О стихотворении ААБ Вот он - ряд гробовых ступеней

Полное название: Стихотворение А. А. Блока “Вот он – ряд гробовых ступеней…”: свободное прочтение.

       С недавних пор если в СМИ или в других источниках упоминается некое лицо, замеченное в особо русофобских высказываниях либо откровенно террористическая организация, то это специальным образом оговаривается: в скобочках или в примечании так прямо и говорится: данное лицо признано иноагентом / данная организация внесена в список экстремистских, деятельность её на территории и пропаганда её взглядов в России запрещена законом.
 
       Мера разумная, оправданная. В конце концов, “за базар надо отвечать”.
 
     А ещё, например, бывает так: автор при составлении текста пускается во все тяжкие, даёт полную свободу своей необузданной фантазии. Его разгорячённое воображение попросту срывается с тормозов, и тогда он выдвигает и пытается обосновать совсем уж завиральные свои представления и умственные “комбинации”. Выступает не в духе объективной, взвешенной аналитики или хотя бы с позиций нормального здравого смысла и привычного соотношения вещей, а именно что в жанре quasi una fantasia – нечто вроде фантазии.
 
       Было бы правильным и такие публикации помечать соответствующим значком. Значка пока нет, можно временно обходиться аббревиатурой QUF и простым уведомлением: нижеследующий текст являет собой яркий образец произведения в жанре QUF, quasi una fantasia [* Примечание].
       [* Примечание – А следующий шаг – предположение, всё ли у автора в порядке с умственным здоровьем? Тоже значок начать разрабатывать? А то аббревиатура получается слишком громоздкой: ТСЛЧУИПЗВСС: “Текст составлен лицом, чьё  умственное и психическое здоровье вызывает серьёзные сомнения”. И ещё в большей степени это должно касаться видеопродукции, столь широко распространённой в Интернете: “Данный видео- и аудиоматериал создан лицом и т. д.”.
 
       А что, в самом деле, почему бы Госдуме не принять соответствующий закон, обязывающий маркировать подобным образом заслуживающий того “контент” (по ощущениям, составляющий более 90% от общего объёма Интернет-мироздания)? Это, на наш взгляд, весьма способствовало бы оздоровлению умственной, духовной, нравственной и более всего психической атмосферы в обществе.]

       Итак, в жанре QUF.

       На странице 380-й книги П. П. Гайденко “Владимир Соловьёв и философия Серебряного века” (М.: Прогресс-Традиция, 2001) приводится фрагмент письма Сергея Соловьёва, племянника выдающегося философа, к Александру Блоку, содержащий отзыв о присланных ему поэтом “Стихах о Прекрасной Даме” (кстати, С. М. Соловьёв – троюродный брат А. А. Блока). – «Книжка не только производит, несмотря на карликов и арлекинов, светлое и мирное впечатление, но прямо христианское и потому противоположное Брюсову. Стихотворение “Вот он – ряд гробовых ступеней…” прямо контр-Орфей и Евридика (имеется в виду стихотворение В. Брюсова “Орфей и Евридика” – М. Б.). Одного этого стихотворения довольно для принятия тебя в лоно христианской церкви: ведь это прямо христианская трактовка вопроса о жизни, смерти и любви. Как раз то самое, что у Брюсова трактуется язычески, Владимир Соловьёв, видно, одолел». – Последнюю фразу, видимо, надо понимать так: под влиянием Владимира Соловьёва, его философских взглядов Блок предпочёл истолковать тему жизни, любви и смерти именно в христианском духе – в противоположность языческому. (Забегая вперёд: на самом деле, с очень высокой долей вероятности, – в мистическом, эзотерическом, магическом. Такая у нас сложится картина по итогам вдумчивого, внимательного чтения).
 
       Действительно ли это так? Ведь, по общему мнению, религиозные, христианские мотивы творчеству А. А. Блока свойственны не были, скорее даже “анти-”. Примеров из стихотворений набирается множество. Ниже – попытка разобраться, внести какую-то ясность (в первую очередь, для самих себя).
 
***     ***     ***     ***     ***

(01.) Вот он — ряд гробовых ступеней.
(02.) И меж нас — никого. Мы вдвоём.
(03.) Спи ты, нежная спутница дней,
(04.) Залитых небывалым лучом.
(05.) Ты покоишься в белом гробу.
(06.) Ты с улыбкой зовёшь: не буди.
(07.) Золотистые пряди на лбу.
(08.) Золотой образок на груди.
(09.) Я отпраздновал светлую смерть,
(10.) Прикоснувшись к руке восковой,
(11.) Остальное — бездонная твердь
(12.) Схоронила во мгле голубой.
(13.) Спи — твой отдых никто не прервёт.
(14.) Мы — окрай неизвестных дорог.
(15.) Всю ненастную ночь напролёт
(16.) Здесь горит осиянный чертог.
18 июня 1904. С. Шахматово

***     ***     ***     ***     ***

       (01.) ВОТ ОН — РЯД ГРОБОВЫХ СТУПЕНЕЙ. – Будем считать, что не всё стихотворение – это от начала до конца мистическая грёза или, ещё того более, сомнамбулическое видение, хотя на ААБ это в первую очередь должно распространяться. Будем считать, что какие-то элементы “реализма” в виде конкретных, осязаемых деталей в тексте всё же имеются. Что, прежде всего, “гробовые ступени” и в самом деле существуют, и поэт, точнее, лирический Герой (следуя традициям самого ААБ, будем при обозначении действующих лиц прибегать к прописным буквам) не только их воспринимает своим “физиологическим зрением”, но и – далее – спускается, судя по всему, в нижний храм; а есть ещё такое мудрёное словечко, как “крипта” (= подземное помещение под храмом). В общем, спускается по этим ступеням и оказывается в неком помещении или замкнутом пространстве, находящемся ниже уровня земли.
      
       Всё же так наз. “научный”, объективный подход требует рассмотреть все возможные варианты. Во-первых, а вдруг ступени ведут не вниз, а вверх? Герой поднимается по ступеням не в “нижний”, а в обычный храм, оказывается выше уровня земли. – Маловероятно. “Гробовые ступени” вызывают стойкую ассоциацию со спуском в подземный мир, в мир мёртвых.
 
       Во-вторых, а с чего это мы взяли, что действие стихотворения происходит в храме? Что Герой спускается в храмовое помещение, а не, скажем, в обычную мертвецкую при больнице? – Также отвергается. Это противоречит всему образному строю лирики ААБ, особенно начального периода творчества, всему его поэтическому мировосприятию и мирочувствованию (особенно “иных миров”), где храм во многих стихотворениях – даже не столько место действия, сколько мистическое, сакральное пространство, где Герой испытывает соответствующие эмоции и переживания. – В заключительной строке видим “осиянный чертог”; “чертог”– слово возвышенного стиля, применимо в первую очередь к храму или, скажем, дворцу. Но никаких “царственных примет” в образе ушедшей подруги не приводится, тогда методом исключения у нас остаётся только храм Божий. В домах Божьих Герой неоднократно встречался со своей возлюбленной – что с того, что главным образом “мистически”, важен прежде всего сам факт “встречи”; закономерно, что и прощание с Нею также происходит в храме.
 
       Конечно, ступени сами по себе не могут быть “гробовыми”. Такое их качество – относительное. Эпитет “гробовые” сообщает ступеням содержимое, причём временное, нижнего храма (останавливаемся именно на таком месте действия). Не вечно же “Она” там будет покоиться – всё-таки, судя по всему, это никак не склеп. Через день-два снесут на кладбище и похоронят как положено.
 
       Но вот на похоронах “нежной спутницы дней”, можно не сомневаться, Героя не будет. Это явствует из всей “атмосферы” стихотворения.
 
       (02.) И МЕЖ НАС — НИКОГО. МЫ ВДВОЁМ. – Последнее свидание в “земной жизни”. Вообще, “встреча в храме” – устойчивый, повторяющийся мотив в ранних стихотворениях ААБ и последующих периодов. Поэтому есть смысл коротко остановиться на типах и видах этих “встреч”.
 
       (I.) Встреча “фантазийная”, “метафизическая”, лучше всего сказать, “мистическая”, имеющая для “лирического героя” куда большее значение, чем встреча “настоящая”, “реальная”, с возлюбленной “из плоти и крови”, поскольку происходит в некой “высшей, метафизической реальности”, насыщена глубочайшими, высшими метафизическими, трансцендентными смыслами. Например, “Я их хранил в приделе Иоанна, / Недвижный страж, — хранил огонь лампад. / И вот — Она, и к Ней — моя Осанна — / Венец трудов — превыше всех наград” (8 ноября 1902 г.); “И с этой ветхой позолоты, / Из этой страшной глубины / На праздник мой спустился Кто-то / С улыбкой ласковой Жены” (стихотворение “Мы преклонились у Завета” (18 января 1902 г., Исаакиевский собор)) и ещё целый ряд, все не будем приводить.
      
       (II.) Встреча “реальная”, объективная, дающая начало последующим “положительным событиям” – либо, по крайней мере, содержащая намёк на них, предполагающая возможность “благополучного исхода”. – “Ей было пятнадцать лет, но по стуку…” (16 июня 1903 г.).

       (III.) Встреча также “реальная”, но уже как пролог последующих “неблагоприятных сюжетов, тяжёлых жизненных ситуаций, коллизий” – “Холодный день” (“Мы встретились с тобою в храме / И жили в радостном саду…”).
 
       Причём, если посмотреть хронологически, по времени написания стихотворений, то явственно наблюдается движение от метафизических встреч (“Стихи о Прекрасной Даме”) к “реальным”. “Мы встретились с тобою в храме” – это уже 1906 год.

       Таким образом, даже в лирике ААБ, такой, казалось бы, “надмирной”, “горней”, “внеземной” по чувству, настроениям, по восприятию мира – всё тем не менее “как в жизни”: от первичного обольщения, очарования, романтически-мистического воодушевления, почти экстаза – к “суровой действительности”, “низкой прозе” жизни: “Но вот зловонными дворами / Пошли к проклятью и труду” (“Холодный день”; 1906 г.). Неизбежная, неумолимая эволюция. Было ли когда наоборот? Или искусству такие сюжеты малоинтересны?
 
       Но вернёмся к нашей встрече в “нижнем храме” (практически не подлежит сомнению) или в “крипте” (вероятность достаточно мала). Именно эта встреча, в “нижнем храме”, можно, наверное, утверждать, единственная в своём роде, стоящая особняком.

       Она, эта встреча, носит как бы “промежуточный характер”. Телесный состав возлюбленной, её плоть – вот они, воспринимаются зрительно, визуально, но сама Она уже “мёртвая” (потом увидим, что, возможно, “не совсем”), душа и дух (не будем здесь их различать) Её уже покинули, хотя незримо где-то здесь же, рядом присутствуют, благодаря чему становится возможным последующий “диалог” Героя с умершей – диалог, участники которого, как мы увидим, во всём друг с другом согласны, прекрасно понимают друг друга. В этом тоже, наверное, особенность этой “встречи”. В описании всех других “диалоги”, насколько можно судить,  не упоминаются, за исключением “Ей было пятнадцать лет, но по стуку…”: “И в день морозный, солнечный, красный — / Мы встретились в храме — в глубокой тишине. / Мы поняли, что годы молчанья были ясны, / И то, что свершилось, — свершилось в вышине”. – Да и то, кто знает, может, всё поняли и без слов, обменявшись лишь взглядами. Но в этом случае перед нами диалог двух “живых существ”, а в разбираемом стихотворении – пребывающего в добром здравии “лирического Героя” и его уже отшедшей в “царство теней” возлюбленной – ситуация по-своему уникальная! Хотя, с другой стороны, если встать на точку зрения “мистицизма”, то “всё более чем нормально”, вполне обыденно; обычная, рутинная “мистическая практика”.

       Ну и, конечно, уникальность этой встречи ещё и в том, что это одновременно и встреча, и прощание.
 
       (03.) СПИ ТЫ, НЕЖНАЯ СПУТНИЦА ДНЕЙ, – Что можно сказать? Отношения были сугубо “романтическими” (а как же иначе-то?) и достаточно длительными. Ещё: это фактически благословение подруги на “новую жизнь” (Incipit vita nova – Начинается новая жизнь). Возможно, поэтому особой печали у “Героя” нет, тем более, убиенности горем. Он эти отношения, какие были с “Нею”, это чувство к “Ней” уже перерос, открыт для чего-то нового, для подъёма, для вознесения на новую ступень.
 
       А уж не похороны ли это Прекрасной Дамы? Видно, время к тому пришло, учитывая дальнейшее развитие и линии творчества ААБ. Например, от Прекрасной Дамы – к “площадной Афродите” и к Незнакомке, в которой многие современники без обиняков усматривали проститутку – ну, ладно, куртизанку, больно хорошо и со вкусом одета. (Возможно, это всё-таки Смерть. Единственное, за что можно зацепиться – “шляпа с траурными перьями”). Тогда “Герой” не к вознесению готов, созрел, но, наоборот, к падению, к погружению в духовную и телесную скверну. Но в любом случае прежние отношения исчерпаны, более невозможны. Пора уже, давно пора “предать земле” былые мечтания и переходить от рафинированных идеалистически-романтических и мистических отношений в духе учения Влад. Соловьёва к более “взрослым” формам взаимодействия с противоположным полом. От всего этого “мистического марева, дурмана” – к более зрелым, “взрослым”, более “земным” отношениям – обобщённо: к каким-то иным. Ведь, должно быть, не случайно этим стихотворением, как сказано в комментариях, завершается первая книга лирики Блока во всех изданиях.
 
       То есть перед нами тихое, светлое, умиротворённое прощание с былыми образами, представлениями, “романтическими туманами”, “мистическими озарениями”, с образами Невесты – Вечной Жены, “Девы радужных ворот”, Софии – Вечной Женственности, Афродиты Небесной и т. д., вдохновлявших весь цикл стихов о “Прекрасной Даме”.
 
       Отношения подошли к своему естественному завершению, необходимо подвести черту, оформить развод, расставание. В виде похорон – по-своему логично, где-то даже “изящно”, “нетривиально”. Всё, по большому счёту, “очень красиво”, “эстетично” и совсем не “мрачно”, безысходно выглядит – ни в малейшей степени! Тем более, как увидим дальше, оба участника таким исходом весьма довольны. Всех всё очень даже устраивает.
 
       (04.) ЗАЛИТЫХ НЕБЫВАЛЫМ ЛУЧОМ. – Отношения были “уникальными”, единственными в своём роде, осенёнными “неземным сиянием” – в общем, вполне или даже исключительно в духе представлений Влад. Соловьёва, влияние которого на ААБ и “младших символистов” было, как всегда отмечалось, огромным.
 
       Но, возможно, луч в какой-то степени ещё и “реальный”, “физический”. Имеем дело с  совмещением двух “модальностей” – метафизической и объективной. Время действия – утро / день / ранний вечер. Всё очень хорошо видно, про дополнительные источники света ничего не говорится. Солнечный свет заливает пространство храма (он “нижний”, но какие-то окошечки должны быть; а если крипта, то, наверное, нет), освещает белый гроб, золотые локоны, образок на груди и т. д.

       Это, конечно, далеко не всё “за наш луч”. – “НЕБЫВАЛЫЙ ЛУЧ” – несомненно, тот же самый, что и в стихотворении “Девушка пела в церковном хоре…” (август 1905 г.): “… И луч сиял на белом плече”; “… белое платье пело в луче” [* Примечание]. Поэтому не только гроб белый, но и сама подруга вся в белом. Как видим, Она благополучно воскресла и выступает с сольным номером во время богослужения в храме.
       [* Примечание – Весьма ценное наблюдение замечание от г-жи В. М., за что ей моя искренняя благодарность.]
 
       По “небывалому лучу” Она вскорости, буквально через день-два, вознесётся на небо (в июне 1904 г.), по нему же и спустилась на какое-то время на землю (в августе следующего года), чтобы выступить в храме, и затем, по всей видимости, снова вспорхнёт, вернётся в новую и теперь уже основную среду обитания – трансцендентную, “бестелесную”.
 
       Очевидное сходство, если не идентичность этих лучей из стихотворений ААБ открывает новые интересные направления анализа и интерпретаций. Например, если луч имеет единственно метафизическую природу (он и в самом деле “небывалый”), то действие может происходить и в крипте “без окон и дверей” (то есть всего с одной, маленькой). Материальные стены для такого света меньше всего преграда. Это может произвести даже большее впечатление: свет нематериальный, невещественный, всепроникающий, озаряет их последнюю встречу и потом, из-под земли и сквозь стены, ярко светит “всю ненастную ночь напролёт” (строка № 15); невесть откуда взявшийся, наполняет сиянием и сам храм Божий, и пространство вокруг. – Но лишь в видах “единообразия” будем дальше считать, что действие разворачивается в нижнем храме.
 
       Это столь же соблазнительно, сколь и бездоказательно, но можно ещё, не мелочась, поставить этот “небывалый луч” в полную параллель с “лучом вечной Божественной женственности”, о котором говорится в одной из статей цикла Влад. Соловьёва “Смысл любви” (1892–1894): “Полная же реализация, превращение индивидуального женского существа в неотделимый от своего источника луч вечной Божественной женственности, будет действительным, не субъективным только, а и объективным воссоединением индивидуального человека с Богом, восстановлением в нём живого и бессмертного образа Божия”. – Во всяком случае, отношения “лирического Героя” с его Прекрасной Дамой весьма напоминают попытку такого “воссоединения”. А вслед за “воссоединением”, в силу “железного хода вещей”, наступает черёд “разъединения” и даже похорон.
 
       (05.) ТЫ ПОКОИШЬСЯ В БЕЛОМ ГРОБУ. – Почти в хрустальном. И сама, конечно, в белом, как невеста. Взгляд охватывает “объект” (гроб) и образ упокоившейся подруги в целом. – Но гроб всё-таки не хрустальный, поэтому не дворец. Если бы “да”, то это был бы дворец, “без вопросов”. Но раз “нет”, то место действия – храм Божий (упорствуем, настаиваем).

       (06.) ТЫ С УЛЫБКОЙ ЗОВЁШЬ: НЕ БУДИ. – Спящая красавица / царевна, очевидно же. – “НЕ БУДИ” – Действительно, всё очень хорошо; твоё, мой любимый, участие совершенно ни к чему.– “С УЛЫБКОЙ” – Кажется, ещё мгновение, и вообще подмигнёт. Заговорщики, тайновидцы, чей план блестяще удался; более подробно – ниже. – “НЕ БУДИ” – Это ещё и начало их “диалога”.
 
       “НЕ БУДИ” ; Я бесконечно тебе за всё благодарна, тебе я столь многим обязана, но, пойми меня правильно, не надо ничего делать, никаких движений в сторону прошлого, сколь бы хорошо нам когда-то, пусть даже совсем недавно, ни было. Просто сейчас мне “там” несоизмеримо, несопоставимо “лучше”, чем раньше, даже с тобой, и поэтому “не буди”.
 
       (07.) ЗОЛОТИСТЫЕ ПРЯДИ НА ЛБУ. – Сужение фокуса зрения, зрительного восприятия. Если хоронят по православному обряду, то лоб покрывает бумажная полоска, чтоб можно было поцеловать, не знаю, как называется – венчик? Здесь этого нет.
 
       … Прямо непослушные, своевольные вихры (почти). “Подчёркивают”, что “Она” ещё практически “живая”. – Чтобы произошло воскресение в ином мире, вхождение в иное существование, в умершем должна сохраняться частица, искорка, огонёк жизни. Условие соблюдено; Ему и Ей, в отличие от простых смертных, это вполне удалось.
 
       (08.) ЗОЛОТОЙ ОБРАЗОК НА ГРУДИ. – В этом “христианские мотивы”? – Ещё одна “точечная” фиксация взгляда.
 
       По поводу строк 05–08. Тут Р. М. Рильке можно вспомнить, они с ААБ почти ровесники; Рильке всего на 5 лет старше. У Рильке есть большое стихотворение, почти поэма “На смерть подруги”. (В оригинале – “F;r eine Freundin”, дословно “Для одной подруги” (в порядке важного сообщения, наставления, увещевания, уговаривания). Там в чём-то сходная ситуация: фактически это общение, прямой диалог “лирического героя” с той, что покинула земную жизнь. То есть подруга уже “там”, а герой остаётся пока в земных обстоятельствах. И в то же время есть и отличия, причём значительные. У Рильке “она” всё никак не может успокоиться, смириться со свершившейся переменой; всё бродит в потёмках, задевает вещи, даже касается героя, обнаруживая тем самым своё присутствие. А “герой” тратит немало душевных сил, увещевая, убеждая её  в благотворности с ней произошедшего. Если перевести его уговоры и “аргументы” уж на совсем обыденный, разговорный язык, то получится примерно так: – Дурында, ну чего опять припёрлась-то?! Вот чего ты всё лазаешь тут, ходишь, не даёшь мне покоя, шумишь, гремишь, шаркаешь ночами по комнатам, всё чего-то ищешь… Да пойми ты, дурища, что всё для тебя кончилось, возврата на землю нет и быть не может. А самое главное, пойми, как тебе повезло: ты попала в новый, необыкновенный, фантастический мир. И теперь будешь в нём обитать. Вместо того, чтобы глупо докучать мне, присматривайся к нему, смотри, какие возможности он перед тобой открывает, – на самом деле от них захватывает дух! – приобщайся к тем знаниям, которые недоступны нам здесь, в этой жизни. Открывай для себя всё то, что сокрыто от нас на земле…
 
       Короче, хорош валять дурака, заниматься всякой ерундой. Не беспокойся: я помню о тебе и своих обещаний не нарушу. Давай, обживайся, осваивайся, проникайся новым знанием и пониманием, чтобы потом и мне помочь в свой час: “Не возвращайся. Если это станет / тебе по силам, будь среди умерших, / умершие не ведают досуга. / Но помоги мне так, как можно только / издалека помочь – во мне самом”.
 
       В нашем же стихотворении ситуация в чём-то противоположная: подруга вполне довольна случившейся с ней переменой, едва ли не наслаждается своим новым состоянием (“Ты с улыбкой зовёшь: не буди”; “светлая смерть”), поскольку, как далее увидим, прекрасно была подготовлена к “переходу”; с интересом, с большим душевным подъёмом (?) изучает открывшийся ей новый, “блистающий” мир, его неизведанные возможности и т. д.
 
       (09.) Я ОТПРАЗДНОВАЛ СВЕТЛУЮ СМЕРТЬ, – Утратив возлюбленную, “Герой” не то чтобы испытывал горе-тоску-печаль – для него это “светлый праздник”, ни больше ни меньше.
 
       И даже, может статься, про себя Герой думает: – Ну, слава Богу, всё закончилось. И как-то хорошо, по-божески, по-человечески всё получилось. Лучшего и желать нельзя.
 
       Конечно, если очень постараться, то и “христианство” можно “притянуть”, но с большим-большим трудом. Вроде как наблюдаем переход в лучший, в сравнении с покидаемым, мир. Так это не столько христианство, сколько какая-нибудь тео- или антропософия в духе Руд. Штайнера. Смерть в христианстве не может быть безусловно “светлой”, поскольку никто не может быть уверен в исходе Страшного Суда и “спасении души”; гарантий нет ни у кого.
       
       (10.) ПРИКОСНУВШИСЬ К РУКЕ ВОСКОВОЙ, – Благословение? Или просто некий знак, что всё задуманное воплотилось наилучшим образом? Каждый выполнил свою часть соглашения? (Об этом ниже). – Тактильные ощущения, в поэзии сравнительно редкие, если, например, сопоставлять со зрительными. Впрочем, как и в жизни. А, собственно, и тактильных ощущений как таковых нет. Строка рассчитана на зрительное восприятие читателем изображаемой ею, наряду с №№ 5, 7 и 8, “сцены / картины прощания”. Просто ещё один яркий штрих к тем, что уже имеются; убедительный, вполне оправданный жест.
 
       Воскрешать Её точно не станет, хотя, наверное, вполне мог бы (кощунство, святотатство такое писать и думать, автор!). Это только испортило бы всё дело. Да и Ей это совершенно не нужно: “Не буди”. – Двойной отказ от действия, когда выполнено “самое главное”: (а) на похороны не пойдёт; (б) воскрешать не станет.
 
       (11.) ОСТАЛЬНОЕ — БЕЗДОННАЯ ТВЕРДЬ – Освобождение от телесных оков – необходимое условие для приобщения, для вхождения в “голубую мглу”. Отбросить, избавиться от всего, что этому препятствует.
 
       Здесь “твердь”, как пишут в комментариях, это небо. Так и должно быть. Тело остаётся на земле в качестве своеобразного заложника, а “остальное” – духовная, идеальная человеческая составляющая, носительница извечного жизненного начала, на которое права смерти не распространяются, – отлетает, невесомо устремляется в некие трансцендентные, метафизические пространства и миры.
 
       “Остальное” – Невольно вспоминается шекспировское, из “Гамлета”: “The rest is silence”.
 
       (12.) СХОРОНИЛА ВО МГЛЕ ГОЛУБОЙ. – “СХОРОНИЛА” – Истинные, “подлинные”, “небесные” похороны, они же воскресение к новой жизни. – И при жизни их отношения были окутаны голубым туманом (“Тебя скрывали туманы” (май 1902 г.)) и в открывающейся перед Ней “новой жизни” туман сгущается, становится ещё более мистическим, загадочным и манящим. Уж во всяком случае, ничего страшного, жуткого “там” нет – наоборот. Царевна попадает – возвращается? – в сказочное царство. “Там” ей, очевидно, будет гораздо лучше, чем “здесь”. Оттого и “Я отпраздновал светлую (sic!) смерть” и улыбка на её устах.
 
       (13.) СПИ — ТВОЙ ОТДЫХ НИКТО НЕ ПРЕРВЁТ. – Спящая красавица / царевна, чего уж там. И спит, и не спит, и умерла, и не умерла. Всё, несмотря на чёткость зрения, свойственную “Герою”, по крайней мере, временами вдруг начинает колебаться, переходит в какое-то зыбкое, неопределённое состояние, как и положено в “декадентском”, “символистском” стихотворении.
 
       Хотя надо признать, что в этом стихотворении, в отличие от многих других, составляющих “мистико-лирические циклы”, чёткости, определённости, ясной очерченности в деталях гораздо более; почти “реализм” в описании ситуации диалога, общения с почившей возлюбленной.
 
       “ОТДЫХ” – нейтрализует “негативную коннотацию”, которую в какой-то степени содержит глагольная словоформа “схоронила”, хотя выше мы не просто попытались её “сгладить”, но поменять её знак на противоположный. – Это слово верного, преданного друга. Нет, не совсем подходит. Лучше: нерушимое обетование, поскольку Герой как посвящённый в тайны мира облечён подобной высшей властью. Так гораздо лучше, мы находимся уже ближе к той нашей “субъективной истине”, которую сейчас начнём заявлять.
 
       Здесь у нас начинается главное построение, посредством которого мы попытаемся выявить смысл стихотворения, как он нам представляется. – Действительно, спи спокойно (нет, штампов, как ни старайся, не избежать, что за напасть), волноваться не о чем, все условия нашего “договора” я выполнил досконально – так же, как и ты. И поэтому я столь светел, спокоен, умиротворён. И в том залог, обетование – и даже не обетование, а подлинное свершение вечного бытия. Сон “здесь”, пусть даже имеющий признаки “мёртвого”, – вечная жизнь “там”.
 
       Можно рискнуть и попытаться “реконструировать” события, предшествовавшие этой сцене прощания в храме. Здесь у нас возникает драматургический “мотив” или, лучше сказать, “измерение”, без которого, как мы глубоко убеждены, не обходится ни одно по-настоящему значимое произведение, даже самое “лирическое”.

       Итак, “Герой” и “Она”, у них были возвышенно-мистические, “идеальные” отношения. Но затем они сочли за благо их завершить. Но в какой форме? В их распоряжении было несколько вариантов, “сценариев”. Да, не забыть бы! Ведь это самое главное, Schwerpunkt, центр тяжести всех наших рассуждений! Люди они небывалые, необыкновенные, не такие, как все. (Так говорить о них – всё равно что ничего не сказать). Он прежде всего маг, мистагог (= Гроссмейстер, Великий магистр таинственных, сакральных мистерий), эзотерик, волхв, чародей (“Я могуч и велик ворожбою” – стихотворение “Ворожба” 1901 года (5 декабря)), Великий Посвящённый. Она либо наперсница-подруга-прилежная ученица, либо ему под стать, ворожея, также Посвящённая (возможно, самим “Героем”).

       НАШЕ ПРЕДПОЛОЖЕНИЕ В ВИДЕ РЕКОНСТРУКЦИИ. – Два мага, волхв и ворожея, отточив свои умения на более простых вещах, потом решились на то, что ещё, за одним исключением, не удавалось никому – на преодоление, отмену смерти. Пошли своим путём – магических и подобного рода действий. Разработали план и, как видим, блестяще его реализовали.
 
       А мы присутствуем при заключительной сцене драматургического действия; это завершающий эпизод их длительных “отношений”. Все предшествующие ему события в том или ином виде могут быть восстановлены. Это заговорщики, связанные сокровенной, запредельной тайной, и каждый из них безукоризненно исполнил свою роль. Они идеально воплотили в жизнь сценарий ими же созданной пьесы и теперь расстаются, полные умиротворения и довольства друг другом. Она уже “там”, будет осваивать открывающиеся перед ней новые миры с их возможностями (какими именно – см. стихотворение Рильке), а Он для выполнения своей миссии остаётся пока “здесь”.

       Они выбрали способ самый сложный и в то же время наиболее действенный: мистический, мифопоэтический, таинственный, чудесный, эзотерический, оккультный и т. п. – поскольку он им оказался уже под силу. Они задумали свершить невозможное: лишить смерть её жала. Выполнили все необходимые магические, сакральные действия, обряды – какие именно и как – величайшая тайна, и в урочный, потаённый час “Она отошла без возврата”, только не “в поля”, как в стихотворении 1905 г. (16 апреля), а растворилась в “голубой мгле”, в небесных, в хрустальных сферах. А в залог смерти была оставлена телесная оболочка, да и та, похоже, нетленная, настолько велики и действенны были совершённые ими обряды и таинства.
 
       Да, они своего рода заговорщики, члены могущественного ордена, состоящего всего из двух человек, два мага, волшебника, чародей и ворожея, на диво удачно свершили свой самый значительный обряд – преодоления, упразднения смерти. И теперь собою чрезвычайно довольны, совершенно умиротворены. Весьма ловко обманули, провели, оставили смерть с носом. Превосходно, как по нотам, разыграли представление. Всё у Них получилось наилучшим образом. Написали сценарий, срежиссировали, с блеском инсценировали драму. – Это вообще наш излюбленный мотив: в любом, даже самом “лирическом” стихотворении, обязательно должно быть “драматургическое напряжение”, “элементы театрального действа” с его завязкой, конфликтом, ростом напряжения, развязкой, катарсисом и т. п. Здесь драма, весь спектакль протекает вне рамок стихотворения, мы наблюдаем лишь финал представления. Но катарсис, несомненно, был, состоялся, раз в обоих такое “умиротворение”!

       Оба свершившимся необычайно удовлетворены, никто не страдает – совсем. Она улыбается, у Него светлое, праздничное, приподнятое настроение. Счастье – в растворении, в слиянии с бездонностью неба, это уход в бесконечность иных миров.
   
       Замечание в скобках. Ну и что с того, что мы присутствуем при похоронах Прекрасной Дамы, Девы Радужных Ворот, Вечной Жены и т. д.? Подлинный “художественный образ” – он по меньшей мере амбивалентный. Ему что угодно можно приписать; его можно трактовать и так, и этак, и всё будет правильным. Да и облик возлюбленной может бесконечно меняться, струиться: и Дама, и Дева, и Жена, и царевна, и чаровница – до ;.
 
       И даже так. Если уж совсем отдать себя во власть разнузданных домыслов и фантазий, то как поступает мужчина, не чуждый высоких нравственных принципов, когда отношения подходят к концу? Он как-то старается, чтобы расстались мирно, по-хорошему, сохранили дружеские отношения, а если уж вконец порядочный и совестливый, то даже больше: прилагает всяческие усилия к тому, чтобы позаботиться о будущем бывшей возлюбленной, пристроить её, по возможности, в хорошие руки. (Так, сказывают, виконт де Баррас, всесильный член Директории [* Примечание], сосватал свою бывшую любовницу, Жозефину де Богарне, молодому, 26-тилетнему генералу Бонапарту). И здесь мы тоже в какой-то степени видим, что “не бросил”,  “позаботился”, “пристроил”, “обеспечил будущее”, пусть и весьма “специфическое” – но, если вдуматься, такое полное, необыкновенное и “не от мира сего”, что перед ним меркнет всё земное, профанное. Поэтому в Его обращении к Ней слышатся, пожалуй, и покровительственные нотки: “Спи – твой отдых никто не прервёт”. Действительно, “спи спокойно”, волноваться Тебе не о чем, я всё предусмотрел, обо всём побеспокоился, всё уладил.
       [* Примечание – ДИРЕКТОРИЯ – высший орган государственной власти Франции в период с 1795 по 1799 гг.; до этого были Конвент и Комитет общественного спасения. По сравнению с ними, проводившими политику якобинского террора, Директория была вполне “мирным” органом. Её руководители, помимо текущего управления страной, в отличие от революционных фанатиков вроде Робеспьера, во многом были озабочены ещё и мыслями о преумножении собственного благосостояния, никогда не упускали из виду и личный материальный интерес, были, в общем-то, неплохими людьми: “Но ворюги мне милей, чем кровопийцы” (И. Бродский).]

       Впрочем, всё, как мы видим, произошло по “глубокому взаимному согласию сторон”, при полной “скоординированности их действий”, это несомненно. Причём запуск, внедрение Её в царство теней произошло идеальным образом, именно в тот момент, когда “стратонавтка” была готова к этому в наивысшей степени. (Как удалось такого добиться, как осуществлялась “подготовка” – это тайна волхвов, магов, открывается только Посвящённым высшего градуса).

       (14.) МЫ — ОКРАЙ НЕИЗВЕСТНЫХ ДОРОГ. – Вроде бы выпадает из нашей “концепции”. Но что значит одна строка против образного и смыслового строя всего стихотворения? Из всего предыдущего текста, да и двух заключительных строк всё предельно, кристально ясно.
 
       А, между прочим, строку можно ещё понимать и так: мы только что свершили, можно сказать, Opus Magnum, “великое делание”. Для нас уже нет ничего невозможного. Тут впору на себя и мысль о всемогуществе примерить. Но и сейчас мы не до конца знаем и понимаем, на что ещё способны. Нужно немного прийти в себя, осмотреться, осмыслить произошедшее, и затем, кто знает, мы, возможно, сотворим нечто – ещё более “небывалое”.
 
       (15.) ВСЮ НЕНАСТНУЮ НОЧЬ НАПРОЛЁТ
       (16.) ЗДЕСЬ ГОРИТ ОСИЯННЫЙ ЧЕРТОГ. – Взгляд извне, причём в первую очередь “физический”. Герой вышел из храма и бросает на него последний (?), прощальный взгляд. Чем-то напоминает ещё и театр, сияющий огнями, но уже после окончания спектакля, зрители разъезжаются; это к тому, что и в этом стихотворении есть своя “большая драматургия”, но в основном вне рамок текста; об этом уже говорилось.

       “Здесь ресторан, как храмы, светел, / И храм открыт, как ресторан…” (из стихотворения 1906 г. (декабрь) “Ты смотришь в очи ясным зорям…”) – это, конечно, святотатственное уподобление, а вот сравнение с театром – вполне, на наш взгляд, допустимо. В конце концов, храмовое действо – это синтез искусств, как утверждал о. П. Флоренский (хотя к нему, к его богословским взглядам у Матери православной церкви есть немало вопросов, но это уже совсем другая тема).
 
       Интересно, сколько времени Он провёл в храме? По нашим расчётам, довольно много: заходил, предположительно, при ярком солнечном свете, а покидает уже “ненастной ночью”; изменилось не только освещение, но и состояние атмосферы.
 
       Кстати, как таковых “остранений”, столь характерных для поэтического языка практически любого большого поэта, в этом стихотворении практически не наблюдается. Разве что, если уж совсем становиться занудным, то именно в заключительных строчках: откуда Герою известно, что “осиянный чертог” горел “всю ночь напролёт”? Не стоял же Он всю эту ночь где-то рядом под дождём и на холодном ветру? Представить сложно. Снова вернулся уже ближе к рассвету? Зачем? Уже днём при посещении всё было совершенно ясно и понятно. Кто-то, проведший всю ночь неподалеку, Ему рассказал? Или этот “кто-то” живёт рядом с храмом, всё видел и затем поведал Магу?

       Две последние строчки – традиционная, судя по всему, символика: свет жизни (вечной, какой же ещё?) одолевает тьму смерти.
 
       Но, вопрос, этот свет, это сияние – не от нетленных ли “Её” мощей? Впрочем, о мощах рано ещё говорить, ведь, как выяснилось, она ещё практически “живая”, находится в неком “пограничном состоянии”, сохраняет в себе дыхание жизни. Хотя другим источникам взяться неоткуда. – Ладно, пусть будет ещё один “христианский мотив”, но он всё равно не самый главный, не определяющий. – Господи, ну как можно такое нести?! Сияние, исходящее от “Её” “нетленных мощей” – такое утверждение находится в чудовищном расхождении с православным учением, в частности, о святости. Можно даже употребить субстантив-предикат “кощунство”. Но такой человек и автор, как ААБ, который никогда не ассоциировал себя с церковной традицией и догматами, мог позволить себе легко и свободно обращаться с религиозными символами и реалиями.

       Второй вариант, “об этом” уже указывали при комментировании строки № 4: это может быть всецело трансцендентный, нематериальный и потому всепроникающий “луч вечной Божественной женственности” из статьи Влад. Соловьёва, ярко озарявший все их отношения и теперь окутавший храм неземным сиянием. 

       И сияние настолько сильное, мощное, что из “нижнего храма” (мы до конца придерживаемся именно этого варианта, см. начало текста, хотя и крипта не отвергается) озаряет и храм “верхний”. Это если “мощи”, а если “луч” сугубо “метафизический”, божественный, то он как источник света берётся вообще ниоткуда.
 
***     ***     ***     ***     ***

       ВНЕШНИЙ СЮЖЕТ СТИХОТВОРЕНИЯ, ЕГО ДВИЖЕНИЕ. Всё довольно просто. Герой спустился в нижний храм, вступил в мысленный диалог с почившей подругой, удостоверился, что подлинное состояние дел даже лучше, чем можно было бы ожидать, исходя из самых смелых предположений, и покинул храм, бросив на него прощальный взгляд. Увидев, что осиянный чертог ярко горит посреди ненастной ночи, лишний раз убедился в том, что всё задумано было и сделано правильно – и замысел, и его воплощение – более того, безукоризненно.

       ВНУТРЕННИЙ СЮЖЕТ, движение, “диалектика” лирических чувств, переживаний – особой нужды в них нет. Видимо, и до посещения храма Герой был уверен, что “всё будет хорошо”, что всё благорасположилось наилучшим образом, и покидает храм ещё более укрепившимся в этом умственном и душевном состоянии.
 
       Помимо того, что стихотворение, несомненно, “лирическое” и характерно “блоковское”, как бы ещё можно было определить его жанр? Скорее всего, некий теософский, в смысле синтеза религии, философии и эзотерики, поэтический мини-трактат с очевидными магическими и мистическими “звучаниями”.
         
       Другой вопрос: как, где и в чём С. Соловьёв увидел здесь “христианские мотивы”? Да ещё посчитал стихотворение безусловным пропуском для ААБ в христианскую веру?
 
       Сергею Соловьёву к тому моменту было всего 19–20 лет. Юноша он был, при необычайной духовной глубине, порывистый, увлекающийся. Возможно, в тот период он активно приобщался христианской, православной традиции, и вполне мог воспринимать какую-то часть творчества своего троюродного брата именно в таком свете. Оттого и расценил стихотворение ААБ как едва ли не канонически христианское (а ещё, наверное, категорически не принимал Брюсова и всё или почти всё, выходившее из-под его пера). А ведь сразу же после выхода “Стихов о Прекрасной Даме” было верно замечено, что “книга Блока мистична, но отнюдь не религиозна” (З. Гиппиус).

       С другой стороны, по поводу других ранних стихотворений Блока он высказывался вполне откровенно, проницательно усматривая в них отнюдь не христианские, но тёмные, мрачные, демонические мотивы; сейчас не будем в это углубляться.
 
       Или же это мы в своём “анализе” постоянно приписывали или вдруг “открывали” в тексте нечто такое, чего там никогда не было и не могло быть? Магизм, эзотерику, оккультизм, мистицизм и прочие порицаемые в приличном обществе вещи?
 
       Но это, собственно, не столь уж и важно. Куда важнее то, что Владимир Соловьёв – духовный отец русского Серебряного века. Не будь его, не было бы этого русского культурного и религиозного Ренессанса. Но ему нередко бросали упрёк и даже ставили в вину, что, дескать, периодически отходил он от заветов святых православных Отцов, не всегда противостоял гностическим, оккультным, каббалистическим соблазнам, им так или иначе уступал, более того, время от времени охотно им предавался. Но не будь этих гностических и всяких иных, мягко говоря, “неканонических” влияний на Соловьёва, пребывай он всецело “внутри традиции”, не отступая ни на йоту от церковного учения, не состоялось бы такой его “сложной, противоречивой”, а главное, многогранной натуры. Не было бы “натуры”, не явилось бы, соответственно, и философских произведений, пронизанных всеми этими “отступническими” мотивами и раскрывающих во всей полноте “многогранность”, каждую из “граней”.
 
       Герметические, гностические, каббалистические, мистические и прочие подвергающиеся церковной анафеме доктрины и учения – не придают ли они философии если не глубину, то уж, во всяком случае, многомерность? А уж стихам, питаемым подобными настроениями, – несомненно. И более того, ещё и “таинственность”, “загадочность”, “мерцание”, “переливчатость”, “многоликость” и прочие атрибуты “подлинной поэзии”; если угодно – “неисчерпаемую глубину” и возможность каких угодно “интерпретаций”, равно имеющих право на существование, – как, например, в этом стихотворении.
 
       И не было бы тогда, совершенно точно, ранней юношеской лирики ААБ, столь многим обязанной соловьёвским образам и откровениям. Так что, по всему получается, философское впадение в “соблазн” и “прелесть” гностических и прочих учений обернулось богатейшими плодами в иных духовных, в нашем случае, в поэтических сферах.

       Тезис (спорный(?)): при всех прочих равных условиях, таланта, прежде всего, поэзия, остающаяся в рамках христианского канона, заведомо будет уступать какой-нибудь эзотерико-мистической.
 
       Страшно даже вымолвить и о том помыслить, но здесь у нас явно намечается коллизия или малоприятная оппозиция “Одномерность – VS. – Многомерность”; “Однообразие (условно) как Традиция – VS. – Многообразие (как отход или игнорирование / противопоставление Традиции”).
 
       И кому и чему отдать предпочтение, чью сторону принять, если у нас в высших ценностях и приоритете “святое искусство”?