Глава 7. Бал губернатора Динвидди

-  У мистера Вашингтона нет шансов, - заявил мистер Конвей.
     Он беседовал с Мартой Дендридж на балу у губернатора Динвидди; они сидели у распахнутого окна, которое выходило на балкон, увитый пышно цветущей глицинией и жасмином, чьи белые соцветия светились в темноте; над ароматной массой цветов на вечернем небосклоне сверкали огромные летние звёзды.
- Как это – нет шансов? – спросила леди. Она, в своём розовом кружевном платье, с напудренными локонами,  гиацинтами и розами, приколотыми на груди, и веером слоновой кости в руке,  выглядела величественно и словно сияла в свете восковых свечей в канделябрах перед овальным зеркалом.
- Французы выступили против него в соотношении трое к одному.
- Количество не всегда приносит победу, - холодно возразила леди.
     Мистер Конвей улыбнулся.
- К тому же, у молодого Вашингтона нет опыта.
     Её глаза рассеянно скользнули по комнате, заполненной цветом виргинского общества. Она, очевидно, старалась сохранить самообладание и не выказать волнения.
- До сих пор – сказала она сдержанно – мистер Вашингтон превосходно держался и уже многого добился.
- Смерть де Жюмонвилля сделала войну неизбежной, - ответил мистер Конвей, приподняв красивые брови, - но мистер Вашингтон убедится, что войну развязать легче, чем выиграть её.
- Но ведь это зависит не только от мистера Вашингтона, - сказала Марта Дендридж, - но и от правительства, и всего общества…
- Динвидди весьма воинственен, - заметил мистер Конвей, усмехаясь, - но боюсь,  действуя так, как он действует, он не сможет добиться объединения колоний, я слышал, что Независимая Компания южной Каролины отказалась принять плату, которой довольствуются виргинцы.
     Мистрис Дендридж бросила негодующий взор на лицо своего собеседника.
- Почему вы – начала она, слегка наклоняясь вперёд, - говорите так, словно желаете, чтобы война обернулась несчастьем для нас?
     Он немного покраснел, но беззаботно ответил:
- Мадам, я просто вообще не желаю войны.
- Я всегда полагала, что война для нас единственный выход, - был гордый ответ.
- Вероятно, - ответил он, - вы не вполне понимаете, что такое война. Никого из ваших близких нет с Вашингтоном у Грейт Медоуз?
     Невеста мистера Кастиса медленно обмахивалась веером. Если не считать этого ритмичного движения, она оставалась так же неподвижна и бледна, как розы, умирающие на её груди.
- Вы считаете меня эгоистичной, - сказала она тихо. -  Если б у меня был близкий человек в наших отрядах, я думала бы точно так же – как и все патриоты.
     Мистер Конвей засмеялся.
- Хотелось бы знать, что скажут все патриоты, когда Вашингтон и его сторонники будут уничтожены?
     Она молчала, глядя вдаль сияющей перспективы бальной залы.
- Он назвал форт, который построил у Грейт Медоуз, Несессити [необходимость – прим.переводчика], и из его последних писем ясно, что у них нет хлеба и не хватает амуниции.
- Вы всегда не любили мистера Вашингтона, - сказала она с холодной прямотой. – Похоже, что вам хочется увидеть его несчастье.
     Мистер Конвей спокойно ответил:
- Действительно, я никогда не любил его.
     Зазвучали скрипки, перекрывая смех, разговоры, шуршанье юбок, стук высоких каблуков по полу, позвякиванье ножен.
     Марта увидела, как к ней, сквозь толпу, идёт мистер Кастис. Прежде чем он успел увидеть её, она с королевской важностью отпустила мистера Конвея и скрылась в благоухающей жасмином и глицинией тьме балкона.
     Оказавшись вне видимости чёрных глаз мужчины, каждое слово которого ранило её, она издала задушенный рыдающий вскрик и, пошатнувшись, оступилась, хватаясь за перила балкона.
     Пальцы ощутили холод кованого железа, но ещё худший холод ощутила она в своём сердце: ею овладело чувство такого острого горя, что, казалось ей, она не удержит его и оно вырвётся из неё криком, и тогда все увидят, все узнают…
     Она подняла бледное лицо к небу, и ей показалось, что звёзды кружатся перед ней в хороводе, то сходясь, то расходясь… 
     «Это всё неправильно. Я должна быть рядом с ним, сейчас и всегда, с момента нашей первой встречи. Так было предназначено, а так как сейчас – нестерпимо, невыносимо! Что только не разделяет нас – и расстояние, и честь, и долг, и безразличие. Но я или построю мост над этой пропастью – или умру!»
     Она чувствовала, что ноги не держат её, она раздавила жасмин в негнущихся пальцах и ощутила его резкий аромат.
     «Чем ты сейчас занят? - бормотала она, сама того не сознавая. – Мне надо быть с тобой… потому что ты мой … мой… . Не поверю, что Бог хотел, чтобы я так страдала…, ах! я хочу умереть, тогда я не буду страдать!»
     Позади неё гудели весёлые голоса, сияли огни, гремела музыка. Перед ней стояла равнодушная тёмно-синяя ночь, мигали звёзды. Её мука была безразлична всем и всему.
     Если б он вернулся! Если б ей только знать,  в Маунт Верноне он или в Ричмонде, ей стало бы тогда легче. Нет, нет… она не собирается встречаться с ним, ей бы только знать, что с ним всё хорошо, и тогда она сможет продолжать жить той жизнью, которую избрала.
     В одно и то же время она презирала себя, ненавидела и жалела, как любила, ненавидела и жалела его. Мысленно она видела его в его хилой крепости – Несессити! – без хлеба, не хватает амуниции, людей так мало, и половина их недовольны, а от Огайо надвигаются французы и индейцы, безжалостные враги, под водительством родного брата того самого человека, чья смерть сделала войну неизбежной, - Кулона де Вилльера.
     «Почему все эти люди здесь так беззаботны? Почему они не сделают чего-нибудь?», - бормотала она. Она больше не могла выносить уединения в благоухающей жасмином тьме и выскользнула обратно в залу. Губернатор Динвидди, облачённый в чёрный бархат, при шпаге, одиноко стоял в стороне от всех и наблюдал за танцующими. Марта Дендридж направилась к нему. 
- Сэр, - сказала она. – Вы тревожитесь?
     Он быстро повернулся к ней в свойственной ему порывистой живой манере.
- Из-за войны, вы имеете в виду, мадам? – он ласково ей улыбнулся.
- Да, - она закрыла веер так резко, что сломала его.
- Я доверяю мистеру Вашингтону, - ответил он. – Но правда в том, мистрис Дендридж, что мало шансов для него, если он заперт в Грейт Медоуз и -видит Бог - мало шансов для всех нас, если губернаторы его величества не начнут действовать более слаженно и с большим патриотизмом, чем до сих пор. Да и ассамблеи выказывают слабое представление о своём долге, - добавил он. – Виргиния не может отвечать за всех.
     Марта посмотрела на него неодобрительно; его озабоченность целым в ущерб частному была ей непонятна. Что для неё его размолвки с ассамблеями, Виргиния с её ответственностью, если на Грейт Медоуз именно сейчас надвигается орда?
- А мистер Вашингтон может отвечать за всех? – спросила она, стараясь сдерживаться.
    Но губернатор Динвидди не понял её.
- Что вы! – ответил он. – Я, конечно, никогда не ставил полностью на него, учитывая его неопытность. Но кто мог ожидать внезапной смерти Фрая!
     Ей хотелось сказать ему, что ей нет дела до его проблем, до Виргинии, что её заботит лишь один человек в целом мире, но она не смела сделать этого.
- Почему вы не танцуете? – нарушил молчание губернатор любезным вопросом.
- Я не могу. Из-за всего этого. Из-за войны.
     Ему понравился её ответ.
- Такой дух патриотизма как ваш, - сказал он, - достоин похвалы. Если б все леди были таковы! Тогда мы не могли бы ожидать меньшего и от мужчин!
     Она смущённо покраснела, хотя, действительно, с лёгкостью умерла бы за Виргинию.
     Губернатор Динвидди продолжал:
- Даже если эта кампания, как я опасаюсь, закончится поражением, она сыграет свою роль, колонии осознают опасность. Скоро в Олбани состоится Конференция, и там-то я надеюсь донести до всех свою точку зрения на необходимость общей вооружённой борьбы против французов.
- О конечно, вам это удастся, - сказала она без энтузиазма. Если Джордж Вашингтон погибнет в Грейт Медоуз, какое ей будет дело до выступлений губернатора на Конференции?
- Мне жаль Джорджа Вашингтона, - вдруг произнёс губернатор. – У него нет шансов. Вчера говорил с его братом, и мистер Лоренс сказал, что он получает от него письма, полные воодушевления. Это прекрасно, мадам, - воодушевление молодых.
- Все великие люди воодушевлены! - воскликнула она.
- Великие люди? – он посмотрел на неё с любопытством.
     Она снова смутилась, но взгляда не отвела.
-Да! Я верю, что у мистера Вашингтона есть задатки великого человека.
- Что ж, - задумчиво молвил губернатор Динвидди, - возможно, вы правы.
     Её сердце забилось быстрее от радости и гордости.
- Нам в британской Америке нужны великие люди, - добавил губернатор.
     Танец подошёл к концу, музыканты опустили скрипки и флейты, центр зала опустел, и к губернатору подошли люди. Марта пошла к той нише в зале, где весёлая сияющая красота Сары Милдмей утраивалась в длинных зеркалах, двух по бокам, и одном позади неё. Та вопросительно смотрела на Марту, и запрещённое имя читалось в её голубых глазах.
- Какие-то новости из Грейт Медоуз? – спросила она.
     Марта стискивала  в пальцах сломанный веер, и гордо держала голову на длинной стройной шее.
- Откуда мне знать, дорогая? – сказала она сдержанно.
- Я видела, как ты разговариваешь с губернатором, - ответила Сара. – И мистер Конвей сказал мне, что новости могут появиться в любой момент…
- Мистеру Конвею - перебила её Марта, сверкнув глазами, - лучше бы присоединиться к Свободным Компаниям, вместо того чтобы рассуждать о них. Мне кажется, этот человек настроен против всех на свете…
- Да нет, - кротко возразила Сара, - лишь против одного или двоих.
     Марта нетерпеливо топнула белой атласной туфелькой. Начался следующий контрданс. Все снова бросились танцевать, и мистрис Милдмей воспользовалась этим моментом и заговорила очень серьёзно.
- Не делай этого, дорогая, - она наклонилась вперёд и взяла Марту за руку. – Я должна попытаться тебя отговорить, потому что ты поступаешь так лишь из гордости.
- Не говори ничего! – выдохнула Марта, побледнев от негодования. – Я не буду тебя слушать, отпусти меня…
- Нет, - продолжала Сара настойчиво. – Ты меня выслушаешь. Он вернётся, – неважно, с победой или без – а ты собираешься через неделю выйти замуж. Так вот, не делай этого!
- Неужели ты думаешь, - прошептала Марта, - что  у мистера Кастиса будет основание жаловаться на меня, как на свою жену? Ты же не предполагаешь, что я сказала ему, что …
- …что ты его не любишь, - продолжила Сара за неё.
     Марта отчаянно покраснела.
- …что я считаю уважение – достаточным основанием для счастливого союза, - докончила она трепещущим голосом.
- Нет, не считаешь, - возразила Сара. – Сама знаешь, что не считаешь. И никто не считает!
    В ответ Марта вооружилась ещё большей гордостью.
- Ты не должна так говорить со мной. Я не давала тебе повода, потому что … потому лишь что ты слышала той ночью то, что я никогда не сказала бы, … не должна была сказать, … и вовсе этого не имела в виду. Не надо так на меня смотреть! Я повторяю тебе, Сара, что ты не можешь так разговаривать со мной, и я прошу тебя, более ни слова!
     Говоря это, она не сводила глаз с танцующих. 
- Меня ты не обманешь, - сказала Сара. – И я повторяю тебе снова, - потому что люблю тебя - что ты совершаешь большую ошибку. Ты поступаешь неправильно из-за гордыни, и я тебя в этом не поддерживаю.
     Тоже покраснев от гнева, мистрис Мидлмей поднялась, подобрала юбки слегка дрожащими пальцами и, отвернувшись от Марты, взглянула на себя в зеркало.
      Марта сидела неподвижно. Теперь она глядела на губернатора Динвидди, который читал письмо, только что поданное ему чернокожим слугой.
     В атмосфере залы повисло напряжение, почти все присутствующие джентльмены собрались вкруг губернатора.
     Сара тоже увидела это в зеркале.
- Новости из Грейт Медоуз, - сказала она, по-прежнему не оборачиваясь. – Тебе не интересно?
     Марта молчала, она видела, что мистер Конвей идёт к ним. Она подумала о том, как сильно она ненавидит его. Странным образом, эта мысль придала ей мужества.
     Он сообщил новости с прилично прискорбным видом:
- Вашингтон и его отряд капитулировали перед Кулоном де Вилльером в Грейт Медоуз.