Старость переселенца

Жаркое в этом году лето, и не только по погоде. Свой летний отпуск мы с женой решили провести в городе — парки, бассейны, культурные программы, и ни в чём себе не отказывать. Тем более Питер к этому располагает, да и младшая дочь-выпускница выбирает вуз.
На ближайшие выходные нас пригласили за город — на день рождения старого моего приятеля. Добираться до приятельской дачи нам сподручно в два этапа: первый — электричка до районного городка, это около двух часов, и второй — такси ещё двадцать пять вёрст. Деревенька с добрым названием Селянино — мой приятель там построил дачу, и теперь вопросы, связанные с проведением выходных и отпусков, у него не возникают.
В районном центре, на конечной для электрички, возле станции ожидали пассажиров местные «бомбилы» на стареньких «Рено», «жигулях» и прочих марках недорогого автопрома. Я выбрал белый «Логан» и подошёл к водителю. За моими плечами пристроился дедуля с явным желанием подслушать, что мне надо. Услышав слово «Селянино», дедуля, не дав ответить таксисту, вставил вопрос:
— Я с вами поеду и треть оплачу, вы не против?
— В смысле третьим?
— Вы с женщиной до Селянино, и я третьим — так дешевле.
Я был сконфужен как предложением деда, так и его беспардонностью. Тут вмешался таксист — он, по-видимому, не первый раз разруливает такое:
— Местные часто кооперируются, чтобы доехать дешевле, вот он вас и спрашивает.
— Но мне, собственно, не жалко, тогда я с отцом сзади, а жена сядет впереди, — согласился я.
— Так какой я тебе отец? — возмутился старик. — Мне шестьдесят семь, а тебе и пятидесяти нет?
— Дожил и пережил пятьдесят, мне пятьдесят два, — ответил я, будучи довольным, что выгляжу моложе.
Тут я пристально рассмотрел нашего попутчика — и вправду, он ещё не совсем дед. Его старят сутулость и морщинистое, загорелое лицо, но серые глаза были бодрые и пристально цеплялись за меня, когда наши взгляды пересекались. Мне показалось, что он очень хочет общения, очень хочет, чтобы его слушали, и у него есть что ответить. В глазах этого пожилого человека была какая-то интеллигентная, образованная изюминка мудрости, которую можно почувствовать, пристально взглянув в них.
Мы тронулись, таксист сказал, что ехать нам полчаса. Я передал жене тысячу рублей — две трети от стоимости проезда, а пожилой попутчик ещё пятьсот. После он повернулся ко мне и представился — Виктор Лукьянович. Я ответил, как меня зовут, и представил ему мою жену. После знакомства Виктор Лукьянович заметно оживился и начал беседу с вопроса:
—Я вас раньше в наших краях не видел, значит вы к кому-то в гости?
— Да, у меня приятель построил дачу в Селянено и пригласил на свой день рождения.
— У нас из недавних, возле меня один дом построился из бревна, хороший дом, наверняка ваш приятель.
Я знал, что дача у товарища из бревна, поэтому согласился с предположением попутчика и спросил:
— Виктор Лукьянович, а вы в деревне на постоянной основе живёте?
— Да, уже без малого пятнадцать лет, как жена моя Лизавета Николаевна настояла, а до этого мы жили в городе, в Санкт-Петербурге. Там квартира ещё осталась, в ней дочь старшая за Лизаветой ухаживает.
— Ваша супруга в городе, а вы тут на хозяйстве?
— Ой, в городе поневоле — её инсульт разбил, и без ухода никак нельзя. А я езжу навещать раз в неделю.
— И что, в город обратно не хотите?
— Честно? Сплю и вижу, как бы хлопнуть снаружи дверью и заколотить этот дом! Да вот решиться не могу. И продал бы, да никак цену сложить не получается. Этот дом от деда Елизаветиного остался, и я думаю его оставить детям, а может, внукам.
— И много у вас детей и внуков?
— У нас с Лизой две дочери и два сына, а внуков шестеро. Только этот дом им всем не нужен, наседают на меня: «Продай, да продай, живи как человек в городе». Мол, мы за вами и присмотреть можем, якобы всё в городе для нормальной жизни есть.
— Наверное, они правы, — подтвердил я.
— Правы в чём? Чтобы ничего по хозяйству не делать? Весной не допросишься ни картошку посадить, ни бурьян выкосить. А летом Лиза просит прополоть клубнику или овощи, а в теплице? Что дети, что внуки в один голос заявляют: «Тебе это нужно, так и занимайся!» Так разве я это всё для себя? Для них, а мне-то сколько надо? — Виктор Лукьянович раздосадовано махнул рукой и отвернулся к окну. Спустя полминуты повернулся и добавил:
— Ничего никому не нужно, не оставить же всё это на разграбление! Сколько трудов я положил, поэтому и цены сложить не могу.
— Но вам тяжело на «два фронта» — между городом и деревней, — пожалел я Виктора Лукьяновича.
— Тяжело — не то слово. Когда меня Лиза уговаривала перебраться в Селянино, что только не говорила! И природа, и свежий воздух, и активность, что проживём сто лет. А её первую инсульт разбил! По началу и представления не имели, как наши старики, те, которые до нас жили: воды наноси, дров наруби, косой покоси, тяпкой помаши, а мы и на половину не можем, хотя и насос качает, газ провели, культиваторы и косилки — чего только нет, а всё равно загибаемся.
— Зато на природе! — подбодрил я.
— На какой природе? Домов поналеплено, как собачьих экскрементов на газоне! А канализации у всех — выгребные ямы. Представляете, сколько за последнее время нагажено? В Селянино магазинов на лето — штук десять. По прошлой зиме так народу было, что казалось, и в город никто не уезжал. Желают люди иметь природу круглый год. Администрация мусор вывозит по пятницам, так к четвергу кучи такие, что помойку в раз десять расширять надо. Мусор летает, как фонарики на китайском фестивале.
— Что-то я вас, Виктор Лукьянович, не пойму: вы за житьё в Селянино или против?
— Дорогой ты мой человек, если бы я сам мог определиться, то давно бы уже успокоился! Я и табличку делал с плюсами и минусами, и старшая дочь мне на картах раскладывала, не могу я определиться.
— Время идёт, нужно определяться, — поддержал я монолог.
— Ты имеешь в виду — на покой? Так это я понимаю, что в тяжесть буду детям, если здесь останусь. Вдруг (не дай Бог), как Лизу разобьёт, так мне и дом, и Селянино, и Питер нафиг не нужен будет. Детям и внукам не в радость сюда ездить. Я из –за этого больше всего злюсь, что им наш с Лизой дом не нужен. А главное я привязан к нему как собака к конуре.
— Так в чем же дело — вы сами себя привязали!
— Спасибо, что напомнил! Как будто я не об этом толкую. — сказал Виктор Лукьянович и опять отвернулся с обидой к окну.
Было видно, как злится нутро этого пожилого человека. Наверняка он не такой представлял свою старость. — так рассуждал я. Вдруг Виктор Лукьянович дотронулся до плеча моей жены, как бы вовлекая её в беседу, и произнёс:
— Вы думаете, я так мечтал жить? У меня с Лизой хорошая пенсия, да и дети состоятельные. Мы мечтали, что будем путешествовать, ходить в походы, в театры и прочее! А на самом деле за эти пятнадцать лет мы вместе были только в теплице за баней, и даже в бане вместе не были. Этот дом сожрал нашу старость, да что старость — Лизу мою сожрал, вернее, пережевал и выплюнул обратно в город с инсультом.
Последнюю фразу Виктор Лукьянович договаривал со слезами и надрывом в голосе. Казалось, вот-вот он разрыдается.
В салоне «Логана» наступила тишина, если не считать звук мотора и ветра, врывающегося через открытое окно водителя.
Десять минут или меньше ехали молча. В центре Селянино, возле магазина, мы вышли и разошлись.