Дебора Леви. Чёрная Водка. Перевод с английского

Еще при первой встрече я понял, что Лиза хочет помочь мне стать совершенно другим человеком.  Осознав это, я чувствовал себя как вовремя летних каникул.  Мои нервы всегда были напряжены до предела, но тут я расслабился. Вам следует знать обо мне кое-что. У меня на спине небольшой горб, что-то вроде холмика между лопаток. Если я буду в одной рубашке без пиджака, вы заметите, что с моей спиной что-то не так. Удивительно, с каким интересом человек выискивает достоинства и уродства себе подобных. Люди задерживают взгляд на моем горбу на шесть секунд дольше, чем положено правилами приличия и пытаются сравнить себя со мной.  В школе мальчишки прозвали меня «Али», потому что, по их мнению, это самое подходящее имя для верблюда.  Али, Али, Али. Горбатый Али. Школа должна была быть территорией безопасности, но на деле сложно подобрать нужное слово для описания той «чистки с не такими, как все», происходившей за оградой детской площадки.  C детства мне преподавали уроки дискриминации, говоря: "Тебе тут не место". Урод!  Изгой! Чужак!  Вали на родину, Али, вали к своим.  По правде говоря, я, как и те мальчики, родился в Саутенд-он-Си, но меня почему-то «сослали» в Аравийскую пустыню, и не пускали с собой курить за ребристыми сараями.
И вот еще кое-что обо мне. Я работаю копирайтером в одном из ведущих рекламных агентств.  Я зарабатываю много денег, и мои коллеги тайно завидуют моим успехам, считая, что я не могу быть счастлив, как они.  Мне стоило больших усилий понять, что простое счастье никто не ценит.
Впервые я мельком увидел Лизу на презентации, посвященной выпуску названия и продвижения новой водки.  Мое агентство выиграло тендер на рекламную кампанию, и вот я стоял на небольшой приподнятой сцене и указывал пальцем на слайд ночного звездного неба.  Поправив микрофон, я начал свою речь:
«Черная водка... - произнёс я немного мрачно, - водка «Нуар» понравится тем, кому нужно нарядить свой метафизический страх.  Как сказал бы Виктор Гюго, мы вдовцы, мы одни, и ночь укутывает нас; пить «Черную водку» - значит носить траур по собственной жизни».
Я объяснил, что этот напиток в основном связан с коммунистическими странами бывшего Восточного блока, где, как известно, изучение абстрактных, субъективных и концептуальных идей считалось радикальной формой гражданского неповиновения государству. "Черная водка" отправит вас в этот ностальгический поток и станет дерзким выбором для утонченных и искушенных натур.
Мои коллеги потягивали латте (стажёр сбегал в «Старбакс» и купил на всех) и внимательно слушали мои объяснения. Когда я настойчиво утверждал, что у «Черной водкой», как полагается злодейке, высокие скулы, некоторые из присутствующих в зале натянуто рассмеялись. В офисе я известен как поэт-калека.  Потом я вдруг заметил среди зрителей незнакомую женщину с длинными каштановыми волосами (белокурыми на кончиках). Она сидела, скрестив руки на груди. На ней был серый кашемировый свитер, на коленях лежал открытый блокнот.  Время от времени она брала его в руки и что-то чиркала карандашом.  Благодаря своему очень зоркому глазу (у меня дальнозоркость) я понял, что эта незнакомка в нашей небольшой компании рассматривала меня как профессионал.
После презентации мой коллега-футболист Ричард познакомил меня с той самой женщиной с блокнотом.  Хотя он и не сказал об этом, я предположил, что она была его новой девушкой.  Ричард известен тем, что по утрам забрызгивает свое спортивное тело терпким одеколоном. "Уэст Индиан лаймс". Его аромат одновременно возбуждает меня и наполняет непреодолимой меланхолией. И я мог бы хоть завтра купить пять флаконов этого резкого одеколона, но привлекать внимание таким образом к своему ущербному телу значило бы подчеркнуть нашу разницу с Ричардом. Все же я был очень удивлен видеть Ричарда именно с той женщиной, чей профессиональный взгляд непонятно почему разбудил во мне нигилистическую жажду, которую я как раз пытался вызвать своей рекламной кампанией.
Ричард ласково усмехнулся мне, очевидно, его забавляло что-то, чем он не считал нужным делиться с нами.
- Лиза - археолог.  Думаю, ее заинтересует твоя презентация.
Глаза у нее бледно-голубые.
- Лиза, а ты купила бы "Черную водку"?
Она ответила, что купила бы и попробовала бы, и неожиданно вскрикнула, потому что Ричард подкрался к ней сзади и сжал ее тонкую талию руками, словно наручниками.
Закрыв ноутбук, я почувствовал неожиданный прилив гнева. Казалось, что тогда мне больше всего захотелось быть мужчиной без этой ноши на спине. Обычно после презентации мы открываем шампанское и просим стажеров заказать что-нибудь на закуску. Но как только я увидел поднос с вялеными помидорами, разложенными сверху на тарталетках с начинкой из песто, мне захотелось схватить его и швырнуть на пол.
Я ушел из офиса раньше обычного. Даже не спросив начальника, что он думает по поводу моей презентации.  Том Майнс, по прозвищу "Тиран" из нашего агентства (хотя он сам определяет свою тиранию как "интуицию"), страдает от мучительной экземы на запястьях и ладонях.  Сколько я его знаю, он всегда покупает пиджаки с очень длинными рукавами. По понятным причинам, мне любопытны способы, с помощью которых другие люди скрывают свои физические страдания.
Пробормотав начальнику, что меня вызвали по срочному делу, я быстро ушел, прежде чем он успел подчеркнуть, что срочное дело - это я. Однако я не сразу покинул офис, а направился прямиком к Лизе. Я чувствовал, что Том Майнс следил за мной: его тонкие серые пальцы сжимали манжеты пиджака.  "То, что я сделал дальше, может показаться странным: я дал свою визитку девушке Ричарда. Мышцами своего лица Лиза пыталась выразить удивление: брови приподняты, губы слегка приоткрыты, с ноткой сарказма, но я знал, что она притворяется.  Лиза машинально рисовала что-то в блокноте, который все это время держала на коленях открытым. С приподнятой сцены мне было очень хорошо видно, что она набросала мой эскиз на левой странице. Это был рисунок голого горбатого мужчины, на котором обозначены все органы его тела. Под своим довольно точным портретом (должен ли я быть польщен тем, что она изобразила меня обнаженным?) она накарябала пару слов: Человек разумный.
Лиза позвонила мне. Это ее пальцы нажали цифры, чтобы наши голоса воссоединились. Я сразу же спросил ее, не хочет ли она поужинать со мной в пятницу? Нет, в пятницу она занята.  Обычно люди, которых влечет друг к другу, притворяются, что у них бурная и насыщенная жизнь, но я рублю правду-матку с плеча. Если не в пятницу, то я свободен в понедельник, вторник, среду, четверг и выходные - очень даже может быть.
Мы договорились на среду в Южном Кенсингтоне. Лиза уточнила, что ей нравится просторное небо в этой части города, и я предложил ей изучить богатое меню ароматизированных водок в Польском клубе, расположенном неподалеку от Альберт-холла. В такой атмосфере мы сможем провести небольшое полевое исследование для моей концепции Vodka Noir. Лиза высказала желание быть моей помощницей.
Прошлой ночью мне (снова) снилась Польша. В этом повторяющемся сне я еду на поезде из Варшавы в Саутенд-он-Си. Со мной в одном вагоне едет солдат.  Он сначала целует руку матери, а потом губы своей девушки. Я наблюдаю за ним через старое зеркало, прибитое к стене нашего вагона, и вижу его в военной форме с горбатой спиной. Просыпаясь утром, у меня по щекам всегда стекают слезы, прозрачные как водка, но теплые, как дождь.
Есть в дожде нечто такое, что заставляет меня сильно хлопать дверцами такси. Я люблю такой дождь. Он придает каждому жесту особое звучание, вливая в него 5 мл неопределенной тоски. В среду вечером шел дождь, и я вышел из такси на Выставочной улице в лондонской зоне 1. Вдали виднелись осенние листья на высоких деревьях в Гайд-парке. Мягкий воздух отдавал прохладой. Поднимаясь по Выставочной улице, я понял, что под брусчаткой двадцать первого века когда-то были поля и рыночные сады. Я хотел понежиться в этих полях с Лизой, лежащей у меня на коленях, глядя на проплывающие над нами облака, и я хотел, чтобы одноклассники, которые обзывали меня, захотели оказаться на моем месте.
Я сознательно медленно подходил к белому георгианскому дому, где находится Польский клуб. Во время Второй мировой войны  это здание было передано польскому сопротивлению, а затем стало местом культурных встреч, своего рода домом для тех, кто не смог вернуться в Польшу, где правил Сталин. Разрабатывая концепцию «Черной водки», я выяснил, что Сталин, как и я, был физически неполноценным. «Его лицо было изрыто оспинами, одна рука больше другой, его называли «тигром», потому что у него были желтые глаза, и он был маленького роста и ему приходилось носить сапоги, но с чуть более высокими каблуками. Я никогда не носил сапоги с каблуками, чтобы чувствовать себя увереннее, но я всегда думал о себе как о потерянной вещи, ожидающей своего часа, словно книга на бронеполке. Предложение - провести несколько часов в элегантном доме в гостеприимном польском клубе - всегда благотворно сказывается на моем достоинстве.
Я повесил пальто на деревянную вешалку, которая находилась в гардеробе, в фойе и прошел в бар, где любезная и приятная официантка из г. Люблина подтвердила мой заказ в обеденном зале. Она деликатно предложила мне «насладиться напитком до прибытия моей спутницы». Решив послушаться ее, я заказал двойную порцию перцовой водки. Спустя тридцать минут я ознакомился с малиновой, медовой, тминной, сливовой и яблочной водкой, а моя спутница все еще не пришла. За окном небо затягивалось тучами. На бархатном стуле рядом со мной сидела пожилая женщина в зеленой фетровой шляпке и выводила на клочке бумаги какое-то математическое уравнение. Она так сильно увлеклась своими мыслями, что я забеспокоился о том, что где-то на другом конце света другой математик подхватит ее мысли и в этот самый момент, в 20:25, найдет ключ к решению уравнения раньше нее. Быть может, пока она сидит в своем кресле и возится с бесконечными нулями, которые, по-видимому, озадачивают ее, кто-то другой стоит на сцене в Сан-Паулу или Любляне и получает чек на кругленькую сумму за свой вклад в развитие человеческого знания. И сколько еще времени мне, ощущая себя униженным, потребуется прождать Лизу, которая, возможно, сейчас лежит в обнимку с Ричардом, что целует ее губы как медаль?
Оказалось, не придется.  Она пришла на встречу с большим опозданием, и было видно, как она искренне огорчена тем, что заставила меня ждать.  Я заказал ей вишневую водку, она тем временем рассказывала, почему опоздала: она планировала производить раскопки в графстве Корнуолл в ближайшее время, но ее компьютер постоянно зависал и из-за этого было утеряно большое количество данных.
Не найдется такого места, где вы чувствовали бы себя также приятно, как рядом с любимым человеком. Прошлое моей юности было не самым лучшим местом. Странно ли, что меня привлекает женщина, одержимая идеей покопаться в прошлом? Мы с Лизой сидим в обеденном зале Польского клуба на нашем первом свидании. Мы раскладываем на коленях накрахмаленные льняные салфетки, любуемся люстрой над головой и обсуждаем жирные черные икринки, которые получают из белуги, осетра и севрюги. Официантка из Люблина принимает наш заказ, и Лиза, разумеется, хочет знать не столько о рыбе, сколько обо мне. «Так где же ты обитаешь? Она спрашивает меня так, словно я экзотическая находка, которую она должна пометить черными индийскими чернилами.
Я рассказываю ей, что у меня четырехкомнатная квартира с балконом, выходящим на запад, в викторианской вилле с двойным фасадом в Ноттинг-Хилл-Гейт. Я своим разговором хочу утомить ее.
Я рассказываю ей, что мне никогда не снятся сны, что я никогда не плачу, что я никогда не сквернословлю, что я не трясусь и что я перекусываю хлопьями вместо яблок. Не спеша, чтобы быть интереснее, чем кажется на первый взгляд.
Лиза делает скучающий вид.
Я рассказываю ей, что моя мама хотела, чтобы я стал священником, поскольку она считала, что я лучше всего буду смотреться в свободной одежде.
Лиза смеется и играет с кончиками своих волос. Закрывает глаза, а потом открывает их. Ковыряется в своем мобильном телефоне, который положила на стол. Покачивает красными замшевыми туфлями. Ест огромную порцию утки с яблочным соусом и выясняет, что мне нравятся нежные пельмени с грибной начинкой, потому что я вегетарианец. Лиза протыкает вилкой кусок мяса, из него начинает сочиться бледно-красная кровь, которую она короткими изящными движениями кисти руки собирает кусочком белого хлеба; потом подносит хлеб, пропитанный кровью, ко рту. Она ест с аппетитом и наслаждением. Мне нравится, что она женщина-вамп.
Спустя какое-то время она заказывает кусочек чизкейка и спрашивает меня, родился ли я горбатым.
- Да, - отвечаю я.
- Иногда это трудно определить.
- В каком смысле?
- Ну, некоторые просто сутулятся.
- A-а.
Лиза облизывает пальцы. Видимо, чизкейк очень вкусный. Мне приятно, что ей понравилось. Официант предлагает нам по рюмке настойки из бутылки, в которой плавает скрытая от глаз "целая итальянская груша".  Груша очищена. Это груша без кожуры.  Мы соглашаемся выпить, и я говорю Лизе: "Давай достанем эту грушу из бутылки и сделаем из нее сорбет" - это прозвучало: словно я занимаюсь этим постоянно.  Признаюсь, я никогда не готовил сорбет. Ей нравится моя идея. Это выглядит так, как будто вынуть грушу из бутылки - все равно что освободить джинна. Лиза как-то больше оживляется и рассказывает о своей работе. Оказывается, когда на раскопках она находит человеческие останки, например, кости, их нужно хранить в строгой последовательности. Тяжелые и длинные кости укладываются на дно коробки; более легкие кости, такие как позвонки, укладываются сверху.
- Археология – это способ раскрыть прошлое, - объяснила она мне, попивая ликер, который, как ни странно, и грушей-то не пах.
- Значит, когда ты отправляешься на раскопки, ты записываешь и даешь определения физическими останкам прошлого, верно?
- Что-то вроде этого.  Мне интересно знать, как раньше жили люди и каковы были их привычки.
- Ты откапываешь их верования и культуру.
- Нельзя откопать верования - поправила меня Лиза и продолжила: - Но по материальным ценностям, таким как физические объекты и артефакты, оставленные людьми, можно догадаться о их верованиях.
- Ясно. Знаешь, почему ты мне нравишься, Лиза?
- Ну и почему я тебе нравлюсь?
- Потому что мне кажется, что ты рассматриваешь меня как место археологических раскопок.
- Я и в самом деле немножечко исследователь, - призналась она. -   Можно я посмотрю на твою кость, что торчит в грудной клетке?
В этот самый момент из моей правой руки выпадает серебряная вилка. Она бесшумно падает на ковер и подпрыгивает, прежде чем упасть снова. Я наклоняюсь, чтобы поднять ее, но, поскольку я нервничал и перебрал лишнего, то отправляюсь на собственные археологические раскопки. Мысленно я поднимаю выцветший розовый ковер Польского Клуба в Южном Кенсингтоне и вижу под ним лес, полный диких грибов и летающих летучих мышей, которые живут вверх ногами. Это польский лес, покрытый свежевыпавшим снегом в кровопролитным двадцатом веке. В то же время, в первом десятилетии двадцать первого века, я вижу ноги гостей, которые едят селедку со сметаной в двух метрах от нашего столика. Их обувь сделана из замши и кожи. По темному лесу крадется серый волк, прислушиваясь к звуку чайных ложек, размешивающих капучино с шоколадной крошкой в Западном Лондоне. Но когда он начинает раскапывать свежую безымянную могилу, мне не хочется продолжать эти мысленные раскопки, и я поднимаю вилку и киваю Лизе, которая пристально рассматривает шишку у меня на спине, словно изучает ее под микроскопом.
Сегодня ночью дождь хлестал косыми иглами. Мной овладела бесшабашность.  Я хочу поддаться его силе. Когда мы выходим на Выставочную дорогу, я обнимаю Лизу за плечи, и она даже не морщится. Волосы ее намокли от дождя, в красных замшевых туфлях хлюпала вода. 
- Мне пора домой, - сообщила она мне.  Она машет рукой свободному таксисту, стоящему через дорогу, и всё это время на нас льется теплый дождь, как слезы в моем сне. Ее голос ласковый и нежный. Это дождь делает такими голоса. Он делает их интимными и неприличными. Пока такси разворачивается, она стоит у меня за спиной и прижимает руки к моему горбу, словно прислушивается к его дыханию. А потом своим указательным пальцем обводит мой горб, чтобы определить его точную форму. Точно также, как полицейские очерчивают труп кусочком мела. Лиза наклоняется и открывает дверцу машины. Плавно забираясь своими длинными ногами на заднее сиденье, она кричит водителю адрес:
- Тауэрский мост.
Таксист кивает и включает счетчик.
Я вижу ее острые белые зубы, когда она улыбается.
- Слушай, ты же знаешь, что Ричард - мой парень, но почему бы тебе не поехать со мной и не сравнить наши впечатления по тем водкам?
Я соглашаюсь без промедлений.  Быстро запрыгиваю в машину, усаживаюсь рядом с ней и сильно захлопываю за собой дверцу.  Когда такси отъезжает от обочины, Лиза наклоняется вперед и начинает меня целовать. Хочет ли она знать больше о моих привычках, убеждениях и образе жизни? Или ей просто любопытно, и она хочет выяснить, насколько точен ее рисунок Человека разумного с моим телом?
Счетчик бешено колотится, как и мое сердце, а луна плывет над садами дикой природы Музея естествознания. Где-то внутри него, за стеклом, находятся двенадцать мотыльков-призраков (Hepialus humuli), относящиеся к самой ранней эволюционной линии. Эти призраки когда-то летали по пастбищам, разбрасывали яйца на землю и спали весь день. В мире так много всего, что нужно описать и классифицировать. Трудно подобрать для этого язык. И, пожалуй, я начну с того самого места, где я сейчас. Жизнь прекрасна! Водка черна! Груши нагие! Дождь косой! Мотылки-призраки. В этом есть немного правды, но знайте, что меня страшит не ложь, а обещание любви.