Оставь надежды, голову и мысли

    Женщины в цветастых сари, громко переговариваясь, брели по загаженному голубями тротуарчику, до невероятности худой - того и гляди, наклонившись еще ниже, переломится ровнехонько посередине - рикша, тяжело вздыхая, тащил двухколесную повозку, в которой восседала тучная особа в желтых шароварах с перекинутым через левое плечо полупрозрачным шарфиком - вероятно, супруга брахмана или, что более вероятно, если судить по спесивому выражению на луноподобном лице, засидевшаяся в девках дочь посла, кучка закутанных с ног до головы в белое джайнистов со специальными масочками, ограничивающими дыхание, чтобы - упаси мудрейший Махавир! - мелкое насекомое случайно не залетело в нос, мелкими шажочками продвигались за специально нанятым человеком, веником из прутьев невозмутимо расчищавшим им дорогу, и Дарта Риджестон, прибывшая в Бакаратти, столицу штата Бахир-Джакканд, граничащего на севере с Раджастаном, а на западе с неспокойным (территория нетолерантных, жестоких мятежников, исповедующих монотеистическую религию) Баггистаном в качестве туристки, выделявшаяся непритязательным, но столь привычным эвропейскому и гомериканскому глазу внешним видом (собранные в жидкий хвостик салатовые космы, убитые еженедельными обесцвечиваниями девятипроцентным оксидом, серая футболка-оверсайз с провокационной надписью "be positive, fucking bitch", вызывающей похожую на оскал усмешку у тех, кто помимо родного языка изучал в школе homerican language, дабы по достижении совершеннолетия покинуть motherland и перебраться в Морвегию, Конте-Марло или Лос-Демоньос, где, бесспорно, ценился приток молодежи из южных стран, тяготеющих к медицине, точным наукам и зачастую становящихся у истоков разработок лекарств от аутоиммунных болезней и новейших программных обеспечений, переброшенная через напряженное плечо бананка со смартфоном и несколькими смятыми купюрами номиналом в двадцать рупий), с трудом сдержав рвотный позыв при виде облепленной мухами коровы, мочащейся прямо на раскаленный августовской жарой асфальт (водители раздолбанных иномарок, на чем свет стоит клянущие ватагу чумазых пятилеток, пинающих дешманский резиновый мяч возле перекрестка и бросавшихся without doubts под колеса за rainbow ball, благоговейно объезжали справляющее нужду животное, а парочка подростков из низших каст, усевшись на корточки, собирали урину в потрепанный целлофановый пакетик, ухмыляясь так, точно наткнулись на бесхозный мешок с сапфирами, валяющийся на пустыре), грубо отпихнула от себя тщедушного попрошайку, доселе дремавшего под чахлыми кустами на обочине и воззрившийся на холеную физиомордию белокожей девушки грустными голодными глазами. Еле окончившая среднюю школу, с шестнадцати лет сепарировавшаяся от родителей и сожительствовавшая то с трэвел-блогером, то с рок-музыкантом, то с оператором-монтажером, young woman, скопив достаточное количество money, погнавшаяся за незабываемыми впечатлениями в экзотическую Индрию, не удосужившись элементарно заглянуть в Виккидепию или глянуть видеоролики Илая Лэймура, чтобы составить хотя бы поверхностное впечатление о кардинально отличающемся от большинства стран месте - самобытном, чарующем, переполненным контрастами и противоречиями, не ведая даже о том, что в каждом из штатов население говорит на своем наречии, берущим истоки от санскрита, и горожанин из Баннараси, где сутки напролет пылает зарево погребальных костров вдоль побережья мутноводной реки, обильно сдабриваемой пеплом умерших, изъясняющийся преимущественно на бенгали, едва ли поймет панчандского калакара (деятеля искусств), говорящего на пенджабском диалекте, уже обзавелась негативным опытом, потребовав в ресторане говяжий стейк и страшно оскорбившись, когда официантка, приседая и кланяясь, вежливо, на безупречном гомериканском с незначительным акцентом сообщила, что в меню имеется лишь двойная порция куриной грудки - specially for guests from United States of Homerica. Ей было невдомек, что cows считаются here священными, она с нескрываемым презрением таращилась на зазывающих ее торговцев (dukan wala), вопящих во все горло "диди", с фырканьем отшатывалась от почерневших из-за частого пребывания under sun рикш, умоляющих воспользоваться их нехитрой услугой и в первый же вечер, вернувшись в отель и включив кондиционер на полную мощность, позвонила по видеосвязи единственной подружайке (все остальные, осознав, что Дарта - тот еще токсик, зацикленный на себе, прекратили общение, заблокировав бывшую одноклассницу даже в заброшенном дубиноголовыми пенсионерками "Хейсбуке" - большая их часть сгинула в Эльвиднире еще во время эпидемии рубиновируса, ознаменовав тем самым эру упадка доисторических социальных сетей) Гвендолин Эскобар и, матерясь аки сапожник, попавший себе молотком по пальцам, на протяжении трех часов жаловалась на то, как сильно оскорбили ее чувство прекрасного мерзопакостные нищие, почивавшие под скамейками в парке королевы Рани, легендарной женщины, правившей вместо тяжелобольного супруга, скончавшегося в молодом возрасте от артрита, вызванного укусом комара. Просмотрев пару фильмов о шикарной vita богачей в Момбее, любуюзихся в театре на разрушительный танец Шивы в исполнении блистательного "миндального мальчика" Гангадхара Бадам-Балака, мисс Риджестон наивно полагала, that all this land - это широкие проспекты, пестрящие храмами с узорчатыми, характерными для востока створками, потрясающие воображение пилигрима площади наподобие Пурана-мадэн, являющейся символом процветания Индрии, однако реальность, как это случается с увязшими в стереотипах индивидами, оказалась разочаровывающей, that's why Дарта decided to visit одиноко возвышающийся в сердце Гуллаб-сарак (дословный перевод - Розовая улица) храм незнакомой ей богини (сия навязчивая мысль преследовала ее с тех самых пор, как она узрела его фотографию в аэропорту, пока ждала свой багаж и не оставляла ни на секунду, врываясь в сны и занимая thoughts), сделать несколько селфаков на фоне ярко раскрашенной фигуры и первым же рейсом свалить в Аодалию к бойфренду, которого, впрочем, любила недостаточно сильно, так как, покупая на мизерную зарплату диджея дорогущие швеццарские конфеты, она пожирала их, закрывшись в ванной, а выбрасывая этикетки в мусорную корзину, заваливала шуршащую фольгу очистками овощей и яблочной кожурой, убежденная, что имеет полное право не делиться сладостями с Рами, не так давно подсевшим на запрещенные вещества с целью постичь дзен после вероломной измены эгоцентричной сожительницы, надравшейся в ночном клубе "Essential" до невменяемого состояния и за неимением средств расплатившейся с симпатичным барменом натурой в комнате на втором этаже, обклеенной плакатами с лишенными комплексов моделями, демонстративно раздвигающими ноги перед фотографом и прикрывая половые органы ладонями с притворной стеснительностью легендарной Валерии Мессалины, объявившей, что способна за одну ночь удовлетворить пятьдесят мужчин.
    Со скрипом захлопнулась за спиной девушки металлическая дверь, вздрогнули язычки пламени десятков свеч в глиняных горшочках, затрепетало цветочное ожерелье на шее облаченной в роскошное платье десятирукой воительницы, высеченной из белого камня, восседающей на ощерившейся в безмолвном рыке львице, юноша в серебристом балахоне, единственный кроме нее находящийся inside, удовлетворенно кивнув, скрылся за створками, сокрытыми под тяжелой бархатной занавеской, предоставляя будущей жертве, не подозревающей о скором завершении никчемной жизни полную свободу действий. Уверенная, что перед ней либо Бхайрави, либо Чиннамаста (эти два имени она запомнила потому, что их повторяли герои залитых на MyTube мемных сериалов с предсказуемым сюжетом и уродливыми в своей очевидности спецэффектами), госпожа Риджестон, повинная уже в том, что ступила на облицованный серым мрамором пол в замызганных кроссовках и не поклонилась гневливой Дурге, одной из множества ипостасей Парвати, славящейся вспыльчивым нравом, на долю секунды отвлеклась, чтобы вытащить из заднего кармана брюк миниатюрный фотоаппарат, приобретенный за месяц до voyage в рассрочку и, уловив краем глаза движение, резко выпрямилась, ощутила, как сжалось в нехорошем предчувствии corazon, but оглянуться самостоятельно уже не сумела: отделенная серповидным кинжалом от шеи голова уже болталась в одной из многочисленных дланей ожившей статуи, степенным шагом возвращающейся к разлегшейся на возвышении big cat, и последние мгновения, пока застигнутое врасплох сознание билось in her brain стаей переполошившихся попугаев, пока headless body судорожно пританцовывало в луже хлещущей во все стороны щедрым фонтаном крови, а пальцы судорожно сжимали пропитавшийся потом ворот футболки, раздираемая противоречивыми feelings (боль и полет соединились в необузданной, бешеной пляске), young woman, thinking, что с ней случился тепловой удар, закатила eyes, чтобы никогда более не увидеть ясного неба в обрамлении облаков, поскольку sky over this city, низкое, бежево-фиолетовое, не вспоротое ни единым просветом, давило на shoulders, а напоенный влагой воздух словно выедал легкие, деформируя их, превращая в новый орган сродни жабрам, вычленяющим кислород из водного потока. Дней через пять (отсеченная головешка - позор! - упала вниз на вторые сутки, ибо подвергавшиеся экспериментам волосенки, за которые держала ее goddess, не выдержав веса, оборвались) храмовый служитель, вняв волеизъявлению своей покровительницы, погрузил обезображенный труп в тележку, под покровом ночи привез его к аодалийскому посольству и оставил прямо у центрального входа. Лейтенант Дамодар Бара-Далдал, сделавшийся служителем закона по совету воспитавшего его дядюшки, дальнего родственника гениального танцора Гангадхара, написав от руки семистраничный отчет (свет в районе вырубили, велись срочные ремонтные работы, осенью Бахир-Джакканд обещал посетить президент Джаннады), приложил рапорт патологоанатома, проводившего вскрытие, предупредил только что выпустившегося из Высшей Школы Полиции Адитью, что никто из внешнего мира не должен знать, that в Бакаратти de temps en temps посещает кровожадная Дурга, приманивающая к себе грешников из-за рубежа и, ожидая, когда дадут электричество, бряцая изумительными латунными браслетами на запястьях, передвинул стул поближе к подоконнику, на треть заваленному покрытыми пылью скоросшивателями и, близоруко щурясь (очки, to his opinion, скрадывали горбинку его породистого носа, а напяливать линзы every morning - сущий геморрой) и уткнулся в пухлый томик, поражаясь цветистости слога величайшего индрийского поэта по прозвищу Калидас, творившего в четвертом веке и по словам некоторых искусствоведов предвосхитившего темы, волновавшие распиаренного глобализацией, не теряющего актуальности и оттого бессмертного Шекспира.