Любить любовь. продолжение 9

    Точка отсчёта: в тени безлунной ночи

Безлунная ночь обволакивала город, словно чёрный бархат. Лишь одинокие мерцающие огоньки за зашторенными окнами редких ночных кафе прорезали плотную завесу мрака, не нарушая всепоглощающего безмолвия спального района. Спокойствие, казалось, вдохнуло в воздух забвение.
Тяжёлая, неприветливо скрипящая парадная дверь нехотя отворилась. За конторкой, погружённый в зыбкую дрёму, сидел пожилой консьерж. Его редкие пробуждения, сопровождавшиеся нервным вздрагиванием, совпадали с появлением запоздалых жильцов, что крадучись поднимались по лестнице, стараясь не нарушить чуткий сон явно переслужившего все разумные сроки швейцара.
Дверь квартиры Антуана, отливающая тёплым светом, была украшена изящной латунной ручкой в виде львиной лапы. За ней, словно занавес, скрывалось нечто тревожное. Изнутри доносились странные шорохи и утробное сопение, напоминающее хриплое дыхание старого паровоза, тяжёлое и частое. Пальцы Антуана инстинктивно скользнули к кобуре, и пистолет привычно лёг в ладонь. Он заставил себя вдохнуть глубоко, усмиряя нарастающее волнение, и с обострённым вниманием начал мысленно перебирать события последних дней. Первым перед внутренним взором возник Бернар, его угрозы эхом отдавались в памяти. Антуан приник ухом к двери, пытаясь разгадать причину этих скребущих звуков. Услышав радостный визг Султана, его напряжение спало, и он распахнул дверь.
Верный пёс встретил хозяина шквалом восторженного лая и ливнем собачьих «поцелуев». Султан, словно вихрь, метался по квартире, его радость была безмерна. Он подпрыгивал на Антуана, ставил передние лапы ему на плечи, жарко дышал и с упоением облизывал лицо. Антуан, в свою очередь, не скрывал ответного восторга: он трепал жёсткую, блестящую шерсть своего питомца, подставлял горячее, пахнущее дорогим парфюмом лицо под собачьи ласки и улыбался широкой, искренней улыбкой, распахнувшей его душу.
Было далеко за полночь, но сон не шёл к ним. В воздухе витала необъяснимая нервозность, предчувствие чего-то недоброго. Трудно было определить её источник: то ли волнение молодых после встречи с родными Антуана, то ли зловещая встреча с длинноволосым водителем на обочине трассы, или же напряжённая ночная погоня по шоссе. Они оба молчали, каждый переживая свои мысли, но чувствуя глубокую, почти мистическую сопричастность друг к другу. Никто не хотел первым нарушать эту хрупкую тишину. Даша не решалась, а Антуан отчаянно надеялся, что она скажет что-то, что подтолкнёт его к раскрытию тайны, которую он так тщательно оберегал даже от самых близких.
Именно в этот момент, словно по велению судьбы, мобильный телефон Антуана завибрировал, сообщая о входящем сообщении от его бывшего босса. Он впился взглядом в текст, перечитывая его снова и снова, словно пытаясь разгадать невидимые письмена. Сообщение от экс-шефа звучало как приговор: «Антуану следует явиться в указанное место и в назначенное время для деловой встречи. Неявка повлечёт за собой непредсказуемые и катастрофические последствия для его спутницы».
Это сообщение стало тем тонким прутиком, который, упав на каменную плотину туманных недомолвок, мгновенно обрушил её. Плотина молчания рухнула, сметённая хлынувшим потоком откровений и признаний.
— Я обязан сказать тебе нечто важное, касающееся нас обоих, — начал Антуан, его голос дрожал, выдавая внутреннее потрясение. — Я долго не решался. Возможно, когда ты узнаешь правду, ты не захочешь быть со мной...
Никогда прежде Даша не видела глаза своего возлюбленного такими лихорадочно горящими. Последнее время он был измотан, нравственные страдания порой делали его резким, несмотря на врождённую доброту и снисходительность. Безграничная нежность, полная трепетного сострадания, поднялась в её груди, когда он готовился погрузиться в суровую правду жизни, отчаянно ища хоть что-то, что могло бы оправдать его в глазах любимой женщины, которой предстояло столкнуться с беспощадной реальностью.
С детства приученная к вдумчивому отношению к жизни и ответственности за свои поступки, девушка не могла смириться с этой пугающей неопределённостью. Самые ужасные подозрения пронзали её мозг, словно ледяные иглы. Даша, вместо того чтобы внести ясность, молчала, терзаясь домыслами, собственными догадками и разрозненными мыслями, надеясь, что её любимый заметит её душевные муки и сам всё объяснит.
Гнетущее молчание лишь повышало и без того высокий градус возбуждения. Оно было похоже на ледяной колпак, из-под которого отчаянно хотелось выбраться, но не хватало сил. Эту окутавшую их тишину и давящее безмолвие могла прервать лишь нежная ласка, откровенное признание или…
И тут её хрупкое девичье сердце дрогнуло. Она решила выплеснуть всё, что накопилось на душе: острую горечь застенчивой, но глубокой девичьей любви.
— Знай, всё плохое и хорошее я хочу разделить с тобой, — выдохнула она, не помня себя от волнения, словно дворовой пёс, изрыгающий отравленный кусок мяса. — Все твои радости и печали, какими бы страшными и жестокими они ни были. Я же тебя люблю, глупый мой. Причём, с самой первой встречи!
Затем девушка уткнулась в свои маленькие ладошки и, не сдерживаясь, горестно разрыдалась. С трудом справившись со своими эмоциями, она спросила, сквозь всхлипы:
— Что же ты теперь хочешь мне сказать?
Даша готовилась услышать оправдание или, наоборот, обвинение, но Антуан мрачно произнёс:
— Я профессиональный киллер. Это моя работа. Я придумывал и осуществлял различные способы устранения отдельных людей. Нет, я не чудовище, но работа есть работа, и её кто-то должен выполнять аккуратно и профессионально.
Несравнимый ужас охватил душу несчастной девушки, словно ледяные щупальца.
— Ты убивал людей?
Злая усмешка, словно тень, промелькнула на губах Антуана, но он тут же подавил её и ответил, с трудом сдерживая себя:
— Я не убивал людей. Я истреблял только мерзавцев и подлецов. Очищал наш мир от злобы, гнили и трухи.
— Ты принимал заказы на убийство, как на фуа-гра или устрицы?
— И много заказов у тебя было?
— Достаточно. А тебе известно, что не все люди на Земле добрые? Или, как Иешуа Га-Ноцри, ты утверждаешь, что все люди добрые? Злых людей не бывает? — саркастично спросил Антуан, прищурив глаза, словно хищник.
— Но ведь они тоже были добрыми людьми, — Даша пристально взглянула ему в глаза, пытаясь прочесть что-то в его непроницаемом взгляде. — Быть может, их толкнули на преступления голод и нужда, и они стали несчастливыми.
— Что ж, тех, кого я уничтожал, голод уже мучить не будет, впрочем, как и нужда. Это не люди, а негодяи, мерзавцы и прохвосты. Так должны заканчивать свой земной путь эти никчёмные человечишки.
— Ты, вероятно, считаешь себя благородным мстителем, посланцем Возмездия или Робин Гудом, восстановителем нарушенного порядка и равновесия в обществе? Чего ты добиваешься, выбрав такую специфическую профессию?
— Да ничего особого. Уничтожаю Зло в мире. Это моя философия. Просто киллер это одно, а киллер с философией — это другое. И другое хуже в разы, чем одно. Единственной побудительной причиной для убийства у меня была философия палача: понимание справедливости наказания.
Как коренной алеут ждёт короткого лета, так я ждал приказов моего Босса. Не получая их, я чувствовал себя одиноким путником, заблудившимся в ледяном плену. Жил в двух мирах, как двуликий Янус. На работе я — палач, исполнитель воли тех, кто выносит приговор, а дома я принадлежу тебе. И это я, и не я одновременно. Довольно сложно объяснить это чувство, и ещё сложнее жить с ним.
Теперь же мотивацией для меня стал страх. Мой Босс загнал меня в тиски обстоятельств, грозит фатальными последствиями тому, кто мне дорог — тебе.
Он показал Даше сообщение на своём смартфоне, слова которого, словно выжженные клеймом, оставались в воздухе.
— Найди себе достойного мужчину. Тебе надоест ждать меня, гадая, вернусь ли живым. Я полюбил тебя так, как никогда раньше никого не любил. Пойми: не возьму я грех на душу — искалечить твою жизнь.
Даша взглянула в его глаза. Там застыла неподдельная печаль, но в какой-то мечтательной, неземной форме. В них не было ни боли, ни отчаяния, ни скорби. Он словно находился в другом мире, наполненном до краёв тайной. Может, он и страдал, но если так, он искусно сумел скрыть эту нравственную боль, умело пряча всплески эмоций в глубину души.
Антуану хотелось узнать мнение Даши, но он продолжил свою исповедь, словно изливая душу:
— Моя жизнь за последнее время напоминает кольцевую дорогу, которая никуда не ведёт. Скитаясь по лабиринту путей, ведущих в разных направлениях, я неустанно ищу ту единственную дорогу, что вымощена жёлтым кирпичом, которая приведёт меня в столицу страны Оз — Изумрудный город. Этот путь в некоторых местах непроходим, его пересекают пропасти с острыми скалами. Он долог и труден, полон опасности. Повстречав тебя, я уже встал на краешек этого пути, на самую кромку своей будущей дороги.
Пойми, мы не сможем идти по двум дорогам одновременно. Я предлагаю тебе выбрать свою стезю, которая станет точкой пересечения твоих прошлого и будущего. Мне неизвестно, какая дорога приведёт туда, куда нам нужно. Ты должна принять решение, которое, возможно, изменит твою жизнь. Я одобрю любой твой выбор. И поверь, никогда не откажусь от нашей дружбы.
Несколько мгновений она молчала, будто к чему-то прислушиваясь, а затем добавила, её голос был тих, но твёрд:
— Ты можешь поступить так, как сочтёшь для себя нужным. А я буду ждать тебя всегда: и в горе, и в радости. Жизнь без тебя — лишь тень, тягостный сон.
Его очень тронули её слова. Она произнесла их так просто, без всякого пафоса, от самого сердца. Девушка молча тронула Антуана за плечо. Её взгляд был выразительнее любых слов, говоря о безграничной преданности.
Спать не хотелось. В окнах соседних домов кое-где теплились одинокие огоньки, словно глаза, наблюдающие за миром. Догорающий огонь в камине освещал эту пару полуночников колеблющимся, почти трепетным, потусторонним светом.
Очень скоро на столе появились бутылка вина, изящные бокалы, большая тарелка с сыром и сочная кисть винограда.
— Давай выпьем за новую жизнь, — предложил Антуан, разливая по бокалам золотисто-оранжевое вино, искрящееся в свете камина.
Бокал девушки остановился на полпути к губам, и она крепко сжала его, вглядываясь в такие родные глаза своего визави. Она прочитала в них обещание того, что все её мечты и надежды станут реальностью.
— За новую жизнь! — кивнула она и сделала большой глоток, словно отпивая из источника новой надежды.
Ей пришлось сделать ещё несколько глотков, прежде чем волнение стихло. Только тогда Даша отставила бокал. Антуан, склонив голову, всматривался в вино, словно вопрошая его о их будущем, словно оно могло дать ответы на невысказанные вопросы.
Теперь пришло время серьёзно поговорить. Чувствуя на себе напряжённый взгляд, он поднял глаза и начал свой трогательный рассказ, словно делясь самой сокровенной мечтой:
— Милая моя девочка, представь себе необитаемый остров в тёплых водах моря. Там мир нежен и удивителен, и небо в алмазах. Да, в алмазах, — мечтательно произнёс Антуан, его голос звучал как нежная мелодия.
— А знаешь, где находится этот заветный уголок земли? — Девушка отрицательно покачала головой, её глаза вопрошающе смотрели на него.
— На одном острове, в далёком восточном море. Бирюзовые волны лениво набегают на песчаный берег, выбрасывая обломки раковин, разноцветные стекляшки, яркие, словно драгоценные камни, ракушки, а потом отступают, оставляя за собой мокрый, ровный песок. Только шепот волн и говор диковинных птиц нарушают эту первозданную тишину. Ночами мириады звёзд низко висят на небесном своде и горят так ярко, что кажется, их можно потрогать руками. Таких пылающих звёзд нет в Европе. Они есть только на этом острове. А море там ночью светится, и кажется, что если его зачерпнуть ладонями, то у тебя в пригоршнях останутся искрящиеся самоцветы.
— Мы поедем туда с тобой? — с надеждой, звучащей в каждом слове, спросила Даша, её глаза сияли.
Он кивнул, его улыбка была полна нежности:
— Непременно, любимая.
Эта ночь стала самой восхитительной в их жизни. И дело было не в интимной близости, а в её подлинной волшебности и фантастичности, полной романтики и покоя. Они ещё не знали, что их ждёт впереди. А впереди их ждала жизнь, которая будет и давать, и забирать.