Оправдание. Глава 8

Сознание Седрика тонуло в движущейся тьме, которая словно оживала, складываясь в причудливые узоры из черного полотна. Жгучий жар охватывал тело, будто раскаленные клещи, а в ушах стоял непрекращающийся гул, в которой врывались чьи-то отчаянные крики и надрывные рыдания. На руках полыхали языки пламени, которые нельзя было сбить. Затем появились перчатки, пропитанные кровью до такой степени, что ее багряные потеки въелись в кожу. Каждый нерв горел от боли, а под ребрами трепетало что-то крошечное и беззащитное, умоляя о покое. Время потеряло смысл — могло пройти как пять минут, так и целая вечность. Эта пытка продолжалась, пока сознание Седрика не дрогнуло, словно слабый радиосигнал, и что-то медленно потянуло его из темноты...

Седрик открыл глаза и увидел знакомую стерильную больничную обстановку с белыми стенами и блекло-зеленым покрывалом на койке. Когда он смог взять под контроль свои мысли, он осознал, что его мир снова рассыпается, как старый кирпич под ударом кувалды. Майлза ждет арест, допросы, а затем — тюрьма, как последняя остановка перед пропастью.

Он неподвижно лежал, уставившись в потолок, отсчитывая секунды до неизбежного. Попытки разговорить медперсонал ни к чему не приводили — врачи хранили молчание, и задавать им вопросы казалось опасным.

Но, судя по всему, его оставили в покое из-за тяжелого состояния: у палаты не маячили сослуживцы в офицерской форме, не приходили и детективы с допросами. Хотя он мысленно уже слышал металлический лязг наручников на своих запястьях. 

Но гораздо сильнее его сознание отравляло нечто другое: не было ни звонка, ни записки от людей Уайатта. И от Нэйтана — вестей. Полная изоляция, будто Майлза стерли из реальности. Даже тиканье больничных часов звучало громче, чем мир за пределами палаты.

Врачи уверяли, что он идет на поправку. Но их слова не приносили утешения — догадки о происходящем разрывали сознание на части. Майлз, конечно, знал, что за такие дела берутся федералы. Но в здании Билла Уайатта он видел лишь бойцов спецназа Управления — получается, штурм организовал Хэнлонд. И ведь Седрик же чувствовал, что шеф готовился к чему-то!

«Неужели Хэнлонд сговорился с мэром?» — рассуждал он. — «Надо было что-то предпринять, еще когда он перевел Родригеса в детективное подразделение... Есть только один вариант, почему они решились на рейд: им удалось заполучить те документы».

Мысли вились змеями, затем сплетаясь в четкую картину:

«Они внедрили к нам крота! Мне бы догадаться сразу... Это был кто-то из команды Родригеса. Кто-то, на кого я не обращал внимания!»

Седрик не мог вспомнить среди участников группировки никого подозрительного, но ведь агенты под прикрытием обычно и не выделяются. Это профессионалы, отточенные, как лезвия.

«Что же теперь со мной будет? Где его детективы или офицеры-охранники? Почему я здесь совсем один?» — думал он.

Проснувшись однажды перед выпиской, Седрик замер. На тумбе — белый конверт без подписи. Внутри — записка от Хэнлонда: «Явишься на службу, как поправишься. И не думай сбежать!»

Выбора не было. Единственным шансом разобраться в происходящем было вернуться на работу и попытаться найти ответы.

Последние дни в больнице тянулись мучительно, будто веревка, затягивающаяся на шее. Но, рано или поздно, все приходит к концу. И его пребывание в больнице тоже завершилось.

Седрик ожидал, что в этот день его встретят сослуживцы или люди Уайатта, но в больничном коридоре никого из них не оказалось. Не увидев знакомых и на улице, он, еще более растерянный, отправился домой, периодически становясь мишенью для косых взглядов прохожих. Его нездоровый и нервозный вид делал свое дело.

Войдя в квартиру, он тяжело опустился на кровать, не снимая верхней одежды, и уставился на молчащий телефон. Затем позвонил Нэйтану. Словно насмехаясь, трубка издавала протяжные гудки, откликающиеся где-то в его сердце.

«А что если, он был в офисном здании вместе с отцом?!» — подумал Седрик, быстро бросив трубку на место, словно обжегся. Меньше всего на свете он хотел вот так потерять самого близкого, не так давно обретенного друга.

Седрик закрыл лицо руками, как бы прячась от своих жутких фантазий, которые легко могли оказаться реальностью. «Нет, только не Нэйтан!» — думал в ужасе он.

Седрик сидел неподвижно какое-то время, собирая мозаику из отрывочных мыслей. Решив, что делать выводы рано, он попытался дозвониться Уоллесу и Фицджеральду, но они тоже не отвечали. Одиночество, которое сейчас ощущал Седрик, заполняло комнату и поглощало его, будто увеличиваясь до масштабов всего города.

Он мог оставаться дома еще несколько дней, но найти себе здесь успокоения у него не получалось: беспросветное неведение и непонимание убивали его. Он еще и еще раз звонил по знакомым номерам. Безрезультатно. А единственный входящий звонок был от девицы из отдела кадров — она спрашивала, выйдет ли он на работу в положенный срок.

Конечно выйдет. Ему ведь больше некуда деваться!

Этот звонок дал Седрику возможность снова почувствовать себя живым — до этого он был словно привидение, застрявшее между мирами, как если бы погиб от пули того бандита во время рейда спецназа.

***

И вот настал день выхода на службу — спустя примерно две недели после рейда. Физическое состояние Седрика позволяло ему вернуться на службу, однако его все еще прожигал ужас перед тем, что его ожидало. Он подавил этот огонь, как мог, взял такси и отправился к офисному заданию Билла Уайатта, чтобы забрать служебную машину.

Девица из отдела кадров не знала ровным счетом ничего о судьбе его автомобиля. «Но ключи же передали вместе с личными вещами при выписке», — подумал Седрик, сжимая в кармане гладкий металл брелока. — «Значит, машина все еще там, на парковке». Вопрос, почему ее не эвакуировали за две недели, отступил на второй план, когда Седрик поднял голову.

Здание Уайатта застыло в четырех этажах молчаливого упадка. Оно напоминало разоренное гнездо — скорее змеиное, чем птичье, — в котором, должно быть, даже воздух пропитался зловещей тишиной после битвы. На четвертом этаже зияло окно без стекла, словно пустая глазница. Желтая лента полицейского оцепления, давно потерявшая натяжение, бессильно опоясала вход. А ведь там, внутри, еще были испещренные шрамами от пуль стены... Седрик резко дернул плечом — от здания веяло смертью и какой-то метафизической пустотой. Он понял — перед ним не просто руины, а монумент краха криминальной империи, высеченный из пороха, крови и страха.

Он оторвал взгляд от здания, забрался в холодное нутро автомобиля и завел мотор. Он ждал, пока машина прогреется, нервно постукивая пальцами по рулю. В его душе не было так необходимых ему сейчас сил. Там царило тотальное опустошение. И все же он, с огромным усилием, заставил себя направить автомобиль к Главному полицейскому управлению.

Оно находилось в двадцати минутах езды от здания Уайатта, и все это время тревога Майлза нарастала с каждым оборотом колес. Офицер прибыл на место и подошел к входу. От неизвестности его отделяли только стеклянные двери — немые стражники. Глядя на них, он замер, чувствуя, что его ноги будто приросли к асфальту, и представляя, что ждет по ту сторону стекла.

«Может, лучше все же попробовать сбежать?» — промелькнуло в голове. Но Седрик смог справиться и с этим приступом малодушия и дернул за ручку двери.

Он оглядел давно знакомое помещение приемной, которое представлялось сейчас каким-то чужим и враждебным. Ему стало казаться, будто все сразу же обратили на него внимание и с интересом разглядывали его. Добираясь к своему рабочему месту, он почти физически ощущал на себе осуждающие взгляды коллег, словно радары, ищущие уязвимость. Со всех сторон ему чудились злорадствующие голоса. Никто не приветствовал его, да и Седрик не искал общения. Уоллес и Фицджеральд, похоже, сбежали, так что друзей среди полицейских у него больше не было.

Он повесил пальто со следами штопки на вешалку, сел за рабочий стол, размеченный следами царапин от ручки, и уставился на кипу нетронутых бумаг. «А когда в последний раз я вообще их разбирал?» — думал Седрик, вспоминая прошедшие год и восемь месяцев, что он работал на Уайатта и практически не выполнял свои обязанности клерка.

Бесцельно нажимая на кнопки печатной машинки, Седрик снова подумал о Нэйтане. Почему он не отвечает на звонки? Почему не навестил в больнице? Нэйтана арестовали, убили, или же он где-то прячется?

Офицер Ньюман возник за спиной так тихо, что заставил его вздрогнуть:

— Офицер Майлз, вас ждет Хэнлонд, — его улыбка была остра, как рана от кинжала.

Седрик закрыл глаза, чувствуя, как судьба все сильнее затягивает петлю. Лучше смерть, чем этот разговор. Но выбора по-прежнему не было.

Когда Седрик вошел в кабинет Хэнлонда, он увидел, что шеф, со своим привычным угрюмым видом, сидел за столом, положив на него сцепленные руки, и готовился к тяжелому разговору.

— Проходи, садись, — произнес Хэнлонд тоном, не терпящим возражений.

Седрик сел напротив шефа, почти что со смирением глядя ему в глаза.

— Как ты уже мог догадаться, я не давал распоряжения арестовывать тебя, — сказал Хэнлонд, как всегда хмуро глядя из-под бровей. — Никто не будет тебя допрашивать, как подозреваемого. Доказательств того, что ты работал на одного из лидеров группировки у нас нет. Хотя могли бы быть…

Седрик только теперь сообразил, почему его машину не тронули — шеф не хотел привлекать к нему внимание сослуживцев. Он продолжил сосредоточенно слушать Хэнлонда, вцепившись пальцами в свои острые колени. К чему ведет шеф пока было не ясно.

— Я договорился с лейтенантом Родригесом, — продолжал Хэнлонд. — Вы будете работать вместе. Я велел предоставить вам отдельный кабинет. Надеюсь, ты понимаешь, что отказаться...

— Что вы хотите от меня, шеф Хэнлонд? — перебил его Седрик, уже предполагая, что услышит в ответ.

— Наш агент под прикрытием выполнил свою работу, теперь ты должен будешь помочь лейтенанту найти оставшихся членов группировки, которых не было на собрании. В частности, твоего босса.

— Ч-что? — чуть заикаясь воскликнул Седрик, все еще не веря услышанному. С одной стороны, его обрадовали слова: «которых не было на собрании». Но с другой — приказ помочь лейтенанту пригвоздил все его тело к стулу.

— Нет, вы не можете так...

— У тебя нет другого выбора, Майлз! Или ты хочешь, чтобы мы все-таки нашли улики против тебя? Я даю тебе шанс по доброй памяти. И я не вижу для тебя никаких других возможностей выбраться из всего этого чистым!

— Я не могу. Он же мой босс! — попытался возразить Седрик.

— Нет у тебя выбора! — пресек его попытку Хэнлонд. — Я помогаю тебе только потому, что ты это заслужил когда-то. И не знай я тебя получше, сразу же отправил бы за решетку вместе с ними! — Затем шеф перевел дух и добавил с помрачневшим лицом: — И еще, я мог бы включить тебя в программу защиты свидетелей, но не рискну сообщать о тебе федералам. Ведь, знаешь, я не уверен в том, что тебя оставят без наказания. Тебе могут дать хоть и небольшой, но все же тюремный срок. Кроме того, все наше Управление может оказаться из-за тебя под ударом. А если всплывет правда о мэре?..

Седрик закрыл глаза, чувствуя, как кабинет сжимается вокруг него. Еще немного — и он исчезнет… растворится в этой чудовищной реальности. А Хэнлонд наклонился вперед, и его голос прорезал темноту перед глазами Седрика:

— Ты знаешь, что я не шучу. Либо помогаешь, либо… Так что, на твоем месте, я бы не протестовал!

Майлз снова представил металлическую решетку и холодные стены камеры, и тошнота подкатила к горлу.

— Все, иди к Родригесу. Он тебя ждет, — закончил Хэнлонд, махнув рукой. — И подумай, где могут скрываться твой бывший босс и его приближенные.

Страх впился в грудную клетку, как пневматический пресс, методично выдавливая воздух из легких. Седрик понимал, что ему придется послушаться Хэнлонда. И, будто преодолевая сопротивление пространства, медленно направился к Родригесу.

Тот как раз выходил из их нового общего кабинета. Седрик вошел, бухнулся в офисное кресло за своим рабочим местом и оглядел помещение. Оно казалось на удивление тесной каморкой, по сравнению с просторным залом административного подразделения, и давило на мозг бледными стенами и затхлым воздухом.

«Что теперь будет?»

Взгляд Седрика метался по кабинету, будто ища некий якорь, который мог бы помочь привести мысли в порядок.

«Нужно придумать план!»

Офицер схватился за голову и уткнулся локтями в стол.

«Ничего ему не говори!»

Седрик хотел сбросить со стола лежащие на нем чистые листы, когда дверь открылась. В кабинет вернулся Родригес с бумажным стаканчиком кофе в руках. Взгляды лейтенанта и Майлза встретились, и Седрик почувствовал, будто стальной капкан сжимается вокруг него.

Лейтенант поставил кофе на его стол. Но офицер не мог понять, был ли это просто жест внезапного дружелюбия, или же попытка усыпить его внимание. Майлз впился пальцами в подлокотники кресла, глядя то на Родригеса, то на дверь, будто собирался сделать рывок.

Лейтенант же, усевшись в кресло рядом со своим столом, удовлетворенно сказал:

— Ну что ж, теперь мы можем приступить к работе, — и, отхлебнув кофе из своей кружки, приготовился делать записи.

Зрачки Седрика сфокусировались на лейтенанте с точностью микроскопа. Майлз не имел ни малейшего намерения помогать Родригесу в расследовании и не старался скрыть этого. И как же сильно ему хотелось швырнуть этот кофе в стену напротив... А лучше прямо в самого Родригеса!

Лейтенант наблюдал за переменчивым настроением Седрика, и от его внимания не ускользнуло злобное выражение в глазах нового подчиненного.

— В чем проблема, офицер?

Седрик продолжал смотреть на лейтенанта так, будто хотел зарезать его взглядом. В горле стоял ком ярости, готовый вырваться наружу смертоносным потоком брани.

— Вы не хотите выдавать свое «начальство»? — в голосе Родригеса будто прозвучал лязг механизма, как при перезарядке пистолета.

— Лучше бы вы добавили в этот кофе цианистый калий!

— Если вы не поможете расследованию, наказания вам не избежать, — спокойно ответил Родригес. Его лицо было неподвижно, как гипсовый слепок. — Знаете, офицер, иногда предательство — это единственный способ остаться верным себе.

«Я загнан в тупик, как раненая лисица», — думал Седрик. Предать он не мог, но и в тюрьму попадать не собирался. — «Что же делать?»

— Начнем с имен, — Родригес щелкнул ручкой, словно нажал на секундомер, отсчитывающий последние мгновения до предательства.

Времени на размышления не оставалось... И Седрик решил рискнуть.

Он начал называть имена, которые всплывали из прошлого: Джон Кинг с улицы его детства, Тобиас Мартин из старой телефонной книги, Питер Грей из газетной заметки двухлетней давности... Он указывал несуществующие места — заброшенные склады, дома на забытых богом улочках. Он делал все, чтобы запутать лейтенанта. И с каждым новым именем, с каждым придуманным адресом Седрик чувствовал, как его план начинает работать, как он все глубже затягивает лейтенанта в водоворот своего обмана:

— Билл Уайатт? Его местонахождение может знать его помощник, Джон Кинг. Живет в доме 675 на улице Грин-стрит, — он почувствовал, как слова становятся кирпичиками в стене, отделяющей его от неизбежного. — А еще есть пару людей на старом складе на окраине города.

— Вы уверены в этом? — спросил Родригес, внимательно записывая его лживые реплики.

— Абсолютно, — кивнул Седрик и, подложив руку под щеку, скрыл улыбку удовольствия. — Можете проверить, — он почти рассмеялся, представляя, как люди Родригеса будут блуждать по этим адресам, теряя драгоценное время. В его голове проносились мысли о том, как легко оказалось лгать, когда на кону стоит собственная свобода.

После завершения этого неофициального допроса, лейтенант начал разрабатывать стратегию по задержанию оставшихся участников группировки. Было очевидно, что Родригес купился. Наверное, он считал, что в такой ситуации офицер врать бы не стал.

В любом случае, для Седрика это было отличным шансом передохнуть и поискать выход из лабиринта, который для него отстроила сама жизнь.

***

Он размышлял о своем положении, а поток времени, казалось, застыл, скованный льдом. Седрику думалось, что прошел целый час. Однако, когда он взглянул на часы на стене, эти предвестники Судного дня, то понял, что прошло всего жалких пятнадцать минут.

Кофе на столе источал горьковатый аромат, который смешивался с запахом старой бумаги и типографской краски. Скрип старого кресла и назойливое тиканье часов резали барабанные перепонки.

Лейтенант продолжал работать над своими записями, а Седрик угрюмо уставился в окно. Будто ждал, что внешний мир пришлет знак, как выбраться из этого хитро устроенного капкана. Его пальцы тихо барабанили по столу неровным ритмом, сознание затопили сомнения.

Он бросил косой взгляд в сторону лейтенанта. Тот, не отрываясь, водил ручкой по заметкам, будто расшифровывал древние надписи. Зубы Седрика скрипнули, а в груди зародилось знакомое жжение — ярость поднималась изнутри, как магма, прорывающая тектонические плиты, грозя вырваться наружу взрывом жестокости. Вот бы этого проклятого Родригеса вернули обратно в его захолустный участок! Тогда не пришлось бы сейчас выдумывать, как не сдать Билла Уайатта в лапы этого ярого законника.

Седрик, пытаясь отвлечься, принялся перебирать листы на своем столе. Эти белеющие пустоты, шуршащие в руках, словно голоса заговорщиков, могли вместить в себя слова преданности или же предательства. Он мог помочь боссу или сдать его правосудию.

В голове, снова сжимающейся тупой болью, копошились мысли. О том, что еще не все решено, и можно найти способ предупредить затаившихся где-то Уайаттов. Дать им шанс сбежать. И самому покинуть город. Ведь Седрику хватало денег, чтобы уехать подальше и жить уединенно, скрытно. Хотя бы первые несколько лет, пока его жизнь, похожая сейчас на американские горки, не придет в равновесие.

«Я тоже могу сбежать! Как, похоже, сделали Фицджеральд и Уоллес... Но вдруг Уайаттов тоже давно здесь нет?» — подумал он.

Последний вопрос, резкой вспышкой возникший в сознании, даже заставил его встрепенуться, и Седрик чуть не опрокинул бумажный стаканчик:

«Да ведь они давно уже покинули город!»

Скорее всего, они спланировали побег сразу после того, как Седрик предупредил Нэйтана о подозрительном поведении шефа и лейтенанта. Тогда почему не сообщили не просто преданному человеку, но и другу?..

«Нэйтан... Нэйтан... а вдруг он и не уезжал вовсе? Он еще может выйти на связь!», — Седрик продолжал подкармливать свою надежду остатками иллюзий.

Билл отсутствовал на сходке — это означало, что и Нэйтан находился в безопасности. Но тогда получается, что он намеренно бросил Седрика в беде. И эта мысль то обжигала сердце, то обдавала его холодом.

Он снова посмотрел на лейтенанта. Тот неторопливо размешивал кофе свободной рукой, и его ложка издавала режущий звон, соприкасаясь со стенками фарфоровой кружки. Вид Родригеса наполнял грудную клетку Майлза тяжестью. Новый начальник был сейчас, как воплощение вселенского закона, заставляющего расплачиваться за свои грехи.

Седрик с мучительной ясностью понимал: час выбора приближается неумолимо. Он вновь бросил взгляд в окно в поисках хоть частицы успокоения в этом пейзаже, но не нашел ее. За стеклом безмолвствовали кирпичные громады — слепые, равнодушные. Их беспощадная геометричность многократно усиливала одиночество и чувство изоляции...

А на следующий день город сжался под стальной хваткой власть имущего: по приказу мэра на всех выездах грозно выросли блокпосты. Теперь даже мысль о бегстве казалась глупой насмешкой над действительностью.