спросить за каждую пролитую ей слезинку. Вот видишь кружку? – Григорий потряс кружкой перед носом Пикчи. – Ещё раз вызовешь мою мать в школу, или кто-то другой её вызовет по вопросам успеваемости моего брата по английскому языку, ещё раз по твоей вине я увижу слезы на её глазах – я тебе этой кружкой в этой пивнушке репу расколю. А не найду тебя в пивнушке – в подъезде подкараулю – отверну башку. И не вздумай Егору за год два поставить – закопаю.
*  *  *
До окончания девятого класса оставалось всего несколько уроков по английскому языку. Я отвечал на каждом уроке и Виктор Михайлович хвалил меня. Говорил, что я взялся за ум и ставил мне положительные оценки – четвёрки и даже пятёрки. Правда учебного времени осталось мало и мне не удалось заработать хорошую оценку, но я исправил все двойки и, по утверждению Виктора Михайловича, заслужил твёрдую годовую тройку.