Цин-Цин - 16 - 17

Безумие дракона.

Более ста лет минуло с того дня, как Цин-Цин взошла на трон Серебряных Копий. Теперь она была не просто принцессой, а королевой, чьё имя произносили с благоговением от зелёных долин до самых дальних лесных границ. Она стояла на высоком балконе своего дворца, вырезанного из белого камня, и смотрела на свои владения. Светлые волосы, не тронутые временем, водопадом струились по плечам, а глаза цвета летнего неба хранили в себе мудрость веков. Время для эльфов текло иначе, но даже для них сто лет, это целая эпоха.

Эпоха её родителей, короля Эларайона и королевы Лиандриэль, давно завершилась. Они не умерли, как умирают смертные. Исполнив свой долг и устав от тяжести прожитых столетий и потерь, они сделали то, что делают все эльфы, чей дух жаждет покоя. В один из туманных осенних дней они взошли на борт белого корабля с серебряными парусами и отплыли на Запад, за Море Скорби, в Благословенные Земли, откуда нет возврата в смертный мир. Они ушли, чтобы воссоединиться с вечной песней мира, оставив королевство на попечение дочери.

Цин-Цин помнила их прощание. Ни слёз, ни сожалений, лишь светлая печаль и тихая уверенность в том, что она справится. И она справлялась.

Правление новой королевы было справедливым, но твёрдым. Она помнила уроки прошлого, помнила предательство брата и цену, которую пришлось за него заплатить. Эти воспоминания выковали в ней сталь, которую не мог согнуть ни один враг. Но сегодня покой её земель был нарушен. Вестники, чьи лица были серы от усталости и ужаса, принесли тревожные новости с северных границ, из-за горного хребта Друвия. Древний чёрный дракон, Игнис-Мортум, чьё имя означало «Огненная Смерть», пробудился от тысячелетнего сна. Его ярость обрушилась на шахтёрский городок Картаран, и теперь вместо домов там дымились руины, а воздух был пропитан запахом гари и смерти. Сотни лучших воинов гарнизона уже лежали мёртвыми на склонах гор. Их доспехи и плоть были обращены в пепел.

Цин-Цин знала, что ей предстоит нелегкий путь. Но она была королевой, защитницей своих подданных, и долг звал её вперёд. Сняв с себя королевские одежды, она облачилась в лёгкую броню, которая блестела серебристым светом, отражая лучи восходящего солнца. На поясе висел меч, выкованный из мифрилового металла, который мог разрубить даже самые крепкие чары.

Она оставила стражей во дворце, желая самой пройти этот путь. Как-никак, никто ей в этом не поможет. Обычный клинок и лук бессильны против дракона.

Тропинки альвов, извивающиеся среди густых лесов и зелёных полей, давно стали для неё родными. Она шла быстро, почти бесшумно, словно призрачная тень, скользящая меж деревьев, перемещаясь в пространстве, оставляя у себя за спиной сотни лиг за раз. Лесные духи приветствовали её, шёпотом передавая новости о том, что происходило впереди, Они говорили о разрушениях, о страхе, охватившем жителей Картарана, и о яростном огне дракона, который выжег целые улицы.

Когда солнце достигло зенита, Цин-Цин дошла до предгорий Друвианских гор. Здесь воздух становился холоднее, и ветер приносил запах дыма и пепла. На горизонте виднелись руины Картарана, некогда прекрасного города, теперь превращённого в пепелище. Сердце королевы сжалось от боли и гнева, когда она увидела разрушенные дома и плачущих жителей, собравшихся вокруг остатков у городских стен.

— Ваше величество! — воскликнул один из эльфов, склоняясь перед монархом.

— Не сейчас, — отрезала королева.

Она не могла позволить себе медлить. Её миссия заключалась в том, чтобы остановить дракона и вернуть спокойствие своим землям.

— Разрешите вас хотя бы проводить, ваше величество, — настаивал воин со шрамом на лице. — Одной вам будет не безопасно.

«Вряд ли ты в чём-то сможешь мне помочь».

Но она это не озвучила вслух. Правительница лишь отрицательно качнула головой, давая понять, что любые попытки пойти с ней закончатся провалом.

«Хватит жертв. Теперь только я и он».

Поднимаясь выше по склону горы, Цин-Цин чувствовала, как энергия природы наполняет её тело. Камни под ногами становились всё более острыми, а тропинка всё круче поднималась вверх. Вдалеке слышался рёв дракона, грозный и мощный, словно раскаты грома перед дождём.

Наконец, она достигла вершины одной из скал, откуда открывался вид на долину, где лежала южная часть Картарана. Там, среди обломков зданий, возвышался огромный чёрный дракон, сверкающий чешуёй, словно ночное небо, усыпанное звёздами. Его глаза горели безумным огнём, а крылья простирались над городом, точно гигантский купол тьмы.

Цин-Цин глубоко вдохнула, готовясь к битве. Она знала, что победа будет нелегкой, но она не собиралась отступать. Взяв в руки меч, королева начала спускаться вниз, навстречу собственной судьбе.

«О боги, помогите мне сегодня в этом сражении», — попросила она мысленно.

Дракон заметил её. Огромная голова, увенчанная рогами, похожими на обсидиановые пики, повернулась в её сторону. Глаза, два пылающих вулкана, полные безумия, сфокусировались на одинокой фигурке. Глубокий, вибрирующий рокот вырвался из его груди, заставив камни вокруг дрожать.

— Ещё одна букашка приползла на смерть?

Голос исполина был не просто звуком, а физической силой, ударившей по Цин-Цин, словно таран.

— Ты пахнешь властью, эльфийка. Твои кости будут сладко хрустеть на моих зубах!

Цин-Цин не ответила. Она медленно наставила свой меч, «Лунное Сияние». Клинок, выкованный из сплава мифрила и звёздного света, запел в её руке, испуская мягкое серебристое свечение. Она знала, что слова здесь бессильны. Против безумия есть лишь одно лекарство, сталь или магия.

— Молчишь? — взревел дракон. — Тогда кричи!

Он расправил свои громадные кожистые крылья, закрыв собой солнце. Одним чудовищным прыжком гигант сократил расстояние между ними. Пасть распахнулась, и из неё вырвался не просто огонь, а ревущий поток жидкого пламени, который превращал камни в лаву. Цин-Цин не стала ставить магический щит. Вместо этого она оттолкнулась от земли с нечеловеческой скоростью. Тело королевы превратилось в размытое пятно. Она пронеслась в сторону за мгновение до того, как огненный шторм обрушился на то место, где она стояла. Скала, за которой эльфийка укрывалась, оплавилась, превратившись в шипящую чёрную массу.

— Быстрая, — прогрохотал дракон, разворачиваясь.

Хвост, увенчанный костяной булавой, со свистом рассёк воздух, целясь ей в ноги.

— А на это что ты скажешь?

Цин-Цин подпрыгнула, перелетев над смертоносным хвостом, и в полёте нанесла удар. Меч врезался в чешую на спине дракона. Раздался оглушительный скрежет, словно сталь ударила в скалу. Искры посыпались во все стороны. Чешуя выдержала, но на ней осталась глубокая белая царапина, из которой тонкой струйкой потекла тёмная, густая кровь.

Дракон взвыл от боли и ярости. Он не ожидал, что эта хрупкая эльфийка сможет пробить его броню своей зубочисткой. Он взмыл в воздух, поднимая ураган из пыли и камней. С высоты он снова обрушил на неё огненный дождь. Цин-Цин неслась по разрушенной площади, уворачиваясь от огненных шаров, каждый из которых оставлял после себя дымящуюся воронку. Она была танцором в сердце апокалипсиса. Её движения оказались смертельно красивы и точны.

— Стой на месте, тварь! — ревел дракон с небес. — Дай мне тебя сжечь!

— Спустись и попробуй, ящер-переросток! — крикнула она в ответ.

Голос королевы звенел, как натянутая тетива.

— Что?

Дракон, взбешённый её дерзостью, камнем рухнул вниз. Он приземлился с такой силой, что земля треснула. Исполин попытался схватить её в свои когтистые лапы, но Цин-Цин снова ускользнула, проскользнув у него между ног. Оказавшись под его брюхом, она нанесла серию быстрых, режущих ударов. Здесь чешуя была тоньше. «Лунное Сияние» раз за разом входило в плоть, оставляя глубокие кровоточащие раны.

Игнис-Мортум взревел, извиваясь от боли. Он попытался раздавить её своим весом, но королева уже отскочила на безопасное расстояние. Она тяжело дышала. Доспехи покрывала сажа и кровь дракона, но в глазах горел холодный огонь битвы. Она видела, что её удары причиняют ему боль, но этого было недостаточно. Дракон был слишком силён, его жизненная сила казалась бесконечной.

И тогда она почувствовала это. Когда дракон снова взревел, в его голосе, помимо ярости, прозвучала нотка чужой воли. Тонкая, почти незаметная нить тёмной магии, вплетённая в самое сознание зверя. Это было не просто безумие. Это было рабство.

— Кто это сделал с тобой? — прошептала она, глядя в его пылающие глаза.

Она сосредоточилась, направив поток своей собственной магии через меч. Но не магии исцеления. Это была магия прозрения, магия истины. Она хотела не вылечить его, а достучаться до той искры разума, что ещё теплилась под гнётом проклятия. Светлый луч вырвался из клинка и ударил дракона не в грудь, а прямо в голову, между глаз.

Дракон зашатался. Рёв перешёл в мучительный стон. Глаза на мгновение затуманились, и пламя в них почти погасло. В них мелькнула не просто тень понимания, а бездонная скорбь и отчаяние пленника, запертого в собственном теле.

Но потом дракон взревел, и его глаза на одно мгновение затуманились, словно он пытался вспомнить что-то важное. Затем тьма вновь овладела им, и ящер снова бросился в яростную атаку.

Цин-Цин воспользовалась моментом, чтобы попытаться применить свою магию исцеления. Она сосредоточилась, направив поток энергии через меч, надеясь, что сможет снять проклятие безумия, наложенное на дракона. Светлый луч вырвался из клинка и попал прямо в грудь исполина, отбрасывая того назад.

На мгновение казалось, что магия сработала. Дракон застыл, его глаза прояснились, и в них мелькнуло понимание. Но вновь Цин-Цин ощутила присутствие другой силы, скрытой внутри сознания дракона. Заглянув глубже, она увидела следы чар, наложенных кем-то очень могущественным. Не было никаких сомнений. Эти чары удерживали дракона в плену безумия, заставляли его разрушать всё вокруг.

«Это работа чародея, — поняла Цин-Цин. — Именно он наложил на дракона чары безумия. Он использовал его как орудие разрушения, чтобы сеять хаос и страх среди народов».

Королева осознавала, что её магия исцеления не способна полностью освободить дракона от власти чародея. Чтобы снять проклятье, нужно было найти и уничтожить источник. Но сейчас главное было остановить разрушение и дать шанс жителям Картарана выжить.

— Прости, — шепнула Цин-Цин, обращаясь к дракону, которого она пыталась спасти. — Но я должна сделать то, что необходимо.

И тогда она изменила тактику. Вместо того чтобы пытаться исцелить дракона, она решила уничтожить источник зла, управлявшего им. Направив весь свой гнев и решимость на чары неведомого колдуна. Цин-Цин выпустила мощный поток магии, стремясь разорвать связь между чародеем и исполином.

Её усилия дали результат. Чары начали ослабевать, и дракон почувствовал облегчение. Но процесс освобождения оказался мучительным.

Цин-Цин не сдавалась. Она продолжала атаковать чары, используя все свои знания и умения, чтобы окончательно освободить исполина. Битва между ними длилась, казалось, бесконечно, и обе стороны истощали свои силы.

Наконец, королева нашла слабое место в защите чар и нанесла окончательный удар. Проклятие принялось распадаться, и тьма, окружавшая дракона, стала рассеиваться.

Гигант, освобожденный от чужого влияния, упал на брюхо, тяжело дыша. Его глаза вновь стали ясными, хотя тело всё ещё содрогалось от спазмов боли.

— Спасибо, королева, — прошептал он. — Я никогда не забуду твоего милосердия.

Правительница резко обернулась на вопли и увидела эльфийского воина со шрамом, корчившегося на земле. Его лицо исказилось в гримасе безумия, а тело содрогалось в агонии. Это был тот самый вояка, которого она видела раньше, но теперь его облик разительно изменился.

— Это Ксалгар Ужасный, — проговорил дракон, который всё ещё тяжело дышал, лёжа на обугленной земле.

Его голос был слаб, но в нём звучала уверенность.

— Именно этот чародей наложил на меня свои чары, пока я дремал в вековом сне высоко в горах.

Цин-Цин удивилась, что именно этот эльф, выдававший себя за простого солдата, на самом деле был могущественным чародеем, который использовал своё магическое влияние, чтобы поработить дракона. Теперь, когда она развязала чары, наложенные на исполина, магия вернулась к своему творцу, как бумеранг, и поглощала самого Ксалгара.

Чародей корчился, изрыгая проклятия. Его собственная магия вышла из-под контроля и начала пожирать его самого. Безумие, которое он использовал, чтобы управлять драконом, теперь обратилось против него. Хаос в голове погружал Ксалгара во всё более глубокое безумие.

Цин-Цин наблюдала за этим с ледяным спокойствием. Она знала, что Ксалгар заслуживает своей участи. Иначе просто быть не могло. Он являлся виновником не только того, что заклял дракона, но и сотен загубленных жизней.

Королева подошла к корчащемуся Ксалгару. Его тело билось в конвульсиях, а из горла вырывались бессвязные проклятия. Безумие, которое он влил в дракона, вернулось сторицей и теперь пожирало его собственный разум. Цин-Цин смотрела на него без жалости, но с холодным интересом.

— Почему? — спросила она, и её голос был подобен звону льда. — Ради чего ты обрёк на гибель сотни моих подданных?

Ксалгар поднял на неё безумный взгляд. В его глазах, лишённых зрачков, плескался хаос.

— Да пошла ты!

Эльфийка, сжав крепко губы, извлекла кинжал, и не мешкая, резким движением отрезала злодею правое ухо. Тот завопил ещё больше, тряся головой, разбрызгивая во все стороны кровь.

— А теперь отвечай, иначе я тебя стану резать по кускам.

— Тиерин… — прохрипел он, и кровавая пена выступила на его губах. — Мой отец… Ты…

— Что, Тиерин?

Королева нахмурилась, не ожидавшая услышать это давно забытое имя.

— ты забрала его! А я заберу твой мир!

Цин-Цин замерла. Отец. Так вот в чём дело. Спустя столько лет эхо предательства её брата снова догнало её. Оно проросло в этом ублюдке, этом бастарде, который унаследовал не только кровь, но и гниль души своего родителя.

— Так значит, ты его семя? Интересно получается.

— Ты убила его, дрянь!

— Твой отец был предателем, который пытался убить собственную сестру и погубить своё королевство, — отчеканила она. — Он получил по заслугам. Как ты сейчас получишь своё.

— Мой отец был принцем! Он должен был стать королём! — взвизгнул Ксалгар. — А ты… ты всегда была тенью!

Цин-Цин медленно покачала головой.

— Зерно зла, посеянное в роду, прорастает в каждом поколении. Но я — садовник. И я вырву этот сорняк с корнем.

Она подняла руку. Пальцы начали сплетать в воздухе сложные узоры из света. Она не собиралась убивать его. Смерть была бы для него слишком лёгким избавлением. Нет, она приготовила для него иную участь.

— Оставь его, светлая королева, — пророкотал дракон, который уже поднялся на лапы. — Он больше не опасен. Его разум мёртв. Вскоре он окончательно сойдёт с ума.

— Его разум мёртв, но мерзкое наследие живёт, — ответила Цин-Цин, не отрывая взгляда от чародея. — Зло должно быть не просто побеждено. Оно должно стать уроком.

Она опустила руку, и земля под Ксалгаром задрожала. Камни, оплавленные огнём дракона, начали двигаться, оживать. Они потянулись к телу чародея, словно серые змеи, обвивая его ноги, руки, торс. Ксалгар закричал, но его крик потонул в скрежете камня. Каменные потоки вливались в его рот, глаза, уши, заполняя изнутри. Тело начало костенеть, превращаясь в статую. Он был жив. Его безумный дух был заперт внутри, но его плоть становилась частью скалы.

Через несколько мгновений на месте, где бился в агонии чародей, стояло изваяние. Уродливая статуя эльфа, застывшего в вечном крике ужаса, с лицом, искажённым безумием.

— Отныне ты будешь стоять здесь, на руинах, что создал, — произнесла Цин-Цин, обращаясь к статуе. — Как вечное напоминание всем, кто решит пойти по пути твоего отца. Напоминание о том, что правосудие королевы неотвратимо, как сама судьба.

Она повернулась к дракону. Взгляд исполина был полон уважения и чего-то ещё, похожего на благоговение.

— Ты обладаешь силой, которой я не видел со времён Первых Королей, — сказал он.

— Я просто делаю то, что должна, — ответила она. — Теперь ты свободен, древний. Лети. Но помни, что эти земли под моей защитой.

Дракон низко склонил свою огромную голову.

— Я не забуду этого, королева Цин-Цин. Я был орудием зла, но ты вернула мне честь. Если тебе когда-нибудь понадобится союзник в небе, лишь позови меня по имени. Игнис-Мортум отныне твой должник.

С этими словами он расправил крылья и мощным толчком взмыл в небо. Его фигура быстро уменьшалась, пока не превратилась в точку и не исчезла за облаками.

Цин-Цин осталась одна посреди разрушенного города, рядом с каменным изваянием, воющим в безмолвном крике. Она посмотрела на свои руки. Они снова были в крови, пусть и незримой. Бремя короны было тяжелее, чем любая сталь. Но она будет нести его. До самого конца, ибо иначе нельзя.


Наследие Звёзд и Сердец.

Тронный зал королевы Цин-Цин сиял. Это было не просто великолепие золота и камней, а живая гармония света и звука. Высокие колонны из лунного дерева, казалось, дышали, а их резные узоры сплетались в гимн лесу. Под сводчатым потолком парили тысячи магических огоньков, подобных пойманным звёздам. Их свет, преломляясь в огромных зеркальных окнах, заливал зал мягким, неземным сиянием.

В центре этого мира, на троне из живого дерева, увитого серебряной лозой, восседала она. Цин-Цин, Вечная Королева, отмечала триста лет своего правления.

Для смертных народов это являлась целая вечность, смена десятка поколений. Для эльфов, лишь одна из глав великой книги. Но глава, написанная миром и процветанием. Цин-Цин стала воплощением эльфийской осени, прекрасная, мудрая и немного печальная. Её волосы были уложены в сложную косу, подобную застывшему водопаду, и украшены венком из живых роз, которые не вяли. Платье из шёлка цвета первого снега облегало стройную фигуру, а по подолу были рассыпаны алмазы, похожие на капли росы. Она была не просто правительницей. Она была символом.

Сегодня здесь собрались все, кто ценил мир, который она построила. Могучие гномы из Подгорных Чертогов, дикие, но благородные кентавры из Великих Степей, мудрые лесные духи и, конечно, люди. Торжественная музыка лилась, казалось, из самих стен, смешиваясь с ароматом цветов и гулом сотен голосов.

В пёстрой толпе гостей, у одной из колонн, жалась небольшая делегация Гильдии Ледяного Торга. Среди них выделялся своей неуклюжестью Эрик, молодой купец с Севера. Одежда, хоть и лучшая, что у него была, добротный шерстяной кафтан с меховой оторочкой, казалась грубой и мешковатой рядом с эльфийскими шелками. А сам он, широкоплечий и крепко сбитый, ощущал себя медведем, забредшим на бал бабочек.

— Ну что, парень, нагляделся? — пробасил ему на ухо Хольдрик, глава их каравана.

Старый купец с бородой, похожей на моток седой пряжи, по-отечески ткнул его локтем под рёбра.

— Рот закрой, а то слюной на этот мраморный пол накапаешь. Эльфы чистоту любят.

— Я не… — начал было оправдываться Эрик, но его перебил другой торговец, Фьорн, известный шутник.

— Да брось, Хольдрик, пусть смотрит. Может, хоть манерам научится. Смотри, Эрик, как они вилки держат. Не как мы, будто это топорики для колки дров. А королева-то, а? Красива, чертовка. На такую посмотришь, и забудешь, как тебя звать.

Эрик густо покраснел. Он и вправду не мог отвести глаз от Цин-Цин. Её величие, неземная красота, спокойная сила, всё это завораживало его, простого парня, привыкшего к суровым снегам и прагматичным сделкам. Он чувствовал себя здесь не просто чужим, а представителем иного, чужого мира.

— Хватит вам, — пробурчал он. — Мы здесь ради договора. Пушнина и лечебные травы. Помните?

— Помним, помним, — хмыкнул Хольдрик. — Но и ты помни, что торговля — это не только товар. Это уважение. Так что перестань пялиться на их королеву так, будто хочешь её раздеть прямо здесь.

В этот момент к трону приблизилась делегация гномов во главе с бородатым королём Торгримом Железноруким. Он низко поклонился, насколько позволяло его коренастое телосложение.

— Королева Цин-Цин! — пророкотал он, и его голос был подобен грохоту камнепада. — Триста лет, хороший срок. Камень помнит и дольше, но даже он радуется, когда над ним мирное небо. Мой народ ценит твою мудрость, как мы ценим хорошо гранёный алмаз. За твёрдость и чистый свет. Прими наш скромный дар!

Два гнома вынесли вперёд огромное ожерелье из платины, в центре которого сиял гигантский синий сапфир, «Сердце Горы».

Цин-Цин с лёгкой улыбкой кивнула.

— Благодарю тебя, король Торгрим. Ваша дружба для меня дороже любого камня, пусть даже такого прекрасного. Пусть наши горы и леса всегда живут в согласии.

Следующими были кентавры. Их предводительница, седая кентаврида с глазами мудрой змеи, говорила певучим, скрипучим голосом:

— Ветер степей приносит тебе наш поклон, Сестра Леса. Триста циклов луны ты хранила покой. Корни твоих деревьев глубоки, а наши копыта быстры. Пока корни и копыта помнят друг о друге, в этом мире будет гармония. Мы принесли тебе семена Звёздного Лотоса. Пусть он цветёт в твоих садах, напоминая о вечном круговороте жизни.

Торжество шло своим чередом, но Эрик, слушая речи, всё больше ощущал себя лишним. Эти народы говорили о веках, о магии, о звёздах. А он? Он знал цену хорошего меха и умел отличить целебный корень от ядовитого. Этого было слишком мало для такого мира.

Именно в этот момент, когда к трону готовилась подойти делегация придворных эльфов, Эрик заметил их. Трое. Стояли чуть поодаль от основной группы, держали на руках небольшой, но богато украшенный ларец из чёрного дерева с золотой инкрустацией. На первый взгляд, обычные аристократы. Но что-то было не так. Их улыбки были слишком натянутыми, а глаза бегали по залу. Они не смотрели на королеву с благоговением, как остальные. Они смотрели на неё как волки на овцу.

— Смотри, какая работа, — шепнул Фьорн, кивнув на ларец. — Дорогой, наверное.

Но Эрик не слушал. Его купеческая интуиция, натренированная на выявление обмана на рынках, сейчас кричала об опасности. Он видел, как один из них что-то прошептал другому, и тот едва заметно кивнул, Пальцы нервно сжались на крышке ларца. Их взгляды были холодными. В них не было праздника. В них была цель.

«Что-то не так», — пронеслось в голове.

Он оглянулся на Хольдрика, желая поделиться подозрением, но старик был увлечён разговором с гномьим мастером.

— …главное, подойти достаточно близко… — донёсся до него обрывок шёпота одного из троицы.

— …магия сработает мгновенно… дар от всех, кто помнит истинную славу…

Истинная слава? Эти слова прозвучали как яд. Сердце Эрика заколотилось. Он не был воином. Он был торговцем. Его дело, считать монеты и взвешивать товар. Вмешиваться в дела эльфийской знати, самоубийство. Его просто вышвырнут из зала, а гильдия навсегда потеряет шанс на торговлю.

«Это не моё дело», — пытался убедить он себя. — «У неё целая стража. Они всё увидят».

Но стража не видела. Они смотрели на толпу, на выходы, но не на своих же сородичей, которые с фальшивыми улыбками несли свой «дар».

Троица начала движение к трону. И в этот момент Эрик понял, что не сможет стоять на месте. Пусть он будет выглядеть дураком. Пусть его вышвырнут. Но мысль о том, что эта неземная, сияющая королева может пострадать, была невыносимой. Он вспомнил рассказы о том, как она остановила войну с гоблинами, как исцелила проклятого дракона. Этот мир держался на ней.

Не помня себя, он оттолкнулся от колонны.

— Эрик, ты куда?! — крикнул ему в спину Хольдрик.

Но он уже не слушал. Он ринулся вперёд, грубо расталкивая напудренных эльфийских вельмож и степенных гостей. Его грубый кафтан вносил диссонанс в эту изящную толпу. Возмущённые вскрики, проклятия, чей-то бокал с вином, разбившийся о пол, всё это слилось в один гул. Он видел только одну цель, трон и трёх эльфов с ларцом в руках.

— Ваше Величество! — крикнул он, прыгая на возвышение, где сидела королева.

Охрана мгновенно обнажила оружие, направив его на Эрика, но он успел немного раньше. Молодой купец схватил Цин-Цин за руку и, рывком сдёрнув её с трона, бросил на пол, прикрывая собой.

В тот же миг раздался оглушительный взрыв. Ларец, который несли трое подозрительных эльфов, вспыхнул ярким светом, разбрасывая осколки вулканического стекла по всему залу. Крики боли и страха наполнили помещение, а магические светильники на мгновение погасли, погружая зал во тьму.

Когда пыль осела, Эрик ощутил, как его плечо пульсирует от боли. Но самое главное, он был жив. Под ним лежала королева, и её взгляд был полон удивления, а не испуга, как можно было ожидать в такой ситуации.

— Что ты… — начала она, но тут же замолчала, увидев ужасающие разрушения вокруг.

Многие лежали мёртвыми, другие кричали, лишившись конечностей. Осколки посекли около тридцати гостей в разной степени. В зал уже спешили лекари и чародеи, чтобы облегчить боль и оказать первую помощь пострадавшим.

— Вон он! Держи его!

Охрана немедленно схватила одного из троицы, выжившего эльфа, которому оторвало обе руки, пока гостей начали спешно выводить из зала.

Через несколько часов Эрик стоял в личном кабинете королевы. Помещение было полной противоположностью тронного зала: уютное, тихое, пахнущее старыми книгами и ароматными травами. Карта мира на стене, полки с древними фолиантами, мягкий свет от живых кристаллов.

Королева сидела за столом, и сейчас, без короны и мантии, она казалась… Меньше. Уязвимее. Рядом с ней стоял следователь Лаэрим, чьё лицо было холодным, как лёд.

— Один из заговорщиков выжил, Ваше Величество, — доложил он. — Его допросили с помощью заклинания Правды.

— И что вам удалось узнать?

— Это «Дети Истинной Славы», группа аристократов, недовольных вашей политикой.

— Что именно их не устраивало в мире и процветании? — холодно спросила Цин-Цин, постукивая тонким пальцем по столу.

— Они считают вашу политику слишком мягкой. «Торговля с низшими расами унижает нас», — так он сказал. Они жаждут войн, расширения границ, возвращения времён, когда эльфы правили всем континентом безраздельно. Но вы…

— Но я помню цену этих войн, — тихо закончила королева. — Я помню кровь.

Наступила тишина. Эрик чувствовал себя здесь лишним, большим и неуклюжим. Он хотел уйти, но не смел.

— Этот человек, — кивнул в его сторону Лаэрим, — спас вам жизнь. Хотя его действия были варварскими и импульсивными.

Цин-Цин подняла на Эрика свои небесные глаза. В них больше не было королевского величия, только глубокая, почти человеческая усталость.

— Ты сегодня спас меня, воин. Как тебя зовут?

— Эрик, Ваше Величество. Из Гильдии Ледяного Торга. И я не воин, ваше величество… Я… я не знаю, что на меня нашло. Просто показалось, что…

— Тебе не показалось, — мягко поправила она. — Ты почувствовал. Ты рисковал своей жизнью ради чужой королевы. Почему?

Эрик на мгновение задумался. Что ей ответить? Что он был очарован её красотой? Это было бы глупо и банально.

— У нас на Севере говорят: если видишь, что медведь лезет в дом к соседу, не жди, пока он придёт к тебе. Ваш мир… он важен не только для вас. Если падёт ваше королевство, хаос накроет всех. Я просто… защищал хороший товар. Мир — это самый лучший товар.

Он сам удивился своим словам. Хольдрик бы им гордился.

Впервые за весь вечер Цин-Цин улыбнулась. Не вежливой улыбкой монарха, а настоящей, тёплой улыбкой, от которой в уголках её глаз появились крошечные морщинки.

— Защищал хороший товар… — повторила она. — Это самая прагматичная и самая честная причина из всех, что я слышала. Я в долгу перед тобой, Эрик с Севера.

— Ваш долг — это и дальше хранить этот мир, Ваше Величество, — ответил он, чувствуя, как у него горят уши.

— Тебе нужно отдохнуть.

Голос снова стал мягким, но настойчивым.

— И покажи своё плечо лекарю.

— Со мной всё хорошо, ваше величество.

— Это приказ. Лаэрим, проводи нашего гостя в лучшие покои. Убедись, что он ни в чём не нуждается.

Эрик хотел вновь возразить, сказать, что с ним всё в порядке, так как на плече оказалась лишь царапина, но, взглянув на её серьёзное лицо, всё же кивнул. Ему было странно признавать, что сейчас он чувствовал себя не как младший купец, а как человек, выполнивший нечто большее. Что-то, что изменило его место в этом мире навсегда.

Лаэрим коротко поклонился королеве и жестом пригласил Эрика следовать за ним.

— Вы спасли королеву, — заметил эльф, когда они шли по длинным коридорам дворца.

Его голос был холодным, но в нём чувствовалась доля уважения.

— Редкая смелость для человека.

-Просто я почувствовал, что должен действовать, — ответил Эрик.

— Иногда именно такие действия решают судьбы королевств, — произнёс Лаэрим, прежде чем замолчать.

Несколько дней Эрик провёл во дворце, как в тумане. Его лечили, кормили изысканными блюдами, которые он не всегда знал, как есть, и оставили в покое. Хольдрик и Фьорн, убедившись, что он жив и даже стал героем, отбыли с караваном, пообещав рассказать всем в гильдии о его «подвиге».

Однажды вечером, не в силах больше сидеть в роскошной комнате, он забрёл в дворцовую библиотеку. Это было огромное круглое помещение, уходящее ввысь на много ярусов. Он нашёл её там, сидящей в кресле с книгой.

— Не спится, герой? — спросила она, не поднимая головы.

— Не привык к таким мягким кроватям, Ваше Величество, — пробурчал он. — И к тишине. У нас на Севере по ночам воют волки. А здесь… слишком спокойно.

— Здесь тоже воют волки, — закрыла она книгу. — Только они носят шёлковые одежды и улыбаются тебе в лицо. То, что ты сделал… ты показал мне, что я разучилась видеть опасность у себя под носом. Я привыкла к лести. А ты… ты грубый, Эрик.

Он напрягся, ожидая упрёка.

— И это хорошо, — продолжила она. — Твоя грубость — это честность. Расскажи мне о своём Севере.

И он рассказывал. О долгой зиме, о треске льда, о простых радостях, горячей похлёбке после долгого дня, о смехе друзей у костра. А она слушала, и в её голубых глазах отражался огонь его далёкого очага. А потом она рассказывала о своём. О бремени бессмертия, об одиночестве на вершине власти, о призраках прошлого, которые никогда не отпускают.

В ту ночь они перестали быть королевой и купцом. Они стали просто эльфом и человеком, двумя одинокими душами из разных миров.

Она предложила ему остаться. Стать советником по торговым делам с человеческими землями. Он согласился, зная, что это безумие, но не в силах отказаться.

Они часто гуляли по висячим садам дворца. В один из вечеров, стоя на мосту над зеркальным прудом, он набрался смелости.

— Почему я? — спросил он. — У вас сотни мудрых советников.

Цин-Цин долго смотрела на своё отражение, а потом на него.

— Они все говорят мне то, что я хочу услышать. Или то, что, по их мнению, я должна услышать. А ты… ты говоришь то, что думаешь. Когда ты смотришь на мир, ты не видишь великих интриг и древних пророчеств. Ты видишь, что нужно починить крышу, чтобы она не текла, и что нужно накормить людей, чтобы они не бунтовали. Мне не хватало этого взгляда.

Она протянула руку и коснулась его щеки. Пальцы королевы были прохладными, как лунный свет.

— Ты вернул мне то, что я давно потеряла, Эрик. Ощущение реальности.

Он не знал, что ответить. Он просто стоял, чувствуя прикосновение её руки, и понимал, что его жизнь, жизнь простого купца, навсегда переплелась с судьбой бессмертной королевы. И это его не пугало.

Спустя несколько лет, когда эльфы и люди привыкли видеть неуклюжего, но честного северянина рядом со своей королевой, Цин-Цин объявила о своём решении. Не было пышной церемонии. Она просто собрала свой совет и сказала, что Эрик станет её мужем и принцем-консортом. Были те, кто роптал, но большинство молчало, потому что видели, как изменилась их королева. В её глазах снова появился свет, который, как они думали, угас навсегда.

Их союз стал не просто символом, а живым мостом между двумя мирами. Вместе они правили, строили, учили свои народы понимать друг друга. Эрик принёс в древнее, застывшее в своём величии королевство эльфов человеческую живость, практичность и умение радоваться простым вещам. А Цин-Цин дала буйным и недолговечным человеческим королевствам мудрость, терпение и взгляд, устремлённый в вечность.

Сорок лет спустя.

Солнце садилось за вершины гор, окрашивая небо в золото и пурпур. На том же балконе, где когда-то одинокая королева взирала на свои владения, теперь сидели двое. Цин-Цин, всё такая же юная и прекрасная, со светлыми волосами, в которых играли лучи заката. И Эрик. Волосы его стали белыми, как снега его родины, лицо покрыла сеть глубоких морщин.

Он был стар. По человеческим меркам, стар. Шестой десяток. По эльфийским, он прожил лишь краткий, яркий миг. У их ног играли дети, в которых так причудливо смешались эльфийская грация и человеческая неугомонность.

— Ты помнишь тот день? — тихо спросил Эрик. — Триста лет твоего правления. Я тогда думал, что красивее тебя никого на свете нет.

— А сейчас? — с мягкой улыбкой спросила Цин-Цин, беря его сильную руку в свою.

— А сейчас я знаю, что был прав, — усмехнулся он. — Только ты ещё и стала самой упрямой женщиной из всех, кого я знал.

Она рассмеялась — тихим, мелодичным смехом.

— А ты так и остался грубым северным варваром, который считает мир товаром.

— Лучшим товаром, дорогая. Лучшим.

он прикрыл глаза, наслаждаясь теплом её руки и последним теплом солнца.

— Я скоро уйду, Цин-Цин, — вдруг признался мужчина. — Моя зима близко.

— Я знаю, — прошептала она, и в её вечных глазах впервые за много лет блеснули слёзы. — Но тот миг, что ты мне подарил, стоил тысячи лет одиночества.

— Хорошая сделка, — выдохнул он и мирно заснул, убаюканный закатом и любовью бессмертной королевы.

Он умер той ночью, во сне, держа её за руку.

Цин-Цин правила ещё многие, многие века. Она больше не выходила замуж. Память о её смертном муже стала её главной силой и главной мудростью. Она правила не как бессмертное божество, далёкое от забот мира, а как та, что познала величайшую радость и величайшую боль. Любовь к тому, чья жизнь лишь краткий миг рядом с её вечностью.

Эпоха их правления вошла в легенды как Золотой Век. А история королевы и купца стала главной песней, которую пели барды у костров от Ледяных Пустошей до Южных Морей. Песней о том, что даже самая долгая жизнь не имеет смысла без тепла, а самое короткое мгновение может вместить в себя вечность. И это было самое главное наследие, которое оставили после себя звёзды и сердца.