Анархист

                Светлой памяти Алексея Белых...

Предисловие.

 "Я - анархист. Только анархия для меня не является беспределом. Анархия - это свобода, что расцвела в душе моей, подобно цветку. Нет, для остальных (многих) - это грабежи, убийства, насилие и, что ужасает ещё больше, происходить всё это должно безнаказанно. Ужас!
 Власть может быть лишь Бога над людьми, а не людей над себеподобными. Почему, однажды родившись, я должен жить по законам, которые придумал такой же двуногий, как я? Я вынужден быть должником всю жизнь: должен учиться, должен работать, должен жить по распорядку и принципу "КАК ВСЕ". Всю жизнь должен!
 Эх, отменить бы к чертям все принципы и жить на ВСЕЙ ЗЕМЛЕ, беспрепятственно передвигаясь по Ней! Я - землянин, и имею полное право передвигаться по своей планете без всяких загранпаспортов и виз. К чёрту запреты!"
 
                Из дневника Виктора.


1.

 Виктор сидел на стуле и думал. Мысли были о предстоящих экзаменах. Собственно, беспокоил его лишь один: "алгебра". Даже само это слово было уже страшно, как какая-то неизлечимая болезнь. А уж все эти непонятные теоремы, синусы, косинусы, тангенсы, котангенсы, функции, уравнения - это, очевидно, были симптомы заболевания. Не зря же все математики какие-то трахнутые ходят!
 Комната была пуста. Родители придут только вечером, а сейчас было только три часа. Хотелось выйти погулять на улицу, но гулять одному скучно, а друзей у него не было. Почему так? Да кто его знает: может потому, что он такой загруженный и молчаливый, а может по какой другой причине. Виктор был ДРУГИМ. Он - анархист, белая ворона, отшельник, изгой или как ещё говорят в старых книгах? Всё, что интересовало "продвинутую" молодёжь - было ему чуждо.
 В эти минуты ему так хотелось умереть. Вечные спутники по жизни - только книги. Бакунин, Кропоткин, Солженицын, Достоевский - вот это было всё интересно, но ведь это были только книги, а друзей среди людей - он не знал. Хотелось умереть от тоски и бессмысленности жизни.
 Страх накатил. Страх за людей, которые живут на Земле, страх за природу, которая умирает и страх за технократию, которая развивается. Внезапно он вскочил и выбежал на балкон. На улице пахло летом, лучи солнца ослепляли глаза.
 Виктор посмотрел вниз и, не думая больше ни секунды, перелез через парапет. Земля была далеко внизу, играющие дети задрали любопытные носы кверху. Интересно же, как человек прыгнет и разобьётся! Он уже готов был разжать пальцы, уцепившиеся за перила, но вернулся здравый смысл - и самоубийство пришлось отложить.
 - Я не могу сделать этого, потому что я нужен на этой планете, - сказал он вслух.

 Его разбудил скрип входной двери. Он взглянул на часы: девять вечера - мама вернулась с работы. Отец работал допоздна и возвращался в одиннадцать.
 - Привет, мам, - сказал он, выходя из комнаты. - Устала?
 - Очень. Поставь чайник пожалуйста. Как твои дела, сыночка?
 - Всё нормально.
 "Если бы это было так, - подумал он, ставя чайник на огонь. - Но у матери своих проблем хватает, а тут ещё я..."
 Он сел в кресло и уставился в экран телевизора. Там шёл информационный выпуск. В другое время он бы с интересом наблюдал за политической картиной мира, но не сегодня. Он тупо смотрел в экран, думая о своём:
 "У меня помутнение рассудка. Я просто шизофреник! Урод! Я не нужен никому, потому что я - зануда, которой некуда девать собственную энергию. Мне место в психушке! Там меня вылечат! Но ведь жизнь - игра. И если кто-то играет нормальных, то кто-то должен играть и больных, верно? Нет, чёрт возьми, неверно! Я должен умереть! Это будет лучше всего. Анархия не нужна никому, кроме меня. Но ведь я не могу так просто взять - и уйти из жизни! А если я не умру, то что же будет дальше? Жена, семья, работа, деньги, любовница, дети и прочая посредственность. Всё это мне не нужно! Как же всё это достало: алгебра, школа, мысли, жизнь. Я ухожу!"
 После этих мрачных размышлений нервы окончательно сдали и мозг охватила безысходная паника. Взгляд метался по комнате, пока не остановился на таблетках. Таблетки с названием "финлепсин" лежали на столе. Они лежали здесь всегда и никто ими никогда не пользовался. Какой-то приятель отца забыл их однажды и, видимо, давно забыл об этом...
 "Время пришло" - подумал Виктор торжественно и взял таблетки.
 Надо заметить, что таблетки с названием "финлепсин" были средством психотропным и в больших дозах вполне могли вызвать летальный исход.
 Виктор горстями заглатывал таблетки, запивая водой из кувшина на подоконнике. Очень скоро живот охватила резкая боль, стало жарко, в глазах помутнело и стало трудно дышать. Воздух казался густым и тягучим. В голове кто-то яростно кричал, но разобрать что-либо было невозможно.
 - Помогите, -прошептал он, хрипя, и слёзы потекли по бледным щекам. Хватаясь за живот, он упал на пол. Руки, казалось, прошли сквозь линолеум...
 Затем всё стихло. В последние минуты сознания он думал, что умирает и, вроде бы, даже плакал. Вот теперь ему было по-настоящему страшно. Страшно ни за кого-то, а за себя. Эгоистический страх всегда самый настоящий!
 Жара сменилась холодом. Смерть была рядом. Где-то далеко он услышал крик матери, но потом и он стих. Казалось, это навсегда.

 Картина бытовая. Двухкомнатная квартира. Врачи откачивают безжизненное тело. Массаж сердца, искусственное дыхание, промывание желудка и что там ещё бывает, автор не знает. Пожилой доктор сидит за столом и что-то записывает. По комнате, из угла в угол, не находя себе места, ходит рыдающая мать.
 - Доктор, что с ним случилось? - немного успокоившись, спрашивает она.
 - Всё очень банально. Передозировка лекарственными препаратами. Молодёжь нынче нервная пошла - одни суицидники!
 Потом доктор что-то шепчет санитару, откачивающему подростка. Санитар неуверенно отвечает:
 - Пульс есть, но слабый. Едва прощупывается.
 Доктор кивает.
 - Нужно срочно в больницу. И там уже можно будет сказать что-то более конкретное.
 Мать вздрагивает и начинает снова рыдать. Мертвецки бледная, она в свои сорок выглядит на все пятьдесят пять. Она смотрит на доктора умоляющими глазами. Так смотрят верующие в церкви на икону Иисуса Христа.

2.

 "ЖИВ РАДИ ЖИЗНИ СЧАСТЛИВЫЙ,
  ЖИВ РАДИ СМЕРТИ НЕСЧАСТНЫЙ"

 Надпись светилась небывалым сиянием. Каждая буква ясно вырисовывалась во мраке тоннеля. Этот тоннель - он был узок и однообразен. Надпись появилась внезапно и, казалось, просто висела в воздухе. Виктору она не понравилась. Во-первых, он шёл, надеясь выйти на свет и увидев сияние, обрадовался; но вот сияние осталось позади, а впереди была всё та же темень. Во вторых, в этих строках таился непонятный и зловещий смысл, что само по себе пугало и, понятное дело, не нравилось.
 "Куда я попал?" - спросил он самого себя, но этот вопрос был бессмысленным, поскольку не имел ответа.
 Вдруг, нога наткнулась на что-то большое и твёрдое. От неожиданности Виктор вскрикнул, но не услышал самого себя. Предмет, на который он наткнулся, вдруг засветился, и Виктор увидел большой стеклянный куб. Куб был идеально гладким и светился подобно лампе. На светящейся поверхности лежал ключ с изогнутой замысловатой резьбой. Виктор схватился было за него, но обжёгся и отдёрнул руку.
 - Не трогай то, что тебе не принадлежит, - услышал он голос и задрожал, испугавшись по-настоящему.
 Почти сразу весь тоннель засветился ярким и тёплым светом. Виктор посмотрел вперёд и увидел, что свет излучает человеческая фигура. Светящийся человек шёл навстречу. Виктор метнулся было назад, но наткнулся на прозрачную стену.
 Человек подошёл почти вплотную и произнёс мягким приятным голосом:
 - Здравствуй, глупый мальчик.
 Виктор подавил дрожь в теле и почти шёпотом спросил:
 - Вы - ангел?
 Человек засмеялся.
 - Нет, мой друг. Ангелы далеко впереди. А я... Я всего лишь Страж Врат.
 - Каких Врат? - Виктор чувствовал страх и почти непреодолимое желание встать на колени.
 - За теми Вратами находится Высший Суд, куда приходят те, кто умер.
 - И что они получают? Прощение?
 - Нет. Просто среди них есть достигшие и не достигшие. Первые вступают на более высшую ступень самопознания, а вторые рождаются вновь.
 - Ступень самопознания, что это? - спросил Виктор несколько осмелевшим голосом.
 - Это то, что постигаешь, познав Вечность, - ответил Страж. - Постигший Вечность, становится ангелом.
 - А что здесь делаю я?
 - Ничего. Ты ни живой, ни мёртвый. Не переживай. Скоро ты вернёшься в свой мир привычных вещей.
 И тут Виктор не удержался и закричал:
 - А если я не хочу в тот мир, чёрт возьми! Там всё по правилам! Всё как положено! Там нет друзей и нет любви!
 Страж добродушно рассмеялся.
 - Глупый мальчик. Разве ты не понимаешь, что мир таков, каким ты хочешь его видеть? Ты свободен, но ты не умеешь пользоваться своей свободой. Чтобы познать истинную цену свободы, нужно сначала заковать себя в цепи. Познавай свободу, познавая себя.
 Виктор нервно усмехнулся.
 - Нет, я точно сошёл с ума. Ну скажи мне, что я - сумасшедший, а ты - лишь видение! Да, видение, говорящее загадками! Я - анархист, а в том мире - никогда не будет анархии...
 - А если бы она там была, то к чему бы ты стремился? - спросил Страж.
 - Я бы жил!
 - Жить просто так - это скучно и нудно. Видишь ли, милый друг. Ты озлоблен на весь этот свет, точнее на весь тот свет. Там люди не понимают тебя и не принимают твоих убеждений. Дай время, и ты тоже будешь жить в любви и согласии. Главное - ждать. Любовь и понимание придут к тебе. Ты только дождись. Жди познавая внутри себя свою свободу...

3.
 
 Ранним утром он очнулся в больничной палате. Было шесть утра, но солнце уже встало и ярко светило в окно. Проснувшись, он почувствовал себя необычайно легко. Только слабая боль зудела в правой руке. Он посмотрел на ладонь и увидел следы от ожога.
 - Так значит, это был не сон? - спросил он, ни к кому не обращаясь.
 - Это всё - сон, - донеслось с соседней койки. - В этом чёртовом мире не поймёшь, где сон, а где явь. Как звать-то тебя?
 - Виктор, - машинально ответил он.
 - А я - Борис. Можно просто Боря.

 Борис любил музыку Александра Башлачёва. Виктору больше нравилась "Инструкция По Выживанию". Вспоминая эту музыку, они часто вели разговоры на тему анархизма. От Бориса Виктор узнал, что находится в психиатрической больнице № 15.
 - За что попал-то? - спросил его Борис.
 - Хотел с собой покончить, - ответил Виктор. - А ты?
 - Та же история. А что случилось-то?
 - Да, надоело всё...
 - Понимаю. А я - из-за девушки... Кстати, у тебя есть девушка?
 - Нет.
 - Это хорошо. Лучше б её не было никогда.
 - Я так не считаю.
 - Да брось ты! - отмахнулся Борис. - От них - одни проблемы! Вот у меня была, значит, девушка. Я с ней и так, и эдак. Любовь была. А потом - всё!
 - Что?
 - Ну всё типа кончено. Бросила она меня...
 - И ты из-за этого...
 - Ну так вышло. Я её любил. Да и сейчас люблю... Давай сменим тему? Скажи, вот что для тебя анархия?
 - Как тебе сказать... Анархия - это сознательность каждого при полном безвластии.
 - А попроще?
 - Ну вот нет над тобой никакой власти! Но при этом ты настолько дисциплинирован внутри себя, что не можешь себе позволить обидеть кого-то, украсть что-то, одним словом, сделать плохо кому-то...
 - Ничего себе, ты завернул! Люди - очень разные. И если легко можно добиться многого - кто-то непременно воспользуется этим. Если не будет наказания - он и украдёт, и уведёт, и убьёт наконец!
 - И добьётся порицания. Если в кругу равных себе он будет творить подобное, рано или поздно, он осознает, насколько - гадкое и низкое он существо. Или его сожрёт совесть, или его линчует народ!
 - Так значит уже суд! А где суд - там и власть!
 Виктор путался в ответах. Ему было сложно...
 - Общество должно себя дисциплинировать так, чтобы каждый ведал любовь и труд, счастье и дружбу. Чтобы все были увлечены этим настолько! Там уже не будет таких плохих мыслей! Если все дружны, все в одной связке - зачем тогда гадить в свой котёл?
 Борис только разводил руками.
 - Идеалист! Посмотри за наши решётки! Всем так хорошо - что аж плохо! Каждый норовит сделать лучше - только себе! Себе - ковры и телефоны! Себе - любовь того, кто победнее! Себе - власть и доступность унижать! Из этих, что ли, пинающих и унижающих, выйдет сознательный класс?
 Виктор молчал. Он не знал, что ответить...

 Остальные больные в палате были совсем ненормальными. Глядя на них, можно было и самому сойти с ума. Они обитали в абсолютном безумии, полагая, что находятся в санатории на отдыхе.
 Виктор провёл в психбольнице три недели. Дни тянулись однообразно и только присутствие Бориса хоть как-то скрашивало их. Приезжали родители, привозили передачи, которым он был очень доволен, так как кормили не бог весть чем. Только с Борисом он нашёл общий язык в этом невесёлом заведении. Все остальные были или реально психами, или "продвинутыми", которые косили от армии.
 Врачи периодически давали ему какие-то таблетки, но уколов не делали. После нескольких бесед с психиатром его решили выписывать. Врачи понимали, что он, в принципе, здоров, но для верности ещё какое-то время держали его в больнице.
 Виктор часто вспоминал беседу со Стражем. Теперь он знал, зачем жить. А если знаешь, зачем живёшь, то нет смысла в самоубийстве. Теперь у него был хотя бы один человек, с которым он мог поговорить; кому мог объяснить все свои мысли, идеи, взгляды...
 И вот настал день, когда его выписали. Тепло попрощавшись с Борисом, Виктор шёл к выходу. На прощание он взял телефонный номер Бориса, которого тоже должны были выписать со дня на день.
 Он шёл по улице, наслаждаясь свободой не только внутренней, но и внешней. Как оказывается просто тебя могут лишить её! Как по щелчку пальцев тебя могут запереть, изолировать, вырвать из жизни. Тупая неповоротливая государственная машина не видит тебя не только, как личность - она вообще слепа по отношению к тебе! Сотни, тысячи таких же виновных\невиновных проходят через её жернова, как нелепый биоматериал, как немая статистика, как пустая единица больничной пижамы...
 "Наконец-то... - думал он. - Наконец-то я вижу свободу!"


4.

 Будни. Обычные, однообразные и тучные дни. Да, это так. Но Виктор видел их теперь совершенно в другом свете. Всё казалось ему необычайно новым. Бессмысленные ранее вещи преобразились и уже не казались таковыми. Как по-новому ты ценишь элементарное, стоит только тебя лишить его! Как дорог тебе становится твой домашний ухоженный унитаз после казённого заплёванного! Как важно оказывается это вольное  положение ночью и твоё личное решение: включить свет на сегодня или оставить тьму в комнате до утра...
 ...Новый друг Борис вскоре познакомил его со своей компанией, которую составляли довольно неплохие люди. Это были анархисты. Нет, не панки, не хиппи, а именно - анархисты. Эти подростки не были такими, как все. Они не следили за модой, не ходили на дискотеки, мало веселились. Эти юноши предпочитали много читать, писать оппозиционные очерки, рассуждать на извечные темы относительно падения нации, плохого генофонда, деградации социума и о многом другом. С виду они казались замкнутыми, задумчивыми, молчаливыми, а иногда даже печальными. Это были очень интеллектуальные парни. Их было немного. Вместе с Виктором и Борисом их численность составляла восемь человек. Но по сути каждый из них мог показать вам целый мир новых идей и стремлений. Каждый из этих восьми мог увлечь вас философской беседой на весь вечер. Эти люди умели размышлять, анализировать, тонко чувствовать положение вещей.
 Не то, чтобы эта компания была идеалом. Она по-своему была разношёрстная и где-то тривиальная. Но при этом отличалась интеллектуальным развитием, большим словарным запасом и неординарностью. По сравнению с одноклассниками Виктора эти люди казались чуть ли не инопланетянами. Их беседы затягивали, с ними можно было говорить часами и не уставать. Они были хорошими собеседниками.
 По мнению родителей, Виктор нашёл себе вполне неплохих друзей. Поначалу, родители, конечно, дивились разговорами этих парней, но потом привыкли, решив, что беседы о Бакунине и Кропоткине весьма полезны для общего развития...

 - Ну что, как дела? - обычно начинался разговор.
 - Да вроде без ультиматумов. А у тебя?
 - Такая же история. Вот недавно дочитал Архипелаг-Гулаг Солженицина.
 - Ну и как оно тебе?
 - Здорово. В том смысле, что книга весьма ярко отражает тёмную сторону того периода.
 - А о чём она?
 - А разве ты не читал?
 - Нет. Мне кто-то говорил о ней, но я всё откладывал этот "талмуд заблуждений" до лучших времён.
 - Зря кстати. Очень познавательно. Когда читаешь, то начинаешь понимать страшную злую силу режима, - человек закуривал сигарету и продолжал: - Вот, ты представь себе, что живёшь при условном тоталитаризме. Ты хорошо ешь и хорошо пьёшь, исправно выполняешь свою работу, полностью поддерживаешь то, что тебе говорит диктатор. Да, ты не свободен, но ведь тебе - хорошо? Хорошо, когда не надо думать самому! Когда есть линия партии! И даже если ты - круглый дурак, никто не заподозрит этого, когда ты молча соглашаешься и не обременяешь себя умственным самобичеванием.
 - Я понимаю твою иронию...
 - Ирония прежде всего в том, что так было всегда. При дюжем таланте можно исказить до безобразия любой исторический период. Если накручивать на обруч только тёмные стороны одного периода, замалчивая небывалые светлые - то и видение будет однобоким. Солженицин бьёт ниже пояса. Его цель - психологическая атака! Читая его, невольно проецируешь взгляд на сегодняшнее время. И как заворожённый, подмечаешь только чёрные стороны...
 - А сегодняшнюю власть не оправдывает ничего! Тут и без Солженицина всё видно.
 - А легко ли быть властью при таком народе? Ослабь хватку, покажи слабинку - и вот уже хлынет оно! Этот желает убивать, а тот грабить! И вот уже береги своё пенсне, гуляя по бульвару. Прячь свою подругу, если будет где. Соглашайся с сильным только потому, что он - сильный!
 - Значит соглашаться с властью только потому, что она - власть?
 - А тебе тут не оставляют выбора. Или так, или эдак! Что будет стоить твоё тщедушное сопротивление? Нет, можно, конечно, в знак протеста какать в городские клумбы...
 - Ты, как всегда, упрощаешь! - смеётся кто-то. - Если нет смысла противостоять сейчас - можно просто не принимать их сомнительные блага. Не поддаваться всеобщему горе-отупению! Не участвовать в общем шабаше подхалимства! Нужно оставаться честным хотя бы с самим собой.
 - Правильно! Мы не можем сделать ничего, но мы умеем быть против. И одно то, что мы против - уже отравляет жизнь этому государству.
 - Можно подумать, оно замечает это!
 - Конечно замечает! Может не явно, но замечает...
 - Но в современном мире анархия - синоним беспредела!
 - Да, к сожалению так. Анархия в государстве - это утопия. Но в душе человека - она всегда осуществима. Видишь ли, свобода, она только тогда свобода - когда имеет цену. А цена той свободы зависит зависит от степени угрозы...
 - То есть, когда свобода под угрозой - она поднимается в цене?
 - Точно! И пока есть власть - наша свобода очень дорого стоит...

 Вот такими были разговоры.

5.

 Однажды Виктор возвращался с очередной встречи. Был апрельский тихий вечер и прохладный ветерок приятно дул в лицо. Он вошёл в подъезд и уже хотел было нажать кнопку вызова лифта, как услышал всхлипывание наравне со смехом. Как часто бывает, всхлипывания были женские, а смех - мужской. Звуки доносились с лестницы, и Виктор уже собирался зайти в лифт, как услышал звук пощёчины.
 "Какой же я, к чёрту, анархист, если допускаю пресечение свободы! - подумал он и вышел из лифта, так и не нажав кнопки. - Человек волен идти, куда он хочет, а тот, кто мешает ему идти, без ведомых на то причин, должен поплатиться..."
 А всхлипывания, между тем, уже перешли в рыдания. Слышался шорох, топот, ругань и звуки ударов. Картина, которую он увидел в следующее мгновение была весьма неудивительной в наше время.
 В углу забилась девушка. Она плакала, закрыв лицо своими маленькими руками. Пряди её тёмно-каштановых волос спутались между собой, тонкие плечики нервно подрагивали, а губы что-то сбивчиво шептали. Виктора охватила небывалая жалость к этой девушке, оказавшейся не в том месте и не в то время.
 Рядом стоял парень лет восемнадцати и жутко громко кричал на девушку. Его хриплый неприятный голос разлетался на всю лестницу, но никто из жильцов так и не вышел узнать причину. Кому какое дело?
 - Короче, слушай сюда! - кричал парень, наскакивая на девушку и размахивая руками. - Сроки вышли - лавэ ещё не у меня! Я спрашиваю, почему, тварь? Меня не волнует, как ты будешь их доставать и отдавать! Тебе ясно, сука?!
 Девушка слабо лепетала:
 - Но я не могу вернуть такие деньги прямо сейчас, ведь...
 Кулак оборвал её слова. Он угодил ей в лицо с довольно большой силой. Из носа потекла кровь. Девушка осела на пол, а парень принялся избивать её ногами, то и дело выкрикивая матерные выражения своим неприятным голосом.
 - Ты мне за всё ответишь, дешёвая тварь! Мне "колёса" нужны, тебе ясно?! На, паскуда! - Парень достал нож и стал махать им перед лицом девушки.
 "Он убьёт её! - подумал Виктор. - Он растопчет её, как мусор, а я даже не помешаю этому..."
 Напрягая всё своё мужество, он метнулся по лестнице вверх и в три прыжка преодолел нужное расстояние. Он с силой пнул парня в левую икру, и тот от неожиданности упал.
 - Ах ты козёл! Убью, волчара! - Парень вмиг поднялся, и не успел Виктор одуматься, как огромный кулак врезался ему в челюсть. Виктор упал и ударился головой о бетонную ступеньку.
 "Я стою за свободу, значит я - прав!" - подумал он и вскочил, на мгновенье забыв про боль в правом виске. С прыжка он ударил парня в живот.
 - Лежать, животное! - прошипел он сквозь зубы и со всей силы ударил парня ногой по почкам. Тот взвыл от боли, а Виктор бил, не останавливаясь. Безумная ярость заставляла наносить удар за ударом.
 "За свободу! За анархию! За любовь!"
 "Прекрати это, - вдруг послышался в голове голос Стража. - Ты делаешь зло ради добра, но от этого зло не перестаёт быть злом..."
 Виктор повиновался голосу. Отдышавшись, он начал лихорадочно искать сигареты.
 "Бить за свободу - всё равно, что любить без любви..." - подумал он и закурил.

 Девушка продолжала трястись. Виктор поднял её и заставил стоять ровно. Парень незаметно убежал вниз по лестнице.
 
"Побитые собаки вспоминают, что они - шавки. Люди терпят потери стоя..."

 Через десять минут, когда девушка, более-менее, успокоилась, Виктор коротко произнёс:
 - Иди домой.
 Девушка стала спускаться вниз, то и дело, нервно озираясь. Виктор сел на ступеньку и закурил вторую сигарету. Эта неприятная встреча показала ему всю однобокость существования...
 
 То примитивное, что издревле сквозило в людях, теперь выползло наружу. Скупое обладание самкой, драка за неё, желание победить и торжествовать, с тупым оскалом выплёвывая триумфальные кости. Когда самки надоели - принялись мериться землями. Не кулаками, а ротами бились особо умные! Да только дураками они были! Потому что драться нужно не чужими руками - а чужими странами...

 ...Боль в голове нарастала с каждой минутой.
"Шишка будет, - подумал Виктор. - Ну и хрен с ней..."
 Тем временем, девушка вернулась и села рядом. Виктор почувствовал необычный страх. А вдруг он уже не сможет прогнать её? Боязнь неопределённости выдавила из него слова:
 - Иди домой, я же сказал...
 Девушка не тронулась с места. Её глаза смотрели на него беззлобно и ласково. Неожиданно в этих глазах он увидел всё: и свою свободу, и свою жизнь, и... Да, чёрт возьми, и свою любовь! Прочь нелепые росказни, что любви нет! Есть она! Только как же сложно разглядеть её через грязные стёкла нелепого мира!
 Она заговорила внезапно и чистый голос её разнёс далёкое эхо по этажам.
 - Почему ты такой? У тебя глаза смотрят волком... Знаешь, я ведь видела тебя раньше. Только никак не решалась подойти. Твои глаза пугали меня. Ты словно озлобленный отшельник идёшь вперёд, не замечая никого. - Она опустила глаза и почти шёпотом добавила: - Никого, и меня тоже...
 "А ведь она права," - неожиданно подумал Виктор, но вслух не сказал ничего.
 - Ты мне нравишься уже целый год... но ведь я, видимо, не нужна тебе... я боюсь, что ты оттолкнёшь меня...
 Виктор упорно молчал, опустив голову. По лицу его никак нельзя было прочесть, что у него на душе.
 - Пожалуйста, не прогоняй меня. Знаешь, как, порою, тяжело даются нам признания... Пойми, мне очень плохо без тебя и я рада, что высказала тебе всё...
 Виктор чувствовал, как мурашки бегут по спине. Он никогда не испытывал и не слышал такого. Не своим голосом он наконец произнёс:
 - Ты говоришь такие красивые слова, а общаешься с каким-то уродом... - Он кивнул в сторону, куда ушёл парень.
 - Этот парень продал мне наркотики... я задолжала ему...
 - А-аа ну раз ты - наркоманка, тогда понятно...
 Девушка покраснела и вновь заплакала.
 - Что тебе понятно? Я попробовала всего один раз! - прокричала она. - Какой же ты дурак! Я бы не смогла прожить дальше без тебя, если бы не заглушила это в душе!
 "Какая нелепая история," - подумал Виктор и сказал:
 - Всё всегда начинается с боли. Люди появляются на свет вместе с болью, и когда нам больно - мы не боремся с болью, а закрываем на неё глаза. А дальше мы впадаем в зависимость от своей же боли, и с каждым закрытием глаз - зависимость всё сильнее... Ты когда-нибудь задумывалась над тем, что будет дальше?
 - Нет, не задумывалась, - честно ответила девушка и, чуть помедлив, добавила: - Но, поверь, я не такая, как все! Я уже год думаю только о тебе!
 Тут она снова зарыдала. Виктор обнял её, сам не понимая, что делает. Он ни разу не видел её, хотя... Хотя, как знать, ведь у подъезда всегда кто-то тусуется. Может он просто не замечал её? Да, скорее всего, люди ведь редко смотрят под ноги и не видят неразделённую любовь, затоптанную в грязь.
 И в этот миг Виктор всё понял! Понял, что значит свобода без любви. Это просто красивое слово. Также, как и анархия без любви - это лишь хаос и мрак.
 А ещё он каким-то неопределённым чутьём понял, что эта девушка будет с ним до конца. И он больше не прогонит её. Никогда.

 
Послесловие...

 - Ну ты и закрутил! - сказал Страж, когда Автор вновь оказался вне зоны доступа. - Так же не бывает в жизни!
 - Ну, может быть, я хотел, чтобы так было в жизни, - возразил Автор, закуривая свою дурацкую сигарету.
 - И люди у тебя там какие-то предсказуемые. А говорят-то как! Нет, это уж ты изволь, совершенно неправдоподобно!
 Автор смутился и даже побелел, хотя обычно был красным.
 - Нет, ну ты тоже должен понять. Рукопись пролежала в столе больше двадцати лет. Представляешь, как трудно редактировать наброски юного романтика с моим алкоголизмом!
 Страж расхохотался.
 - Ну и не надо было тогда и браться! Вот вам писакам непременно приспичило остаться в Вечности! Знаю я тебя! Тешишь своё тщеславие, хочешь понравиться, показать всем, какой ты одарённый!
 Автор совершенно растерялся от таких нападок своего старого друга.
 - Лежит это всё. Вон уже и чернила размылись. Надо же как-то это восстановить. Может понравится кому-нибудь...
 Страж только усмехнулся.
 - Ага, и с высоты своего жизненного опыта плодить свою графоманию!
 Автор совсем надулся.
 - Ну зачем ты так? Может я сам оживаю на этих прошлых страницах! Внося туда что-то новое, я всё же пытаюсь сохранить некую самобытность. Потому, может, это и выглядит так наивно.
 Страж примирительно обнял своего приятеля.
 - Ну не расстраивайся. Я же по-дружески. Шучу. Помнишь, как я пытался переписывать одну твою рукопись?
 - Ну, ещё бы! Ты так тогда загорелся! Говорил, что ничего лучше не читал в своей жизни!
 - Да я тогда вообще ничего не читал! С чем сравнивать-то?
 Друзья рассмеялись.
 - Но вот, что мне совсем непонятно, - сказал Страж. - Так это, зачем ты меня в эту рукопись прописал? Соскучился что ли?
 - Ну да, - смутился Автор. - Думаю иногда о тебе. Сейчас ведь нет таких, как ты.
 Страж задумался и ответил:
 - Может это от того, что прошлое всегда преподносится выше, чем настоящее. Детство - очень смешное время. Много сил. Ты ведь помнишь, как это было... Ладно, просыпайся и дуй на свою дурацкую работу. Ещё увидимся.
 Друзья тепло обнялись. Парень, которого в мире звали Алексей Белых, медленно уходил в дымку сновидений...

               
                2001 - 2025