Василий Дмитриевич

     Проснулся, как всегда, рано, до шести. Не спеша пошёл на кухню, поставил на газ старенький зелёный чайник и засыпал в заварной полпачки "Букет Грузии". Неспешно размешивая ложкой сахар пил чёрный чай из своей полулитровой голубой эмалированной кружки, . Посмотрел в широкое окно на огород. Хороший день, чтобы поработать, но идти всё-таки придётся. Надел свою старую рабочую одежду тракториста – фланелевый пиджак и брюки серого цвета. Десять лет назад выдали именно такие – подарок ветеранам от комсомольской организации швейного цеха. На голову надвинул старенькую круглую кепку в мелкую чёрную клетку. Полил редиску на грядках, рассаду в теплице, обтянул плёнкой дверь в балаган, проверил плёнку на стенах. Как вернётся будет женой высаживать огурцы.
    Солнце уже поднялось и немного припекало, но совсем не так как будет в июле и августе. Жена позвала к завтраку – пюре c пережаркой, говяжья котлета и два маринованных помидора. Запил сладким чёрным чаем из той же кружки.
- Пойдёшь? – не поворачивая головы, спросила жена, вытирая помытую посуду кухонным полотенцем.
    Василий Дмитриевич, как всегда, когда приходилось делать что-то неприятное, провёл по лбу округлой ладонью с коротковатыми, натруженными пальцами.
- Пойду, - ответил не сразу и почти не слышно. Знал, что жена не пойдёт, чтобы не смущать его ещё больше.
    Медленно поднялся, пошёл в зал и достал из шифоньера коричневый пиджак. Внуки просили надеть именно этот с тремя медалями. Мельком, будто нехотя, взглянул на них и взял с полки чёрные брюки. Вспомнил, как на работе каждый год на 9-е мая в столовой накрывали столы, выступала самодеятельность, а в юбилейные годы давали подарки и три гвоздики. Когда появились внуки, стали приглашать на утренники в детский сад и торжественные линейки в школу. Просили рассказать о войне, но он смущенно отказывался:
- Тяжело было, тяжело и вспоминать.
   Спасало то, что всегда находился разговорчивый ветеран, выступал долго, живо. Дети тянули руки, спрашивали, а учителя одобрительно кивали. Потом читали стихи о героях, подвигах и вечной славе, под баян пели фронтовые песни, благодарили за победу и клялись быть достойными великих дедов. В конце вручали гвоздики и коробку конфет. Он молча кивал, скромно принимал и побыстрее уходил. Дома жена ставила цветы в оранжевую вазу на комоде, а конфеты раздавала внукам и расставляла в серванте и на столе их поделки с уроков труда и рисования: пластилиновые танки и самолёты со звёздами, аппликации с солдатами и самодельные поздравительные открытки с красными ленточками. 
    …Когда пришёл на центральную площадь, торжественный митинг уже закончился. Громко играл духовой оркестр из Дома культуры речников, а из больших термосов на стульях продавали мороженое в стаканчиках. Октябрята и пионеры терпеливо стояли в очереди с мелочью в руках.
    К нему подошли две комсомолки в белых фартуках, с пышными бантами и тюльпанами.
- Наше комсомольское спасибо за победу! – одновременно подняли к плечу правый кулак.
- Ну… учитесь на пятёрки, - негромко ответил он, принимая цветы и от смущения не зная, как лучше ответить.
- Не видите? Вон ещё ветеран с медалями! Целых три! - громко зашептала молодая учительница трём октябрятам.
     Тут же подбежали и рассказали стишок, дружно закончив громкой фразой:
- Спасибо за победу, дедушка-герой!
- Деда, ты чего опоздал? – сзади подбежала внучка. – Доешь мороженое? У них только кофейное. Фу! А вот это сказали надеть всем, у кого медали, - достала из кармана белого фартука значок и быстро прикрепила ему на нагрудный карман.
    Василий Дмитриевич с трудом прочитал - “Почётный пионер”.
- Деда, идём! – за руку потянул внук в пилотке и с пластмассовым автоматом на груди. – Моя очередь в почётный караул.
    Василий Дмитриевич наблюдал, как он вытянулся у обелиска со звездой и бронзовой табличкой с именами погибших горожан.
- Ну что, как на пенсии, Василий? – протянул руку парторг с работы. – Скучно? Может, вернёшься? От имени партии прошу! Таких работников много не бывает. Так ты ещё и герой! Не знал. За что медали? - Василий Дмитриевич повернулся к солнцу и награды засверкали прямо в глаза парторгу. - Не вижу. Отсвечивают.
- Ты-то сам когда уже на пенсию? – поспешил перевести разговор на другую тему. – Восьмой десяток уже!
- Покой нам только снится!
   Дома он повесил пиджак в шифоньер и сел за стол в зале дочитывать роман о войне. Вдруг не найдётся в следующий раз разговорчивого ветерана и будут настойчиво просить именно его. Расскажет хоть что-то, в общем, но о себе врать не будет, потому что тогда ранним утром 29-го июня 41-го немцы без единого выстрела взяли в плен весь их батальон безоружных призывников. Нет, не весь - офицеры сбежали ночью. Потом неделя в овраге под палящим солнцем, с автоматчиками и собаками, пешком до станции, вагоны, концлагерь и работа на огородах и в полях бюргеров до марта 45-го. А медали только юбилейные.