Тихие

Рассказ участвовал в Конкурс Копирайта -К2
http://proza.ru/2025/05/18/1683



Некоторые вещи нельзя забыть.
                Остальные — не стоило помнить (С).
 

     Выйдя из дверей крематория, Матвей зажмурился от яркого света. От легкого головокружения покачнулся на ногах.
     Память, словно молоточек, продолжала вбивать в виски слайды из его последних воспоминаний: мокрая дорога, высокая скорость. Очень боялись опоздать на банкет, устроенный в офисе, где он работал охранником. Потом – фары встречной машины, сильный удар в грудь и крик Лизы. Сквозь плотную серую пелену маленькими цветными картинками прорывались воспоминания - громкий вой сирены и незнакомые голоса. Затем - провал в темноту.
     Матвей снова потер виски кончиками пальцев и медленно побрел в сторону ворот, разделяющих его жизнь теперь на две половины: прошлое и настоящее. 
     Про будущее он не думал. Лишь пустота и одиночество ощущались все сильнее, когда направился через Городской Парк к квартире, где они прожили с женой почти десять лет. Детей у них не было, да и родителей тоже. Оба воспитывались в детдоме. Лиза была младше Матвея на пять лет, и в свои сорок она совсем не изменилась для него, кроме ее глаз, в которых постепенно угасала надежда на то, что она подарит ему ребенка.
     И, теперь, все что у него осталось, это блестящая, как лезвие нового ножа – урна с прахом, холод от которой проникал до самого сердца и расходился острыми осколками льда по всему телу.

    Он шел медленно, пока  возле тропинки не увидел скамейку. С усталым выдохом сел и, сжав плечи, беззвучно зарыдал, бездумно глядя на серую воду пруда, затянутого туманом.  Где-то вдалеке слышалось кряканье диких уток.

     — Плохо тебе? – раздался тихий, вкрадчивый голос, и Матвей обернулся.

     Чуть поодаль стояла соседка из квартиры напротив - Варвара Степановна.
     Сгорбленная старушка, возраст которой было сложно определить. На первый взгляд казалось, что она прожила уже несколько веков. Вся её одежда, которую она меняла время от времени, будто была найдена в одном из старых сундуков ее пра-прабабки.
     Варвара Степановна, опираясь на трость, подошла поближе, поправила платок на голове и присела рядом с Матвеем:

    — Плохо тебе, – это был уже не вопрос, а утверждение.

    Матвей кивнул, а старушка направила взгляд в сторону пруда и тихо запела песню. Пела негромко, но голос звучал так красиво, что Матвей стал постепенно успокаиваться и вскоре стал уже различать слова:


Плохое все уйдет, жизнь тихая придет.
Тихо, тихо, не грусти.
Все забудь и все прости…


     — Я не смогу забыть, - словно отвечая старушке, прошептал он и вытер слезы рукавом, - да и прощать мне некого.
     — А хотел бы? Забыть.

     Матвей посмотрел на нее с удивлением и растерянностью:

     — Как можно забыть? – прошептал он, прижимая к себе урну с прахом жены.

     Варвара Степановна смотрела на Матвея пристально, слегка прищурив глаза:

     — Можно. И так будет легче для тебя, - положила ладонь на его плечо, - Ты еще молодой. Решайся. Следуй за мной.

     Старушка встала и направилась по тропинке в сторону высоких деревьев, стоявших словно на краю горизонта ровными, стройными рядами и будто скрывающие от всех другой мир.

     Матвей часто видел эти деревья, когда гулял с Лизой по парку вдоль пруда и временами замечал, как некоторые люди шли в сторону этого леса, но не придавал этому значения. Слышал разговоры, что за деревьями есть небольшая деревенька. И называлась деревенька: «Тихая».

     Без особого интереса, но он все же решил последовать за соседкой. Возле огромного дуба они остановились.

     — Теперь ты пойдешь к «тихим» один, - сказала старушка. - Тебе попутчик в этом деле не нужен, - махнула рукой куда-то вдаль. - Пойдешь прямо. Как увидишь деревню – выбирай дом, который тебе больше по нраву. Положи на его порог вещь – любую, которая напоминает о твоей жене. Дальше, скажешь громко: Забери это, но дай мне другое! И уходи быстро, не раздумывая.

     — Но у меня, кроме этой урны с прахом и нет ничего.

     — Вот и отнеси урну к «тихим», но у тебя есть еще и обручальное кольцо, - Варвара Степановна постучала крючковатым пальцем по его руке. – Тебе лучше отдать его мне.
     Словно под гипнозом, Матвей с трудом снял кольцо и положил в ладонь старушки, а она похлопала по его плечу и направилась обратно к пруду. Матвей развернулся и сделал шаг в сторону деревьев.

     Почти сразу он увидел небольшие, старенькие, деревянные дома, стоявшие вразброс на небольшой лужайке. Ускорил шаг, но вдруг неподалеку услышал хруст веток, чьи-то торопливые шаги и остановился.

     Присмотревшись сквозь переплетенные ветки кустов, увидел девочку лет тринадцати в желтом летнем платье. В руках у нее была небольшая мягкая игрушка-медвежонок.

     Он хотел было окликнуть ее, но решил не беспокоить незнакомку и пошел за ней следом, стараясь не привлекать внимания и не напугать. Девочка ускорила шаг, потом, остановилась в центре лужайки, обводя взглядом обветшалые домики – заколоченные окна, покосившиеся ставни, палисадники, заросшими бурьяном, сломанные пороги, на которых лежали всевозможные вещи: игрушки, расчёски, кошельки, бижутерия, книги и многое, многое другое.

     А потом девочка направилась к дому, на крыше которого у сломанной печной трубы спал огромный рыжий кот.

     Матвей осторожно наблюдал, прячась за деревом, стараясь не упустить ничего из того, что сейчас происходило.

     Девочка подошла к дому и положила медвежонка на порог:

     — Забери это! Дай мне другое! – крикнула она, и вдруг тихо заплакала, прикрыв лицо ладошками.

     Матвей вышел из укрытия и подошел к девочке:

     — Не пугайся, пожалуйста. Только не убегай! Прошу тебя, объясни, что ты только что сделала? Я всего лишь хочу понять, помоги мне.
     — Я просто хотела его забыть, - прошептала она виновато, - и я вовсе не боюсь.
     — Кого забыть, и почему?
     — Моего отца, это он подарил мне медвежонка, когда мне было десять лет. А потом, он нас бросил с мамой и уехал к другой женщине. С тех пор я его ни разу не видела, но я очень скучаю по нему. Я даже папиного номера телефона не знаю. А он никогда не звонит. Поэтому и попросила «тихих» убрать воспоминания о нем.
     — А что они дадут взамен?
     — Они дадут другие воспоминания. Чужие воспоминания. Те, которые кто-то сюда принес.
     — Но ты же все еще помнишь отца?
     — Я его забуду, как только пройду через деревья. У меня есть немного времени, чтобы подумать о нем. Пока я здесь – я его помню. Но я хочу побыстрее забыть, понимаете? Я лучше пойду, пока светло.

     Матвей смотрел вслед девочке до тех пор, пока она не исчезла среди деревьев.

     Он обнял урну покрепче, и прикрыв глаза, простоял так какое-то время. Затем, бережно поставил ее на порог дома и задумчиво уставился на урну, которая блестела на солнце и отбрасывала повсюду отражения. Стал на колени:

     — Забери это. Дай мне другое, - прошептал он. - Я не смогу жить без нее. Лиза, прости меня. Прости!


     Очнулся он словно ото сна, когда солнце уже садилось за горизонт, погружая все вокруг в безмолвный сумрак и окрашивая в кроваво-багровый цвет.

     Матвей поднялся с травы и побрел обратно к деревьям. В последний раз обернулся в сторону дома, на пороге которого оставил прах жены.

     Деревья остались позади, Матвей вышел к пруду. «Нужно спешить, - думал он - Лиза, наверное, дома, нам еще на банкет ехать».

   
     Он заторопился домой, подошел к подъезду, взлетел по ступенькам на третий этаж и открыл дверь в квартиру.

     — Лиза, где ты? Мы же опоздаем!

     Матвей быстрыми шагами переходил из комнаты в комнату, но Лизы нигде не было. В квартире было так тихо, что он слышал за стеной разговор соседей. Такое случилось впервые. Лиза не любила тишину и всегда оставляла включенным или радио или телевизор. Даже, когда выбегала на пробежку или в магазин за продуктами.  Он прошел на кухню и только сейчас заметил лист бумаги, приклеенный к холодильнику на магнит.


«Я больше тебя не люблю. Поэтому ухожу к другому мужчине. Вещи забрала только свои. Не ищи меня. Прощай!»


     Присев на стул, Матвей снова и снова перечитывал строки, написанные рукой его любимой жены, и не верил своим глазам.

Как… Почему… За что…


      Обходя квартиру, открывая шкафы и ящики столов один за другим, Матвей с ужасом обнаруживал, что они все пусты. Деревянные вешалки постукивали одна о другую, когда он со злостью хлопнул дверцей. Любимые книги жены тоже исчезли, как и все фотографии со стен. И даже аромат ее духов пропал. Воздух вдруг стал неживым, глухим и с каким-то предательским вкусом.

     Находиться в квартире Матвей больше не мог и, захлопнув входную дверь, выскочил на лестничную площадку. Но идти ему было некуда, поэтому он сел на ступеньку в подъезде и сжал кулаки: 

     — Ненавижу тебя, ненавижу…предательница, ненавижу, - бормотал он, уставившись в стену, с облупившейся синей краской.


     — Плохо тебе? – раздался голос за спиной, и кто-то осторожно похлопал его по плечу.   

     Матвей поднял глаза. Варвара Степановна смотрела на него с беспокойством и сочувствием.

     — Она меня бросила. С чужим мужиком ушла. Лучше бы она умерла. Исчезла навсегда!
     — Ах, вот как, - старушка глянула на него с укоризной и стала спускаться по лестнице.   Махнула рукой. - Иди за мной. Я помогу тебе.

     Они вместе вышли из дома. Варвара Степановна бодро перебирала ногами, опираясь на трость. Дошли до парка, свернули к пруду. Шли по той же дороге, к тем же самым деревьям. Варвара Степановна остановилась и снова рассказала, как попасть в деревню «Тихая», что говорить и что делать:

     — Возьми это, - открыла она ладонь, на котором лежало его обручальное кольцо. – Но ты должен знать, как только ступишь на землю «тихих» - вспомнишь все, что было в твоей жизни до этой самой секунды. Но если передумаешь оставить кольцо, то вернешься в момент, когда Лиза ушла от тебя к другому. Лучше надень кольцо, чтобы не потерять.

     Матвей пошел в сторону деревьев. С каждым шагом к нему возвращались воспоминания. Вот дерево, за которым он прятался, наблюдая за девочкой. Вот дом с большим рыжим котом на крыше.   

     Подойдя к дому, увидел мягкую игрушку-медвежонка, а рядом… «Лиза!»

   
     Он упал на колени и дрожащими руками притянул к груди блестящую урну с ее именем: «Родина Елизавета Игоревна». Затем, решительно поднялся по кривым ступенькам и открыл дверь:
      — Заберите меня, не нужно мне никого другого!

   
Его больше никто не видел.
Теперь, он один из них.
Навсегда остался там, за большими деревьями.
Среди тех, кто молчит о горе, но кричит внутри.
Они зовутся просто: Тихие.