Мирослава встречает Черного барона

Вечер покрылся мимолетной паутиной темноты, Мирослава сидела за своим окном и занималась одним ритуалом. Мирослава считала звезды. Звезды, которые пахли нефтью в ее голове.
Отец тенью нейронных клеток проходил вниз, к гортани ее воспоминаний.
Отец был пассивной тенью миротворения.
Миро – творение.
Отец создавал ее мир. Отец кормил виноградом, убирал в ее комнате, сочинял ребусы занятий, прыскал в кулак смехом, улыбался не по погоде.

Мирослава думала об отце, но не могла его вспомнить.
Отец существовал и одновременно не существовал.
Отец был всем и одновременно с этим отец предпочитал лестничные клетки открытым пространствам нейронных связей.
Отец убаюкивал совесть подушкой случайностей.
Горло проглатывало перья подушки, но отец продолжал. Его речь заунывная как маяк обросший пуповиной случайностей засуетилось.
Отец видел себя изнутри и поэтому знал, что Черный барон в нем тоже есть.
Когда увидел в папе Черного Барона – то она увидела в начале тень. По том за тенью последовал холод, а за холодом – снег.
- Снег летом, надо же! Как это возможно?! – спросил Мирославу психиатр.
Мирослава зажмурила глаза и цинк хрустального глаза заискрился молнией.
Мирослава не отвечала психиатру, и психиатр сделал вывод что лекарства не помогли.
За окном было дождливо. Дождь – символизировал утрату истины.
Мирослава заплакала. Впереди был долгий год.

Кислые лестничные перила прилипли к ладоням Мирославы. На лестничной клетке было все, кроме пространства.
Мирослава выключила внутри себя слезы, она снова подумала о Черном Бароне.
Кто он такой? И зачем он явился ей в образе отца? Может быть Черный барон хочет украсть жемчуг слез, проткнуть ее слезинки нитью, нацепив их на шею как бусы?
И почему он постоянно повторяет что зеркала – это белые болота, в них нельзя смотреть. Чтобы она плакала громче?
Когда психиатр протирал руки ей казалось, что минуты впадают в реки узловатых часов.

Психиатр заговорил: «Судя по всему мы в тупике с Вами, Мирослава. Мне очень жаль»… дальше бла-бла-бла, настолько сухо, что если бы врачебная речь была бы колодцем, то в нем не было бы воды.

Мирослава представила такой колодец: он полон крабами и лягушками, и пока она его сочинила, она будет в нем..
Мирослава хихикнула, это же не она придумала, этот рассказ написал парень с группы поддержки, как же его звали… точно, его звали Ярослав.
Она Мирослава, а он Ярослав, над этим смеялись в группе поддержки.
Так странно, вдруг Мирослава тоже засмеялась.
У психиатра появилось кисло выражение лица….
Думаю, мне надо увеличить Вам нейролептики, Мирослава… Кстати, какие у Вас сейчас отношения с отцом?
Теперь пришла очередь Мирославе скиснуть.
- Я мою посуду – все что она смогла выдавить из себя, словно тюбик, вырвал из себя свое нутро…
- Вы моете посуду, Мирослава?! Вы сами должны стать его посудой, тогда будет прок, только тогда!
Мирослава растянула канат внутреннего мира и ушла в себя после слов словно белоснежного врача.