Аксиома продолжение 12

11.
Егор Петрович вышел в холл, Людмилы там не было. Во дворе стояла ее машина, он подошел к машине в надежде ее увидеть там. Но там ее не было. Он размышлял: «Одна на концерт она не пойдет, я еле уговорил ее пойти, сказал, что это мероприятие от главка и посетить его обязательно надо. Так сказать, для заполнения зала и что будут проверять, сколько было людей с их организации». На самом деле Егор сам закупил билеты на сотрудников, чтобы немного развеять грусть Людмилы.





Узнав у охранника, что Людмила уехала с мужчиной, он решил, что за ней приехал Алексей.
В полночь Егора разбудил звонок. Он взял трубку и услышал взволнованный голос Раисы Александровны.
- Прости ради Бога, Егорушка, это я. Моих сил нет, покой потеряла и терпение, скажи ради Христа, Людмилочка с тобой?
- Доброй ночи, Раиса Александровна. Нет. Мне сказали, что за ней приехал мужчина, и она уехала с ним.
- О, горе мне, с каким это мужчиной?..
- Я подумал, с Алексеем.
- Алексей ее весь вечер прождал, переживал за нее, говорил, что ей грозит опасность.
- А где он сейчас?
- Мне откуда знать? Ушел.
- Я сейчас ему позвоню. Потом Вам перезвоню.
- Хорошо, Егор, я втихаря от Петра звоню, ты эсэмэску мне напиши. Я не хочу его тревожить.
- Понял.





Алексей был у Михаила, когда раздался звонок от Егора. Алексей и Михаил стали собираться к Егору. Наташа не хотела отпускать одних мужчин, сказав, что она лучше их реагирует в экстренных случаях. С ней никто не стал спорить, и они приехали на двух машинах к подъезду Егора.
Алексей был на своей машине. А Михаил и Наташа, конечно, не на такой крутой машине, на «Аудио-100».
Дежурный полиции взял заявление и сказал, что утром всё решится.
Выручил опять Егор Петрович. Он позвонил своему другу, тот сказал, чтобы его ждали. И всё же нужно было ждать начала рабочего дня, так как ни одной зацепки не было. Решили, что кто-то должен был видеть, с кем она вела беседу и что за мужчина, может, повезет, и кто-то что-то скажет.






Тут неожиданно Наташа, которая тихо сидела, не перебивая никого, всё слушала, сказала:
- Хорошо ждать, сидя на печи. А вот когда каждая секунда опасной неизвестности над головой весит. В конце концов, первая, кто подозревается, это Лена. У нее телефон, ну уж нельзя проследить и узнать, где он находится, как в сериалах. Там полиция позавидуешь, а наяву…
- У нее своего телефона нет, в психиатричке не выдают, — серьезно сказал майор. Затем, задумчиво смотря на Наташу и прищурив левый глаз, проговорил: «А чем не предложение, может, зафиксируем телефон Людмилы. Не уверен, что его не разбили, но чем не шутит, ту, ту, ту», — сплюнул он три раза, — «черт».
- Скорее его выбросили там.
- Но пусть так, это даст направление, где искать, — твердо сказала Наташа.
- Приятно с вами было, а сейчас по домам, может, она уже дома. А мы будем делать свою работу, нужно будет, обязательно вызовем вас. И вас, Наташа, — особо подчеркнул майор.






Уже было 10 часов утра, когда запеленговали телефон Людмилы. По карте это было в районе 50 километров от города.
Майор предположил:
После душного кабинета майора утро показалось им бодрым, солнце уже ярко светило. Алексей сказал:
- Спасибо всем. Я понимаю, вы устали…
- Так, - перебила его Наташа. - Я знаю, что ты разумный. Сейчас мы едем в офис к Егору. Ты не против, - Наташа повернулась к Егору.
- Нет, нет, я тоже думаю. Пока полиция…
- Едем, время не теряем, я думаю, Егору быстрее расскажут, чем полиции.
Секретарша Егора даже описала мужчину. Она сказала, что в окно увидела, как он подошел к Людмиле. Тут же подошел ее парень, и она вышла, поэтому хорошо его рассмотрела. Проходила мимо, услышала, что мужчина Людмиле сказал: «Я имею свой интерес, расскажу всё в машине».


12



Людмила очнулась в каком-то непонятном сарае, привязанная к топчану. Ныла поясница, руки отекли. Она попыталась встать, но не смогла. Она помнила, что приехала в лесную чащу на машине молодого человека. Как звать его, она не знала. Она поняла, что сотворила глупость, что попалась цыганскому парню легко и просто. Сказать, чтобы он ее сильно уговаривал, нельзя, она сама прыгнула к нему в машину, не спросив ни имени, ни доказательств, что ее дети у него. Сказать, околдовал ее, нет же. Она, как наивная пацанка, доверилась первому мошеннику.
Голова работала ясно, она осознала, что спасать ее некому. Пока ее найдут, может быть поздно. Ведь никто и не догадается, с кем она уехала и где ее искать. Надо самой выпутываться. Главное понять, чей он посланник. Мысль одна: Лена! Может, я ошибаюсь, но навряд ли. Она сбежала, чтобы отомстить мне. А за что она меня так ненавидит? Она подкинула мне своего ребенка, которого я растила как своего родного, мою дочь кинула в помойку. Я ее должна ненавидеть, а выходит наоборот. Моего мужа забрала. Но он не ребенок, сам ушел к ней. Я же ее не обидела ничем, не стала выяснять с ней отношения. Да, я одно не учитываю, она ненормальная. У нее психика нарушена, но это даже опаснее. «Хорошо, соображай, Людмила, ведь тебя не на чай пригласили и привязали в сарае, где пахнет бензином. Сарай с бревен. Значит, гореть синим пламенем. Но они же должны побеседовать со мной, сказать, как ненавидят меня. Значит, я должна быть сильнее их, умнее, хитрее. Думай, думай! Интересно, сейчас придут или когда расцветет…» - размышляла Людмила. Но в голову ничего не приходило.







Заскрипели ворота сарая. И кто-то с фонарем зашел в сарай. Следом, чертыхаясь, зашла Лена. Они подошли к топчану и начали светить фонарем в лицо.
- Да она еще не очнулась? – услышала Людмила голос парня, который ее привез сюда.
- Что гонишь, уже пора ей, дай спички, – сказала Лена и начала светить Людмиле прямо в глаза. Потом сказала: – Ладно, звони своим голодным псам, пусть поиграются с ней.
Уже брезжил рассвет, когда опять заскрипели ворота. Зашел цыган. Подошел к Людмиле и сказал:
- Интересная ты баба, Людмила. Кто здесь был, кричали, рвались, кусались, молили о помощи, обещал мир подарить, всё отдать, а ты молчишь. Призираешь? Или от страха язык проглотила? Эх, Людмила... Твое имя обозначает тепло, доброту и любовь к окружающим. Какое же ты тепло принесла мне? Давай подумаем, пока Ленусик спит. Согрей меня своим теплом, своей добротой и любовью. А то друзья придут, а я хочу первый...
- Как к Вам обращаться, я даже не знаю Вашего имени?
- Степаном меня зовут.
- Степан, я понимаю Вас как никто другой. Вы добрый человек, я поняла еще вчера, когда без расспросов села к Вам в машину. Вы ко мне отнеслись с уважением. У Вас добрые глаза.
- Заливай, соловушка, с чего это ты взяла, что у меня добрые глаза. И перестать выкать, я младше тебя и не такой глупый, как ты решила, и не беси меня.
- Ты сказал, что я несу добро, и ты его не видишь. Я твоего сына растила, кормила своей грудью, когда его мать бросила помирать.
- Ты меня не растрогаешь этим.
- Прошу тебя, Степан, не перебивай меня, мне тяжело говорить. Я скажу, а ты думай.
- Не заставляй меня делать то, что я не хочу, я сам знаю, думать мне или не думать.
Людмила не стала в полемику лезть с ним. Она поняла, что на него не надо давить. Она продолжила тихо, монотонно, таинственным голосом говорить, что действует на когнитивную систему человека, может привести к сонливости, постепенно завораживает, человек становится вялым, податливым, нарушается даже психика.







- Твой сын сильно похож на тебя, вы с ним в одной ауре. Он, не видя тебя, любит тебя, он убежал к тебе, хочет найти и сказать, как ему тяжело без тебя. Но он любит и меня, любит свою сестру, бабушку, дедушку, он славный мальчик. Сейчас, может, нужна ему помощь, а ты как ему скажешь, что ты сделал его кормилицы, которая его своей грудью кормила и делила пополам еду с его так называемой сестрой. Когда он болел, мы его лечили, не дали ему умереть. Я как могла, спасала его. Он никогда тебе не простит, что ты хочешь сделать со мной. Учти, на том свете не знаю, как с тобой поступят. Но здесь ты сам покоя не дашь себе, твоя совесть будет тебя с каждой минутой так давить, так разрывать на части, что не останется сил ни есть, ни пить, а еще укором тебе будет твой собственный сын. Но это еще не все, совесть заставит тебя так мучиться, так страдать. Ты и сейчас слышишь, как тяжело тебе поднять левую руку. Но ты еще можешь правой развязать меня. Но через минуту и правая рука станет тяжелой, затем откажут ноги. Они наполняться свинцом. Вот попробуй, как заливается твоя рука свинцом, пальцами ты еще можешь шевелить, но скоро и они онемеют.








Степан и правда почувствовал, как немеет его левая рука. Он начал судорожно развязывать Людмилу. Рука не слушалась, он начал помогать развязывать зубами.
Когда они вышли на улицу, Степан предупредительно показал на машину Лены BMW Х5, так как его «Ауди 100» не выдержит такой скорости. Людмила села за руль, а он сзади. Степан еще был в состоянии аффекта, в сильном эмоциональном возбуждении, он физически ощущал, как его тело немеет. Он смотрел через зеркало лобового стекла прямо в глаза Людмилы, прося ее:
- Отпусти мне проклятие, я слышу, как свинцом наливаются мои ноги. Я молодой, я не понимаю отцовства, но я знаю, что такое родня. У меня много братьев, мать, отец.






Людмила подумала: «Как хорошо, что он не читал Агату Кристи», а вслух сказала:
- Весь мир друзья, все люди братья! Там, где ты, там я!
- Стой, стой! – вырвалось у Степана, там где-то внутри защемило сердце, - что, что ты сказала?!
- Это мой так сын говорит, но я и сказала, - не поняла Людмила. Она уже мысленно перекрестилась: «Опять невпопад, Боже, помоги!»
- Это мой дед так еще говорил, мой отец и, да спасет его всевышний, мой, мой сын! Людмила, едем в табор.
- Что?
- Не переживая! У нас, у цыган, самая лучшая в мире почта. Если кого надо найти, лучше не придумаешь. Мы и из-за границы найдем кого надо. Знаешь, я кнута не боюсь, я всё стерплю… Да тебе не понять… Приедем, там узнаешь. Ну получу кнутом, ну и что, едем!
- Я никогда не имела дела с цыганами. Как мне вести себя?







- Не бойся, у нас баро, так скажем, вожак мудрый и придерживается цыганских законов. Все как один обязаны подчиняться вожаку. Его слова – закон для всех. Вожаку не перечат даже его родители. У нас свой цыганский суд. В какой бы стране табор ни жил, он никогда не надеется на государственное судопроизводство, так как чужаки просто не способны понять устройство жизни и законы цыганского общества. У нас ранние браки: мальчиков женят в 14-15 лет, девочек в 12 лет. Поэтому у нас нет возможности молодежи учиться, как только они поженятся, их забирают из школы, если они вообще ходили в школу. В лучшем случае дети заканчивают 2-3 класса. Нам надо научиться сносно читать и отлично считать деньги.







В цыганском таборе их встретил мужчина средних лет. Переговорив со Степаном, он ушел. Затем Степана и Людмилу пригласили в дом.
Главная комната большая, много воздуха, не перегружена декором. Россыпь ярких, буквально взрывных цветов диванных подушек на мягкой мебели, креслах, полу. На потолке огромная хрустальная люстра.
На диване и креслах сидели седовласые бородатые мужчины. Степану и Людмиле поставили стулья посреди комнаты. Прослушав рассказ Людмилы, один, скорее постарше всех, произнес:
— У нас внуки значат больше, чем сыновья. Мы соберем совет, найдем твоих детей. Ты остаешься здесь. Я думаю, ты понимаешь.
Людмила молчала, она не понимала, что сказать, так скажем, боялась навредить сама себе.







В это время Алексей и Егор подъехали к определенному отслеживанию по локации местонахождения Людмилы. Увидев охотничий домик и рядом постройки в виде подсобных помещений, они определили, что Людмила и Лена были там.
Михаил и Наталия, увидев полицейскую машину, развернулись и поехали следом за ними. Они знали, что полиция следит за локацией и едет в нужном направлении.
Увидев впереди «Аудио-100», начали догонять, но, заметив полицию, водитель «Аудио-100» начал петлять по дороге, не давая обогнать его. Началась перестрелка. В результате водитель полиции был ранен, и полицейская машина остановилась.





Михаил подъехал к машине полиции, к нему сели два полицейских, а Наталия осталась с раненным полицейским, оказывая ему помощь.
Увидев в машине полицейских, Лена неслась почти за 200 км/ч, и на повороте, не справившись с управлением, врезалась в столб.
Когда Михаил и полиция подошли к ней, она уже была мертва.

продолжение следует