Три времени пингвина

- Вы видели, - радостно сообщал за семейным ужином мой старший брат, - как на стене новой котельной строители пингвина изобразили.

- Хохмачи! – хмыкал отец.

Действительно – постарались умельцы! Не так-то просто на кирпичном пространстве в два этажа изобразить пропорционально и внятно пингвина – в черном, как положено, своём фраке и белой манишке, да еще с круглым глазом. Чёрного, правда, кирпича не нашлось – тёмно- синим, глянцевым  отделались. Голубой  кирпич тоже отыскался – и на фигуру, и на снега подножные, в перспективу уходящие. Но сладили каменщики композицию –  угадывался пингвин вполне правдоподобно, а главное – честно и без затей. Мол, не ждите, товарищи, чуда – готовьтесь  к антарктическим температурам!

Да,  не привыкать  - поселку настоящих геологов-то! Два, почитай, десятка лет жили люди в домах хоть и кирпичных, да без капитального фундамента – временной, значит, постройки – с трубами отопления внутри, едва-едва морозными зимами живыми.  Мощности котельной с устаревшими уже котлами явно не хватало.

- Они нынче приноровились, - бодрился какой-то зимой отец, - теперь двери настежь открывают – тогда тяга в котлах увеличивается.

Но, открывай – не открывай две створки дверей гаражных – не тянула кочегарка…

И вот, наконец, затеялись построить новую.  Случайно совпало синхронно с объявленной по всей стране Перестройкой. Поучаствовал в эпохальном строительстве и я – под самый, правда, уже конец. Когда, подняв кирпичные стены и покрыв шифером крышу, приступили к внутренней отделке.

Я той легендарной осенью работал в бригаде каменщиков.  Провалив в чужом городе  экзамены в юридический – не больно-то и хотелось!

- Турист! – фыркал старший брат.

Какой теперь турист – плотник – бетонщик 2 разряда. Жутко я тем гордился – настоящее дело постигал - ремесло! Отец пожаловал мне свой  плотницкий деревянный ящик для инструмента – лоток,  с которым гордо вышагивал я по посёлку вместе со старшими своими товарищами – вполне уже взрослыми мужиками. И жадно учился всему – хоть и по вершкам, да галопом. И главным пока было  умение забивать гвозди – «сотку» (десять сантиметров длинной) – не тюкая робко – тюк, тюк, тюк, - а с замаха (аж из-за головы), как шашкой рубя – в три удара.

Весьма полезный в жизни навык!

Ну, а когда наша бригада из четырёх – пяти человек перекуривала, я, некурящий, усидеть без дела никак не мог, и тогда уже вытаскивал более-менее «живые» гвозди из старых досок и, мал-мал подровняв и выправив, бросал в свой ящик. По-хозяйски, значит – дома пригодятся.

- Чего ты дурью маешься? – как-то не вытерпел бригадир, и щедро сыпанул новой  «сотки» в мой лоток. – Чего надо – бери! Не возами, конечно.

О, это давно ушедшее поколение работяг – «несунов». Именно так называли во времена развитОго социализма людей, прихватывавших что-то с работы уже не осмеливались назвать воришками - несуны! Ибо, была это уже могучая сила и немалая часть пролетариев. Можно сказать – авангард. «Всё есть – только свистнуть и унЕсть».

И мужички те мои – наставники успевали и дома строить, и винцо в бытовке попивать (меня, правда, всегда выпроваживая: «Ты еще здесь? Домой – быстро!»). И шабашили по случаю, и копейка в доме каждого водилась. И нужны были тому самому обществу, и не были на обочине жизни, как скоро случится…

И я – мальчишка, в ожидании армейского призыва, заработал за те два с лишним месяца совсем не по-детски: родители, когда получили – ахнули! По доверенности они получали – я-то уже Родине служил.

Вот, после года службы и приехал домой в краткосрочный армейский отпуск. Тогда и заявился смело в самую котельную, что согревала посёлок уже вторую зиму. Имея на то право дважды: строил я её тоже, во-первых, а во-вторых, служил  нынче «кочегаром» - машинистом котельных установок на огромных паровых котлах ДКВР.

- Здесь сердцем на котлах горим,
И старшим смены тут – Карим!

Да, был такой старослужащий – чуткий наставник молодёжи: чуть что не по правилам эксплуатации – «скворца» в грудь! В общем – спецами быстро становились.

И вот теперь пришел я в поселковую кочегарку – как коллега к коллегам. Хоть и здешние котлы водогрейные против армейских моих махин – баловство одно. И уголёк здесь за смену шел не тоннами, и не забрасывали его в ненасытную топку беспрестанно лопатами – «комсомолками», а время от времени загружали в железный короб. И уж этот короб выгружался сверху в котёл через специальное отверстие – шахту с помощью ручного пульта.

Техника на службе человека! Автоматизация. Прогресс. И кочегарам работёнка – не бей лежачего!

- Вот, приходи к нам после армии! – говорил мне напоследок молодой начальник котельной, которого я загрузил рассказом об армейских ударных буднях пуще, чем свой ДКВР углём.

Помнится, кивнул я согласно. И уже издали обернувшись на новую, бойко дымящую своей трубой,  котельную, помахал рукой пингвину, что мерцал в морозном свете фонарей глянцевыми своими боками: «Жди!».

Однако, всё по тому же профилю – в судовом машинном отделении котёл непременно имеется! – подался я в сторону моря: «Лет пять похожу, мир посмотрю, да и вернусь – в лучший город на свете». И был тут мой внутренний полёт со всем миром заодно, что казалось, менялся теперь только к лучшему – отныне и навсегда.

Но, как раз пять лет спустя три беловежских мудреца решили всё иначе. И про республику – вторую, по территории, третью – по экономической мощи, с залежами урана и запасами нефти, с современными заводами и хлеборобными полями даже не вспомнили.

И скоро здесь, как и по всей, некогда большой и могучей стране, всё стало приходить в упадок, хиреть и чахнуть, закрываться и рушиться. Погасли однажды котлы, за ними свет в больших окнах, закрылись наглухо стальные ворота кочегарки. В посёлке исчезло водяное отопление, ненужные в комнатах трубы вырезались и сдавались в металлолом. Взамен ставились буржуйки и кирпичные печи, и каждая крыша обрела теперь печную трубу.

И только стойкий пингвин остался на своём месте, храня память и о простых своих создателях, и о тех далёких уже временах.

На совесть, да с душою его сделали – как тогда водилось.