Карпаты, будь они неладны

Аграфена с трудом передвигала ноги в самодельных мягких ичигах по нарядному буковому лесу. Ичиги – её обувь почти на все сезоны года. В них мягко, тепло, нога не потеет.


Под кружевной тенью деревьев солнце печёт не слишком зло, но всё же порядком её разморило. Пить хочется. Она уже не раз вытирала вспотевшее лицо уголками белого головного платочка. Ситцевая кофточка на ней, в мелкий розовый цветочек, тоже намокла на спине от пота.


Вроде, нестарая ишшо, а подустала. Да и как не устать? То вверх тащишься, то чуть ни кубарем вниз катишься. Наверх даже легче взбираться, чем спускаться вниз. На прогулку позвал её сын, Александр. Пойдём, мол, мать, погуляем, горы Карпаты тебе покажу, деревья-буки.


Чудным показалось его предложение - у них дома гулять просто так, в сопки, не ходят, только по делу, но всё же согласилась. «А чего не сходить? Когда я ещё увижу эти Карпаты, да буки? КакИ такИ буки? – гадала она. - У нас на Амуре буки не растут. Отродясь таких не видала и не слыхала. У нас - всё больше ёлки, да берёзы. Ну, листвянки ишшо, тальник.


Но эти буки – завидные деревья, ничего худого про них не скажешь. Ровнёхоньки все, высоконьки. Серые стволы такие гладкие. Ветки растут высоко от земли, не дотянешься. В карпатском лесу - ни мошки, ни комаров! Красота! Ни одна тварь на тебя не сядет, не напьётся твоей кровушки.


У нас же только сунься в тайгу – облепят, паразиты проклятые, с ног до головы. И комары, и мошка. Комары - ещё ладно! Прихлопнешь его и делов-то. Мошка - зверь похуже комара: и в нос её вдохнёшь, и в рот, если ненароком разинешь. Как присосётся, так прямо дырку в коже проест. А мокрец? Мелкий-мелкий, зараза. Места его укуса распухают, чешутся, спасу нет. Без вонючей жирной мази против этих кровопийц нечего и соваться в лес.


Оводы здесь есть, да, если выйдешь на речку. Где же их нет? Скотинка домашняя от жары в речку лезет и оводы при ней. А речки туточки быстрые, чуть с ног не сбивают, дюже холодные даже в эту летнюю жару. Вода прямо ледяная - с гор, поди, бежит. И всё равно местные купаются: и дети, и взрослые. У нас в Амуре летом вода тёплая, одно удовольствие искупаться. Только забыла я, когда в Амуре последний раз купалась».


Аграфена телепалась за сыном и всё вокруг подмечала. «Чисто как под деревьями-то! Никакого, как у нас, бурелома, через который не пролезешь, не пройдёшь, ни веточки, ни прутика. С дровами-то здесь худо, вот и ходят бабки, да детишки в лес за хворостом. Несут вязанки сухих веток на спине. Непривычная для наших глаз картина.


У нас как? Выпишешь в казне лесу, сам свалишь деревья, обрубишь ветки. Привезёшь хлысты, распилишь на чурки, сам же и расколешь их. Топи печку, сколь хочешь!


С мужем Иннокентием и самой младшей дочкой Капой, подростком, они впервые приехали в гости к сыну в Прикарпатье. Дочек у них в семье шесть: Маруся, Нина, Нюся, Ида, Надя, Капа и три сына: Александр, Николай и Леонид.


Старшего сына, Сашку, как забрали в начале войны в армию, так они его и не видели больше. Прошёл он с боями через всю войну проклятую - сколько она всем горя принесла. Из низовий Амура дошёл сын до Европы, до Берлина. Сам он произносит - БЕрлин.

Повстречалась ему на долгом тяжком пути женщина, вроде, как полька, Гала. Небольшая, темноволосая. Как паучиха, завлекла молодого неопытного парня в свою паутину или удачно расставленные женские сети. Женился на ней Сашка.


Потом с удивлением узнал, что у жены есть взрослая дочь, которую она прятала у родственников на дальнем хуторе. Сашке на дочке надо было жениться!


- Дочь-то - ровня тебе по возрасту, - донесли парню добрые соседи.
Но назад не переиграешь. Двое деток у них с Галой уже народились: сынок Юрочка, да дочка Любушка.


Вот теперь приехали родители повидаться с сыном после долгой разлуки, да внучат посмотреть. Никогда раньше они не выезжали так далеко. Через всю страну протащились поездом. Ехали долго, две недели, следуя указаниям сына из его письма. Доехали до Москвы, потом до Киева.

Там пересели на поезд, следующий до Ивано-Франковска. Соседи по вагону заходили и выходили, а дальневосточники всё ехали и ехали. Поезд останавливался на станциях, больших и маленьких. Они выходили из вагона размяться, что-то покупали из еды: хлеб, варёную картошку, вареники, кислое молоко, квас, пирожки с капустой.


Домашние харчи закончились ещё перед Байкалом. С собой брали вяленой амурской рыбы, что не портится в дороге, хлеба, чаю, да сахара. На Байкале-море была долгая остановка. Умылись там чистой водой, напились - холодная водичка, аж зубы ломит. Походили по гальке, ополоснули затёкшие ноги. На небольшом рынке, рядом со станцией, опять запаслись рыбой, местной копчёной - омулем. Вкусная рыбка, ничего плохого не скажешь. В меру солёная, жирненькая.


В это первое в её жизни дальнее путешествие Груня прочувствовала, как велика их родная страна. «Это сколько же дней мы всё едем и едем? Конца и края нет», – думала она, впадая между остановками в чуткий дневной сон.


Доехали до областного города, а можно было выйти немного раньше. Не сообразили. Возвращались назад, автобусом. За его окном простирались необычайно красивые поля красных маков. «Красота! У нас так по рёлкам, да берегам рек саранки цветут: жёлтые и красные.


А какие смешные у них стожки сена! Узеньки, махоньки, в рост человека, стоят себе по ровным солнечным долинам. С нашими здоровенными душистыми зародами высотою с дом и не сравнить! После мелкого грибного дождичка в небе нарисовалась яркая семицветная радуга. А грибы-то у них здесь растут? У нас полно, всяких.

Нарядная радуга - хороший знак! Всё должно быть хорошо. Хотя ещё живы в памяти рассказы о зверствах здешних бандеровцев во время войны. Да и после войны ещё шастали по лесам недобитые бандиты.


В автобусе местный мужик сразу заметил, что они издалека. Спросил по-русски, мол, откуда вы такие. Затем, усмехнувшись из-под чёрных, вислых усов, огорошил вопросом:
       - А не боитесь сюда ехать? У нас ведь под каждой ёлкой - бандеровец с топором!
       - Нет, не боимся, - не задумываясь, ответила ему Груня. – К сыну едем.


Хотя, чёрт его знает, кто у них тут под ёлками? А ёлки здесь знатные, не хуже, чем у них дома. Из глубоких обрывов, что рядом с дорогой, только их макушки торчат. О плохом думать не хотелось. Сын-то не боится здесь жить.


А мужик, что интересовался, обыкновенный. Немолодой, бедно одетый: в выгоревшем пиджаке непонятного цвета, такой же старой кепке, кирзовых пыльных сапогах. Ничем не отличается от других, только лицо уж сильно загорелое. Видно, часто бывает или работает на солнце.

 
Без приключений семья добралась до маленького городка, где проживает сын. На украинском языке он называется «Рогатын». Обжился здесь сын, привык. Возвращаться домой не собирается.


А помощь парней родителям не помешала бы сейчас. Перед войной заготовил Иннокентий лесу на дом. Хотел новый поставить. Всю жизнь они прожили в маленьком домишке - в одну комнату, с земляным полом. Тут тебе и кухня, и спальня. Все дети в нём выросли. И как только помещались одиннадцать человек: сами, да выжившие дети?


Когда началась война с немцами, двух старших ребят призвали в армию. Младший, Лёнька, тогда ещё маленьким был. Колька на востоке связистом служил. Наградили его медалью за победу над Японией. Где-то шлындает он, золото моет на приисках местных. На одном месте не сидится ему, заполошному. Оставил жену, дочку маленькую и мотается.


Стройлес так и лежит уже лет десять в ограде, преет. Короеды его точат. А муж, Кеша-то, один не справит дом, старым стал. На пятнадцать лет он старше меня. Семнадцать было, когда вышла замуж за него. В сельсовете год прибавили, восемнадцать записали в метрику.


Да ещё ноги у него болят. Ревматизма, что ли? Дома-то он их всё керосином натирает, чтобы не болели. Он всё керосином лечит: горло заболит – керосином полощет, кашлять начнёт, как на рыбалке застудится - так тоже грудь, спину керосином натираю ему.


Чужих людей просить строить дом он не хочет. Платить же им надо, а нечем. Какие деньги у бывших колхозников? Как ни жаль, а пойдёт этот лес на дрова.

 
Гала, невестка карпатская, сильно не гостеприимная. Выдаёт нам с утра продукты: муку, пшено, сало, мол, готовьте еду себе сами, отдельно. Как нагонит самогонки, так гонит на базар – идите продавайте!


Поймала нас на днях милиция. Пришлось Сашке взятку давать, выручать родню. А то засудить могли бы. На старости лет закрыли бы в каталажку самих и Капку, девчонку. За самогон нынче строго наказывают.


Уехали бы давно домой, да денег на обратный путь нет. Припёрлись! Думали, что Сашка найдёт денег на билеты для родителей. Да и звал же сам, приезжайте, мол. А тут вишь, как оказалось - как тут гостей принимают!


Сашка, похоже, здесь не хозяин, его слово последнее. Пришёл на всё готовое, вот и помалкивает. Живёт, как работник в большом хозяйстве: «двадцать видна курка, двадцать видна вутка»! И прочее добро, корова".


С наступлением вечера на прогретые солнцем горные тропинки стали выползать крупные тёмно-синие слизни длиной с ладошку. Они шевелили усиками, лезли и лезли из-под пышных кустов. Вот страх-то! У нас такой гадости нет! Они - как улитка, только без домика. Хотя Аграфена и улитку видела лишь у детей в букваре. Она осторожно обходила их сторонкой, стараясь не наступить.

 
        - У, сопливые, погибели на вас нет! Чего только здесь не водится! Местные говорят, что они – вредители, могут сожрать всё в огороде, - удивлялась мать. - Сань, смотри, змея! – вдруг испуганно вскрикнула она.
- Где ты видишь?
- Да вон, по леву руку, на валуне пригрелась!
- Нет, мать, это - не змея. Ящерица безногая.


        - Ух, ты, безногая. Кто ж ей ноги-то оторвал? У нас они тоже есть, только с ногами, то бишь - лапками. А как на змею похожа!- опять удивилась Груня.
Потом, отбросив долгие мысли, набрав смелости, вложив в свой голос недовольство нынешней прогулкой и усталостью, раздражённо сказала:
        - Саня, полдня уже слоняемся по лесу. Ты, поди, убить меня хочешь? Да никак не решишься? Как прямо в сказке. Водишь-водишь. Зачем привёл в лес? В эти Карпаты, будь они неладны. Ни грибов тут нет, ни ягод, одни слизни, да змеи, прочая пакость. Чего мы всё ходим, да ходим? И деревья-буки я уже посмотрела. Сколько можно гулять, смотреть на них?


Сын, на голове его шапка светлых кудрей – в отца, искоса глянул на мать синими глазами, промолчал. И как-то быстренько-быстренько вывел её из лесу.

 
Дома Гала встретила их молчанием. Ни слова не сказала, не спросила: где шлялись столько времени? «Эта прогулка была с её ведома или её указки», - решила Аграфена. - Убить, может, и не убил бы родной сын, а вот завести куда-нибудь, да бросить, пожалуй, мог. А потом ищи-свищи. «Ой, потерялась где-то наша бабушка!», - сказали бы. Может, напугать решили, чтобы мы быстрей домой запросились?».

 
В тот же вечер сын радостно объявил:
- Ну, отец-мать, купил вам назавтра билеты домой!
- А Капке купил?
- Нет, Капке не купил, - со злостью заявила Гала твёрдым голосом, не терпящим возражений. - Капка здесь останется! Будет отрабатывать деньги, что на ваши билеты потрачены!


Ох, ты, Господи-Боже мой! Не стали спорить с ней родители, требовать денег на Капку. Убрались, унесли ноги подобру-поздорову. А Капка ещё с полгода батрачила на этих поляков.

24 мая 2025