Тоталитарная булочная

Когда Сашка Гуров плохо учился в третьем классе, мир был устроен следующим образом: вожди помыкали индейцами, на улицах преобладал красный цвет, а на углу жались друг к дружке киоски «Табак», «Мороженое» и «Квас», но то была действительность, в школьных же облаках витал бюстоподобный директор, парил чуть живой завуч, а в самом низу за учительским столом возвышался классный руководитель. Все они знали, что делать, Сашка же пребывал в смятении. Всё ему представлялось настолько прочно устроенным, и дедушка Ленин, и прекрасное далеко, и летучие качели, и даже мушкетёры короля, казалось, перед тем как поступить на службу, долго и нудно заканчивали среднюю школу в Москве. Все должны были занять своё место. Сашке тоже была отведена какая-то незавидная роль.

В школе он обнаружил в себе неприятную способность плакать, но не от горя, обид или страха, а от чего-то необъяснимого: как только его вызывали на ковёр к директору или завучу, слёзы ни с того ни с сего сами начинали катиться из глаз, выставляя его слабаком и плаксой, голос предательски срывался, хотя внутри Сашка был совершенно спокоен. Всё происходило как по щелчку – вот он идёт, полный решимости отстоять свои права человека и гражданина, вот он стоит перед директором, спокойный и уверенный, как вдруг слёзы в три ручья, вместе со слезами приходил стыд от того, что он плачет перед этими людьми. Его быстро отпускали, и он шёл, переживая свой провал, сбивая по дороге головы невинным одуванчикам, снежным сугробам, упавшим кленовым листьям. Школьные учителя во главе с директором казались ему людьми без прошлого и будущего, живущими только в учебном заведении, и если уж им приходится выходить за его пределы, то только под предлогом экскурсии или какого-нибудь торжественного мероприятия. Утешенный этим знанием о природе учителей, не встречая их в реальной жизни, Сашка отвлекался и погружался с головой в игры на предложенной судьбой улице. Однажды всё та же судьба забросила его в булочную в соседней шестнадцатиэтажке. В эту булочную у парка Сашка ходил редко, предпочитая микромир своих шести девятиэтажных корпусов, в этом мире было всё необходимое советскому человеку: почта, телеграф, сберкасса, парикмахерская, овощной, ремонт обуви, фотография, булочная, аптека, ну а если чего-то не хватало, то на соседней улице легко находились роддом, дом ребёнка и дом престарелых. Весь цикл жизни был заботливо охвачен. И Сашка жил, готовясь стать пионером, готовясь пройти все испытания до конца, выйдя с той стороны седым дедушкой в сером поношенном пиджаке. Всё как в «Сказке о потерянном времени», фильме, не так давно напугавшем его из телевизора.

Оказавшись в булочной, Сашка занял привычно растянувшуюся очередь к прилавку и заскучал. Внимательно изучив пол у кассы на наличие выпавших из кошельков случайных копеечек, он принялся рассеянно разглядывать одетых в одинаковые пальто покупателей, взгляд скользил по фигурам, пока не остановился на женщине, стоявшей через одного впереди, женщина средних лет показалась ему смутно знакомой, но где он мог её видеть? Этим размышлениям Сашка решил посвятить оставшиеся двадцать минут до прилавка, очередь медленно двигалась, так и не узнанная женщина добралась до финиша и попросила батон белого и четвертинку чёрного, знакомый голос быстро дорисовал картину, перед ним покупала хлеб его классная руководительница Зоя Николаевна, и это было невозможно. Всем известно, что учителя не ходят в булочные и за картошкой, учителя не лечатся у врачей, они не выходят за территорию школы, они возвышаются над классом, решая, чего ты достоин на этот раз. Сейчас же Сашкиным глазам предстала обычная женщина в невзрачном пальто, она обречённо, как все, стояла в очереди, и только что той же рукой, железно вершившей судьбы школьников, она положила в холщовую сумку четвертинку чёрного хлеба. Сашке стало не по себе. Если Зоя Николаевна вдруг сейчас его заметит, она не простит ему того, что он узнал её тайну, того, что она такая же, как все. Сашка вжался в прилавок, заслоняя себя спиной стоящего впереди дедушки, классная, кажется, не заметила его или сделала вид, он со смешанными неясными чувствами смотрел ей в обыкновенную человеческую спину, и это было, будто памятник Ленину сошел с пьедестала и, надвинув кепку на глаза, затерялся в толпе.


2025 г.