Ж. -П. Сартр. Бытие и Ничто. Ч. 2, гл. 1, п. V

V
“Я” и круг Самости

В статье, опубликованной в “Философских исследованиях” (“Recherches philosophiques”), мы попытались показать, что Эго не принадлежит к сфере Для-себя-бытия. Не будем повторяться. Отметим здесь только причину трансцендентности Эго: как объединяющий центр “Erlebniss-а” Эго есть в-себе, а не для-себя. Если бы оно принадлежало “сознанию”, оно было бы само своим собственным основанием в прозрачности непосредственного. Но тогда оно было бы тем, что оно не есть, и не было бы тем, что оно есть, что вовсе не способ бытия “Я”. В действительности мое сознание “Я” никогда его не исчерпывает, и не оно приводит его к существованию: “Я” всегда дается как уже бывшее здесь прежде сознания — и одновременно как обладающее глубинами, которые должны раскрываться шаг за шагом. Таким образом, Эго предстает перед сознанием как трансцендентное в-себе, как сущее человеческого мира, а не как нечто принадлежащее сознанию. Но не стоит делать вывода, что для-себя-бытие есть некое простое и чистое “безличностное” созерцание. Эго — отнюдь не персонализирующий центр сознания, которое без него оставалось бы на безличном уровне; наоборот именно сознание в своей фундаментальной самости в определенных условиях допускает появление Эго как феномена, трансцендентного по отношению к этой самости. Действительно, мы видели, невозможно сказать о бытии-в-себе, что это — “себя”. Оно просто есть. И в этом смысле о “Я”, ошибочно принимая его за обитателя сознания, могут сказать, что это “Я” сознания, но не могут сказать, что это его собственное “себя”. Таким образом, гипостазируя бытие-отражаемое для-себя бытия как бытие-в-себе, мы останавливаем и заглушаем движение рефлексии на “себя”: сознание тогда становится простой отсылкой к Эго как к своему “себя”, но Эго никуда уже не отсылает; так отношение  рефлексии превращается в простое центростремительное отношение, центр которого к тому же представляет собой  сгусток непрозрачности. Мы уже показали, что “себя”, напротив, в принципе не может обитать в сознании. Оно, если угодно, составляет смысл бесконечного движения, в процессе которого отражение отсылает к отражающему, а последнее — к отражению; по своему определению  это некий идеал, некий предел. И то, что заставляет его появляться в качестве предела, — это ничтожащая реальность присутствия бытия при бытии в единстве бытия как онтического вида. Итак, как только сознание возникает, в процессе чистого ничтожащего движения рефлексии оно делается личностным. Ибо бытию придаёт личностное существование не обладание Эго, которое представляет собой лишь знак личности, а факт бытия для себя как присутствия-при-себе. Но, кроме того, это первое рефлексивное движение влечет за собой второе, или самость. В самости мое возможное отражается в моем сознании и определяет его как то, что оно есть. Самость отражает степень ничтожения, зашедшего дальше, чем чистое присутствие-при-себе дорефлексивного cogito, в том смысле, что возможное, которое есть я, — это не чистое присутствие-при-для-себя как присутствие отражения при отражающем, а отсутствующее-присутствие. Но это еще больше подчеркивает существование отсылки как структуры для-себя-бытия. Для себя остается собой там, в глубине, вне досягаемости, вдали от своих возможностей. И именно эта свободная необходимость быть на дистанции тем, что ты есть в модусе недостатка, и конституирует самость, или второй существенный аспект личности. И действительно, как еще определить личность, если не как свободное отношение к себе? Что же касается мира — целокупности сущих, в той мере, в какой они существуют в границах круга самости, он может быть лишь тем, от чего человеческая реальность совершает переход к себе, или, заимствуя определение Хайдеггера, это “то, исходя из чего человеческая реальность заявляет о себе, что она есть такое”. Действительно, возможное, которое есть мое возможное — это возможное для-себя-бытие, и как таковое представляет собой присутствие-при-бытии-в-себе как сознание бытия-в-себе. То, чего я ищу перед лицом мира,  это совпадение с для-себя-бытием, которое есть я и которое есть сознание мира. Но возможное, которое представляет собой неполагаемое присутствующее-отсутствующее при присутствующем сознании, присутствует не как объект полагающего сознания: в противном случае оно было бы отражаемым. Удовлетворенная жажда, преследующая мою реальную жажду, — не сознание себя как удовлетворенной жажды: это полагающее сознание себя-пьющего-из-стакана и неполагающее сознание себя. Следовательно, жажда трансцендируется к стакану, сознанием которого она является, и в качестве коррелята такого возможного неполагающего сознания стакана, из которого пьют, преследует полный стакан как своё возможное и конституирует его как стакан, из которого пьют. Таким образом, мир, естественно, — это “мой” мир, поскольку представляет собой коррелят в-себе ничто — того необходимого препятствия, по ту сторону которого я нахожу себя как то, что я есть в модусе “должен им быть”. Без мира нет самости, нет личности; без самости, без личности нет мира. Но такая принадлежность мира личности никогда не полагается на уровне дорефлексивного cogito. Было бы абсурдом сказать, что мир, насколько он дан познанию, дан познанию как мой. И тем не менее “принадлежность мне”  мира — это мимолетная и всегда присутствующая структура, которую я проживаю. Мир — мой, поскольку его преследуют возможности, которые суть мои сознания возможных сознаний себя — того, что есть я, и эти-то возможности как таковые и придают ему как миру единство и смысл.
      Исследование негативного поведения и самообмана позволило нам приступить к онтологическому рассмотрению cogito, и бытие cogito предстало перед нами как бытие-для-себя. Это бытие на наших глазах трансцендировало себя к ценности и возможностям; мы не смогли его удержать в субстанциалистских сиюминутных пределах картезианского cogito. Но именно по этой причине нас не могут удовлетворить результаты, которых мы сейчас достигли: если cogito отбрасывает мгновенность и трансцендирует себя к своим возможностям, то это может происходить только в процессе темпорального перехода. Именно “во времени” для-себя-бытие есть собственные возможности в модусе “небытия”; именно во времени мои возможности проявляются на горизонте мира, делают его моим. Следовательно, раз человеческая реальность понимает себя как реальность темпоральную и смысл ее трансцендирования составляет темпоральность, то мы не можем надеяться, что для-себя-бытие станет для нас ясным, пока  мы не описали и не установили значения Темпорального. Только после этого мы сможем приступить к исследованию интересующей нас проблемы: проблемы изначального отношения сознания и бытия.