Бездна 2

Холод стального эскалатора, уносящего вниз людской поток, был лишь слабым эхом того холода, что сковал ее изнутри. Она закрыла глаза, не видя ступеней под ногами, и шагнула в бездну, разверзшуюся в душе в тот миг, когда захлопнулась дверь за его спиной. Возврата не было – эта истина впилась в кожу тысячью ледяных игл. Остановиться? Оглянуться? Застрять в прошлом? Мир вокруг поблек, стал плоским и бессмысленным, как выцветшая открытка.

Счастье, даже его призрак – надежда на его возвращение, на его шаг навстречу – рассеялось, как дым. Осталась только боль. Глубокая, бездонная, тяжелая, как расплавленный свинец, застывший в груди. Она понимала это с мучительной ясностью: они шли рядом, рука в руке, по самому краю этой пропасти, не замечая, как земля уходит из-под ног. И как же глупо, как жестоко звучали теперь все эти утешительные шепоты о том, что «время лечит». Время не лечило. Оно лишь бесконечно растягивало эту пустоту, эту немую паузу после падения.

Она сидела в углу шумной кофейни у эскалатора, судорожно сжимая пальцами почти остывшую кружку глинтвейна. Глупая, назойливая надежда на чудо все еще тлела где-то на самом дне, под грузом пепла от сгоревших иллюзий. Ее взгляд скользил по мелькающим лицам – быстрым, незначительным этюдам чужой, кипящей жизни. Картонные маски. Они плыли мимо, не цепляясь взглядом, не задевая души. Их смех, разговоры, озабоченность – все это происходило за толстым, непроницаемым стеклом ее горя. Она пыталась утопить эти лица, утопить и свою тоску в темно-рубиновой, дымящейся сладости напитка.

Теперь путь по краю был одиноким. Тропа, когда-то полная совместных замираний сердец, звонкого смеха и шепота обещаний, превратилась в бесконечную, изнурительную прогулку вдоль пропасти. И все чаще мысли, как обезумевшие птицы, бились о стены реальности, уносясь в вымышленную страну. Туда, где бездна еще не поглотила все светлое, где тот роковой шаг в пустоту еще не был сделан. Туда, где можно было вернуться к самому началу – к первому, неловкому прикосновению губ, к сбивчивому дыханию, смешанному со смехом, к тому робкому, но такому сладкому шепоту: «Любимый…» Это слово обжигало память, как раскаленный уголек. Там, в той невозвратной сказке, все ошибки можно было стереть, все слова переиграть, все удержать.

Она сделала последний глоток. Глинтвейн был уже почти холодным, его пряная сладость лишь подчеркивала горечь на языке. Мир за стеклом продолжал свой бессмысленный танец – люди поднимались и опускались по эскалаторам, спешили, смеялись, жили. А она застыла у своей бездны, с пустой кружкой в руках и последними каплями тщетной надежды, испарившимися вместе с горячим дымом напитка, унося с собой и последний отблеск тепла его рук. Край был здесь, рядом. А сказка – недостижимо далеко, за гранью реальности.

Она машинально подняла взгляд, поймав свое отражение в темном окне кофейни. Бледное лицо, тени под глазами, волосы, потерявшие блеск. Жалкая фигурка, прижавшаяся к столику, как к последнему островку. И вдруг, откуда-то из самых глубин, из-под слоев свинцовой боли и ледяной пустоты, пробился едва уловимый толчок. Не надежда на чудо. Не ожидание его возвращения. Нечто иное. Тихое, но настойчивое. Отвращение.

Отражение в окне… оно было невыносимым. Не из-за бледности или теней. А из-за этой застылости, этой покорности пропасти, этой позы вечной жертвы обстоятельств. Эта женщина в отражении позволила бездне поглотить не только прошлое, но и саму себя. Прямо сейчас.

Она резко отодвинула кружку. Звон фарфора о блюдце прозвучал неожиданно громко. Не глядя на эскалатор, на мелькающие маски, на свою собственную тень страдания, она встала. Ноги дрожали, но держали. Достала кошелек, положила на столик купюру – слишком большую, не дожидаясь сдачи. Ей было все равно.

На улице вечерний воздух ударил в лицо свежестью. Она не пошла к дому – сейчас это просто пустая бетонная коробка воспоминаний. Вместо этого ноги сами понесли ее вперед, мимо витрин. В одной из них горел яркий свет, отражаясь в зеркалах. Салон красоты. Бездумно, почти на автомате, она толкнула дверь.

Звонок над дверью прозвенел жизнерадостно. Ее встретил теплый воздух, пахнущий лаком и чем-то цветочным.

"Чем могу помочь?" – улыбнулась девушка-администратор с ярко-розовыми волосами.

Она замерла на секунду. Голос внутри, тот, что шептал о бездне, завыл: «Зачем? Ничто не поможет. Вернись в свою скорлупу!» Но другой импульс, тот, что толкнул ее сюда, был сильнее. Она посмотрела на свое бледное отражение в большом зеркале салона – уже не в темном окне, а в ярком, беспощадном свете.

"Мне нужно…" – ее голос прозвучал хрипло, непривычно. Она кашлянула. – "Мне нужно все изменить. Стрижку. И… цвет. Что-нибудь…" Она мотнула головой в сторону девушки с розовыми волосами. "…Яркое. Совсем не такое, как сейчас."

Девушка улыбнулась шире. "Отлично! Садитесь, пожалуйста. Расскажете, что вы хотите? Сделаем вас неотразимой!"

Она села в кресло, и огромное зеркало перед ней отразило не только ее измученное лицо, но и первую, едва уловимую искру чего-то нового в ее собственных глазах. Не надежды на возвращение прошлого. А решимости не дать этому прошлому похоронить ее будущее. Шаг в бездну был сделан. Но, оказывается, можно было не падать, а… оттолкнуться и найти новую точку опоры. Прямо здесь. Прямо сейчас. Начиная с дерзкого цвета волос