Иван Краско. Не телефонные разговоры

Иван Краско Не телефонные разговоры


В «Невском времени» не всякий рабочий день получалось пообедать - такой напряженный график, по сути дела, я сам себе установил. Рабочий день начинался часов в десять утра, и заканчивался после сдачи номера, в районе девяти вечера. Около часа уходило на дорогу домой. Тем временем под ложечкой иной раз сосало уже нестерпимо, и я придумал оригинальный способ борьбы с чувством голода - выпивал бутылку пива, чаще на Сенной, реже в подземном переходе у станции метро «Парк Победы», можно сказать, на подходе к дому.
Вот и в тот вечер я пил пиво из горлышка в подземном переходе, в закутке у лестницы, выводящей на свет. (В Петербурге стояли белые ночи!) По этой самой лестнице и спустился Иван Краско, которого половина города называла по-родственному - дядя Ваня. А я тут как тут! Краско, в прямом смысле, наткнулся на меня:
- О, Володя!
Он, похоже, обрадовался нашей неожиданной встрече. И я был бы рад, и был рад, но ещё более растерян и стушёван. Словно застигнутый за неблаговидным занятием. Впрочем, так оно и было. Я, редактор отдела культуры большой уважаемой газеты, пил из горла пиво - и где? В подземном переходе, в общественном, так сказать, месте. Справедливости ради, должен заметить, что в описываемое время это не являлось нарушением закона, но при занимаемой мной должности, по крайней мере, было неприлично.
- От кого, от кого, а от тебя я подобного не ожидал! - засмеялся Краско, протягивая руку.
- Иван Иванович, это пиво! - продемонстрировал я этикетку, перекладывая бутылку из правой руки в левую. - Могу себе позволить... по окончании трудового дня...
- Ладно, ладно, не оправдывайся! Можешь себе позволить, - Краско похлопал меня по плечу, - по окончании трудового дня... Однако поздненько ты возвращаешься домой.
- Пока номер не отошлют в типографию, из редакции не уйдешь.
- Понимаю, понимаю...
- Иван Иванович, а вы какими судьбами здесь? В столь позднее время.
- Решил заехать к тебе в гости. Ты сколько раз у меня был, и на Мойке, и на Ворошилова, а я у тебя ни разу. Вот и захотелось восстановить справедливость.

Конечно, напрашивались вопросы, как Краско узнал мой адрес, почему не позвонил мне, но я понимал, что Иван Иванович прикалывается надо мной. Следовало подыграть, но я ещё не вполне владел собой и, конечно же, сказал глупость - я спросил:
- Вера хоть чаем вас угостила? Что сказала, где я?
Краско изменился в лице - посуровел. (Артист!)
- Даже в квартиру не впустила! Какой там чай! Вернёшься домой, сделай ей выговор.
Я вступился за жену:
- На Веру это не похоже, тем более, что к вам она относится с большим уважением.
- Похоже, не похоже, но факт на лицо. Категорично заявила: «Володи нет! Простите, - говорит, - Иван Иванович, но дома я одна и впустить вас никак не могу. Муж у меня больно ревнивый». – «А когда Володя будет? – спрашиваю. - Где он, кстати?» - «В редакции. И будет там, пока номер не отправят в типографию». Потом спросила у меня, сколько времени, и сказала, что, скорее всего, ты уже пьёшь пиво в подземном переходе под Московским проспектом... А ты чего пиво-то не пьешь?
- Да я... Иван Иванович, а если серьёзно?
- А если серьёзно, приезжал я к твоему соседу. Я и не знал, что ты живешь ниже этажом...
- Я вам говорил.
- Говорил? Значит, я забыл.

Господи, какой я не сообразительный! Мой сосед Игорь Коссаковский, журналист и писатель, в последние годы занялся драматургией. Одна из его пьес – «Метельщик» по сценарию Жака Превера «Дети райка» - удалась ему более других. По просьбе Игоря Павловича, я передавал его пьесы разным режиссёрам и актёрам - Юрию Соломину, Армену Джигарханяну, Владиславу Пази, Роману Виктюку, Виктору Сухорукову, Константину Хабенскому (и т.д.), завлитам петербургских и московских театров. Основная причина отказа была следующая: сейчас не то время, чтобы ставить густонаселенные костюмированные спектакли - у театров нет денег.
«Метельщиком» реально заинтересовались двое - Пази и Виктюк. Владислав Борисович мне сказал, что на всякий случай даже снял копию – «на всякий случай». Но Пази вскоре умер. А Роман Григорьевич Виктюк даже пригласил Игоря Павловича с супругой на один из своих спектаклей и... Дальше - тишина! При нашей встрече он подтвердил своё намерение и по моей наглой просьбе наговорил на диктофон, что сейчас заканчивает работу над спектаклем, и следующей будет «Метельщик», но, но... И гениальные режиссёры могут быть людьми не обязательными.
Отрицательных отзывов я не услышал. Разве что Виктор Сухоруков высказался обобщенно: я, мол, не люблю ремарки типа, пойди туда, встань там:
- Я сам решу, где мне стоять.  Я, актёр, соавтор и драматурга, и режиссёра, а не тупой исполнитель чьей-то воли.
Что-то в этом роде Виктор Иванович сказал мне по телефону.
Несколькими днями раньше пьесу Коссаковского (не помню, какую) я передал и Ивану Краско.
- Так вы к Игорю Павловичу приезжали!
- Ну да! Как ты сразу-то не догадался.
- Вот... не догадался... С благой, надеюсь, вестью приезжали?
Краско покачал головой:
- К сожалению, нет.
- Пьеса вам не понравилась?
-  В том-то и дело, что пьеса хорошая и могла бы быть поставлена, и при хорошей режиссуре имела бы успех, но...  репертуарная политика театра дело тонкое и хитрое. В современной России редко какой режиссёр возьмётся открывать таланты. Проще и надежнее работать с апробированным материалом, с известными авторами. Ещё надежнее с классикой. Классикам, к тому же, авторские платить не надо. Экспериментируй, насколько фантазия позволяет! Шекспир, Мольер, Островский или Гоголь не возмутятся, в суд не подадут, даже не взбрыкнут. Ты понимаешь, о чём я. К тому же в большинстве театров репертуар свёрстан на несколько лет вперёд. Конечно, возможны исключения из правил, но не желательны. Что касается непосредственно пьесы Игоря Коссаковского… Постановка требует больших затрат. Здесь одним ковриком не обойтись. Может быть, когда-нибудь кто-то и возьмётся ставить. Пока я таких режиссёров не вижу, не знаю, кому можно было бы предложить. Вите Новикову* показал, тот тоже похвалил инсценировку и сказал, что в ближайших планах нашего театра вряд ли ей найдётся местечко, но обещал подумать о коллегах. Мало ли вдруг...
- Иван Иванович, вы не могли Игорю Павловичу всё это по телефону сказать? Обязательно было приезжать?
- Если бы Игорю Павловичу было столько лет, сколько тебе, я наверное так бы и сделал. Но с твоих слов знаю, что ему далеко за восемьдесят, и воспользоваться телефонным правом я не мог себе позволить...

*  Виктор Новиков – художественный руководитель Театра им. В.Ф. Комиссаржевской.


И ещё история, более ранняя, характеризующая Ивана Краско как человека. Хотя главное действующее лицо в ней другой народный артист России - Юрий Родионов.
Юрий Сергеевич умер в ноябре 2003-го. Значит, наша встреча с Иваном Краско, о которой я хочу рассказать, случилась (как теперь принято говорить, от слова случайно), может быть, за полгода до трагической гибели Родионова.
В то время я довольно плотно общался с ним. По рекомендации создателя и художественного руководителя театра «Родом из блокады». Воспоминания Юрия Сергеевича, как и воспоминания Ивана Ивановича, вошли в мою книгу «Узелки блокадной памяти».
Говорили мы с Родионовым и о Владимире Высоцком - оба снимались в фильме «Интервенция», и о нём самом – Юрия Сергеевича я знал и по Ленинградскому театру драмы им. А.С.Пушкина (бывший и нынешний Александринский) и по упомянутому театру «Родом из блокады». По словам Юрия Сергеевича, проблемы со слухом у него на съёмках «Интервенции» и начались (застудил уши), а потом ещё то ли во время спектакля, то ли на репетиции партнерша влепила такую оплеуху, что о восстановлении слуха не могло быть и речи. Из академического театра пришлось уволиться. В театре «Родом из блокады» Родионова любили, за глаза называли «наш Пушкин», но театр - общественный, за выступления (Родионов выступал с чтецкой программой, читал и Пушкина) не платили.
Основательно подзабытый и обиженный на родную Александринку, Юрий Сергеевич жил на мизерную пенсию, в жуткой нищете. Сильно выпивал. Алкоголь и убил его, но чуть позже.
Мне с Родионовым общаться было непросто. Слуховые аппараты его настроены были  так, что тембр моего голоса Юрий Сергеевич не воспринимал, и мало что понимал из того, что я говорил. Иногда мне везло, у него был его друг актёр Олег Власов. Мы втроём сидели за столом на кухне. Власов напротив меня. Я говорил ему то, что хотел сказать Родионову, Олег Маркович слово в слово повторял сказанное мной Юрию Сергеевичу, сидящему слева от него и справа от меня на расстоянии вытянутой руки. Власова Родионов слышал хорошо.
Я не удержался и без согласования с Родионовым сделал материал о бедственном положении народного артиста, послал текст заместителю главного редактора «Комсомольской правды» в Петербурге» Андрею Петрову. Андрей опубликовал его, под своим заголовком: «Пенсия народному артисту - двести рублей!»
Газета, как известно, живёт один день, я этот день прозевал, на следующий её было не купить. Я позвонил Петрову, и Андрей отложил мне несколько номеров из неликвидов. За ними я и ехал.
Редакция «Комсомолки» находилась в Апраксином  переулке.
На Сенной, выйдя из метро, и встретил Краско. Поговорили о том о сём.
Иван Иванович предложил:
- Чего мы тут стоим, обтекаемые прохожими? Ты не торопишься? Пойдём ко мне, посидим.
Тогда он жил на Мойке,112, в коммуналке, у своей молодой жены, Натальи Вяль, которую по ассоциации с пушкинской Гончаровой называл исключительно по имени и отчеству - Наталья Николаевна.
От заманчивого предложения Краско мне пришлось с сожалением отказаться. Рассказал я Ивану Ивановичу про бедственное положение Родионова, про свою публикацию в «Комсомолке», сказал, что обещал Юрию Сергеевичу привезти газету.
- Ты когда к Юрке поедешь?
- Сразу из редакции и поеду.
Краско из кармана брюк вытащил новенькую, хрустящую, но уже в изломах, купюру - пять тысяч, деньги по тому времени для честного человека немалые.
- Больше при себе нет. Передай Юрке. Не говори от кого...
Я удивился:
- Иван Иванович, как это «не говори»! Что, сказать, читатели «Комсомолки» по рублю насобирали?!
- Ах, да! Ну, скажи... А я еще в СТД переговорю с Колей Буровым, они с Юркой не один год в Александринке вместе работали, Коля и сейчас там...
Актёр Николай Буров возглавлял Петербургское отделение Союза театральных деятелей.

На сей раз Родионов дома был один. Даже отвечая на его вопросы, у меня не получалось толком объяснить, где мы встретились с Краско и почему заговорили о нём. Благо, что он понял: деньги от Краско, без отдачи.
Родионов запричитал:
- От Ваньки?! (Я кивнул.) Ванька Краско! Вспомнил! Мы не были друзьями, тем более, близкими, чтобы вот так... без отдачи! Ванька - настоящий мужик! Такие не предадут и всегда придут на помощь. Это тебе не вшивая интеллигенция, когда в глаза одно, а за глаза другое…
Мне не хотелось, чтобы Юрий Сергеевич вновь разразился монологом о том, как жестоко с ним поступили в театре, которому он верой и правдой служил без малого сорок лет, где сыграл и свою знаковую роль - Александра Сергеевича Пушкина в спектакле «Болдинская осень».
- Юрий Сергеевич,  - перебил его я, - Иван Иванович и не забывал о вас.
Родионов не услышал меня.
- Ванька! Краско! - чувственно произнёс Родионов и замолчал. Глаза его повлажнели. Влага набухала. Родионов сдерживал слёзы. Не сдержал. Тыльной стороной указательного пальца вытер глаза, ладонью размазал слёзы по щекам. Ладонью стукнул по столу.
- Дай мне Ванькин телефон! Я ему позвоню. Прямо сейчас! (Пауза.) Нет, сейчас не стану. Он по голосу поймёт, что я сегодня уже чуть-чуть принял... Самую малость... (Пауза.) Продиктуй номер - я запишу. Нет, лучше сам напиши! У тебя же есть ручка и бумага?
Номер телефона Ивана Краско я написал на листке «для заметок», пододвинул его к Родионову. Юрий Сергеевич даже смотреть не стал - нервно отодвинул от себя:
- Не буду я Ивану звонить! Разговор у нас не получится - я же не услышу, что он говорит! Ты когда его увидишь?
Я пожал плечами:
- Не знаю.
- Что?
- Не знаю.
- Не понял. Когда?
- Не знаю! - прокричал я.
- Когда, когда?!
- На днях, - выдохнул я.
- В общем, когда увидишь, поблагодари Ивана от моего имени. Скажи, что не столько деньги его для меня важны, хотя и деньги тоже, сколько внимание, память дороги. Скажи, что он растрогал меня до слёз. Ты видел мои слёзы?
Я кивнул.
- Веришь, что это не слезы горького пропойцы?
Я кивнул.
- Есть такое выражение: скупая мужская слеза. Так вот, это она самая. Во множественном числе.
Я кивнул.

В прихожей, провожая, Юрий Сергеевич придержал меня за плечо:
- Ты, надеюсь, Ивану не сказал, что я выпиваю?
Я кивнул. Наверное, слишком, помедлив, кивнул. Родионов не поверил мне, вздохнул:
- Сказал... Погоди! - Он размашисто шагнул в сторону кухни и через секунду вернулся с пятитысячной купюрой в руке.
Я испугался - сейчас велит: верни деньги Краско!
Нет, Юрий Сергеевич сказал другое:
- Ваньке скажи, что эти деньги… - Родионов демонстративно потряс банкнотой и повторил: - Эти деньги я не пропью. Мне есть на что их потратить. Так и скажи: из его денег не пропью ни копейки!..

4 августа 2025 г.