Котострофа

  Когда в моей квартире появился новорождённый сын, я срочно перенёс свою живописную мастерскую на балкон. В очередной раз торопясь на своё новое рабочее место,я загрузился по полной программе:под мышкой подрамник со свежегрунтованным холстом, в руках открытые банки с красками. Осталось только захватить по дороге оставленные с прошлого раза в ванной комнате кисточки. А в это время жена как раз приготовила для ребёнка ванну. Я споткнулся о кота, да так «удачно», что в падении все краски выплеснулись в воду. Выпавший из под мышки, накрывший всё это безобразие подрамник, я к тому же нещадно придавил руками. Максимально быстро, так чтобы не испортить холст, я вытащил злополучное полотно из воды и срочно спрятал его в кладовку. Дабы скрыть улики, я со скоростью гепарда стал до блеска отдраивать от краски место преступления. В процессе проведения дезинфекции перед моими глазами как живая стояла сцена, во время которой жена макает меня лицом в остатки краски. Я как никогда был близок к физическому постижению смысла крылатой фразы: «А чтоб меня покрасили!..» Пару дней я ходил паинькой, в суете совсем забыв о холсте. А потом я его достал, и... Обалдел... Память тотчас подбросила воспоминания о занятиях по живописи в институте. Правда, тогда я рисовал акварельными краскам прямо на стекле, а затем лепил сверху лист бумаги. Полученный в результате отпечаток краски назывался монотипией. Однако то, что сейчас случайно вышло у меня, получилось в разы эффектней. Процесс макания холста в разведённую на воде краску оказался важнейшим шагом для формирования моего авторского стиля в живописи. Позже я узнал, что данному «открытию» уже не одна сотня лет. Придумавшие рисовать на воде, а затем макать в неё бумагу турецкие художники, оформляющие книги, используют эту технологию и поныне. Впрочем, я пошёл дальше своих коллег, для контакта с водой стал использовать натянутые на подрамник холсты. Теперь каждую свою новую картину я начинал с неизменного ритуала — с водного омовения полотна, с «эбру» — искусcтва живописи на воде. Для удобства я приобрёл переносной бассейн, который перед работой надувал с помощью электрического насоса. «Водохранилище» служило для того, чтобы с помощью разведённых керосином типографских красок попытаться достучаться до человечества. Первые опыты в новом для себя стиле я проводил на небольших подрамниках, постепенно увеличивая их размер. Аккуратно приложив к водной глади холст, я умудрялся перенести на него отпечаток будущей картины. Это чем-то напоминало проявку фотографий, но фиксировалась не окружающая нас действительность, а самое сокровенное художника. Работая на уровне подсознания, я даже не подозревал, что в итоге получится шедевр мирового значения или испорченные материалы. Как творец, смешивая колера, я мог смело сказать: «Да будет...», после поставить жирное многоточие, так как не знал, что будет, даже примерно не догадывался. Обидная мысль каждый раз смущала сознание: «Так творец я, или тупое орудие в цепких лапах красок?»
   Я в очередной раз подготовил и разложил у «бассейна» необходимые колера. Для чуда всё готово. Теперь, главное, отключить разум и попытаться работать исключительно на уровне подсознания: краски в воду, сразу из нескольких флаконов. Всё, пошла цепная реакция — неконтролируемый процесс. От меня теперь мало что зависело. Это вам не точная наука: химия, физика, астрономия. Дальше в дело вступали алхимия, астрология, чародейство и магия. Краски, попадая в воду получали право на жизнь, получали свободу выбора, получали вольную. Они боролись и погибали, вступая в двойственные и тройственные союзы. В этой непримиримой борьбе колеров рождалось что-то новое, немыслимое. Это невозможно было увидеть, это нужно было угадать, как будущее по кофейной гуще. Дальше в ход шла моя многолетняя спортивная реакция. Этот момент, эту долю секунды, нельзя было упустить, иначе — всё даром, вся предыдущая работа была впустую.
   Очень важным моментом в творческом процессе оказалась звучащая музыка. Я был уверен в том, что краски её слышат, краски её чувствуют. Сбиваясь в пары и целые хороводы, они кружат в волшебном танце, а рядом, чуть в сторонке, стоят балерины в белых «пачках» и, глядя на чудо, горько плачут от зависти. Художник, как и весь окружающий мир, становится просто невольным свидетелем чуда. Я узрел чудо, уверовал в него и стал верным адептом «цветного ученья». Хотя? Я конечно не волшебник, я только учусь... Баночки с колерами в руки, по паре капель этой и этой... «А кто сказал, что я не волшебник?» Жизнь в бассейне заиграла новыми красками. Я не вмешиваюсь в эволюцию, я слегка корректирую её «свыше». Пурпурная и фиолетовая устремились навстречу друг другу, смешиваясь неземными узорами,
выталкивая на периферию сложные оттенки жёлтого. Долю мгновения длится соприкосновение приложенного мной холста с поверхностью воды. Мне точно известно, что у меня всего одна попытка, причём, от силы давления на подрамник во многом зависит полученный результат. Приподняв полотно над поверхностью водной глади, даю стечь остаткам воды и затем резко переворачиваю холст «лицом» вверх.
Нет, это пока что не картина, это даже не эскиз. На полотне отпечаталась идея, «эбру-грамма».«В начале было слово...» Слово это было свыше, обращение ко мне лично, и я его услышал. Дальше — свобода воли, свобода выбора, дарованные мне также свыше. Выбор за мной — можно сделать вид, что ничего не было, показалось, бывает. Но тогда, извини, в следующий раз не жди «подсказки», а художник без этих «подсказок» — не художник, а так — просто человек, который неплохо рисует. После этого — только на местный «Арбат», ваять «Джоконду» под цвет обоев заказчика.      Сделав оттиск с жизни красок в «бассейне», я ещё не знал — мной поймана «золотая рыбка» или «мелкий пескарик»? После череды проб и ошибок я стал нутром чувствовать момент, когда необходимо производить «подводную съёмку» в«цветном океане». Эти моменты я уже не чувствовал, я их «знал». А вот с изображением на этом «негативе» приходилось поработать. Понимал увиденное я далеко не сразу: крутил подрамник вправо и влево, переворачивал вверх ногами. Если ничего не получалось, откладывал в сторону: либо я не созрел, либо изображение на холсте. Подождём. Часть решений приходили ночью как к Менделееву, и, что самое обидное, все они оказались до смешного простыми. После, глядя на эти картины, я не понимал, как же мне это сразу не пришло в голову — это же очевидно. С десяток полотен по системе Менделеева не дали мне выспаться, но я был на них за это не в обиде.
      Вот уже много лет я рисую на воде в технике «эбру», а всё благодаря тому, что однажды просто споткнулся об кота.
  (Иллюстрация автора)