Тень

Я не существую. Вы можете узнать, как меня зовут и не более. Метущаяся за вами тень, святой оберег, защищающий вас. Я – городская легенда, поселившаяся у вас в сознании, как последняя надежда на излечение.
Тем не менее, я – обычный человек, из самой настоящей плоти и самой настоящей крови. Я могу умереть и оставить после себя ни следа. Моё имя всё время будут вспоминать, меня же – нет. Никто не вспомнит про меня, потому я ничего не сделал. Всё сделал мой дар, которым я владею и который мне совершенно не нужен. Я отношусь к этому как к обязанности.
Некоторые говорят, что я дарю жизнь. Но обычный человек жизнь дарить не может. Я забираю боль, дав человек всего лишь отсрочку. Всё равно всех настигнет смерть. Рано или поздно.
Не знаю, откуда у меня появился этот дар. Я могу излечивать людей от любых болезней, травм и тому подобное с одной лишь оговоркой – всё, что я забираю, отражается на мне самом же.
Выбор трудный. Всегда задаёшься вопросом – а заслуживает ли этот человек излечения? Зачем оно ему? Всё равно все пути приходят в одну точку. Я видел слишком много. Я слишком рано понял, что жизнь – совершенно бесполезная штука. Банально, но всё же – выход из такой штуки – суицид. Бац! – и ты уже не нагружаешь себя вопросами «вечно ли всё или нет» и так далее. Иногда люди смотрят на меня иногда с таким взглядом, будто я безумец, хочу только разрушать. Невозможно разрушить то, что в принципе не разрушается. Да и что я разрушаю? Ровным счётом ничего. Только свою жизнь, которая не касается никого, кроме меня. Именно с такими мыслями я был готов прыгнуть с моста, но от заветного прыжка меня приберёг один человек. Лет пять назад это было, а мысли никуда и деваться не собирались.
Я прекрасно понимаю, что могу спокойно отдать свою жизнь за жизнь другого человека. Опять-таки, зачем? У всех равные шансы, я просто даю ещё немного времени. И к худшему ничего не поменяется. И тем более к лучшему. За всю свою жизнь я понял – все люди живут в системе. В отлаженной системе, где ничто друг от друга не зависит. Простое существование, больше ничего. Каждый раз я думаю, что когда-нибудь я могу сделать ошибку. Простую, глупую, в конце концов, банальную ошибку. Поддаться глупым человеческим эмоциям, согласится с «толпой», принять «гуманную мораль» общества и просто пожертвовать кому-то свою жизнь… Хотя, опять-таки – всё одинаково, всё неизбежно, всё рутинно. Так что если я умру – система потеряет один из своих элементов и вставит на моё место другого.
Глядя на всех остальных людей, глядя в их преисполненные радости глаза, я оказываюсь в тупике. Да, они добились много. Множество вершин покорили. Множество далей прошли. Доказали себе, что у них есть цель в жизни. Но в один прекрасный момент, в одно прекрасное утро, или же вечер, сердце может попросту перестать биться. И все покорённые вершины, все пройдённые дали канут в лета, окажутся забытыми. И пусть они будут известны всем и все будут про них помнить – всё когда-нибудь забывается. Мифы, не перестающие жить в головах людей, про вечную память и так далее – вымысел, чистой воды ложь. Ничто не вечно. Всё забывается. Выветривается. Ничего не остаётся, кроме пустоты. Ничего.
Да, я – безумец. Но безумец для всех остальных людей. Сам для себя я – обычный человек, со своим складом мышления и ума. В тоже время я – никто и ничто. Даже если меня и замечают – то это больные люди, которым нужна моя помощь. Моя голова просто разрывается от просьб и молитв помочь, протянуть руку помощи. Многократным эхом разносятся тысячи голосов тысячи людей. «Помогите! Помогите!». Я помогу. А потом вас собьёт машина, в вашей квартире произойдёт утечка газа, вы подвергнетесь чьему-либо нападению… Система всегда найдёт путь, как убрать ненужный элемент, как вы.
Чёрт! Каждый день – это мука. Понимая, что всё бессмысленно, жить не хочется. Но кто-то каждый раз убеждает меня в том, что жизнь надо ценить, надо хранить. Надо. Надо? Для кого? Я её что, в копилку положу?
- Олег, кофе!
Из своих мыслей я вернулся в реальность. Я сидел в маленьком уютном кафе на углу улицы. За окном – зимний вечер в городских тонах. Через слой падающего густого снег были видны блеск огней, мчащиеся машины, скользящие по поверхности стекла отражения людей. Бледные, точно души. По улице же шли тёмные, почти сгорбившиеся силуэты. Они верят во что-то, что заставляет их идти по улице, что заставляет их идти дальше, не смотря на то, что целью их будет ничто, а результат никакой.
- Олег!
Я отвернулся от окна. Рядом со мной стоял Рома – мой друг, как раз тот самый человек, который уберёг меня от прыжка с моста. Рома – врач-хирург. Ирония судьбы, по-другому не назовёшь. Рома каким-то способом заставил меня поверить в эту чушь насчёт высокой ценности жизни, и вот теперь я работаю вместе с Ромой в больнице, только я – медбрат, и встаю на путь истинные. Который я пока никак не замечу.
- О, кофе! Спасибо, Рома!
Я взял с подноса горячую чашку с дымящимся тёмным напитком и поставил на поверхность столика. Напротив меня сел Рома. В отличие от меня он прямо-таки затоварился. Горячее блюдо, салат, чай, десерт.
- Проголодался? – саркастично спросил я.
- А видно на жёсткой диете сидишь? – съязвил Рома.
- Даже если я и сижу, даже если и на жёстком – то это стул.
- Понятно, - сказал Рома.
Я отпил кофе. Немного обжёг нёбо.
- Что сегодня делал? – между поеданием котлеты и макарон спросил Рома.
- Да так, - отмахнулся я. – У одной тётки голова прошла.
- Значит, день этот не даром прожит, - улыбнулся Рома. – А, Олег?
- Для неё, наверное, нет.
Я оглянулся. Кафе было полупустое, хотя для буднего вечера это не редкость. Вон, парочка в дальнем углу. Парень всё ломается, не может сделать девушке хотя бы комплимент. Три заветных слова не как с его рта не сорвутся. Да, сейчас центр мироздания для этого молодого человека – его прекрасная вторая половина. А через полгода, если повезёт, он вешаться будет оттого, что она его бросила, они разошлись, он её бросил.
Официантка у кассового аппарата. Работа её уже достала. До конца смены пару часов, после чего она пойдёт в дряблую однокомнатную квартирку, которую она снимает у какой-то бабушки за непомерную цену. Всю ночь просидит в Интернете, поспит пару часов и снова отправится на ненавистную работу.
Девушка за столиком позади нас. Сидит, понурив голову. Никто, похоже, не видит, что она плачет. В этот вечер она стала одинока. Ей больно. И вдруг я увидел это – тёмная, уродливая субстанция, засевшая у неё в голове. Волны вспыхивают одна за другой.
- Мигрень, - глотнув кофе, сказал я.
- Что, Олег?
- У этой девушки, - я кивнул в сторону стоявшего позади нас столика, - мигрень. Пока ещё зарождается, но до приступа уже не далеко.
Рома наклонился, чтобы посмотреть на девушку.
- Помоги ей.
Я твёрдо ответил: «Нет».
- Почему?
- Даже если я и сделаю это, ей всё равно уже не помочь.
- Чёрт, Олег! Почему ты помочь не хочешь?
- Если бы это имело хоть какое-нибудь значение для неё, Рома! Излечу – вот только ей это не поможет!
- Олег!
В этот момент девушка встала из-за столика, сняла пальто с вешалки и быстрым шагом направилась к двери. Я проводил её взглядом до выхода, поймав себя на мысли, что надо было сказать Роме о том, что страдает эта особа не только мигренью.
Рома смерил меня укоризненным взглядом.
Через пару минут в тихую обстановку кафе ворвался пронзительный визг шин. Затем – крики. За окном я увидел бегущих к перекрёстку людей.
Я допил кофе, а Рома уже бежал к месту аварии.

2.

Разговоры прохожих, рёв моторов мчащихся по дороге машин и прочий городской шум стали для меня далёким гулом, отзывающимся слабым эхом в стенах моего сознания. Я погрузился в себя, брёл среди людей по проспекту, опустив голову. И правда – я тень, невидимка. Возникает ощущение, и оно довольно реальное, что я – никто, прохожу сквозь плоть и стены. Меня никто не замечает, не хочет или не желает замечать.
Сейчас у меня перед глазами застыл пронизывающий взгляд Ромы. Сколько я видел подобных взглядов, но этот – впервые. Отчаяние, надежда и провал. Несбывшиеся мечты. Падение высоких идеалов в рутину повседневной жизни. Я стоял у места аварии. Рома в центре окружившей машину толпы, держит на руках уже мёртвую девушку. И тут я увидел, как Рома поднял полные слёз глаза и посмотрел на меня. Он не гневался на меня. Он, через силу, через свои, казалось, нерушимые стереотипы соглашался со мной. Ничего нельзя изменить. Даже если можно – система не позволит, чтобы эти изменения выходили за её рамки. Никогда ещё у меня не воцарялось на душе такое чувство. Странное, его трудно описать. Вообще невозможно описать. Я в глубине человеческого взгляда увидел смерть. Настоящую смерть. Не физическую, а душевную, иногда ещё более страшную.
Снег медленно падал, образовывая пористую пелену между мной и окружающим меня миром. Красиво.
Но потом эта смерть сменилась яростью. Рома всё-таки встал на сторону своих принципов, своих идей. За мгновенье, которое для человеческой души проходит как целая вечность, Рома отказался соглашаться со мной. Отказался примиряться с этой системой. Он отказывается, но не знает, что против системы идти невозможно. Невозможно, чтобы вода лилась вверх. Невозможно воскресить человека. Ярость Ромы – слепая ярость, ненужная и бессмысленная.
Я остановился, поднял голову и посмотрел в даль проспекта.
Система есть система. Все размышления так или иначе заходят в тупик. И рождаются гнетущие вопросы о смысле жизни, о поисках цели, ради которой стоит жить и чего-то добиваться. Всё это сказки. Красивые сказки о том, что «живём мы один раз», и прожить должны с толком, с чувством, с расстановкой. И цель должна быть, чтобы к ней стремится. Это хорошо. Только вот – зачем? Система всё искоренит, или же будет использовать прошлый опыт в стремлении к жизни остальных людей.
Кто-то может назвать меня жестоким и эгоистичным или же циничным и высокомерным. Люди могут сказать, что цена жизни для меня – грош и даже меньше. Это так. И своей и чужой. Я не вижу смысла в жизни, не нахожу для себя цели. За меня её находит Рома, который день ото дня старается убедить меня в том, что жизнь – вещь самой высокой цены, её надо оберегать, защищать. Не знаю, что меня цепляет в словах Ромы, но до сих пор меня не посетила мысль о суициде.
Внезапно в глазах потемнело, стали проявляться красноватые точки. Боль была сильная, очень сильная. Я был готов упасть на тротуар и бросится в объятия конвульсий. Какой-то раскалённый прут хлестал меня, с каждым ударом раздирая мой тело в клочья. Я поднял взгляд и посмотрел на прохожих. Кого-то из них мучила страшная боль.
- Вам плохо? – раздался чей-то тонкий голосок посреди воцарившегося шума, в котором смешалось всё – город, сердце и дыхание. Чья-то рука легла мне на плечо, а другая прикоснулась в моей щеке.
- Я…
И тут меня будто насквозь прожгли. Прямо в грудь вошёл металл и стал плавиться, расплываясь по всему телу.
Я увидел её – красивая девушка. Она смотрела на меня, пыталась помочь.
Боль исходила прямо от неё.
Не думал, что встречу смерть в таких мучениях – ну да ладно! Всё равно я никому не нужен. Не был и не буду.
Сердце забилось как локомотив. Казалось, что внутри сейчас всё разорвётся, глаза накроет кровавая пелена.
Если от девушки исходит такая боль, то, что будет, если я её заберу. Я просто испепелюсь.
Она что-то говорила, вроде вызывала скорую.
Вдруг я, сам того не ведая, стал высасывать всю дрянь, которая причиняла девушке неимоверные страдания. Глоток за глотком, я выпивал эту чашу со смертельно-опасным ядом. Всё больше мой взор закрывал багровый занавес. Не хватало ещё аплодисментов.
И вот – я протягиваю руку навстречу ей и падаю.
И это – смерть.

3.

В глаза ударил свет. Он забрался под веки, заставил меня их раскрыть, чтобы я почувствовал боль. Она послужила знаком того, что я нахожусь в сознании и что я ещё не мёртв. В этом я был уверен точно, потому что я, кроме рези в глазах, ещё ощущал, как ныли мышцы на спине и как я на чём-то лежу. На чём-то жёстком. И ещё – голова просто раскалывалась.
Я закрыл лицо руками, чтобы свет перестал издеваться надо мной.
- Ты жив, герой? – раздался чей-то голос.
Я опустил руку и увидел склонившегося надо мной Рому.
- А я… где я? Чёрт. Что произошло?
Рома улыбнулся.
- Да много чего происходит у нас. Больница – это такое место, где ничего не происходить не может. Всё, давай вставай!
Легко сказать. Все кости трещат, гул в ушах, так ещё и мышцы бунтуют. Что такого произошло, чтобы я оказался так избит? Последнее, что я помню – моя рука, которая протягивается к девушке. Вот уже почти я достал её плеча, но вдруг меня будто выключили. Я повалился на землю. Всё. Дальше я ничего не помню.
- А если честно? – спросил я, повернув голову в сторону.
- Если честно – ты у меня в кабинете на кушетке лежишь. И сейчас – часа три ночи.
- Уже? – жалобно отозвался я. – Я столько провалялся?
- Ну да.
Я сделал попытку сесть на кушетку, и попытка оказался не плоха. Если не считать, что ко мне подкатила тошнота, а голова сильно закружилась.
- Выпей, - протягивая мне стакан с водой и таблетку, сказал Рома.
Я, особо не мудря, отправил таблетку к себе в рот и с пары больших глотков осушил стакан.
Рома сел рядом со мной.
- Как тебя вообще угораздило так вот… - хотел спросить Рома, но дальше я уже сам рассказал историю, которая со мной случилась.
- Интересно, - после выслушанного протянул Рома.
- Самое главное – боль не физическая. Такое чувство, что болела…
- Душа, - докончил Рома.
- Именно! Что-то такое гложет её, не даёт покоя. – Я посмотрел на Рому. – Что ты об этом скажешь?
- Я скажу только одно – тебе повезло, что ты попал ко мне.
- Это точно. – Я вздохнул. – И извини за случай с девушкой. Она правда уже…
- Ничего страшного, Олег. – Рома положил мне руку на плечо. – Она и так была неизлечимо больна. Если бы не ты, смерть её была бы очень мучительна. Такие муки и врагу не пожелаешь.
- Да… - прошептал я. – Господи… Надо было тебе сразу сказать об этом.
- Так ты уже знал?.. Блин, как же я сам не догадался…
- Слушай, Рома. А вот как я попал в больницу?
- Я был как раз в приёмной, зазвонил телефон. Сестра схватила трубку и чуть не оглохла. Кто-то кричал очень громко. Ну, девушка, судя по голосу. «Помогите, тут человек умирает!» Ну, вот так, как-то.
- А девушку как зовут?
- Её имя – Инна.
- Инна, - повторил я. – Надо поблагодарить её.
- Это вряд ли, - Рома опустил голову. – Помнишь, я тебе рассказывал про поступившего к нам паренька. У него…
- Опухоль мозга, - докончил я. – А что?
- Инна – его сестра. Старшая. Жуткая история. Остались одни, родители погибли. Инна сейчас в университете учится, на третьем курсе, работает. Брат в школе учится. И вот – несчастье.
Я промолчал.
- Ладно, я пойду. – Рома встал. – Ты куда сейчас?
- Домой, наверное, пойду, - сказал я, поднимаясь с кушетки. Чёрт, ног не чувствую, будто парю над полом.
- Дойдёшь? – спросил Рома.
- Дойду, - кивнул я и снял с вешалки куртку. Надев, её я за Ромой вышел из кабинета.

Больница. Здесь, стоя в коридоре, в любое время суток, чувствуешь себя заложником в страхах и мучениях. Отовсюду слышаться голоса «Помогите! Пожалуйста!». Голосов очень много, они везде. Громогласны, ужасны. Одни похожи на назойливый писк комара, а другие – на взрыв.
В больнице идёт борьба двух сил – смерти и жизни. Борьба фальшивая, мнимая. Её цель – отвлечь внимание, заставить поверить.
Изменить ничего нельзя. Абсолютно. Конечно, найдутся люди, которые прожужжат все уши о том, что всё зависит от самого человека. Может быть это и так. От части. Всё заключается в том, что человек, пытаясь что-то изменить в своей жизни, вертится вокруг своей собственной оси, не задевая остальных элементов системы, в которой существует, и саму систему. Получается вечный и неизменный замкнутый круг человеческой жизни. Все самоличные изменения оборачиваются лишь в секунду эйфории, которая обманывает человека, заставляет поверить в то, что всё сделанное – не зря. Всё зря, всё.
«Поставь себе цель и стремись к ней!» - говорят некоторые. Красивый и сладкий самообман. Попытка хоть как-то оправдать существование в этой старой, как мир, системе. Идя по улице, я вижу множество людей, у которых, возможно, есть мечта, самая сокровенная, самая главная. И тут я понимаю – человеческое сознание это особая разветвленная сеть, хрупкая и сложная, куда система вводит вирус, заражающий сознания миллионов, вбивающий в головы людям ложь о цели в жизни и что это – самое важное. К некоторым людям вирус либо не добирается, либо система сама делает так, чтобы эти люди ждали у путей поезда, подошли к краю крыши высокого здания. И заставляет этих людей сделать шаг вперёд. Ей не нужны израсходованные материалы. Пустующее место тут же заполняется.
Это ужас. Я иду за Ромой по коридору больницы и меня скручивает от одних только брошенных в мою спину взглядов людей, которые умоляли меня освободить их от мук, от боли. Я успевал оборачиваться к ним, смотреть им в глаза и тут же отворачиваться. Они пытаются играть на чувствах. Пробудить совесть. Я могу забрать у них боль. Но она-то никуда не денется, не исчезнет в небытие. Она отразится на мне, я переживу её. А может и не переживу. Поэтому я – не ошибка системы, а системная ошибка. От меня ничего не зависит, я не выхожу за рамки всеобщей системы.
- Инна, - услышал я голос Ромы.
Я выглянул из-за спины Ромы. На скамейке рядом с палатой номер 11 сидела девушка, которую я видел на проспекте. Да, она очень красива. Темноватые каштановые волосы до плеч, карие глаза, лицо будто детское, нежное. Её голос тоже был очень красив, похож на музыку. На прекрасную музыку.
- Да?
- Познакомьтесь. Это Олег. Олег, это Инна.
Я подошёл поближе к девушке.
- Добрый вечер.
- Добрый вечер, - сказала она и посмотрела мне прямо в глаза. Они были влажные, и говорили о ней практически всё.
Творилось что-то странное. Все мои догадки оказались верны – я чувствую не физическую боль человека, а душевную. Чувствую, как колотится сердце Инны, как она волнуется. Сейчас внутри неё поселился страх. Отчаяние. Мучение. Но вот, как только подошёл я, этот страх сместился в сторону, дав простор тёплому ветру, который обдал меня. Этот порыв был чудесен. Мне было очень приятно находиться рядом с Инной, слушать её голос, смотреть на неё. Чудесно. Прекрасно. Я будто погрузился в иной мир, отрешенный от тусклых коридоров больницы и серых теней больных. Это был мир самых тёплых и красивых красок, тонов заходящего солнца, трели птиц.
Внезапно этот мир стал тусклым, страх снова занял своё место, и я снова ощутил ту самую тяжесть, что и на проспекте. Брат. Она волнуется о брате. Он лежит в этой одиннадцатой палате. Он передаёт ей ту боль, что сам чувствует. Прочная связь между братом и сестрой, её невозможно разорвать.
- Очень приятно познакомиться, - почти прошептал я. Мне ужасно захотелось взять её руку. Лёгкую, гладкую руку этой девушки. Чтобы она коснулась меня. Чтобы этот мир, наполненный теплотой, вернулся.
- Вы его спасли, - вмешался в разговор Рома, увидев, что ни я, ни Инна слов для разговора не находим. – Правда.
- Ой, нет, - застенчиво улыбнулась Инна. – Нет, я не спасительница. Я просто рядом оказалась.
- Нет. Не просто, - сказал вслух я, совершенно не контролируя себя. Я же могу наговорить стольких вещей, что она посчитает меня сумасшедшим. Нет, надо хорошенько подумать, что говорить. – Мне повезло, что вы там оказались.
- С вами сейчас всё в порядке? – спросила Инна.
Я затаил дыхание.
- Да, всё хорошо.
Вдруг я дёрнулся, будто через меня провели электрический ток.
- Ладно, я пойду, Ром. До свидания, Инна, - сказал я и, глядя в пол, быстро направился к выходу.
Я уже не слышал, что мне сказали Рома и Инна. Я, за шумом, царящим в больнице, услышал другое:
- Инна, послушайте. Вашему брату сейчас намного лучше. Возможно, он будет жить.
- Возможно?
- Опухоль разрастается, операцию проводить очень опасно.
- Но её можно провести?
- Да. Но последствия могут оказаться трагическими.
Рома, ты сейчас повторяешь мои слова. И врёшь. Сейчас её брату не лучше. Ему становится хуже, я чувствую это через Инну.
«Последствия могут оказаться трагическими»? Да. Ничего нельзя изменить, ничего.
Последнее, что я слышал, перед тем, как выйти из больницы – это безутешный плач Инны.