Жить будем - не помрём

Фрагмент из рассказа "Танкисты"

Тут уже не до страха. Испуг, медлительность, нерешительность уходили прочь, сменяясь холодным расчётом. Люди размышляли очень быстро, буквально на инстинктах. По-человечески рассуждая, канителиться, мыслить в неспешном ритме не получалось. Может быть, как раз природная составляющая организма и спасала. Обычно других вариантов ситуация не предоставляла, иначе верная гибель.
По пересечённой местности машины как можно быстрее мчались постоянно на одной второй передаче зигзагом на скорости 20-30 км/час.
Чтобы переключить кулису КПП , требовалась смертью пахнущая задержка в движении. Требовался хоть на пять секунд, но промежуточный интервал для перемещения несчастного стального рычага кулисы.
Стоп-машина!
Стрелок-радист, сидевший справа от механика, словно циркач просовывал свой сапог между ног механику и упирался в лобовую укосину. В четыре руки, взявшись за ненавистную рукоять,  они с трудом втыкали четвёртую скорость.
Но крайне дискомфортная, с нервозным оттенком эквилибристическая процедура не представляла ничего хорошего. Выбранный режим движения ненадолго. Закончится ровная луговина и манипуляцию придётся повторить в обратной последовательности.
Дурдом. Но хочешь жить — умей вертеться.
Когда Михаил видел цель, не раздумывая, достаточно сильно пинал сапогом в спину бывшего тракториста и кричал:
— Короткая!
Громогласный возглас означал снова непродолжительную остановку. После чего командир совал в лицо заряжающему правый сжатый до побеления кулак и вопил с остервенением:
— Бронебойный!
Механик-водитель, в очередной раз, видя перед собой относительно ровный участок местности, в ответку надсажено горланил, буквально вопил командиру:
— Дорожка!
Это означало, что сидящий сверху начальник мог дать команду остановить танк и сделать прицельный выстрел.
В свою очередь заряжающий досылал в казённик снаряд и, пытаясь перекричать рёв двигателя, лязг затвора, кричал со всей силы:
— Бронебойным готово!
Раз!
Т-34, резко остановившись, ещё какое-то время раскачивался. Пошли убийственные секунды ожидания, когда судьба всецело находилась в руках солдатского бога. Теперь всё зависело от командира, его навыков и везения красноармейцев. Ведь неподвижный танк — это лакомая цель для противника.
Два!
Пот заливал глаза. Тем временем правая рука лейтенанта вращала поворотный механизм башни, прицельная метка совмещалась с целью.
Три!
Левая кисть крутила отполированное колёсико подъёма орудия, совмещая перекрестие по дальности.
— Ориентир: пенёк у горки. Правее пятнадцать метров. «Тэшка». Под перекрестие ловлю бочину немца. Заеб…ню в щель с корпусом, чтобы сразу клинило бош-ку...
— Выстрел! — кричал командир Михаил Красноперов и нажимал педаль спуска.
Раскатисто звучал хлёсткий залп танковой пушки.
Заряжающий открывал затвор и, боясь обжечься, ловко перехватывал вылетающую раскаленную гильзу голыми руками. Если повезёт и не промахнётся, латунный стакан выбрасывался ближе к небесам, аккурат мимо начальствующей задницы в верхний люк.
Когда вследствие тряски ефрейтор промахивался, то болванка от края отверстия гарантированно рикошетила в голову.
Подбирать смертельно воняющее кадило на днище уже не было времени, следовало в срочном порядке втолкнуть в ствол новый подкалиберник.
В это время из основания дула в обратку смачно клубились облака пороховых газов.
Коль скоро в трясучке люк мог случайно захлопнуться или не дай Бог, его заклинит — приговор от удушья случайным не назовёшь, он станет гарантированным приговором. На всё воля божья, человечью удачу тоже списывать со счетов не стоило.
Однако вражеский монстр всё-таки успел сделать свой дуплет. Снаряды попали в лобовую укосину и срикошетили в сторону. От удара вольфрамовых болванок о броню звенело в ушах. Металлическая окалина, отлетевшая от легированной стали внутри башни, впивалась в лицо, скрипела на зубах.
Не дожидаясь команды сверху, механик-водитель сорвал машину с места. Молодец парень, проявил инициативу. Жить будем — не помрём! Бой продолжался.
Опять же хорошо, если снаряд попадал в моторный отсек. В этом случае танк глох, но экипаж мог своевременно эвакуироваться. Если же крупповский вундерваффе  пробивал башню или боевое отделение, то чаще всего осколки ранили кого-то из членов экипажа, растёкшееся горючее воспламенялось.
При тотальном кипише вся надежда только на смелость, реакцию, силу, ловкость каждого танкиста. В запасе оставалось 2-3 секунды, пока огонь не охватит всю боевую часть внутри машины.
В основном, молодые ребята сноровистые. Пассивные, медлительные, толстые развалюхи быстро погибали. На войне, чтобы выжить, надо быть энергичным, быстрым и, самое главное, — везучим.
Ещё страшнее приходилось тем, чей танк стоял без движения, но не горел. В бою не требовалось приказа командира, чтобы покинуть горящий танк. Тем боле, что лейтенант мог быть убит. Но категорически нельзя покинуть танк, если повреждена только гусеница.
Как бы обидно не было, здесь «ремонт» и скорый позорный «расстрел» перед строем — два слова синонима. В этом случае экипаж был обязан вести огонь с места, пока броню не прошьёт очередной привет от Гитлера и осколками не перебьёт весь экипаж.
В замкнутом пространстве ситуация зачастую становилась сразу же катастрофической. Летом, в зной, это была неимоверная пытка жарой. Зимой, в стужу, запросто можно было околеть от мороза...

2017 год