Осколки. Глава 30. Пилюля безсмертия

            Глава 30

    В Карелии кедры не растут.  Но где то на границе с Южной частью Кольского полуострова, недалеко от тех самых древних местных пирамид, про которые рассказывал Вилору отец, на острове посреди громадного острова, росла посаженная много тому лет назад неизвестным лесником небольшая кедровая роща.

  Туда и направились герои этого повествования, завершив свои дела в Петрозаводске. О том, чтобы поехать туда на легковом автомобиле, не могло быть и речи, машина осталась стоять в одиночестве на территории местной губернской  клиники.
   Поначалу им нужно было добраться до городка Н. До этого Н раз в два дня курсировал обшарпанный автобус-вездеход не базе ЗИСа. Поэтому, выехав в понедельник рано утром, после обеда они уже были в этом Н. и остановились в убогонькой районной гостинице с напрочь обшарпанными комнатёнками, в одной из которых они и поселились.

   У Зимина была подробнейшая топографическая карта местности с грифом "особо секретно", которую ему презентовал Громов на время путешествия.
На следующий день по приезду он с утра изучал её, прокладывая по ней в уме наилучший вариант дальнейшего маршрута. Надо было добраться до селения К, далее плыть по  озеру и оказаться на скалистом острове, в центре которого, якобы и находились те особые кедры.

   От К. до озера было ещё километров восемь, через болотистую и скалистую местность. Вилор сейчас подумал о том, что им потребуется проводник из местных жителей.
  – Пойду узнаю у местных, как можно отсюда добраться до деревни,  – обратился Вило к Элине, которая смотрела в окно, любуясь недавно взошедшим солнцем.
Вставали они обычно всегда рано, эта привычка закрепилась ещё с военного времени. Голос мужа прошёл почему то как бы выше её головы, показавшись  каким то отдалённым фоном на при её сосредоточенности на солнце, всё ещё прятавшимся в гуще сосновых и еловых деревьев, подступавших со всех сторон к городочку, но она осознала его и кивнула в знак понимания.

   ...В последние дни перед отъездом Вилор стал замечать, что поведение Элины становилось несколько иным, к которому он привык как к постоянству смены дня и ночи. Быть может на жену повлияла не совсем удачная работа с больными онкологического отделения в клинике или вся мрачноватая аура её помещения, где конечно незримо царил запах страха и смерти, который они попытались хоть отчасти развеять и обратить в пыль, как это сделал Михаил?

  Несомненно, эти два месяца работы в этой больнице повлияли на внутреннее состояние Элины, и, кажется, в не лучшую для его жены сторону. Она стала менее разговорчивой, часто задумывалась, не обращая никакого внимания на окружающую обстановку...

  Вилор ушёл, он жил, не видя. Она же, глядя на этот полускрытый соснами восход, думала о том, как мелка и ничтожна может быть любая человеческая жизнь по сравнению с этим ежедневно восходящим солнцем, которое знает отдых лишь в воображении наивных или детских умов, мечтающих о Деде Морозе с подарками или о коммунизме.

  Муж её взял на себя роль спасителя людей. Она наконец поняла это за годы жизни с ним. Однако всех людей не удалось спасти даже самому Христу, и тогда на него возложили просто надежду… которая никогда не умрёт в человеческом роде.

  Затем взгляд её упал вниз, на поселковую площадь, там и сям состоявшую из убогоньких одноэтажных домиков и толпой народца в отдалении, под несколькими навесами, являющимися, видимо, местным рынком. Контраст этих её наблюдений был воистину удручающ, ей вновь стало не по себе…

  Абсолютно всегда лишь только вечное, однако чрезвычайно  крайне убого временное, мнящее себя постоянным. Однако у ней наблюдали всего лишь глаза, а рассудок почти безмолвствовал.
Вдруг Эля увидела в окно на выходе из этого рынка Вилора, беседующего с каким то человеком. Через пару минут её муж отделился от другой фигуры и зашагал через площадь, назад, в гостиницу.

  – Завтра будет оказия с Сейд-озера, привезут рыбу, надо будет договориться, чтобы они нас взяли с собой, –  сказал Вилор, входя в комнату.
Элина всё также задумчиво стояла всё в той же позе, не отрывая глаз от окна.
  – Что с тобой, Эля?  – Зимин подошёл к ней сзади и нежно обнял, обнял так, как мог делать это только он и никто более. Впрочем, она и не знала никаких других обниманий с раннего детства. Его прикосновения ей всегда казались похожими на ласковый окутывающий морской бриз.
  – Я же вижу, Эля родная, с тобой что то происходит в последнее время...
  – Ты, конечно, как всегда, прав, Вилор,  – тихо проговорила Эля, 
– Я просто чаще стала задумываться о жизни своей и о нашей с тобой работе. Да, наша жизнь катастрофически скоротечна, и, человек желал бы её продлить. Продлить всеми возможными способами; над одним из этих способов и мы с тобой работаем.
Она чуть помолчала, а затем заговорила вновь:
 
  – Вилор, скажи мне пожалуйста, правда ли, что главная задача нашей Конторы разработать такую пилюлю, чтобы вождь, а может и кто то ещё жили и управляли нашей страной вечно? Ну, не вечно, а очень и очень долго?

   Ведь они этого очень хотят, потому что боятся смерти, боятся потерять власть. А все остальные задачи просто пришпилены к этой бредовой идее, разве не так?
  –  Ты почти права Эля, задача такая есть у Шефа и у всех нас, но она, хоть и основная, но не единственная.
Честно говоря в неё и никто не верит. Да, я  занимаюсь тоже этой задачей, но косвенно, для нас главное  –  увеличить количественно и качественно иммунитет человека и избавить людей от так называемых неизлечимых болезней.

   Что касается смерти, то она неизбежна для человека, видимо она запрограммирована самой жизнью. Или тем, Кто ЕЁ создал.
      Просто человеческое тело всего лишь совершенная биомашина, однако, как и любая другая машина, она, рано или поздно, развалится. Развалится от чрезмерной эксплуатации, болезней, возможно, какой-то иной программы, заложенной в неё Природой, либо Богом, я не знаю, кем именно. Ясенский же, помнишь, говорил, что Богом.

  – Я родилась почти тридцать лет назад, а этот вождь уже правил нашей страной. Ему что, мало такого срока? Я может умру, а он всё ещё будет править. И ты считаешь, это справедливо? Тем более, что мы с тобой сомневаемся в незыблемой  правильности его правления?!
 Вождь ведь не солнце, чтобы вечно сиять на небосклоне, как бы он к этому не стремился при помощи своих чекистов и своры прихлебателей у власти.

  Элина уже начинала говорить с всё возрастающим раздражением, что случалось редко, зато проявлялось весьма бурно, как и у всякой настоящей женщины.
Ранее между ними никогда не случалось таких  обсуждений этой темы. Но, наверно, в Москве это было просто невозможно, так как прослушка была не только на работе, но, с большой вероятностью также в их квартире. По всему было видно, что она решила сказать, наконец, о том, что наболело давно, и она продолжала:

   – Да, Вилор, вспомни нашего верующего фронтового начальника госпиталя Ясенского. Очень милый был человек, справедливый и добрый.
 А ты помнишь, как он говорил:
"Человек обязан делать своё дело, но даёт всё Бог. Врач обязан лечить, доставать осколки и пули, назначать уколы и пилюли, но результат зависит от Бога, а не от врача." Так он говорил. И мы с тобой более никогда не встречали подобного человека, да и навряд ли встретим.

     Мы же с тобой простые врачи. Поэтому подумай, а не кажется ли тебе, что создавая радоцит, мы хотим взять роль этого самого Бога на себя. Но, ты знаешь, я чувствую, что у нас с тобой ничего не получится.

–  Не получится создать полноценный препарат?
  – Я не знаю, что ты имеешь в виду под словом "полноценный", но я точно знаю, что у нас не получится взять роль Бога на себя...

  Наступила долгая пауза.
Вилор впервые в жизни не нашёл, что ей ответить, и диалог был прекращён, ведь он смутно ощущал, что Элина во многом права.
Права потому, что эту бешеную гонку жизни он чувствовал на себе самом, потому что он повидал сотни смертей и  сотни затухающих жизней, где он, как врач, ничего не мог поделать, как бы он ни старался и чтобы он не предпринимал. Да и вообще, пусть они даже своим новым препаратом и продлят жизнь Вождя или кого бы то ни было ещё, что от этого изменится в общем потоке этой жизни, бегущей куда то в неизвестное, неизвестное никому, даже превеликим вождям и президентам, на всём этом белом свете?

   Быть может, тогда в стране и во всём мире исчезнет полностью хаос, будут ещё сильнее закручены все гайки и шпильки, но, рано или поздно, и этот мнимый порядок будет разрушен до основания, как это ранее случилось с бывшим династическим порядком. История ведь вещь  предсказуемая, и Вилор это прекрасно понимал. Всё старое всегда возрождается в новой обёртке, но в своём старом, быть может, не лучшем, а ещё в худшем качестве. Короче говоря, «ничто не ново под луной»,

    Зимин уже начал понимать законы жизни (это он так тогда считал) и не был слишком уж наивным мальчиком, верящим в общепринятые лозунги, спускаемые
тогдашней пропаганды.
 Однако душа его стремилась к глубинам тайн жизни безотносительно продлению жизни очередного вождя! Сколько их есть и сколько ещё будет, и каждый будет мнить себя самым умным, мудрым, а самое главное  –  хитрым, позволяющим себе прожить долго и ещё обвести вокруг своего пальца или трёх сосен всех своих незадачливых конкурентов.

   Однако Вилора сама жизнь манила притягательным магнитом к открытию своих закрытых пока тайн и секретов, сама жизнь кричала ему в лицо: "познай меня, возьми меня"!  Жизнь никогда не была ему скучна, он всегда испытывал к ней интерес, а она пока отвечала ему взаимностью.

   Он вспомнил, как они радовались вместе с Элей, когда им впервые удалось сократить период срастания костей скелета у бойцов полевого госпиталя! Разве это не чудесно?
И тогда он сказал своей любимой Элине следующее:

   – Мы и не берём на себя роль Бога. Но мы можем быть его действительными орудиями. Мы же с тобой не создаём ядерную бомбу, в конце то концов. С ней уже другие справились как то без нас. Мы просто помогаем людям жить дольше и счастливее, а также избавляем их от болезней. Причём мы работаем для всех людей страны, не только для одного Вождя.

     – Вилор, ты прекрасно знаешь, если полноценный препарат будет создан (она сделала ударный акцент на словах "если" и "полноценный"), то он будет сразу же закрыт для народа, и пользу от него извлекут лишь верхушка партии и государства.
  – Согласен, так пока и будет, а в дальнейшем, думаю, будет по иному,   –  не сдавался Зимин, но сам не слишком то веря в произносимые им самим слова,
  – и даже если препарат уровня альфа-класса у меня получится, мы сможем в ряде случаев использовать его по своему усмотрению.
  – Вилор,  – засмеялась Элина,  – вот ты себя и выдал: "по своему усмотрению!",  – 
это как ? Это и есть роль бога, которую мы хотим присвоить,
ТЫ желаешь присвоить. Кому то ты дашь препарат, а кому то и нет. И потом, ты же хорошо знаешь, как будут опасны для нас обоих в этих условиях такие твои действия.

   Он опять не знал, что ей возразить, кроме очередной успокаивающей банальности:
  – У нас даже радоцит полноценный пока ещё не создан, почему ты так переживаешь, милая?
– Я просто вижу и чувствую, что это ничем хорошим для нас с тобой не кончится. Я не знаю, что может произойти нехорошего, но чувствую, что оно произойдёт обязательно, Вилор.
  –  Но я же учёный, я хочу, я обязан докопаться до истины!
Он чуть было не сказал, «чёрт возьми», несмотря на своё воспитание, но вмиг справился с раздражением и продолжал:

 –  Если нам удастся создать препарат альфа-уровня на основе радоцита или ещё каким способом, мы пока можем оставить его в тайне вообще от всех: от вождя, Шефа, тем более от назойливых чекистов. Мы же даже не подошли к объединению радоцита, о чём вообще можно тут спорить, – тут вновь в его голосе вновь послышалась явная досада с примесью раздражения.

  –  Милый, я переживаю за нас,  – Эля придвинулась поближе к мужу, Вилор обнял её и вновь ощутил знакомый ток переливающегося блаженства, как будто обнял её в первый раз...
    Невесёлый разговор о судьбе пока ещё не созданной пилюли мгновенно ушел в прошлое, как будто его и не было вовсе, лишь его осадок, как отпечаток, упал на дно глубокого сосуда и затаился там, ожидая своего времени...