55 Москвее некуда. Июнь разгадок

            МОСКВЕЕ НЕКУДА. (БАЛКОНЫ.)
                2018.   

Я ещё успеваю застать свою четырёхлетнюю (4) дочь бодрствующей.
Как нельзя кстати, только она в состоянии отвлечь меня от поднявшихся
в очередной раз (1) гнетущих мыслей о перманентном предательстве родителей.
Наутро мучаюсь отнюдь не с похмелья, напитки были качественные.
Похоже, ко мне возвращается моя диагностированная бессонница.
Я звоню в подвал, и даю Толику «ценные указания», в которых он абсолютно не нуждается. Все мои  устные  начальственные уточнения и дополнения к договору ему уже известны от того самого референта.  Его, оказывается, зовут Васька, и он сегодня ночевал у нас в офисе.
Я звоню Юрке – Кобре.  Он единственный (1), кого я сейчас смогу вытерпеть.
Мои любимые, обе (2), в детском саду.  Жена там работает.
Я не звоню в институт. Некому.
День. Другой. Приближается суббота. Очень не хочется ехать.

                55 Москвее некуда. Июнь разгадок

На счастье, он сам звонит, и откладывает все дела на «после отпусков».
Первые (1)  деньги приходят на счёт только в августе.   
День, правда, был обозначен заранее.  И неукоснительно  соблюдён.
И потом, каждые две (2) недели, всегда по вторникам.
Заказ курирует сам Толик, он у нас лучший, да к тому же, по совместительству
и коммерческий директор.  Никаких взаимных претензий с клиентом.   
Все всем довольны. Периодически обмениваемся нужными для отчётности бумажками.  Толик, без напоминаний, по собственной инициативе, докладывает – рассказывает.  С бухгалтерией закончили.   Они с видеонаблюдением, и, вообще
с телевизорами попросили помочь.  Ну, мы помогли.  Они доплатят. Подпиши вот.
Ездил к шефу домой.   Всё поставил.  И приветы постоянные.  Обмениваемся.
Мне ведь ещё и Васька всё дублирует, и деловую информацию, и приветы.
Он к нам что-то зачастил, и всё подсматривает, как ребята компьютеры собирают.
Случается, ему и самому ребята что-нибудь сделать доверяют, под наблюдением.   
Где и когда он переодеваться успевает.
Осень та, девяносто третьего (93) была абсолютно сумасшедшей.
Если вы не знаете, или, хуже того, забыть стараетесь, зачёркиваете, то мне и говорить… Впрочем, Бог с вами.   А я помню.
Но мы работали и всё делали в срок. И даже раньше срока.  И чтобы был прок. Грамотно? Грамотно!
Был обычный ноябрьский день.  Типичное противное московское предзимье.
И мысли в голову лезли соответствующие – мерзкие.  (Частично мерзкие, точнее.)
Через пару (2) недель  сыну исполняется восемнадцать (18), уже восемнадцать (18). Не оплошать бы с поздравлением.  (Это нормально.)
И уже следующая получка на академической службе будет без алиментов.
(А это как? Надо же было такое вспомнить, когда с деньгами всё в порядке,
бизнес на полном ходу.)  Нет, не моё это, не от меня.
Обстановка в стране, погода,  да что и кто угодно, но только не я.
Толик входит и кладёт на стол пачку бумаг.   
- Всё. Закончили с Центром.  Печати им понаставь. Васька заберёт.
- Ну, что там?
- Да всё нормально.
- А хозяин как? Поклоны передал.
Толик растерян.
- Ты что не слышал? Он же умер. Неделю уже как похоронили.
Ах, да! Тебя ж не было. Извини.
Он ещё смотрит на меня, и достаёт из шкафа куртку.
- Пойду куплю чего-нибудь.
Я мгновенно подсчитываю, что ему было только пятьдесят четыре (54),
и у меня возникает уверенность, что смерть его связана с  последними политическими событиями.
Просматриваю бумаги, и привычно громко шлёпаю печатью.
Но она не ударный инструмент, при соприкосновении со стопкой бумаг
возникает своеобразный аккорд.  Я и раньше обращал на это внимание.
Но сейчас, когда каждый раз (1) оттиск накрывает его изящную подпись,
я вдруг понимаю – с таким треском падают жалюзи примитивной конструкции.
Звонит Василий, интересуется, видел ли я документы.
Впрочем, он сегодня не заедет – девятый (9) день.
- Мы тоже поминаем.
Мы разговаривали только дважды (2) в жизни, да ещё с перерывом
в двадцать один (21)  год.  Заявленная мною история, с участием песенки
«Зачарован красотой», очевидно, пришла к завершению.
Как бы не так! Есть ещё и «Эпизод Четыре (4)».   
В начале третьего (3) тысячелетия (1000) я довольно длительный период
(если быть совсем точным, пять (5) лет и восемь (8) месяцев) торговал книгами  в великолепном, уникальном старом здании московского педагогического университета.  Бизнес этот был для меня совсем не нов. Я долгие годы занимался букинистической литературой, сотрудничал со многими книжниками, неплохо зарабатывал на книгах, а лучшими пополнял свою домашнюю библиотеку.
Местечко в педе было знакомо не первый (1) десяток (10) лет.
Я дружил с хозяином, участвовал в его делах.   
И вдруг обстоятельства изменились, университетский Книгорь (так я его называю) получил весьма перспективное предложение, и столь любимый множеством людей киоск  вот-вот должен был осиротеть.  Я был свободен и заинтересован.
За несколько часов он ввёл меня в курс дела, и просто отдал все ключи.
И начался один (1) из самых замечательных кусочков моей жизни.
Именно сюда приходили ко мне порой совершенно необыкновенные люди.
Именно здесь возникла моя «седьмая (7) генерация  друзей».
Впрочем, это абсолютно отдельная, самостоятельная тема.
И чего я только не написал уже в этом направлении.
А сейчас, здесь лишь частный случай.
Так случилось, что среди десяти (10) успевших подружиться со мной потоков студентов - филологов, самым «моим» оказался двухтысячный (2000) год поступления.  Отсюда пришёл ко мне самый близкий (несмотря на огромную разницу в возрасте) мой нынешний друг. (Кстати, выросший сейчас  в известного уже писателя и учёного.)  Хорошо знаком я был  и практически
со всеми его сокурсниками и сокурсницами (в основном).  И вот, одна (1) из таких девочек,  чуть ли не каждый день четыре (4) учебных года подходившая ко мне
со всевозможными вопросами, в июне две тысячи пятого (2005), уже после защиты диплома, буквально подстерегла меня в парке усадьбы Трубецких.
Я заметил её заранее, и сразу понял, что она, давно зная мой маршрут к дому, поджидает именно меня.  По-видимому, с разговором, нуждающимся в сокрытии от посторонних.  Она не стала отпираться. И сразу ошарашила меня, сообщив свою фамилию.  (Да, вот чего я не знал, так это всех фамилий.)
Да, она его младшая дочь.  Правда, почти ничего не помнит.
Ей же только десять (10) лет было.  Она ещё несколько раз (1)  повторит в разговоре эти фразы (как рефрен).  Мама и сестра рассказывали.  Сестра намного старше, на четырнадцать (14) лет. Уже взрослая была.   Они уже давно поняли, «что я – это я»,
но разговор решили отложить на «после получения диплома».
Ну, что ж, предусмотрительно.
Я вдруг вспомнил, как он сказал мне  - отложим на «после отпусков».   
Нет, не из-за нас.  Про отца и сына Куроптевых они слышали только позитивное.
Не всё хочется вспоминать о своём отце. Она заметно волнуется.
У всех «свои скелеты», успокаиваю я её.
Нужная цитата. Что может быть убедительнее для учителя – словесника.
Когда Ельцин вместо Гришина пришёл, он папу сразу с работы выгнал.
Он тогда чуть ли не всех секретарей московских райкомов разогнал.
Так мама говорила.
А на многих ещё, в том числе и на отца, завели уголовные дела.
Мучили довольно долго, папа переживал, в больнице лежал.
Но потом всё-таки отстали, и, когда Борис Николаевич сам попал в опалу,
отец почему-то оказался в его подчинении в строительстве.
А после СССР, в тысяча девятьсот девяносто втором (1992),
отец воспрянул духом, его поставили на «международный центр».
Они тогда сразу соседскую «двушку» (2) к своей «трёшке» (3) присоединили.   
Как стенку ломали, как вместо кровати сестры шведскую стенку ставили,
и как у неё совсем своя комната появилась – это, конечно, она и сама помнит.
Её тогда в первый (1) раз (1) за границу взяли, и сразу в Италию.
И она запомнила трамвай в Венеции, а на картинках и по телевизору были только лодки.  Летом у отца всё было хорошо. Вот тогда-то вы с ним и встречались.
В июне – уточняю я,- до Венеции.
«И тогда наступила осень». (Кажется, из мультфильма, поставлю кавычки.)
Осень того злополучного года.  Отца почти не было дома.
Приезжал то мрачный, и тогда выпивал мензурку (была у него, любимая, стограммовая (100))  коньяку и ложился спать, выключая телефон.
То, наоборот, перевозбуждённый, часто не один (1).  Тогда соткой (100)
не ограничивалось, сидели в столовой, с гостями, или вдвоём (2) с мамой,
наполняя всю квартиру табачным дымом.
- Поставил не на ту лошадку. – До сих пор язвит сестра.
Никакого уважения к памяти.
Говорят, что в октябре всё время повторял:
- В этот раз (1) я уже не перенесу.
Запомнился день похорон. На поминках был большой скандал.
Какой-то спортивного вида старик, весь в орденах громко кричал,
что его (ох, чуть не вставил имени, потом бы, конечно, всё равно отредактировал)
убили  враги коммунистической партии и советской власти.
Мне вспоминается мой экзаменационный ветеран.  Может и он – тот же район.
Киваю. Повод для скандала присутствует.
Но по сути-то, дед был прав.
Наконец, она протягивает мне папку.  На ней лаконичное «В.В.К.»   
Похоже, что мне.  Извиняюсь, и в нетерпении открываю.
Внутри только накладная и счёт. Никаких записей.
- Вот и мама удивилась. Были ещё листочки. Может быть где-то другая папка?
Документы понятные, на их  домашние компьютеры.
Всё в них, как в сотнях (100;N) других аналогичных.
Понятные, но, тем не менее,  удивительные для меня.
Во-первых (1), я не помню, чтобы видел их или их копии раньше.
Во-вторых, мы вообще не так договаривались.
Зачем он хотел мне их показать?
(Дома, минут пятнадцать (15) посвящаю их изучению.  И просто выбрасываю.
Абсолютно понятно – правда не достижима.)
Помнит хорошо, узнала бы мальчишку (так и сказала), который привёз компьютеры.  Он приехал в выходные утром.
Сначала довольно долго делал что-то у сестры.  У неё был готов под установку специальный компьютерный стол.
А потом часов пять (5),  до самого вечера они с ней играли в бесчисленное количество игр. Он показывал  их одну (1) за одной (1) и объяснял в чём суть и на что когда нажимать. Оторвать от новой игрушки её уже  в час ночи (01.00.)
смог  только вернувшийся домой отец.   
- Не знаю, может быть, мама всё-таки согласиться с вами поговорить, или бумажки найдутся. Мы обмениваемся сотовыми.
- Да, вот ещё что. Вам привет от тёти Гали, дяди Валеры и  двоюродной (2) сестры Машки.    Помните, вы у них в гостях были после государственного экзамена.
Вы там пели,  вы там всем понравились.
Тётя Галя, мамина младшая сестра. Они от нас за прудом живут.
Господи! Староста бухгалтерш! Разве я у них выступал?
Конечно, помню. Конечно, всем приветы.
Дома сразу лезу на карту Москвы. Благо, все адреса известны.
Памятный путь Метро. Арка. Их дом поперёк. (Сюда я ни разу (0) не заходил.)
Потом, через узенькую улочку, пруд
Потом Аркашкин дом. (Впрочем, в семьдесят девятом (79) я ещё с ним не знаком.)
Потом «Кондитерская». (Действительно за прудом.)

Продолжение следует.   56МН…   
4 страницы.  194 строчки.